Девиз не хуже других. И это тоже девиз!
У меня раскалывась голова, во рту сушило и хотелось ссать. Я не понимал что происходит. Какого черта она одета , стоит с сумками и смотрит на меня с грустью и и долей жалости , так обычно смотрят на ничтожеств.
- Синди, детка , что происходит ?
- Я ухожу Гас.
- В смысле ? Ты чего, кончай валять дурака, снимай шмотки и ложись ко мне, что за фокусы?
- Густав я устала, не могу так больше, прости. Я пыталась, ты не хочешь слышать меня.
- Что ты мать твою несешь, от чего ты устала? Целыми днями сидеть дома и не черта не делать? Или ходить к своей сраной сестре и обсуждать у кого из ваших подруг зад жирнее стал?
- Посмотри в кого ты превратился , жалкий пьянчуга. Я живу тут с тобой в этой грязной дыре, а те мелкие гроши что ты получаешь ты сразу же пропиваешь в барах. Я готова была смириться с чем угодно , но твой алкоголизм уже изрядно доебал меня , мне надоело волочь твою пьяную тушу домой на виду у всех знакомых. А Секс? Когда у нас в последний раз был секс. Я ведь еще молода Гас, а ты каждую ночь приходишь домой пьяным в дрова и просто ложишься спать. В общем, я не собираюсь даже тратить на тебя время, я давно все решила. Ты полный неудачник Густав Октавия. Я ухожу от тебя, загнивай в этой дыре сам.
Неудачник, не бывает более обидного и бьющего по мужскому достоинству слова, нежели " неудачник ", исходящего из уст твоей женщины, подумал я.
- Катись ко всем ***м паршивая ****ь. Крикнул я ей в спину.
Она молча шла виляя бедрами и стуча каблуками о паркет, еще достаточно долгое время я слышал быстрый ритмичный стук ее красных туфлей, вначале по лестничному коридору, после по ступенькам.
Я встал с кровати только после того как перестал слышать ее шаги. Я прошел на кухню, откупорил бутылку джин - тоника и сделал большой глоток.
- Ну и стерва, пригрел змею, подумал я.
Оставалось два часа до начала ночной смены. Я работал в типографии ночным сторожем. Мне нравилась эта работа, я был один в пустом помещении и мог заниматься чем угодно, в основном я пил и смотрел бредовые теле шоу или читал книги.
Оставшиеся два часа я потратил на то что бы добить бутылку джин - тоника и привести себя в порядок, посрал, помылся, почистил зубы , побрил трехдневную щетину.
Я вышел из парадной и направлялся в сторону места где проработал уже 3 года.
Самый обыденный день, в самом обыденном городе Болгарии. Я шел не спеша. На улице был март, весна. Нет, не та весна о которой поют во всех попсовых песнях, теплая, жгущая душу. Весна настоящая, обыденная, грязная, сырая, веющая безнадежностью и вонью стариков. Весна настоящая была мне больше по душе, было в ней что то, что цепляло, в этом я видел красоту. Меня никогда не привлекали красивые вещи, кроме одной, Синди. Синди была единственным поистинне прекрасным, что не вызывало у меня тошноту и желание перерезать себе глотку исходя из своей не полноценности.
Мой разум не вольно начал вспоминать ее образ и рисовать картины прошлого. Я помню тот день когда впервые ее увидел, это было словно вчера. Мы познакомились при достаточно странных обстоятельствах. Я учился тогда на третьем курсе исторического факультета. Учился.. Сложно это назвать обучением, я поступил только исходя из того что не хотел идти на работу, мне нужно было еще немного времени что бы бездельничать , валять дурака , пить и прожигать свою молодость. И естественно факультет я выбрал от балды, посчитал что на менее популярном направлении, мне будут меньше трахать мозг. Я оказался прав, это было не менее странным явлением.
Между второй и третьей парой был перерыв размером в сорок минут. Его я тратил на то что бы посидеть в забегаловке напротив университета. Возле помещения находились небольшие пластиковые столики , я сидел за ними и по не многу посасывал очередную банку пива. Пил я всегда один, друзей у меня особо не было и меня это нисколько не расстраивало. Я ненавидел этих высерков, меня раздражали их фигуры, волосы, зубы, манера речи и поведения, ноздри, задницы , ноги, ступни, пустая болтовня без перерыва. Больше чем их, я ненавидел только себя. Было за что. В генетическую лоторею я явно проиграл. Я был высоким и худым, с нелепым лицом и шрамом через губу, что оставила кошка еще в раннем детстве. Сраная кошка, разве могут коты так сильно поцарапать что останется шрам. Мне всегда « везло». Но все эти уродства блекли на фоне самого главного, угри. В подростковом возрасте меня сильно посыпало, очень сильно. Угри гноились и кровоточили, мне было стыдно выходить из дома, я часто прятал свое лиц, я пытался быть незаметным, не выходило, это сильно бросалось в глаза. Когда мое лицо стало просто ужасающим и тошнотворным, мне пришлось лечь в больницу, меня вылечили , шрамы на щеках остались на всю жизнь. Самооценка было убита, у меня выработался культ самобичевания и саморазрушения.
Был май и вот он я, студент, старик в теле юноши, с лицом «истерзанного жизнью льва», как сказал один мертворожденный классик, сижу за пластиковым столиком с сигаретой в руке и допиваю третью банку крепкого темного пива, до пары оставалось 7 минут. День должен был пройти по обычному сценарию, я допью пиво, отсижу пары, приду домой, поем, посмотрю кабельное, выпью еще, подрочу и лягу спать. Недалеко от места где я сидел стояло радио, из него озорным и медленным голосом вещал какой то мужик
- « Хлопец напомнил пред историю, Человек в маске, узнал что его сын посчитал себя импотентом и решил свести счеты с жизнью, его откачали но он впал в глубокую депрессию. И вот отец, стремясь вывести сына из этого состояния, пошел на отчаянный шаг. Нанял ему проститутку, но неожиданно сын в нее влюбился и захотел жениться. И вот прошло полтора года. Слушаем маску откровения!»
Из динамика старого пыльного радио послышались звуки аплодисментов адресованных чудному мужику.
Ну и дерьмо, подумал я, вечно нам ссут в уши эти шоумены, пытаются напихать наш рот дерьмом что бы мы не замечали безумия творящегося вокруг, у них получается, всегда получалось. Человеческая глупость непостижима.
Мои размышления резко перебил силуэт стоящий на другой стороне дороги. Стройный, высокий силуэт с фотоаппаратом у лица, за которым собственно лица этого было и не видно. Объектив был направлен на меня. Нас разделяла дорога, может метров 10- 15. Я услышал специфический щелчек и увидел вспышку.
Я сидел как вкопанный, какого черта она это делает, зачем ей моя фотография. Не успел я оправиться от первого щелчка, как за ним последовал еще один, а потом еще один. Вот сука, видимо ее позабавило мое уродство, будет показывать мое фото своим сраным подружкам и все вместе будут смеяться с меня, подумал я. Откуда такая наглость, это меня задело, я начал нервничать, ладошки стали потными. Я чувствовал себя актером в цирке уродов и сейчас, по всей видимости, был мой номер.
Она с невозмутимым видом положила фотоаппарат в чехол и быстрым шагом удалялась. Пришла мысль, догнать ее, зачем я понятия не имел, как и не имел понятия что буду говорить ей. Нужно потребовать удалить фотографии, не хочу быть цирковым уродом на потеху толпе, это уже слишком. Я залпом выпил половину бутылки и направился следом за ней.
Я шел за ней по пятам. Она обернулась на мгновение, на ее лице образовалась задорная улыбка, она ускорила шаг. Ее забавляла данная ситуация, он играла со мной словно кот с полудохлой крысой. Меня это добило окончательно, я был в ее власти, начала кружиться голова и картинка перед глазами начала понемногу плыть. Ярость и чувство собственной не совершенности накопилось в висках до максимума.
- Ну чертовка, во что бы то ни стало я возьму тебя за задницу, прошептал я про себя.
Фотограф свернул во дворы, но я знал, ей от меня не уйти. Дистанция медленно но уверенно сокращалась, вначале она, а потом и я перешли на полушаг-полубег. Она еще несколько раз оборачивалась на ее лице все так же красовалась улыбка победителя, я не слышал, но был уверен что она хихикает, смеется с меня. Я был все ближе и ближе, когда расстояние сократилось до полуметра я схватил ее за руку и развернул к себе.
Я стоял к ней лицом к лицу, мое – уродливое , ее – превосходное. Ровные и черные как смоль волосы ложились ей на плечи, веснушки покрывали нос и еще немного ниже глаз, правильная форма губ, ровный выдающийся подбородок, глаза были разного цвета голубой и светло коричневый ( как выяснилось потом это травма приобретенная в детстве , соседский парень бросал в нее камни, однажды попал прямо в глаз, после чего он и стал иметь такой коричневый цвет) . Я знал точно, передо мной либо ангел, либо сам дьявол во плоти. Ко второму я склонялся больше.
- Отпусти руку дурачок, больно же. Она слегка хихикнула.
Я медленно ослабил хватку, а после и вовсе отпустил, я не мог не повиноваться ей. Буквально за секунду я пришел в себя и осознал зачем я ее преследовал.
- Эй, что это еще за номера? Зачем тебе мое фото?
- Я не «эй». Меня зовут Синди, мне просто нравится фотографировать интересных людей, не нервничай, ты немного пугаешь меня.
- Я Густав. И если ты сейчас же не удалишь при мне эти чертовы фотографии я разобью эту камеру к чертям собачим.
- ЧТО?!
- Густав – в честь дедушки.
После этих слов я схватил камеру и попытался подтянуть к себе. Она тоже не отпускала.
- Отдай! Крикнула она и попыталась вырвать фотоаппарат из рук.
- Да черта с два! Гони сюда этот фотик я сам все удалю и сразу же отдам.
- Ты что псих?! Это моя вещь, ты не имеешь права ее отбирать.
- Как и ты не имеешь права фотографировать людей из под тишка!
Перетягивание камеры долго не продлилось, я со всей силы дернул эту срань за объектив и оторвал его. Она стояла на меня и смотрела, в ее руках была одна часть камеры, в моих – другая. Секунд 10 она переводила взгляд с куска камеры потом на меня, с камеры и снова на меня. Она насупилась, брови стали домиком, нижняя губа еле заметно дергалась, глаза начали мокреть. Черноволосая закрыла руками лицо, села на корточки и заплакала как плачут дети. Я так для себя и не решил святой ли это дух из поднебесья либо исчадье ада, но знал одно, я ее обидел, и мне несдобровать.
Я почувствовал себя худшим из людей топчущих землю. Я не знал что делать но нужно было что то предпринять. Никогда я не отличался умением правильно выбирать решения. Я сел на корточки рядом, положил свою ладонь ей на плечо.
- Прости я все исправлю , я починю. Сказал я хотя и понимал что ни черта исправить не смогу руки у меня явно из задницы росли а денег на ремонт у меня не было.
Она убрала свои руки от лица и сказала.
- Все нормально, не стоило мне вот так вот поступать. Не переживай, не все равно старый был. Ты проведешь меня к дому?
Я сильно удивился такому вот резкому повороту событий.
- Проведу, ответил ей. Я не хотел, я был не уверен в себе находясь рядом с женским полом, особенно с красивыми женщинами, на их фоне я выглядел ущербным и жалким, но я чувствовал за собой вину, не имел права отказать. Я ошибся, она победила в этой схватке.
Мы поднялись и побрели по тротуару. То был странный день, один из самых странных в моей скучной жизни. Идя к ее дому, мы разговаривали о странных вещах, странно светило солнце, странно чирикали воробьи, странные покатые крыши странных домой нависали над нами, странные покрышки странных машин оставляли странные следы на раскаленном странном асфальте, она была странной, ее глаза были странными, ее быстрая манера разговора была странной, ее волосы были странные, ее веснушки были странные, ее нос был странным, не ноги были странные, ее бедра были странными. Я шел с самой красивой и самой странной девушкой в городе, а она шла с самым уродливым парнем в городе. Она не чувствовала отвращения, а я не чувствовал себя ничтожным рядом с ней и это было страннее всего.
Подойдя к парадной я все же осмелился снова спросить.
- Зачем ты меня сфотографировала?
- У тебя интересное лицо Густав и зеленые глаза, мне нравятся зеленые глаза. Ты знал, что на планете всего у двух процентов людей зеленые газа?
Ей что-то нравится во мне. Ну точно с чокнутой связался, подумал я.
- Нет Синди, я не знал.
- Ты завтра придешь ко мне?
- Приду, если ты хочешь.
Она подошла ко мне и обняла. Черт, ну и дела, ей не противно меня обнимать, с этой мыслью было сложно смириться, мои убеждения по поводу себя медленно но уверенно рушились. Связался с чокнутой, подумал я еще раз.
В ту ночь перед сном я думал о ней, много, слишком много как для меня. Меня особо никогда не волновали люди, для меня это было чем то новым. Я понял смысл фразы « бабочки в животе », хотя чувствовал я совсем иное. У остальных бабочки, у меня же в брюхе будто плодились опарыши, примерно так я это чувствовал. Мне стало страшно, люди всегда боятся чего- то нового и непонятного. Этой ночью я был человеком.
Мы встретились на следующий день потом еще раз а потом еще и на одной из наших встреч она начала прикасаться руками к моему лицу, гладила. По всей видимости, она поняла, что ждать от меня инициативы – дохлый номер. Дело не в том что я боялся или не хотел, я не мог себе позволить, я осознавал свои существенные недостатки, понимал что ей может быть не приятно, противно, меня трудно было принять таким какой есть, со всеми моими « особенностями». Я себя принять так и не смог, у нее получилось.
Прошло около месяца, мы уже были парой, мы никогда не поднимали этот вопрос, но это было очевидно и без всякого бессмысленного сотрясания воздуха языком. Она бывало встречала меня после университета. Все удивлялись этому тандему « Красавица и чудовище », все, кроме нее, она же будто не понимала удивления окружающих , попросту его не замечала. На ее лице вечно была улыбка, ее рука сжимала мою мертвой хваткой, она бегала, танцевала, пела, рисовала, вырезала, лепила из глины, вечно придумывала что новое, что то вечно искала, умела находить счастье в мелочах и простых вещах, Синди была явно не от мира сего.
Однажды мы шли вдвоем по парку, навстречу шли три парня из параллельного курса. Я их знал, альфа – самцы местного разлива, в башке пенопласт, в глазах глупость вселенского масштаба.
- Эй чучело, как тебе удалось заполучить такую девочку? Сказал первый.
- И правда, птичка, что ты в нем нашла? Добавил второй.
Синди сжала мою руку очень крепко, и тихо сказала на ухо.
- Гас, не обращай внимания на этих мудаков, не нервничай, давай просто уйдем.
Но я был не из тех кто не обращает внимания на мудаков. Я и сам был тем еще мудаком. Получить по роже я никогда не боялся, ведь по сути то и терять там нечего было, хуже бы моя физиономия не стала.
- Слышь, ублюдки. Закройте свои паршивые рты прямо сейчас иначе я выбью из вас все дерьмо прямо в этом сраном парке.
Один из них, долго не думая кинулся на меня. Я решил не ждать и вмазал ему прямым в нос, он отшатнулся и упал. Не успел я сообразить как на меня обрушился град ударов, второй засранец кулаками махать умел. Мне удалось даже пару раз попасть ему в челюсть, но он был слишком крепок, а я слишком слаб после серии его молнейносных ударов. Когда же подключился третий, били теперь меня в четыре руки, я понял что земля немного уходит из под ног, в ушах послышалось какое то пищание, я упал. Еще немного они лупили меня ногами. Все это время Синди кричала и пыталась бить кого то из них, даже прыгнула на спину тому крепышу, но все ее удары и попытки что-то сделать были словно по ****е ладошкой. После того как они закончили меня пинать они просто подняли своего дружка и пошли прочь. Я лежал на полу, асфальт был в крови, Синди сидела около меня, в крови были ее руки и одежда, в моей. Какими бы уродами не были те три парня, у них все же были принципы, девченок не трогать. Синди не пострадала, а я не был унижен, и это главное.
Поток моего сознания состоящий из каши воспоминаний прошлого и утраченных надежд, перебивает истомный крик.
- НИ МИНУТЫ ПОКОЯ !
Кричат простые парни болеющие за динамо машину, стоящие на другой стороне дороги.
Я выпадаю из подмостков моего мозга в эту грязную весеннюю апатичную реальность. Глядя на пол, я вижу грязь и следы тяжелых ботинков людей пахнущих личным поражением, наш затяжной прыжок из ****ы в могилу уж слишком затянулся. По бокам стоят сооружения из девяти этажей, полет инженерной мысли великих, или не очень, умов . Холод советских ландшафтов пронизывает до костей, мороз заползает прямо под кожу и в черепную коробку, транслируя идеи могущественного коммунистического прошлого, прошлого которое мы потеряли, идеи которые мы не правильно поняли, идеология которую мы исказили, и светлое будущее, в следствии чего и проебали. Я всегда не любил коммунистов, и дело даже не в моем немецком происхождении. Стены домов построенные еще в тысяча девять сот сорок пятом году немецкими военнопленными давно погрязли в безобразных граффити подростков максималистов, футбольных фанатов и неформалах переростках что так и не нашли свое место в жизни. Стены устало и томно доживают свои последние мгновения, до последнего вздоха, до последнего хрипа, смиренно. Я иду по тротуарам усеянными окурками от дешевых сигарет и бутылками в которых некогда был алкоголь. Весь этот пейзаж реальности наводит лишь на одну мысль «У меня даже в детстве была майка такая, я люблю тебя жизнь…».
Немного отбиваясь от заданного маршрута, я захожу в привычный для себя магазин, коих тысяча.
- Привет, говорю я продавцу с козлиной бородкой и маленькими глубоко посаженными крысиными глазами.
- Привет, как обычно Гас ?
Меня не узнают родители но точно узнает продавец этого магазина в котором я постоянно беру дешевый алкоголь и сигареты в долг.
- Ага, как обычно. Отвечаю я.
Он дает мне две бутылки полусладкого, после чего я молча ухожу в сторону места, где зарабатываю на свою жалкую жизнь. Всю дорогу от дверей магазина до железных старых дверей типографии я не думаю ни о чем. Только зайдя в пустое помещение типографии у меня возникает мысль, что если я сейчас же не выпью то слечу с катушек. Так начинается мой рабочий день. Видимо я устал, просто устал, устал от мыслей, от тротуаров, от ожидания на светофорах, от счетов за коммунальные услуги, от съемной квартиры, от продавца с козлиной бородкой, от полуфабрикатов, от очередей, от старухи с усами что стоит передо мной в очереди, от подъездов, от ушей, от языков, от красивых людей, от ужасных людей, от людей вовсе, от себя.
С этими мыслями я прохожу главный зал, где стоят новые, белые и черные принтеры, в основном белые, большие и маленькие, новые и чуть постарее, матричные, струйные, лазерные. Принтеры на любой вкус, что бы очередной болван студент мог напечатать нахуй ему не нужную дипломную работу, которая еще более нахуй не нужна его преподавателю или еще кому либо. Студенты основной потребитель услуг нашей типографии, хотя вряд ли ее основной целевой аудиторией должны быть студенты, мне поебать. Я направляюсь в свою небольшую «коморку» с телевизором столом и диваном, достаточно удобным к слову диваном. На столе стоит старый принтер образца годов так наверное 80-х, не очень я в этом разбираюсь и не очень меня то и интересует это. Эта машина стоит в нашей типографии с начала ее основания, что то вроде раритета, талисмана, по крайней мере так говорит владелец типографии, ужасный человек с волосами в носу, ушах и вечно расстегнутой до живота потной рубашке, в прочем, ужасный как и все остальные что здесь работают. К слову этот матричный принтер работает по сей день и им иногда пользуются дабы отдать дань прошлому, не более, правда рабочим его трудно назвать. Старичок вечно зажевывает бумагу, выплевывает по несколько листов вместе с уже напечатанным, оставляет черные ровные полосы по всему листу А4, да и включается через раз, а если и включается, все «операции» делает слишком долго.
На меня будто лавина из-за гор накатывает ярость. Ярость неожиданная, словно ливень в без облачный летний день когда все идут в сланцах и шортах, словно молния среди ясного неба.
Я быстро подхожу к старичку принтеру бью кулаком по верхней крышке, будто гвозди в гроб заколачиваю руками. Начинаю неистово кричать, будто встретился лицом к лицу с самым ничтожным, самым отвратительным из существ живущих на планете. Я чувствую отвращение, тошноту, ненависть к этому предмету, будто он наделен человеческими качествами, будто он виновен в своей не пригодности, в своей ненужности и бессмысленности.
- ПОЛУЧАЙ СУКА! Кричу я. Ну что, нравится, ублюдок ты никчемный?
Я наношу еще несколько ударов уже с правой стороны и снова начинаю кричать на старину.
- Какого дъявола ты вообще здесь стоишь? Кому ты нужен, бесполезная груда из пластмассы? Паршивая, никчемная машина, тебе пора давно на свалку. Да я тебя сейчас в клочья разорву, никому ты не нужен! Никому не нужен! Никому!
Вспоминая о двух бутылках полусладкого я немного остываю и прихожу в себя. Направляясь к дивану я все приговариваю, но уже шепотом.
- Никому ты не нужен, никому.
Сев на диван, я достаю из сумки одну бутылку и открываю ее большим пальцем проталкивая пробку внутрь, старый добрый метод, еще в юности обучился, с тех пор ни разу штопором и не пользовался. Уже и не счесть сколько пробок я вот так вот протолкнул, счет уже наверное идет на сотни.
Делаю добротный глоток с горла, вино проникает в желудок, будто бальзам на душу. С пьяну жизнь херово видно, даже легче жить. Делаю еще несколько глотков, но уже поменьше. Достаю из кармана потертых джинсов мобильный телефон, захожу в галерею и включаю одно из снятых на плохую камеру видео.
Телефон транслирует жизнь моего былого времени. Синди лежит на кровати задрав ноги к верху и любуется моим подарком, красные туфли со шпилькой. В них я и видел ее в последний раз.
- Господи, Гас, любимый, они просто шикарны. Так давно хотела себе такие. Знаешь, даже ходить в них не хочется, не хочу что бы снашивались, буду одевать их только по праздникам. А тебе как, нравится как они сидят на моих ножках?
- Детка ты же знаешь, ножки у тебя превосходные, за них я тебе и полюбил, а с этими туфлями ты словно Коко Шанель.
- Гас, ты ведь даже не знаешь кто такая Коко Шанель. Говорит Синди и начинает смеяться.
- Да не особо я про нее и знаю то. Знаю что тетка крутая была и много женщин хотели бы быть как она.
- Кстати, ты за одни ножки меня полюбил что ли? Она снова смеется.
- Нет конечно милая, но ножки и правда восхитительны.
На этом видеозапись кончается, я в ступоре смотрю в телефон в голове лишь одна одинокая мысль « Ты проебал свое счастье милый ». Я понимаю что она ушла, ушла навсегда. Синди не из тех кто бросает слов на ветер, слишком долго терпела, теперь ушла, не вернуть и я это знаю, осознаю, но принять сложно. Синди умеет сжигать мосты это в ней я ценил всегда, но сейчас все карты против меня, в этой покерной партии с дьяволом я с парой на руках, рогатый же с роял – флешем и в банке мои последние фишки. Исход предрешен.
Я залпом выпиваю оставшиеся чуть меньше половины бутылку вина, затем, тем же самым пальцем открываю вторую. Просто сижу смотрю в пол и пью, понимаю что начинаю пьянеть, все идет по плану. Около часа уходит на вторую бутылку. Нужно поссать, я встаю иду к туалету. Шатнувшись, я рукой пытаюсь найти опору и облокачиваюсь на тот самый чертов принтер.
- Снова ты сучара. Говорю я вслух.
Кое-как добираюсь до уборной делаю свои дела, не застегивая ширинку и пуговицу на джинсах я возвращаюсь на диван, падаю и засыпаю.
Мой сон прерывает чей то голос.
- Эй ты, педрила, ширинку застегни. Лежишь тут хреном светишь, просыпайся и одень уже свои штаны мудила.
В полу сонном состоянии и не понимании что вообще сейчас происходит я сажусь на диван, чешу руками глаза и почему то решаю повиноваться непонятному голосу и застегваю штаны. Оглядываюсь, верчу головой, нет никого, может показалось или это сон был. Вдруг снова.
- Чего, подружка бросила так ты в истерике как последняя сучка решил из меня все дерьмо выбить, а?
- ЧТО!? Кто это, что блять вообще здесь происходит?
- Прямо по курсу! Идиот.
Я смотрю вперед на стол на котором стоит старина принтер и понимаю голос идет именно от туда. По телу пробегают мурашки, немного бросает в дрожь, не могу шевельнуться. Кажется схожу с ума. Все, это конечная. Со мной говорит принтер, я совсем рехнулся. Не нахожу ничего умнее нежели спросить.
- Откуда ты знаешь про подружку?
- Про Синди? Я все про тебя знаю Густав, все знаю. Знаю как тебя в детстве лупила мать при твоих же друзьях, а ты просто лежал на асфальте поджав коленки к груди и плакал как девчонка. Знаю как в юности надрался и блеванул какому то парню на ботинки, за что тебя избили и вышвырнули вон из квартиры будто вшивую псину. Знаю какие трусы на тебе надеты. Знаю что зубы чистишь раз в неделю. Знаю что после того как поссал руки не моешь, ты отвратителен. А главное, знаю, что ты милый мой, остался совсем один, никому не нужный, и виной всему лишь ты. Как у тебя еще язык то повернулся меня бесполезным назвать, я свое отработал честно и долго, даже больше чем нужно и ушел на заслуженный покой. Знаешь я то хоть кому то нужен, пусть и в качестве символичной детали пейзажа.
- Кто ты такой вообще? Чего тебе от меня нужно?
- Иисус мать его Христос, дева Мария и все святые угодники в одном лице, вот кто я такой.
- Насрать мне на лицо, серьезно?
- Конечно нет идиот, у тебя белая горячка, я всего лишь часть твоего извращенного алкоголем сознания.
- Черт, видимо так и есть.
- Ну, и что же собираешься делать? Может лупанешь меня еще разок, авось полегчает.
- Не думаю.
- Я тоже не думаю, Гас. Ты все потерял, хотя и терять то было особо нечего, но ты умудрился, разрушать свою жизнь, это ты умеешь. Так что дальше? Пить до конца жизни и дрочить по вечерам?
- Нет, попробую вернуть Синди.
- Боже мой, мы блять оба прекрасно знаем что она не вернется.
- Да пошел ты к черту ублюдок! Не знаю я что делать, просто в душе не ебу. Петлю свяжу и повешусь к ***м собачим!
- Кишка тонка придурок, ты всегда был трусом и сейчас зассышь.
- Черта с два сучара! Сам увидишь, у меня есть кишки.
- Ну – ну. Посмотрим на очередную неудачную попытку Густава Октавия сделать хоть что-то. Ты настолько ничтожен что даже не сможешь покончить с собой.
- Катись ты в пекло!
Я подлетаю к столу, рукой сбрасываю матричный принтер на пол и начинаю топтать ногами а затем прыгать по груде разбившей пластмассы.
- Ну что, довольно тебе? Или хочешь еще, а? Ну и кто теперь с кишками ублюдок? Кто теперь ничтожество?
После возмездия, чувствуя себя победителем в схватке с самим собой я встаю и направляюсь к главному залу, выдергиваю из большого принтера длинный кабель, беру стул и иду обратно в коморку. Делаю из кабеля петлю и подвешиваю одну сторону на решетку вентиляции. Веревка висит достаточно высоко, самое то, думаю я. Ставлю стул прямо над петлей, залажу на него двумя ногами, надеваю веревку на шею.
- Ну ублюдки, пошли вы все и ваша сраная жизнь нахуй. Говорю я в голос.
Внезапно я чувствую вибрацию телефона в кармане. Ну кому я блять сейчас понадобился мать твою за ногу. С удавкой на шее я достаю из кармана телефон. На экране большими буквами надпись «Синди». Я беру трубку.
- Ну привет ПАПАША!
- Чего!?
- Того! Я давно подозревала и сегодня купила тест, я на втором месяце беременности. Поздравляю , ПАПАША!
Услышанная мною новость ошеломила меня. Вот оно, второй шанс, билет в нормальную жизнь. Это вернет Синди, я перестану пить и матерится, найду нормальную работу, стану обычным человеком ждущим рождества и прочих глупых праздников.
Вовсе позабыв о петле, я случайно дергаюсь, стул опрокидывается на бок. Я резко оказываюсь в смертельной хватке кабеля, в судорогах машу руками в разные стороны а ногами пытаюсь нащупать опрокинувшийся на бок стул, не выходит. Я лишь бью по ножкам стула пальцами ног, в глазах начинает темнеть. Из телефона упавшего на пол я слышу злостный крик Синди.
- Что у тебя там происходит мать твою? Решил слинять? Не выйдет, я тебя из под земли достану Густав Октавия.
Как же она ошибается. Я чувствую как костлявые руки старухи смерти гладят меня по щекам, я уже почти в ее объятиях, в глазах все темнее и темнее, я задыхаюсь, осталось совсем немного. Синди наверное подумает что я свел счеты с жизнь узнав о ребенке, не хочу умирать, вот бы порвался чертов кабель или решетка вентиляции не выдержала, но кабель крепок как и чертова решетка. Крепок как мое желании жить, сейчас.
Последнее о чем я подумал перед тем как уйти к праотцам – «Я ведь был не хуже других»…
Свидетельство о публикации №218032600148