Разговорчивые псы

На лугу было так же много цветов, как и в то время, когда Володя был здесь с Олей. Всё как прежде. Лишь кусты стали чуточку повыше да не слышно песен с поля.

-Зачем пришёл сюда? — задиристо спросил курносый парнишка, поднимаясь из гущи ромашек навстречу Володе.

-Щавель рву, не видишь, что ли?

-А ну проваливай отсюда.

-А ты кто такой? — не трусил Володя.

-Мишка Костин, вот кто.

-А я Володька Валахов. Слыхал?

-Это твой дядя в тюрьме? И ещё брат у тебя, Витька, которого немцы угнали. Да?

-А ты думал! Я и сам против фашистов. Понял?

-Давай вместе щавель рвать,— предложил Миша.

-Давай,— согласился Володя.

Щавеля было много. Через полчаса пазухи ребят отдувались.

-Щавель — это не еда,— заметил новый знакомый Володи.— Вот если бы колбаса была...

-Конечно, колбаса лучше,— согласился Володя.— Только где её доста-нешь, она, как щавель, не растёт на лугу.

-Я знаю где,— прошептал Миша,— у немцев.

Через минуту ребята уже разрабатывали план действий. Надумали так: когда солдаты будут разгружать машины и носить в склад ящики с колбасой и мешки с мукой, они подойдут и скажут: «Господин солдат, дозвольте помочь вам?» Если солдаты разрешат помогать, Володя спрячется среди ящиков, а немцу Миша скажет, что Володя убежал, мать позвала. А там дело простое: как только немцы закроют склад, и Володя останется один, он начнет выбрасывать в окошечко колбасу. Часовой не заметит. Он стоит всегда у двери, а окошко с другой стороны, где высокая крапива, там часовых нет. Миша все выброшенное соберет и притащит к кустам на лугу.

Смело задумано, только удастся ли?

Когда к складу подкатили три грузовика, мальчишки уже крутились там. Их заметил долговязый немец в чёрных очках и поманил к себе пальцем:

-Русский, швабра давай! — Он нагнулся и показал, как метут веником пол.— Пиль, очень много пили.

-Гут! — ответил Миша и помчался домой за веником.

-Ты будешь искать мяу-мяу,— сказал долговязый Володе.— Мишку кушать надо.

Володя сначала не понял, о чем говорит немец.

-Я котом не хочу быть,— запротестовал он.— И мышей жрать не буду.

-Не кот ты, ты сам принесёшь кот,— пояснил, улыбаясь, солдат.— А лучше драй кот неси.

Вскоре мальчишки возвратились. Один принёс веник, другой — трёх кошек в плетёной кошелке.

-Ого! Карашо! — одобрил долговязый.— Теперь надо помогать. Немцам все помогать должны.

Ребята только этого и ждали. Принялись за дело. Мели пол, носили ящики. Пыль стояла столбом. Ещё бы! Ребята так трясли мешки из-под табака, что долговязому немцу пришлось выйти из склада за дверь. Солдаты, носившие в склад мешки с мукой и крупой, чихали.

-В бочку лезь,— прошептал Миша.— Я прикрою.

-Лучше в куче мешков. В случае чего — скажу, что заснул по глупости,— также шёпотом ответил Володя.

Конечно же, немец спросил через некоторое время:

-Где другой, тот, седой?

-Убежал ещё котов ловить,— пояснил Миша.

-Гут,— ответил немец и чихнул.— Генук, запираю.

-Генук, генук,— повторил Миша, что означает по-русски: «Достаточно» — и это немцу понравилось, он улыбался.

-Я люблю детей, у меня три сына,— сказал немец.

Володя, задыхаясь под мешками, слышал, как Миша разговаривал с кладовщиком, слышал, как потом загремели накладки, щелкнул замок, и наступила тишина.

«Ушли»,— решил он и вылез из-под мешков.

В складе стоял полумрак. Одна из кошек подбежала к Володе, мурлыча, начала тереться мордой о колени.

Чего только не было в складе: и селедка в бочках, и колбаса на крючьях, чтоб кошки не достали, и ящики консервов!..

Володя снял большущее колесо копчёной колбасы и ожесточённо начал жевать. Остатки отдал кошкам. Потом попробовал селёдку. Тоже всю не съел. Дал кошкам — не едят.

Наконец на улице стемнело. Володя подошёл к окошечку, зарешеченному железными прутьями. Попробовал бросить банку консервов — не пролезла.

«Буду бросать колбасу и селёдку»,— решил он. Длинная полукопчёная колбаса легко скользнула между прутьями.

-Миша, лови! — шепнул Володя, но ответа не последовало.

«Наверное, боится крапивы и убежал надевать длинные штаны»,— решил Володя и, не теряя времени, начал бросать в окошечко колбасу. Потом собрать можно. Всё шло хорошо, но неожиданно за стеной, в густой крапиве, началась собачья возня.

Подтащив ящик, Володя глянул в окошечко и чуть не умер со страху: огромный пёс тащил длинную колбасину прямо по улице. А за ним, облизываясь, бежали псы поменьше.

«Надо бросать селёдку,— решил мальчишка.— Может быть, поедят солёного, захотят пить и убегут».

А товарища всё не было. Володя беспокоился.

В углах зелёными огнями светились кошачьи глаза. Сначала было очень страшно. Тряслись руки, волосы шевелились, спина мёрзла, потом стало вдруг жарко. Захотелось пить, никогда так не хотелось. Володя обшарил все углы. Нашёл большую бутыль. Может быть, вода? Нужно открыть и попробовать на вкус.

Немецкий часовой ходил возле двери, громко топая сапожищами и мурлыча себе под нос какую-то песенку.

Володя потрогал бутыль. В ней соблазнительно забулькало. Пить захотелось еще сильнее. Открыл пробку, понюхал: спирт. «Пьют же люди, не умирают, может, хоть немного утолит жажду». Выпил три глотка из горлышка, губы и язык обожгло как огнем, закусил колбасой и захмелел. Все стало ему казаться не таким, как всегда. Себя он возомнил смелым героем из приключенческого романа, кошек — учеными тиграми, а часового — козявкой. Псы, на которых он только что так злился, теперь в его воображении стали милыми учеными львами. Он выбросил в окно еще три круга колбасы и услышал, как один пес проворчал человеческим голосом: «Давай больше, чего так мало! Шевелись!»

Володя выбросил ещё и заикающимся голосом сказал:

-Ешьте, лохматые друзья! Хоть вы и собаки, но лучше фашистов!

-Есть некогда. Вместе будем есть, а пока давай торопись...

Голова закружилась, и Володя сел на кучу мешков. «Что за чудо, почему собаки заговорили человеческим голосом?» — думал он.

Что было потом, Володя не помнит.

Проснувшись, он сообразил, что произошло. Голова трещит, в желудке словно пожар, горит все. Непонятный стук, приглушенный разговор. Натянув на себя ужасно пахнувший табаком мешок, мальчишка лежал ни жив ни мёртв. Табак лез в нос. Нестерпимо хотелось чихать. Он зажал ладонью рот и нос, но не сдержался, чихнул. Получилось кошачье фырканье.

-Опять кот? – услышал он голос немецкого кладовщика.

-Это я, ваше благородие,— подоспел с ответом Миша.

Плохо, очень плохо,— тряс головой кладовщик, разглядывая разбросанную по полу колбасу.— Шакалы, а не кошки.

В это время к складу подъехал в двухколёсной бричке комендант с переводчиком. Кладовщик вышел из склада. Воспользовавшись этим, Володя прошмыгнул в дверь и бросился наутёк.

Комендант заметил убегающего мальчишку и, хлестнув лошадь, погнался за ним. Все ближе и ближе топот копыт. Отчетливо слышна брань коменданта. Уже над головой храпит лошадь, на шею капает пена с удил... Просвистела нагайка — и кипятком обожгло спину.

Володя упал. Сколько лежал, не помнит. Встал. Липкая кровь залила лицо. Рядом никого, и мальчик побежал за околицу.

А там уже поджидал с самого утра Миша.

-Ой, Вовка, кто тебя так? Кровь-то, кровь-то... Давай подорожником.

Володя лёг на живот, и Миша обложил рану прохладными листьями подорожника. Хотелось Володе рассказать про спирт, но раздумал, стыдно. Вместо этого он предложил:

-Давай теперь в штаб заберёмся.

-Зачем? — удивился Миша.

-Немцам вредить будем, а потом песку в баки автомобилей насыплем, подожжём что-нибудь...

-Вот это дело,— сразу же согласился Миша.— Будем как настоящие разведчики.

Поговорив немного о предстоящих «боевых операциях», ребята направились в село. Домой они несли килограмма по два копченой колбасы.

-Где ночевал? — напустилась на Володю мать.

-Рыбачили с Мишкой. Всю ночь сидели на берегу. Ничего не поймали,— выкручивался Володя. Спина горела от немецкой нагайки, и очень хотелось спать.

-А колбасу где взял?

-На улице нашёл.

-Ой, врёшь! Ну да ладно, давай её сюда. Дяде Толе в тюрьму отнесём.

Рано утром направились в Мелитополь. Понесли в тюрьму дяде Толе

колбасу и картофельные оладьи.

Володя шёл впереди матери.

Тёплый ветер трепал его светлые волосы, обдувал спину, и рана болела не так сильно. «Как бы им за всё: за маму, за братишку, за дядю Толю, за де-вочку Олю и за себя отомстить?» — думал Володя.

Мать шла ровным, неторопливым шагом, немного откинув назад голову. Изредка она смотрела по сторонам на пустые, заросшие высоким бурьяном поля и повторяла одно и то же: «Проклятье!»

Замедлив шаг, Володя пошёл рядом с матерью.

-Мама, немцев скоро прогонят? — спросил он тихонько.

-Скоро,— ответила мать и тяжело вздохнула.

Володя заметил, что ей трудно говорить, и не стал больше приставать с вопросами.

В селе Константиновке решили отдохнуть. На улицах было пусто.

-А где же люди? — спросил Володя у старушки, которая шла навстречу с пустыми вёдрами.

-Работают,— прошамкала та. — Всех немец за реку согнал окопы рыть. Вроде наши Ростов взяли, сюда идут...

-Наши идут! Наши идут! — обрадованно закричал Володя.

Мать строго посмотрела на него и, не говоря ни слова, направилась к речной переправе. Через речку их перевёз мальчишка.

-Платы не надо, мы даром перевозим. А вот наши скоро придут, тоже перевозить будем...

-Комсомолец, поди? — спросила тихо Мария Васильевна.

-Это вас не касается. Вылезайте, приехали.

Когда проходили мимо того бугра, где Хопа стрелял когда-то из самодельной пушки, Володя рассказал о том, как он искал мать в этих местах. По городу шли молча.

-Вот и тюрьма,— остановилась мать, показывая на высокое здание с железными воротами.— Томятся там настоящие люди, а не жулики и убийцы.

Вдруг ворота раскрылись, и фашисты вывели из тюрьмы измождённых людей. Руки у них были связаны. Один из арестованных шёл с высоко поднятой головой. Рубашка на нём была разорвана в клочья.

Когда арестованные проходили совсем рядом, он посмотрел на Володю и чуть заметно подморгнул.

Володя не сразу узнал Хопу. Высокий, длинные растрёпанные волосы, лицо заросло, словно гусиным пухом, под глазами синяки. Сердце у Володи заколотилось, ноги ослабли.

-Хопа! Хопочка! За что тебя?!

Гитлеровец толкнул Хопу в спину дулом автомата, но тот даже не пошатнулся, продолжал идти твёрдым шагом.

Вслед за одной партией арестованных вывели другую. Гитлеровцы не разгоняли собравшуюся толпу. Пусть смотрят, как расправляются с теми, кто не покоряется.

-Прощай, пушкарь! — крикнул Володя и сжал кулаки: «Была бы хоть та пушка, из которой стрелял Хопа! Ух, я им, гадам...»

На плечо мальчишки легла чья-то горячая ладонь. Обернулся: стоит тот самый дед. Сгорбился, трясёт головой, нога поджата, в руках костыли.

-Подрастёшь, отомстишь за друга, а пока молчи, молчи...

-На расстрел повели,— вздохнула проходящая мимо пожилая женщина и перекрестилась.— Уж, какую партию угоняют, изверги.

-Петя! Петя! — надрывисто кричала женщина.— Петя! Сынок!

-А этого за что, боже мой? — удивилась Мария Васильевна.

В толпе арестованных шёл со связанными руками мальчишка лет десяти. Сквозь разорванную рубаху видны синие рубцы. Такие, как на спине у Володи, которых мать ещё не видела.

-Сыпал в баки машин песок и протыкал колёса,— дрожащим голосом объяснил старик.— Герой.

Володя хотел подойти к деду, сказать, что узнал его, спросить, почему он здесь и почему знает о мальчишке, но старый знакомый уже исчез.

Одна женщина, узнав, что мужа её расстреляли ночью, громко рыдала. «Может быть, и дядю расстреляли»,— подумал Володя.

Свидания с заключенными не разрешались. Всех, кто принёс передачу, немцы пропустили во двор, а затем начали ставить на узелках пометки дёгтем. Потом узелки летели в общую кучу. За высоким забором гремели цепи и лаяли собаки.

-Мама, идём отсюда,— попросил Володя.— Страшно как...

На обратном пути он нашёл на дороге немецкий бинокль.

-Брось,— приказала мать.

Володе не хотелось расставаться с находкой. Скрепя сердце швырнул он на пыльную дорогу бинокль, предварительно вывернув из него линзы.

Продолжение http://www.proza.ru/2018/03/26/1858