Усинский пограничный начальник. Глава 4

Глава 4


Визит нойона


«В чореме костей не ищи, в котле с кипящей водой холодного места нет»


Только Чакиров справился с чумой, как пришло время принимать гостя, нойона Кемчикского хошуна. Первоначальный срок его визита назывался середина августа. Неготовность побудила Александра перенести сроки и спешно обратиться к Иркутскому генерал-губернатору: «Принимая во внимание, что первый визит со стороны урянхайских властей мне лично, и в то же время, следуя этикету, я желал бы как самую встречу Хайдуба, так и его пребывание в Усинске обставить елико возможно лучше. На украшение здания пограничного управления особых затрат не потребуется, рублей двадцать пять будет вполне достаточно, но на подарки и угощение Хайдуба, и его свиты потребуются большие деньги».

К встрече готовились торжественно: подновляли краской наличники и палисадники, поправляли плетни и ворота, подсыпали гравием главную улицу, мостили по сторонам ее летние пешеходные дорожки. Накануне дня приезда важного гостя все селение Усинское было разукрашено флагами, а въезд в него обозначен праздничной аркой. Не хотелось капитану ударить в грязь лицом. Он еще с китайских времен знал, что если хочешь что-нибудь получить, нужно сначала что-нибудь отдать.
В качестве временной резиденции нойону в селе был отведен большой дом, увешанный русскими флагами и пихтовой зеленью; столбы высокого крыльца были обиты трехцветной урянхайской материей. А в версте от села выросли, что грибы после дождя белые юрты – для свиты нойона. Делалось это с учетом прежних разногласий пограничных начальником с владетелем Кемчика, в частности Александровича по поводу разработки асбестовых залежей в Ак-Довраке.

- Расскажи мне, хоть что-нибудь про этот Кемчик, - попросил помощника Александр.
- Что сказать, ваше благородие, река как река.  Шириной до 50 сажень будет. В нижней части, в щеках и при устье не шире 25 сажень. В некоторых местах имеются броды, но и то только в меженную воду. Плоты сплавляют, а также разные на них товары, выменянные у сойотов нашими купцами. Плавание в порожистой части реки не всегда, впрочем, безопасно, лучше в широкую воду.
- И кто там живет? Что одни сойоты?
- Разный народ пребывает. Долина и правые притоки заняты сойотами.  Есть заимки и торговые склады минусинских купцов. Опять же монголы, китайцы приезжают и торгуют. С Кемчика по реке Джедан и притоку его Кундергей проходит довольно сносная дорога в Монголию, возможная даже для тележной езды.
- Каким же образом, любезный, наши купцы и прочий народ  на этот Кемчик пробиваются?

- Все по реке  Алаш, ваше благородие. Там  есть скотопрогонная верховая дорога к Сабинскому пограничному знаку и на Минусинск. От этого знака по реке Кантегир, верхом можно добраться и в  Томскую губернию, а через перевалы Сур-даба и Бадзы на реку Абакан.
 - Теперь кое-что понятно, а знаменитый  знак Бом-Кемчик где находится?
- Ниже в полутора верстах от устья  и стоит,  по левому берегу Енисея получается. Пирамида из больших каменных глыб, что ей сделается. Наверху деревянный осьмиконечный крест.
 - Крест это хорошо. Батюшку не забудьте пригласить. Его пребывание на встрече с нойоном обязательно.
Трижды встречали почетного гостя хлебом солью. На Джакуле, на границе Кемчикского хошуна, гостя по приказу нового пограничного начальства встречал хлебом-солью старший выборный крестьянин Черкашин. Знатному купцу Родиону Вавилину вменялось в обязанность доставить нойона на своих лошадях в бричке к границе Усинского округа, что пролегала в  пятнадцати верстах  от Верхне-Усинска. Здесь Усинский волостной старшина Смолин должен был встретить Хайдубу хлебом-солью, а перед самым въездом того в селение – помощник начальника округа Курылев. Роль переводчика вменялась титулярному советнику Шелгунову.
Нойона сопровождал дарга Эрен-Дондуп, мээрены Серэжи, Сурен, джаланы Езуту, Шири-Санаа, хелины Ендан, Дарчин и еще двадцать четыре чиновника ниже рангом, а кроме того, более ста урянхов из личного конвоя.

Гости прибыли второго октября. И уже через час Александр получил от нойона его визитную карточку и краткое ответное приветствие: « Я заведующий урянхами по реке Кемчик Хайдуб, шлю вам, любвеобильный и питающий старший брат, сто тысяч поклонов и благодать за преподнесенные мне хлеб и соль, что мною приняты с большой радостью, в знак чего шлю вам еще сто тысяч поклонов с пожеланием доброго здоровья». В кругу своих чиновник нойон удивлялся:
- Эти урусы столько хлеба-соли надавали, что вовек теперь от них не отдариться мне, бедному Кемчикскому нойону. Вместо хлеба-соли хороший бы кубок ка-ны-акы, во рту давно пересохло.
Пограничный орус-дарга будто услышал Хайдубовы слова, прислал за ним гонца и просил быть в гостях. В управление вошел среднего роста, полный мужчина. Крупная голова гордо посажена на широкие плечи, волосы на китайский манер, но не заплетенные в косичку, толстые губы, большие мешки под глазами до щелочек сузили их, так что трудно уловить выражение.

Не успели обменяться любезностями, как нойону и его свите поднесли большие бокалы пенящегося вина – шампанского. Конечно, не то что «каныакы», но в горле все же стало не так сильно першить. А тут и второй бокал поднесли, и третий.
-Хор-ро-ший напиток этот, как его…а, язык сломаешь, пока выговоришь! – обрадовался Хаудуба., - плесни-ка таныш  еще. Слегка пошатываясь, довольный небом и людьми, вышел «солнечный князь» на высокое крыльцо пограничного управления, крепко и долго жал руки «орус-дарге», будто прощаясь если не навсегда, то надолго.
Через час Чакиров вместе с Усинской знатью, куда входили его помощник, священник, врач с фельдшером, ветеринар, учитель, три учительницы и акцизный контролер, нанес в нойонскую резиденцию ответный визит и пригласил нойона вместе с его главными чиновниками на обед.

Обед проходил в здании Усинской школы. Заседал на обеде волостной старшина со своим помощником. Во время обеда нойон пил «каныакы», как воду, не пьянея, и провозгласил массу тостов за драгоценное здоровье двух великих государей великих государств – Российского и Дайцинского. Чакиров ответил тостами за процветание Дайцинского государства, за здоровье Улясутайского цзянцзюня, за здоровье амбын-нойона и, наконец, за здоровье самого Хайдуба, кемчикского соседа-друга. Последние слова нойону особенно понравились, и он полез к Александру целоваться.
Тосты следовал один за другим. Вечером нойон отбыл к себе в юрту, откуда прислал «орус-дарге» свою фотокарточку и краткое ответное послание, слово в слово повторяющее первое: «… шлю вам, любвеобильный и питающий брат, сто тысяч поклонов и благодать..»
- Что-то мешало Чакирову поверить в искренность слов нойона. Мысленно прокрутил в голове сцены визита – вроде бы все шло, как полагалось. Вот только… Интересно, у него всегда такие глаза? Сам выказывает сердечные чувства, произносит дружественные тосты, улыбается и даже громко и трубно хохочет, будто не он сам, а кто-то другой внутри его вместительной утробы воспроизводит этот раздельный смех: хо-хо-хо.  Хохочет, а глаза остаются холодными и даже недружелюбными.
Нойон, по всему видно, старательно прячет  выражение глаз за узкими щелками оплывших век, гонит от себя какое-то известное ему одному наваждение и не может прогнать.

Лишь раз на его безбородом лице промелькнуло искреннее чувство, когда гости и хозяева крестным ходом направились к месту закладки русско-урянхайской больницы. Нойон вместе со всеми водил трубным голосом: «Господи, спаси-и-и». И был очень доволен, когда священник, по-свойски похлопав его по плечу, сказал:
- С таким-то голосом, почтенный нойон, вы бы за диакона вполне сошли.
Хайдуб спросил переводчика с монгольского языка, титулярного советника Шелкунова Парамона Алексеевича разъяснить, что такое значит – диакон. Титулярный советник, нимало не смущаясь, ответил:
- Ну, это вроде главного лица в церкви.
Нойон остался доволен, тут же отсчитал двести рублей на строительство усинской больницы. Им вдруг овладела лихорадочная страсть все сделать на Кемчике так же, как у русских: и школу такую же построить, и больницу, и дома деревянные, и мебель в них поставить такую же… Александр обещал помочь людьми, знающими толк в строительстве. И сам обещался вскорости прибыть на Кемчик, чтобы помочь нойону выбрать места под будущую школу и больницу.

Понравилось нойону, и когда Чакиров произнес очередной тост за дружбу двух соседних народов, обратился к восточной мудрости: «В чореме костей не ищи, в котле с кипящей водой холодного места нет»
- О, этот русский много знает! – легко читалось по глазам нойона. Не успели еще  кемчикскому правителю донести, что «орус-дарга» служил в Китае и там набрался китайской мудрости, а, тут едва приняв под свое начало Усинский пограничный округ, расспросил старожилов про обычаи урянхов и выучил их изречения.
В дорогу «орус дарга» загрузил дрожки Родиона Вавилина остатками шампанского и коньяка. Их хватило, чтобы весь путь до ставки нойон мог услаждать свой взор картинами родной степи и не мучатся мыслями-наваждениями.
- Родька, таныш мой, - лез он с поцелуями к русскому купцу, - давай в дружбе жить, а? Давай помогать друг другу, Родька, а?
- Давай, - по свойски перехватывал из рук нойона раскупоренную бутылку коньяка купец и, не отрываясь, единым махом переливал ее содержимое в свою утробу.
Интересно, как это у него получилось? Нойон пробует повторить русского купца, но у него ничего не получается. Наверное, от излишней тряски. Тогда Хайдуба приказывает остановить лошадей, встает на непрочные ноги, запрокидывает назад голову и по купечески опустошает бутылку.

- Ындых! Вот так! – довольно говорит он, нимало не задохнувшись крепким напитком, сильно размахивается и далеко отбрасывает в степь пустую бутылку.
 – Па-а-а-ех-хали! Родька таныш мой! Скажи мне, друг, этот орус-дарга не плохой человек, а? Что-то уж больно много почета было оказано мне, бедному  нойону. – Взгляд нойона медленно трезвел: «Что бы это значило?»
Проводив гостя, Чакиров вспомнил наказ коллеги Александровича, у которого с Хайдубой отношения были на ножах:
- Ну да вы, Александр, человек военный, пороху понюхали – построже будьте с урянхами, а пуще с Кемчикским нойоном. Этот Хайдуб далеко не простая птица. Хитер, и недоразумения в русско-урянхайских отношениях  сваливает на подчиненное население.  Думаю, - подчеркнул Владимир Антонович, - нойон в Ак-Довуракском деле свою корысть преследует, и немалую, хотя их религия и запрещает ковыряться в земле. Ну да он ни перед чем не устоит. Знаете, как про него говорят сородичи? Кхе-кхе… Человек с двумя трубками во рту – жадный то есть. Привычка у него такая есть: одну трубку не выкурил, вторую вставляет в рот. Будьте с ним осторожнее, Александр. Хитер бестия. А уж выпить?! Текла бы в кемчикских берегах хмельная река – всю бы выпил! Совсем споили нойона и его чиновников китайские купцы. Хайдуба под их большим влиянием, на взятки пекинскому двору сильно задолжал и теперь мечется, не знает, как выпутаться из долгов, вконец промотал имущество и скот.

К Хайдубе, едва он вернулся из Усинска, пожаловали вежливые кредиторы. Старший из них китаец Хэн, приветливо улыбаясь, обронил привычное:
- Лучше хранить верность старым друзьям, чем завязывать новые знакомства. Не так ли почтенный нойон?
-  В чореме костей не ищи, другу не отказывай, - в тон ответил ему Хайдуба.
- За вами, почтенный нойон, скопилось немало долгов, когда за ними прийти, бедному купцу?- спросил Хэн.
- Ничего себе – бедный! Почти все аратские стада Кемчикской долины перекочевали к нему, а он все прибедняется. За горло ведь взял!
Долги Хайдубе китайский купец отложил на потом, но за услугу пришлось  отношения с голубоглазыми разорвать, повелел он своим слугам отбыть с людьми к северным пределам Даа-хошуна и Бейсэ-хошуна. Русский охранный знак на Кемчик-бооме приказал отнести на север и поставить на левом берегу Улуг-Кема, против впадения в него речки Уса. Также распорядился такими же охранными знаками обозначить свои владения между долинами рек Кемчика, Ури и устьем Уса, составить новую карту северных пределов для утверждения Цинским двором. Разозлился Хайдуба на весь мир: на русских, что жили и работали на его земле; на китайцев, которые втянули его в материальную зависимость.

- Ты, дарга Эрен-Дондуп, предупредишь всех русских, что я им даю одну луну, дабы покинули наши стойбища – пусть перебираются к себе на Ус. Стой! Пусть убираются все русские, кроме Бякова, Медведева, Вавилина – запомни! Сегодня же пошли людей с такой бумагой. Да выстави караулы у наших новых знаков. Все!
Александр, узнав о дерзостном поведении по отношению к русским поселенцам, изумленно поднял брови: не может быть!
Но когда поступили вести, что урянхи выставили вооруженные караулы у самого поселка Усть-Уса, а затем на русской территории в верховьях рек Ургунь, Серлик, Темирсук, штабс-капитан уразумел: дело серьезное.
Каждый день стал приносить тревожные вести. Много севернее прежних пограничных знаков хемучжане выставили новые. Вооруженные отряды урянхов стали появляться на приисках, прилегающих к их западным хошунам, и твердо заявлять: «Это – наша земля; русские не имеют права копаться в ней».
В приграничной зоне возникла проблема с доставкой для одной из экспедиций сухарей. Их вез  казак красноярской сотни Черкашин. В долине Хандогайту он наткнулся на китайский пограничный караул, и его доставили вместе с возом сухарей к чиновнику, который, увидев русского казака в форме и вооруженного, отказался его пропустить, тем более что Черкашина, действительно, не снабдили необходимым заграничным билетом. Оставив сухари на границе, казак один силой прорвался через границу, обещая караульным стрелять, если его будут задерживать или пытаться отнять оружие. Карьером  примчался в экспедицию, и рассказал, какая с ним произошла история южнее хребта Тантуола, где, по мнению китайцев, проходила граница. На обратном пути путешественники обнаружили, установленные  пограничные знаки.

Русский торговый караван, следовавший по Арбатской, а по-русски по Тяжелой тропе, подвергся нападению, и почти весь был разграблен, лишь небольшой части удалось вернуться в Минусинск. Дело принимало нешуточный оборот – это уже был конфликт на границе двух великих империй, который не мог остаться незамеченным.
Сообщив со всеми подробностями о случившимся, Чакиров счел необходимым поставить под ружье все наличные силы, включая караулы у русских поселений. Строго-настрого наказал старшим: внимание урянхов к себе не привлекать, никаких волнений у них не возбуждать. Ждать!
Сам же нойону Кемчика написал: "Заведующему урянхами по Кемчику Ухэриде Хайдубу": "Все, что делается насильно, силу закона иметь не может, потому я и предписал всем русскими с Кемчика, Джакуля не выезжать. Вас также прошу впредь до особого распоряжения из Пекина, куда обо всем сообщено, мер не принимать. Прошу принять мои чистосердечные пожелания о благоденствии вашем и Вашего семейства". 

Из Иркутска Александр получил срочную депешу: «Просим информировать о подробностях конфликта на границе. Кто из высокопоставленных урянхов замешан в нем? Какие силы стоят за конфликтом? Какие преследуются цели? Решительных действий не предпринимать. Ждать наших указаний. Поселенцев вывезти за пределы Урянхайского края». Команды были и другие.
Так, на начальника охотничьей команды 30-го полка, поручика Евгения Августуса была возложена задача несколько охладить разнузданный пыл урянхов и восстановить границу. В январе, по зимнему пути, отряд двигался по Енисею и отодвигал    сторожевые посты   и   каменные кучи самовольно оборудованные на север от 23 пограничного знака. С Августосом было тридцать нижних чинов, выступили из Минусинска в декабре 1908 года.
 Делая 40–50 верст в сутки по покрытому торосами льду Енисея, отряд достиг Усинска. Вольная дружина из двадцати охочих лиц уже ждала их. Для ее создания Чакиров издал специальный приказ  от 12 января 1909 года, № 2, который позже нашел отражение  в Енисейских губернских ведомостях № 11 за февраль  1909 года.
Сторожевые пикеты урянхов были застигнуты врасплох, юрты были сожжены, а захваченные в плен сойоты препровождены под конвоем в распоряжение прибывших к этому времени китайских чиновников. Поиски нарушивших границу урянхов производились в течение января и февраля, причем охотникам-разведчикам пришлось пройти по обледенелым гольцам хребта, от устья реки Кемчик до вершин реки Золотой и Серлиха. Появление зимой, в диких горах и занесенной глубоким снегом тайге, русских солдат произвело среди урянхов сильное впечатление. Кочевники, во главе с нойоном заговорили другим тоном.

Благодаря энергии и настойчивости русских солдат этот пограничный инцидент разрешился в благоприятном для нас смысле… Вызванные из Минусинска стрелковая рота и сотня казаков вернулись с полдороги обратно — одной команды разведчиков оказалось достаточным, чтобы восстановить престиж русского имени. 
Участники событий вспоминали тревожные  моменты 1900 года, когда в Китае случились народные волнения и для охраны границы  войсковым старшиною Путинцевым были сформированы три казачьи полусотни: Арбатская, Саянская, Каратузская. Их принял командир сотни есаул Мунгалов и в первых числах августа в составе 127 человек выступил в Усинский пограничный округ. В ноябре, когда события в Китае утихли, полусотни вернулись  на свои места.
 - А не пора ли вас усилить, Александр Христофорович? - спросил Виктор Лукич Попов, прибывший для контроля обстановки в Усинское. - Я же не могу здесь постоянно находиться, а ваших сил маловато. В Минусинске есть местная команда, заниматься ей там нечем, а тут дел невпроворот. Будем ходатайствовать о ее перемещении к вам, так что готовьтесь принять.

Необходимость в этом имелась. В ситуации напряженности двухсторонних отношений возникали новые конфликты, для которых соседи находили самые нелепые поводы. Например, казаки по незнанию спилили на дрова пограничный столб. Разбирательство данного инцидента, названного по названию знака Чабчальским, было перенесено в Пекин и выявило острые пограничные противоречия между двумя государствами.
Так как Хайдуб в своих действиях  ссылался на приказы Улясутайского цзянцзюня Куй Фана, то по предложению русских властей из Улясутая в Туву прибыл чиновник для выяснения спорных вопросов. Куй Фан предписал Хайдубе не притеснять русских. Русские поселенцы в Кемчикской долине и на Джакуле облегченно вздохнули: «Кажись, и на сей раз, пронесло»!
Хайдуба, оказавшись между двух огней, между двух, не желающих ссориться империй, испугался и всю ответственность за конфликты с русскими свалил на своих чиновников, мол не так поняли.  От всех этих неувязок он и умер в марте 1909 года. На его место был утвержден его приемный сын Буян-Бадырга. Его настоящий отец Монгуш Хуралбай был табунщиком у Хайдуба.  Русскому языку его обучал учитель Рехлов. Интересно, как же сын бедняка Монгуша стал нойоном? Александра на этот счет просветил старожил Родион Вавилин.
 
- Поехал однажды  Хайдып, а не Хайдуба совсем, как мы говорим, на праздник освящения места духов гор в местечке Аянгаты, где стояла каменная обо. По дороге он остановился возле одной из юрт и решил зайти в жилище кочевника, чтобы отдохнуть и попить соленого чая с молоком. А там как раз справляли той, то есть угощение по поводу рождения ребенка.
- Что просто так взял и зашел в юрту?. Ведь у них так не принято, - задал вопрос Александр.
- Понятное дело, не сразу зашел. Народу подъехало много, их услышали. В юрте все переполошились, а хозяин Хуралбай подбежал к лошади и взял  ее под узду. А когда нойон спешился, разложил подол тона, встал перед ним на колени, и отвесив низкий поклон, поздоровался.
- Вот. Это уже похоже на местные порядки, - согласился волостной старшина Смолин.

- Когда Хайдып узнал, что жена хозяина разрешилась бременем, привязал к колыбели новорожденного кусок голубого шелка и спросил сколько у них детей. Когда выяснилось, что у них четыре девочки и два сына, тогда он и попросил себе последнего, так как у них с женой детей не было.  Разве тут откажешь. Князь он и есть князь. Тут все дела и порешили.
- Я слышал, что он и имя дал ему.
- Да, так и случилось. У сойотов такой обычай есть. Имя дает или бабка повитуха, карга по ихнему, или первый мужчина, который зайдет в юрту. Хайдып оказался первым, он и назвал своего будущего сына Буян Бадырга.
-Буян, говоришь. Как интересно это имя переводится? - спросил Александр, вспомнив историю написания Пушкиным поэмы о славном царе Салтане на острове Буяне, которую ему в детстве рассказывала мать.

- Буян, он и есть Буян. Я понимаю так,  буйный, значит, удалой.
После «смерти» Хайдубы распространялись и такие слухи. Якобы владыки на Кемчикского правителя сильно разгневались. Караван с подарками императорскому двору, который он доверил хитрому китайскому купцу Хэну, исчез бесследно. Из Пекина в ставку цзяньцзюня пришла строгая бумага: Кемчикского правителя наказать. Хайдуба ночные страхи заливал «каныаки», пил крепкий, выдержанный напиток не один десяток лет, как воду. Не пьянел. Год синеватой курицы оказался для него несчастным. Можно лишиться собственной тени, - думал он. И, действительно, взял и умер. Но произошло все так странно: не по обычаю предков схоронили. Опять же исчезла его старшая жена. Старик-лама, что по соседству жил с нойоном, долго болел, находился при смерти, тоже неизвестно куда делся. Многие гадали. Уж не его ли в кумирне похоронили вместо Хайдуба? Не вскрывать же могилу – за это по китайским законам полагалась смертная казнь. В конце концов, на все воля владык, мудро рассудили старики, и на том слухи о странном исчезновении правителя утихли.

Но еще долго канцелярия Иркутского генерал-губернатора запрашивала Усинского  начальника: «Есть ли что новое о нойоне Хайдубе?». Нового ничего не было, но и старого вполне хватало, чтобы утвердиться в предположении: никак пройдоха обвел всех вокруг пальца, не иначе как закупил какой-нибудь монастырь на корню и живет припеваючи под духовным именем. Пьет, как воду, свой любимый «каныаки».
Однако не все обстояло так просто и об этом знали на всех уровнях власти.  «Русские купцы, - отмечал Чакиров,  - столкнулись с большими трудностями, связанными с проявлением враждебности со стороны коренных жителей. С самого начала торговля в крае сложилась неблагоприятно....» .
Чиновники улясутайского цзяньцзюня. использовали все доступные средства, для того чтобы оказать противодействие русским переселенцам. В Урянхае, как и в Монголии, торговля велась преимущественно в кредит и носила меновой характер. Кредитная торговля и меновые торговые сделки тесно переплетались с ростовщичеством, часто приводили к злоупотреблениям со стороны торговцев, и соответственно к взаимным спорам и претензиям.

Особенности организации торговли заключались в том, что для русских она играла, как правило, подчиненную роль по сравнению с другими хозяйственными занятиями: сельское хозяйство, скотоводство, коневодство, мараловодство, а потом уже торговля. Важную роль играли и золотые прииски Черневича, Сафьянова, Губанова, Чирковой и Кузнецова».
 Была и другая сторона медали - отдельные минусинские купцы превратили торговлю в Урянхае в грабеж, что соответственно вызывало насилие со стороны местного населения.  По наблюдениям Александра, в сезон сбора долгов приказчики забирали скот, часто не зная, кому принадлежит стадо, лишь бы оно принадлежало к тому племени (роду), к которому относился должник. Нередко урянхи жаловались на своеволие русских торговцев, которые самовольно отбирали скот у должников и использовали при этом обычай «туткуш» - право пострадавшего взять то, что, по его мнению, должно ему принадлежать.

В свою очередь, купец Григорий Сафьянов называл урянхов чрезвычайно ловкими ворами и считал, что их кражи препятствуют развитию русской торговли в больших размерах и расширению торговых связей вплоть до Китая. При этом он не предлагал выбивать клин клином, а  был сторонником не нагнетать обстановку.
- Надо признать, - убеждал Сафьянов Александра, - что у монгольцев и урянхов воровство не только не считается преступлением, но и составляет предмет похвальбы и гордости, если совершено удачно. Таким образом, многочисленные кражи скота аратами у русского населения не всегда можно было оценить как проявление враждебности.
Были и другие случаи, когда  местные нападали на русских купцов, грабили лавки, скот, лошадей. Особенно страдали торговые села Туран и Уюк, заимки на Кемчике. Однажды отряд из 70 урянхов разобрал недостроенный дом минусинского купца Монастыршина. Пострадавший объяснял произошедшее с ним, местью со стороны кемчикских чиновников за то, что он отказался дать им в кредит товары.
Александру уже было известно, что среди урянхов существовало своеобразное движение дургунов, так называемых благородных разбойников. Они, как когда-то Алим в Крыму, грабили не только тувинских богачей, но и русских торговцев. Путешественник  и археолог Адрианов писал об одном известном дургуне: "Боданчик не ворует скот, но постоянно его грабит, то есть является к русскому купцу со свитой, пьяный, днем, и, выбрав лучшего быка, отлучает его и гонит домой. Случались и другие истории.

- Путешествуя по Кемчику в  1881 году Адрианов наблюдал случай, который стал основой его рассказа в журнале "Сибирская жизнь", - как-то вспомнил Иннокентий Сафьянов. Можете почитать, - порекомендовал он пограничному начальнику, - а если кратко, то суть его такова:
 "По дороге к ним, то есть к группе Адрианова, присоединился, чтобы было веселее ехать, казанский татарин Миша. В степи повстречалась странная процессия: на волокуше из двух жердей, в которые была впряжена лошадь, лежала мертвая девушка, впереди ехали два всадника. На лице покойницы зиял глубокий провал, облепленный мухами. Адрианов, обращаясь к Мише, заметил: «А ведь это сифилис! Смотри, как мухи облепили рану, потом сядут на тебя и заразят. Миша был смертельно перепуган, Адрианов же решил, воспользовавшись случаем, наблюдать похоронный обряд.
- Бравируя своим пренебрежением к опасности, он подтрунивал над Мишей, не отказывая себе в удовольствии посмеяться над его страхом, говоря: смотри, ветром надует на тебя болезнь». В условленном месте труп девушки был снят с волокуши и положен, в соответствии с обычаем, на землю в позе спящего человека на съедение хищным птицам и зверям.

Вечером того же дня он со спутниками отправился в юрту брата умершей, где проходили поминки. Долго они сидели за чаем, попутно распивая молочное вино. Вдруг в юрту вбежала собака, держа что-то в зубах. Забилась в угол и принялась грызть. Хозяин встал посмотреть, что она гложет. Каково же было его изумление, когда это оказалась человеческая рука. Хозяин отобрал у собаки добычу, подошел к костру и признал в ней руку своей сестры. Он уселся у костра и начал причитать, вспоминая, что эта рука при жизни делала, а потом, как утверждает Адрианов,он перестал верить своим глазам, — возвратил эту руку собаке обратно, только выгнал ее из юрты.
После поминок Адрианов и его спутники отправились дальше. В степи после захода солнца, чтобы развеять охватившее его жуткое тягостное настроение, он предложил проводнику спеть, но тот произнес с ухмылкой:
— Солнышко село, нельзя. Пропастина погонится.
— Какая пропастина?
— А девка-то.
Не послушали проводника, запели. Тогда Адрианов посчитал это за шутку, прошло время и он сам заболел этой страшной болезнью. Вот так, пренебрег традициями, расплата сразу и пришла.

-Что до сих пор и болеет? - спросил Александр.
-Болеет и постоянно лечится, делает операции на лице. Работать и путешествовать не перестает, много пишет, слышал к нам опять собирается приехать. Он ведь археологией увлекается, разрывает курганы, ищет следы проживавших ранее в этом краю людей.
-Помнится мы о грабежах и местных разбойниках вели разговор. Что еще вспомните, мне знать полезно.
- К примеру, еще до создания пограничного округа, был ограблен купец Веселков. Для разбора обстоятельств этого грабежа и возмещения убытков Веселкову, в Улясутай был командирован ургинский консул Шишмарев, а в Туву - чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири князь Апакидзе. Шишмареву удалось договориться с улясутайским цзяньцзюнем, наместником китайского богдыхана в Монголии и добиться от китайских властей разрешения для русских торговцев строить и содержать товарные склады на территории Урянхая.          
 Тогда и было положено начало русско-китайским-тувинским съездам, на которых власти пытались урегулировать спорные вопросы.   На одном из них Веселкову были компенсированы   понесенные убытки.
      
 В 1879 году для разрешения накопившихся вопросов был назначен очередной съезд. Однако каких-либо результатов он не дал, поскольку командированный для этой цели  китайский чиновник Фу Хоу, недовольный тем, что русские отказались дать ему взятку, уехал со съезда.          
С тех пор время прошло много, но русские купцы, торгующие в Кемчикском хошуне, продолжали обращаться к Усинскому начальнику с жалобами на притеснения. Выборный старшина от русских торговцев на Кемчике  Боярский, обращаясь к Чакирову писал: «Нам русским жить невозможно, притесняют во всех делах. Мы третий год не имеем спокойной жизни и правильной торговли, а вы с каждой почтой пишите терпеть и ждать,  Урянхайские власти выгоняют русских торговцев, просим у Вас защиты».
Однажды тувинские власти в течение 23 дней запрещали русским купцам торговать. В итоге, Усинский пограничный начальник информировал Иркутского генерал-губернатора о притеснении русских на Кемчике, и о том, что чиновники этого хошуна разъезжают по другим сумо и призывают аратов поджигать русские торговые заведения и дома.

Были проблемы и в других районах. Заведующий канцелярией Тоджинского хошуна чанга Томут без ведома нойона отдал распоряжение о выдворении из хошуна дворянина Мозгалевского, прожившего 15 лет в Урянхае и занимавшегося торговой деятельностью. Томут заставлял предпринимателя немедленно выехать, приставил к нему караул и запретил урянхам отдавать ему долги. Только благодаря собственному самообладанию и такту, Мозгалевскому удалось остановить действия чиновника. Позднее Томут обратился к Чакирову с требованием о выселении русских жителей из Тоджинского хошуна.
Во время встречи с русскими купцами Томут проявил твердость своих убеждений и заявил, что «будет держаться своей политики до тех пор, пока ему не отрубят голову». Некоторые представители местной знати обращались к духовным лицам с целью настроить население против русских переселенцев, в основном агрессия была направлена на минусинских торговцев. Антироссийскую политику проводил лама Дархатского куреня. Он обращался к аратам: «Прежде ваш народ здоров и богат был, теперь к нам приехало много русских, которые своим присутствием оскверняют здешние святыни…». За свои проповеди лама получил  две тысячи соболей от чиновников.

По заключению Александра русские купцы подчас сами были виноваты во враждебном к ним отношении со стороны урянхов. В отчете Иркутскому генерал-губернатору он докладывал: «Купцы наживаются более чем на 100% и не стремятся взять в свои руки рынок. Их торговля часто сопровождается обманом, обмером, обвесом. Таким образом, они  не проявляют стремления улучшить качество торговли».
Заведующий урянхами по Енисею Ухэрид Бальчжиним сообщал ему: «Русские трудолюбивы, живут в дружбе с коренными жителями, в то же время среди них встречается много лиц буйного поведения, они дебоширят, избивают местных жителей и угоняют у них скот». Чакиров соглашался, и сам себе задавал вопрос. Каким образом русские могут снискать себе любовь в крае?