Академ и наш б класс. отрочество. гл. 6

Глава 6. Мир вокруг.

     Я не помню, в какой момент я стала осознавать двойственность происходящего вокруг. Вероятно, это происходит не вдруг и не сразу, но постепенно наблюдая за окружающим миром, в какой-то момент я стала понимать, что взрослые не всегда ведут себя честно, а играют в какую-то  свою «игру».

     Говорили они, к примеру, одно, а делали совсем другое. Да, мы знали, что живем в   САМОЙ прекрасной стране и у нас САМОЕ чудесное детство с бесплатной медициной и образованием,  кружками,  пионерскими лагерями и прочим, прочим.  И в то же самое время «дефицит» был  естественным явлением в те годы.  И это явное противоречие  странным образом уживалось в наших детских головах.

    Хорошо  помню, как мама ездила в Ангарск ,  который снабжался особым образом,  за колбасой и  еще какими-то продуктами с подругами по работе. Как за моим синим  пальто,  мы ездили с ней в Большой Луг, где она это пальто случайно «углядела». Иные сельские магазины снабжались импортными вещами каким-то непостижимым образом.  Например, французские (ставлю восклицательный знак три раза !!!) босоножки мама моя чудом купила себе летом в каком-то сельпо в деревне, состоящей из одной длинной улицы. Правда, каким «ветром» занесло её в эту деревню – не скажу, не помню.

      Честно говоря,  в детстве на это внимания особого  я не  обращала - ну, «дефицит» и ладно! Но по мере взросления это стало… раздражать, скажем, так. Вот, к примеру,  … колготки! Обычные капроновые колготки! (Мужчинам можно этот абзац пропустить!)

       С одной стороны – это был «прорыв». Помню   «конструкцию» из пояса и специальных резинок, к которой прикреплялись чулки. Правда, была она мамина. Когда подросли мы, колготки уже появились в магазинах. Но… мало того, что были они все одного цвета и тонюсенькими ( никаких теперешних ДЭНов  в них не было), а потому дырки на них образовывались мгновенно, про затяжки вообще молчу, так и достать их было непросто, несмотря на приличную по тем временам цену. Стоили они 3 рубля!

       Так…что можно было тогда купить на 3 рубля?  Хлеб стоил 18 копеек… спички- 1 копейку… .О! Знаменитые 3.62! Кто помнит, что продавали за такую цену? Так, что еще?  Яйца, как сейчас помню, 90 копеек. В-общем, можно было прилично поужинать семьей за 3 рубля.

         Кстати, вспомнила забавную арифметику! Наша соседка по 305 дому - тетя Света, все незапланированные и огорчительные  траты считала…в «колготках». Когда мама ей как-то пожаловалась, что потеряла 10 рублей, она тут же успокоила её, сказав буквально следующее: «Считай, 3 пары колготок купила и порвала нечаянно». Действительно, вполне могло быть и так.

           Помню также , как-то на родительском собрании, где мы были с родителями вместе, Ирка Вялых, увидев, как её мама заерзала вдруг на стуле и стала разглядывать ногу, вполне довольным голосом прошептала мне в ухо: « Колготки затянула! Вот и хорошо, пусть сама убедится, что стулья у нас в кабинетах дурацкие. А то без конца мне выговаривает за эти затяжки».
       Да ладно колготки!

      ( Мужчинам можно продолжить чтение).
       А мороженое в шоколаде?!

       Почему-то без проблем его можно было купить только  на Проводах Русской Зимы. Этот праздник, кстати, на нашем «культурном пяточке» вспоминается мне намного ярче, чем прочие. Было весело! На плитах  на улице пекли блины, а в центральную клумбу обязательно ставили столб, на котором висел «приз». Принаряженные люди, музыка, смех, шум. Ну, и мороженое, за которым выстраивалась целая очередь.
 
      А мандарины?!

       Их  продавали обычно перед Новым Годом. И не зря у нашего поколения именно с их запахом ассоциируется  этот праздник. Короче говоря, многие вещи надо было «достать». Так вот и жили!

         Говоря про мандарины, следует вспомнить историю, которую напомнил мне «Мися». Больше всех по части «достать» везло тем, у кого родители летали в командировки в другие «города и веси». Из такой вот командировки отец Димки Жирикова привез три ящика по 20 кило этих самых апельсинов. Мисевич  пришел в гости к Димке, и они вдвоем «добрались» до цитрусовых. Причем, чтобы не было слишком заметно, они решили брать апельсины из разных ящиков. В результате они съели практически 20 кэгэ апельсинов незаметным для себя образом. С  Мисевичем «отваживались» целый вечер родители, а Димке даже вызывали «скорую». Эта  «обжорство» долго всех в классе веселило.

      Знали мы и слово «блат». Это означало, что человек мог что-то «достать» необходимое ему  в обход существующих правил, если водил знакомство с «нужными» людьми.
       При этом -  говорить открыто и публично что-то негативное было нельзя.   Недовольство людей прорывалось   в анекдотах и «кухонных разговорах».

     Мы, понятно, в разговорах этих не участвовали, но что-то слышали, чему-то удивлялись и делали свои выводы.

      Хорошо помню, как  в школе передавали из рук в руки  отпечатанные листки, найденные одним из одноклассников в его почтовом ящике. Там были стишки антисоветской направленности. Типа : «Вставай Ленин, вставай детка, за…ла пятилетка. Ленин встал, развел руками, х… делать с дураками».

       Я еще помню парочку стихов из этого листка, но привожу здесь самый приличный. А такие стихи, понятно, заставляли не только смущенно хихикать, но и наводили на размышления разного рода.

      Родителям  про эти стихи, я, понятно, не рассказала. И, вообще, лишних вопросов  я им не задавала. Почему? Они не были очень «идейными» и  в КПСС не состояли. Тем не менее, я понимала, что ПРАВДУ они мне, едва   ли скажут, а заставлять их что-то мямлить и привирать, мне не хотелось. Да и знали ли они какую-то  ПРАВДУ? Они  соблюдали «правила игры», как и большинство. И что я?
    Я  приняла правила игры тоже!

     К примеру, когда мы начали читать и изучать «нетленку» «дорогого» Генсека Брежнева  Леонида Ильича про Малую Землю, Целину и Возрождение , я четко понимала, что хоть эти художественные произведения написал, мягко говоря, не Лев Толстой,  отзываться неодобрительно о них никто не рискнет, даже учителя. Раз он - Брежнев- руководит Партией и   нашей Прекрасной Страной, то значит, плохого он не напишет, и отзываться о его «шедеврах» нужно если не восторженно, то одобрительно, по меньшей мере.  И я писала «правильные» сочинения по этим книгам, и другие писали тоже.
     Хотя  все знали  анекдот того времени:
    «Приходит Брежнев в Кремль на работу. Его встречает… кто-то там из его окружения… Суслов, допустим,  и говорит: «Поздравляю,  Леонид Ильич, отличные книги вы написали, я прямо читал до утра, оторваться не мог» - «Спасибо». Идет дальше, навстречу Андропов : «Доброе утро, Леонид Ильич, какие замечательные вы книги написали, поздравляю!»- «Спасибо!»… еще кто-то там идет… та же история. «Надо же,- думает  Брежнев,- все читают и хвалят. Надо и мне почитать!»

        Генсек, к слову сказать, был вообще занятной личностью. Отлично помню, как всех старшеклассников  собирали в актовый зал, чтобы послушать его выступления на съезде или каком-нибудь Пленуме. Все мы послушно приходили, потому что никому в голову даже не могла прийти «крамольная» мысль - пропустить это мероприятие, с учетом всех последствий.

       Все «генсековские»  «шедевральные» «сиськи- масиськи», которые до сих пор живут в фольклоре, мы слышали напрямую, из первых уст, так сказать. Брежнев  смешно шепелявил и причмокивал, читая речь по бумажке, а мы с девчонками -  не вникая в смысл этой речи, болтали потихоньку о «своём – девичьем»,  хихикали, обменивались записочками, строили «глазки» парням из других классов. Короче, весело проводили время.

     Взрослые  посмеивались над  неуемной тягой  Генсека (Генерального секретаря партии) вешать себе на грудь всевозможные  награды, как отечественного, так и импортного производства и целоваться «взасос» с лидерами братских стран. Но не помню, что кто-то публично  попытался его обличить или сказать что-то против существующей власти. О Солженицыне, о Сахарове, о прочих диссидентах того времени,  доходили только слабые, тревожащие нас слухи.

       В целом и общем, мы были уверены, что  «партия - наш рублевой», а также «ум, честь и совесть нашей эпохи» ,и всё же, всё же… «червячки сомнений» уже поселялись в наших неокрепших душах.