Усинский пограничный начальник. Глава 2

Глава вторая.

К новым форпостам.


«Бог-то бог, да и сам не будь плох»



От Иркутска до Красноярска путь знакомый. Снова в дорогу, снова один. Все так же за окном вагона мелькают высокие лиственницы, полустанки, а на них чаще злые, недовольные, а порой и голодные лица. Война принесла разочарования и страдания. Вот и попутчик по купе дорожный чиновник Иван Ильич Кораблев тоже пострадал – потерял сына и не находил себе покоя. Проигравшую войну вспоминать всегда трудно, чувствуешь свою вину и выглядишь как соучастник преступления, когда тебя спрашивают о причинах катастрофы.
- Что же произошло, Александр Христофорович, как же нашу матушку Россию угораздило проиграть этой маленькой островной Японии, вам то это должно быть доподлинно известно?  - поинтересовался Иван Ильич.
Вопрос задать не сложно. Как на него ответить? Многие офицеры сослуживцы Александра подавали в отставку, потому как устали от вопросов и насмешек. Дело доходило до того, что офицеры стыдились носить мундир, старались появляться в штатском. Откликов на военные неудачи хватало с избытком. В Иркутске Александру попалась на глаза статья генерала Глинского.

Нет, не его бывшего начальника штаба в Харбине, а однофамильца. Статья называлась  «Воскресшие покойники», и опубликовал ее журнал «Разведчик», даже номер запомнился, потому, что он был четный - 828. Александру нравились четные номера, этому он научился у китайцев.
Предисловие к статье написал Куропаткин. Он же  и обратил внимание на  то, что во время войны «… проявилось неумение штабов войск организовать во время хода маневра ближнюю разведку о противнике. Поэтому штабы не знали в достаточной степени о расположении сил противника, что отражалось на распоряжениях начальников сторон, особенно по употреблению резервов. Сведения, доставляемые лазутчиками, оказывались преувеличенными или неверными. Вследствие чего вместо сознательной атаки по определенному плану мы наносили удары недостаточно сознательно и потому терпели неудачи. Были случаи, что мы, не зная противника, расписывали войска по мелким колоннам до батальона включительно».
Где же сейчас мой начальник штаба, генерал Глинский? – задумался Александр. Ходили слухи о его назначении начальником штаба Варшавского укрепрайона.
Статья генерала и пояснения к ней Куропаткина вернули Александра в Харбин. Сколько было пережито и переговорено по поводу неудач! Причин было много, и в поражении виноват, конечно, не только один  генерал Куропаткин. Вся система военной деятельности проявила себя несостоятельной. Гражданское общество тоже оказалось не на высоте.

- Я знаю только малую часть недостатков нашей армии, которые мне стали известны по долгу службы, - ответил Ивану Ильичу Александр. В штабе Иркутского военного округа мне сообщили, что полгода назад проводился опрос офицеров-генштабистов. Задавался вопрос: в чем они видят причины неудач в войне с Японией? Генералы отмалчивались. Зато офицеры завалили Академию Генштаба гневными письмами. По их мнению, главным виновником был Куропаткин, окруживший себя бездарными генералами, создавшими вокруг него непроницаемое кольцо интриг, наветов, происков, сплетен и пустого бахвальства…, никто не возвысил голоса, все молчали, терпя любую глупость.
-Не знаю, не знаю, - оборвал Иван Ильич, - я слышал другую версию. Так, известный вам деятель Абаза по поводу Куропаткина высказывался следующим образом: «Умный, храбрый генерал, но с душою штабного писаря». Что это значит  душа штабного писаря?

- На этот вопрос мне ответить легко, потому, как сам в последнее время был этим самым, как вы выразились, штабным писарем. Не буквально, конечно, но заведовал разными канцеляриями и службами штаба в Харбине. Если позволите кратко, Иван Ильич, то ответ будет таков: штабы думают, разрабатывают планы и стратегию, готовят предложения, а командующие должны, прежде всего, принимать решения и действовать. И действовать, как учил наш великий Александр Суворов, стремительно, неожиданно.  Куропаткин и его окружение этим, к сожалению, не отличились. Много бумаг, а мало дела, вот что случилось, дорогой Иван Ильич.
Александр знал и то, что канцелярщина штабной бюрократии замораживала любую свежую мысль – не только в стратегии, но даже в полевой тактике. Радиосвязь и телефонная бездействовали, а генералы рассылали под огнем противника пеших и конных ординарцев, как во времена Очакова и покорения Крыма. Офицеры не только не умели владеть боевым маневром, но пренебрегали и психологией солдата. Перед войной из офицеров делали пешку, грибоедовского Молчалина, который ограничивал свою инициативу словами – «так точно» или «никак нет», офицер стал вроде официанта в ресторане, готовый подать генералу любое блюдо по его вкусу.

Почему же генералы не отличились, господин штабс-капитан? Они же всю свою службу этому учились на примере того же Суворова. Их что кто-то подменил или они так желтопузых напугались, что их мандрашка хватила? - У меня по поводу разных мнений есть и свое суждение. Сейчас только и разговоры о японском патриотизме. А что же мы? По мне публика ошибается,  когда говорит, будто русский крестьянин и русский солдат не патриоты. Русский патриотизм тверд, как скала; солдат и мужик едва только почувствуют себя в артели, в роте, в полку, просто в случайно образовавшейся толпе, в хоре, — как это хоровое целиком овладевает им. Отдельные люди как бы срастаются друг с другом, каждый начинает жить жизнью целого, а это целое  и есть матушка Россия.
 - Другое дело нынешний молодой еще буржуа — купец, - продолжил попутчик. Прямо скажем, проявил он себя не с лучшей стороны в теперешнее тяжелое время,  выказал себя очень черствым и  чем дальше на восток, тем он невежественный, не культурнее и кулаковатее. В Иркутске о местных «буржуа», среди которых много крупных миллионеров, не говорят уже без негодования. На флот эти миллионеры кое-как наскребли всего десять тысяч. Устроив санитарный отряд, не согласились дать средств на его содержание долее, чем на полгода, так отряд и не устроился. От солдатчины уклоняются кто во что горазд. Один поступил в псаломщики, другой в стрелочники на железную дорогу, третий в городовые. Деньги всему вина, капитал. Не о России стали думать, а о своем животе. Вот как я думаю.

- Не без этого, - согласился Александр. Только страна наша, хоть и большая, да все же не бездонная бочка. Трудно богатства даются, потому и расставаться с ними жаль. Бедная мы еще страна, и что главное, безграмотная.
- Вы говорите бедная наша сторона, - возмутился Иван Ильич. Нет уж позвольте. Сибирь дала для теперешней войны 180 тысяч штыков и каких — сибиряков, рослых, бравых, трезвых, неутомимых, послушных, сознательных. Писали, что итальянский военный агент на театре войны говорил, что каждого сибиряка-солдата ему хотелось бы расцеловать. Во время мобилизации Сибири не было ни одного случая уклонения или буйства.  Сколько она дала лошадей для театра войны, это я могу вам сообщить: только за первые полгода войны она дала продажных, а не принудительно взятых по военно-конской повинности, коней 170 тысяч голов. Россия сильная и богатая, так почему же мы  проиграли?
- Я, Иван Ильич, думаю так. Куропаткин находился в сложной обстановке удаленности войск от России и потому проявлял повышенную осторожность и действовал от обороны. Что касается офицеров высшего состава, то, как выяснилось, средний возраст генералов составлял 70 лет и колебался от 55 до 92 лет. Возраст более 78 процентов всех начальников дивизий превышал 56 лет. Офицеры, за небольшим исключением, получали в командование полк после 46 лет, командные должности распределялись с учетом не способностей, а знатности происхождения и протекции. Зачем им рисковать и атаковать японцев ради регалий, которые они и так получат, а жизнь у всех одна.

- Офицеры же низового и среднего звена: взвод, рота, батальон, полк в большинстве своем, уважаемый Иван Ильич,  перспектив продвинуться не имели. Их материальное положение, поверьте мне,  как было, так и оставалось весьма скудным. А уход на пенсию обрекает офицера, в особенности семейного, на нищенское существование. На грани этого находился и я, благо, что открылась вакансия.
- А куда, если не секрет?
- Еду охранять границу с Урянхаем. Дорога дальняя, так что давайте Иван Ильич. лучше подкрепимся, вот и обед нам принесли, и на боковую. Как у нас говорят,  обидно, досадно, но ладно. Будем жить и дела поправлять, а тех, кого с нами нет, помянем добрым словом. Не откажитесь Иван Ильич от моего коньяка.
- Почему не выпить. Завсегда приятно с хорошим человеком познакомиться.  Предлагаю помянуть моего Сережечку и всех убиенных на сопках Маньчжурии. Вот так значит. Иван Ильич поднял рюмку, чуть наклонил голову и разом принял иностранный напиток. 
- Эх! Горькое зелье ваше, нам не привыкшее. Мы сибиряки все водку пьем, свою сибирскую, светлую. Нам главное, чтобы чистая была, без примесей. Такие уж мы люди простые. Вам, Александр Христофорович, желаю быстрее утвердиться на новом месте, может, свидимся, пути Господни неисповедимы.

Не стал Александр все, что было на душе раскрывать Ивану Ильичу, но про себя еще раз подумал о русском шапкозакидательстве. Много мним, мало учимся и не готовимся к испытаниям. Техника устарела, солдат не грамотный, генералы не полководцы, а чиновники и прочее, прочее - сплошная писанина и говорильня. Вот, еще депутаты в Думе появились.
Желая, вроде, лучшего, мы наполнили сосуды не живой водой, а мертвой. Сами пьем и другим предлагаем в качестве эликсира от всех болезней. Знания стареют, а человек тупеет как обычный столовый нож. Нож необходимо точить, а знания совершенствовать. Когда этого не происходит и вещь, и человек приходят в негодность и их нужно устранять. Вопросы, много вопросов. Кстати, китайский философ Лао-цзы чаще задавал вопросы, чем на них отвечал: Возможно ли это? Можно ли это? И главное, как все приводить в движение, не прилагая к этому усилий? С этими вопросами Александр прибыл в Красноярск.
Енисейского губернатора Гирса на месте не оказалось, и крепкой наружности полицмейстер, встречающий Александра по линии министерства внутренних дел, после знакомства и уяснения Александром положения дел в Присаянском крае, порекомендовал ему заглянуть в штаб войск губернии и в Губернское переселенческое управление, а затем ехать прямиком в Минусинск и там,  на месте уточнить  задачи. Так Александр и сделал. Вначале представился командующему войсками Енисейской губернии генерал-майору Зиневичу, подробнее обговорил мобилизационные вопросы с начальником оперативного отдела капитаном Коминым.
Там же в штабе войск его просветили по поводу Енисейского губернатора, камер-юнкера двора Его Императорского величества Александра Николаевича Гирса, недавно вступившего в должность:

- Губернатор наш живет по чиновничьей формуле: «В губернии все обстоит благополучно», -  и на многие чинимые безобразия  края закрывает глаза.
Видимо, по этой причине коллега Александрович  посоветовал губернатора не раздражать, доклады и депеши начинать с благоприятных новостей, неприятности отражать короткой строкой, с надеждой вскоре исправить.
В Переселенческом управлении Александра познакомили с общим положением дел в его округе и для принятия предупредительных мер, вручили данные на лиц, которые намерены в ближайшее время переселиться в Усинскую долину.  Чиновник управления пояснил какими льготами пользуются переселенцы и что среди них могут оказаться солдаты с японской войны
Солдаты, это хорошо,  - подумал Александр, - будет с кем дела делать.
 - Землю переселенцы получают даром и в собственность, по 50 десятин на семью, а не в пользование, прошу учесть, - заметил чиновник.
 - А как насчет беглецов в Урянхай, о которых меня предупредил губернский полицмейстер.

- Вам доложить? - переспросил столоначальник.
- Да, пожалуй. Если не затруднит, поясните в двух словах, что сейчас происходит с тамошними переселенцами
 - Извольте. Первые переселенцы туда добирались за собственный счет, не получая никакой поддержки от государства. На них, будет вам известно, не распространялись льготы, предоставленные властями для переселенцев в Сибирь. Однако, это им не мешало проникать туда даже без разрешения на выезд, то есть без заграничного билета. Такие вот дела.
- И какие же предпринимались меры? Помогли они или нет сдержать выезд русских  в Урянхай?
- Как вам сказать?
- Как есть, так и скажите.
- Вашему приемнику еще в 1890 году было дано строгое предписание – переселение русских крестьян в Туву пресекать. Задерживали многих, но это не остановило беглецов. Так, в том же 1890 году в Туране обнаружили некого Дмитрия Петеримова, а позднее старовера Михаила Сафронова. При этом, туранский старший и жители скрыли его самовольное поселение. И об этом, насколько мне известно, лично в канцелярию Иркутского генерал-губернатора. доложил Усинский пограничный начальник Владимир Антонович. Было это, если я не ошибаюсь, в 1900 году.

- Что же дальше?
- В 1903 году вопросом переселения заинтересовался статс – секретарь Куломзин, - и местные власти, в лице начальника Усинского пограничного округа, перестали преследовать переселенцев. Получается, отныне вопросы эти будете решать по своему усмотрению. Кого посчитаете нужным — пропустите, а кому и от ворот поворот.
- Ну что же, спасибо за  разъяснение. Очень буду рад найти в вашем лице единомышленника в переселенческих делах, - поблагодарил Александр столоначальника, и попрощался.
Для переселенцев имелась инструкция. С ее содержанием Александр познакомился по пути из Красноярска в Минусинск. В инструкции рекомендовалось: «Не переселяйтесь на новые места, если там не был ваш ходок и не записал на вас землю. Не переселяйтесь, если у вас нет соответствующих средств на устройство нового хозяйства и мало рабочих рук. Не рассчитывайте только на казенное пособие и помните, что в некоторых местностях ссуды вовсе не выдаются».
Отдельно говорилось об особенностях края, видах хозяйственной деятельности и предлагалось больше сеять озимую рожь, яровую пшеницу и овес; разводить скот; заниматься пчеловодством, огородничеством и промыслами.

По документу получалось, что в среднем на один двор в Енисейской губернии приходилось:  четыре лошади, четыре головы крупного рогатого скота, шесть овец. Всего – 14 голов. Хозяйства процветали, тем не менее, недовольных хватало.
Недовольство приезжих, как пояснил столоначальник в переселенческом управлении,  направлено не против самодержавия, как некоторые в прессе глаголят, а против ограничения права пользования угодьями, больших налогов и притеснений со стороны местного начальства. Нельзя, конечно, не учитывать, подчеркнул он, что Минусинский уезд находится на положении усиленной полицейской охраны, так как является местом ссылки политически неблагонадежных лиц. Агитация присутствует. Разные книжки крамольного характера изымаются регулярно.
В Минусинске Александр представился уездным властям, более подробно общался с  исправником Солодиным.  Полицейский начальник, обрисовавший общую обстановку в округе, сообщил о подозрениях бывшего Усинского начальника Александровича в поведении мещан Бякова и Кузнецова, а также Федора Медведева, проживающих в Урянхае.  В ходе дознания, которое еще проводил помощник бывшего  начальника Александровича  надворный советник Владимир Кириллович Барышников, выяснилось, что Кузнецов взял на себя право разъяснять на сходе крестьян современное положение в России и значение Манифеста 17 октября 1905 года.

Выходило, что Медведев и Кузнецов составили оппозицию местной власти. Интересовался Солодин и крестьянами села Таловка Ярошевским и Федором Щербиной, а также содержателем питейного заведения Кобелевым, братьями Иваном и Михаилом Блиновыми, которые испортили отношения с урянхами в местечке Тарлык. Все эти лица находились у исправника на контроле, и по ним проводилась проверка.
- Писак развелось всяких, Александр Христофорович, видимо-невидимо, - жаловался Солодин. И пишут только плохое, народ мутят. Взять хоть нашего ссыльного Амфитеатрова, который изобразил  "Сибирские этюды". Году не пробыл в Минусинске, как написал пасквиль о сибирских порядках. Не понравилось ему, что местный мрамор пережигают на известь. А что из его прикажете делать, дворцы что ли, когда изб не хватает. Опять же про дороги. И без него было известно, что без дорог жизнь замирает. Так что писать, делать надо. Взялся бы, да показал пример, деньги бы вложил, бригаду организовал. Ан, нет, только душу травить. Так у нас каждый мастак на меланхолию.
Опять же, обозвал нас сибиряков плаксами и канюками перед Петербургом, а приехавших из России чиновников "навозным" элементом. По его, только он думает о благе Сибири, а остальные, как бы ее сильнее ограбить. Скажите, пожалуйста, откуда только такие Амфитеатровы берутся?».

 - Известное дело, не с неба прилетают, - заметил Александр. Критиковать всегда легче, чем делом заниматься. Деятелей разного пошиба много развелось. А нам не деятели нужны, а делатели. Вот, что важно.
 Амфитеатров? Фамилия знакомая. Где-то читал его рассуждения о войне в Китае, - пытался вспомнить Александр. Да, кажется именно он восстание боксеров называл народной войной. Сравнивал нашу освободительную войну с Наполеоном в 1812 году с китайской от иностранной зависимости в 1900 году. Получалось, мы победили Европу и по пятам её прошли в столицу мира, в ликующий Париж, то и китайцы в состоянии столь же успешно изгнать иноплеменников и дошагать до нас через Сибирь и Туркестан. Опять — Чингисхан и Тамерлан, опять битва  бесчисленных ратей! России, как шестьсот лет назад, снова предоставлялась завидная честь — защищать своею грудью европейское благополучие от монголов..... - От монголов, от монголов, - про себя проговорил Александр, - вот и я с следую решать ту же задачу.
Как свидетельствовало губернское «Положение о полицейском надзоре», с которым исправник Солодин познакомил Александра, в его обязанности входило предупреждать преступления против существующего государственного строя и вести надзор за лицами «вредными для общественного спокойствия».
-  Положение я ваше прочитал, - заверил исправника Александр. Есть и у меня к вам вопрос. Как же власти и казачество, что на рубежах, нашу границу берегут?
- Как, говорите, границу берегут? Только и надежда была, как на казачков. Наблюдали, знаки, какие есть на границе, осматривали. Раз в год это у них происходило. Объезд начинали после уборки. Сразу на Шабин-дабага, потом по хребтам разным и возвращались в конце октября".
 
- А урянхи, как же?
- Про них сказать определенно, ничего не могу. Знаю, что наши и ихние объездчики встречались на Иджиме, иногда на Бом-Кемчике. Саянский форпост за это ответствовал.
- А сейчас кто же ответствует?
- Как это кто? Как казачество губернии сократили с полка до одной сотни, освободили от части граничной службы, так все ответственность возложили на пограничного начальника. Выходит, что на вас, - заулыбался Солодин.
- А казаки тогда что? Служба то, за ними есть какая?
- Общее наблюдение ведут. Есть ли, какой конфликт, то команды посылают.
- Почему же такое случилось?
- А дело в том, что лишили их войскового статуса. Были форпосты, а стали не удел. Распоряжение было по военному ведомству. Согласно оному начальнику Усинского округа, то есть вам, выделили для службы 6 казаков.
- Это мне известно. У меня интерес, чтобы и прочих к делу государеву приобщить.
- Разные проекты на этот счет изучались, - заверил исправник. Предлагали даже в составе Сибирского казачьего войска создать специальный военный отдел для усиления охраны границы в Саянах. Сам наказной атаман считал границу с Китаем слабо обеспеченной и хотел  создать одиннадцать станиц.
- Я, так понимаю, - не создал.

- Мысль ваша верная, но численность казаков увеличилась, казачьи сотня стала дивизионом, но порядок службы сохранился прежний. Как говорится, по мере необходимости можете на них рассчитывать. Разъезды, если что, или пикеты. Это они могут. Бывало и я их к делам приобщаю
-  Что же, благодарствую за хлеб, за соль. За совет и подсказку особо.
 - Уважаемый Александр Христофорович!- на прощание обратился исправник, - уж вы будьте добры присматривайте каких взглядов придерживается тот или иной человек и какие поступки он совершает. В Урянхай из России бегут все,  кому не лень. Среди них много административных ссыльных, преступников и просто недовольных. Время, вы сами знаете, не простое и лучше будет, если мы совместно упредим злодеяния  со стороны неблагонадежных. От статистики волосы встают дыбом. За год, по донесению из Красноярска, террору  по России подверглись 75 генералов, генерал-губернаторов и градоначальников. Число покушений не поддается учету.
- В Бога перестали люди верить, взялись за него решать судьбы людей, вот что я вам скажу, - заключил Александр.
 
 - А как вернуть людям веру? Может, подскажите.
- Выход только один. Самому верить и других наставлять. Нужны подвиги и самопожертвования, не каждому это по плечу.
-  Согласен. Место службы и мое и ваше сложное, не урегулированное, народ бродит туда-сюда, как на проходном дворе. Я то здесь давно, мне все ведомо. Со всех сторон понаехало разнообразное население из русских, алтайцев и совсем далеких латышей и эстонцев. Особенно беспокоят всевозможные секты староверов, принесённые ссыльными и переселенцами.
- И что они собой представляют? - поинтересовался искушенный многообразием религиозных обычаев Крыма и китайской Маньчжурии,  Александр.
- Каждой твари, по паре, а то и побольше будет, - с трудом выговорил, недавно отобедавший полицейский начальник. Нередко даже в одном селении живут мирно молокане, иудействующие, хлысты, скопцы, поморцы, федосеевцы, австрийские, духоборцы, штундисты и прочие сектанты с разными разветвлениями и дроблениями. Вот хоть взять австрийских. Они делятся на приёмлющих и не приёмлющих окружное послание, а последние в свою очередь дробятся на иовцев, иосифовцев и кирилловцев. В самом округе утвердились так называемые "не приёмлющие" со своим вожаком, Пуговкиным. Иовцы и иосифовцы господствуют в Малых Кнышах, а кирилловцы - в Тагашете. Оставляя в стороне тонкости, можно сказать, что самые фанатичные из них - кирилловцы. Они непременно требуют перекрещения тех, кого принимают в свою веру, а истинных православных называют погибшими слугами антихриста.
 - В Маньчжурии, мне приходилось сталкиваться с выходцами из Сибири, в частности, с упомянутыми вами австрийцами, - поддержал исправника Александр. В  нашем полку среди сибирских стрелков их было более чем достаточно. В моей роте числился такой Голдырев Авдей, так он все вспоминал свою общину и учил меня своей грамоте.

- Ну и как, обучил?
- Нельзя сказать, чтобы все понятно было, хотя вера в основе наша православная.
- Вот и беда вся в том, что только в основе, а так всякая ерундистика. Отступники, иначе и не назовешь. Тут тебе и мешочники, какие-то, беспоповцы часовенные, что обитают на самой окраине глухой тайги и в вашем пограничном округе, в деревне Быстрая. Последние до сих пор сохраняют предания об отце Иване Афанасьевиче, который пользовался неограниченным господством над своей паствой и даже живых непослушных  предавал земле. Может,  среди них бывших служивых по полку повстречаете.
- Попытаемся со временем разобраться, - успокоил исправника Александр, на что еще посоветуете обратить внимание?
- Не знаю известно вам или нет, но хочу предупредить. Кочующие по удинской и абаканской пограничным линиям сойоты, охотятся в русских владениях, чтобы добыть себе пропитание и ясак. И наш брат, не зная пограничной линии, часто переходит ее, некоторые русские, по неведению, платят китайским сойотам за право охоты в русских же землях. Куда это годится! Вот, пожалуйста, специально для вас нашел копию давнишнего отчета бывшего Усинского пограничного начальника Африканова. Извольте, он у нас хранится как пособие и для учета.

Александр взял из рук исправника уже пожелтевший лист и уже в дороге начал читать отчет первого Усинского начальника за 1887 год: «До 1864 года многие урянхи  кочевали в долинах рек Уса и Иджима, регулярно посещали приграничные районы России, где проживали родственные им народы,  совершенно свободно разъезжали среди карагасов и, объясняясь с ними свободно, брали у них свинец и хлеб. С другой стороны, карагасы разъезжают с торговой целью по урянхайской земле и привозят оттуда себе... иногда жен. С русской стороны эту территорию регулярно посещали пограничные казаки проездом к пограничным знакам, а первыми реку хозяйственно освоили шушенские крестьяне и Минусинские инородцы. Русское освоение Усинского края привело к тому, что 30 декабря 1885 г. последовало высочайшее повеление об образовании Усинского пограничного округа, территория которого включила в себя пограничную полосу между рекой Кантегир и Ойским хребтом с одной стороны и линией границы между пограничными знаками №20-24».
Африканов подробно изложил все перипетии освоения края, а в конце приложил список китайских подданных урянхов, проживающих в местностях, принадлежность которых России не подлежало сомнению. Получалось, что на нашей территории проживало более ста урянхайских семейств. Они имели стада и полное хозяйство и даже, частично занимались хлебопашеством.

Маршрут Александра из Минусинска в Усинск  пролегал санным путем по р. Енисей через попутные пункты: деревня Быстрая, станица Алтайская, деревни Верхне-Огуры, Означенное. За ними шли зимовки: Старый кордон, Крутой поворот, Сигово, Камышек, Подпорог (Сосновка), Староверское.
 Деревню Быструю проскочили по утру, когда еще дремота не прошла. Про другие пункты Александр старался что-нибудь да узнать.
-Не было раньше никакой станицы Алтайской, - пояснял разговорчивый возничий, - пока казаки 6-й сотни  конного полка не упросили земли кусок. А то жили в разнобой по деревням Чихачева, Лугавская, Каменка и Жеблахты.
- А кто же земли выделил, они что тут казенные?
- Да все те же улусные старосты. Киргизы тут с испокон веков за хозяина. Вот и отдали  земли по левую сторону Енисея, начиная вверх от речки Гусихи. Станица то изначально казачьим форпостом называлась и предназначалась для службы пограничной. Опять же дача для выпасов, лесной участок, покосы да поскотины на островах и на Шардайкином лугу, что на Подувалье.

- А рядом что за земли?
- Известное дело Шушенские и Ойские дачи. С ними Алтайская и граничит.
- Дружно живут казаки с местными, не ссорятся? - все задавал вопросы Александр, которого интересовали всякие мелочи.
- Разное бывает. Казачье общество все растет, а земель не пребывает, случаются и межевые споры. Местный староста Кудрин рассказывал, что уходят казачки на разные промыслы, в тот же Урянхай. 
Люди жили рекой. Все грузы отправлялись в Усинск по Енисею обозами в феврале и марте. Обратно из Усинского округа, доставившие груз, плыли на плотах. Плыть было опасно, много имелось порогов, быстрин и подводных камней.
С зимовья Крутой поворот обоз двинулся рано утром. Лошади бодро шагали, хорошо отдохнув и покушав. Возничие, сидя на возах, курили и напевали любимые песни. Солнце ярко светило, но не грело, морозец был не менее ;30°. Ехали по гладкому льду вдоль высокого берега, поросшего столетними елями и кедрами. Александр озяб и соскочил с кошёвки, чтобы погреться быстрой ходьбой.
- Ваше благородие, - прикрикнул возничий, - вы бы поосторожнее.
-  А что такое?
- Да, всякое бывает. Был такой случай у местного купца Егория Сафьянова, урянхайского бая сын вот так чуть не затонул.

- Как это так?  Лед кругом крепкий, под ногами аж звенит.
- Оно, конечно, так. Только обманчиво. Малец тоже побежал. Впереди показался невысокий ледяной бугорок. Он по любопытству взбежал на него, а бугорок взял и обвалился. Быстрое течение реки потянуло его под лёд, благо, что схватился за кромку твёрдого льда, да ямщики кинули верёвку. Так только и вытащили.
- Выходит, что это бог спас его, - заметил Александр
- "Бог-то бог, да и сам не будь плох»— присказкой ответил возничий.
- Как же легко может погибнуть человеку,  от всяких случайностей, задумался Александр. Эти мысли так одолели его, что и холод прошел сам собой.
- Эй, дружок, - обратился он к возничему, - а ходить на плотах по Енисею тебе не приходилось.
- Как не приходилось, было, дело, ваше благородие. Почти кажное лето грузы в Минусинск сплавляем.
- Милейший, дорога дальняя, сделай милость, расскажи, страсть как интересно.
- Ну что же, извольте. От стрелки Бий – Хема и Ка-Хема, это где сливаются Большой и Малый Енисеи, до устья Кемчика 120 верст получается, а до Минусинска все 500 будет. В день больше чем по 50 верст не получается. Выходит, плыть десять ден, да еще на ночлег и отдых прибавить надо ден четверо. Итого пути две недели.

Река поначалу извилистая, островов много. Первые встречаются в 10 верстах пути - в конце Верхне-Ирбекского перевала.
В 20 верстах от стрелки впадает длинная река Элегест, в устье которой расположен поселок. За Элегестом слева сухая Байбулунская степь. Здесь Улуг-Хем, то есть настоящий Енисей, опять на острова растекается.
- Бий-Хем, Ка-Хем, Улуг-Хем, - про себя проговаривал Александр, - сколько их тут этих самых хемов. Сплошные горы и реки. Реки - хемы, а горы - тайга
- На 55 версте, - продолжал возничий, -  деревня, называется Баянгол, ниже которого опять много рукавов, кабы не заблудиться. Дальше снова разлив. Когда над островами вырастут почти на 300 сажень белые скалы Хайыракана – значит до Шагонара остается 15 верст.
- Шагонар, это что поселок?            
- Он самый. Его легко проскочить мимо. Сплошь острова, по  всей реке на две-три версты от одного коренного берега до другого.
- Ниже следующего селения Чаа-Холя горы уже со всех сторон. За Нижне-Коровейским перевалом Улуг-Хем входит в Саян. Скалы кругом, вся река  семдесят сажень. Тут и начинаются эти самые камни — шивера. За ними вырывается из скал левый приток - Кемчик. От устья Кемчика река носит уже наше название - Енисей.
Возничий все рассказывал про пороги, про Усть-Усу, про деревню Означенную, но всего этого штабс-капитан уже не слышал. Укачало его, убаюкала дальняя дорога и монотонный рассказ бывалого сплавщика плотов.

В Усинск имелась и сухопутная дорога. От села Григорьевка, по старому Желаму,  она шла по Малому Кебежу, где приходилось преодолевать бесчисленное количество бродов, лошади проваливались и ломали ноги. Впервые вопрос о строительстве настоящей дороги перед Енисейским губернатором подняли еще в 1897 году, и как говорится,  воз и ныне там.
При Усинском начальнике, статском советнике Африканове, как следовало из отчета, который не выходил у Александра из головы, в работниках у усинских крестьян постоянно проживало 24 тувинца, вместе с которыми находились их жены и дети. На время уборки сена и хлеба в усинские селения приезжало дополнительно еще столько же человек из Тувы.
 Сколько их, интересно, там сейчас? - задал сам себе вопрос Александр. Надо было спросить у исправника, а  я запамятовал, теперь самому придется заниматься арифметикой.
  Африканов писал: «В настоящее время урянхайцы проживают в работниках и пастухах: в Усинских деревнях до 40 человек, на промыслах Гусева до 15 человек, занимаются также работами на торговых факториях и прислуживают русским людям. В нынешнюю зиму особенно много появлялось бедных соет, просящих хлеба на торговых заведениях русских, на промыслах и в Усинских деревнях, вследствие голода и холода, и только помощь русских избавила их от голодной смерти»
  - Эй, милый, - отоспавшись, окликнул Усинский начальник возничего, - как там, в Урянхае соеты поживают, в достатке или как?

  - Обычное дело, Ваше благородие, - сквозь густую и частично замерзшую бороду проговорил минусинец Сафонов, - кто как пристроится, а в основном бедствуют, а то и побираются. Для них самая беда это когда джут происходит. Снег глубокий, да еще подмерзнет, вот скот выпасной зимой и не может до корма добраться. Когда у них падеж, тогда и голод. Последние годы часто случался. .
 - Что же они так, или промыслов не хватает? – спросил Александр. Он вспомнил из доклада Африканова, что помимо сойот, проживающих в Усинском округе, много  и  иных урянхов уходят в Саяны для охоты на пушного зверя. Охотились тувинцы и в Алтайском округе. Однако там были кабинетские земли, и лесничие иногда конфисковали пушнину и охотничье снаряжение у браконьеров.
  - Бывает и так, не хватает, - согласился Сафонов, - у нас промышляют, только мы их не обижаем, опять же у нас свой интерес есть на их землях.
 Получалось так, как отмечал Африканов, тувинцы не учитывались и не контролировались русскими властями. Более того, долгое время в русском районе постоянно находился и выполнял свои функции ихний чиновник, что никак не было оформлено русско-китайскими соглашениями. Африканов писал: "Сойоты управляются своим начальством и в Усинских деревнях до 1887 г. был командируем для наблюдения за ними дарга. В нынешнем году дарга не проживал постоянно, а был лишь наездом для выгона сойот на свои места для отбывания разных повинностей и албана».

 - Сам черт не разберет, где свои, где чужие. И с границей темный лес, - про себя сделал вывод Александр. Придется во всем разбираться не по бумагам, а на деле, с каждым русским и тувинцем.  Основная проблема -  это тувинские чиновники, которые не считаются с фактом российского суверенитета в этом районе и, несмотря на установленную Буринский трактатом границу, имели территориальные претензии к России.
На ночевки останавливались в деревне Означенное, что в 90 верстах от Минусинска, на зимовке Староверское и в деревне Усть-Уса, когда уже свернули с Енисея в сторону Усинска, чаще делали короткий передых, пили чай и кормили лошадей.
- Что же  значит это Означенное? -спросил Александр мужика.
- Я так понимаю, Означенный пункт это и есть граница государства Российского. Говорят, здесь когда-то стоял даже пограничный столб и дозорная вышка казаков, а неподалеку располагались поселения хакасов. - А еще ранее, как слухи ходят, здесь стояла крепость енисейских кыргызов «Омай тура». 

Отсюда пошло русское «Майна» — название Майнского порога. Он и закрывает проход вдоль Енисея в Минусинскую котловину. На  месте этой самой крепости  власти основали  Саянский острог. Тут рядом, на левом берегу и появилось село Означенное. Крестьяне из деревни Очуры, отец и сыновья Соломатовы и основали у Майнского порога  эту деревню. С тех пор она и входит в состав Шушенской волости Минусинского округа.
Последний раз отдохнули на займище Золотая и, вот уже Усинское. Не много не мало, а 372 версты остались позади.
Река Уса впадала в Енисей справа, в 66 верстах от Староверского порога, а исток ее был за 300 верст в горах. Облюбовали ее переселенцы и составили отдельное Усинское сельское общество на два села Верхне и Нижне-Усинское – по вере разделились.