Взгляд на изящную сторону Садоводства. 1838 год

ВЗГЛЯД НА ИЗЯЩНУЮ СТОРОНУ САДОВОДСТВА

(Журнал Садоводства,издаваемый Российским Обществом Любителей Садоводства, №№ 1 – 3 за 1838 год)


Сады рассматриваются у нас более в техническом, нежели изящном отношении. Нет однако же никакого сомнения в том, что сад, разведенный не только для увеселения, но даже с целью пользонаслаждения, может расположен быть изящно. Это мнение подтверждается практически - самими садами. Но давно ли мы имеем изящные сады? Какой сад заслуживает это название? - Вот вопросы, которые до сих пор не совершенно разрешены и заслуживают некоторого обзора.
Гердер называет садоводство вторым свободным искусством человека - зодчество первым. «Округ, - говорит он, - в котором каждый участок земли, каждая гряда произращают свое и в своем роде лучшее, где нет никакой нагой высоты, никакого болота или трясины, никакой развалившейся хижины, никакой непроходимой степи, свидетельствующих о нерадивости своих обитателей, такой округ не имеет нужды в статуях, поставляемых на распутии: одушевленными встречают нас и предлагают нам дары свои Помона, Церера, Палеса, Вертумн, Сильван, Флора. Искусство превратилось на нем в природу, природа в искусство; не без труда, но и не без нужды и пользы. - Различать в природе гармонию и разногласие, распознавать свойство каждой страны и уметь ею пользоваться, с неусыпным побуждением возвышать и собирать везде изящное природы - если все это не составляет изящного искусства, то вовсе нет таковых искусств».
Точность или неточность этого определения зависит от ограничения или распространения понятия, которое мы составляем себе об изящных искусствах. Полный огород, богатая нива - это предметы без сомнения весьма полезные; предметы, которые могут также быть весьма приятными по впечатлению, ими на нас производимому, потому что мы будем радоваться полезной деятельности, можем быть также тронуты мыслию, что такие труды были подъяты для поддержания, усовершения, даже для успокоения физического бытия нашего. Но все это не превратит огорода и нивы в предметы изящные. Это так справедливо, что сам Гердер должен был зайти за пределы приятного, полезного и удобного.
Если он включает в изящное садоводство способ познавать страну и уменье ею пользоваться, необходимость возвышать и собирать изящное природы, и наконец различать ее гармонию и разногласие; то он включает в упомянутое садоводство такие качества, которые весьма отличны от просто приятного, полезного и удобного, и не имеют ничего общего с приведенными им вначале потребностями чувственности человеческой. Если б Гердер хотел строже обдумать этот предмет, то легко бы удостоверился в том, что садоводство, как изящное искусство, не может почитаться вторым по происхождению своему.
Хотя начало стараний улучшить садоводство и довести его до изящества относится к векам давно минувшим, но с того времени до появления действительно изящных садов прошли тысячелетия в одних тщетных опытах и в опровержениях одной системы другою. - Воздушные сады Семирамиды можно было причислять к чудесам мира; но то, что нас удивляет, не есть еще всегда прекрасно. Колосс Родосский и Аполлон Бельведерский (Пифийский), Египетские пирамиды и храм Дианы в Эфесе конечно произведения, весьма нас удивляющие, но действующие на нас различно, порождающие в сердце нашем чувства совершенно противуположные; первые удивляют нас своим огромным и почти невероятным механизмом и образуют в нас чувство строгое и суровое даже к самим себе, последние же удивляют своею красотой и производят чувства нежные, погружающие нас в тихую сладкую мечтательность.
Сады Семирамиды были ничто иное, как искусственные возвышения, покоившиеся на сводах, разделенные на различные уступы, покрытые землею и обсаженные деревьями, которые окроплялись водометами. Хотя такие сады и представляли нечто редкое, порождающее удивление, но не могли заслужить названия прекрасных. Сады Персов (раи ;;;;;;;;;;), называет Ксенофонт веселыми местами, плодовитыми и красивыми; но кажется, что они были более естественные места, парки, приятные своим положением и наполненные свободно растущими плодовыми деревьями и цветами, нежели сады, с намерением и по правилам расположенные. Успешно ли было изящное садоводство у Греков, оставивших нам столько образцов искусств образовательных и архитектонических, есть вопрос, до сих пор еще не разрешенный нашими археологами (1). Прославленные сады Алкиноя (2) были ничто иное, как хорошо расположенные и от того приятные фруктовые и виноградные плантации, перемешанные с цветами. Нет сомнения, что в гротте Калипсы заключается уже более романтизма (3), но кто докажет, что его образовало, искусство или природа. Обыкновенные сады Греков, находившиеся при их мызах и поместьях, уподоблялись более или менее Алкиноеву; старание прилагаемо было только к полезному и приятному; заботились об овощах, плодах, цветах, тенистых деревах и об орошении садов. - Высокие тенистые плантации, прохлаждающие источники и некоторые статуи составляли итог всех красот в садах Афинских философов. Самые описания садов в позднейших греческих романах не представляют ничего изящного (4). Греки находились совершенно в другом отношении к природе, нежели мы. Самые гротты или нимфеи их обязаны своим происхождением потребности прохлады. Естественные гротты дали повод к искусственным. По словам Плиния, Римляне устроивали даже в городских дворцах своих комнаты, в виде гроттов. Но и прекрасно устроенный гротт не составляет еще сада; а многие места латинских писателей, дошедшие до нас, доказывают, что Римляне не имели прекрасных садов.
Правда, что мы в описанной Плинием тускуланской вилле находим все удобства, безопасность, защиту от дурной погоды и приятное смешение прохлады с прочими удовольствиями; но все то, что заслуживает в этой вилле похвалу, относится к строениям, а не к саду, который, со всеми своими легионами буковых фигур, был во всех отношениях без малейшего вкуса. О саде Лукулла говорит Варрон, что он отличался не цветами и плодами, но картинами виллы.
Довольно правдоподобным кажется предположение Диршфельда, что будто бы Римляне не почитали важным украшение садов, и довольствовались плодоносием почвы и прелестью видов; последнее подтверждается тем, что большая часть их вилл расположена была или на высотах, или на берегу морском. По падении же западной Римской империи, а с нею вместе искусств и наук, вся Европа получила новый вид, и садоводство не имело еще места в числе изящных искусств. Первый, кто, после столь ужасного переворота Европы, обратил внимание на сады, был Карл Великий; но его распоряжение (5) касалось только пользонаслаждения от садов.
В Италии, со времени восстановления наук и искусств, начали опять заниматься разведением увеселительных садов, и некоторые из них соделались до того знаменитыми, что изображались даже на картинах; но сколь бы они ни были приятными и славными для своего времени; однако ж им весьма многого не доставало для того, чтоб можно было назвать их изящными.
Гораздо позднее того образовался во Франции новый вкус в разведении садов. В них главным законом была симметрия, которая соблюдалась во всем до чрезвычайности; она-то наложила тяжелые оковы на природу, произведя шпалеры, подстриженные аллеи и однообразные цветники. Ленотр был творцом этого садоискусства, обезобразившегося еще более попечениями слепых подражателей. Одно достоинство у Французских садов неотъемлемо: это их каскады, водометы - всегда величественные и близкие к природе. Голландские сады представляли ни что иное, как самые верные снимки с Французских; незначительное их различие зависело более от местных обстоятельств, нежели от вкуса.
Англичане восстали первые против таких садов. Аддиссон изложил в «Зрителе» прекрасные мысли о садоводстве, а Попе осмеял в своем 4-м критическом письме замысловатость и кукольные забавы прямолинейных садов, и расположил свой сад в маленькой вилле, в Твикенгаме, в лучшем вкусе. Он имел множество последователей, и практика старалась опередить теорию.
Эта новая канва садов отстранила всю мечущуюся в глаза регулярность - везде должна была представляться одна природа. Вследствие этого предначертали систему украшенной природы, состоявшую в подражании естественным изящным видам и впавшую еще в большие погрешности, но совершенно противоположные Французским. Погрешности Англичан увеличивались по мере того, как они более и более знакомились с восточным, или, лучше сказать, Китайским садоводством. Сады Китайские, всегда малоземельные, всегда преисполненные воды, мостов, башен, плавучих островов и цветников, беседок и других строений, а также фарфоровых, каменных и других разных изображений, подали мысль Англичанам переполнить ими и свои сады, и Французская регулярность заменилась какою-то дикостию - хаосом, не похожими ни на природу, ни на искусство. Кому не известно, какая бездна разнообразных зданий помещалась в Английских садах в виде необходимости? Не только урны и надгробные памятники, но также китайские, турецкие и новозеландские храмы, дома и хижины, замки, монастыри, пустыни и развалины должны были находиться в саду; а для большего подражания природе нужны также были подсохшие деревья и каменные груды; собачья конура делалась по образцу палат, конюшня - капищ; помещались также висячее мосты, по которым должно было проходить, подвергая себя опасности переломить ноги; душные гротты, сырые ходы, вонючие болота, представлявшие озера - все это, а иногда и еще более, стиснуто было в столь тесные пределы одного небольшого сада, что он должен быль казаться образцовою картою всего странного в мире.
Но этого мало; Английский архитектор Чембарс составил следующее описание пейзажного сада, названного им китайским: «Картины стиля поражающего, - говорит он, - должны состоять из мрачных лесов, глубоких долин, недосягаемых лучами солнца, голых скал, готовых обрушиться, темных пещер и стремительных водопадов, низвергающихся со всех частей гор. Для таких картин деревья должны находишься не в естественном положении, а полуразрушенные бурями; одни из них опрокинуты и заграждают путь источникам, другие разбиты и опалены молниею. Строения должны быть в развалинах, или до половины поглощены пламенем, или подмыты и увлечены водою. Ни чего целого не должно существовать, исключая нескольких убогих хижин, разброшенных кой-где по горам и свидетельствующих только о нищете своих обитателей. Нетопыри, коршуны и хищные птицы витают по кустам. Львы, тигры и шакалы перекликаются в лесах; голодные животные блуждают по равнинам. По обеим сторонам дорог видны виселицы, кресты, снаряды для колесования и разной пытки; а в самой ужасной глубине лесов, где дороги почти непроходимы и покрыты ядовитыми растениями, где каждый предмет носит на себе печать исчезнувшего народонаселения, вы найдете храмы, посвященные мести и смерти; в скалах глубокие пещеры, сходы, ведущие между терновником и хворостником к подземным жилищам. Близ них помещены каменные столбы с печальными надписями трагических событий, или с ужасным повествованием о бесчисленных жестокостях, совершенных тут разбойниками и изгнанниками давно минувших времен. А чтобы дополнить изящество ужаса таких картин, можно устроивать на вершинах высочайших гор углубления, помещая в них какие-либо литейные заводы, печи для обжигания извести, или стекольные заводы, от которых поднимался бы густой дым и огромные клубы пламени, что может дать таким горам вид волканов». И это-то отвратительное, безобразное сборище не стыдно было назвать естественным, пейзажным садом?
Конечно было бы несправедливо назвать все английские частные расположения в садах безвкусными; однако мы уже видели до чего довела теория Англичан бедную природу. Можно ли теперь сказать с Гердером, что изящное садоводство есть второе изящное искусство по изобретению? А поэтому нельзя и сердиться на тех эстетиков, которые поместили садоводство в число приятных, но не изящных искусств; и тем более, что включившие его в число изящных, сами находились в большом затруднении, когда требовалось решить, который именно род садоводства заслуживает название изящного. Эту задачу разрешают они обыкновенно так: садоводство, представляющее все в большом виде, представляющее пейзажи, есть изящное. - Разве не-большой сад не может быть прекрасным? Разве одна только героическая поэма может быть изящным стихотворением? Ужели идиллия, или краткая песнь не заслуживают такого же названия? Здесь обе партии эстетиков в заблуждении: первые не видят эстетического единства в изящном разнообразии, вторые ищут изящества в одном обширном. Так точно заблуждаются и практические садоискусники; если б не старались они, по  теории последних эстетиков, так много о пейзажных видах, то не пришло бы, может быть, никому и на мысль умещать их на пространстве нескольких сажень, и выставлять таким образом, вместо предположенной природы, везде стесненное и натянутое искусство. «Ничто, - говорит Аикин, - не отдаляется так от природы, как подражание ее великим творениям в малых видах. С первым мгновением исчезает все очарование, и прекрасный сад представляется детскою игрушкой».
Но отстраним все это и спросим: что дает пейзажной природе право на красоту? Ничто иное как какой-либо эстетический ее характер, заключающий в себе нечто возвышенное, великое, ужасное, или нежное, игривое, уютное, романтическое и т.д., погружающее наши чувства в соответственное тому положение. - Причины этого действия на душу заключаются в слиянии разных отдельных предметов природы в одно гармоническое единство, легко ею понимаемое и соображаемое. Но так как иные предметы можно обозревать совокупно и с одной точки зрения, иные же только постепенно и с разных точек, почему первые действуют прямо на чувство, вторые же посредством чувств, на воображение; то следует заключить, что и самое единство бывает двух родов, или совокупное единство чувств, или постепенное единство воображения. А как изящное садоводство есть искусство копировать красоты природы, то садоискусник может достигнуть цели своей только соблюдением того и другого единства. - И так мы называем изящным садоводством такое искусство, которое, соединяя разные естественные произведения на данном пространстве, и представляя их совокупно нашему взору, или в последовательном порядке, производит в нас чувство нераздельное и притом разнообразно приятное - одним словом, чувство эстетическое. А поэтому не одни только огромные сады, но и малые имеют право на изящество.
Из всего сказанного проистекает следующее правило для садовника: он должен быть на каждом шагу своего произведения живописцем природы, и в этом звании соединять только такие предметы между собою, которых форма, группировка, гармония цветов, перспектива и пр. в состоянии произвесть эстетическое чувство в зрителе. Хотя идеи наши и не получат от такого совокупления столь определенного направления, как в поэзии или пластике, но их уделом будет эстетический строй, подобный тому, который остается в душе нашей после прекрасной музыки.
Но не одно желание видеть эстетические картины природы образует в нас наклонность к разведению садов, сюда примешиваются еще другие отношения - удобство прогулки, чистота воздуха, ароматы и прохлада. От этого-то мы замечаем почти в каждом человеке охоту к садоводству; та или другая причина влечет его к разведению сада; та или другая руководит его в размещении частей в нем. Старец и младенец находят удовольствие в саду; богатый вельможа и последний гражданин заботятся о саде или садике. Герой, сложив бранные доспехи, и мудрец, закрыв книгу идей, спешат в объятия природы, взлелеянной руками искусства, спешат к своим садам, доставляющим всегда истинное и спокойное удовольствие, менее всех убы-точное и всегда постоянное в предлагаемых им наслаждениях.
И так не должно ли прибавить еще, что эстетика садов должна включать в себе и все последние условия, как грунт канвы для прекрасного узора? Конечно! - Сад, преисполненный прекрасными партиями и видами, но не-проходимый по нечистоте своей, уже не производит на зрителя того впечатления, какое бы он мог произвесть, приглашая, так сказать, чистотою своею, пройти по нем. Не точно ли то же должно сказать о чистоте воздуха, ароматах и прохладе? Если зловоние унижает изящество сада, то чистота воздуха и ароматы не возвышают ли его? - Но почему же не вошли эти достоинства в общие условия эстетиков? Потому, что это предметы обыкновенные в садах, всеми предполагаемые, всеми требуемые - об них после. - Не спрашивает ли прежде всего младенец, едва поднявшийся от земли, что такое солнце?

Подпись: К. А. У. У. А. К.


*

О ГЛАВНЫХ ЧАСТЯХ САДА И О САДЕ ВООБЩЕ


Собираясь говорить о правилах, руководствующих к расположению сада, должно наперед сознаться, что они простираются не далее, как и правила пиитики для стихотворца. Гений поэтизирует и без правил, а человек без вдохновения, затвердивший все правила наизусть, не напишет и одного стиха порядочного. Так точно и с садами. - Преподайте всю теорию садовых расположений садовнику, не имеющему врожденного эстетического чувства, и сад, им расположенный, будет пред взором вашим распадать на составные части свои; он не представит целого - единство нарушится, некоторые части будут грубыми, некоторые мелкими, некоторые вовсе неуместными там, где они находятся; в одном компартименте вы усмотрите недостаток, в другом излишество, в ином нестройность или неприличие. Одним словом: грубое искусство будет везде выставлять себя со всеми своими ошибками и неполнотами.
Что же мы скажем теперь в руководство садовнику, когда все правила так ограничены, что составляют почти ничто иное, как скелет без тела? Мы скажем только то, что природа есть образец, которому должно следовать, но следовать не безусловно, потому что природа должна казаться в саду благо-воспитанною, а сад должен некоторым образом выражать отношения как к цели его назначения, так равно к месту, в котором находится, и к главным предметам, его окружающим.
На определение, что природа должна казаться в саду благовоспитанною, мы наверное встретим возражение англоманов, которые скажут: «Ваша природа не может иметь ничего естественного; благовоспитание ваше все округлит, подстрижет и изукрасит разноцветными песками; это будут давно забытые Ленотровы сады, наполненные куклами из акаций и лип! Где же тут природа в ее широком раздолье, свободная, непринужденная, иногда упрямая в своих расположениях? Не вы ли сказали, что изящное садоводство есть искусство копировать красоты природы, а копия получает ценность только чрез точность свою с подлинником. Где же вы употребите ваше благовоспитание, когда вы только копируете».
Постараемся объяснить мысль нашу частию чрез сравнение. Природа, говорим мы, должна представляться в саду благовоспитанною; такое определение не будет опровержением теории изящества садов, а только дополнением и пояснением ее. - С чем приличнее сравнить нам изящную природу, как не с красавицей? Представьте же себе теперь красавицу в полном блеске ее торжества; в убранстве, возвышающем ее прелести, в легком эфирном костюме, помогающем ей обворожать формами, с очаровательною изящностию гармонической тоники, с грациозностию всех движений и приемов, одним словом: со всеми аттрибутами благовоспитания и изящного вкуса в искусстве, подделавшемся под натуральные, но избранные краски природы. Станете ли вы тут отделять природу от искусства? Не сольется ли пред вами все это в одну изящную картину единства для воображения? Но отымите мысленно все то у красавицы, что приобретено ею чрез искусство, облеките ее в грубые пелены, отягчите ее поступь, вложите в уста ее резкий голос - будете ли вы этою новою картиною столь же довольны, как и первою? Нет! вы тут пожалеете о недостатках искусства! И так не должно ли сознаться, что искусство, изящное приложенное, значительно возвышает природу?
Но перейдемте к саду.
Природа так разнообразна, что нельзя найти в ней двух предметов, совершенно схожих между собою. Как же вы достигнете избранного вами образца в ней, если не искусством? Чем вы пополните образовавшийся от капризов природы недостаток в сгруппированных вами предметах, как не искусством? Взгляните же на дорожки, взгляните на купы разнообразных цветов - детей холодного севера и знойного юга, взлелеянных одной искусной рукою, в одном семействе, не скажете ли вы, что искусство превзошло тут и самую природу?!
Но далеко ли должно простираться искусство, употребленное на украшение сада, вот вопрос, заслуживающий полного внимания садоискусников. - Постараемся, сколько можем, отвечать на него.
Не все части сада требуют одинаковой степени искусства, а некоторые из них зависят единственно от него, как на пример фонтаны и тому подобное. Какое же отношение должно заключаться между садом вообще и фонтаном? Не должно ли там дать искусству совершенную волю в распоряжении, где не участвует природа как образец? Нет; иначе нарушится согласие, и части сада распадут на отдельные предметы. Чтобы избежать этого, надлежит соблюдать соразмерность. Как неприлично поместить в высокой аллее аршинный фонтан, так точно неприличен фонтан, бьющий в несколько сажень вышиною, в компартименте мелких частей. Здесь соразмерность ограничивает искусство. Представим же себе теперь две аллеи, из которых одна состоит из дерев, подстриженных под формы пирамид, шаров, груш и проч., другая представляет деревья свободно растущими; нет сомнения, что первая не понравится вам своею монотонностию и неестественностию форм, и вы тотчас сами определите, что в этом случае искусству поставляют пределы формы природы.
Но если вы встретите на лужку или в рощице статую Вулкана, или Сатурна, пожирающего свое детище, то не скажете ли вы, несмотря на все изящество работы, что такие изображения неприличны цели садов, рождая мысль совершенно стороннюю от той, которая развилась бы в душе вашей при обозрении изящно расположенного и соответственно главной идее украшенного сада. И так приличие составляет также условие, которому подчиняется искусство. - А как каждая часть сада имеет хотя и свою особую цель, но цель всем им общая состоит в том, чтобы возбудить в вас чувство изящного, то вы только что ступив на какую-либо дорожку, дотоле вами не виденную, начнете уже составлять в воображении своем новую картину изящного, стараясь предугадать предмет, к которому она доведет вас. Что же последует, если вы, вместо всего предполагаемого, встретите на конце дорожки что-либо самое обыкновенное, не только не заслуживающее быть даже последним звеном в цепи изящных предметов, но и разрывающее эту цепь на части? Ваше воображение оскорбится, и вы произнесете укоризну садовнику за то, что он разрушил или по крайней мере понизил строй души вашей! - Не предлагает ли это обстоятельство также и своего условия искусству?
Не так ли точно предлагают свои условия удобство и нега? не требуют ли они от садовника особенного внимания, как главные причины, побудившие разводить сады? Нет никакого сомнения в том, что сад будет неудобным, если он не представляет в знойный летний день достаточного убежища от солнечных лучей, а в осеннее время открытого для солнца и защищенного от ветров лужка или дорожки. Но еще неприятнее того тщетно искать в саду местечка, на котором бы можно было отдохнуть спокойно, отложив на часок все мирские заботы и попечения.
Обращая же наше внимание на место, климат, и главные предметы, имеющие окружать сад, мы невольно встречаем несколько разных условий, руководящих нас при расположении сада. Пламенное небо Италии заставляет искать убежищ в саду, излишних на Севере. Гористое или покатое местоположение предлагают украшения, который почитаются иногда излишними, а иногда даже неисполнимыми на равнине. Сырое место требует быть более открытым, а сухое закрытым. Притом один и тот же географический климат заключает в себе разные климаты ботанические, которые совокупно с почвою взаимно содействуют или противудействуют к произрастанию одного и того же сорта дерев, а вместе с тем и к группировке одного и того же рода картин. – Однако же может встретиться случай, что климат и почва двух мест, порознь рассматриваемые, совершенно противуположны, а вместе взятые одинаково благоприятствуют одному и тому же растению. - Неотъемлемый авторитет имеют также окрестности при саде; садовник, не имеющий изящного вкуса, откроет вам болото, овраг, песочную яму, пустырь, и закроет море, реку, лес, горы, или прекрасное строение.
В заключение скажем, что сад домашний и сад публичный представляют две идеи, условливающиеся различно со вкусом садовника.
В первом требуется более удобства и изящной простоты, во втором более простора, богатства и великолепия.
Сообразив все это вместе, мы видим, что двух, во всех частях изящно расположенных садов, совершенно схожих между собою, не может и не должно быть, и садовник должен на каждом шагу своем быть творцом новых картин, если хочет заслужить название сведущего. Какого же усилия, сведения и вкуса требуем мы от одного человека, располагающего нам сад и обязанного выполнить приведенные здесь условия, о которых не трудно говорить, но которые иногда весьма трудно сообразить на самом деле? А сколько еще может встретиться условий, нами упущенных из виду?
Принося должную дань признательности памяти тех садовников, которые составили себе обелиски раскинутыми руками их знаменитыми садами в Европе, мы, к сожалению, не можем назвать имен их, соделавшихся жертвою забвения, между тем как твердим беспрестанно имена Ленотра, Чемберса и им подобных, и смеемся над их садами! Но такова бывает иногда судьба человека не только после смерти, но и при жизни его.

ЧАСТИ САДА

Главными частями, входящими в состав садов, должно назвать аллеи, рощицы, кабинеты, компартименты, лабиринты, шпалеры, лески, группы, равнины, партеры, дороги, рабатты, террасы, статуи, пруды и бассейны, острова и заборы.

Аллеи, или прямые дороги, обсаженные деревьями в один или несколько рядов, бывают: открытые, закрытые, подчищенные, неподчищенные, сплошные и пролетные. Открытые аллеи помещаются большею частию перед господским домом, в перпендикулярном к нему положении; перед церковью, если она находится вблизи сада, и перед входом из саду в лес. Открытыми делаются они для того, чтобы не скрывали ветвями своими главных видов, в концах их находящихся, и были бы освещены всегда сверху. Деревья для таких аллей рассаживаются редко, дабы не препятствовали друг другу в росте и могли бы достигнуть возможной высоты, придающей всегда величество проспекту. Для таких аллей употребляется преимущественно липа, а где нет ее, там ясень, илим, клен или рябина; последняя представляет собою прекраснейший вид с ранней весны до самой глубокой осени, а притом растет очень скоро. Жаль, что она не имеет величественного роста ели, чтобы занять первое место между всех дерев, употребляемых для этой цели. Дуб и ель можно также употреблять для аллей, но по медленности их роста и трудности в пересадке, такая работа совершается только для потомков. Береза растет хотя и много скорее последних и довольствуется почти всяким грунтом, но по мелкости листа и малой от того тени редко употребляется. При назначении расстояния дерев по продольной линии аллеи должно всегда сообразоваться со свойствами употребленного на то сорта, и садить так, чтобы они никогда не могли совершенно срастись между собою и образовать стену. Эта часть сада должна всегда представлять картину величия и великолепия, а потому употребляются в аллеях и другие украшения, о которых говорено будет в своем месте.
Закрытые аллеи помещаются в сторонах сада, особенно близь дому, или на переходе в купальню; для убежища от солнечного зноя и излишнего света. Ширина закрытых аллей делается такая, чтобы, по достижении деревами девятиаршинного роста, ветви их плотно срослись между собою и покрывали весь ход. В этом случае деревья сажаются гораздо чаще между собою; употребляют же для того преимущественно липу, ясень и акацию. Если такая аллея хорошо устроена, то она рождает в зрителе мысль о удобстве, порядке и простоте.
Деревья открытых аллей подчищаются кругом аршина на четыре от земли; но чем шире аллея, тем выше можно подчищать их. В крытых аллеях подчищается одна только внутренняя сторона; аллеи из ельника вовсе не подчищаются, только что подстригаются немного. Прежнее обыкновение, сажать деревья регулярно в сплошном виде по сторонам дорог, хотя и продолжается еще в иных местах, но с тех пор, как в садоводстве начали приближаться к природе, аллеи получили другой вид; ныне сажают деревья группами от шести и до десяти вместе, оставляя между ими интервалы разной меры, по соображению с боковыми видами, для которых собственно они и назначаются. Этот способ особенно приличен длинным аллеям; посредством его избегают монотонности, утомляющей взоры. Короткие же аллеи лучше делать сплошными, потому что три или четыре группы на каждой стороне не составят вида аллеи.

Рощицы образуются из высоких дерев и кустовых растений, сажаемых в разных отделениях сада различными фигурами, сообразными с природою и местоположением. Кусты употребляются собственно для скрытия голых стволов дерев, и составляют опушку их; около кустов сажаются еще высокие цветы, но не регулярно, придающие более разнообразия, легкости и приятности виду. В такие рощицы делаются местами входы, а в средине их проводятся прямые или извивистые дорожки разной ширины, смотря по вели-чине рощицы, и выстилаются дерном, или делаются просто земляные. Первые красивее последних, но их можно только там назначать, где солнечному свету нет препятствия освещать их в сутки по нескольку часов, иначе дерн будет расти худо, а иногда и вовсе не примется.
Для рощиц употребляются всякие деревья кроме ольхи и ветлы, но не должно однако же мешать хвойных дерев с лиственными, особенно если рощицы видны из дому; зимою будет такая группа представлять очень неприятный вид и нарушать идею единства.

Кабинеты.
Так называются обсаженные плотным рядом дерев небольшие места, имеющие форму круга, квадрата, параллелограмма или многоугольника. Верх кабинета должен также плотно закрываться сучьями окружающих его дерев, а для большей густоты стен обсаживаются они со внешней стороны высокими кустовыми растениями. Если сад разводится на таком месте, где уже есть некоторые деревья, то для кабинета избирается одно большое ветвистое дерево, подчищается снизу аршина на четыре и, отступя на некоторое расстояние, обсаживается вокруг серенгою. Когда ветви серенги срастутся с ветвями дерева, в центре их находящегося, то образуется прекраснейший кабинет. Такие кабинеты служат в жарке дни приятным убежищем от зноя и доставляют удобство и покой для занятий на открытом воздухе.

Компартименты.
Хотя этим именем и называются вообще части, хорошо между собою согласованные, но в особенности принадлежит это название мелким частям, которые именно по мелкости своей рассматриваются вместе; таковы, например, грядки, лужки, цветники и заключающиеся между ними дорожки. Для разбивки компартиментов служит руководством в некотором отношении местоположение, но преимущественно более воображение, нежели правила. Общим правилом однако же почитается избегать слишком единообразного разделения и неестественного назначения частей, геометрических фигур, симметрических форм, слишком высоко поднятых цветников или углубленных дорожек, очень малых или больших клумб, очень узких или широких, или слишком близких между собою дорожек и тому подобного.
Хорошо расположенный и устроенный компартимент всего более свидетельствует о вкусе садовника, потому что самые большие затруднения встречаются при расположении этой части сада, хотя, по-видимому, и кажется она легче всех к исполнению. Достоинство компартимента состоит вообще в пропорциональности частей без излишества их и недостатка, в легкости форм и в игривости, разнообразии и красоте форм и колорита.

Лабиринтами называются искривленные в разных направлениях дорожки, проложенные так чрез лесок, что вглубь его прямым путем пройти невозможно. Чем запутаннее ходы, тем более лабиринт имеет достоинства.
Лабиринты делаются двояким образом, то есть, или сажают между дорог по одному ряду дерев и подстригают их шпалерою, или оставляют между ними столько места, чтобы можно было насадить деревья густо и нерегулярно. Последний образ насаждения представляет натуральный лесок и потому заслуживает преимущество пред первым. Но которым бы из двух способов ни был устроен лабиринт, всегда за главное правило поставляется то, чтобы идучи по одной дорожке, другой отнюдь не было видно, и для того деревья, насажденные в один ряд, должно всегда подстригать, дабы привести тем в большую густоту, что при обширном лабиринте потребует множество труда и больших издержек. Помещение лабиринтов в посредственных, а особенно в малых садах вовсе неприлично; а как они не представляют собою ничего ни эстетического, ни удобного, то исключены почти совершенно и из больших садов.

Шпалеры. Под именем шпалер разумеются рядами насажденные деревья, как плодовитые, так и простые, у которых сучья развязаны но решеткам, нарочно для того сделанным. Шпалерами хорошо окружать овощные сады и парники; они послужат защитою от непогод посеянным на грядах растениям, а самые огороды, находясь внутри садов, будут, как предметы нисколько не изящные, скрыты от взоров. Иногда помещаются шпалеры в отдельной части сада, называемой плодовым садом.
Так как шпалеры входят в состав садоводства по одной только приносимой ими пользе, а сами же собою не составляют никакой эстетической картины, то статья об них включается здесь единственно для того, чтобы указать настоящее их место, и тем исключить совершенно из садов увеселительных.

Лески служат большим украшением для сада, но при насаждении их должно наблюдать, чтобы они не были слишком близки к дому, для избежания происходящей от них сырости. Должно также стараться о том, чтобы они не закрывали тех окрестных видов, которые заслуживают быть открытыми.
Лески отличаются от рощиц тем, что они сажаются на большем пространстве и состоят из дерев более штамбовых, нежели кустовых; последние же употребляются только для того, чтобы скрывать до той поры предметы, находящиеся в лесках, пока почти к ним самим подойдешь. Скрываемые тайны лесков могут состоять из чистых лужков, небольших строений, надгробных памятников, статуй, ручейков и пр.; а в гористых местах из гроттов, пещер, скал, водопадов и тому подобного. По этой самой причине делаются и дорожки в лесках кривые; тропинки же особенно должны иметь в самом начале своем крутой изгиб, дабы внутренность леска не была тотчас при входе видимою.
Бока у дорожек должно обсаживать сперва мелкими кустами, потом сажать деревья крупнее и так продолжать до самых больших. От этого вершины всех дерев будут видны, а стволы закроются; кроме того все деревья будут находиться в свету, почему лучше и расти станут. Нужно также знать при самом насаждении дерев, какого они могут достигнуть роста, пришед в совершенные лета, и соображаясь с тем назначать им места и нужное для будущего времени пространство. Всякое стеснение производит то, что деревья идут только вверх, имеют голые стволы, редкий и мелкий лист и в сухую осень очень рано облетают.
В лесках делаются дорожки дерновые и земляные; деревья вовсе не подстригаются, кроме сучьев, препятствующих свободному по дорожкам проходу, или подсохших. Если же лесок находится вне сада и к нему трудно провести аллею по причине встретившегося на прямой линии болота, большого оврага или возвышения, то можно их обходить, назначая дорогу искривленную и обсаживая ее кустами и деревьями в виде партий, сколько можно более разнообразных между собою; а для большей густоты подсаживать везде орешник.

Группы.
Группами называются партии, составленные из одних стволовых, или из одних кустовых дерев, или из тех и других приятно перемешанных. Группа может заключить в себе от двух до двадцати дерев; если же их будет более, то она называется уже рощицей. Если группа состоит только из двух дерев, то верхи их должны соединяться между собою; если ж их будет более, то одно или несколько могут стоять хотя и отдельно, но так, чтобы составляли с прочими одно целое. Три дерева группируются всегда в разностороннем треугольнике и без опушки; большее число можно опушать кустовыми растениями, дабы иметь беспрерывную зелень от земли до верху. Для избежания единообразия назначаются для групп как дерева, так и кусты разной высоты и разных сортов.
Группы, составляя сами собой приятный вид, весьма много украшают пространный луг, сокращая его обширность и наполняя пустоту, представляющую без того какое-то одиночество. Но взаимное их положение должно быть такое, чтобы между каждых двух групп было несколько чистого луга. Лучшее место для групп есть скат горы, или берег.

Равнины, или луга помещаются преимущественно перед самым домом, также и перед другими строениями, особенно же поставленными на возвышенных местах, с которых можно обозревать значительную часть горизонта, или хотя отдельный, но прекрасный какой-либо вид. Такие луга должны быть всегда достаточно пространны, совершенно ровны и чисты, и к той стороне, где находится строение, несколько возвышенны. Невозможно предположить ни формы, ни величины их, потому что и та и другая зависят от обстоятельств, как то: от величины сада, строения, перед которым луг находится, и наконец от местного положения и окружающих предметов. Равнины украшаются насажденными по одиначке деревами и малыми группами, расположенными вообще довольно редко и нерегулярно; ближайшие из них ставятся на таком расстоянии от дому, чтобы удобно можно было различать сорты их. Траву на таких лугах надлежит косить часто, но не очень низко, от чего получается прекрасный вид ровной зелени. Можно также равнины обсаживать вокруг одинокими деревьями, оставляя пролеты для хороших видов и закрывая неприятные почему-либо места большими группами.

Партеры, отделения или части равнин, ближайшие к дому, обсаживаются обыкновенно низко подстриженным барбарисом, крыжовником и другими подобными невысокими растениями. Партеры бывают дерновые сплошные и дерновые койменые, то есть выстланные разными коймами. Форма партер также может быть разнообразна, но самая лучшая есть эллипсис или параллелограмм, обращенный длинным боком к дому. Хотя невозможно положить точной меры партерам, но вообще должно заметить, что малых лучше вовсе не делать, кроме того случая, когда их будет два или более.

Дороги делаются в садах тремя образами, как то: крепкие или английские; земляные, просто песком усыпанные, и дерновые, то есть дерном выстланные или засеянные.
Первые, по твердости своей, гладкой поверхности и чистоте, почитаются лучшими, и только по одним экономическим расчетам употребляются вместо них земляные. Последние также весьма красивы, если их укатывать всегда в одну сторону, но они приличны только тем странам России, которые не подвергаются частым дождям; исключая частного употребления их в лесках и рощицах.

Рабатты, или цветочные грядки, которыми обводятся большие цветники, лужки и группы, а также и открытые аллеи, бывают двух родов: земляные и дерновые. Первые делаются небольшим овальным возвышением из насыпной хорошей земли, а последние горизонтально; ширина и тех и других от полу-аршина до аршина. На земляных сажаются цветы в один ряд, большею частию зимующие, на дерновых же ставятся горшки и кадки с цветами и деревьями.
Рабатты служат для садов тем, чем орнаменты для зодчества; аллеи получают от них всегда более великолепия, но зато теряют несколько величественности.

Террасы.
Террасами называются естественные возвышения или насыпи, получившие от руки искусства правильный вид. Они помещаются перед домом, а также и в разных местах сада, если он расположен на скатистом месте. Террасы бывают одинакие и состоящие из уступов, разными видами сделанных. Бывают сады, которые по местоположению состоят все из уступов; такие уступы обсаживаются обыкновенно деревьями или кустами. Насыпи для террас, перед домом находящихся, делаются точно так же, как и английские или крепкие дорожки; крутой скат их устилается дерном, а в приличных местах делаются всходы или лесенки.
Ширина террас почитается самою красивою, когда она втрое более вышины своей. Террасы делаются, смотря по месту, а особливо по строению, перед которым находятся, прямыми, дугообразными и наугольными; красивейшими из них почитаются вторые. Дерновая сторона их обсаживается большею частию кустовыми растениями, а верхний край обводится балюстрадом.

Подпись: К. А. У. А. К.

*

О ГЛАВНЫХ ЧАСТЯХ САДА И О САДЕ ВООБЩЕ

Статуи придают весьма много красоты саду, но тогда только, когда при размещении их строго соблюдено приличие в отношении к месту сада особенно и к саду вообще. Так например приличны будут статуя Нептуна на острове, при фонтане, каскаде и тому подобных местах; Дианы в леску, или близь кабинета; Флоры между цветников, Помоны в плодовитом саду или близь одинокого плодового дерева; так приличны саду статуи сатира, фавна, нимф и многие другие мифические изображения: но нет места во всем саде плутону, вулкану или циклопам; прометею, марсу, беллоне, прозерпине, паркам, евменидам и многим другим. Иногда употребляются вместо статуй урны, вазы или памятники, но только не обелиски, которым место на площадях.

Пруды и бассейны.
Бассейны помещаются в садах как для удобности поливки, так и для украшения. Они делаются круглые, овальные, квадратные, параллелограммные и вообще многоугольные, но всегда правильные; чем обширнее они, тем лучше для сада. Однако же если бассейны превышают длиною своею десять сажен, то называются уже прудами. Точной глубины для них определить нельзя, но кажется, и для самых больших прудов трех аршин довольно. Как правильные бассейны украшают сад, отвращая своею правильностью идею о луже или затоне, так правильные пруды вредят достоинству сада, нарушая собою картину свободной природы. Для расположения прудов, приближающихся к природе и требующих меньшего труда и издержек, можно предложить следующие правила: сад надлежит располагать преимущественно близь речки или больших ручейков, дабы воду их можно было употребить для предположенных прудов; потому что проточная вода бывает всегда светлее и чище стоячей, и никогда не зарастает болотными травами, а потому и не требует чистки, составляющей довольно значительные издержки. При ведении воды должно особенное обращать внимание на местоположение, то есть, вести низкими местами и тем избегать огромного труда прокапывать высокие. Если необходимость заставит проводить воду чрез возвышенные места, то надлежит делать берега сколько можно отложе, чтобы они не закрывали воды собою; кроме того нужно еще округлять самые скаты, дабы они не представляли переломом своим гребня, нарушающего образ природы. Вообще пруды должно вести излучинами, а не прямыми линиями, не стараться давать берегам их везде одинакового расстояния, но соображаться в этом случае с местоположением, чрез что можно получить вид более естественный, и избегать делания искусственных берегов, всегда менее прочных и требующих почти ежегодно поправки. Ничто не противно так хорошему вкусу, как наливные пруды, возвышенные на несколько аршин над поверхностью земли, потому что прохаживаясь около них воды совсем не будет видно, а является глазам один вал, или насыпной берег, представляющий собою как бы остаток какого-нибудь военного укрепления.
Так как лучшим положением воды почитается проток ее подле лесу, почему проводя воду чрез сад, должно всегда стараться, чтобы близь берегов ее находились лески и рощицы; тогда вода, видимая сквозь деревья, составит прекраснейшую в этом роде картину природы. В конце воды можно сделать легкий изгиб берегов, сблизить их между собою и густо обсадить всегда зеленеющими деревьями; по самым же краям берега насадить местами ветлы, дабы сучья их, разросшись, повисли над водою. - Иногда дозволяет местоположение делать каскады; этого случая никогда упускать не должно.
Главное дело при расположении в садах воды состоит в том, чтобы сколько можно более приближаться к природе и скрывать искусство. Для этого потребны врожденные дарования, прилежное наблюдение природы и применение к местоположению, избранному под сад. За невозможностию следить природу во всех разнообразных ее видах, можно руководствоваться хорошими картинами, снятыми с нее.
Если сад разводится на таком месте, где воды очень мало, то пруды и каналы лучше вовсе оставить. Ничто не может представить более скучного и неприятного вида в саду, как пересохший в жаркое время пруд.

Острова придают чрезвычайную красоту саду, и разнообразность их можно довести до бесконечности; однако же никогда не должно делать совершенно круглых, квадратных или какой-либо другой правильной фигуры; равным образом должно избегать и острых углов. Острова устроиваются поросшие лесом, кустарником, зимующими высокими цветами, или разною высокою травою; иногда ровные, иногда же гористые: иные с строениями, другие без них. В самом большом саду должно быть число искусственных островов не более трех или четырех; но если случаются естественные острова, то можно все оставлять, сколько бы их ни было.
Ни в какой части сада не может воображение столь свободно действовать, как при украшении островов; каждый из них, будучи отделен водою от других, составляет из себя целое, не заимствующее и не зависящее от них. И так на одном можно насадить приятный лесок, на другом поставить открытую беседку или хижину под одним или двумя развесистыми деревами, к чему ветла всех других приличнее; иной можно преобразить в каменистый с гроттом или пещерою и обсадить травою, растущею обыкновенно на развалинах. Гладкие острова украшаются цветами, или между группою печальных елей ставится памятник, в половину из-за них видимый.
Мостики хотя и придают украшение саду, но ко всем островам делать их не должно; в ином месте хорошо употребить плотик, в другом обыкновенные лавы или брод, где просто набросанные камни служить могут для перехода.

Заборы. Сады огораживаются разными способами, как то: каменными оградами, деревянными заборами, решетками, частоколом, разного рода плетнями и заборами живыми, или растущими. Из всех родов огораживания рассматривается здесь только последний, как представляющий собою также подражание природе.
Для живых заборов употребляются обыкновенно терновник, бузина и многие другие кустовые растения, сажаемые так плотно между собою, что пасомая на полях скотина не может пройти между них в сад. Но всего лучше обсаживать сады ветлою следующим  образом: с начала весны, как скоро земля распустится, но деревья не имеют еще листу, нарубить ветловых кольев разной величины и на месте, где назначено быть забору, наколотить в землю просторных для кольев дыр, глубиною в поларшина, а расстоянием одну от другой на аршин; в эти дыры втыкать ветловые колья, обминая землю около них ногами; между каждых же двух кольев втыкать мелкие ветловые сучья на-крест между собою. Так как ветла всего более любит мокрую землю, то воткнутые на высоком и сухом месте колья требуют первый год частой поливки. Когда начнут расти сучки, то должно стараться переплетать их вдоль по забору, склоняя сколько можно более к горизонтальному положению, чрез что забор получит в самое короткое время надлежащую густоту. При достижении деревами трех-аршинного роста должно подстригать их (6).
При устроении живых заборов никогда не должно делать длинных прямых линий, но изгибать их, для чего и деревья сажать в открытых местах группами, дабы тем скрыть сколько можно более настоящие границы сада. Если случится подле забору ручей или речка, то должно включать их непременно в сад и вести забор по другой стороне берега; потому что в наших странах редко встречается изобилие воды в саде.

ВООБЩЕ О САДЕ


Из всех означенных частей составляется то, что мы называем собственно увеселительным садом. Бывают кроме того сады плодовые или фруктовые и овощные или огороды. Иногда все три сада размещаются смежно между собою, иногда же отдельно; в первом случае разделяются они обыкновенно шпалерами.
В увеселительных садах помещаются иногда предметы, относящиеся к двум последним родам садов. Хотя многие критики и утверждают, что такое смешение не свойственно, но это мнение несправедливо и доказывает только односторонность их суждений. Разве яблонь или тому подобное дерево не есть произведение природы в царстве прозябаемых? разве яблонь есть безобразное растение, что лишается права на изящество? Она служит более для пользы, нежели для удовольствия, - скажут опять критики. - Дайте ей изящную форму, приличное место - и она будет увеселять вас независимо от приносимой ею пользы. - Я полагаю, что помещение плодовых дерев в садах увеселительных не только что не противно общей цели последних, но даже прилично. Не будет ли яблонь или груша, помещенная на открытом лужку, или на островке, придавать еще более прелести увеселительному саду, сохраняя единство с другими деревами, но составляя с ними также и большое разнообразие? Не послужат ли еще такого рода украшения к возвышению и следовательно усовершению изящного садоводства? Решение таких вопросов представляю я просвещенной публике, ожидая от нее поверки на самом деле, как лучшего подтверждения теории.
Что относится до воды, необходимой для сада, то подробно объяснено в статье о бассейнах и прудах. Здесь можно только предложить попытку устроить в саду фонтан посредством артезианского колодца.
Сохранение окрестных видов, окружающих сады, есть выгода, довольно важная для них. Если, например, при обозрении сада с возвышенного места представляются нам рамки его резкою и отдельною чертою, а за ними видима обширная, дикая и однообразная пустыня, то исчезает, кажется, все очарование природы, и мы видим одно искусство человека, хотя все столь же изящное, но несколько охлаждающее наши чувства, по крайней мере до тех пор, как мы находимся на той высоте. Окрестные же виды, счастливо расположенные, очаровывают иногда до того воображение, что дают ему повод соединять их с самым садом и таким оптическим обманом уничтожают совершенно рамки его. Поэтому сады, расположенные на возвышенных открытых местах, окруженные приятными видами, имеют всегда преимущество пред находящимися в закрытых лощинах.
Относительно плана хорошего увеселительного сада надлежит наблюдать следующее: вход в сад должен быть всегда прямо из дому, так чтобы между ними не было ни строения, ни двора. Если место дозволяет, то бельэтаж дому должен стоять по крайней мере аршина на два выше садового грунта; чем же выше, тем лучше, дабы из дому в сад сходить по ступеням. Такое возвышение делает воздух в доме суше и следовательно здоровее, а притом открывает как в сад, так и в окрестные места вид гораздо далее. Как скоро кончатся ступени, должен представиться чистый и ровный луг, простирающийся во весь фасад дому и обведенный сухою дорожкой, по которой бы всегда удобно ходить можно было. Длина луга против ширины его должна быть почти вдвое больше, фигура нерегулярная, а по сторонам его должны быть насаждены без всякого порядку небольшие рощицы, группированные так, чтобы деревья их имели на луг несколько исходящих углов. От этого получается вид более естественный.
При разбивке сада требуется также искусство и на то, чтобы все части его расположить по удобности места, то есть так, чтоб срывания земли и новых насыпей было сколько можно менее. Также необходимо иметь вокруг всего сада сухую дорожку, ведущую изгибами чрез многие густые лески и рощицы, по которой бы во всякое время спокойно прохаживаться можно было. Такие дороги гораздо приятнее прямых; к сожалению, должно сказать однако же, что последние предпочтены и находятся еще доныне во многих лучших садах.
От конца луга, находящегося перед домом и против самого выхода из него должна начинаться главная прямая дорога (открытая аллея). Нарушение этого правила есть нарушение величественного вида из дому. Представьте себе торжественный проспект, облитый, так сказать, всею роскошью садоискусства, открывающий вам вдали какой-либо прекрасный вид и вдруг застените его при самом начале рощицей, или другим каким-либо предметом в вашем воображении. - Какое чувство родится в вас? Не пожелаете ли вы сдвинуть препятствие, чтобы вполне насладиться великолепием закрытой им картины? Не согласитесь ли вы тотчас с мыслию, что в большом саду главный проспект необходим?
Но совсем не то в малых садах; там проспект, простирающийся на несколько десятков сажен, с первого взгляду ставит весь сад в ограниченную рамку, и ваше воображение, охлажденное мерою сада, не будет стараться разгадывать тайны его, и если бы даже вы встретили в нем какой-нибудь прекрасный компартимент, то вместе с ним рисовался бы в воображении у вас и забор долженствующий, по сделанному на ваше воображение первому впечатлению, находиться где-нибудь вблизи, и эффект картины был бы в половину разрушен.
Главная аллея украшается всем тем, что только в этом роде искусство придумать могло; статуи, урны, вазы и иностранные деревья в кадках и горшках ставятся по сторонам ее; лучшие цветы наполняют ее рабатты. От этой дороги должны идти в разных местах и направлениях в обе стороны узкие дорожки излучинами и простираться по всему саду; между них могут быть кой-где, особенно вблизи к дому, крытые, прямые аллеи. Кривые дорожки должны вести гуляющего к разнообразным предметам природы и искусства, тесно между собою соединенных; но вести таким образом, чтоб везде поражала нечаянность, неожиданность; например так, чтоб на крутом повороте дорожки прийти в густой лесок, на открытую равнину, к прекрасному цветнику, к мостику, ведущему на остров удовольствия, или к броду, показывающему путь к заглохшему, или как бы давно забытому месту. Узкая тропинка в лесок или рощицу должна нечаянно привести к памятнику, к изящной статуе, или к месту отдохновения.
Предметы, вполне обозреваемые издали, должны производить внутреннее удовольствие; иногда рассевать мрачные мысли, иногда по-гружать в меланхолию. К первым принадлежат обширные луга с извивающимися по ним ручейками, фонтаны, открытые виды легкой природы на обширном горизонте окрестности, и тому подобное; к последним дикие скалы, пруды, обросшие ветлами, каскады, надгробные памятники (7) или темный лес. - Предметы же полувидимые издали, как например, просвечивающие сквозь повисшие сучья елей, или других дерев и кустов строения или статуи, должны завлекать к себе, а по приближении к ним удовлетворять любопытство. Одним словом: сад должен быть так устроен, чтобы гуляющий в нем в первый раз, чувствуя даже усталость, желал бы обозреть все части его и над каждою частью или компартиментом частей невольно останавливался. Само собою разумеется, что изящная природа и все искусства вообще не на всех людей производят одинаковое влияние; здесь говорится о тех только, которые способны принимать их впечатления.
Но еще должно заметить, что с тех пор, как вкус Французский в разведении садов заменен Английским, многие садовники впали в противную крайность; они оставили совсем прямые дороги, и начали делать столь искривленные, что, желая подражать природе, совсем отошли от нее, и, закрывая искусство излишеством выдумок, явно его обнаружили.
В назначении кривых дорог должно полагать всегда за главное правило, чтоб без очевидной надобности изгибов совсем не делать. Ничто не противно так природе, следовательно и подражательному ей искусству, как то, чтобы идти извилинами к такому месту, к которому дойти прямо, и следовательно гораздо скорее, нет никаких препятствий. И так, делая изгиб на каком-либо месте, должно обсаживать густыми деревьями или кустами все уклонение дороги от прямой линии; или обводить кривизны около пригорков и воды; то есть или находить в самом местоположении, или нарочно поставлять искусством препятствия, которые уже непременно обходить должно.
Так как вода составляет одно из главных украшений сада, то и должно всегда стараться употребить ее с хорошим назначением. Вода, находящаяся в саду в местах, ей неприличных и не в надлежащей чистоте, не только не прибавит красоты, но даже повредит ей. Этому служат доказательством находящиеся в старинных садах разные стоячие воды, как то: каналы, пруды и зеркала, в которых гнилая и заросшая тиною вода не только что представляет собою мертвый вид, но еще к большему неудовольствию производит и распространяет дурной запах. Равным образом не приличны для обширного и величественного сада мелкие фонтаны, а особенно каскады, сделанные регулярно уступами, или мелкими ступеньками, по которым вода еще иногда едва перебирается. Чтобы каскады имели свойственный им торжественный и важный вид, должны они ниспадать вдруг с крутизны, и тем производить в отдалении слышимый шум, всегда приятный в дикой природе.
Окрестность каскад должна вообще иметь вид строгий, величественный и угрюмый, иногда даже мрачный. А как естественные каскады бывают между крутых гор, то имея возможность включить таковые в сад, надлежит украшать их скалами, пещерами, но отнюдь не из кирпича, или тесанного камня сделанными, и обсаживать развесистыми деревьями, преимущественно же елями и березою.
Фонтаны можно присоветовать делать только в таком случае, когда воды довольно для того, чтобы она беспрестанно бить могла и в значительном количестве. Ничто не может быть столь противным взору, как фонтаны, имеющие сухое и от жару растрескавшееся дно, или бьющие низко и притом в ниточку.
Строения также придают красоты саду, но только тогда, когда они помещены на приличных им местах и без излишества. Характер садовых строений требует более простоты, нежели пышности.

Подпись: К. А. У. А. К.

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА:

 1. Жаль, что Бёттигер не продолжал своих розысканий о садах древних, он оставил нам только некоторые отрывки <…>.
 2. Одиссея. Песнь VII, стих. 112 - 132.
 3. Одиссея. Песнь V. стих. 63 - 73.
 4. Весьма заслуживало бы внимания разыскать основание безуспешности у Греков в изящном садоводстве; не одна ли и та же причина имела влияние как на садоискусство, Так и на пейзажную их живопись.
 5. De villis. Хотя Французские трубадуры, существовавшие ещё до Карла Великого, т.е. с 10-го столетия до половины 13-го, и говорят о симметрических садах, но кроме этого предания не имеется ничего актального об них.
 6. В странах безлесных или малолесных можно допускать рост ветел и выше, и потом чрез каждые три года обрубать верхи их для употребления на дрова, или для разведения небольших дровяных рощ.
 7. Весьма многие имеют обыкновение ставить памятники в садах для воспоминания бывших некогда любезными сердцу. - Изящная черта сердца человеческого!


Текст к новой публикации подготовила М.А. Бирюкова.