Глава 12. Сколько песен еще

Глава 12. Сколько песен еще…

Годом ранее
Однако оказанная услуга стоит встречной услуги, поскольку жизнь – это бартер, если мы хотим здесь уточнить кредо Колина. Ну вот допустим, услуга ему в итоге несла злокачественный характер. Так обычно бывает с женской влюбленностью и увлеченностью. Одиночка, в которого вдруг влюбились, как правило, после удачной ночи любви, вдруг попадает под бомбардировку чувствами.
А с другой стороны, Колин знал, как бывает, когда разлюбили. Начинается фальшь, ищутся поводы для расставания, опытный маэстро знает, что поводов подавать нельзя, надо терпеливо дождаться срыва с катушек, оргазма женской нелюбви, доводить до трясущихся отвращения коленей, как в первую встречу – но тогда трясущихся от страсти.
Когда она уже не может унять, на общем ровном фоне общения, крика и трясущихся рук – «Ты страшное уе..ище!», «У нас с тобой нет ничего общего!», или «Тебе тридцать шесть, а ты полный мудак!».
Крика женщины, захотевшей свежего мяса.
Он пришел к справедливости Истины: каково начало – таков и конец.
Унимать страсти придется в обоих случаях.
Он не поддавался на провокации, он казался прозрачен и открыт, упрекнуть его было не в чем, да и он бы легко и мягко парировал мелкие провокации, помня о свою первую взрослую «лавстори», с медичкой, девушкой из медучилища – другой.
А потом вторую, третью, прямо после армии, я был свидетелем, как расчетливо швыряли им же подаренное золотое кольцо через лестничную клетку. Фокус был выполнен юной подругой, вернувшейся из Уфы; кольцо в этой игре осталось на стороне, потерпевшей от выдуманной ею же измены. С наивными благородными ровесниками игра проворачивалась, видимо, далеко не в первый раз.
Она отлично знала, что колечко или серьги, если сейчас проявит неловкость выпившей мартини теннисистки, она найдет на следующий день, крепко выспавшись поутру, в почтовом ящике, вместе с дебильной открыткой, полной извинений. И что дальше молодой джентльмен будет писать то проклятья, то уверения в любви.
Он пришел к определенным выводам. У него не было желания зарабатывать на квартиру, машину и прочее, и играть в большую игру – с прощениями, до поры…
Колин не искал Вечного Друга, но понимал, что привязывается к людям. И с этим ничего не поделать.
В двадцать шесть лет он проанализировал весь свой опыт, прочитав массу книг, включая отвратительные «Вешние воды» Тургенева, которые он читал, блудно сожительствуя с дамой, на улице.
Мы сидели и пили водку на скамейке у дома его подруги на Рижском.
– Не то, чтобы эти события нарастили тебе волчьей шерсти, наоборот – овечью твою подпалили, – хмыкнул я.
– Ты представляешь, этим, вот этим, – он совал мне книгу «Вешние воды», – этим назвали улицу в Москве. Этим, эпиграфом которому надо было поставить «Лучше х..й в руках, чем синица в облаках», – сообщил он мне, – мы листали его дембельский альбом.
Ему повезло прочитать пару книг в перестроечных альманахах – на тему «подать стакан воды», и «Отец Горио» Бальзака, где ясно освещена тема старости и утешительной мысли – «У меня есть наследницы, я прожил не напрасно», я ограничился потрясающим французским фильмом 2004 года.
Трахаться, конечно, хочется всем. Как всем хочется и ласки, заботы, и возможности сказать в кругу друзей за столом, заставленным пивом:
– Пардон, моя звонит – выскочу.
Это надо, но как быть, если в его нейронных сетях запуталась та медичка?
Но как быть с «Отцом Горио»? «Я хотел бы, чтобы вы всегда оставались маленькие…»

– У меня сегодня третья услуга, как ты помнишь. У меня в эти два года было три возлюбленных, мастериц из салонов красоты.
– Да, которая отбеливание ануса осваивала, дескать, очень востребовано у девочек. Ты с ней вроде нормально разошелся, она тебя не оскорбляла, выходила замуж, ты высказал поздравления, и не стал напрашиваться гостем, – «я вашу невесту…».
– Еще две. Та, ну ты помнишь, Катя, которая вязала дома из пряжи, хотя могла и ссучить нитки из шерсти, и вязала шапки и свитера на заказ.
– Да помню, сука, но свитера неплохие.
– И сейчас – третья, Марина, я ей несу прощальный подарок.
– Как? Та? Очень богатая? С папой – директором Мухосранскгаза и хатой на Патриарших? Она поймала тебя на том, что у тебя не хватило расплатиться в пиццерии, ты ей возразил. И она сказала, был бы тут мой папа, он бы тебе дал по морде, ты и на эту пепельницу не заработал. Ты поддался провокации, сказал, что твой папа любой девке за такие слова потушил бы бычок в щеку. Написал ей расписку, и вы вроде расстались.
– Да. Но я написал ей о прощальном подарке, сказав, что он затмит все прошлое.
Он вынул из подарочного пакета широкий шерстяной браслет, черный, с рыжими и белыми ромбами.
– Что это?
– На щиколотку, из шерсти дам.
– Дам? Ты хочешь сказать лам?
– Нет, дам. Моя первая трудилась, депилировала девочек внизу, с месяц, и сортировала шерсть по пакетам, и фотографировала работу. Я отдал второй, Кате, она сделала, связала. Потом скинул ей фото с пояснениями. Какой ромбик кто. А сейчас несу это третьей, Марине.
Он приехал, позвонил в дверь. Открыла невысокая полная роковая женщина:
– Ну, давай.
Она вынула подарок:
– Напульсник, ничего интереснее не мог придумать?
– Ты надень. И все поймешь.
Она надела:
– Шерсть какая-то грубая. Это верблюжья?
– Нет. Ты даже не знаешь, из чего он, ты же не знаешь старой шутки про «сумочку из кожи молодой негритянки».
– Чего? Говори ясно.
– Это шерсть оттуда, – он показал на ширинку. – Мне одна депилятор из салона за недельку настригла, не волнуйся, тут только девочки. Вот видишь, даже рыженькая, натурально, – он не договорил, приняв пощечину. Она побежала внутрь квартиры:
– Игорь!
Колин заспешил к лифту. Нажал. Повезло: двери открылись, он зашел, взглянул на себя в зеркало:
– Другое дело, оптимизм и еще раз оптимизм.
Но двери закрылись и опять открылись: он нажал на тот же этаж снова.
Игоря не было. Стояла Марина. В халате:
– Ты задрот, из фильма «Путевка в жизнь»! Нищеброд, дебил!
– Выучи синонимы к «дебилу», можно найти в интернете, это разовьет твои мозги хоть немного. А то они у тебя, как у бухой Снегурочки, на следующем заказе нальют, Дед Мороз дотащит до двери, а там трое детей, а ты ляпнешь про них то, что думаешь трезвой, про «вот наклепают уродов». Иди уже, халатик, глубокое декольте при кривых ногах.
Двери лифта закрылись, Колин любовался на себя в зеркало:
– Как три года тогда сбросил, – он протер лысину. – Надумал ты себе Вечного Друга, романтики захотелось, двуликий ты наш. Позвонишь же через полмесяца хвастать, как отодрал очередную амазонку.

;