Ванькина башня

В южном направлении ни одной свободной машины не выдалось. Середина марта, зимний сезон на Ольхоне окончен, но внезапно нахлынули китайцы, заняли все турбазы. У них, оказалось, какой-то забег по льду в районе Харанцов, вот всех «извозчиков» и подрядили одномоментно. Хозяйка ветхой избушки, где мне чудом удалось снять комнату с удобствами на улице, дала телефон своего зятя, может, поможет чем.

- Слушайте, Виталий, мне вчера сказали, что я туда и на своей проехать смогу.

- Спокойно проедете. Я могу с вами прокатиться. Как раз день свободный. Бесплатно съездим, все покажу.

- Ну, бесплатно, наверное, неправильно. Не хочу оставаться в долгу.

- Дадите что-нибудь, отказываться не стану. У меня семья, трое детей, деньги лишними не бывают.

***
Выезжать решили в шесть сорок, успеть рассвет встретить, пригорок невдалеке есть, оттуда видно хорошо. Виталя ждет возле своего дома  – худощавый, невысокий, в очках. Заостренный нос, темные волосы – видимо, стригла жена, весь день по хозяйству, а тут минутка выдалась. Живые карие глаза. Подвижный, энергичный, но без суеты, сам в себе.

На вершине холма беседка. Подтягивается приветливый седовласый китаец с огромным Никоном. Так втроем рассвет и встречаем. Пейзаж завораживает, жемчуг и перламутр, но схватить его в кадре не удается. Мы с китайцем щелкаем, Виталий увлеченно рассказывает:

- Видите, под горой участок квадратный, десять соток, фундамент на углу? Это мое, я там жить буду. Гостевую пристройку сделаю с видом на море, вид-то какой шикарный, оцените же! Я еще катерок хочу завести, туристов катать. Хочу брать шестиместный, а мотор мощный не нужен. Тут катают ребята на скоростных, и что за прогулка? Тук-тук-тук по волнам, тук-тук обратно. Не посмотреть красоту толком.
Виталий смешно изображает бедных туристов, цепляющихся за борта. Мы выдвигаемся на маршрут.

По дороге мой гид рассказывает, как из трех безнадежных автомобилей собрал один, но теперь ему вся деревня завидует – такой крутой вездеход.

- Зато я теперь экскурсии могу водить туда, где другие не проедут. А тут мест красивых ого сколько! Да я вам сейчас одно такое покажу, сам обнаружил, никто о нем не знает. 

Виталий показывает дорогу, просит остановиться подальше, чтобы другие по следам не вычислили. Ведет кругом. Сказочный ледяной грот, нетронутый, метровые хрустальные сосульки. Да, удивительное место.

***
- Какая тут глубина?
- Немного, метров сорок всего.

Сначала ощущение бездны под колесами тревожит, но привыкаешь быстро. Главная угроза тут не лед, а торосовые поля – шины рвутся, как тряпочные. И со снежными сугробами надо аккуратнее, закопаться раз плюнуть. Впрочем, лопата с собой есть.

Мы движемся от одной точки к другой. Виталя не умолкает. В его голосе, тоне, чувствуется легкий нажим. Он убежден сам и убеждает других. Не будь меня рядом, он убеждал бы байкальский лед.

Меня, на удивление, его поток не раздражает. Может потому, что давно путешествую в одиночку, столько слов, наверное, за всю последнюю неделю не слышал. А может, магия Байкала умиротворяет. Впрочем, болтовней это не назовешь, интересно. Как местные обходят запреты «нацистов» - сотрудников Национального парка (Виталий говорит о них с ненавистью, словно речь о настоящих нацистах-захватчиках). Как выдавливают пришлых «извозчиков», почуяли деньги, налетели.

Возле Кобыльей головы Виталий замечает незнакомый внедорожник. Из него на лед робко выползают китайские туристы. Виталя щурится:

- Ага, запомнил номера. Чужой какой-то. Надо ему колеса проколоть.

У местных «извозчиков» группа в Вайбере. Виталий сообщает приметы «нарушителя конвенции». Да, не повезло мужику: где бы он ни остановился, колеса ему точно проколют.

***
Пару раз Виталию звонят. С женой он говорит любящим, нежным тоном: извини, выезжали рано, прости, не поцеловал, не хотел будить, вернусь, расцелую, цветик мой. Смущенно оборачивается ко мне:

- Люблю ее, не могу. Счастье мое, жизнь за нее отдам.

А вот с отцом – неожиданно панибратски, приятельски, с подколкой. Видимо, мое лицо он считывает хорошо, сразу поясняет:

- Вообще-то, батя старше меня на семь лет. Я без отца рос, все у мамки братика да папку просил. И вот мне пятнадцать было, она замуж-таки вышла, Лешка младше ее, двадцать два всего. Но я его все равно батей зову, прикольно же!

Так-то меня в молодости жизнь хорошо помотала. Валя у меня четвертая жена, от первых трех у меня по дочке. И с Валей сын, Ванька, мужик, да двое дочерей от первого ее брака. Так и живем впятером, дом маленький, зато свой.

Виталя делает ударение на слове «мужик». Ну да, сплошные бабы в жизни, а тут единственная отдушина.

- Мы сейчас к Трезубцу подъедем, я там, как Ванька родился, башню из камней начал складывать. И сейчас каждый раз, как туристов туда везу, беру с собой пару камушков. Ванька, мужик мой, растет, и пирамида в его честь растет. Туда уже монетки кидать начали, я смеюсь – у Ваньки капитал прибавляется. Каждый раз, как положу камень, сажусь помолчать, счастья Ваньке загадываю.

Через несколько минут останавливаемся у Трезубца. Виталя берет камни, несет к Ванькиной башне. Я лезу на скалу снимать марсианские пейзажи.

***
Понемногу движемся к дому. Тон беседы становится все доверительнее. Я тоже не молчу, свои истории в ответ рассказываю. Предлагаю перейти на ты:

- В конце концов, не такая уж и большая между нами разница. Сколько тебе лет?
- Сорок три.

Я молча перевариваю. Еще раз вглядываюсь – ни одной морщинки, ни одного седого волоса.

- Да ладно! Поверить не могу. Слушай, ну лет тридцать пять тебе дать можно, и то максимум.

Виталий расплывается. Почему-то ему это очень приятно. Внезапно выражение лица меняется, словно он на что-то решился. Виталий вздыхает, тон меняется, слова идут откуда-то из глубины груди:

- Так я десять лет в холодильнике провел, вот и сохранился. Не пил там, ни курил, спортом занимался. В каком холодильнике? Сидел я. За убийство. Просили пятнадцать, выписали тринадцать, отсидел десять, сейчас на условно-досрочном.

Я ни о чем не жалею, так надо было. Он мать моего друга задавил. Открываем квартиру, в Иркутске дело было, а там бесформенный ком, не узнать даже. Тут нас и перекрыло. Нет, мы его бить не стали, сгребли в охапку, посадили в машину и сюда. Вывезли в море, прыгай. Он бутылку водки выпил, сигарету выкурил… Немого подтолкнуть пришлось, правда.

Всю жизнь, пока сидел, переосмыслил. Я все искупил, Бог меня за все простил, Валентину в награду послал. Она меня, можно сказать, сама нашла. Я еще на поселении был, на погрузке работал, там в ближайшие кусты ее затащил, за десять минут уболтал, прямо у дороги, в кустах. И с того самого первого раз у нас Ванечка и появился.

Валя и Ванька – это жизнь моя. Видел пристройку – кафе летнее? Это я сам прошлым летом построил, туристов кормить будем, Валя у меня знаешь как готовит! Марала в лесу добуду, на жареху, омуля наловлю. Да, я браконьер, я знаю, но я плевал на их законы, у меня семья, нам детей растить надо. Лодку куплю. Дом дострою. Туристов возить буду. Бог меня простил, и все теперь в жизни будет отлично.

…Я молчал. Последние слова были сказаны с такой верой, такой силой, такой жизненной энергией... Я подумал про высокогорные северные кустарники, они пробиваются сквозь камни, раздвигают гранит навстречу солнцу, лето короткое, надо успевать.

- Слушай, я что-то разболтался, ты сам-то расскажи, как живешь, чем там у себя занимаешься?

Никогда раньше я так искренне не произносил банальное:

- Да ничего особенного…