Мой мальчик

.
     Детство – это всегда одиночество.
    
     ...никогда с папой не был на рыбалке.

     До сих пор помню тот первый и единственный раз в жизни, когда спал с отцом на одной кровати, под общим одеялом. Это случилось, когда я уже заканчивал десятый класс. От необычности ситуации я почти не спал, проснулся раньше и лежал, прижавшись к его широкой и уверенной спине, нежась в волнах ровного, надежного тепла. И еще помню запах. Запах мужчины. Родной и, вместе с тем, незнакомый. Было ощущение детского, поросячьего счастья, и почему-то хотелось плакать.
     Мадонна с младенцем у груди – тема вечная и беспроигрышная  в  смысле  воздействия  на человеческую душу. Я не Леонардо да Винчи, но картина, на которой была бы нарисована широкая мускулистая надежная родная и…неприступная отцовская спина – стена и свернувшийся клубочком у ее основания одинокий пацаненок, на мой взгляд, была бы не менее впечатляюща.

   ...Сыну было годика четыре, мы гуляли в парке. Я сидел на скамейке, что-то обсуждая с товарищем, и краем глаза наблюдая за ним, который увлеченно возился в песочнице, строя первые в своей жизни замки из песка. Время от времени он без, казалось, видимой причины подбегал ко мне, утыкался в колени и после дежурных вопросов «Чего тебе?», «Пить?», «Писать?» возвращался к своему занятию. Мне бы в тот момент приласкать его, погладить, поцеловать, проявить нежность. Мой маленький головастик ведь за этим глотком живой воды ко мне и обращался.

  Самое ценное, чего может коснуться твоя рука здесь, на земле – твой ребенок. Чаще обнимай его! Хотя бы раз пять в день. Больше прикосновений. В буквальном смысле. Мой отец за всю жизнь ни разу меня не обнял, и помочь забыть это ощущение, заполнить этот жуткий провал не в силах даже любимая женщина.

     Пронзительно и остро вопрос об одиночестве стоит не только в юности. В том то и дело, что мы любим внуков не за то, что у нас с ними общие враги, и мы надеемся, что они за нас отомстят этим врагам. Нас объединяет одиночество. Одиночество, которое мучит наших внуков, и о котором они говорят: – «Это когда нет никого, кто на тебя похож» Одиночество, которое пугает и нас, дедушек и бабушек.
     «Дед, с тобой не страшно спать, ты большой, теплый и …мягкий» – когда я это услышал от своего внучка, у меня затряслись руки, тяжко громыхнуло сердце и появилось четкое, спокойное ощущение завершенности. Просквозила не жалкая мысль: «Вот теперь можно умереть». Таких мгновений счастья у каждого человека всего несколько, но именно они составляют огромную жизнь, наполняют ее смыслом.

      Вечером посиди рядом и поцелуй его перед сном, не отпускай в темноту, в ночь одного и без оружия. Тактильный контакт – это твоя с ним виртуальная, пульсирующая сладкой фантомной болью пуповина, дарящая ему чувство уверенности, а вам двоим ощущение единого организма. Французы говорят, что в истинной любви душа обнимает тело.
      
       Однажды, очень давно я сидел в парке на скамеечке, (двухмесячный сын сладко посапывал рядом в коляске), и разговаривал с мальчиком лет пяти-шести. Сначала я наблюдал за его попытками поиграть в футбол с другими мальчиками. Там явно что-то не клеилось, хотя видимого конфликта со сверстниками я не заметил. Кроме того, я отметил, что нигде не было видно ни матери, ни бабушки. Малыш сам подошел ко мне и вежливо спросил, можно ли ему присесть рядом, не помешает ли он. От удивления я чуть не выронил книжку,  но, быстро  оправившись,  сказал,что не возражаю. Читать после этого я уже не мог и просто смотрел на страницу, соображая, как завести с ним разговор. Нет, я не боялся, что буду принят за маньяка, (тогда и слова такого не знали). Просто я был безвозвратно, удручающе, клинически взрослым. Карт-бланш получил в виде вопроса: – «А что Вы читаете?»   
     Ума у меня хватило, чтобы не сказать, что это взрослая книжка, мол, не поймешь, тебе рано, но явно оказалось недостаточно, чтобы все-таки объяснить, что за книжка у меня в руках. На мой дежурный, «взрослый» вопрос, где мама, он махнул рукой в сторону и сказал – «Вон там, разговаривает с подругой». Завязалась оживленная беседа, в ходе которой я узнал, что пацаны его считают ненормальным, что у них в детсаду наоборот хороший коллектив, (он так и сказал – «ненормальный» и «коллектив»), и ему не очень хочется идти через год в школу.
     Прилетевший с площадки мяч, отрикошетил от рядом растущего дерева и уже на излете смазал мальчишку по носу. Закапала кровь. Я выхватил носовой платок, трясущимися руками прижал к лицу моего собеседника и начал глазами искать ближайший источник воды. Малец же, надо сказать, отнесся к своему «ранению» неожиданно спокойно, и не только не заплакал, не издал ни единого звука, но еще и меня успокоил, досадливо заметив, – «Не волнуйтесь, дядя, у меня слабый нос, все время с ним проблемы!»
      Краем глаза я заметил несущуюся к нам разъяренную женщину, (картинка та еще: чужой взрослый дядя тискает на скамейке окровавленного сыночка), и понял, что сейчас одним раненым станет больше. Оторвав за шиворот ребенка от меня, женщина, (любящая мать), размахнулась и отвесила звонкую затрещину …сыну, (заранее испуганно съежившемуся, когда она была еще в нескольких метрах) И
 заорала – «Сколько раз тебе говорить, сиди рядом, не связывайся с чужими!!!» – и т.д.
          Теперь я думаю, что этот взрослый маленький человечек, уже тогда искавший свое место в мире, открытый этому миру и, в то же время, уже умеющий держать в себе свою боль, через какое-то время перестанет быть непосредственно живущим и мыслящим, уверенным в себе, уважающим себя.
     И любовь он будет искать в другом месте. Если вообще будет.

     Ау, папа, отзовись! Как там, в Стране Вечной Рыбалки? Поговори со мной!..