Рецидивист. 5 глава

     Итак, Клавдия беременна и счастлива, что скоро станет матерью. Правильно, она женщина, ей сорок лет, как говорится, последний шанс. А я? Мне нужен был этот ребёнок? Оно конечно, Клавдия с меня пылинки сдувала, любила так, что ночами сердце замирало. Казалось, что мне не хватает? Живи и радуйся, но душа от тоски была неспокойна. Чего-то так не хватало!
     И однажды, получив зарплату, ночью, ничего не сказав Клавдии, я просто вышел из дома и ушёл, не дождавшись рождения ребёнка, не узнав, кто родился, мальчик или девочка. Паспорт у меня был на чужое имя, так что фамилия Мельников, была чиста и значит, я тоже был чист перед законом. Я шёл в темноту и оглядывался, была даже мысль вернуться. Но вспоминая монотонную жизнь в деревне, я решительно шёл дальше.
     Ночь, машин конечно не было, автобус с области выходил в рейс только в восемь часов утра. Сев на скамейку, я уснул. Куда я поеду, я ещё не придумал, чем займусь, тоже. Хотелось романтики, но где её искать? Я привык рисковать, трудностей не боялся. Рабочие руки везде были нужны, но хотел ли я работать? Мысли не давали мне покоя. Утром, наконец, подошёл автобус, в него я и сел. Ехал он в Обнинск, что ж, можно пока доехать туда. Наверное, Клавдия уже обнаружила, что меня нет. Может подумала, что на работу ушёл, я рано уходил, поэтому до вечера она будет спокойна. Она хотела ребёнка, она его получила, совесть моя была спокойна.
     Из Обнинска я сел в поезд и поехал в Севастополь, моря захотелось. Там я устроился работать в судоходство, пока на баржу, может воспитательную работу себе устроил. Профессии не было, но я мог на практике освоить работу судового механика, чем я и занялся. Было интересно, затянуло. На большие суда пока не пускали и я два года проработал судовым механиком на барже. Часто думал о Клавдии, вернее даже не о ней, а о ребёнке. Было интересно, кто же у меня родился. Даже гордость пробирала и сердце щемило от мысли, что я отец. О возвращении пока не думал и хотел ли я этого? Скорее нет, чем да.
     На третий год работы, я перевёлся на торговое судно, которое ходило в другие города, дружбу ни с кем не водил, характер у меня был такой, любил одиночество. Платили хорошо и о том, что я был когда-то вором и убийцей, старался не вспоминать. Судно, на котором я работал, перевозило товары из одного города в другой. Там, где мы останавливались на пару дней, чтобы выгрузиться или загрузиться, были мимолетные связи, о которых я быстро забывал, ничего никому не обещая. Часто, даже имени не спрашивал у своих женщин. Прошло ещё два года, по моим подсчётам, моему ребёнку шёл четвёртый год.
     Как-то прибыли мы в Одессу, вышел прогуляться, говор интересный, люди интересные, вроде как другой жизнью живут. Прошёлся я к рынку, покупать ничего не хотел, так, решил посмотреть и прогуляться. Вдруг слышу разговор двух мужиков, одеты в пиджаки, фуражки на глаза надвинуты.
     - У этого старого еврея золотишко припрятано, нажиться можно, - говорил один.
     - У Циммермана, что ли? У ювелира? - спросил второй.
     Я делаю вид, что рассматриваю старые статуэтки, хотя в них совсем не разбираюсь, а сам прислушиваюсь к разговору
     - Ну да, у Иосифа. Надо Грине сказать, бомбить старого еврея нужно, - говорит первый.
     - И шо? Мочить его придётся? - спросил второй.
     - Да не, припугнуть, он и так расколется, всё сам выложит. Жить и старым хочется, - сказал первый.
     - Евреи хитрые бывают, может и не расколоться, - отвечал второй.
     - Пошли, надо эту тему с Гриней перетереть, - сказал первый.
     И они ушли. А я, недолго думая, пошёл искать справочную, чтобы адресок узнать этого Иосифа Циммермана. Так и подмывало грабануть его. Нашёл, спросил и мне написали адрес Циммермана Иосифа Моисеевича, аж тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения. Получается, этому старику лет семьдесят, значит, сопротивляться не будет.
     Старый, пожелтевший от времени дом, казалось, построенный лет сто назад. Последний, четвёртый этаж, тёмный подъезд, озираясь, я медленно поднялся. Звонок в двери такой, надо поворачивать колечко. Закрыл лицо шарфом, мало ли что. Подумал, что вечером отплываем, так что успею управиться и исчезнуть из этого города, да так, что ни менты, ни этот Гриня со своей бандой, меня не найдут. Что меня дёрнуло тогда пойти на грабёж, не знаю. Может вспомнил, что я вор? Убивать не хотел, думал запугать, взять цацки и тихо уйти. На звонок за дверью послышались тяжёлые шаги и голос.
     - И шо звоните? Кому дома не сидится? Кто там? - спросил мужской, с хрипотцой голос.
     - Это сосед снизу, Иосиф Моисеевич. Откройте пожалуйста, залили Вы меня. - спокойным голосом ответил я.
     Но открывать не спешили.
     - У меня всё сухо. Смотрите у себя, - был ответ.
     - Старый еврей. Боится, видать, - подумал я.
     - У меня тоже всё в порядке, это от Вас по стенке течёт, - ответил я.
     Наконец послышались звуки, сначала засов отодвинули, потом ключ в дверях два раза повернули. О цепочке я не подумал, в проём выглянуло старое лицо, но морщин почти не было, седые, кудрявые волосы, густые брови, большой нос и толстоватые губы. Я с силой толкнул дверь и выбил цепочку, старик отлетел к стене и испуганными, выпученными глазами, смотрел на меня. Я быстро приставил  к его горлу нож, готовый перерезать горло. Вдруг из комнаты выплыла женщина, ну очень похожая на старого еврея. Такие же кудрявые, седые волосы, большой нос и полноватые губы.
     - Шо случилось, Иёсик? Кто до нас пришёл? - тонким голосом, совсем не подходящим к её полной фигуре, спросила она.
     Но увидев, как я держу нож у горла старика, она сползла по стене на пол.
     - Ой, ты Боже ж мой! Иёсик, шо нужно этому молодому человеку? - пробормотала она, ворочая глазами, полными ужаса.
     - Ничего, мадам. Если Вы добровольно отдадите Ваши цацки, мы разойдёмся полюбовно. И я Вам ничего плохого не сделаю, - намеренно меняя голос, сказал я.
     - Да мы бедные евреи. Ничего у нас нет. Всё конфисковали советы. Я честный еврей, какие цацки? - шепелявя, пробормотал Иосиф Моисеевич.
Пришлось нажать ножом сильнее, старик захрипел и взмолился не убивать его.
     - У меня правда ничего нет, Богом клянусь. Не убивайте, - слёзно говорил он.
     - Иёсик, не испытывай судьбу. Отдай этому молодому человеку то, что он просит. Жизнь дороже. Прошу тебя, он нас убьёт, - взмолилась женщина.
     Думал, это его жена, но оказалось сестра.
     - Вот, мадам здраво мыслит и верно говорит. У меня очень мало времени. Прошу Вас, не заставляйте меня делать Вам больно. Я начинаю терять терпение и нервничать, - сказал я в тон им и для наглядности, кулаком ударил старика под дых, от чего женщина завопила.
     Хорошо, в старых домах стены толстые, думал, её вопль и на улице было слышно. Назад ходу не было, я пришёл с определённой целью и пустым уйти не мог. Пришлось действовать быстро.
     - Заткнись, дура, прирежу! - сказал я тоном, которому они поверили.
     Но упрямый старик, колоться не хотел. Тогда я с силой ударил его по голове, отчего он потерял сознание и подошёл к женщине, та с испугом смотрела на меня.
     - Или ты мне покажешь, где цацки лежат, или прирежу на месте, - прошипел я над её ухом.
     Женщина взглядом указала на чёрного цвета комод, это был даже не комод, а резного дерева сервант до потолка. Пришлось для верности связать их обоих. Нашлись в доме старые шарфы и даже верёвки. Старик только в себя не приходил, но меня это уже не волновало, надо было быстрее делать дело, за которым я сюда пришёл и валить отсюда.
     Я подошёл к серванту и стал выдвигать ящики и высыпать всё содержимое на пол. Но в них было всё, разный хлам, но золота не было. Правда, за стеклом стояло большое яйцо в драгоценных камнях, очень красивая вещица, но меня она не заинтересовала. Я посмотрел на женщину.
     - За нос водить меня вздумала, старая карга? - зло крикнул я, теряя терпение.
      Но женщина взглядом показала на дно серванта, короче, там я и нашёл то, что искал, под ящиком, в полу под дощечкой. Увесистый мешочек, который я открыл, был набит золотыми украшениями. Поискав глазами, я нашёл старую, брезентовую сумку, куда и положил мешочек.
      Застонав, старик пришёл в себя.
     - Грабёж... Средь белого дня грабят бедного еврея. И шо такого мог я сделать, что Бог меня наказывает? Отняли последнее... - мычал он.
     Не обращая на стариков внимания, я быстро вышел из квартиры и прикрыв входную дверь, спустился вниз и направился в порт. Что делать с золотыми вещами, я ещё не знал, но как я быстро справился с этим делом и без жертв, было неплохо. От проделанного я получил какое-то удовлетворение и когда шёл к порту, сам себе улыбался. Драгоценности я спрятал поглубже, на дно своей большой сумки и положил под лежанку, которая открывалась и была предназначена для вещей. Чемоданы я не любил. Просто завернул всё в старые вещи и спрятал.
     Загрузившись, в этот вечер мы отплыли в Севастополь. Что стало с евреем и его сестрой, я не думал. Хотя знал, что Грине это не понравится и его люди наверняка будут искать того, кто их опередил. Но я был уверен, меня они не вычислят, лица моего не видели, имени моего никто не знает. Хотя конечно, в Одессу мы должны были вернуться, месяца через два, но это меня не волновало. Да и уйти с судоходства, я мог в любое время. Драгоценностей мне бы хватило на безбедную жизнь на долгие годы, а что будет потом, мне было всё равно.   
     Правда, жилья собственного у меня не было, прописан-то я остался в деревне, в доме Клавдии, если конечно она меня не выписала. Но и это меня не волновало.