Ради самого главного

РАДИ САМОГО ГЛАВНОГО

Л. Якимова

1

Галина Николаевна прикрыла глаза, глубоко вдохнула влажный воздух и, запрокинув голову к солнечным лучам, скользнувшим по ее смуглому синеглазому лицу, улыбнулась. Легкий светлый шарфик легко соскользнул с ее густых темных кос, уложенных на затылке.
— Хорошо-то как, — прошептала она и, как девчонка, перепрыгнула через небольшую лужицу на тротуаре. Весна. Слава Богу, перезимовали. Теперь легче будет.
Народу из проходной выходило немного. Смена кончилась час назад. А у них было собрание в цехе. Подводили к восьмому марта итоги работы среди ткачих. Она снова среди передовиков. Да, она обслуживает дополнительные ткацкие станки. А ей и нельзя иначе. Она должна много работать. У нее дети. Шестеро. И заволновалась. Как они? Младшие сейчас у Екатерины Ивановны, она пригласила их в гости. Старших Ирина накормит. Ирина, — ее первенец, похожа на нее. Стройная, темноволосая и синеглазая. Она заканчивает девятый класс, уже взрослая. Она взяла на себя заботу о младших и это для Галины Николаевны существенная помощь. Максим младше Ирины на год. Но он теперь хозяин в доме. И краны подкрутит, и канализацию почистит, и полчку прибьет.
Старшие дети — ее опора. Без их совета она не обходится. Вместе решают, что в первую очередь купить с ее зарплаты, как ей поступить в том или другом случае.
Юлечка — третий ребенок. Она особенная. Светловолосая, синеглазая, ласковая девочка. Перед сном прибежит, обнимет, скажет:
— Мамочка, я тебя люблю.
Она второклассница. Сегодня ей дали поручение — купить хлеб и макароны. Галина Николаевна отдала ей все деньги, что оставались. С макаронами дотянут до зарплаты.
Жаль, что зарплата после восьмого марта. А если б дали к празднику, можно было бы девочкам по летнему платью купить.
Остальные — младшие, все мальчики, похожие друг на друга — смуглые, темноволосые, только ростом разнятся. Они все ходят в детский сад.
Дети — вся ее жизнь, ее радости и тревоги, и бесконечные хлопоты и заботы.
А Вольдемар… Где он теперь, отец ее детей? Испугался трудностей, оставил ее одну. Сам бродит неизвестно где, спивается.
Галина Николаевна так задумалась, что не заметила, как оказалась в своем дворе. Надо забрать младших у Екатерины Ивановны. Наверняка, шумят. Устала она с ними. Она зашла в соседний дом, поднялась на второй этаж и постучала в уютную однокомнатную квартиру Екатерины Ивановны. Хозяйка открыла дверь, как всегда, аккуратно причесана, в нарядной розовой блузке и синем сарафане, поверх которого — передник с яркими аппликациями.
А вот и мама пришла. Проходи, Галя, — Екатерина Ивановна ласково обняла гостью.
— Ну, как тут мои чумазики? Не надоели? Что-то не слышно их. Где они? — спросила Галина Николаевна.
Не спугни. Пирог уминают на кухне. А я-то как довольна. Есть кого угостить. Раздевайся, и мы с тобой чаю попьем. Пирог удачный получился.
— Да у вас, Екатерина Ивановна, всегда удачно все получается.
- Да нет. Старею. Другой раз и не получается так, как раньше. Разделась? Ну, так проходи сразу на кухню. А то и в зале давай стол накроем. Да, конечно в зале. — Екатерина Ивановна захлопотала, достала из шкафа скатерку и накрыла ею старенький круглый стол. Потом поставила на скатерть две чайные чашки с блюдцами и позвала. — Галя, проходи, садись. Сейчас самовар с кухни принесу.
А дети уже увидели Галину Николаевну. Загалдели, запрыгали:
— Мама, мама пришла!
— Покушали? А теперь поиграйте. Что я вам сейчас дам. — Екатерина Ивановна достала с серванта шахматы и подала старшему. — Смотрите, какие игрушки. От внука остались, — вздохнула она.
Внук погиб год назад. Еще раньше умер сын. Невестка заходит нечасто. Работает. Вот Екатерина Ивановна и осталась одна.
— Ну, как там дела на фабрике? — спросила за чаем хозяйка, подкладывая гостье куски пирога.
— Не так, конечно, как в ваше время, когда я у вас ученицей была, но понемногу встаем на ноги.
— Да, ученицей ты была прилежной. Теперь, понятно, в передовиках.
— Стараюсь, Екатерина Ивановна. Не хочу подводить свою наставницу.
— Ты, помню, Галя, не девочкой в цех пришла. И дети уже были. Но красавица… Глаза синие–синие, и коса до пояса. Сама из себя такая ладная. И работать умеешь. Проворная. А что-то ладу в семье у тебя не вышло.
— Не вышло, не получилось. Хотя все начиналось счастливо. Вольдемар был красавцем, стройный, светловолосый, кареглазый. Он только что вернулся из армии, был в военной форме. Пригласил меня на танец, я с первого вальса и влюбилась. Тоже молодая была, только школу закончила. Сразу и в ЗАГС. Правда, мне еще до восемнадцати не хватало сколько-то месяцев, но расписали. И не было никого счастливее меня. Вскоре Ирочка родилась, потом Максим. Дали нам трехкомнатную квартиру и выехали мы из общежития.
— Галя, а ты не знала тогда, что у него невеста была? У нас на комбинате работала.
— Нет. Об этом я позднее узнала, что она не дождала его, замуж вышла. Выходит, он назло ей на мне женился. Но у нас все так хорошо начиналось. Он работал на стройке, и я пошла вместе с ним. Вместе в техникум строительный поступили. Только у меня дети пошли, и я не смогла закончить. А ему сказала: учись, получай высшее образование. Выдержим. Я работаю.
— Вот и выучила. Где вот он теперь?
— Да я не жалею. Конечно, инженером он стал не без моей помощи. Я же его полностью отстранила от домашних проблем. На стройке работала. На кладке. Ветер аж пронизывает. Одежонка легкая. Когда мужики из бригады пожалеют, отпустят погреться в вагончик. А он учился. Брал отпуска и без содержания, чтоб готовиться к сессии…
Галина Николаевна замолчала, опустила голову и задумалась. Ей вспомнился случай, острая обида после которого долго не забывалась. Вольдемар уже заканчивал институт и уезжал в Москву на защиту диплома. Она отдала ему с трудом накопленные деньги и попросила купить ей теплую одежду, чтоб не простывать на стройке. Он вернулся из Москвы веселый, довольный, с дипломом инженера. Когда она спросила, привез ли он ей теплую одежду, он сказал: «Прости. Деньги я потратил на банкет». И она осталась без теплой одежды.
Захныкал младший из мальчишек:
— Коника хочу… Лошадку…
— Что случилось?- спросила Галина Николаевна у двух других.
— Мы ему дали коника, а он просит еще.
— Ну, ладно. Собирайте шахматы в коробочку. Сейчас домой пойдем. А ты иди ко мне, — взяла на руки Галина Николаевна младшего. — Все собрали? Молодцы, — похвалила она мальчишек. — А теперь — одеваться.
Мальчишки побежали в коридор, где на вешалке висели их куртки.
Екатерина Ивановна подала целлофановый пакет:
— Вот возьми, Галя. Старших угостишь. Тут и сладкий пирог и с капустой.
— Спасибо. Большое спасибо, Екатерина Ивановна, спасибо, что выручаете и детей моих в гости берете.
— А что их не брать-то? Спокойные, послушные. Пусть приходят, а то бабушка все сказки перезабудет, — засмеялась хозяйка.
У подъезда на лавочках сидели соседки. Галина Николаевна несла младшего на руках, двое других цеплялись по бокам за куртку. Она поздоровалась и прошла сквозь их взгляды. Кто-то скупо ответил ей:
— Здравствуйте.
А кто-то усмехнулся:
— Нарожала, теперь носится с ними, как с писаной торбой.
Внутри у Галины Николаевны все взбунтовалось. Она вернулась и сказала:
— Что вы меня судите? Сколько у меня их есть, все мои. Я к вам за куском хлеба ни к кому не хожу.
Ей никто не ответил.
Наконец-то Галина Николаевна дома. Она так любит свою квартиру на втором этаже. Здесь всегда порядок. Спасибо Ирине, приучила младших убирать на место свои вещи и заправлять кровати. Галина Николаевна положила пакет в кухне на стол и стала раздеваться. Малышами занялась Ирина. Они, перебивая друг друга, дружно рассказывали сестре, как они гостили у бабы Кати, и самый младший грустно сказал:
— Я хочу коника.
— Мама, какого коника он просит? — спросила Ирина.
— Шахматами они там играли.
— Не хнычь. Максим придет и нарисует тебе большую лошадку, — успокоила мальчика Ирина.
Галина Николаевна прошла в зал. Там все на своих местах. Потому, что мальчишек дома не было. В спальне мальчиков — аккуратно заправленные кроватки. В спальне девочек сидела на своей кровати и плакала Юля.
— Юлечка, почему ты плачешь? — Галина Николаевна присела рядом и прижала дочку к себе. — Что случилось, Юля?
Та зарыдала.
— Ира, — позвала Галина Николаевна.
В спальню вошла Ирина, сопровождаемая мальчишками и сказала:
— Деньги, которые ты ей оставила, она потеряла. Говорит, что ребята отобрали.
— О-ох, — вздохнула Галина Николаевна. — Юля, расскажи, как все случилось?
Всхлипывая, Юля ответила матери?
— Наш магазин был закрыт на учет.
— И ты куда пошла?
— В дальний. А там… Большие пацаны…
— Что, что они? Били тебя?
— Нет. Руку сильно сжали. Больно было…
— И ты отдала им деньги?
— Нет. Деньги сами из руки выпали. Они их подобрали и убежали.
— Ничего, Юля, не плачь. Главное, что не побили тебя. Переживем, — скрывая растерянность и досаду, успокаивала Галина Николаевна дочку. И уже, обращаясь к Ирине, добавила. — Деньги к празднику не дали. Дадут в понедельник. Ничего. Пережить-то нам лишь субботу и воскресение. А сегодня у нас есть пироги. Екатерина Ивановна угостила.
Она успокаивала детей, а сама искала выход. Что сделать? Как пережить эти два дня до понедельника? Еще праздник. И нет подарка девочкам. Может, одолжить денег у соседей? Но она только что сказала, что не ходит к ним за куском хлеба. Но все-таки спросила у Ирины:
— Как ты думаешь, может занять денег у соседей?
— Ой, мама, не стоит. Будешь просить, унижаться. Я сейчас посмотрю, что у нас осталось. — И уже из кухни крикнула. — Мама, еще пшено есть и сухари. Переживем.
— Ну вот, все в порядке, — улыбнулась Галина Николаевна и вытерла ладонью слезы на Юлиных щеках.
Вернулся с тренировки Максим, крепкий, смуглый. Уже Ирину перерос.
— Мама, письмо от дяди Кости, — неокрепшим баском возвестил он.
Галина Николаевна пошла в коридор, ее обогнали малыши. Максим подал письмо и наклонился расшнуровать ботинки. Мальчишки кинулись помогать ему. Один снял с головы спортивную вязаную шапочку, другой присел и стал дергать за шнурки, третий пытался расстегнуть пуговицы на куртке.
— Помощники, — засмеялся Максим. — Отойдите, я сам разденусь. — Да, мама, завтра родительское собрание.
— И у меня тоже, — добавила Ирина.
— Ну вот, — покачала мать головой. — А я хотела на торжественное собрание во дворец сходить. Пригласительный дали. Во сколько собрание-то?
— В два часа, — в один голос ответили дети.
— Ничего, успею. После собрания — сразу во Дворец. Но давайте до ужина письмо почитаем. Поставь, Ирина, чайник.
— Уже поставила.
— Тогда идите в зал письмо от дяди Кости читать. Юля, иди к нам.
Младшие у старших на коленях, и все уместились на диване.
Дядя Костя, брат Вольдемара. Он военный. Летчик. Служит на Севере. Каждый год, приезжая к матери, заходит к ним. И всегда с подарками. Дети любят его и гордятся, что их дядя летчик.
В письме он сообщал, что срок службы у него закончился, он демобилизовался и скоро приедет. Галину Николаевну эта весть обрадовала. Может, на младшего брата Вольдемара как-то повлияет, и тот послушает его, бросит пить и займется делом. Ведь какую работу потерял. Был прорабом на стройке.
А дальше Галина Николаевна вслух детям не прочитала. Константин писал: «Галя, очень жду встречи с тобой. Много думаю о тебе. Ты поймешь почему…» Намек она поняла, и это взволновало ее. Константин… Только он один и не попрекает ее детьми. Галина Николаевна быстро убрала письмо в конверт и посадила детей ужинать.
Малыши спали. Юля еще возилась в постели и вздыхала. Ирина с Максимом в зале за столом делали уроки. Галина Николаевна взяла из шкафа отрез ситца, приготовленного на простынки для малышей, поставила на кухонный стол старенькую ручную швейную машинку и закрыла дверь, чтоб не мешать детям.
Ситчик был расписан маленькими нарядными бабочками. Она внимательно рассмотрела рисунок и решила, что для ночных сорочек девочкам очень даже хорош. Когда она закончила их шить, было уже довольно поздно, дети спали. Она полюбовалась на свою работу и сказала негромко:
— Неплохо получилось. Очень даже хорошо. Вот и подарки дочкам к восьмому марта, — и улыбнулась.


2

Рано утром, по хрустящему под ногами тонкому ледку на лужицах Галина Николаевна пошла на рынок. На рынке по выходным дням продавала молоко ее мать. Она жила в небольшой деревне рядом с городом и держала двух коров. Мать никогда не навещала дочь, когда приезжала в город. И Галина Николаевна уже давно не виделась с ней.
В молочном павильоне покупателей еще было немного, и Галина Николаевна сразу увидела мать. Та стояла за прилавком в белом фартуке поверх болоньевой куртки, в белой косынке, повязанной на шерстяную шапку и громко зазывала:
— Подходите, не стесняйтесь! Молоко, сметана, творог!
Галина Николаевна подошла. Мать сурово посмотрела на нее:
— Галина! Что ты пришла сюда? Чего тебе?
— Мама, здравствуй. Давно не видела тебя.
— Ты мне зубы не заговаривай. Есть поди-ка нечего.
— Да, я хотела молока попросить у тебя. Кашу детям сварить.
— Молока!? Ишь чего захотела. Наплодила нищеты, теперь побираешься.
— Мама!
— Что «мама»? Слушать надо было мать-то, когда говорила тебе. У людей-то, посмотришь, один ребеночек, редко двое. А у тебя… Нет у меня молока.
Огнем вспыхнули лицо и уши у Галины Николаевны. Она втолкнула назад в сумку трехлитровую банку, которую начала было доставать и почти бегом выбежала из павильона. Еще слышала, как торговавший рядом с матерью мужик спросил у нее:
— Сколько же у дочки детей?
— Шестеро.
— Да, это, конечно, перебор.
Ей казалось, что все люди в павильоне слышали этот разговор и осуждающе смотрят ей вслед. Правда, ей послышалось уже у выхода, как мать крикнула:
— Вернись, налью молока.
Но она не вернулась. Расстроенная пришла домой. Дети уже встали.
— Куда ты ходила? — спросила Ирина.
— Хотела взять молока у бабушки.
— Зачем? Я уже сварила на воде. Маргарин был, положила. Ничего, все позавтракали. Тебе оставили.
Когда она завтракала, на кухню зашел Максим:
— Мама, не проси ничего у бабушки. Ты же знаешь, что она нас не любит.
— Не буду, Максимочка, — кивнула Галина Николаевна сыну.
— Мама, а во Дворец-то ты собираешься? — постаралась отвлечь мать от неприятного разговора Ирина.
— Во Дворец? Даже и не знаю.
— Ты иди, мама, иди. Отдохнешь. Мы с Максимом дома будем. Управимся. Ребята уже сами хорошо одни играют. Сейчас с ними заниматься — одно удовольствие.
— Конечно, мама, иди. У тебя и так теперь никаких праздников нет, все будни. Да и наряд твой в шкафу залежался, пусть проветрится, — пошутил Максим.
— Ну что ж, проветрю свой наряд, — согласилась мать.
А наряд-то — серая юбка да розовая блузка. Проводив детей в школу, Галина Николаевна включила утюг, раскинула на столе старенькое одеяло и стала гладить блузку. Эту блузку подарил ей Вольдемар, когда родился Максим, и она любила и берегла ее.
Что-то день с утра не заладился. Опять грустное и обидное вспомнилось. Галина Николаевна тогда ждала Юлю, вопреки требованию мужа избавиться от ребенка. Утром Вольдемар, уходя на работу, сказал ей:
— Приготовь мне рубашку. Сегодня сотрудник пригласил на день рождения.
Она приготовила мужу костюм и рубашку, а себе выгладила вот эту нарядную блузку. И уже представляла, как хорошо она будет выглядеть в ней среди гостей.
Но Вольдемар ушел один, а ей сказал:
— Куда тебе идти щербатой, да еще с животом? Только дома тебе и сидеть.
— Вольдемар, у меня только один зуб раскрошился, почти не заметно. И блузка широкая, живот прикроет.
— Нет уж, наседка, сиди дома со своими цыплятами. Третьего она захотела. Мало тебе было двоих. У кого ты видела, чтоб трое детей в семье было?
Этот упрек был самым обидным. Она сказала мужу:
— Иди один. Гуляй, веселись. Без жены тебе там полная свобода.
А потом, оставшись одна с детьми, смотрела на блузку и плакала.
И каждый следующий ребенок был для мужа нежеланным. А она все надеялась, что проснутся же у него отцовские чувства. Но этого не случилось. С каждым годом его все сильнее тянуло к рюмке и, наконец, его уволили из строительного треста, где он работал прорабом. И где он теперь? Уже месяц, как не приходит домой.
Галине Николаевне хотелось заплакать, но она проглотила соленый комок и вздохнула. Дети не должны видеть ее слез.
Дети вернулись из школы, когда она уже пообедала сухарями с чаем и заплетала тугие тяжелые косы. Перед зеркалом уложила их на затылке. Внимательно посмотрела на себя в зеркало. Да, все еще хороша. Глаза синие, ясные, только немного грустные. Лицо круглое, чистое. Брови вразлет черные. И подкрашивать не надо. Вот разве губы чуть-чуть.
Оделась и спросила:
— Ну, как я выгляжу?
Тут же обступили ее малыши. Гладили ручонками серую юбку и кричали:
— Мама, мама!
Юля потянулась к матери, Та нагнулась, и дочь шепнула:
— Ты очень красивая. Я люблю тебя.
Максим привычно пошутил:
— Ты прямо — невеста!
Ирина осмотрела мать критически, поправила шпильки в волосах и сказала:
— Иди, не беспокойся. Все у нас будет хорошо.
Вначале, чтоб не приходить в школу еще раз, Галина Николаевна решила встретиться с Юлиной учительницей. В учительской учителя готовились к классным собраниям и обсуждали, какие вопросы необходимо решить с родителями. Учительница увидела Галину Николаевну и подошла к ней, ответила на приветствие и предложила:
— Пройдемте в класс. Там спокойнее.
Класс был пуст.
— Ну, что сказать о Юле? — начала учительница, немолодая уже, с сединкой в коротко остриженных волосах.
— Скажите, как она в классе себя ведет?
— Да. Учится она на «отлично». За эту четверть выходит отличницей. Правда, когда задаю вопрос, руку не поднимает, как другие ребята. А спрошу, все отвечает, все знает. Вот только чувствительная очень, жалостливая.
— Как понять «жалостливая»?
— Читала я им про Тему и Жучку. Всем ребятам Жучку жалко было, по лицам видела. Но все держались. А Юля расплакалась. Что-то переживает она. Стресс какой-то у нее.
— Переживает. К отцу очень привязана. А его нет дома.
— Помогите ей. И я уделю ей больше внимания.
— Постараюсь. Спасибо вам.
В Иринином классе собрание уже начиналось. Галина Николаевна тихо вошла и села на ближнюю от входа парту. Классная руководительница говорила о проблемах класса, о дисциплине, о том, что некоторые ребята начали курить, об опозданиях на уроки.
Галина Николаевна подняла руку, как школьница и, когда классная руководительница подошла к ней, сказала:
— Извините меня. Мне еще надо идти на классное собрание к Максиму. Не могли бы вы мне сказать об Ирине.
— Хорошо.
Высокая, стройная, в строгом синем костюме, учительница вернулась к столу и раскрыла классный журнал:
— У Ирины отметки в основном отличные. Она могла бы окончить школу с медалью. Я знаю, что она хочет уйти из школы. Поговорите с ней.
— Поговорю.
— И еще. Ирина отказалась от бесплатных обедов.
— Почему?
— Сказала, что семья обеспеченная, и она не нуждается.
— Понятно, — вздохнула Галина Николаевна. — Неволить ее не стану. Сама так решила. Спасибо вам, — поблагодарила она и вышла из класса.
Максима на классном собрании тоже похвалили. Учится без «троек». Не опаздывает, не курит. С ребятами дружит. Любит пошутить. Правда, иногда его реплики на уроках мешают учителям.
— Поговорите с ним об этом.
— Хорошо, — кивнула Галина Николаевна.
Радость и гордость за детей успокоили ее. Настроение улучшилось. И во Дворец она вошла с улыбкой и гордо поднятой головой. На торжественном собрании ей вручили Почетную Грамоту. Значит, и она достойна своих детей.
Праздничный концерт затянулся. Домой Галина Николаевна вернулась, когда дети спали. Только Ирина готовила уроки.
— Мама, как прошел праздничный вечер? Не пожалела, что пошла? — спросила она.
— Не пожалела. Вот Грамоту принесла.
• Ирина развернула Грамоту, свернутую в трубочку, прочитала вслух и сказала:
— Ты молодец, мама! Я тебя поздравляю от всего детского коллектива.
— Спасибо.
— А как в школе?
— Ира, про тебя ничего плохого не сказали. Все у тебя хорошо. Но только просили, чтоб ты не уходила из школы. Ты сама-то как думаешь?
— Я, мама, все решила. После девятого класса поступлю в педучилище. Закончу, тебе помогать буду.
— Но после окончания школы ты могла бы в институт пойти.
— Институт можно и заочно окончить.
— Смотри сама, дочка. Это будет твое решение.


3

В воскресение Галина Николаевна проснулась рано. Она привыкла рано вставать, чтоб до работы приготовить старшим еду, собрать малышей в садик. Сегодня праздник. Можно и позднее встать. Она лежала, вспоминая вчерашний день. Неприятно начался, зато очень хорошо закончился. Галина Николаевна улыбнулась, заново переживая события вчерашнего вечера. Но вот и солнце встало, его яркие лучи осветили комнату, пробив легкие занавески на окнах. Пора вставать.
Галина Николаевна быстро убрала свою постель с дивана в зале, умылась. Оделась. Тихо вошла в спальню к девочкам и положила около подушек ситцевые ночные сорочки, что сшила в подарок. Проснутся, обрадуются.
Теперь главная на сегодня забота. Чем накормить детей? В прошлую получку она закупала продукты на длительный срок. Тогда не все пакеты уместились в кухонном шкафу, часть пакетов она положила в нише на полку. Вот было бы хорошо, если там что-то осталось. Да, есть. Она нашла пакет с макаронами и три пакета вермишелевого супа. Так это же целое богатство! Она тихо засмеялась. Это будет суп с вермишелью на обед и макароны с сахаром – на завтрак. Простое меню большой готовки не требовало и, когда проснулись дети, было все готово.
Довольная, Галина Николаевна усадила детей за стол. Ирина стала раскладывать макароны. В это время в дверь постучали. Галина Николаевна дрогнула от предчувствия. Нежели Вольдемар?
Да, это был он. Он принес с собой запах помойки и чувство тревоги. Его светлые волосы стали серыми и свисали клочьями из-под рваной кепки; на лице и на руках — ссадины. Он похудел и постарел.
— Вот и я пришел, елки-метелки, — выдохнул он сивушным перегаром.
Мальчишки выбежали из-за стола с криком:
— Папа, папа!
Юля стояла рядом и широко раскрытыми глазами смотрела на отца, и молчала.
— А мы тебя на «мерседесе» ждали, — усмехнулся Максим.
Отец промолчал
Ирина из кухни не вышла.
Галина Николаевна поначалу растерялась, но потом взяла себя в руки:
— Дети, вернитесь за стол, — строго сказала она, — надо завтракать. А ты, Вольдемар, прими ванну. Сейчас принесу чистое белье. Все подчинились ее словам.
Вольдемар, вымытый и побритый, переодетый в чистое трико и майку, сидел на кухне и ел макароны. Детей Галина Николаевна выпроводила в спальни. Сама замочила грязную ветхую одежду мужа и присела рядом с ним:
— Ну, ты надолго к нам?
— Я поговорил с ребятами, пока ты в ванной была. Говорят, все у них хорошо. И учатся хорошо. Выходит, вы и без меня справляетесь. Неплохо живете. Еда вот какая-никакая есть. А я, бывает, какой день и совсем не ем. Да… Елки-метелки.
— Так возвращайся домой.
— Да ты и без меня справляешься.
— Что ты говоришь, Вольдемар? Дети скучают. Да и ты скитаешься не знаю где и губишь свое здоровье. Вот где ты был?
— Да так… С мужиками. В разных местах. Немного у матери жил. Кое-что в доме подремонтировал.
— У матери тоже выпивал?
— А как же? Там самогон.
— Понятно, — вздохнула Галина Николаевна. — А что у матери нового?
— Да все так же. Вот Костя письмо прислал. Пишет, что с женой развелся. Квартиру получил, как демобилизованный.
— Почему они разошлись? Так долго вместе были.
— Почему, почему? Вы ведь бабы какие… Когда служил, был на полном обеспечении, зарплату, и не малую, в дом приносил. А теперь оказалось, что его одеть надо: пальто, костюм и другое. Да и кормить тоже надо, и не один, а три раза в день. А пенсия, это не зарплата. Простая арифметика. Вот и стал ей не нужен. Выгнала. Обещал к матери приехать погостить.
— Может, и к нам зайдет.
— А то как же? Зайдет. Он вообще к тебе неровно дышит.
— Что говоришь-то? Зачем ты так о брате?
— Видел. Не слепой.
Не надо об этом. Давай о нас с тобой. Ты возвращаться думаешь к семье, к детям?
— Дети… Ты сама, Галина, жизнь нашу переломала. Ну, зачем их столько? Двоих бы хватило. А ты… Шестеро…Пальцев на руке не хватает пересчитать. Тесно мне, душно мне в таком коллективе. Свободы, воли хочу. Вот и ухожу. Подумать только… Шестеро… Елки-метелки…
— Замолчи. Не смей так о детях. Лучше ничего не говори.
— Я и не говорю. Назад-то их не отправишь, откуда пришли.
— Что же ты, Вольдемар, так о собственных детях говоришь? Они же любят тебя. Юлечка скучает по тебе, расстраивается.
— Да, одна Юля на меня и похожа. Остальные все в тебя — черноголовые, как галчата, — усмехнулся Вольдемар.
— Ну, хватит. О детях поговорили, — прервала обидный разговор Галина Николаевна. — Давай о тебе. Ты молодой мужик, шатаешься без дела. Добился, что уволили с работы. А ведь был на хорошем счету. Тебя уважали. А теперь что? Давай, Вольдемар, закодируйся. Я завтра зарплату получу. Потратим деньги, но чтоб с пользой. Как ты?
— Как я? Не верю я в кодирование. Но, если хочешь, давай попробую, — неуверенно согласился Вольдемар.
А когда Галина Николаевна вернулась с работы, Вольдемара не было. Он снова ушел.


4

Константин Петрович, темно-русый, кареглазый, плотный, среднего роста в легкой футболке и светлых брюках стоял в тамбуре у раскрытого окна и курил. Мимо проносились, оставаясь позади, поля, перелески. На полях работали комбайны. Некоторые поля были сжаты и на них теснились скирды янтарной соломы.
Да, лето кончается. Август… Пока менял квартиру с Севера на южную область, не заметил, как лето пролетело. А надо начинать новую жизнь на новом месте. Надо научиться жить по-новому, на земле. А то всю жизнь летал, да летал. От земли оторвался. От земли и от семьи. Его белокурая симпатяга Инночка, оказалось, давно нашла ему замену. Но терпела его, видно, за то, что он хорошо обеспечивал семью материально. А демобилизовался, терпение у Инночки кончилось. Нелегко, конечно, терять семью. Дочка осталась. Но придется привыкать к новой жизни.
Две молоденькие проводницы, видимо практикантки, весело переговариваясь, вошли в тамбур.
— Скоро станция. Мы закрываем туалет. Вам не надо туда? — спросила одна Константина Петровича.
— Нет, спасибо.
— Кстати, это ваша станция. Вам выходить, — добавила вторая. — Можете сдать белье. Я сейчас подойду.
— Спасибо. Я мигом. Все сдам.
Константин Петрович вошел в вагон, тесный и душный, и стал собирать вещи.
До города Константин Петрович доехал на автобусе. Сразу к матери не пошел. Зашел к жене брата Галине. Очень хотелось ее увидеть. Да и надо было освободиться от вещей. Он вез для нее и для детей подарки. Он никогда не приезжал к ним без подарков и знал, что дети будут очень рады. Они любят его. И Галина всегда уважительно и по-доброму относится к нему.
Галины дома не было. Дверь открыл Максим:
— Ой, дядя Костя! Ира, смотри, кто к нам приехал! Дядя Костя!
Из кухни в коридор выбежала Ирина:
— Дядя Костя, здравствуйте!
Обнялись, поцеловались.
— Проходите в зал, — Ирина потянула гостя за руку. — Мама скоро с работы придет. А я за малышами в детский сад сбегаю. И Юлю заберу. Гостит у Екатерины Ивановны. Наверняка пирогов там объелась, — засмеялась Ирина. — Максим, картошка почти сварилась. Не забудь, отключи, — кивнула она брату и вышла.
Скоро вернулась с работы Галина. Все такая же улыбчивая, с ямочками на круглом лице. И косы не поредели, все такой же тугой узел на затылке.
— Ой, Костя, здравствуй! — обрадовалась она. — Спасибо, что зашел. Кроме тебя, никакая родня нас не признает, все сторонятся.
— Да брось ты, Галя. Сторонятся…
— Это правда, — вздохнула Галина и снова улыбнулась гостю. — А тебе спасибо, что не обходишь нас, — и смутилась от долгого и внимательного взгляда деверя.
Следом вернулась Ирина с детьми, принесла пироги.
— Вот гостинцы от Екатерины Ивановны, — отдала она матери пакет с пирогами.
— Вот, кроме тебя, Костя, еще одна добрая душа не забывает нас, — улыбнулась Галина.
Скоро в квартире поднялся веселый гвалт. Примеряли обновки, радовались подаркам от дяди Кости. Константин Петрович переживал за туфли — подойдут нет Галине и Ире. За малышей не беспокоился. Не подойдут одному, будут впору другому. Туфли Ире и Галине подошли, и он был очень доволен.
После ужина занялись все своими делами. Малыши в своей спальне катали большой пластмассовый грузовик, подаренный дядей Костей. Юля придумывала для них игры с грузовиком. Ирина читала, Максим вышел во двор поиграть в футбол.
Константин Петрович остался на кухне, и пока Галина мыла посуду, рассказывал ей о перипетиях теперешней жизни. Потом спросил:
— А у вас как дела? Как Вольдемар:
— Вольдемар раз в месяц зайдет, а то и реже. Искупается, переоденется и опять уходит.
— На что же он живет?
— Да еще и пьет. Я его спрашивала об этом. Говорит, мужики угощают. Да еще бутылки собирает. Так и живет. Ну, а у нас новости есть, хорошие. Ирина в педучилище поступила. Уезжает от нас. Мне, конечно, без нее туго придется. Но еще Максим со мной остается. Он поможет. Да и малыши подросли. Сами одеваются, раздеваются. Детский сад рядом. Когда и Юля сможет забирать их. Ничего, выдержим.
— Ты, Галина, удивительно стойкая женщина, — сказал Константин Петрович и добавил. — И красивая. — А сам все глядел на Галину.
— Скажешь тоже, Костя, — опустила она глаза..
А Константин Петрович спросил:
— Что же будем с Вольдемаром делать?
— Я уже и не знаю. Слов моих он не слышит. Просила, чтоб закодировался. Все напрасно.
— Галя, я думаю с собой его взять. Может на новом месте начнет все сначала. Но перед отъездом я уговорю его закодироваться.
— Где же его найдешь теперь?
— Попробую завтра отыскать.


5

Галина Николаевна возвращалась поздно. Уже теплое августовское солнце стало скрываться за крышами домов. Легкий прохладный ветерок с реки приятно освежал потное лицо. После работы заехала на дачу, собрала огурцы и помидоры. Набрались две увесистые сумки, которые теперь оттягивали натруженные руки. Но ей к этому не привыкать. Хорошо, сейчас Максим с Ириной помогают. Но сегодня Максим играет в футбол. Соревнуются дворовые команды. А Ирина стирку затеяла с утра. Потом ей готовить, за детьми идти. Поэтому Галина Николаевна не стала просить старших сходить на дачу. Так, почти не отдыхая, и дошла до своего подъезда. Уже и на лавочках никто не сидит. Телесериалы смотрят. А ей всегда некогда их посмотреть. В праздники или когда в выходной сядет у телевизора и то что-то вяжет или штопает.
Ирина у порога взяла у матери сумки и занесла их на кухню.
— Мама, мы поужинали. Садись за стол.
— Вначале искупаюсь, — раздеваясь, ответила Галина Николаевна.
Прохладный душ приятно освежил разгоряченное тело. Ушла усталость.
Теперь надо проверить, все ли в порядке дома. Дети, кроме Ирины, спали. А в зале сидели Константин и Вольдемар. Вольдемар выбрит и в чистой одежде. Братья о чем то говорили и не сразу заметили, как она вошла.
— Здравствуй, Вольдемар, — поздоровалась Галина Николаевна и спросила у Константина Петровича. — Где ты, Костя, отыскал его?
Вольдемар сдержанно кивнул, а деверь сказал:
— Едва нашел. Все пивные ларьки обошел, а нашел у винного магазина. Вот привел его. Мы с Ириной подстригли его, как сумели. Теперь на человека похож.
— А теперь брат занимается моим воспитанием, елки–метелки, — усмехнулся Вольдемар.
— Да, у нас тут разговор. Присоединяйся к нам, Галя.
— Хорошо. О чем разговор?
Говорил Константин. Вольдемар только скупо говорил «да» и согласно кивал головой.
— Завтра мы сидим дома, никуда не выходим, чтоб не напиться, а на следующий день идем кодироваться. После этого я поживу у матери, а ты, Галя, собери его. Недели через две мы уедем ко мне. Будем обживать новое место. Надеюсь, что и с работой все получится. Обживемся, устроимся, потом вас всех заберем.
Галина Николаевна вздохнула. Что-то не верится, что все наладиться. Правда, Костя человек серьезный и настойчивый. Может, Вольдемар его послушает.
Вольдемара закодировали, и Галина Николаевна стала готовить его в дорогу. Срочно нужны были деньги. И Галина Николаевна, все для себя решив, вечером постучала к соседке на первом этаже.
— Нина, дело у меня к тебе, — сказала она хозяйке, полной женщине с высокой прической из белых выкрашенных волос.
— Ну, проходи. Не часто к нам заходишь. Какое дело-то?
— Хочу свою квартиру на вашу двухкомнатную поменять. Вам удобно будет. У бабушки — своя комната и у вас — спальня. А Алешка уже постарше стал, в зале один может спать.
— Мы давно планируем расшириться, да все нет подходящего варианта. То район не нравится, то доплата слишком большая.
— Я с вас много не возьму. Поладим по-соседски. Просто мне срочно деньги нужны.
— Какую доплату просишь?
Галина Николаевна назвала сумму.
— Хорошо. Вечером муж придет, поговорим. Но я уверена, что Ваня согласится. Только вы-то как уместитесь в двух комнатах?
— Уместимся. Я уже все обдумала.
Документами по обмену квартиры в основном занимался Иван, сосед. А Галина Николаевна готовилась к переезду и собирала в дорогу Вольдемара. Она купила ему теплую одежду на осень и на зиму и много еще всего другого, необходимого ему на новом месте. Деньги рассчитала так, что еще выкроила на теплые сапожки Ирине и зимние ботинки для Максима. Свои сапоги и детскую обувь отнесла в ремонт.
С переездом помог Константин, да и Вольдемар тоже носил узлы с вещами и помогал брату переносить мебель. Конечно, тесновата двухкомнатная квартира. Да и этаж первый. Тоже неудобно, белье сушить придется на улице. Но зато купили все необходимое Вольдемару. Может быть, удастся ему на новом месте начать жизнь заново.


6

В сентябре пришло письмо от Константина. Он писал, что оба они, он и Вольдемар устроились на работу на заводе, он — рабочим, Вольдемар — в заводскую строительную бригаду. Галина Николаевна успокоилась и уже планировала летом, когда дети закончат учебу, поехать к мужу. Верила, что теперь-то у них все будет хорошо.
Вольдемар писем не писал. А в конце октября снова пришло письмо от Константина. Он сообщал, что Вольдемар уехал. Сказал, что будет у матери. Хватило ему выдержки только до первой получки. Снова запил. В тяжелом состоянии попал в больницу. Надежды не было, но выкарабкался. На работу больше не пошел и уехал.
— А я надеялась, что все плохое уже позади, — горько вздохнула Галина Николаевна, прочитав письмо.
В выходной она поехала к свекрови на другой конец города. Вольдемара там не было. Свекровь набросилась на нее с обвинениями:
— Загубила парня, змея ты подколодная… Парень не пил, институт окончил. Не чета тебе.
— Да я-то в чем виновата? — заплакала Галина Николаевна.
— В чем она виновата? Да в том и виновата, что распустилась… Если не хотел Вольдемар детей, зачем ты назло все делала? Вот и ищи его теперь.
Всю дорогу до автобусной остановки Галина Николаевна плакала. Не могла сдержать слез и в автобусе. Сидела, отвернувшись к окну. И только подходя к дому, вытерла слезы и постаралась успокоиться. Дети не должны видеть ее слабой и растерянной. Дети. Ее дети. Только ей одной нужны они. Невозможно представить, чтоб кого-то из них у нее не было, что кого-то из них могла она убить еще не родившегося. Даже страшно подумать… Но Вольдемар… Где же он может быть?
Он пришел в конце ноября. Смотреть на него без слез было невозможно. Одет он был в худую телогрейку, тонкое трико и резиновые калоши. Его лихорадило, бил озноб.
— Я умираю, — сказал он вместо приветствия.
Галина Николаевна всплеснула руками:
— Ой, Вольдемар… Да где же ты был?
Она помогла ему раздеться и вымыться под душем, потом уложила на диване, напоила чаем из сухой малины. Утром ему стало лучше, и Галина Николаевна снова спросила:
— Где же ты был, Вольдемар?
— Где был, там уж нет. Сам не знаю, где был.
— Где же твоя одежда: куртка, шапка, ботинки?
— Раздели меня. Уже здесь, в нашем городе.
— А костюм?
— По дороге, когда сюда ехал, украли, елки–метелки.
— Вольдемар, ну как же ты сорвался? Ведь это был последний твой шанс, а для меня — последняя надежда.
Муж промолчал. А когда она была на работе, он надел старенькое пальто и стоптанные ботинки, последнее, что еще оставалось, и ушел.
 
7

Константин Петрович очень переживал, что не смог удержать брата и беспокоился за Галину. Как она там одна с детьми? Теперь уже ясно, что Вольдемар потерянный человек и не помощник он ей, а обуза. Галина всегда нравилась Константину Петровичу. Красивая, заботливая, добрая. И все успевает. На работе ценят ее, и в доме идеальный порядок. Ему всегда было уютно в ее семье. Дети любят его, гордятся им, радуются, когда он приезжает. Досталась же такая золотая женщина непутевому Вольдемару. Ведь надо было решиться обменять квартиру на маленькую, чтоб купить ему одежду. Его бывшая жена Инна никогда бы для него этого не сделала. Она-то живет. За профессора замуж вышла. Дочку, правда, жалко. Но и она к нему не очень тянулась. Совсем не то, что племянники. А Галине надо помочь. Кроме его никто ей не поможет. А ему самому так нужна эта женщина. Просто необходима. Он и не заметил, как доброе уважительное чувство к ней переросло в глубокое и серьезное.
В январе он взял на работе отпуск и приехал к Галине. Константин Петрович всматривался в зимний город. Уже темнело. Замерзшая земля почти не покрыта снегом, и все еще на ветру летят под ноги опавшие желтые мерзлые листья. И людей на улицах мало. Холодно. Ветер продувает даже сквозь теплую куртку.
Дверь открыла Ирина:
— Ой, кто к нам приехал! Дядя Костя!
Сбежались дети и с криком:
— Ура! Дядя Костя приехал, — висли на нем.
— А ну-ка, отпустите дядю Костю, — строго сказал Максим.
И малыши отступили.
Константин Петрович подал руку Максиму, обнял и поцеловал в щеку Галину. Потом он разделся и выложил на кухонный стол из дорожной сумки пакеты с гостинцами. Дети были тут как тут. Но, получив по шоколадке, убежали в спальню.
— Давайте ужинать, — позвала Галина. — Малыши уже поели. Теперь наша очередь.
Ужин был простой. Картошка с молоком. Зато чаепитие было богатым — с конфетами, с печеньем, что привез Константин Петрович. За ужином он всматривался в лицо Галины. Изменилась. Появились у глаз мелкие морщинки, на висках стали серебриться пряди волос. Видимо сильно переживала из-за Вольдемара. И щербинки во рту. Так и не скопила денег, чтоб заняться зубами. Да, очень трудно ей. И он должен помочь. Только вот согласится ли она, что ответит на его предложение? Надо поговорить осторожно, не в лоб, не сегодня. И он спросил о брате.
— Вольдемар? Месяца два назад приходил. Болел, простудился. Но даже не отлежался. Переночевал и ушел, — сказала Галина.
— Ты прости меня, Галина. Не смог я удержать его, не смог помочь ему.
— Ты не виноват, Костя. Никто ему уже, видно, не поможет.
— Пропал брат, — вздохнул Константин Петрович, и не начал важного разговора.
Но тянуть с разговором долго нельзя, потому что решение, какое бы оно не пришло, касается всех, а у Ирины кончаются каникулы. И он решился. Дети спали. Галина на кухне штопала детские колготки. Константин Петрович встал с дивана и, не переодеваясь, в пижаме прошел к Галине.
— Галина, мне надо с тобой серьезно поговорить, — негромко сказал он.
— Давай поговорим, — Галина отложила шитье и внимательно посмотрела на деверя
— Я без предисловий. По-военному. Выходи за меня замуж, Галина.
— Ой, что ты, Костя… Как это можно? — залилось краской лицо Галины.
— А почему нельзя? Вольдемар тебе не помощник. Где он? А дети растут. Скоро Юля начальную школу закончит, а тут и мальчики один за другим учиться пойдут. Сколько им всего надо… Одна ты не вытянешь их. А дети мне не чужие. Племянники. А я им за отца буду. Вдвоем вырастим детей, образование дадим.
— Костя, это так неожиданно… Подумать надо, — смущенно ответила Галина.
— Не долго думай. Быстрее решайся. Еще же с детьми поговорить надо, пока все вместе.
— Сначала я все обдумаю, потом уж с детьми поговорю. Но как это все неожиданно, Костя… А как же Вольдемар?
— Вольдемара я постараюсь отыскать и сам с ним поговорю.
Вольдемара Константин Петрович нашел в притоне бомжей под землей, где городские коммуникации. Вольдемар был трезв, но хмурый и вялый. Они вышли через люк на улицу и укрылись от ветра на крытой автобусной остановке.
— Давай, брат, поговорим, — начал Константин Петрович.
— Дал бы опохмелиться, елки–метелки, — хрипло ответил брат. — А то разговор не склеится.
В ларьке рядом с остановкой Константин Петрович купил бутылку пива и Вольдемар выпил пиво из горлышка, потом спросил:
— Что ты хотел мне сказать?
— Хочу детям твоим помочь и Галине тоже.
— Так помогай.
— Я хочу на ней жениться.
— Жениться?! Да что ж она, стерва, при живом-то муже?
Вольдемар нервно ходил, выкрикивал ругательства в адрес брата и жены. Константин Петрович молча ждал. Наконец, Вольдемар затих, молча сел на скамейку и опустил голову.
— Вольдемар, — сказал Константин Петрович, — ты Галину не ругай. Она мне никакого ответа не дала. Но ты подумай о детях. Надо же их как-то поднимать.
— Да что мне дети? Вы-то как спелись с ней? Без меня все решили? Да?
Снова посыпалась грязная брань. Константин Петрович ждал. Потом оба долго молчали.
— Ну, так как ты, Вольдемар? — спросил Константин Петрович
— Что я? Эх, Костя… Какой же ты мне брат после этого? Елки-метелки… — Вольдемар вздохнул, долго молчал, потом сказал. — А может ты и прав, брат. Не жилец я. Мне об этом еще в больнице в твоем городе сказали. Сказали, если пить не брошу, конец мне. Выходит, должен спасибо тебе сказать, да не могу, брат… Обидно мне…
Константин Петрович еще долго смотрел, как уходил брат, надломленный и обиженный, как он ежился на холодном ветру в старом изношенном пальто и в стоптанных ботинках.


8

После работы Галина Николаевна зашла к Екатерине Ивановне. Та, в нарядном голубом платье с кружевным воротничком приветливо встретила гостью
— А, Галя… Молодец, что зашла. Спасибо тебе.
Из кухни доносился приятный запах свежей выпечки.
— Вы опять пироги печете?
— Нет. Сегодня ватрушки с творогом и пирожки с изюмом. Проходи.
- Удивляете вы меня. Печете, готовите, словно семья у вас. Много ли одной-то надо?
— Не одна я. Дети соседские любят ко мне забегать. Вот ты зашла. А разве можно так, чтоб ничего не делать, не готовить? Так и опуститься недолго. Тогда уж только смерти ждать. А я живу. Еще правнучке носочки теплые вяжу.
— Да, есть чему у вас поучиться. Вы такая стойкая, мужественная. А ведь какое горе пережили.
— Пережила. Живой с ними в могилу не ляжешь. Надо жить. И тебе тоже нелегко, но ты же держишься. Давай, проходи на кухню. Я уже самовар включила. Подогреется, а то остывать начал. Чайку попьем.
— Да я не надолго. Домой надо.
— Успеешь. Дома у тебя Ирина теперь. Она все сделает. А мы посидим, поговорим. Расскажешь, зачем пришла. Без дела-то, просто так вряд ли бы забежала. Права я?
— Да, как всегда. Но дело у меня необычное. Совет мне нужен. Даже не знаю, как начать.
— Начинай с чего-нибудь. Я пойму. А пока — вот тебе чай, ватрушки бери. Все равно, пока чаю не попьешь, домой не отпущу.
Галина Николаевна положила в чай сахар и, сосредоточенно глядя в чашку, стала размешивать. Но потом посмотрела в глаза Екатерине Ивановне, с усилием выдохнула и сказала:
— Костя приехал.
— Так он у тебя, не у матери?
— У нас.
— Ну, так дальше говори, коль начала. Замах хуже удара.
— Не могу.
— Не можешь? Так я сама скажу. Замуж зовет?
— Как вы догадались?
— Чего тут непонятного, если мужик вокруг женщины увивается? А ты — что?
— Вот и не знаю. К вам зашла поговорить, посоветоваться.
— А дети как?
— Им я не говорила еще. Но дети любят Костю.
— На Вольдемара есть надежда, что он за ум возьмется и детям поможет?
— Нет. Вольдемар уже не исправится. Костя на работу его устроил, да все напрасно. Всю одежду, что я ему купила, потерял. Скорее всего, продал и пропил.
— А Константин?
— Он серьезный, надежный. Детей моих любит. И меня… — смущенно добавила Галина Николаевна.
— Я поняла, к какому решению ты склоняешься. Но учти, сколько неудовольствия и пересудов вызовет твой поступок. А мать, свекровь твоя… Она попытается втоптать тебя в грязь, раздавить.
— Да. Это так. Я знаю.
— К тому же на работе, как ты думаешь к этому отнесутся? Расценят, как аморальный поступок. А ты на виду, передовая ткачиха. Тебе этого не простят. Будут вызывать на заседание цехкома, фабкома. Может быть, заставят отказаться от этого решения. Само собой, портрет твой с Доски Почета снимут. Готова ты к этому?
—  А если откажусь, то кто же мне поможет детей поднять? Константин единственный, кто свое плечо мне подставил, сказал, что к детям будет относиться, как к своим и поможет воспитать их и выучить.
— Вот и выбирай, что тебе важнее — почет и слава или судьба детей.
— Конечно, я выберу детей. Дети — главное в моей жизни.
— Но будь готова выдержать нападки и унижения от людей, которые не сумеют тебя понять.
— К унижениям мне не привыкать. Справлюсь.
Галина Николаевна спешила домой. Холодный колючий ветер хлестал по лицу, продувал насквозь старенькое пальто и вязаный берет; он вырывал из рук пакет с пирожками и ватрушками, что, как всегда, собрала ей Екатерина Ивановна. Но она не замечала порывов ветра, раздумывая над тем, правильное ли решение она принимает. Еще остается сомнение — а как же Вольдемар? Константин — человек хороший, правильный. И, кажется, любит ее. Но она-то… Только чувство глубокого уважения и доверия. Наверное, этого мало. Но он любит ее детей. Это так важно. Это — главное. А она… Она постарается, чтоб Константину было с ней хорошо. Но пусть окончательное решение примут дети. Она сделает так, как они скажут.
Еще до ужина Константин рассказал Галине Николаевне о встрече с Вольдемаром. После ужина сказала ему:
— Костя, я сейчас поговорю с детьми. Как дети решат, это и будет правильно.
— Хорошо, — кивнул Константин и вышел в зал.
А Галина Николаевна позвала детей на кухню. Первыми, топая босыми пятками, потому, что уже готовились спать, прибежали малыши, за ними Юля в ночной сорочке. Максим закончил ремонтировать скворечник, снесенный с тополя ветром, убрал инструменты и встал у кухонного окна. Оторвалась от книги и Ирина. Все были в сборе.
— Дети, — начала дрожащим от волнения голосом Галина Николаевна, — мы все вместе должны принять важное решение. Все хорошо подумайте и скажите, хотите ли вы, чтоб с нами жил дядя Костя?
— Хотим! Ура! — дружно согласились малыши.
— Успокойтесь, — остановила их мать.
Юля серьезно посмотрела на Галину Николаевну и спросила:
— Мама, ты что ли женишься с дядей Костей?
— Юлечка, женятся мужчины, — улыбнулась мать и посмотрела на Ирину. — Ирина, дочь, ты старшая. Какое твое слово?
— Я против дяди Кости ничего не имею. К тому же, приезжать я буду только на каникулы. Да и Максим, — Ирина кивнула брату. — Максим, скажи сам.
Максим ломающимся баском произнес:
— Дядя Костя не чужой нам. Мама, поступай, как тебе лучше. А я тоже уеду учиться.
— Куда? — насторожилась мать.
— Я уже решил. Не говорил тебе, чтоб ты не волновалась. Я поступлю в железнодорожное училище на помощника машиниста. Обучение бесплатное и питание и форма. А дядю Костю я очень уважаю. В общем, мы с Ириной голосуем «за». Согласна, Ира?
— Согласна, — кивнула сестра.
Спасибо, ребята. Только, Максим, может, закончишь школу? Но смотри сам. Я всегда соглашусь с твоим решением, ты знаешь. Поступай, как решил. Профессия уважаемая. А теперь твое слово, Юля.
— Женись, мамочка. Я не против.
Все засмеялись, даже малыши, хоть и не поняли над чем.
— Спасибо, Юлечка. А теперь позови дядю Костю.
Константин вошел серьезный и напряженный. Видно было, что волнуется.
Галина Николаевна сказала серьезно и немного торжественно:
— Константин Петрович, мы объявляем наше решение: мы согласны!
— Спасибо, — выдохнул Константин. — Я верил, что вы примете правильное решение.