Различие между прошлым,
настоящим и будущим -
это только упрямая иллюзия
Альберт Эйнштейн
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
ТРИДЕВЯТОЕ ЦАРСТВО
Егор словно парил в невесомости, затягиваемый в переливающуюся всеми цветами радуги воронку. Его отчаянные, неуклюжие попытки избежать прикосновения к жуткой непроницаемой мгле в острие конуса только ускоряли его падение в пугающую неизвестность. Мгла стремительно ширилась, заполняя всё пространство вокруг, и в конце концов, поглотила Егора…
- Ну что, очухался?
Егор открыл глаза, и непонимающе уставился на мужчину с аккуратно подстриженными усами и по-военному короткой стрижкой, в накинутом на плечи белом медицинском халате.
- Где я?
Мужчина шумно хмыкнул, и подёрнул плечами:
- Мы это место в шутку тридевятым царством называем.
- Мне вообще-то не до шуток, - Егор приподнялся на локтях, чтобы осмотреться.
- Вообще-то, мне тоже. Доктор, я уже могу его забрать? – незнакомец полуобернулся к появившемуся словно ниоткуда маленькому человечку, с седыми пышными усами, эспаньолкой и копной вьющихся волос, покрытых круглой белой шапочкой, похожего на Айболита, Эйнштейна и Марка Твена одновременно.
- Помилуйте-с, батенька! Дайте человеку в себя хотя бы прийти. Мы его потихоньку ко всему подготовим, чтобы он ненароком умом не тронулся, вот тогда-с… - забеспокоился доктор.
- Да я всё понимаю, Никанор Андреевич, - театрально сложил руки на груди посетитель, - не будь он военным, я хоть для опытов бы вам его оставил. Но вы же знаете, как мне такие люди нужны.
- Ну да, ну да… - погрустнел доктор, - но под вашу личную ответственность. Как вы, «настоящие», говорите, если у него крыша поедет, вся ответственность ляжет на вас. Да-с, милостивый государь! А я умываю руки.
- У боевого офицера не поедет…
- А как насчёт того француза, Виталий Алексеевич? Вы тогда так же пафосно о боевом офицере вещали, и пары часов не прошло, как его назад в полной невменяемости привезли.
- Тот случай особый. У парня после Верденской мясорубки уже с психикой не в порядке было, вот и наложилось одно на другое, - недовольно поморщился Виталий Алексеевич.
- Нуте-с, как вам будет угодно. Честь имею, - Никанор Андреевич развернулся на каблуках, и заложив руки за спину, покинул помещение.
- Хороший специалист, из «прежних», - проводил его взглядом Виталий Алексеевич, - лично с Чезаре Ломброзо был знаком.
- С каким ещё Ломброзо?! – взвинтился Егор, ощущая себя участником какого-то дурацкого розыгрыша, - двадцать первый век на дворе!
- А вот с такими заявлениями поаккуратней, - посуровел лицом Виталий Алексеевич, - здесь у каждого свой век, и всуе об этом упоминать не принято. Одевайся, - кивнул он на сложенную на стуле одежду Егора, - я тебя по дороге в курс дела введу, но боюсь тебе это не особо понравится.
Они спустились по лестнице, с ажурными кованными перилами, в просторный холл, и вышли на улицу. У входа в здание стоял непривычного дизайна внедорожник с надписью «ПОЛИЦИЯ», продублированной по-английски, и полукругом огибающей герб в виде песочных часов, перевитых лентой с текстом: «Omnia mutantur, nihil interit», поддерживаемых львом и медведем.
- Все меняется, ничто не погибает, - проследил Виталий Алексеевич за взглядом Егора.
- А?
- Девиз нашего города.
- Понятно, - Егор провёл ладонью по матово блестящему боку машины, - не хилая тачка.
- Это да. Немцев хоть на Луну забрось, – они и там автомобили клепать начнут. Залезай, - Виталий Алексеевич обошёл внедорожник, и занял место водителя.
По дорожке из хрустящего под колёсами мелкого гравия машина проехала через ухоженный парк, и остановилась у высоких ворот из металлических прутьев в виде копий. Охранник в тёмно-синей униформе, сидящий в стеклянной будке, нажал кнопку на пульте, и ворота медленно открылись.
Виталий Алексеевич надавил на педаль газа, и внедорожник бесшумно понёсся по идеально ровному дорожному полотну меж пролесков и аккуратных прямоугольников обихоженных полей и виноградников.
Некоторое время Егор любовался пейзажем за окном, удивляясь обилию ветряных мельниц и небольших живописных хуторов, с каменными домиками под оранжевыми черепичными крышами. В голове, до боли распирая черепную коробку, множились вопросы, на которые у него не было ответов: «Что это за место? Явно не Подмосковье. Как он вообще здесь оказался? Попал в аварию? Где? На лесной просеке, по дороге на дачу к приятелю? Бред какой-то!" Последнее, что он помнил, это как свернул с грунтовки на едва приметную колею, в надежде объехать ухабину, в которой наверняка бы застрял его «хёндай», потом эта чёртова воронка, вязкая, обволакивающая чернота, засасывающая, словно трясина, и голос этого типа, вытянувший его на свет.
Дорога повернула налево, огибая… Егор отказывался верить своим глазам – морской залив! На отмели, возле рыбацких лайб суетились какие-то люди, а на рейде стояли два галеона, под испанскими королевскими флагами, с небрежно убранными парусами. К галеонам, со стороны моря, рассекая водную гладь, стремительно приближался патрульный катер, с крупнокалиберным пулемётом на вертлюжной установке.
- Это что за… - Егор почувствовал, что вот-вот провалится в спасительное забытьё.
- Нет. Это не мираж, и не съёмки исторического фильма о конкистадорах, - словно прочитал его мысли Виталий Алексеевич, - это наша повседневная чёртова реальность. Не иначе, корабли появились в бухте несколько минут назад. Сейчас их погранцы на карантин поставят, потом медики подтянутся, обследуют команды на предмет эпидемических и прочих заболеваний… Может, это даже к лучшему. Сразу тебя к делу пристрою, быстрее разберёшься, как тут всё устроено.
- Так ты… вы объясните мне, что здесь происходит? – Егор усилием воли постарался взять себя в руки: «Спокойно, морпех. Просто не совсем обычная нештатная ситуация… точнее, совсем не обычная, мать её, ситуация!».
- Да не выкай ты мне! Сейчас постараюсь объяснить, только ты не дёргайся раньше времени, дослушай сначала, - Виталий Алексеевич сбавил скорость. – Здешние учёные считают, что мир движется в пространстве и времени подобно воздушным массам в циклоне. На периферии движения существуют некие пространственно-временные карманы… Ну не мастак я по-научному разъяснять! Я лучше по-простому, на примере пищеварения. Короче, пища пережёвывается, попадает в желудок, а оттуда то, что не переварилось, через кишечник естественным путём выводится наружу, но не всё. Микроскопические остатки пищи оседают в придатке слепой кишки – аппендиксе. Вот в этом придатке ты и оказался. Как? Почему? – не спрашивай, не знаю. Придаток хоть и ненамного, но всё же лучше, чем полная задница.
- Что-то вроде параллельного пространства? Я про такое читал… - на время отложил сомнения Егор.
- Да нет! – перебил его собеседник, - параллельные пространства это целые миры, а у нас полуостров, километров четыреста длиной и около ста шириной, да судоходной воды миль на пятьдесят по сторонам. Остальное в тумане. В прямом и переносном смысле. Говорю же – аппендикс. Вот в нём мы, дети разных времён и народов и кучкуемся. Это так, конспективно. Остальное узнаешь со временем. Деваться тебе отсюда некуда… Семья-то осталась? – немного помолчав спросил Виталий Алексеевич.
- Не успел обзавестись.
- А моя жена сбежала, когда меня в Афган отправили. Я там в спецназе пахал. Сначала в Айбаке, потом в Джелалабаде…
- В каком Афгане? – недоверчиво покосился на Виталия Алексеевича Егор, - тебе на вид – лет сорок.
- Так точно! – усмехнулся тот, - тогда мне двадцать семь было. В «тридевятом» я уже тринадцать лет. Если как ты считать, морякам с тех галеонов лет по четыреста с хвостиком должно быть. Нет, братишка, тут время по своим законам течёт. В Античном квартале, в лупанарии, работают девочки, которые в Колизей на гладиаторские бои ходили смотреть. Императора Тита и извержение Везувия воочию видели. Кстати, надо тебя как-нибудь в тамошние термы сводить. Отдохнёшь и телом и душой.
- И на каком языке тебе эти «девочки» о Тите Флавии Веспасиане рассказали? – блеснул познаниями истории Егор.
- Вообще-то, у нас государственные языки русский и английский… а так, каждый на своём балакает. В «Антике» латынь предпочитают. Красивый язык, между прочим… Подъезжаем, - Виталий Алексеевич кивнул на появившиеся впереди, размытые лёгкой дымкой очертания небоскрёбов, - Новоанадырь. Основатель сего «града на холме» казачий десятник из Анадырского острога Еремей Головин.
В царствование Алексея Михайловича Тишайшего, лет за десять до его кончины, на Чукотку была снаряжена экспедиция, задачей которой было разведать недра полуострова. Из острога Головин с шестью служивыми людьми отправился с прибывшими на юго-запад, в сторону Камчатки. Больше об экспедиции никто не слышал.
- Эту историю он тебе сам рассказал? – съехидничал Егор.
- Нет. Это по здешнему времени лет триста назад было. В городском архиве записи сохранились, - не принял тона Виталий Алексеевич, - так случилось, что в этих землях русские первыми оказались. Попав в такой благодатный край, всяческими теориями они себя морочить не стали, а ничтоже сумняшеся, основали поселение, да и зажили по своей воле, в недосягаемости для монаршей длани. Меньше, чем через год малый отряд хазар с тремя десятками русских полонянок в эти земли занесло. Люди Головина хазар тех побили, а красных девиц в жёны побрали. За сто лет ещё немало всякого народу к поселению прибилось.
Городом-государством Новоанадырь стал считаться со дня, когда в бухте появились два транспорта с врангелевцами и мирными жителями, эвакуировавшимися из Керчи осенью 1920 года.
Разобравшись в ситуации, вновь прибывшие начали обустраиваться на «земле обетованной». Для старожилов вольница кончилась. Среди иммигрантов были государственные деятели, юристы, военноначальники, священнослужители, представители творческой и технической интеллигенции. Все те, кому отказали в праве на Родину новые хозяева России. Очень скоро в Новоанадыре образовалось правительство, заработали суды, государственные учреждения, полицейские участки, стали издаваться газеты. Старожилы новым порядкам дивились, но особо не противились. Город-государство объявили парламентской республикой, сословность стала номинальной, незначительной части аристократии и буржуазии, ввиду отсутствия значительных средств для ведения праздного существования, пришлось искать себе занятия по способностям. В городе открылись всевозможные учебные заведения, мелкие мастерские, конторы, предприятия общепита.
Полуостров, словно кладовая рачительного хозяина, был забит полезными ископаемыми. В последующие сто лет заработали шахты, доменные печи, сталелитейные и машиностроительные заводы. Благодаря специалистам, попавшим в Новоанадырь из отдалённого будущего, в промышленность были привнесены новейшие технологии, позволившие сделать экономике полуострова небывалый рывок в развитии. Население увеличивалось естественным путём и за счёт прибывающих из внешнего мира. Сейчас Новоанадырь огромнейший мегаполис, с населением в восемь с лишним миллионов человек, и занимает всю северо-восточную оконечность полуострова.
- Вот, такое оно, наше тридевятое царство. Остальное позже дорасскажу, - Виталий Алексеевич въехал на эстакаду, и вписался в плотный поток автомобилей, двигающийся в сторону центра, - недоброжелатели город Новым Вавилоном зовут. Может, они в чём-то и правы, но мне здесь нравится.
ГРАД НА ХОЛМЕ
Виталий Алексеевич сосредоточился на дороге, а Егор принялся рассматривать город, равнодушно глядящий на разноцветную многорядную вереницу машин окнами жилых домов, панорамными стёклами офисов и зеркальными витринами магазинов. Поначалу город Егора не впечатлил. Жилые высотки без особых архитектурных изысков, безликие, из стекла и бетона здания, судя по вывескам, арендуемые всевозможными агентствами, издательствами и компаниями, но ближе к центру всё изменилось. Появились утопающие в зелени парки, фонтаны, красивые памятники каким-то местным знаменитостям, православные и католические соборы, лютеранские церкви, мечети и синагоги. Пяти и семиэтажные дома с лепными украшениями, напомнили о Питере и исторических улицах Москвы. Егор заметил, что на вывесках и дорожных указателях слова были написаны с «ерами», «ятями» и десятеричными «и». Все надписи дублировались на английском языке.
Внедорожник свернул на парковку у неприметного трёхэтажного здания.
- Приехали, - Виталий Алексеевич вышел из машины.
Егор поплёлся за ним. Виталий Алексеевич с заметным усилием потянул за фигурную бронзовую ручку, отполированную до блеска множеством прикосновений, и приоткрыл высокую, украшенную резьбой дубовую дверь.
- В это здание без внутреннего трепета только штатные сотрудники и новички заходят, - не без гордости заострил он внимание гостя на моменте сомнительной достопримечательности.
- Что так?
- Это третье отделение по охранению общественной безопасности и порядка, в обиходе – «охранка».
В фойе им козырнул, щёлкнув каблуками, дежурный, в двубортном синем мундире, в фуражке, со светло-синей тульей, темно-синим околышем и сержантскими нашивками на погонах. Они прошли к «сетчатому» лифту, который бы Егор отнёс к началу прошлого века, но не в данной ситуации, и поднялись на третий этаж. Виталий Алексеевич небрежно кивнул на подобострастное приветствие какого-то типа, с лицом хорька, приложил большой палец правой руки к биометрическому замку, и снова открыл перед Егором уже другую, обитую кожзаменителем дверь, подтолкнув его внутрь помещения.
- Сюда тоже с трепетом заходят? – поинтересовался Егор.
- Это мой кабинет, - пропустил вопрос мимо ушей Виталий Алексеевич, - присаживайся, в ногах правды нет, - кивнул он на стул у массивного письменного стола.
Перед тем, как самому усесться за стол, он достал из замаскированного под полку с книгами бара бутылку коньяка и два широкогорлых тяжёлых стакана.
- С прибытием, - подтолкнул он Егору по столешнице стакан с напитком, - тебе сейчас не помешает, а я пока представлюсь. Полковник Князев Виталий Алексеевич, начальник третьего охранного отделения Новоанадыря и, скажем так, сопредельных территорий.
- Выпить точно не помешает, – впечатлился Егор, и просалютовав хозяину кабинета стаканом, опрокинул его содержимое в горло.
Полковник одобрительно кивнул, и последовал его примеру:
- Коньяк местного разлива, не хуже армянского. Климат здесь благодатный, зимы нет, фермеры по два урожая в год снимают. Море тёплое, рыбы полно. Одно слово, рай земной… но не курорт, а сплошная головная боль. Мало, что тут людей разных национальностей и вероисповеданий, как опят в лукошке, так их ещё и из разных веков сюда позабрасывало. Вавилонское столпотворение по сравнению с этим зоопарком - Ялта зимой. Вот, полюбуйся…
Князев вышел из-за стола, и раздвинул шторки из искусственного шёлка, за которыми скрывалась карта города и окрестностей. Коснувшись карты рукой, он жестом направил её в центр кабинета, и на глазах ошалевшего Егора, карта преобразовалась в 3D модель города.
- Это тебе не хухры-мухры, технологии будущего! – довольный произведённым эффектом, похвастался полковник.
- Да видел я нечто подобное, просто неожиданно как-то, - сделал попытку оправдать свою реакцию Егор.
- Ну, видел, так видел. Это центр, - Князев очертил рукой круг, и опять же, жестом, заставил увеличиться выделенный участок, - Здесь находится Дом Правительства, сопутствующие службы, казармы Национальной гвардии, арсенал и жилые районы для «настоящих», «последующих» и прочих, пожелавших приобщиться к благам развитой цивилизации…
- «Последующие» и «настоящие» это кто? – поинтересовался Егор.
- Как я уже упоминал, - с интонациями профессионального лектора начал Виталий Алексеевич, - население полуострова состоит не только из людей разных национальностей, разнятся также и эпохи, из которых они сюда попали. Чтобы как-то их классифицировать, мы, неофициально, делим население на несколько категорий. «Старожилы», это те, кто здесь родились. «Прежние» - те, кто попал сюда из времени не дальше двух веков назад от условного двадцатого. «Настоящие» - век которых совпадает с условным. «Последующие» - прибывшие из будущего. Я, например, «настоящий», а ты относишься к «последующим», хотя среди них есть и такие, кто называет своим временем двадцать второй, и даже двадцать третий век. Есть ещё «давние», «антики» и «дикие». Все эти категории придуманы для удобства, и с какими-то привилегиями, или напротив, с дискриминацией ни коим образом не связаны. Все мы здесь одна большая разношёрстная семья, где каждый, по теории, друг другу товарищ и брат. Давай выпьем, а то в горле пересохло.
- А теперь скажи мне, Виталий Алексеевич, откуда ты знаешь, что я боевой офицер, и чем я обязан такому вниманию к моей персоне со стороны охранного отделения? – спросил Егор, после очередной порции коньяка.
- Ну-у… - протянул Виталий, - тут всё просто. Я ознакомился с содержимым барсетки, которую нашли в твоём ретромобиле, а там, помимо водительских прав, «Удостоверение личности офицера» и удостоверение «Ветерана боевых действий». У меня с кадрами проблема, вот я с каждым мало-мальски подходящим кандидатом лично и общаюсь. Как видишь, никакого подвоха, - разлил он коньяк по стаканам, посчитав вопрос исчерпанным.
- Так ты меня в охранку вербуешь? – скривился Егор.
- Вербуют сексотов, а я тебе офицерскую должность предлагаю, - поморщился Князев, - чего рожу-то кривишь? Я в курсе, что вы со страной сотворили. Не один ты из твоего времени сюда явился. Уж я наслушался. Вон, у тебя самого вместо серпасто-молоткастого герба имперские орлы на документах. Я сюда из восемьдесят второго попал. У меня и в мыслях не было, что вы с Советским Союзом такую камасутру устроите! Завоевания социализма, значит, все побоку, будем капитализм возрождать. Старых буржуев извели, давай новых, из лучших сортов отечественного г…на, себе на шею посадим. С «прежними», я вот как сейчас с тобой разговаривал. У них, помимо прибыли, хоть немного душа и за страну болела, и какие-то понятия о чести и совести были. А ваши? Занесла сюда одного такого нелёгкая. Я, говорит, бизнесмен. Бизнесмен, так бизнесмен. Нам деловые люди нужны. Я его на вольные хлеба отпустил, не без пригляда, конечно. Так этот хмырь здесь такой бизнес затеял, еле разгребли. Теперь он у меня ударным трудом на местных каменоломнях на харчи зара-батывает. И чтобы на этом полуострове всякая сволочь себя вольготно не чувствовала, я вот в это кресло посажен, - Князев постучал ладонями по подлокотникам, - а для эффективной работы мне, как воздух, необходимы надёжные, честные люди. И эту работу я первому встречному не предлагаю, а ты рыло воротишь.
- Да я ничего такого… так, брякнул не подумавши, - смутился Егор под похолодевшим взглядом Виталия Алексеевича.
- В таком случае я тебе ещё кое-что расскажу, - Князев посмотрел на настенные часы, - время обеденное. Поедем в ресторацию, там и поговорим…
Оставив машину на стоянке, они пешком прошлись до ресторана «Аркадия».
- Господ белоэмигрантов ностальгия мучила, вот они всем русским заведениям и давали ласкающие слух названия. Здесь и пивная «Гамбринус» есть, и «Яр», и «Елисеевский» гастроном. Да много ещё чего, - Князев кивком показал на здание в неоклассическом стиле, - кормят здесь тоже по-русски, от души.
В богато убранном зале, едва они присели за столик, словно из воздуха материализовался метрдотель, и расплылся в счастливой улыбке:
- Ваше высокоблагородие, Виталий Алексеевич, рад приветствовать. Что пожелаете?
Егор заметил, как «метр» мазнул по нему оценивающим, запоминающим взглядом.
- Любезный, нам графинчик «Смирновской», две солянки и ваши фирменные расстегаи с рыбой, - Виталий Алексеевич посмотрел на ухмыляющегося в сторону Егора, и как только метрдотель ушёл, словно оправдываясь, заметил, - со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Не буду же я, как Иван Васильевич Бунша: «Человек! Официант. Почки один раз царице…». Я в чинах, соответствовать должен. Тут ведь, с тех пор, как беляки свои порядки навели, обращения и манера разговора не сильно изменились. Новыми словами приросли, а так, даже орфографию прежнюю оставили.
- Я заметил, - кивнул Егор.
- А знаешь, мне все эти «милостивый государь», «барин», «сударь», «сударыня», «барышня», поначалу ухо резали, а потом ничего, привык, даже нравиться стало. Всё лучше, чем обращение по половому признаку – «мужчина», «женщина»… «Мужчина! Вас здесь не стояло!», - с истеричными нотками в голосе прикрикнул Виталий Алексеевич на воображаемого нарушителя порядка, и засмеялся.
- Есть такое дело, - заразился весельем визави Егор, - особенно напрягают обращения «девушка» и «молодой человек» к людям, чей биологический возраст давно перевалил за сорок.
Официант принёс водку и солянку в супнице. Только уловив носом ароматный парок, Егор понял, как он проголодался. Разговора не получилось. Видя, как гость, до хруста за ушами, уплетает предложенные блюда, Князев решил отложить беседу на более подходящее время.
После обеда он пригласил Егора прогуляться. Они дошли до небольшого парка, напротив Дома Правительства, и присели на лавку.
- Вот он, Еремей Головин, - Виталий Алексеевич показал на четырёхметровую бронзовую фигуру на мраморном постаменте: коренастый бородач, в длиннополом кафтане, опираясь на пищаль, смотрит вдаль, приложив ладонь козырьком ко лбу, - чиновничья мелюзга шутит: «Еремей бездельников высматривает». Окна-то Дома Правительства как раз напротив.
- То, что шутят, это хорошо… - неуверенно улыбнулся Егор.
- Да ты что? Никак решил, что здесь за крамольные шутки в острог волокут. «Слово и дело!» по любому поводу объявляют. Да ты газеты местные почитай! – захлебнулся Князев негодованием, - если бы не мы, тут бы вообще на головах ходили. Врать не буду. За людишками присматриваем, особо шумных на коротком поводке держим, и цензурой не брезгуем. А как по-другому? За власть на полуострове нешуточная драка не первый год идёт. Мы, русские, как приемники «отцов основателей», - Виталий Алексеевич кивком показал на статую Еремея Головина, - по своему правим, и свои традиции блюсти стараемся. Только англосаксов и немчуры прочей, здесь, хоть пруд пруди. Им наши порядки, как кость в горле. Спят и видят, паршивцы, как бы всё на свой лад перевернуть. Опять же, западники наши, да либералы, мать их, им в рот заглядывают, и чужеземными идейками народ прельщают. Либерте, имансипе… Тьфу! Прав был Фёдор Михайлович! Наш либерал - это лакей, который только и смотрит кому бы сапоги вычистить. Вот со всей этой шушерой, и не только с ней, мы и ведём непримиримую войну. И вечный бой, покой нам только снится… За последних пят-надцать лет я много чего передумал, и на многие вещи по другому стал смотреть.
Сюда я прямо из Афгана попал. Как сейчас помню... Я неплохо знал дари, и мне поручили тайно встретиться с Хайруллой, одним из полевых командиров. Тот подумывал перейти со своим отрядом на сторону правительства, и хотел получить хоть какие-то гарантии безопасности для себя и своих людей. Я взял троих бойцов, и отправился к условленному месту. Нас ждали, только это был не Хайрулла. Помню свистящий звук летящей мины, ослепительную вспышку, бесконечное падение в цветную воронку... В себя пришёл, захлёбываясь солёной водой. Я лежал в полосе прибоя, как хренова Афродита, в пене морской. Мне тогда подумалось, что я сошёл с ума: «Откуда, на фиг, в Афганистане море?». Подобрали меня рыбаки. Потом к Никанору Андреевичу отвезли, мозги вправлять… - Виталий Алексеевич замолчал, вновь переживая события пятнадцатилетней давности. – Мне, поначалу, куда как горше, чем тебе было. Я, коммунист, советский офицер, оказался в самом, что ни на есть, белогвардейском логове. Потомки господ офицеров, голубых князей… в рот им эполеты! Знаешь, как во мне кровь пролетарская забурлила? Потом отпустило. Вполне оказались русскими людьми, интеллигентными, и приятными в общении. Тогдашний начальник охранного отделения меня сразу в свои замы определил, а через два года погиб при ликвидации банды гангстеров. Выходцы из Штатов надумали мафию на здешней почве взрастить. Дудки! Белоэмигранты на молоке обожглись, на воду дуть стали. При Николае-то, в центральном аппарате третьего отделения в штате всего сорок человек на семьдесят миллионов населения было! Вот страну и профукали. Так вот, они первым делом «охранку» лучшими офицерами и нижними чинами укомплекто-вали. Теми что в контрразведке служили, или по жандармской части. Дело так поставили, что если в одном конце полуострова чихнут, на другом уже знают кто, и каковы симптомы болезни. Без ложной скромности скажу, мы элита. Вся здешняя государственность на нас держится. Ты бы на наших думцев посмотрел. Это, не иначе, Высоцкий про них пел: «Ой, Вань, гляди, какие клоуны!». Шапито! Честное слово. В своё время в Думе на полном серьёзе скопировали принятый в британском парламенте статут 1313 года, запрещающий ношение доспехов и оружия, так как среди депутатов были «давние» из благородных рыцарей, не принявшие достижений цивилизации, пожелавшие жить по обычаям своей эпохи, и представляющие интересы таких же ультраконсервативных граждан. Первое время они в Думу чуть не верхом на боевых конях ломились. Ей Богу, не вру! – хохотнул Князев, - «антики» в тогах, лавровых венках и в сандалиях, на босу ногу, «давние», из поздних – в напудренных париках и шитых камзолах. «диких», так вообще партия «зелёных» представляет. Словом, не Дума, а дурдом на цыпочках.
- А «дикие» это… - уже догадываясь, всё же решил уточнить Егор.
- Из первобытных, - кивнул Виталий Алексеевич, - им заповедник выделили, подкармливаем по необходимости, к цивилизации приобщаем. Правительство полуострова в жизненный уклад своих граждан, традиционно, как и Российская империя, в своё время, без нужды не лезет. Не бузи, соблюдай законы, исправно плати налоги, и живи в своём «улусе», как твоей душеньке угодно.
- Да-а, - протянул Егор, - весело тут у вас.
- Не то слово! Погоди, ещё не такого насмотришься, пообещал Князев, - я сам как-то видел, как один депутат из «антиков» сотовый телефон в складках тоги прятал. Это они своему электорату, как Микки баки забивают, а сами шагу без достижений технического прогресса не сделают. Рыцари, вон, из тех кто побогаче, доспехи из титановых сплавов заказывают, что зря на себе железо неподъёмное таскать.
Словно по заказу, на дорожке парка показался важно шествующий толстяк в латиклаве. Увидев Князева, он поднял правую руку вверх:
- Аве! Виталий Алексеевич.
- Аве, Андроникус, - слегка наклонил голову Князев, и шепнул Егору, - видел пингвина? Законотворец, мать его. Недавно все зубы на фарфоровые заменил.
- Откуда ты знаешь, - спросил Егор и осёкся, наткнувшись на насмешливый взгляд полковника.
- Ну, так как, Егор, пойдёшь ко мне начальником оперативного отдела? Как у вас там в морской пехоте говорят: «Там, где мы – там победа!». А победа нам во как нужна, - Князев прихватил себя пальцами за горло, - иначе съедят православных англосаксы и их приспешники, да экстремисты всякие с «революционэрами».
- Если честно, здешняя внутриполитическая обстановка не очень-то от той, что в моём времени и отличается, клоунады и у нас хватает, да и предательства государственных интересов немало. У меня давно на всяких гадов руки чесались. Работаем… ваше высокоблагородие, - замялся Егор с непривычным обращением.
- Вот и отлично! – облегчённо выдохнул полковник, - поехали, покажу тебе твою квартиру, у меня бронь для штатных сотрудников. Отдохнёшь, вечером заеду за тобой, поужинаем, а завтра, с утра, прошу на службу. С конкистадорами нужно будет побеседовать, а то испанцы народ горячий, ещё учудят чего не то.
Князев подвёз Егора к высотному жилому зданию, стоящему на берегу моря, взял электронный ключ у консьержа, и на скоростном лифте доставил нового квартиросъёмщика на тридцать второй этаж. Квартира оказалась однокомнатной просторной студией, с панорамным, от пола до потолка, окном во всю стену. У Егора дух перехватило от открывшегося вида. Окно квартиры выходило на залив. В лучах солнца море искрилось золотой россыпью. Слева обзор закрывал частокол разно-мастных небоскрёбов, а справа, насколько хватало глаз, громоздились крыши домов, нарезанных на кварталы ниточками шоссе.
- Обстановка, как видишь, спартанская, - оторвал Егора от созерцания панорамы полковник, - зато всё новое. До тебя здесь никто не жил, только уборщица порядок поддерживала. Располагайся, отдыхай. Вечером заеду.
Князев похлопал Егора по плечу, сунул ему в руку пластиковый прямоугольник ключа, и вышел, с тихим щелчком прикрыв дверь.
От пережитого за какие-то несколько часов голова шла кругом. Егор до сих пор сомневался в реальности происходящего. Пространственно-временной карман, Еремей Головин, «охранка», белоэмигранты, «пингвин» в тоге, и ещё много всякого, отчего можно было повредиться умом. Но что больше всего его беспокоило, так это иррациональное чувство нежелания, чтобы всё это вдруг исчезло, и он снова бы оказался на лесной просеке, по дороге на дачу к приятелю.
По сравнению с тем, что с ним произошло, его прежняя жизнь, может и незаслуженно, показалась ему скучной, непреходящей чередой рутинных дел, которым не видно было конца. Школа, секция самбо в Хабаровске, Дальневосточный военный институт имени Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского, в Благовещенске, Северный флот, морская пехота. И всё это вопреки воле родителей, скромных педагогов средней общеобразовательной школы. Отец гордился, что ещё его прадед, окончив Санкт-Петербургский Императорский университет, пренебрёг карьерой, и приехал в этот, тогда ещё дикий край, «сеять разумное, доброе, вечное» среди местного населения. Его дед и отец тоже были учителями. Педагогами были мать и жена. Отец возлагал на Егора, названного в честь прадеда, большие надежды, полагая, что тот продолжит династию… и такое разочарование! Сын грубый солдафон. Такого предательства отец ему не простил. Мать, во всём потакающая отцу, хоть и не в такой резкой форме, приняла сторону мужа. Всю свою родительскую любовь они переключили на младшую сестру Егора, которая, конечно же, собиралась стать учителем. На каникулы он ещё приезжал домой, пытался наладить испорченные отношения, но после того, как роди-тели отказались приехать на торжественный выпуск офицеров института, обиделся уже сам. С тех пор в родных краях Егор так ни разу и не побывал.
Месяц назад, тридцатидвухлетний гвардии капитан Егор Уваров отбыл в очередной отпуск, после участия в операции Российской армии в Сирии. Ехать ему было особо некуда. Он созвонился со своим приятелем по институту, который отбыв «повинность» за нерадивое поведение в учебном заведении подальше от столицы, ожидаемо осел под крылышком отца в гвардейской мотострелковой Таманской дивизии, и по случаю, тоже был в краткосрочном отпуске, который решил провести на даче. Он пригласил Егора погостить, рассказал, как добраться до места. Уваров взял машину напрокат и добрался… в Новоанадырь.
Егор прошёлся по своему новому жилищу. Ещё один повод не жалеть о случившимся. По сравнению с его комнатой в общежитии, в общем-то скромная студия выглядела хоромами. Большой пушистый ковёр на полу, стильные угловой диван и кресло у стеклянного журнального столика, напротив панорамного окна. Ниша, с широкой кроватью за жалюзи, встроенный шкаф, низкий комод, кухонный сектор, обозначенный подиумом и барной стойкой, с двумя высокими табуретами.
Егор скинул одежду, и прошлёпал босыми ногами в ванную комнату. Приняв контрастный душ, он втиснулся в бордовый махровый халат, явно не по его высокой, широкоплечей фигуре, и вернулся в комнату. По инерции заглянув в холодильник, он обнаружил картонную коробку пива, нарезку какой-то рыбы в упаковке и записку. «С лёгким паром! Егор Владимирович», было наискось накарябано на листке. «Вот ведь хитрый лис, ведь был уверен, что я приму его предложение, - усмехнулся Уваров, - у такого только дай коготку застрять, не успеешь глазом моргнуть, как он из тебя цыплёнка табака наладит». Егор выудил бутылку пива из коробки. «Новоанадырское», значилось на этикетке. Усевшись на диван, он глотнул чуть горьковатой, приятной на вкус жидкости, и посмотрел на синеющую, с расплескавшимся по ней солнцем гладь залива, с тёмными крапинками кораблей, и яхт, под белоснежными парусами. «Лепота! А жизнь-то налаживается…», - припомнил Егор старый анекдот. Думать о том, как отнесутся к его исчезновению в части, как отреагируют родители и сестра, сейчас не хотелось - главное он жив, здоров, а дальше, как Бог даст. Как знать, может его к этому всю жизнь вело».
Краем глаза Егор заметил чёрную коробочку, лежащую на столике. «Вроде на пульт от телевизора похоже, а телевизора нет», - огляделся он по сторонам. Покрутив коробочку в руках, он случайно нажал на панель, с изображёнными на ней пронумерованными кнопками, и чуть пивом не облился от неожиданности. Прямо на панорамном стекле окна загорелся огромный экран, и с него ему белозубо улыбнулась миловидная девушка: «А теперь новости культуры. Сегодня в драматическом театре дают «Три сестры», в Доме журналиста презентация новой книги Игната Долгунова, Галерея мадам Бланкар открывает выставку современной живописи и графики… «Культурная жизнь Новоанадыря бьёт ключом», - констатировал Уваров, и попробовал переключить канал. Получилось. Другое дело, что ничего особо нового Егор не увидел. Научно-популярные программы, музыка, спорт, религиозные и детские каналы, сериалы и фильмы. Всё, как дома. Единственно, не отпускало ощущение какой-то местечковости, но это переставало вызывать недоумение, если не забывать, что полуостров располагался в закрытом от внешнего мира пространственно-временном кармане. Выключив телевизор, Егор допил пиво, и незаметно для себя уснул. Разбудил его назойливый звук. В дверь квартиры кто-то дробно постукивал. Уваров не сразу понял, где находится. Открыв рот от изумления, он какое-то время таращился на необыкновенной красоты закат, занимающий всё пространство панорамного окна.
Стучал конечно же Князев.
- Крепко спишь, - недовольно пробурчал он, просачиваясь в квартиру, - одевайся. Ужинать поедем…
После плотного ужина, с незапланированными обильными возлияниями, полковник вызвал служебное авто, и подвёз Егора до его нового дома.
Консьерж встретил Уварова, как старого знакомого, и пожелал доброй ночи.
Егор нашёл в себе силы раздеться, и рухнул в благоухающую свежим бельём постель, уснув прежде, чем голова коснулась подушки.
A QUIEN MADRUGA, DIOS LE AYUDA
(Кто рано встает, тому Бог подает исп.)
Егору снился пугающий своей сюрреалистичностью сон. Вероятно это было реакцией на пережитый стресс, полученный вследствие случившегося с ним за прошедший день, или выпитое лишнее будоражило спящий мозг, заставляя тот порождать фантасмагорические картины и образы. Вот он продирается через тропический лес, и натыкается на пулусгнивший, словно паутиной, опутанный лианами огромный галеон, и понимает, что откуда-то знает о его существовании в этом месте. Дремлющая память с трудом выталкивает на поверхность поначалу ничего не значащее для него слово – «Макондо». Что это? Название корабля? Де нет же! Это название селения затерянного в сельве, оторванного от внешнего мира, в которое время от времени проникают события извне. Он с ужасом понимает, что как и жители Макондо стал узником этого места, где время ходит по кругу, а прошлое произвольно меняется местами с будущим и настоящим. Его пугает эта неопределённость, ощущение безысходности… Вдруг из чрева галеона отчётливо раздаётся знакомый дробный стук, заставляя сердце учащённо биться в такт, а волосы на голове шевелиться, в ожидании чего-то страшного, непоправимого…
Егор вскрикнул, и проснулся. Небо за окном ещё только начало розоветь. В дверь кто-то настойчиво барабанил. Вскочив со смятой, будто изжёванной постели, спотыкаясь о разбросанную по полу одежду, чертыхаясь, Егор пересёк комнату, и суетливо отодвинул задвижку.
Снаружи, в коридоре, освещённом неживым светом люминесцентных ламп, стоял Виталий Алексеевич, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
- Горазд ты дрыхнуть! Собирайся, - оттеснив Егора, он сразу направился к холодильнику, и достал бутылку пива, - неплохо вчера посидели.
- А чего так рано-то? – Уваров включил свет, и стал собирать с пола вещи.
- Кто рано встает, тому Бог подает, - менторским тоном пояснил Князев, - ЧП у нас.
- ?
- Испанцы взбунтовались.
- Какие испанцы?
- С галеонов. Спишь что ли?
Егор быстро оделся, и судорожно сглотнул, заметив бутылку в руке Князева.
- Возьми одну, по дороге подлечишься, - сжалился над ним полковник.
У подъезда их ждала служебная машина. Как только они уселись на заднее сиденье, водитель рванул с места, и понёсся по улицам ещё спящего города.
- Вчера испанцы разрешили досмотровым командам и эпидемиологам подняться на борт, и осмотреть экипажи. Если их что-то и удивило, вида они не показывали, вели себя сдержанно, - начал Князев объяснять Егору суть создавшейся проблемы, - но как только им предложили оставить корабли для прохождения карантина на суше, эти любители боёв со скотиной, угрожая оружием, приказали незваным гостям убираться восвояси. Едва медики и досмотровики покинули галеоны, была объявлена тревога. На кораблях открыли пушечные порты, и приготовились к бою. Нужно как-то разрулить ситуацию, желательно без кровопролития. Сейчас мы в порту сядем на катер, туда уже должны были доставить одного идальго-пропоицу, примерно из их времени, в качестве переводчика. Будет нас с тобой сопровождать. Может получится уговорить их сдаться. А нет… наши этих вояк за минуту потопят, вылавливай их потом по заливу.
В порту их уже ждали. Егор обратил внимание на худого смуглого человека, с помятыми лицом и костюмом. У него были длинные, до плеч, тёмные волосы с нитями седины, нафабренные усы и остроконечная бородка. Он стоял у планширя, на корме лоцманского катера, и уныло поплёвывал в воду.
Катер отчалил, как только они с Князевым поднялись на борт. Полковник сразу стал инструктировать идальго, который часто-часто закивал, проникаясь всей возложенной на него ответственностью. Егор прошёл на нос, и стал смотреть на море, пытаясь разглядеть на фоне светлеющего неба мачты галеонов. Уже через минуту он заметил не меньше десятка огненных вспышек на воде, а следом за ними донёсся звук канонады.
- Чёрт! Не успели, - прибежал на нос Князев, - только бы наши им не ответили. Утопят ведь полудурков!
Минут десять спустя они подошли к пограничному катеру, отошедшему на безопасное расстояние от галеонов.
- Что у вас там! – крикнул Князев.
Из рубки катера вышел молодой офицер, и разглядев полковника доложил:
- Я потребовал спустить шлюпки, и покинуть корабли, а они открыли огонь. Одно ядро борт помяло, а другое попало в надстройку, рулевого осколками стекла посекло. Раненых и повреждений больше нет. Я приказал на огонь не отвечать, выйти из зоны обстрела, и ждать дальнейших указаний.
- Молодец старлей, - похвалил офицера Князев, - нам здесь второй Синоп не нужен.
Полковник приказал капитану лоцманского катера малым ходом идти в сторону галеонов, а сам, размахивая подобием белого флага, вернулся на нос. Егор, подтолкнув сомлевшего от страха идальго, последовал за начальником.
Подойдя к борту более крупного корабля, Князев попросил разрешения подняться, и оговорить условия перемирия. Идальго перевёл его просьбу.
Получив согласие, полковник, Егор и переводчик поднялись на борт галеона.
На палубе их окружили солдаты в кирасах и стальных шлемах с гребнями. «Морион, кажется», - припомнил название шлема Егор. В руках они держали аркебузы, с тлеющими фитилями. Солдаты расступились, пропуская вперёд высокого, прямого, как палка, человека, с петушиными перьями на морионе и в кирасе, с золотой насечкой, одетой поверх дорогого наряда. Человек окинул прибывших холодным надменным взглядом, и заговорил.
Идальго стал переводить:
- Он говорит, что его имя дон Алонсо Энрикес, он капитан этого корабля, временно исполняющий обязанности командира эскадры.
Испанец подождал, пока его слова переведут, и продолжил.
- Дон Алонсо спрашивает, пришли ли вы к нему заключить мир, устрашившись мощи испанского оружия. Он не знает кто вы. Его корабли часть Великой и славнейшей Армады, участвовавшей в сражении с англичанами, но по воле злого рока, ветров и морских течений, не сумевшей закончить бой победой. Он говорит, что по пути домой, у северо-западных берегов Ирландии они попали в сильный двухнедельный шторм, и эти два галеона, каким-то непостижимым образом оказались здесь. Дон Алонсо обещает пощадить вас, если вы обеспечите его корабли пресной водой и провизией, и даёт слово дворянина, что получив желаемое, немедленно покинет эти воды, не причинив городу ущерба.
- Вот, даже как, - покачал головой Князев, - а теперь, - обратился он к идальго, - популярно разъясни этому напыщенному индюку, куда он попал, что трёпка полученная от англичан покажется ему мамашиным подзатыльником, если хоть одна из его пушек выстрелит ещё раз, и где искать его «славнейшие» пивные бочки с парусами, если он не выполнит наши требования.
Идальго отвёл капитана в сторону, и что-то быстро заговорил, показывая на патрульный катер, на город и залив.
- Видишь, чем заниматься приходится, - посетовал полковник Егору, - с вояками всегда так. Помнится, викингов к нам занесло, так пришлось с вертолёта их вместе с драккаром в рыбачьи сети пеленать, чтобы не буянили… Постой-ка! – Князев достал телефон, и выбрав номер, нажал кнопку вызова.
- Пётр Карлович. Здравствуй, дорогой! Князев беспокоит. Пришли-ка к галеонам пару вертушек, пусть они над ними полетают… Да командир у испанцев не шибко сговорчивый оказался… С меня причитается. Жду.
Егор видел, как солдаты с опаской поглядывают на полковника, разговаривающего с маленькой чёрной коробочкой. «Что же с вами будет, когда вертолёты прилетят?», - пожалел он испанцев.
- Сейчас в штаны наложат, другой разговор пойдёт, - словно прочитал его мысли Виталий Алексеевич, - загоним их в карантин, а потом в «Гамбринус» поедем, пиво пить.
- Я не против, - приободрился Егор.
Вскоре он забыл и о пиве, и о намерении понаблюдать за реакцией испанцев на появление вертолётов. Открыв рот, он уставился на зависшие над галеонами летательные аппараты, будто явившиеся сюда прямо из фантастического блокбастера. В это же время среди солдат и матросов началась суматоха. Одни бросали оружие, и ложились на палубу, прикрывая головы руками, другие, напротив, открыли по геликоптерам беспорядочный огонь, несколько матросов прыгнули за борт. Побледневший дон Алонсо сумел взять себя в руки, и навести порядок в команде. Окриками и пинками заставив испуганных моряков построиться, он достал из ножен украшенную драгоценными камнями казолету, и безошибочно определив в Князеве старшего, протянул ему оружие, произнеся длинную фразу. Идальго, уже занявший место чуть позади полковника, угодливо перевёл:
- Дон Алонсо говорит, что несмотря на то, что подобные действия больно ранят его честь, он вынужден признать превосходство противника, и во избежание бессмысленного кровопролития, ради спасения жизни своих людей, он передаёт себя и команду в ваши руки, и выражает надежду, что вы отнесётесь к сдавшимся на вашу милость с подобающим сеньору великодушием…
- Понятно, - отмахнулся полковник, возвращая Энрикесу шпагу - скажи ему, что флаги и прочую мишуру тоже можно забрать, и чтобы готовил людей к выгрузке. За корабли пусть не беспокоится, всё будет в целости и сохранности. Транспорт скоро подойдёт. Поехали, - поманил он Егора, - дальше без нас.
- А куда их? – кивнул Уваров на испанцев.
- К Никанору Андреевичу, на реабилитацию. Черт! Их человек двести будет. Придётся палаточный лагерь разбивать, - озадачился полковник.
- А раньше по столько народу сразу сюда попадало? – поинтересовался Егор.
- Было один раз, лет сорок назад. Триста с лишним человек на шлюпках, с американского транспорта «Рубикон». Что с ними произошло, толком объяснить никто из них не смог. Только и удалось узнать, что они из 1944 года, и в момент перехода находились в районе Бермудского треугольника. Обычно в месяц человек десять-пятнадцать к нам просачивается, и то, вроде тебя, всё больше по одному… Всё! Поехали в «Гамбринус», - Виталий Алексеевич хлопнул в ладоши, и потёр их одну о другую, - такое дело провернули! Надо отметить.
ГЛАВА 2
В «ГАМБРИНУСЕ»
По возвращении на берег их ждала толпа репортёров. «Кто первым открыл огонь?», «Есть ли убитые?». «Из какого века они прибыли?», «Каково количество мигрантов?». Князев, не останавливаясь, отвечал на некоторые вопросы. Уже у автомобиля его поймала за рукав очень красивая молодая женщина. Егор глаз от неё не мог отвести всё то время, что она разговаривала с полковником. Князев приложился к ручке собеседницы, и полез в машину, дёрнув за руку стоящего столбом Уварова.
- Прессе, как собаке, иногда надо подбрасывать лакомые куски, иначе она начнёт лаять на хозяев, - разродился полковник сомнительным афоризмом.
- А? – не расслышал Егор, высматривая в толчее журналистов стройную длинноногую фигуру.
- Даже не думай! Не по Сеньке шапка. Эта репортёрша - княжна Тулупова, из «старожилов». Её отец не последний человек в правительстве, - от Князева, казалось, ничего нельзя было утаить.
- Виталий Алексеевич, ты находка для здешней охранки! Уверен, что не с врангелевцами сюда попал? Полковник Кудасов, блин! – досадливо огрызнулся Уваров, чувствуя, что краснеет.
- Зарделся, аки девица, - хохотнул Князев, - это я пошутил, у нас здесь нет сословных предрассудков – без революций изжили.
Водитель отвёз их в пивной ресторан, и получив разрешение, отъехал на пару часов.
Егор, никогда не бывавший в Одессе, не смог сравнить новоанадырский «Гамбринус» с его тёзкой, но это его мало беспокоило. Он наслаждался холодным вкусным пивом, и чувствовал, как уходит прочь похмелье и напряжение сегодняшнего утра.
Они сидели с Князевым в отдельном кабинете, и вели неспешный разговор.
- Если честно, - Виталий Алексеевич поставил на стол ополовиненную кружку, и отёр пену с усов, - по мне бы лучше, чтобы на полуостров вообще больше никто не попадал. Полезные люди большая редкость, а остальные только лишние проблемы создают. Вот что нам с этой «армадой» испанцев делать? Занять их нечем, все основные производства роботезированны, и функционируют в треть силы, а то и вовсе останавливаются. Ну не нужно полуострову с одиннадцати миллионным населением триста тысяч автомобилей в год. Да и много чего, из того, что здесь производится, в больших объёмах не требуется. Экспорта-то нет. Кому излишки продавать? Вот и выпускают всё по необходимости. Фермеры и рыбаки особо не напрягаются. Надо будет, вдвое больше народу прокормят. Живём, как при коммунизме, ей Богу! У нас, кто не работает, в материальном плане живёт не хуже работающих.
- Какой тогда смысл работать?
- А ты представь себя на месте среднестатистического гражданина, не наделённого какими-либо талантами, и не склонного к любого вида творчеству. Чем ему себя занять? Школу окончил, и свободен. В высшие учебные заведения конкурс по двести человек на место. На рабочие вакансии и того больше. Легче в Ватикане Папой Римским избраться, чем здесь дворником устроиться. Вот и маются люди от вынужденного безделья. Отсюда и пьянство, и наркомания, суицидальные наклон-ности, религиозные секты и экстремистские, а равно революционные подполья. Преступности тоже хватает. За что боролись, на то и напоролись. При капитализме все эти «прелести» от социального неравенства, бесперспективности и нищеты, а при условном коммунизме - от молочных рек, кисельных берегов, демократических свобод и тупой сытости.
- Кстати, о молоке, - заметив, что Князев начинает злиться, Егор решил сменить тему, - откуда на полуострове домашние животные?
- Оттуда, откуда и люди, - пожал плечами полковник, - и не только домашние, и не только из нашего времени. Ты в наш зоопарк сходи. Там помимо живого мамонта ещё саблезубый тигр есть и пара динозавров, правда мелких… Ты мне напомнил, - слегка повеселел Виталий Алексеевич, - лет десять назад стадо бурёнок к нам «забрело», вместе с пастухом. Коровки, одна к одной, хоть в жёны бери, но речь не о них. Пастух тот, ну чисто Лель, дитя лесов и полей, с незамутнённым разумом, на поверку оказался сатиром козлоногим. Парень быстро смекнул, что в демократическом, подточенном либеральными идеями обществе, можно сделать неплохой гешефт даже на своей ущербности, так как, основная масса народонаселения природный иммунитет к дурновкусию растеряла, а искусственный привить никто не догадался. Пастушок кое-как осилил грамоту, и заделался бумагомарателем. Был Игнатка, на заду заплатка, а нынче Игнат Долгунов, модный в определённых кругах писатель-почвенник, а по мне, так конъюнктурщик, сродни писакам из группы «Сталь-ное вымя». «Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку…». И ведь не заткнёшь его никак! Маракает, гадёныш, в неимоверном количестве что-то маловразумительное, но исключительно верноподданническое, цензуре зацепиться не за что, а народ эту мерзость читает. Чехов ещё когда подметил: «Нет такого урода, который не нашел бы себе пары, и нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя».
Тут ведь хорошие книги в дефиците. Что на полуостров попало, то и переиздают. Есть, правда, и современные талантливые писатели, но их слишком мало, чтобы все лазейки таким вот долгуновым перекрыть. Опять же, чем способнее литератор, тем больше его на всякую крамолу тянет, непременно ему что-нибудь, или кого не то обличить нужно! Вот так мы здесь Егорушка и живём, - снова погрустнел полковник, - кабы не дела, давно бы запил, как чеховский письмоводитель Дюковский.
- Совсем недавно ты говорил, что тебе здесь нравится, - у Егора тоже начало портиться настроение.
- А я от своих слов и не оказываюсь, - Князев жестом подозвал официанта, и заказал ещё по кружке пива, - любовь к своей стране отличается от любви к женщине тем, что женщину, если это, конечно, настоящее чувство, любят такой, какая она есть, не взирая на её недостатки, а вот свою страну, при условии, что на неё не наплевать, необходимо непрерывно менять к лучшему, выявляя и искореняя её пороки, иначе это не любовь, а квасной патриотизм, как обозначил в своё время князь Вяземский зашоренность ура-патриотов. Так случилось, что теперь мой дом здесь, и я костьми лягу, но не позволю всякой местной и заезжей сволочи перекроить тут всё под свои шкурные интересы. Беда в том, что власти излишне благодушествуют. Наше общество неоднородно и раздроблено. Нет объединяющей идеи. Любой горлопан, ради своих амбиций, может подвигнуть не имеющий твёрдых убеждений электорат на необдуманные действия, которые впоследствии приведут к необратимым последствиям. Люди, в основной своей массе, легко поддаются внушению, и им несложно скормить любую дрянь, если её подать в красивой упаковке. Наши «отцы основатели» задним числом поняли свою ошибку, и создали мощную силу, которая в состоянии защитить граждан полуострова от любых над ними экспериментов, даже против их собственной воли, и этой силой, на данный момент, управляю я. Нас, как и в стародавние времена, называют опричниками, душителями свобод, архаровцами. Дня не проходит, чтобы либеральные газетёнки не выливали на нас вёдра помоев. Пускай! Главное, я и мои люди оберегаем граждан от большой беды, как заботливый отец оберегает неразумное дитя от неведомых тому опасностей.
- А они есть, опасности-то эти? – Егор не считал себя легко внушаемым, а потому хотел услышать что-то более конкретное, помимо общих фраз.
- У тебя будет возможность ознакомиться с соответствующими документами, - досадуя на себя за излишнюю пафосность, с прохладцей в голосе пообещал полковник, - пока же могу привести несколько примеров. Где-то за месяц до твоего появления было предотвращено массовое самоубийство членов религиозной секты. Её основатель, подбивавший людей к совершению суицида, арестован, и приговорён к каторжным работам. Три недели назад была ликвидирована группа экстремистов, готовившаяся подорвать Здание Правительства. Этакий «пороховой заговор», возглавляемый доморощенным Гаем Фоксом. Погибли два наших сотрудника. А три дня назад была пресечена деятельность «пламенного революционера», прибывшего сюда прошлой весной аккурат из 1905 года, и организовавшего здесь революционное подполье из разного рода сброда и бездельников, с целью свержения действующей власти. Текущими мелочами я тебя утомлять не буду. Впечатлило? Или всё ещё считаешь «охранку» сатрапами и гнидами казематными?
- Не считаю. Когда мне приступать к работе? – по-военному подобрался Егор.
- Завтра и приступишь. Я за тобой заеду, а пока вот, - Князев достал из внутреннего кармана пиджака плотную пачку денег, - пройдись по магазинам, приоденься, предметы личной гигиены купи, по хозяйству чего.
- Неудобно как-то, - покосился Уваров на деньги.
- Неудобно немытым оборванцем перед будущими подчинёнными показываться. Это твои подъёмные. Должен же ты на что-то до первого жалования прожить? – полковник посмотрел на часы, и поднялся из-за стола.
- Ты куда?
- В отделение. Надо отчёт о испанцах вышестоящему начальству составить, - расплатившись, полковник ободряюще подмигнул Егору, и пошёл к выходу.
Уваров ещё немного посидел, обдумывая сказанное Князевым. «Вот что люди, по своей сути, за существа? – размышлял он, - стоит им где-то собраться в количестве больше трёх, для совместного проживания, будь то коммунальная квартира, или целая страна, они тут же начнут требовать к себе особого внимания, всегда найдут, чем быть недовольными, и не взирая на уровень умственных способностей, уверены, что знают, как всё обустроить, чтобы всем было хорошо, отказываясь признавать, что это «хорошо» предназначено в первую очередь для себя, любимых». Как пример, ему припомнился рассказ Зощенко «Забавное приключение», в котором герои перессорились из-за перекрёстного адюльтера, и одна из участниц конфликта, некая Сонечка из балетных, предложила несколько вариантов его мирного разрешения, к удовлетворению всех сторон, всякий раз начиная так: «Я выхожу замуж за Николая…». Никого ни один из вариантов не устроил, и тогда Сонечка посетовала: «Из-за трех негодяев у нас все пары распадаются, - так было бы славно. Я за Николая, эта за этого. А эти так».
НЕ ВСЁ РАБОТА, ЕСТЬ И ДРУГАЯ ЗАБОТА
Выйдя из заведения Уваров пошёл вниз по улице, в сторону своего дома, в надежде, что по дороге ему попадётся нужный ему магазин. На воздухе было просто замечательно. Ярко светило солнце, а с моря дул лёгкий, освежающий ветерок, приятно лаская кожу. По тротуарам, явно без какой-либо определённой цели, дефилировали хорошо одетые мужчины и женщины. «Вот чего им не живётся? – Егор, после разговора с Князевым, с лёгкой неприязнью вглядывался в прохожих, - секты какие-то, экстремисты. Наверное, прав полковник, их, как детей малых, без присмотра оставлять нельзя».
Вскоре Уваров наткнулся на целый квартал магазинов, приветливо сияющих вымытыми до блеска стёклами витрин, в которых демонстрировались образцы товаров. Егор к походу по торговым точкам всегда относился, как к малоприятной необходимости, и искренне не понимал людей, получающих от подобного времяпровождения удовольствие. Его неприятно кольнуло воспоминание о бывшей подруге, с которой он расстался перед своей командировкой в Сирию. Когда её время от времени посещало чувство душевного дискомфорта, она объясняла своё состояние всегда одной и той же причиной: «Что-то я давно себе ничего не покупала, надо срочно сделать шопинг». Возможно, из-за этого её пристрастия их отношения и дали первую трещину, а может, он только сейчас это придумал, и всё было гораздо сложнее. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Егор шагнул в разъехавшиеся перед ним стеклянные двери торгового центра. Едва он переступил порог, и на секунду замер, высматривая нужный отдел, как к нему со всех сторон, словно кошки к знакомой старушке-волонтёрке, принесшей пакет с объедками, бросились продавцы мужского и женского пола. Егор уверил торговцев, что непременно прибегнет к их услугам, но сейчас ему бы хотелось осмотреть центр без посторонней помощи. Обнадёженные продавцы разбрелись по своим углам, и провожали каждый шаг потенциальной жертвы плотоядными взглядами.
Уваров слукавил. У него и в мыслях не было бесцельно бродить между нескончаемых вешал-стоек с одеждой и полок с обувью. Ему нужно было соотнести свою наличность с ценами на товар. Незаметно достав из кармана джинсовой куртки пачку купюр, он посмотрел на номинал… «Ё-моё! Не иначе, меня в младенчестве перепутали в роддоме. Моя настоящая фамилия Абрамович, - пришёл к неожиданному выводу Егор, - здесь самый дорогой костюм стоит шестьдесят рублей, а у меня целая пачка червонцев!». Он выбрал пару костюмов, тёмный деловой и летний светлый, полдюжины сорочек, и две пары обуви. Девушка продавец подобрала ему несколько галстуков. В другом отделе Егор купил бельё и носки. Спортивную сумку и чемодан на колёсиках он забил туалетными принадлежностями и прочими необходимыми для повседневной жизни вещами. Провожаемый подобострастно-одобрительными улыбками персонала, Уваров покинул торговый центр, сам себе напоминая хапугу мародёра. Он только приостановился у кромки тротуара, чтобы поудобнее перехватить полиэтиленовые чехлы с костюмами, как рядом с ним остановилось такси. Закинув отоварку на заднее сиденье, Егор уселся рядом с водителем, полным веснушчатым мужчиной лет пятидесяти, с пышными рыжими бакенбардами. Оказалось, что Уваров не знает своего адреса. Он описал свой дом и его примерное местонахождение. «Приморский бульвар 10», - кивнул таксист. У него был лёгкий иностранный акцент.
Егор сделал для себя интересное открытие. Похоже, все таксисты в мире, и даже в пространственно-временном кармане, в чём-то одинаковы. Будучи неплохими психологами, они без труда «считывают» клиента, и ведут себя соответственно с его самоиндификацией. Помалкивают в тряпочку, начинают вести разговор за жизнь, или же, с вежливой заинтересованностью слушают откровения пассажира. Водитель рассказал Егору, что его зовут Винслоу, что двадцать лет назад он попал сюда из Лондона времён королевы Виктории. И он и его отец были кэбменами. Винслоу так понравились самоходные экипажи, что он дал себе слово непременно научиться управлять этими чудесными повозками. Он старательно учился, и получил права на управление автомобилем. Несмотря на огромное количество желающих устроиться на работу в компанию «Ямъ», занимающуюся извозом, выбрали именно его. Хозяину очень понравилось, что у него будет работать настоящий кэбмен. Он даже указал этот факт в рекламе своего предприятия. Благодаря этому у Винслоу много клиентов, и он нисколько не жалеет, что оказался в Новоанадыре. У него русская жена из «старо-жилов» и двое сыновей, которые, если повезёт, тоже станут таксистами.
Винслоу был так любезен, что даже помог Егору донести его покупки до подъезда. Тот дал ему хорошие чаевые, а «кэбмен» оставил свою визитку, и обещал явиться по первому зову, если будет в этот момент не занят. Распрощавшись, они расстались довольные друг другом, выходцы из разных стран и разных веков.
Дома Егор развесил и разложил обновки в шкафу. Новым, неизвестно отчего нагревающимся утюгом погладил две рубашки, на остальные терпения не хватило. В ванной, по-армейски аккуратно, разложил туалетные принадлежности, расставил ёмкости с шампунем и гелем для душа, осторожно, уже представляя, как плавится кожа, опробовал на подбородке лазерную бритву. Ничего ужасного не произошло. Идеально выбритый участок нелепо выглядел на фоне двухдневной щетины. Пришлось закончить процедуру полностью. Егор заодно и душ принял, надев новое бельё. Усевшись на диван, он стал любоваться видом из окна.
Посещение торгового центра, как не странно, дало ему пищу для серьёзных размышлений: «Интересно получается. Изолированный… да что там изолированный! Напрочь оторванный от внешнего мира полуостров, заселённый людьми, словно семена ветром, занесёнными извне, за какие-то триста лет превращается в высокоразвитую страну. Производят всё, от швейной иголки, до геликоптеров. Сельское хозяйство выходит на такой уровень, что крестьяне работают вполсилы, и при необходимости в состоянии прокормить население в два раза большее, чем проживает на полуострове. Никаких битв за урожай, и тем более, с урожаем. Да, на полуострове благодатный климат, да, богатые недра. Но ведь в той России недра ничуть не беднее, и климат далеко не везде, как в Заполярье. Здесь, изначально, никто не строил социализм, а получилось, что живут почти что при коммунизме. Как же так? Можно привести веские доводы, что, мол, нет внешних врагов, и не надо тратиться на армию. Это так. Но для такой огромной страны, как Россия, разрабатывающей и продающей оружие, содержание армии если и накладно для экономики, то уж никак не смертельно. Новые технологии, отработанные на военных предприятиях, успешно применяются и в не военной сфере деятельности. Выходит, дело не в расходах на оборону. До революции Россия занимала второе место в мире по экспорту пшеницы, а на сегодняшний день - первое. Значит, климат тоже ни при чём... – Егор лениво поднялся с дивана, и принёс из холодильника бутылку пива. – Что дальше? Наука. В чём-то Россия отстаёт от Запада, это факт. Но ведь и при Екатерине Великой она не галопировала впереди Европы всей, однако по словам графа Безбородко ни одна пушка в Европе без поз-воления России выпалить не смела. Почему сейчас смеет, даже после того, как Советский Союз победил в самой страшной из всех известных войн в истории человечества? Территория, за исключением бывших республик, та же, люди те же, что и сто, и двести лет назад. Так в чём же дело? Почему в той, большой России, такие же русские и в четверть не живут так, как здесь, в Новоанадыре? Война затормозила развитие? Так семьдесят два года прошло с тех пор! Не одна Россия, вся Европа в руинах лежала. Чёрт!», – у Егора, так и не нашедшего ответы на мучившие его вопросы, разболелась голова.
Солнце за окном уже клонилось к закату, окрашивая небо на горизонте в насыщенный жёлтый цвет. «А не пойти ли мне поужинать в «Аркадию»? Дома всё равно шаром покати. Развеюсь, обновки обмою. Точно! – мысли Егора приняли другой оборот, даже голова прошла, - деньги есть, устрою себе праздник!».
Уваров надел одну из поглаженных рубашек, повязал подходящий случаю галстук, облачился в светлые костюм и туфли. В новое портмоне положил несколько червонцев, и критически оглядев себя в зеркале, вышел из квартиры.
Егора позабавило выражение лица консьержа. Тот застыл с дежурной улыбкой на озадаченной физиономии. Вне сомнения, он не узнал его в костюме, при галстуке. Уваров дошёл пешком до оживлённого шоссе, и взмахом руки остановил такси. «В Аркадию», - небрежно бросил он водителю, усаживаясь на заднее сиденье.
ДАША
В ресторане уже начали собираться нарядно одетые посетители, музыканты на эстраде настраивали инструменты. Егор только вошёл в зал, как к нему, лучась улыбкой, поспешил вчерашний метрдотель. «Контору Князева может и недолюбливают, но в уважении не отказывают. Не зря «метр» по мне вчера взглядом елозил, запоминал на всякий случай», - кивнул Уваров на приветствие распорядителя.
- Рад вас снова у нас видеть! Вы сегодня без Виталия Алексеевича? Жаль, – Егору показалось, что метрдотель, перед тем, как предложит ему столик, отвесит земной поклон со словами: «Исполать вам!», такое желание угодить светилось в его глазах.
Уваров заказал себе бефстроганов из говядины с грибами и бутылку красного сухого вина. Не сказать, чтобы он был каким-то гурманом, вернее, он вообще им не был, особенно после тренировок по выживанию, во время которых приходилось есть всякую дрянь, и запивать её водой из лужи. Отец с матерью, готовя Егора к педагогической деятельности, заставляли его читать множество всякой литературы, чтобы он сформировался в гармонически развитую личность. В обязательную программу входили и книги по этикету, так что, при случае он мог блеснуть не только безупречным по-ведением за столом, но и грамотно подобрать напитки к любому блюду. Егор уже доел великолепно приготовленное мясо, допил вино, и сидел в ожидании кофе, когда в зал вошла она… княжна Тулупова. Заметив её, он замер, изображая ящерицу на нагретом солнцем камне. Когда Уваров увидел её в первый раз, на ней были лёгкие светло-бежевые брюки и нарочито свободный чёрный топ. Сейчас же она была одета в облегающее платье, длинные тёмно-каштановые волосы были уложены в строгую прическу. Мнящие себя светскими львицами особи, мелькающие на экране телевизора в том мире, окажись они здесь, выглядели бы на её фоне вторым составом труппы заху-далого балагана, вопиюще бездарно изображающими на подмостках сцены аристократок. Осматриваясь, княжна скользнула безразличным взглядом по сидевшему за отдельным столиком Уварову, и улыбнувшись компании молодых мужчин и женщин, помахавших ей руками, прошла к их столику.
Егор никогда не робел перед женщинами, мог запросто предложить знакомство, легко пойти на контакт, и без истерики отступить, если не пришёлся ко двору. Сейчас же он, удивляясь себе, понял, что не сможет подойти к княжне, даже если за его спиной поставят «группу поддержки», в виде расстрельной команды. Это обстоятельство его настолько расстроило, что он допил принесённый кофе без всякого удовольствия, расплатился, и в расстроенных чувствах покинул ресторан.
Подумав, что прогулка ему не помешает, Егор неторопливо зашагал по направлению к центру города. Улица интригующе подмигивала тысячами разноцветных огоньков иллюминации, напомнив вечернюю Москву, а над городом, в бархатной черноте неба, висели мириады звёзд, с угадываемыми контурами знакомых созвездий, почему-то занимающих непривычное местоположение.
Не успел Егор пройти и двадцати шагов, как за спиной послышался торопливый стук каблучков, и его плеча коснулась чья-то рука. Егор обернулся, и увидел княжну. На этот раз он изобразил игуану, смотрящую телевизор.
Впрочем, невозможность происходящего вскоре прояснилась.
- Вы меня слышите? – видимо, девушка его о чём-то спросила, но он в этот момент находился в астрале.
- Что?
- Я говорю, что видела вас вместе с полковником Князевым, он обещал мне подробно рассказать, что там произошло с испанцами. Говорят, они стреляли из пушек! – округлила глаза княжна, - но я не смогла с ним связаться, а статью редактору уже завтра к обеду пообещала. Может вы мне поможете? – девушка не без жеманства взяла его под руку.
«Не только между таксистами всех стран и народов есть много общего, - разочарованно подумал Уваров, - между репортёрами тоже. Ей даже не стыдно изображать из себя дурочку, лишь бы получить нужную ей информацию».
- Мне очень жаль… барышня, - припомнил он бытующее здесь обращение к молодым женщинам, - но я не хочу начинать свою карьеру с того, что начну делиться закрытой информацией с кем бы то ни было, без согласования со своим начальником. Теперь скажите мне что-нибудь гадкое про сатрапов и душителей свободы слова, и мы закроем эту тему.
Она несколько секунд молча на него смотрела, а потом рассмеялась:
- Вы, наверное, недавно у нас?
- Два дня.
- И уже сопровождаете самого, пожалуй, влиятельного человека на полуострове. Чем же вы его так заинтересовали?
- Видимо, ему мой бравый и придурковатый вид понравился, - улыбнулся Уваров.
- Насчёт бравости, - княжна окинула его оценивающим взглядом, - я, скорее всего, соглашусь, но вы не похожи на недалёкого солдафона.
- О! Вы не представляете, насколько я груб и не отёсан, мадмуазель! – Егор прищёлкнул каблуками и по-гусарски уронил голову в поклоне.
- Довольно нескромно так открыто заявлять о своих достоинствах, - подыграла ему девушка.
- Вы правы. Только скромность может украсить мужчину, но настоящий мужчина украшений не носит.
- А вы остры на язык, - рассмеялась княжна.
- Это не я, это Гашек, - честно признался Егор.
- Гашек? – смущённо переспросила девушка.
- Чешский писатель-сатирик, - Уваров уже и сам был не рад, что блеснул начитанностью.
- Мне так стыдно, - потупилась она, - стоит встретить мало-мальски образованного человека из того мира, как чувствуешь себя полной дурой и невеждой, а ведь я университет окончила.
- Но вы же не виноваты, что у вас здесь мало книг, мне Князев рассказывал, - попытался Егор приободрить девушку.
- Катастрофически мало! Не бредни же Игната Долгунова читать.
- Я вас успокою. На «большой земле» наши университетские девушки с ошибками пишут, ругаются матом, и о Гашеке знают не больше вашего.
- Вы серьёзно?
- Лично с одной такой был знаком, кроме тряпок её мало что интересовало. Она не была бы перед собой честна, если бы между походом в бутик и экскурсией в Эрмитаж поставила знак равенства.
- Значит, вы не очень переживаете, что оказались здесь, в Новоанадыре? –сменила тему княжна.
- Мне тут даже очень нравится, особенно после того, как познакомился с вами… Да! Кстати. Меня Егором зовут.
- Очень приятно. Даша.
- А уж как мне приятно!
- Вас действительно не пугает, что вы навсегда простились со своим миром, или умело скрываете это, - заглянула она ему в глаза, - вас там никто не ждёт?
- Родители остались, и сестра. Я не видел их десять лет, и они, думается, не горят желанием нарушить это статус-кво.
- Почему вы так считаете?
- Отец мечтал, что я продолжу династию, стану учителем, а я его подвёл, подался в военные. Мать во всём принимает его сторону. С сестрёнкой мы и раньше редко общались. Так что…
- У нас не все из вновь прибывших легко переносят смену обстановки. Да что там обстановки! Вся их прежняя жизнь летит под откос. Я изучала проблему депривации у перенесшихся…
- Простите, депривация…
- Это некая внутренняя опустошённость, когда человек хочет, но уже не может заполнить этот вакуум дружбой, любовью, ощутить себя частью чего-то целого. Он не видит для себя места в этом мире. Год назад я написала статью о человеке, который, когда осознал, что не сможет вернуться назад, выбросился с двадцатого этажа. У него в том мире остались жена и двое детей. Я пыталась привлечь внимание к этой проблеме – никто не отреагировал. Кто и откуда прибыл, интересно всем, а что с ними стало дальше, мало кого интересует. А ведь таких, как тот самоубийца, живущих на грани нервного срыва, очень много. Некоторые вообще не принимают жизнь здесь, и селятся в Старом Городе. А несчастные дикари? Их словно индейцев в Соединённых Американских Штатах, в резервации поселили. Они напуганы, они не развиваются, получая всё необходимое без труда. У них забирают детей, так как с младенчества их легче адаптировать к цивилизации. Но ведь их родители не понимают, что это делается для их блага. Они нас боятся, прячутся, ночами воруя еду, которую для них же и привезли. Нам дали ещё один шанс, и мы не справились со своей задачей. Мы принесли в этот благодатный край все те пороки, которые разрушают и тот, внешний мир.
- Я понимаю ваше разочарование, Даша, но мы не можем изменить мир, не изменив себя. А это задача невыполнимая, что бы там не говорили и не писали философы-моралисты. Человек так устроен, что если его не заставить, сам он никогда не наступит на горло своему эго. Я не призываю пустить всё на самотёк, идея о лучшем переустройстве мира нужна, она не даёт опускать руки достойнейшим из людей, но пока, битва за лучшую жизнь для всех мало чем отличается от сражения с ветряными мельницами. Думаете, люди, вышвырнувшие вашего прапрадеда из страны, построили рай на земле? Ничего подобного. У них ничего не получилось. Всё вернулось на круги своя. Та же несправедливость, те же бедные и богатые.
За разговором Егор не заметил, что они медленно идут по улице, и княжна продолжает держать его под руку.
- Мы куда-то идём? – спросил он, озираясь по сторонам.
- Да. И мы уже пришли. Вы проводили меня домой, спасибо, - Даша остановилась, и показала на высотку, похожую на ту, в которой поселился Уваров.
- Мы ещё встретимся, или как несговорчивый носитель информации я вам не интересен? – спросил Егор.
- Завтра вечером меня пригласили на одну вечеринку, и я предлагаю вам быть моим кавалером, - просто, без кокетства, сказала Даша.
- Я и на роль грума согласен, - не стал скрывать радости Уваров.
- Ну-у, - протянула княжна, наморщив нос, - ухажёров, успешно справляющихся с обязанностями лакея, у меня и без вас хватает… Завтра в восемь, на этом месте.
Даша приподнялась на цыпочки, и коснулась щеки Егора губами, – до завтра, - отстранившись, и помахав ему кончиками пальцев на прощание, она поднялась на крыльцо подъезда.
Егор дождался, когда княжна скроется за высокой стеклянной дверью, и только потом направился в сторону чернеющего на фоне звёздного неба силуэта своего дома, находящегося не более, чем в двух кварталах от места, где они простились с девушкой.
ТРУБА ЗОВЁТ!
«Я здесь всего двое суток, а уже столько всего произошло, - думал Уваров, шагая по улице, с уже редкими прохожими, - если дальше всё будет происходить с такой же насыщенностью и интенсивностью, моё бедное здоровое сердце износится к концу месяца».
Придя домой, он минут двадцать простоял под прохладным душем, а когда улёгся в постель, долго не мог уснуть, вспоминая каждую из мельчайших подробностей прогулки с Дашей.
Проснулся он от стука в дверь. «Это уже становится традицией», - вставая с кровати, Егор посмотрел на лунную дорожку в море за окном.
В квартиру, с набитым чем-то армейским баулом, ввалился Князев.
- Дай угадаю… Ты ограбил банк, и предлагаешь мне стать соучастником, - поделился соображениями Егор, натягивая джинсы.
- Хуже, - полковник бросил баул на пол, и рухнул в кресло.
- Убил кого?
- Почти угадал. Не убил, а убили. Погиб мой сотрудник, работавший под прикрытием. Его голову перебросили через стену Старого Города.
- Как… - у Уварова моментально пропала охота шутить.
- Сядь, - показал полковник на диван, - сейчас я доведу до тебе секретную информацию, опустим формальности с бумагами о неразглашении – времени на это нет.
- Слушаю, Виталий Алексеевич, - Егор присел на ближний к начальнику край дивана.
Князев достал пачку сигарет, предложил Уварову.
- Не курю, - помотал тот головой.
- Возможно, придётся начать, - полковник прикурил сигарету, и выпустил в потолок клуб дыма. – Три месяца назад ко мне пришёл пастор из Старого Города, и сообщил, что некие пришлые образовали там тайное сообщество. Люди связанные с ним, облагают данью торговцев, содержателей питейных заведений и домов терпимости, запугивают местные власти, влияют на выборы представителей в Думу…
- Да это же типичная мафия! – не удержался от комментария Егор.
- Так точно, - кивнул Князев, и продолжил, - примерно за полтора месяца до прихода священника, с каторги сбежала группа осуждённых. Как они это сделали, никто до сих пор не понял. До этого момента считалось, что из каменоломни сбежать невозможно. Беглецы каким-то образом оказались в зоне отчуждения. Погранцы их сначала за вновь прибывших приняли, а когда разобрались, открыли огонь на поражение. Двоих застрелили, а остальным удалось скрыться в тумане.
- Ты уже раньше упоминал о об этом тумане, но так и не объяснил, что он из себя представляет, - Уваров придал лицу вопросительное выражение.
- Удивительно, что ты раньше об этом не спросил. Туман, а это действительно туман, кольцом окружает полуостров. По воде его стена начинается примерно в пятидесяти морских милях от любой точки побережья, и сто километров тянется по суше, в четырёхстах пятнадцати километрах от оконечности мыса на северо-востоке полуострова. Предупреждаю твой следующий вопрос. Сквозь туман пройти нельзя. Наши учёные туда и команды специалистов посылали, и роботов отправляли, зонды запускали. По мере продвижения вглубь тумана, тот густеет. Метров сто можно идти спокойно, только ничего не видно. Потом становится тяжело дышать. В КИПе можно продвинуться еще на пятьдесят метров. Дальше туман становится плотным, как будто двигаешься под водой. А в конце он превращается в непроницаемую стену. Перелететь его тоже не удалось. Стена тумана, как выяснилось, не строго вертикальная, а с уклоном наружу. Дрон на максимальной высоте сумел пролететь около ста километров, пока не перестал передавать сигнал.
- Воронка! – вспомнил Егор свои ощущения, перед тем, как очнулся на больничной койке.
- Она самая. А на её дне мы, - подытожил полковник, - теперь понятно?
- В общих чертах.
- А нам больше и не надо. Пускай те, кто этим занимается, голову ломают. У нас другие задачи. На суше туман отделили полуторакилометровой зоной отчуждения, понатыкали там датчиков движения, и поставили ограждение, на которое при необходимости подаётся ток. Эта мера предосторожности не от жителей полуострова, дураки соваться в туман давно перевелись, а для тех, кто в этой зоне появляется. Помнишь, я тебе о мамонте и динозаврах рассказывал? Кстати, тебя, на твоём драндулете, тоже из этой зоны забрали. Границу контролируют пограничники. Они же вывозят из зоны перенесшихся на полуостров. Море, по границе с туманом, патрулируют пограничные катера, также, исключительно для обнаружения попавших сюда морем. С морем всё сложнее. Если на суше прибывшие появляются только в границах зоны отчуждения, то на воде они могут появиться где угодно, как, к примеру, я и наш благородный капитан дон Алонсо Энрикес, со своими галеонами. Почему так, не знаю, - полковник прикурил очередную сигарету, - но мы отвлеклись. Преступники, ушедшие в туман, априори считаются погибшими. Я же думаю, что кто-то сумел вернуться назад, и осесть в Старом Городе… Вся беда в том, что мы не знаем, кто эти люди. В прошлом месяце на каменоломне административный корпус переоборудовали. Тогда-то, по халатности начальства, и были утеряны все документы на часть осуждённых, отбывающих каторгу. С умыслом, или нет, но этот факт замолчали. Сейчас этим специально назначенная комиссия занимается. Вот и получается, что в каменоломне находятся около полутора тысячи человек, которых по документам не существует. Кто оттуда сбежал, неизвестно. Неизвестно точно даже сколько. Пограничники путаются в показаниях. Не то десять, не то тринадцать. На то, чтобы всё перепроверить, потребуется не один месяц, а у нас времени нет. Если я прав, и пришлые - беглые каторжники…
- То они-то и создали это сообщество, а говоря современным языком – организованную преступную группировку, - закончил мысль полковника Уваров.
- Совершенно верно. Я направил в Старый Город своего человека, под видом казака из окружения Стеньки Разина. Попал сюда один такой, с рубленной раной, но вытащить его не смогли, от гангрены преставился. Агент подтвердил, что там действительно орудует преступная группировка, которая пытается наладить связи с нашими, современными бандитами. Здесь мы им организоваться не дали, да и мало их, но если они объединятся под руководством некого координационного центра, до которого я не могу добраться, у нас появятся серьёзные проблемы. Откроются дополнительные каналы поставки наркотиков, контрафактного спиртного, здешние преступники обнаглеют, зная, что их в случае чего спрячут в Старом Городе. Да мало ли, какие ещё преступные схемы они в работу запустить смогут! – Князев в сердцах ударил кулаком по подлокотнику кресла, - у тебя выпить есть?
- Что? – не сразу понял Егор, думая о создавшейся ситуации, - а-а… пива пара бутылок осталась.
- Неси! А то в глотке от разговоров пересохло.
Уваров принёс пиво, и поставил на стеклянный стол. Одну бутылку полковник пододвинул ему:
- Выпей, разговор у нас с тобой серьёзный будет… А пока, ещё немного о полуострове и его истории. Ты наверное ещё не заметил, но город поделён на две части довольно большой рекой. Не Волга, конечно, но и не условная Переплюевка. Вытекает она прямо из тумана. У его границы, в своё время, построили мощную ГЭС, которая и снабжает электричеством весь полуостров. Есть еще ветряные установки, но речь не об этом. Река почти по всей длине полуострова делит его на две неравные части, малую западную, и большую восточную. Затем она натыкается на возвышенность, на которой, собственно, и стоит Новоанадырь, делает крутой поворот влево, и впадает в море. На левом берегу реки Еремей Головин со товарищи, и основал поселение. Причины тому было две. Первая, это возможность передвижения вглубь полуострова посуху. Вторая, это древний замок, стоящий на скалистом мысу в месте впадения реки в море. В записях, оставленных одним из членов экспедиции, говорится: «В нынешнем во 7173-м году, от сотворения мира, мы, царёвы люди, кои посланы для государевых дел на Большой Каменный Нос, с казаками Анадырского острога, под началом десятника Еремейки Головина, волею Божию сей диковинный край отыскавши. После ночёвки, наутро десятого дня перехода, всем лихо было, насилу в чувства воротились. Свернули лагерь, и пошли дальше, на юг, и оказались у стены из тумана, через коию ходу не было. Лошади в туман не шли, а казака на верёвке отправляли, ни с чем вернулся, баял, что дышать нету никакой мочи. И туману этому конца и краю ни в одну сторону не нашли. И в месте этом теплынь была, коей в этой земле быти не должно. И повернули мы на север. Трожды по десять дён шли, и добралися до реки, что в море вливалася, а на мысе крепость каменная с башней, и люда в крепости той не было вовсе. Мы ту крепость заняли, и оттуда земли эти разведывали, и дороги знакомой не нашли. Позади туман, а округ море…». Выходит, что и до Еремея Головина здесь побывали люди, построившие этот замок. Вот вокруг этого замка и разрослось поселение. Когда в залив попали суда с врангелевцами, те начали строиться на берегу залива. Со временем образовался вот этот город, - обвёл вокруг себя рукой Князев, - имя ему оставили Новоанадырь, а поселок, основанный Головиным, стал одним из его районов, который получил название Старый Город. С годами там стали оседать попавшие на полуостров… скажем так, ультраконсерваторы, то есть люди, не пожелавшие мириться со здешними порядками. Сейчас в Старом Городе проживает около полумиллиона человек. Они живут соответственно укладу своего времени, носят привычную им одежду, занимаются знакомыми ремёслами, торгуют между собой и с нами. Деньги, для удобства, в обороте используют те же, что в ходу у нас. За два с лишним века Старый город тоже поделился на районы и кварталы. В Античном квартале селятся выходцы из Древнего Рима, Греции, Египта, Персии, Иудеи, ну, и так далее. Замковый квартал заселило Средневековье, целый приречный район занимают кварталы Ренессанса, вплоть до времён эпохи Просвещения. По нашей классификации все они относятся к «давним» и «антикам». «Прежние» предпочитают жить в нашей части города.
- А почему все эти «антики» и «давние» решили жить по старинке? – спросил Егор, - вон, у меня знакомый есть, кэбменом в Викторианскую эпоху в Лондоне работал, научился машину водить, таксует себе, и в ус не дует.
- Я и говорю, «прежние» легче адаптируются в нашем времени. Среди «давних» и «антиков» есть такие, кто сознательно выбрал жизнь здесь, в этой части города, но это люди, как правило, неординарные – учёные, врачи, философы, словом, индивиды мыслящие, изначально готовые принять прогресс, как должное. Едва ли не большая часть из осевших здесь женщины. Всякого рода эмансипе, родившиеся не в своё время, и представительницы древнейшей из профессий, - усмехнулся полковник, - последние в любой эпохе приживутся. А что до остальных… Вот как ты думаешь, захочет ли наш высокомерный знакомец дон Алонсо Энрикес поселится в многоэтажке, расшаркиваться при встрече с соседями, и самостоятельно, пусть даже с помощью современной техники, стирать свои бельё и носки? Да ни на какие блага цивилизации он не променяет свою спесь, право считать себя выше остальных, и иметь прислугу, которую можно безнаказанно гнобить. Он мыться будет в кадке, и гадить в горшок, не ему дерьмо выносить, но он предпочтёт остаться доном Алонсо Энрикесом, а не уронить себя до ничем не примечательного господина Энрикеса, из 132 квартиры. И такой он не один. Не захотели приобщиться к цивилизации и средневековые ландскнехты. Рождённые под бой барабанов и воинственное завывание труб, где-нибудь в грязной кибитке маркитантки, и по совместительству акушерки, эти люди с молоком матери впитали в себя склонность к убийству, насилию, и грабежам. Останься они здесь, и пары дней бы не прошло, как их бы отправили на каторгу за одно из этих преступлений, а то и за все сразу. Ремесленников пугают проверки экологов, инспекторов по охране труда, трудовое законодательство и профсоюзные активисты. Прочий народ, в большинстве своём, тёмен и запуган, и держится за свою эпоху, как неразумное дитя за подол матери. Приобщить его к цивилизации не проще, чем «диких», - полковник отхлебнул пива, и закурил третью сигарету, - осталось сказать, что для того, чтобы создать хотя бы видимость единого государства, в думе заседают депутаты от районов и кварталов Старого Города. Через них власти узнают, чем дышат тамошние жители, предприниматели налаживают связи с ремес-ленными цехами, а чокнутые экстремалы договариваются об экскурсиях. В Старом Городе свои стражи порядка, свои суды и свои законы. Ни полиция, ни мои люди носа туда сунуть не могут. Единственное, что мы с генерал-губернатором смогли выбить из правительства, это разрешение отгородиться от этого гадюшника металлическим трёхметровым забором, поставить блокпосты и камеры наблюдения. Если бы не эта чёртова демократия, сравнял бы я это гнилое место с землёй, народец приобщил к цивилизации посредством строек народного хозяйства, а неподдающихся отправил на каторгу, или пустил в расход, но здесь за одни такие мысли меня могут, соблюдая демократическое право и демократические законы, законопатить в тюрьму лет на восемь-десять. Вот, пожалуй и всё, что тебе нужно знать о Старом Городе. Теперь о главном, - Князев упёрся в Егора взглядом, - приказать я тебе не могу, да и не в штате ты ещё… Решай сам. Мне нужно, чтобы ты заменил погибшего агента, и немедленно. Появление в Старом Городе нового человека сейчас, не вызовет такого подозрения, если мы отправим нового агента, скажем, через дня три, или неделю. Скорее, такую оперативность примут за совпадение, нежели за наше умение работать. Дело крайне рискованное, и ты вправе отказаться. Я, конечно, очень огорчусь, но пойму. Другого агента мы подготовим, но он будет рисковать в разы больше тебя. Его могут узнать, может кто-то из горожан сдать, а тебя здесь никто не знает, даже мои архаровцы, опять же…
- Я всё понял, Виталий Алексеевич, - перебил начальника Уваров, - когда отправляться?
- Сейчас. Вот одежда, - полковник пнул носком ботинка баул. По легенде будешь дезертиром из Троицкого солдатского полка, под командованием полковника Фливерка Матвея Ивановича. В 1700 году ты был пленён под Нарвой, бежал, но в полк не вернулся. Как попал на полуостров не помнишь.
- Почему так сложно? – поинтересовался Егор.
- Потому, что такой солдат реально существовал. Сюда попал с воспалением лёгких. Умер в больнице. Форма его настоящая, того времени. Думаешь в Старом Городе дураки сидят? За полу возьмут, да проверят, как одёжа шилась. Русские там есть, но к петровским временам и на полсотни лет ни в одну сторону никого близко нет. Ври, чего по книжкам помнишь. Именем своим называйся, чтобы не путаться. Сведения будешь передавать через Мартина, это кузнец из Замкового квартала. Скажешь, от Ингрид весточку принёс, это сестра его. И вот ещё что… - замялся Князев, - поосторожнее там с ведьмами и колдунами.
- Что?
- Ты слышал. Это в прежнем нашем мире они экстрасенсами себя называют, и в основной своей массе шарлатаны, а здесь всё по другому, здесь они настоящие. Сам не верил, пока лично не убедился… Ладно, проехали. Примерь обновки, впору ли?
Уваров наклонился, поднял баул, развязал тесёмки, и высыпал на диван груду одежды: серый кафтан, с нашитыми на груди в шесть рядов петлицами, короткие штаны, плотные серые чулки и башмаки с пряжками, подцепив из кучи, натянул на голову красный колпак, с меховой опушкой:
- Ну как?
- Сойдёт, – хмыкнул полковник, и протянул Егору тёмно-синюю книжечку, - вот твой паспорт. Его выдают после курса реабилитации.
- А паспорт для всех одинаковый? – пролистал книжечку Уваров.
- Да.
- А эти «прежние», «давние»…
- Посмотри на верхний угол на первой странице.
- Зелёным закрашено, это…
- Это значит «давний», - подсказал Князев, - синий – «настоящие», бордовый – «прежние», красный - «последующие», жёлтый – «старожилы».
- А эти, «дикие»?
- А этим не положено, они в зо… в заповеднике живут. Вот тебе деньги, - полковник бросил на стол несколько купюр, это установленная минфином сумма подъёмных для вновь прибывших. Дал бы ещё, но лучше не рисковать. Не должно у недавно перенесшегося денег быть больше положенного… Чего сидишь-то? Одевайся. Скоро светать начнёт.
Егор надел грубую тесную одежду, не сказать, чтобы по фигуре, втиснулся в башмаки, которые нестерпимо жали.
- Чучело чучелом, - как манекен повертел Егора Князев, - ладно, в этом засветишься, на тамошнем блошином рынке что-нибудь получше подберёшь. Там барахло с покойников за копейки продают.
- Вот умеешь ты в нужную минуту что-то приятно-ободряющее сказать! – похвалил начальника Уваров.
- На, прикройся, - Князев подал Егору свой плащ.
Благополучно миновав дремлющего консьержа, они вышли из подъезда, и сели в неприметного цвета машину. Полковник вырулил на шоссе, идущее вдоль берега залива, и повернул на юг. Ехали молча. Егор не без зависти смотрел на уходящие далеко в море пирсы, с зазывно горящими яркими огнями барами и ресторанами. Сердце неприятно кольнуло: «Даша! Я же должен был сегодня с ней на вечеринку идти… - окончательно расстроился Уваров, - выходит, праздники кончились, начинаются суровые будни. Видать, мне и в этом мире все дела не переделать».
Князев привёз его в лесопарковую зону у реки. Они прошли метров триста по едва заметной в лунном свете тропинке, и полковник свернув направо, отодвинул в сторону ветки куста, скрывающие лаз в высоком заборе из стальных прутков.
- Контрабандисты через эту дыру к нам всякую дрянь проносят, - шепнул он Егору, - лезь давай.
Уваров протиснулся в лаз, чуть не порвав кафтан о края спиленных прутьев. Князев пролез за ним. Спустившись к воде, они сели в небольшую лодку, спрятанную в зарослях тростника. Полковник сел на вёсла, и бойко погрёб к другому берегу реки. Лопасти вёсел были обмотаны тканью, и лодка бесшумно резала водную гладь.
- Переночуй на берегу, как только рассветёт, постарайся незаметно пробраться в город. Дальше действуй на своё усмотрение. Твоя задача выявить членов и главарей банды, - уже на месте давал последние наставления Князев.
Пожав протянутую полковником руку, Егор не оборачиваясь пошёл в сторону небольшого лесочка. Он не видел, как Виталий Алексеевич мелко перекрестил его вослед.
ГЛАВА 3
СТАРЫЙ ГОРОД
Они сидели с Дашей на густой, пружинящей траве, и лениво о чём-то спорили. Егор прилёг, положив голову ей на колени, и разомлев на солнце, задремал. Даша, раздосадованная таким демонстративным пренебрежением к её доводам, сорвала травинку, и стала водить ею по его лицу. Было очень щекотно, но Егору не хотелось выходить из сладкого полузабытья, и он, гримасничая, продолжал лежать с закрытыми глазами. Даше это надоело, и она пребольно кольнула Егора в щёку стебельком травинки. Возмущённый таким коварством, Егор на ощупь попытался поймать её за ру-ку, но у него ничего не вышло. Тогда он открыл глаза и… прихлопнув присосавшегося к щеке комара, резко повернулся на бок. Солнце ещё пряталось за кронами деревьев, по траве колдовским варевом струился туман, а в ветвях деревьев только-только начинали распевку лесные пернатые квартиранты. Егор, уже понимая, что это был всего лишь сон, осмотрелся по сторонам в поисках Даши. Воспоминания вчерашнего дня пришли вместе с тоскливым ощущением потери, возможно, навсегда, чувства какого-то умиротворённого покоя, рядом… он даже мысленно избегал этой фразы, рядом с любимой женщиной.
Егор поднялся на ноги, и обречённо посмотрел на башмаки, которые снял вчера перед сном: «Ты бы мне сразу по легенде костыли прописал», - недобрым словом вспомнил он Князева, стянул с ног чулки, взял обувь в руки, и выйдя из леска, ставшего ему приютом на ночь, старательно выбирая дорогу, неверной рысцой засеменил в сторону города, где башню замка уже окрасили в розовый цвет лучи выкатившегося из-за кромки леса солнца. «Вот ведь жизнь – лопата! Как швыряет, - Егор выругался, наступив босой ногой на острый корешок, - мало, что занесло чёрт-те куда, так ещё преемственность поколений какая-то вывернутая оказалась. Был капитаном морской пехоты Российской Федерации – стал рядовым Троицкого солдатского полка Петра I, и как вишенка на торте – дезертиром».
Лес как-то сразу кончился, и Уваров зашагал по пыльной тропинке между похожих на заплатки огородов. Где-то уже что-то зеленело на грядках, где-то земля была только-только вскопана. По дороге стали попадаться убогие лачуги, крытые соломой и тростником. Дальше началась уже более плотно застроенная окраина города. С моря дул свежий утренний бриз, выдувая с улиц такую вонь, что даже у ко всему готового Уварова подвело желудок, а к горлу подкатила тошнота.
Миновав окраину, Егор оказался недалеко от центра, башня замка была уже совсем рядом. Судя по всему, это был Замковый квартал. Узкие, выложенные булыжником кривые улочки, фахверки, верхние этажи которых почти соприкасались друг с другом, ещё закрытые на огромные амбарные замки лавки и мастерские. Ставни на втором этаже одного из домов скрипнули ржавыми петлями, из окна показалась рука с фаянсовым горшком, и вылила на брусчатку его содержимое. Уваров едва успел отскочить от нечистот, брызгами разлетевшимися во все стороны. Петляя по улицам, он вышел на рыночную площадь. Торговцы уже раскладывали на грубо сколоченных столах свой товар. Работники, толкая перед собой тележки, разбрасывали в проходах между рядами прилавков солому. На одном из домов, стоящих вокруг площади, Егор разглядел кое-как намалёванную вывеску, на которой был изображён зверь - помесь свиньи и собаки, с рогом на лбу, и надписью «Счастливый Единорог». Не решившись будить хозяев в такую рань, Егор присел на лавку, представлявшую собой распиленное вдоль бревно, установленное концами на два обтёсанных камня. Не прошло и пары минут, как к нему подошли два бородатых типа, в длинных, обтрёпанных по подолу туниках, подпоясанных широкими поясами, с рейтшвертами на боку. На головах у них были помятые стальные шлемы, напомнившие Егору тазик для бритья, украшавший хитроумную голову идальго Дон Кихота Ламанчского, а в руках ржавые алебарды.
- Кто таков? – по-русски, но с сильным акцентом, спросил один из стражников, с ярко рыжей бородой.
Уваров молча протянул ему паспорт.
- Из новеньких? – заглянул в документ стражник.
- Да.
- А чего тут расселся?
- Жду, пока «Единорог» откроется. Комнату хочу снять.
- Тех денег, которые тебе выдали эти скупердяи, - стражник кивнул в сторону Новоанадыря, - только на два дня жизни в этом клоповнике и хватит. Иди вниз по той улице, - рыжебородый ткнул алебардой в сторону темнеющей щели между фахверками, - увидишь клок сена на шесте над воротами, стучи громче, не стесняйся. Это постоялый двор. Получишь ночлег, похлёбку и кружку медовухи. Поживешь там, пока не найдёшь для себя занятие…
Заметив запряжённую мулом повозку с товаром, стражник торопливо сунул в руки Уварову паспорт, и они с напарником поспешили к вознице, на ходу громко требуя с того плату за въезд.
Егор с минуту смотрел, как возница препирается с представителями власти, и развернувшись, пошёл в сторону указанной улицы. Лучи солнца пока ещё коснулись только третьих и четвёртых этажей, прилепившихся один к другому домов, и в проходе между ними было сумрачно. Осторожно, словно по минному полю, Уваров продвигался вперёд, высматривая, и обходя лужи помоев и нечистот. Вонь стояла нестерпимая. «Я гажу, значит, я существую», - гнусаво констатировал Егор, прикрывая рот и нос ладонью. Дальше улица стала расширяться, по ней уже могли беспрепятственно проезжать верховые, и даже повозки. Место брусчатки заняла бревенчатая лежнёвка, а фахверки сменились добротными рублеными домами с подклетями, за глухими тесовыми заборами. Метров через сто Уваров заметил шест, с привязанной к нему пожелтевшей охапкой травы. Было слышно, как за воротами всхрапывают, и постукивают копытами, переступающие с ноги на ногу лошади. Со двора тянуло запахом навоза и подгоревшей стряпни. Ухватившись за кольцо, про-детое в металлическую болванку с рукояткой, Егор стал стучать в дверцу, врезанную в одну из створок ворот. Ему открыл светловолосый, постриженный в кружок сероглазый мальчишка лет двенадцати:
- Чего грохочите, дяденька, спят ещё все.
- Мне бы комнату снять…
- Комнату в «Единороге», аль в «Скачущей королеве» спрашивайте. А у нас тут, - мальчишка мотнул головой куда-то себе за спину, - все вповалку дрыхнут, не протолкнёшься… Вы при коне будете?
- Что? – не понял Уваров.
- На лошади, говорю, приехали?
- Нет.
- Тогда в конюшню могу пустить, там место есть, свежей соломы постелю.
- Ну, показывай свои хоромы, - легко согласился Егор, - да поесть чего-нибудь принеси.
Паренёк пропустил гостя во двор, поманил за собой. По дороге прихватил охапку соломы. Пройдя к пустующему стойлу в конце разделенного на отсеки навеса, мальчишка припорошил грязную, утоптанную солому свежей:
- Вот ваши хоромы. Сейчас и яства будут.
Егор только устроился по соседству с соловой мохноногой лошадкой, как парень принёс глиняную миску с какой-то жижей, деревянную ложку и горбушку заплесневелого хлеба. Уваров только крякнул, добрым словом припомнив тренировки по выживанию, и стал запихивать в себя напоминающее обойный клей варево. Мальчишка какое-то время заинтересованно наблюдал, как тот ест, потом ушёл.
Егор поставил пустую миску на землю, и едва прилёг на солому, собираясь обдумать свои дальнейшие действия, как услышал торопливый тенорок паренька:
- Вот он, дядя Степан. Не подсыл вроде. Я ему нарочно со дна подгорелого наскрёб. Ништо, съел. У новоанадырских духу бы не хватило, такой дряни отведать. Да и те, басурманы которые, жрать бы, поди, не стали.
Уваров приподнялся, чтобы посмотреть, с кем разговаривает мальчуган. Напротив стойла, уперев руки в бока, стоял рослый, крепкий бородач, лет под сорок, в посконной рубахе, с длинными волосами, расчёсанными на прямой пробор, и перехваченными на лбу кожаным ремешком, из-за его спины выглядывал ухмыляющийся паренёк.
- Откель такой гладкий будешь? – спросил он Егора.
- Из Троицкого солдатского полка мы, - согласно легенде ответил Егор.
- Православный?
- Не басурманин, чай, русский. Егорием крестили.
- Это хорошо. Только я тебя про год спрашивал. Мне твоя служба пока ни к чему. Сам из стрельцов.
- А-а-а. Так из одна тысяча семисотого буду.
- Это по новому что ли?
- По нему, - Уваров старался говорить простым языком, отсекая рвущиеся наружу мудрёные словечки, которые бы могли насторожить собеседника.
- Пойдём в дом. Разговор есть, - Степан протянул руку, помогая Егору подняться на ноги.
Они прошли через двор, обогнули длинный, пятистенный сруб под тесовой крышей, и вошли через дверь в торце дома в горницу с двумя подслеповатыми окошками. Уваров, стянул с головы шапку, перекрестился на божницу в красном углу.
- Садись, - кивнул Степан на лавку у стола из некрашеных струганых досок, сам уселся напротив, - Прошка! Водку и закуски неси, - крикнул он оставшемуся за порогом мальчишке.
- Ты не серчай, что бурдой накормили, - ухмыльнулся Степан, - проверяли мы тебя. Прошка верно рассудил, у подсыла бы душа такого потрапезничания не приняла.
- Боитесь кого? – осторожно поинтересовался Егор.
- Кого нам бояться, повёл богатырскими плечами Степан, - так, опасаемся. Неладно что-то в Старом Городе стало. Лихие людишки, не из наших, баловать почали. Норовят данью честной люд обложить.
- Понятно…
- Экий ты быстрый! Только вылупился, а уже понятно. Я вона, десятый годок здесь живу, а тако-го бесчинства тут не припомню, - Степан неодобрительно покачал головой.
- Я про то в полиции краем уха слыхал, пока мне бумаги выправляли, - Уваров решил поскорее подойти к сути дела. «Горячо. Главное, не спугнуть. Видать, князевских здесь не особо жалуют. Не эти ли агента приголубили? - пригляделся он к Степану, - вряд ли. Взгляд открытый, уверенный, на злодея совсем не похож».
- Подсыла, что с той стороны пришёл, недавно убили. Из пришлых кто-то, наши бы не стали, - словно подслушал Степан Егоровы мысли, - к новоанадырцам у нас веры нет, не о нас, о себе они пекутся. Вона, забором от нас, как от чумных, отгородились. Однако ж всё одно свои, православные. Мы уберечь подсыла думали, да не успели. Опередили нас.
- Вас, это кого?
- Нас, русских. Я староста Русской слободы, - важно огладил бороду Степан, - слобода эта испокон веков на этом месте стояла, с тех пор, как сюда Еремей Головин со товарищи забрёл. Когда в эти края из позднего времени другие русские попали, многие к ним, на тот берег реки перебрались, уж больно им новая жизнь приглянулась. Староверы, и те, кто по стародавнему укладу жить хотели, здесь остались. Так и повелось, что в Старый Город стали селить разный люд, который обычаи свои менять не захотел. Тут много всякого народу за столько-то лет осело. Соседи у нас мастеровые и торговые немцы. Их улица так и прозывается – Немецкая слобода. Живём с ними в ладу. А в замке рыцари и наёмники со всей Европы позасели. Поначалу озоровали шибко, ну так наши слободские их дубьём отходили, а иноземцы из пищалей да ручниц приветили, с тех пор не суются, язычников больше забижают. Ну, а за тех мы не в ответе, своя рубаха, она завсегда ближе к телу. А теперь, наёмников, как науськивать кто стал. Страх потеряли, по городу ходят, мзду со всех мастеровых и торговцев требуют. А с ними пришлые, с оружием, какого мы отродясь тут не видывали. Против такого с дубинами да фитильными и кремниевыми ружьишками не особо-то и попрёшь. Вот и собираю я ополчение, чтоб сподручнее отбиваться было от незваных гостей. Ты, вижу, мужик крепкий, опять же, из служивых. Мне такие люди нужны…
Прибежал Прошка. Принёс на подносе квадратный штоф с водкой, две оловянные чарки, пол краюхи свежего хлеба и лохань с мясом и овощами.
- Ну так как, с нами останешься, или в другом месте дела пытать спробуешь? – спросил Степан, после того, как они выпили и закусили.
- Знамо, с вами останусь, чем могу подсоблю, - покивал Егор, - только условие у меня одно есть.
- Говори.
- На привязи меня не держи. Хочу по городу походить, разузнать, откуда напасть эта взялась, кто наёмниками верховодит.
- Круто берёшь, - нахмурился староста, - а ну, как и свою буйну головушку на плечах не удержишь?
- За меня не бойся, я воробей стреляный, не пропаду, - не стал скромничать Егор, - думается, что в пришлых дело. Они всю эту кутерьму затеяли, не иначе. Нам бы их сыскать, да на кукан. Глядишь, и ландскнехты угомонятся.
- Дело говоришь, - почесал затылок Степан, - с пришлых всё началось. Только их искать не надо. Они наверняка у рыцарей в замке поселились. Там их не возьмёшь. А в город они без наёмников не ходят.
- Вот я и хочу всё, как следует разузнать, и ты своим людям накажи, чтобы ухо востро держали, по округе, может, кто чего слышал, пусть поспрашивают. Чем больше мы узнаем, тем надёжней способ к пришлым тем подобраться придумаем, а там и покончим с ними одним махом, - обрисовал старосте свою задумку Егор, и подумал: «Голова вспухла, пока слова подбирал. Насколько это проще на современном языке: провести скрытую разведку, подключить лояльное население для сбора информации, выявить объекты, и разработать план по их ликвидации».
- Мыслишь верно. Был бы толк, - Степан разлил водку по чаркам, - неволить не буду, делай, как знаешь. Я тебя к женщине одной поселю. Хозяйка справная, постирает, накормит, подлечит, случись хворь какая. Знахарка знатная, мёртвого на ноги поставит. Со своими людьми пока сводить не буду, чтоб не сболтнули чего лишнего, пока по городу толкаться будешь.
- Это правильно, - Егор опрокинул чарку, занюхал душистой хлебной корочкой.
- Совет мне твой нужен. Окромя меня тут, кто по воинскому делу ближе к этому времени, нету. Всю оборону нашей и Немецкой слобод я по своему разумению устраивал. Ты на сто пятьдесят годов, с лишним, позже жил, может, чего путное подскажешь? Поди, воинская наука на месте-то не стояла. Чай, придумали чего ещё, чтоб людей изводить, - предположил староста.
«Ты даже не представляешь, сколько всего!», - подумал Уваров, а вслух сказал:
- На месте надо посмотреть, на вооружение ваше глянуть.
- Так пойдём, посмотрим, чего порты протирать, - поднялся из-за стола Степан.
Они вышли за ворота постоялого двора на улицу.
- А ты чего босой-то, - заметил староста грязные ступни Егора.
- Да башмаки, черти, жмут. Сил нет терпеть, - страдальчески скривился Егор.
- Негоже так ходить. Здесь и нищего без обувки не встретишь. Пойдём к Густаву, подберём тебе чего не то. У него в ломбарде всякой обуви полно.
- Не с покойников, случаем? – забеспокоился Уваров.
- Вещами с покойников на рынке помощник палача торгует, а к Густаву живые люди барахлишко несут, - пояснил Степан.
Свернув в закоулок, они прошли мимо уже открывшихся лавок, сапожной и шорной мастерских, кузни.
«Не здесь ли Мартина, связного Князева искать?», – походя заглянул Егор в распахнутые настежь ворота, с молотом и подковой, прибитыми над входом в просторное помещение, с низким закопчённым потолком.
На следующем повороте, миновав пекарню, Степан подтолкнул Уварова к филёнчатой двери:
- Бери там, чего на сердце ляжет.
- У меня денег-то, с гулькин нос, - засомневался Егор.
- Не твоя забота, Бог даст, сочтёмся, - Степан толкнул дверь, и жестом предложил Уварову войти.
На звук колокольчика, из глубины большой, освещённой масляными светильниками комнаты, им навстречу вышел сухонький старичок, с длинными, по плечи, седыми волосами, вокруг внушительной лысины, в бордовом упелянде и длинноносых туфлях-пуленах на босу ногу.
- О! Герр староста. Рад видеть вас в добром здравии, - поклонился старичок, разведя руки в стороны.
- И тебе не хворать, Густав. Вот. Человека надо одеть, - похлопал Степан Егора по плечу.
- Пусть выбирает, - Густав плавным жестом руки обвёл помещение.
Уваров прошёлся между столов и лавок, заваленных всевозможными вещами. Чего здесь только не было! Рыцарские доспехи и мечи, подсвечники, каминные часы, металлическая и стеклянная посуда, горы одежды и обуви.
Егор, по давней привычке, не отвлекаясь на ненужное, остановился у сваленных в кучу сапог и башмаков. Ему приглянулись высокие ботфорты из мягкой кожи. Он достал из кармана камзола чулки, натянул их на ноги, и примерил сапоги. Ему повезло, ботфорты оказались нужного размера. Скинув узкий кафтан, Егор надел свободную, с широкими рукавами рубаху, затянул на талии «цыганский» пояс, с двумя бронзовыми пряжками, поверх рубахи – кожаный жилет и длинный шерстяной плащ, на голову нацепил чёрную широкополую шляпу. «Зорро, блин, - покосился Уваров на своё отражение в мутном напольном зеркале, - но я же не виноват, что здесь армейского камуфляжа нет, а из того, что есть, это самое подходящее», - попытался он оправдать свой выбор.
- Хорош, гусь…
Егор обернулся, и увидев усмехающегося в бороду Степана, почувствовал, как кровь прилила к лицу.
- Gut, sehr gut! Настоящий edle R;uber, - одобрительно закивал Густав.
- На улице подожди, «благородный разбойник». Я тут с Густавом парою слов обмолвлюсь, - Степан взял старичка под локоть, и повёл его к конторке в глубине помещения.
На улице Уваров сделал несколько резких выпадов руками и ногами, проверяя, насколько удобен будет новый наряд в рукопашном бою. Всё было удобно, и это немного сгладило досаду от испытанного им минуту назад чувства неловкости.
Из ломбарда с довольным видом вышел староста, подхватил Егора под руку, и повёл в сторону кузницы.
- Ладно всё выходит, - поделился он новостями, - не испугались мастеровые с торговцами наёмников. Дают людей в ополчение. Всё какое есть оружие к Жаку в кузню снесли, чтобы проверил, починил, что не годно. Сейчас на артиллерию нашу глянешь, а опосля пойдём оборону смотреть.
«Значит, не Мартин, - думал Егор, вполуха слушая Степана, - а может это и к лучшему, если Мартин поближе к рыцарям работает, кое-какой информацией можно будет разжиться».
Жак, крепкий дядька лет пятидесяти, сидя на табурете за верстаком, уже разбирал замок кремневого ружья. Староста представил Егора кузнецу, как знатока оружия, и попросил разрешить осмотреть то, что принесли слободские.
Егор, с детства интересовавшийся военной историей, без труда узнал аркебузы, первой четверти XV века, кремневые ружья, начала шестнадцатого, и пистолеты начала семнадцатого. Покрутил в руках тяжёлый боевой арбалет. Заинтересовали его и несколько ручных пушек. «Танненбергская ручница, - всплыло в памяти название орудия, - конец четырнадцатого века».
- Ну, что ж… Не богато, но если грамотно людей расставить – справимся, - обнадёжил старосту Уваров.
- Вот и лады! – повеселел Степан, - пошли, посмотрим, где охрану лучше расположить.
МОЙ ДОМ – МОЯ КРЕПОСТЬ
Всё время, что староста водил его по Русской и Немецкой слободам, Егора не оставляло ощущение, что он находится на экскурсии в реконструированном средневековом городе, и что гид, для пущего эффекта наряженный в местного обитателя, вот-вот выведет его на площадку, куда и откуда экскурсионные автобусы привозят и увозят любителей окунуться в атмосферу седой старины.
Уваров со времени последнего марш броска, ещё там, на Севере, столько не передвигался пешком. Он уже заметно подустал, и вынужден был отдать должное выносливости своего провожатого. Тот, несмотря на габариты былинного Добрыни Никитича, нёс мощное тело, легко передвигаясь на крепких ногах, обутых в жёлтые, с чуть загнутыми носами юфтевые сапоги.
Солнце уже клонилось к закату, когда они вернулись на постоялый двор. Прошка встретил их у ворот, и сразу забрюзжал, как маленький старичок:
- Ну, сколь вас дожидаться? Обед давно простыл. Шляются непонятно где, будто дел иных нет.
- Мал ещё, старшим выговаривать, - цыкнул на мальчишку Степан, - воды неси умыться, пропылились «шляючись».
Умывшись холодной колодезной водой, они прошли в уже знакомую Егору горницу, сели за стол. Под холстинкой стоял чугунок гороховой каши с мясом, ржаной хлеб, блюдо с пирогами, и штоф с водкой. Выпив по чарке, они, обмениваясь короткими, не относящимся к делу фразами, неспешно поели, по очереди запуская оловянные ложки в чугунок, и отведали пирогов, после чего Степан кликнул Прошку, убирать со стола.
- Что скажешь? – Степан смахнул со стола хлебные крошки в ладонь, и отправил их в рот.
- Слишком много проходов… У тебя плана города случайно нет? – Уваров помнил всё и без плана, но объяснять на пальцах было несподручно.
- Отчего же случайно? Не случайно есть. Я тебя нарочно по слободам водил, чтобы ты всё своими глазами в живую увидел, - Степан поднялся из-за стола, подошёл к украшенному растительной резьбой ларю, и достал из него рулон плотной, пожелтевшей от времени бумаги. Развернув рулон на столе, один его край он придавил засапожным ножом, а на другой поставил блюдце, с толстой, наполовину оплавленной свечой. Подцепив с блюдца дешёвую разовую зажигалку, зажёг свечу, - диковинки такие корчемники из Новоанадыря приносят, - неверно истолковал он удивлённый взгляд Уварова.
Егор наклонился над столом, и стал разглядывать искусно нарисованный план слобод и прилегающих к ним улиц города.
От рыночной площади территория, занимаемая Русской и Немецкой слободами, расходилась неровной трапецией. Непосредственно на площадь выходили четыре трёхэтажных дома, в одном из которых располагалась таверна «Счастливый единорог». За ними шли четырёхэтажные жилые строения, с мастерскими и лавками. Дома лепились один к одному, деля Немецкую слободу на три узких улочки. Русская слобода раскинулась куда как вольготнее. Терема и богатые дома, с конюшнями, скотными дворами и хозяйственными постройками стояли на земельных участках, за дубовыми частоколами. Даже при избёнках, крытых соломой, были огороды. На северо-западе правая сторона трапеции выходила к берегу реки, вдоль которой тянулся длинный деревянный причал на сваях. На берегу стояли амбары и сараи, у кромки воды баньки, с дощатыми мостками. Вдоль всей левой стороны трапеции шла мощёная булыжником дорога, ведущая к замку. Через болотистое дно оврага, начинающегося от Русской слободы, напротив проходов между оградами до дороги были переброшены гати. Основание трапеции оканчивалось выпасом, упиравшимся в карьер, откуда горожане брали камень для своих нужд. За карьером начинался скалистый мыс, на выступе которого стоял замок.
- Вот, пожалуй, единственное место, где не следует ждать нападения, - Уваров провёл пальцем по границе карьера до узкой каменной гряды, отделяющей его от берега реки. Карьер аршин двадцать глубиной…
- Местами поболе будет. Без малого, лет триста оттуда камень вывозят, - покивал Степан, - нам там даже ограду пришлось ставить, чтобы скотина ненароком не попадала.
- По гряде можно перебраться?
- Нет. Там камни, что волчьи зубы. Туда только сорванцы за птичьими яйцами и лазают. Эту гряду люди Калиновым мостом кличут.
- А при чём здесь калина?
- Какая калина?
- Ну, мост-то калиновый, - Егор и сам не знал, зачем прицепился к названию гряды.
- Калинов, от слова «калить», накалять, значит. Мост этот через реку Смородину ведёт в мир мёртвых, а сторожит его трёхглавый змей, - начал объяснять Степан.
- Сказки потом будешь рассказывать, - перебил его Уваров, - а дозорных всё же поставь у каменоломни.
- Сказки не сказки, а старики бают, что их деды им рассказывали, про то, как мальцами сами того змея видели. Все взрослые из посёлка тогда с ним биться вышли, и одолели, с Божьей помощью. Одна голова того змея в церкви слободской, в сундуке хранится, как свидетельство превосходящей силы Господней над диаволом. Не тебе тут, без году неделя, что сказки, а что быль решать, - набычился староста.
- Ну, извини! На досуге покажешь своего Змея Горыныча. Значит, только морем, или выше по реке сесть на лодки, и спуститься… - неуклюже сменил тему Егор.
- Это вряд ли, - не дал ему договорить Степан, - с моря на лодки не сядешь, там верст на сто скалы одни, ни одной пригодной бухты для стоянки нету, а вверх по реке, по всему берегу, вёрст на тридцать кварталы, где селятся те, кто тебя лет на пятьдесят и позже жили. У них ружья не чета нашим. Они наёмников к воде нипочём не пустят.
- А с нами они оружием не поделятся?
- Нет.
- Почему?
- Новоанадырские не дозволяют. А с ними ссориться, себе дороже. Торговлишку прикроют, детишек перестанут в обученье брать, на свою сторону ездить запретят… Да мало ли чего ещё удумают! С них станется. Может, здесь они и правы, - подёрнул Степан плечами, - раздобудь наёмники да рыцари огнестрелы надёжные, давно бы всех нас под себя подмяли.
- Выходит, по реке им тоже ходу нет… - задумчиво пощипал кончик носа Егор. Он не помнил, когда у него появилась эта привычка, но делал так, когда обдумывал план учебных, а последние полгода и боевых операций, - это хорошо.
- Так чего делать-то? – Степан нетерпеливо потыкал раскрытыми ладонями в карту. Не сегодня завтра, попрут к нам эти чужеяды, как встречать будем?
- Молча. Вот эти два прохода, - Уваров показал на плане две из трёх улочек, выходящих на рыночную площадь, - каменной кладкой заложить надо, и леса с внутренней стороны для часовых построить, а в центральном - крепкие ворота установить. На стенах, днём и ночью, пусть люди с ручницами дежурят, а у ворот стражу с ружьями. Не местных, без твоего ведома внутрь не впускать. Полезет кто с боем, открывать огонь на поражение. На шум остальные ополченцы подтянутся. Арбалетчиков к окнам третьих этажей, с пищалями – вторых и первых. Да. На окна первых этажей надёжные решётки нужно поставить. На чёрный ход в «Единорог» - дверь покрепче. Если заваруха начнётся, хозяева и прислуга пусть через неё уходят…
- А таверну-то зачем оставлять? – спросил, до этого внимательно слушавший Егора староста.
- А если среди постояльцев и в питейном зале их люди будут? Побьют наших, и через таверну внутрь пробьются.
- Согласен. Дело говоришь. Сразу они такую оборону не пробьют, а на большее у них времени не будет. Городские власти ещё не все им продались, найдётся кто-нибудь, чтобы весточку в Новоанадырь с голубем отправить.
- Зачем?
- Уговор у нас с ними. Если бунт какой, со смертоубийством, так те сюда солдат своих на летающих машинах пришлют, чтоб крамолу извести, и порядок восстановить, - пояснил Степан.
- А чего сразу с Новоанадырцами не связаться, так, мол, и так…
- В этом-то и дело! Кого им вязать, коли смертоубийства нет? Без этого они и носа сюда казать права не имеют. И такой уговор есть. Я для чего всё это ополчение затеял? Чтобы шуму побольше поднять. Тогда и помощи просить можно. А так проберутся ночью, аки тати, несогласных порешат, а остальных запугают, и всё шито-крыто.
- Понятно. На этом участке мы шуму наведём, будь покоен! Осталась одна сторона, та, что к дороге выходит. А там версты две с гаком. Вот где наше слабое место. Одни заборы кругом, да проходы.
- Не такое уж и слабое, - не согласился Степан.
-?
- Там по всему оврагу топь. Как не сушили, всё без толку! Хороший дождь прошёл, и приходи кума любоваться – снова болото.
- Тогда это меняет дело, - повеселел Егор, - гати убрать. По всей длине оврага проход между участками разгородить, а выходы к дороге перекрыть. Конных дозорных пустим, как увидят в каких местах переправу налаживать станут, туда сразу же запасные отряды пошлём.
- Соображаешь! У меня тоже, что-то похожее в голове вертелось, но вот так ладно не складывалось. Завтра с утра всем этим и займусь. А ты…
- А я в город, на разведку пойду, - как о уже решённом заявил Уваров.
- Ну, тогда на посошок, и на постой тебя определять пойдём, - Староста, покряхтывая, как дед, потянулся к врезной полке, что обрамляла горницу по всему периметру, достал стеклянную флягу, в кожаном чехле, - от Прошки прячу, племяш он мой, с ним нас сюда и занесло, сходили по грибы… такой скапыжник, блюдёт меня. Я ведь, пока беда не пришла, любил зелена вина отведать.
Сделав по доброму глотку из фляги, они вышли на улицу, освещаемую лишь выползшей из-за тучи луной.
ЛЮБОЯРА МИКУЛИШНА
Степан привёл Уварова на окраину слободы, к реке. В этом месте берег круто поднимался, и дома там стояли высоко над водой. Через незапертую калитку в частоколе, по дорожке, выложенной толстыми широкими дубовыми плахами, они миновали двор, и поднялись на высокое крыльцо дома, или скорее, терема, вытянутого вверх, со сложной крышей, пристройками и крытой галереей.
- Хозяйка не из бедных, - шепнул Степан, потянувшись к уху Егора, - поговаривают, что она чуть ли не княжеского рода. Может и не врут… Робею я перед ней.
Он только собрался постучать, как дверь открылась.
- Входите, гости дорогие, - отошла в сторону высокая, статная женщина.
Она стояла спиной к свету, и Егор не смог разглядеть её лица.
- Здрава будь, Любояра Микулишна. Не серчай, постояльца тебе привёл, - каким-то неестественно бодрым голосом зачастил Степан.
«Он и правда её побаивается», - подумал Уваров, а как на свету хозяйку увидел, сам обомлел. С таких лиц, наверное, образа в старину писали. Огромные, в пол лица, пронзительные серые глаза, высокие скулы, точёный прямой нос, чёткий абрис губ, крупный, округлый подбородок. Так могли выглядеть Ярославна, или княгиня Ольга. Ей можно было дать и тридцать лет, и сорок пять. Её лоб и шею закрывал тёмный платок, свободное длинное платье скрывало очертания фигуры. Женщина слегка изогнула губы в улыбке.
- Этот, что ли, постоялец будет? – она посмотрела Уварову в глаза, и тот почувствовал, как его тело покрывается мурашками: «Да она насквозь меня видит!».
- Егором его кличут… а я это, значит, Любояра Микулишна, пойду, значит… Вы тут сами… - Степан задом подал к выходу, и зацепив головой притолоку, вывалился наружу.
- Ты-то меня робеть не станешь? - белозубо рассмеялась Любояра.
- Пока не знаю, - честно признался Егор.
- Накормил хоть тебя, заступник-то наш, или делами замучил?
- Накормил…
- Вот и ладно. Тогда отваром травным напою, как младенец спать будешь. В себя тебе прийти надо, с судьбой своей смириться, - вздохнула Любояра, - что, как в пол врос? К столу садись.
Она ушла, а Егор присел на лавку, покрытую нарядной дорожкой, и осмотрелся. Убранство помещения создавало устойчивое впечатление, что он находится в съёмочном павильоне, где недоучка режиссёр, неуч декоратор, вкупе со сценаристом, этаким творческим двойником Игната Долгунова, решили создать исторический киношедевр, предварительно посидев на оздоровительной диете из грибочков тунгусского шамана. Над добротным дубовым столом, за которым сидел Егор, висела керосиновая лампа под абажуром из зелёного искусственного шёлка. На столешнице, покрытой «скатертью-самобранкой», стояла изящная стеклянная ваза с фруктами. В углу комнаты притулилась изразцовая печь, а рядом с ней удобное кожаное кресло, в стиле Людвига Мис ван дер Роэ, с подставкой для ног. У стены, напротив узких переплётчатых окон, возвышался резной буфет, заставленный вполне современной посудой. В противоположном от печки углу, на высокой тумбе-колонне, утвердился граммофон, с огромным рупором-цветком. Интерьер завершали развешанные по стенам лубочные картинки, с поучительными надписями. «Чей берег – того и рыба», прочитал Уваров на одном из лубков. Несмотря на вопиющий фьюжн, комната выглядела вполне уютной.
Егор не заметил, как вернулась хозяйка, и вздрогнул от звука её низкого грудного голоса.
- Хоромами моими любуешься? - Любояра Микулишна поставила на стол серебряный поднос, с ароматно дымящейся чашкой, до краёв наполненной зеленоватой жидкостью, - пей, покуда не остыло.
Женщина села напротив Егора, подперев щёку рукой:
- Коли спросить чего хочешь, – спрашивай сейчас, а то сморит скоро.
- Степан говорит, что вы княжеского рода… - ляпнул Уваров первое, что пришло в голову.
- Этот белебеня ещё не такого про меня набрешет, - рассмеялась Любояра, - нет, мужик-то он справный, надёжный, но со мной – чистый остолбень. Давно ко мне неровно дышит. Только напрасно всё это…
- Почему?
- Волховица я, добрый молодец, - грустно улыбнулась Любояра, - негоже мне земным страстям предаваться. Я ведь ещё наперсницей самой Хельги, Ольги, значит, была. Это мы с ней придумали, как за Игоря, мужа её, древлянам отомстить. Я во всех делах была ей первой советчицей и помощницей, пока она веру христианскую не приняла. Ольга и меня крестить хотела… на том мы с ней и расстались. Ушла я от неё, а вскорости сюда меня занесло.
У Егора, то ли от отвара Любояриного, то ли от рассказа её, голова пошла кругом. Мысли его стали путаться, закружили хороводом пугающих своей яркостью видений. Вот, хохочущая Любояра стоит рядом с богато одетой, мстительно улыбающейся молодой женщиной на краю огромной ямы, на дне которой уместилась целая ладья с мечущимися в ужасе людьми, а сверху воины и холопы засыпают их землёй. Вот, та же женщина наблюдает за пылающим срубом, возле которого Любояра исполняет языческий танец…
- Да ты сомлел совсем! А я тебя всё разговорами потчую, - Любояра Микулишна всплеснула руками, - пойдём, я тебя до постели провожу, завтра договорим.
Она помогла Уварову подняться с лавки, обняла за талию, положив его руку себе на плечи, и чуть не волоком, как медсестра раненого бойца, притащила в спальню.
«Завтра в город пойду. Надо Мартина разыскать, пусть Князеву передаст, что у меня всё в порядке», - пробормотал он, проваливаясь в сон.
Под утро ему приснился кошмар. Он лежал в яме, а злобно ухмыляающаяся Любояра, дёргая за рычаги мощного гусеничного бульдозера, засыпала его землей. На грудь давила всё увеличивающаяся масса грунта, а в уши навязчиво лезло плотоядное урчание железного чудовища. Егор вскрикнул, и открыл глаза… На его груди, умиротворённо щурясь, устроился большой чёрный кот.
- Проснулся? Завтрак стынет, - раздался из-за двери бодрый голос Любояры.
Уваров согнал с себя разомлевшего кота, и поднялся с постели. Натянув на ноги ботфорты, которые хозяйка умудрилась с него снять так, что он, засыпая, и не заметил, Егор вышел в уже знакомую комнату.
На столе стояла тарелка с горкой блинов, плошка со сметаной и чашка, с вкусно пахнущим, свежесваренным кофе.
- Ведомо мне, что вы, «последующие», любите по утрам это варево пить, - усмехнулась Любояра, заметив, как принюхивается к столу Егор.
- Да какой я «последующий»! Любояра Микулишна, - изобразил удивление Уваров, - я…
- Полно тебе лободырного из себя строить! – прикрикнула на него Любояра, - аль забыл, что я волховица?
- Я всё объясню…
- Пустое это, знаю про тебя. Не со злом ты сюда явился, а Степану справные воеводы из будущего сейчас ох, как нужны. Про то, что подсыл ты, ему ведать не надобно, не верят у нас новоанадырцам, уж больно легко живут, душой размякли, а ты не такой, чую, большую службу ты нам сослужишь, - всмотрелась в него женщина, и Егору, как и в день их знакомства, снова стало не по себе. - Другое дело, что у супротивников наших и свои ведьмаки с колдуньями есть. Того-то подсыла, чью головушку снесли, не без их помощи распознали, - покивала своим мыслям Любояра, - я тебе оберег сильный дам, не прознают они про тебя правду.
Она ушла в одну из комнат, а Егор, доедая последний блин, задумался: «Вот только колдунов с ведьмами мне для полного счастья и не хватало! А ведь Князев мне что-то о них говорил, только я не поверил. Выходит, что зря. Как меня Любояра-то, в момент вычислила. Если у противника такие спецы есть, не сносить и мне головы без помощи волховицы».
Любояра вернулась, и протянула ему ладанку на кожаном ремешке:
- Главное, нипочём не снимай её. Против моего оберега у них силы нету. Уж сколько они супротив нас ворожили! И мор на скот насылали, и порчу наводили – ништо, мы с подругами, потворницами и чаровницами, много бед отвели. Люди и не ведают, что у нас уж давно война идёт.
Поблагодарив хозяйку за оберег и угощение, Егор отправился на поиски кузнеца Мартина. «Ничего в мире с веками, по большому счёту, не меняется. В старину мор и порча, в наше время психотехнологии гипнотического манипулирования сознанием и биологическое оружие. И это не обязательно бомба, начинённая вирусом чумы, или спорами сибирской язвы, - размышлял он по дороге к рыночной площади, - можно просто заключить контракт со страной-конкурентом, построить на её территории сеть предприятий быстрого обслуживания, и на вполне законных основаниях кормить доверчивых аборигенов, падких на всё заграничное, всякой гадостью. Лет тридцать плодотворной работы, и страна получает население, с букетом патологических заболеваний, не способное к репродукции потомства». Будучи профессиональным военным, Уваров плотно соприкасался с гражданской жизнью только во время отпуска, и ускользающие от замыленного глаза обывателя изменения ему были видны очень хорошо.
В одном из отпусков он заметил на московской улице девочку-подростка, с татуировкой на плече. Это его шокировало: «Куда смотрят родители? Я и с бойцов своих за подобные фокусы три шкуры деру – мне в роте папуасы не нужны». Он понаблюдал за реакцией окружающих на татуированную девчонку. Во взглядах людей явно читалось осуждение, неприятие, или, по меньшей мере, любопытство, которое обычно испытывают при разглядывании уродливого, но неопасного зверька в зоопарке. Второй отпуск, третий… И вот уже табуны «папуасов» заполнили улицы российских го-родов. Реакция – ноль. Равнодушные, пустые взгляды прохожих. То же самое с пирсингом.
Уваров усмехнулся, припомнив один забавный случай. Ещё старлеем, он на выходные поехал в Мурманск, развеяться. Его сослуживец позвонил родителям, и договорился, чтобы те взяли Егора «на постой». Вечером Егор решил сходить в ресторан, на предмет знакомства с какой-нибудь не особо обременённой моральными принципами девушкой. Поначалу всё складывалось, как нельзя лучше. Он пригласил на танец приглянувшуюся ему девчонку, которая в компании подружек отмечала какое-то значимое для них событие. Потом уговорил её присесть за его столик, и через некоторое время никто из них не сомневался, чем закончится этот вечер. Но, человек предполагает… Они и двухсот метров не отошли от ресторана, как их догнали двое пьяных парней. Оказывается, одному из них тоже приглянулась спутница Егора, и он предъявил на неё свои права. Уваров был одет «по гражданке», и парни, не рассчитывая получить достойный отпор, вели себя крайне агрессивно. Уваров обратил внимание, что у одного из них была серьга в ухе, а второго кольцо в носу. Легко уворачиваясь от неумелых ударов, Егор ухватил парней за украшения, и как телят на верёвочке, доставил в отделение, тогда ещё милиции. Там быстро разобрались в сути дела, но вечер был испорчен окончательно, и ожидаемого продолжения не случилось. Уваров проводил напуганную, и расстроенно всхлипывающую девушку до подъезда её дома, тем всё и кончилось.
«Все эти татуировки, пирсинги – это маркеры, которыми люди добровольно себя помечают, не понимая, что всё это нужно для того, чтобы легче было сориентироваться, сколько человеческих особей уже готовы безропотно следовать навязываемому им образу жизни. Ежегодная акция «В метро без штанов», и мода на рванину, которой побрезгует даже опустившийся бомж, преследует ту же цель – хозяевам нужно знать, сколько в мире послушных их воле деградантов, согласных за условные бусы и жестяные ножницы продать им свои души, - вернулся к невесёлым размышлениям Егор, - и здесь, и в том мире, люди и думать не хотят, что против них уже давно идёт необъявленная война. Они словно пресловутая лягушка в кипятке. Её уже варят, а она об этом даже не догадывается».
НА ГОРОДСКИХ УЛИЦАХ
Уваров не заметил, как подошёл к концу одной из улочек Немецкой слободы, где выход на рыночную площадь уже на высоту человеческого роста перегородили каменной кладкой.
«Вот Степан молодец! – мысленно похвалил он старосту, - пока я с Любоярой Микулишной лясы точил, да на перинах нежился, он уже все необходимые работы организовал. Днём ландскнехты сюда не сунутся, а до ночи уже всё готово будет».
Егор вернулся назад, до первого проулка. Обходя и перешагивая кучи мусора, он перебрался на другую улицу. На выходе на площадь стояли два дюжих парня, с тесаками на поясах, а четверо ремесленников вмуровывали в стены стоящих напротив друг друга домов откованные петли для будущих ворот.
«Вот бы кто и у нас в стране так быстро решал насущные вопросы, - подосадовал Егор, - да ещё бы за дело болел? Хотя, в какой стране? До конца своих дней я вынужден буду жить здесь, в этом странном месте, где будущее и прошлое соседствуют рядом, и заявление о том, что ты сегодня утром завтракал у наперсницы княгини Ольги, а сейчас занят поисками средневекового кузнеца, который является связным начальника охранного отделения их высокоблагородия полковника Князева, никого не удивит, и не заставит думать, что ты конченный псих, и дурдом это лучшее место, где ты обретёшь более благодарных слушателей для подобных откровений».
- Никак выспался!
Уваров обернулся на голос, и увидел Степана, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, в рубахе, с надорванным на плече рукавом и покрытыми грязью сапогами.
- О! Степан. Вы тут, гляжу, времени зря не теряли. А что меня не позвал? – поздоровался Егор со старостой за руку.
- Чтобы лик твой в обеих слободах каждая собака запомнила?
- Извини, не подумал.
- Отойдём в сторонку, - Степан потянул Уварова за рукав.
Они свернули в проулок, откуда пару минут назад вышел Егор.
- Значится так, - вполголоса начал староста, - после того, как я тебя у Любояры оставил, тайный мой человечек на постоялый двор пришёл, сказывал, наёмники засуетились, не сегодня завтра, всем скопом на нас навалиться думают. Я дозорных, как ты велел, у гряды и каменоломни поставил. Только что закончили гати разбирать. Сейчас проходы загораживают. Стены к вечеру выложат. Жак с подмастерьями ворота мастерит, обещался до темноты навесить. Что еще… Да. Ополченцам своим всё объяснил, где кому стоять показал.
- Молодец. Когда только всё успел, - уважительно покачал головой Уваров.
- Не ударишь в дудку, не налетит и перепел. Я как шумнул по слободам, что гости незваные того гляди нагрянут, от доброхотов помочь отбою не было. Почитай всем миром работали.
- Отбиваться тоже все будут?
- Тут люди отродясь вольными живут. Нам чужой хомут и на словах уже шею трёт. Немцев-то, что не захотели под Замковыми ходить, и к нам прибились, здесь чуть больше трети, а остальные наши, русские. От мала до велика, все на супостата выйдут, - недобро прищурил глаза Степан, - ужо будет гостям поугощение.
- Это хорошо, - снова покивал Егор, - я всё же по городу похожу. До темна, а может, и раньше вернусь. Тут, кроме «Единорога» и «Скачущей королевы», ещё питейные заведения есть?
- Хватает. В Замковом квартале штуки три. У этих, что у реки, штук пять, три у «антиков»…
- Понятно. Мне бы денег немного… для дела, - пояснил Уваров.
- Тю-ю! А я уж думал ты по всем кабакам погулять напоследок собрался, - засмеялся Степан, доставая из висевшей на поясе калиты рулончик кредиток, - бери, не стесняйся. Отобьёмся от ландскнехтов, я тебе за твои дельные советы стократ больше отвалю!
- Да я же не за плату…
- Знаю, знаю, - похлопал его по плечу староста, - долго не задерживайся, и поосторожнее там. Я тебя на постоялом дворе ждать буду.
- Спасибо, Степан. Не подведу, - пообещал Уваров, и выйдя из проулка, пошёл в сторону рыночной площади.
Было около девяти утра, и торговля шла полным ходом. Пробираясь сквозь гомонящую толпу, Егор повсюду слышал русскую речь, чистую и с акцентом. «Вот уж никогда не думал, что русский станет основным языком международного общения, - приятно удивился Уваров, - хотя… Чей берег – того и рыба», - вспомнил он надпись на лубке в доме Любояры.
- Как в Замковый квартал пройти? - спросил Егор у до глаз заросшего бородой офени, торговавшего какой-то мелочёвкой с лотка, висевшего на шее.
- А вона! По той дороге иди, - мотнул офеня бородой на малолюдную улочку, - не моего ума дело, мил человек, а только бы я остерёгся сейчас туда соваться.
- Что так? – приостановился Уваров.
- Да так… - замялся бородач. Воровато оглядевшись по сторонам, он потянулся к подавшемуся к нему ухом Егору, и обдавая того свежим водочным духом, зашептал, - люди бают, на Русскую слободу сегодня ночью лыцари, с псами своими, наёмниками, напасть собираются. Так ландскнехты, в рот им дышло, почуяв поживу, со вчерашнего дня пьют на радостях.
- Спасибо, что предупредил, - поблагодарил офеню Егор, - сам-то откуда будешь?
- Так ить, со слободы и буду.
- Не боишься?
- Кого?! Энтих что ли? Да мы эту братию с Александром Ярославичем ещё на Чудском озере купали, и сейчас не солоно нахлебавшись не уйдут, от души накормим, - хохотнул офеня.
- Так и будет, - согласился Егор, и зашагал в указанном направлении. «Мне сегодня ещё участника Куликовской битвы и ровесника времён Очакова и покоренья Крыма встретить, и будет почти комплект, - думал он по дороге, - странно, но я уже перестаю удивляться таким знакомствам. Одна Любояра Микулишна чего стоит!».
Скоро он оказался в квартале города, как две капли воды похожем на Немецкую слободу. Те же фахверки, залитые помоями и нечистотами улицы.
Спросив у симпатичной рыжей девчонки в чепце, платье с фартуком и кломпах на босу ногу, где найти кузнеца Мартина, Егор, немного поплутав по узким кривым улочкам, вышел к кузнице. Голый по пояс, черный от сажи подмастерье, копавшийся в каком-то металлическом хламе, сказал, что мастер пошёл в таверну «Кабанья голова», описал кузнеца, и объяснил, как туда пройти.
Таверна располагалась недалеко от замка, который вблизи выглядел громадой. Зубчатые стены казались неприступными, а верхушку башни можно было разглядеть, лишь далеко закинув голову назад. Рядом с дверями таверны у коновязи стояло несколько лошадей, а какой-то мальчишка оборванец руками собирал в плетёную корзину навоз из-под их копыт.
Внутри помещения стоял смрад от коптящих светильников, множества давно немытых тел, грубой стряпни и прокисшего пива. Со свету Егор не сразу разглядел подходящего под описание человека, которое дал подмастерье, в одиночестве сидевшего за столом в углу, склонив голову над оловянной пивной кружкой.
- Ты Мартин? – уточнил Уваров, подсаживаясь за стол.
- Д-да… - мужчина, с бритым лицом и соломенного цвета длинными волосами, не старше Егора, опасливо посмотрел на визави.
- У меня для тебя весточка от Ингрид.
- С того света? – грустно усмехнулся Мартин.
- Почему с того света? – опешил Егор.
- Это так их высокоблагородие выдумали, чтобы другим непонятно было. Сестра давно умерла… Не важно. Вы вовремя пришли. Я не случайно здесь…
К столу подошла разбитного вида девица в теле, в несвежем фартуке и заметным декольте, на затянутом шнуровкой платье:
- Что будешь пить, красавчик? – обратилась она к Уварову, с изяществом першерона покачав бёдрами.
- Принеси мне пива, худышка, - подмигнул девице Егор.
Обнажив местами прореженные зубы, та, басовито хохотнув, потопала к стоящей у дальней стены пирамиде из дубовых бочек.
- С полчаса назад я получил подтверждение ходящим в городе слухам, - Мартин проводил девицу взглядом, - наёмники за соседним столом обсуждают план нападения на Русскую и Немецкую слободы сегодня ночью. Они говорят на швабском диалекте, но я их понимаю. Раньше темноты я не смогу сообщить об этом Князеву…
- А ты и не торопись, - пожал плечами Егор, - главное, передай ему, что я тебя нашёл, и у меня всё под контролем. Пусть со своими архаровцами раньше утра сюда и носа не кажет. Скажешь, шума будет много, но в слободы наёмники не войдут. Теперь уходи, больше тебе здесь делать нечего.
Мартин кивнул, бросил на стол какую-то мелочь, и тяжело поднявшись из-за стола, оказавшись детиной под два метра ростом, пошёл к выходу.
Уварову принесли кружку пива. Он едва пригубил напитка, на вкус которого организм немедленно отреагировал ностальгией по разливухам мурманских окраин, как на место Мартина плюхнулся светловолосый здоровяк, с бородой заплетённой в косичку, в кожаных штанах и рубахе, с нашитыми на неё металлическими бляхами.
- Сыграем? – спросил он по-русски, с заметным акцентом.
- Во что? – Егор и бровью не повёл, хотя внутренне напрягся.
- В ножички. Это просто, - здоровяк достал из-за пояса длинный нож, и растопырив пальцы левой руки на столешнице, стал быстро ударять между ними остриём клинка, - кто первый поранится, тот и отдаёт выигравшему свой кошелёк. Отказываться нельзя. Я уже начал игру, сейчас твоя очередь.
«Ну, что за дешёвые разводы! Нашёл фраера», – подумал Уваров, и презрительно скривив губы, сказал:
- Не думаю, что когда дойдёт до дела, твоё умение так уж пригодится, - Егор взял из руки наёмника нож, взвесил его на ладони, а затем метнул его с коротким замахом. Нож, пролетев между голов посетителей, глубоко засел в центре железного кольца, закреплённого на деревянной колонне, подпирающей потолочную балку.
Верзила если и впечатлился броском, то виду не подал:
- Я предлагал тебе другую игру, ты хочешь оскорбить меня?
«Ну, начинается!», - погрустнел Егор. - Слушай, мужик, отстань, по-хорошему прошу.
- А! Ты мне угрожаешь? – наёмник привстал с лавки, и навис над столом.
Поняв, что драки не избежать, Уваров ухватил застывшего в неустойчивой позе здоровяка обеими руками за загривок, и резко рванул вниз. Потеряв равновесие, тот со всего маху ударился лбом о дубовую столешницу. Егор выскользнул из-за стола, и метнулся к выходу. Он никогда не слышал, как ревёт разъярённый тур, но звук, раздавшийся за его спиной, напомнил ему именно это парнокопытное. Ландскнехты оказались сообразительнее, чем ожидал Уваров, они сразу поняли в чём дело, повскакивали с мест, и бросились за ним в погоню. Егор выбежал на улицу, и юркнул в переулок между домами. За спиной послышался тяжёлый топот. Бегущие явно не желали оставить обидчика их соратника безнаказанным. Оглянувшись, Егор заметил, что от толпы оторвались два наёмника, и «дышат» ему в спину. Неожиданно остановившись, он отработанным ударом отправил в нокаут одного, «поднырнув», бросил через себя налетевшего на него второго, и припустил дальше, слыша, как сзади затихают крики отставших преследователей.
«Этим двоим читать «Спартака» Джованьоли, а остальным, вместо пива, кросс, кросс и ещё раз кросс», - оценил Уваров боевую и физическую подготовку наёмников, сворачивая в очередной проулок.
Солнце уже стояло в зените, и улицы были ярко освещены, но это обстоятельство ни коим образом не помогло Егору понять, где он находится. Из-за почти сходящихся верхними этажами домов, башню замка не было видно, а от ориентировки по сторонам света, в как попало застроенном городе, толку было мало. Он ещё с полчаса бродил по узким мощёным улицам, уворачиваясь от помоев, выплёскиваемым из окон и дверей. «Я, прямо, как Геша Козодоев, заплутавший в каменных джунглях мира наживы, - подумал Егор, - шутки шутками, а как-то выбираться надо, предупредить Степана, что наёмники нападут сегодня ночью». Ещё через двадцать минут он вышел на про-сторную площадь, с фонтаном посередине, у которого толпились женщины с бронзовыми и глиняными кувшинами, в паллах, поверх туник и сандалиях из тонких кожаных ремешков. «Не иначе, я в Античный квартал зарулил. Полноценная экскурсия получается. Жалко, не ко времени», - посетовал Уваров.
Не удержавшись, он на пять минут заглянул в попину, промочил пересохшее горло чашей разбавленного водой вина, которое хозяин из соображений маркетинга, не иначе, называл фалернским.
На выходе он столкнулся с женщиной бальзаковского возраста в столе, со сложной причёской, и накрашенным, как у гастарбайтерши с Ярославки, лицом.
- Простите. Не подскажете, в какую сторону идти к замку? – спросил Егор матрону.
Та посмотрела на него, как на обделённого умом, кивнула куда-то влево и вверх, и походкой императрицы продолжила движение. Проследив за указанным направлением, Уваров даже крякнул с досады – с открытой площади, на фоне голубого, без облачка, неба была хорошо видна башня и верхушки зубчатых стен замка.
Прикинув, как удобнее добраться до слободы, минуя, теперь небезопасную таверну «Кабанья голова», он свернул в проход между двух инсул, и рысцой припустил по улице. Около дешёвого лупанария его попыталась перехватить едва задрапированная куском материи, по меткому определению российского президента, женщина с пониженной социальной ответственностью, лопоча что-то на мелодичном языке. Егор не понимал её слов, зато сразу догадался о намерениях, и снова вспомнив комедию Гайдая, изобразил негодование:
- Руссо туристо, облико морале, ферштейн?
Покрутившись среди трёх и четырёхэтажных инсул и частных домусов, через час с небольшим он уже рассказывал о своих приключениях Степану, умолчав только о встрече с Мартином.
ГЛАВА 4
НЕ ХВАЛИСЬ, ИДУЧИ НА РАТЬ…
Было около восьми часов вечера, когда сев на лошадей, дожидавшихся их во дворе, Егор со старостой отправились в объезд слобод, проверить, всё ли готово к отражению нападения. Степан, выслушав рассказ Егора, сразу же отправил скороходов, предупредить слобожан о готовящейся атаке.
Уваров, умея управлять всеми неодушевлёнными наземными видами транспорта, верхом на лошади сидел впервые в жизни. Благо, конь был спокойный, и характер свой особо не демонстрировал.
Первым делом они с Семёном поехали к каменоломне. Там, у самого обрыва, расположились пятеро дозорных и один конный вестовой, чтобы в случае чего предупредить запасный отряд ополченцев, который Семён поставил на равном удалении от участков, которые вероятнее всего могли атаковать наёмники, затем проехали вдоль оврага до Немецкой слободы. Выходы к дороге, как и советовал Уваров, перегородили частоколом, а между дворами проделали проходы.
У немцев, а точнее, голландцев, французов, итальянцев, и много ещё кого, у Егора поначалу вылетело из головы, что в старину русские всех иноземцев звали немцами, тоже всё было подготовлено к возможному штурму. Две крайние улицы перегородили каменной кладкой, а на центральной навесили ворота из толстых досок, обитых железными полосами. Окна первых этажей где забрали решётками, где попросту забили горбылём.
- Ну, что думаешь? – спросил Степан Уварова, когда они закончили осмотр укреплений.
- Всё зависит от того, насколько решительно наёмники настроены ворваться внутрь. Наверняка им уже сообщили о наших приготовлениях. Вот и выходит, либо они не считают их для себя серьёзным препятствием, либо у них уже есть какой-нибудь план… А что, если они просто подожгут слободы со всех сторон, а? – предположил Егор, - пока тушить будем, где-нибудь сумеют пробиться… Надо водой и песком запастись.
- Это вряд ли, - староста уверенно помотал головой из стороны в сторону.
- Почему?
- Мы тут хоть и по своему живём, а всё одно частью города числимся. Не зря же в Думе выборные со Старого Города заседают. Два года назад у приречных полыхнуло, так новоанадырские вмиг свои хитрые машины на эту сторону переправили. Враз всё потушили. Не-ет. Ландскнехтам шум ни к чему. Думаю, они и из ружей-то палить не станут, чтобы внимания лишний раз не привлекать. По-тихому будут действовать.
- Мы же всё равно стрельбу поднимем. Нам-то шум на руку… - Егор осёкся, вспомнив, как сам передал с Мартином, чтобы Князев до утра здесь не появлялся. «Вдруг я ошибся, и у противника действительно есть план, с помощью которого ландскнехты без лишнего шума войдут в слободы, и вырежут несогласных с новыми порядками, - забеспокоился он, и незаметно для себя, стол пощипывать кончик носа, - нужно срочно разгадать их замысел, а не то из-за моего просчёта пострадают невинные люди. Я не учёл, что за наёмников всё могли продумать те люди, в поисках которых я здесь, собственно, и оказался. Они не из «давних», может даже, из того же времени, что и я, а то и позже. Получился же у них побег через туман. А ведь тогда им не средневековое ополчение противостояло. Значит, думают они неординарно, и на лобовой штурм ставить не будут. О пожарных и князевском спецназе им наверняка известно. Здесь что-то другое… Шевели мозгами, Егор, ты же командир разведывательно-десантной роты, тебя учили просчитывать возможные ходы противника…».
- Ты чего умолк-то, - оторвал Уварова от размышлений Степан.
- Здесь они уже, - пришёл к неожиданному выводу Егор, - потому и плевать им на все наши укрепления. Они изнутри всю охрану повыбивают, и ворота откроют.
- Да как же они здесь оказались? – округлил глаза староста.
- А что, к вам сюда посторонние днём разве не заходят?
- Много народу шлындрает, но к ночи все расходятся.
- А если не все? Что если они уже несколько дней сюда небольшими группами просачиваются, и ждут своего часа?
- Где же им тут спрятаться?
- А вот об этом тебе, старосте, надо подумать! Только быстро. Времени у нас в обрез. Думай Степан, думай! Кто ненадёжный у тебя на примете есть, из тех, кто за деньги, или другой какой интерес предать может?
- Разве так сразу кого заподозришь? Чужая душа потёмки, - заволновался староста, теребя бороду.
- Хорошо. Может из слободских кто видел, чтобы гости к кому-то часто ходили последнее время, провизию кто в большом количестве закупал?
- Постой! Шорник мне на днях повстречался, с десяток караваев из пекарни аж в двух корзинах нёс. Я тогда ещё шутканул, мол, что, сухари сушить собрался, а тот глазами забегал, и шасть к себе в мастерскую.
- Мастерская рядом с ломбардом Густава?
- Ну, да…
- Что за человек? Хорошо его знаешь? – Уваров, почуяв зацепку, только что стойку не делал, как сеттер.
- Не то, чтобы очень, - почесал в затылке Степан, - молчун. Как жену схоронил, так и живёт бирюком… Я поэтому про караваи-то и вспомнил. Куда ему одному столько?
- Распорядись, чтобы ворота закрыли, всем быть на местах, а резервный отряд…
- Какой?
- Запасный… к дому шорника. Пусть так встанут, чтобы мышь оттуда не проскочила.
- Думаешь…
- Поздно думать, Степан! До темноты всего ничего осталось. Если мы не ошиблись – тогда наша взяла. Наёмники с утра пьяные, я сам видел. Не их нам боятся следует. Не на эту кодлу пришлые ставку делают, их сюда карателями планируют запустить, - Уваров почувствовал, как к нему вернулась знакомая весёлая злость, мысли заработали чётко, как отлаженный механизм.
Двухэтажный фахверк шорника, с мансардой и мастерской, в полуподвальном помещении, стоял между двух улиц, ведущих к рыночной площади. Одна его стена примыкала к дому сапожника, а другая выходила в проулок, за которым начиналась Русская слобода.
Уваров остался наблюдать за домом шорника, а Степан отправился за отрядом. «Очень подходящее для засады местечко, - думал Егор, разглядывая дом, - здесь человек тридцать, а то и сорок, можно разместить. До площади рукой подать. Самое оптимальное всегда просто. Головная группа убирает охрану ворот, две другие – дозорных на стенах, и стрелков в домах. Третья удерживает резервный отряд до момента, когда в слободы войдут основные силы ландскнехтов. Устроить превос-ходящими силами резню на улицах и в домах, куда как проще, чем брать приступом укрепления. «Враг вступает в город, пленных не щадя, оттого, что в кузнице не было гвоздя…», - откуда-то из детства всплыл в его памяти английский стишок, в переводе Маршака. Хрен вы куда войдёте, господа хорошие», - Егор обратил внимание на едва заметное шевеление занавесок в двух окнах второго этажа, и в одном на первом. Теперь он почти не сомневался в своей правоте.
Степан привёл ополченцев, и те, не поднимая шума, заняли улицы, с обеих сторон дома, и перегородили проулок.
- Что дальше? – спросил он у вышедшего к нему из укрытия Уварова.
- Надо придумать, как хозяина из дома выманить, и расспросить его, как он докатился до жизни такой.
- А чего тут придумывать? – Степан слез с лошади, и отдав поводья Егору, направился к фахверку шорника. Поднявшись на невысокое крыльцо, забарабанил кулаком во входную дверь, - Джербен! Джербен! Открывай, это староста. Разговор у меня к тебе неслучайный!
Дверь долго не открывали, но после непрекращающегося стука, в щель выглянула круглая бритая физиономия в ночном колпаке:
- Зачем вы так грохочете, мениэр Степан? Я очень плохо себя чувствую, и решил пораньше лечь в постель.
- Приболел, значит?
- Да.
- Так я тебя сейчас вылечу! – Степан просунул руку в чуть приоткрытую дверь, и рывком вытащил на улицу вмиг обомлевшего шорника.
Тот был полностью одет, даже на ногах были не домашние туфли, а тяжёлые башмаки, с серебряными пряжками. Староста, словно не замечая диссонанса в его одежде, приобнял Джербена за плечи, как старого друга, и подвёл его к Уварову.
- Лучше сам говори, а не то дыбы отведаешь, - пообещал Степан.
- Я не хотел, они меня заставили… - сразу сдался шорник, рассмотрев в опускающихся сумерках скрывающихся повсюду вооружённых людей.
- Опустим причинно-следственый анализ твоего поступка, - брезгливо поморщился Егор, - сколько их в доме, какое у них оружие?
- Человек тридцать, может больше, я не считал… у них мечи и кинжалы… Я не виноват! – затрясся Джербен, наткнувшись на ничего хорошего не обещающий взгляд Степана.
- И когда они собираются напасть на твоих соседей, их жен и детишек? Ты приоделся, чтобы тоже чем-нибудь поживиться во время грабежа? Отвечай! – староста накрутил ворот рубахи Джербена на пудовый кулак.
- Я ничего такого…
- Время!
- В полночь, я слышал, как их старший говорил о полночи, - шорник готов был рухнуть в обморок.
- Посторожите его, - распорядился Степан. - И что теперь? – спросил он Егора, когда Джербена увели.
- Прикажи принести соломы, и обложить ей дом.
- Ты хочешь…
- Нет, пусть наёмники так думают. Этого, - Уваров кивнул на шорника, - отведите домой, чтобы объяснил гостям, что церемониться с ними никто не будет. Не сдадутся, спалим вместе с домом. Пойдут на прорыв, перестреляем, как куропаток.
Джербена проводили до дверей, когда солому уже принесли. Едва он вошёл в дом, её большими охапками накидали у дверей и под окнами.
Казалось, прошла вечность, с того момента, как началась операция. Егор понимал, что наёмникам деваться некуда: «План их провалился, отбиваться от ополченцев смысла нет. Даже если бы их товарищи отчаялись пойти на штурм, и у них получилось бы сюда пробиться, что далеко не факт, живых бы в доме уже не осталось. Ландскнехты, по своей сути, отнюдь не романтичные скауты, за идею сражаться не будут…».
Его мысли прервал звук открывающегося на втором этаже окна, из которого замахали белой простынёй.
- Ну, вот и всё, - облегчённо выдохнул Егор, и похлопал по спине стоящего рядом с ним Степана, - пакуй голубчиков.
Из дома по одному начали выходить наёмники, бросая на мостовую оружие. Ополченцы вязали им руки, и сбивали в плотную толпу.
- Куда их? – спросил Степана Уваров.
- К каменоломне. Им оттуда, в случае чего, быстрее до замка будет добираться, - хохотнул староста.
- А с этим что? – кивнул Егор на шорника, от страха едва стоящего на ногах.
- Судить будем, как предателя.
Пленных увели, а упирающегося, всхлипывающего, молящего о пощаде Джербена потащили в подвал. Уварова это жалкое зрелище натолкнуло на неприятные размышления: «Жители двух слобод, не побоявшись рискнуть своими жизнями, решили дать отпор врагу, покусившемуся на их право жить так, как они считают нужным. Люди вступают в ополчение, собирают по домам оружие, и строят укрепления, а в это время тварь, которую человеком назвать, язык не поворачивается, прячет в своём доме отряд тех самых врагов. Мило улыбаясь, раскланивается с соседями, и мысленно подсчитывает барыши за своё предательство. Все эти стенания, что его якобы заставили, полная чушь. Степан сам видел, как эта гнида тащила хлеб наёмникам. Шорник жил один, а это значит, что никого из его близких не держали в заложниках, следовательно, предавал он сознательно, преследуя какие-то свои интересы. Страшно представить, что бы ландскнехты сотворили со слобожанами, пойди всё по их плану. Одна! Всего одна сволочь, и десятки убитых, сотни обездоленных, - мысли Егора переключились на свою страну, оставленную им не по своей воле, - а у нас? Да случись чего, из предателей очередь, как когда-то в Мавзолей, выстроится. Сейчас в России, готовых предать, и уже предающих столько, сколько, наверное, не было за всю её непростую историю, даже собери тех вместе. И если разобраться, то ничего удивительного в этом нет. Это следствие непрекращающихся с начала прошлого века серии ужасающих, в своей преступной циничности, экспериментов.
Сначала уничтожили многовековой уклад страны, затем Веру, превратив население в табор маргиналов, с пролетарскими песнями кочующий от Днепрогэса до Комсомольска-на-Амуре, от Целины до БАМА. Иммиграция, Гражданская и Великая Отечественная войны забрали, как водится, самых лучших. Тех, кто остался, долго варили за железным занавесом, помешивая, и обещая, что следующее поколение уж точно будет жить при коммунизме… Не случилось. Выжившая от старости из ума партийная элита не смогла противостоять напору своих молодых приемников, птенцов, оперившихся в привилегированном гнезде со спецраспределителями и заграничными поездками, которым до чёртиков надоело строить из себя борцов за коммунистические идеалы, хотелось всего и сразу, и дышащая на ладан идея построения справедливого общества для всех, даже не перевалив через среднестатистическую продолжительность человеческой жизни, почила в бозе. Элитные представители комсомольской молодёжи бросились делить «папашино» наследство, заделавшись «младореформаторами», дезориентированный народ с радостью поддержал демократические преобразования и свободу, которой, как ему объяснили, у него никогда не было, зато теперь… Население радостно потопталось на заветах Ильича, как когда-то на святых мощах и иконах, и с головой окунулось в мутные воды свободного рынка. Всплыли единицы, остальные «забезмолвствовали», ибо в большой семье клювом не щёлкают. Подавляющая масса «всплывших» оказалась такой законченной дрянью, что ради своих шкурных интересов готова была пустить страну с молотка. Они и пустили бы, но трезвомыслящие представители третьей по счёту элиты благоразумно рассудили, что промотав отечество, их «бранзулетки» будут не в большей безопасности, чем золотой запас Остапа Бендера, нелегально рванувшего к буржуазному счастью через советско-румынскую границу. Они сделали ставку на сильное государство, стали реформировать армию, для защиты себя, любимых, чтобы матёрые акулы западного капитализма не посягнули на их честно наворованное достояние. Народу объявили, что будут строить сильную, независимую демократическую державу, со своей системой правовых норм и ценностей, взяли под своё крыло попросившийся домой Крым, кое-где стали восстанавливать производство и сельское хозяйство. Люди успокоились, и принялись за работу. Правда, единой Россия стала только в Государственной Думе и в головах квасных патриотов, но после убийственных девяностых и это было достижением. Либеральные идеи продажи родины, не получив должной поддержки, несколько подувяли. Их адепты, подкармливаемые зарубежными грантами, поняв, что вот, прямо завтра, их всем скопом не отправят строить скоростное восьмиполосное шоссе Москва-Владивосток, привычно занялись обгаживанием России, и всё, вроде бы, как-то устаканилось, но… - вот это-то «но» и не давало Егору покоя ни в том мире, не даст, похоже, и в этом. - Что толку укреплять обороноспособность страны, если количество готовых продать её с потрохами, в процентном отношении значительно превысило статистическую погрешность? Как вернуть власть и богатства предержащих в состояние, сродни тому, в которое пришла сплошь изъясняющаяся на французском языке элита, преклонявшаяся перед военным гением Наполеона, не щадя живота своего, начавшая перемалывать армию своего кумира в фарш, как только он вошёл в пределы её Отечества в 1812 году. Вся страна, богатые и бедные, аристократы и простой люд, помещики и крепостные, все, как один, били захватчиков до тех пор, пока, как случалось уже не раз, не вошли победителями в столицу врага? «За тебя на чёрта рад, наша матушка Россия!», писал в 1815 году герой той войны, Денис Васильевич Давыдов. К чертям отправили супостатов и в последней Отечественной войне. А случись третья? За армию и народ можно не беспокоиться, те не подведут, а вот сколько высокопоставленных чиновников, спасая своё приобретённое за границей добро, и деньги, припрятанные в оффшорах, бросятся на поклон к врагам своей страны, предавая вся и всех, подобно шорнику Джербену?».
- Пойдём к воротам, - вернул Уварова в новую реальность Степан, - скороход прибежал, говорит, что-то там затевается.
- Что бы не затевалось, с главной бедой мы справились, - тряхнул головой Егор, прогоняя не относящиеся к насущным делам мысли, - Бог даст, и остальные напасти одолеем!
Дойдя до ворот, у которых сгрудились вооружённые бердышами и пиками ополченцы, они поднялись на чердак одного из домов, где у слуховых окон дежурили два арбалетчика.
- Ну, что тут у вас? – выглянул из окошка Степан.
Мог бы и не спрашивать. На рыночной площади собралась большая толпа ландскнехтов. Они потрясали оружием, и выкрикивали оскорбления в адрес слобожан.
- Человек триста, не меньше, - выглянул наружу Егор, заняв место старосты у окна, - ни лестниц, ни других осадных приспособлений у них нет. Они специально привлекают наше внимание, чтобы тем, кто внутри, сподручнее было напасть сзади. Тактически всё верно. Посмотрим, что они будут делать, когда поймут, что ворота им никто не откроет.
- Может стоит им сказать, что дружков их повязали? Что глотки зря дерут, - предложил Степан.
- Тебе их глоток жалко? – отошёл от окна Уваров, - это известие может их спровоцировать. Там много пьяных, а тем, сам знаешь, море по колено.
- Пойдём ка поговорим, Егор, - как-то странно посмотрел на него староста, - до полуночи всё равно ничего не начнётся.
Они спустились вниз, и вышли на улицу. Полная луна, изредка закрываемая облаками, каким-то неживым светом освещала мостовую и дома, с кое-где горящими тусклыми огоньками окнами, из Русской слободы доносился лай почувствовавших что-то неладное собак. Не считая этого и неясного гомона, доносившегося с рыночной площади, от которой Степан с Уваровым отходили всё дальше, было тихо, как бывает ночью в деревне, стоящей в отдалении от шоссе и железной дороги.
- Присядем? – предложил староста, показав на деревянную скамейку, стоящую рядом с какой-то не то мастерской, не то лавкой, - в ногах правды нет.
- Давай, - пожал плечами Егор. Что-то в нарочитом спокойствии Степана его настораживало.
- Дым не глотаешь? – спросил Степан, когда они уселись на скамейку.
- Что? – не сразу понял Уваров.
- А я вот пристрастился, - староста достал из калиты пачку сигарет и зажигалку, - от вас это зелье корчемники носят. Сказывали в Новоанадыре даже некоторые девки да бабы им грешат. Верно ли?
- Почему ты у меня об этом спрашиваешь? – изобразил недоумение Егор, и не к месту усмехнулся, припомнив старый анекдот: «Видимо, это провал, подумал Штирлиц, запутавшись ногами в стропах парашюта, посредине Александерплац», - я был-то там раз, когда пачпорт получал.
- Пачпорт! Ладно, дуботолка-то из себя строить, - тяжело вздохнул Степан, как заправский курильщик раскуривая сигарету, - подсыл ты…
- С чего…
- Помолчи. Все вы, «последующие», делаете одну и ту же ошибку. Вы думаете, что вы умнее «давних» и «антиков». А это, поверь мне на слово, вовсе не так. За сотни лет одни порядки сменяют другие, хитроумные машины придумываются, люди знаниями прирастают, но сами, по своей сути, не меняются. Дурак, он дураком и через тысячу лет родится. А умный, при желании, все ваши хитрости постигнет. Вона, дружок мой, помор с Архангельского города, маялся-маялся, да и к вам подался, говорит: «Прости, Степан, ухожу. Нету мне мочи без моря-окияна». Так и ушёл. А сейчас он, главный на самоходной ладье, рыбу ловит. Другое дело, не всем по душе свои привычки об колено ломать, - Степан затушил окурок о подошву сапога, - то, что ты по воинскому делу, я сразу поверил. Воинского человека завсегда видно. А в остальном… Кулаки битые, а ладошки, что у девки на выданье. Ходишь не степенно, а как будто тебя кто шилом в зад покалывает. Опять же словечки. «Резервный», «спровоцировать». Да и говоришь, словно язык прикусываешь, боишься лишнего сболтнуть.
- Всё верно ты Степан угадал, только не враг я вам. Меня и послали-то сюда, чтобы я пришлых тех нашёл, что здесь воду мутят. Да и в новоанадырцах я и недели не проходил, - Егор решил выложить всё начистоту, - и помогаю вам не по умыслу какому, а потому, что не по мне, когда погань всякая, честным людям жить мешает.
- Тогда понятно. Вот теперь всё на места и встало, - повеселел староста, - оказывается, ты здесь, на «острове Буяне», недавно совсем. Те-то в наши дела только по крайней надобности вникают, да и глядят свысока. Мы для них навроде «диких», что словно звери, за оградой живут. А ты их спеси не успел набраться, значит, не потерянный ещё человек. Что дальше делать думаешь?
- С этими делами закончим, начну пришлых искать. Не погонишь из слободы? – Егор посмотрел в глаза Степану.
- Тебя, нет. Любояра-то, поди, Микулишна, тоже тебя раскусила? – хитро прищурился староста.
- В тот же вечер, - признался Егор.
- Если бы неладное чего в тебе увидела, сразу бы мне поведала, а раз молчит, значит и я в тебе не ошибся. Можешь во всём на меня рассчитывать, - протянул руку староста.
- И ты на меня, - ответил на рукопожатие Уваров.
- Кстати, одного из пришлых я тебе хоть сейчас могу предоставить.
- Как? Где… - не поверил своей удаче Егор.
- Среди пленных он.
- Откуда ты знаешь?
- Повадки у него на твои похожи. Говорил же. Мы, может, в чём и тёмные, но не дураки.
Егор только рот открыл, чтобы задать очередной вопрос, как со стороны рыночной площади послышались беспорядочные выстрелы, и приглушённый рёв сотен глоток. Не говоря не слова, они со Степаном вскочили со скамейки, и побежали к воротам.
Подоспели в самый раз. Уваров воочию увидел подтверждение слов старосты. Забравшись на чердак фахверка, он посмотрел вниз, на рыночную площадь. Ему стало стыдно, что он недооценил военный опыт наёмников. Тем и не нужно было приносить с собой осадные приспособления. Всё, что нужно, было у ландскнехтов под рукой. Они разобрали столы и крытые прилавки рынка, и соорудили что-то вроде пандуса, который подвели к одной из стен, перегораживающих улицы. По нему часть из них бросилась на приступ. Воины из другой группы, связав в мощный таран брёвна, служившие опорами для крыш прилавков, размеренно ударяли им в ворота. Остальные, выстроившись в линию, прикрывая атакующих, осыпали защитников укреплений градом стрел из луков и арбалетов. И с той и другой стороны уже были убитые и раненые.
От обстрела из окон домов наёмники прятались за щитами, столешницами и крышами прилавков. Особый урон они несли от ручниц, заряды которых застревали в столешницах, но щиты и крыши были от них ненадёжной защитой. Со стены, не подвергшейся нападению, по нападавшим вёлся прицельный ружейный огонь, нанося противнику немалый урон. Самая ожесточённая схватка разгорелась там, куда ландскнехты подвели подиум. Пока их товарищи безуспешно пытались вышибить ворота, по мосткам на стену бросались самые храбрые, или в достаточной степени подогретые алкоголем бойцы. Пока что, их атаки успешно отражались. Несколько сорвиголов сумели пробиться за стену, но их тут же подняли на пики.
- Что теперь делать-то? – к Егору присоединился тяжело дышащий Степан. Он успел обойти все участки обороны, и отдать нужные распоряжения.
- Надо перебросить часть людей к атакуемой стене.
- Уже сделано. Две трети запасного отряда подошли, остальные остались пленников сторожить.
- Это хорошо, - покивал Уваров, продолжая наблюдать за боем, - я у Любояры лампу над столом видел, она что в неё заливает?
- Так этот, как его… керосин. А лампа не у неё одной есть, из слобожан много, кто такими пользуется. Удобная вещь. А ты к чему спрашиваешь? – удивился неуместному вопросу староста.
- Прикажи, чтобы весь, что есть керосин несли поближе к воротам, и разливали по стеклянным бутылкам, и лучников со стрелами, обмотанными ветошью, к окнам отправь.
- Понял! Приветим гостюшек дорогих! – Степан побежал исполнять поручение.
Через полчаса, когда ворота уже начали трещать под ударами тарана, а защитники с трудом сдерживали натиск противника на стене, в нападавших из окон полетели бутылки с керосином, разбиваясь о столешницы, щиты наёмников, мостовую. Жидкость лилась ручьями. Когда ландскнехты поняли в чём дело, было уже поздно. С чердаков и окон верхних этажей фахверков в них полетели горящие стрелы. Поначалу огонь разгорался неохотно, некоторые стрелы тухли в лужах керосина, но потом… загорелось всё. Мостовая, дерево, одежда наёмников. Побросав горящие крыши и столешницы, нападавшие бросились врассыпную. Некоторые из них пылали, как факелы, оглашая площадь жуткими криками.
Приступ захлебнулся. Ландскнехты отошли на безопасное расстояние, в дальний конец рыночной площади и прилегающие к ней улицы. В свете луны и горящего подиума Егору были видны фигуры наёмников, толкающие друг друга, и размахивающие руками. Похоже, таким образом они выясняли, что им делать дальше.
- Эко мы их! – снова поднялся на чердак Степан, - ловко ты с керосином придумал.
- Сегодня больше не сунутся, - пропустил похвалу мимо ушей Уваров, - у них большие потери, да и боятся они, что мы их опять пожжём.
- Так ить мы весь керосин-то, что был, извели.
- Но они-то об этом не знают, а, Степан? – рассмеялся Егор.
- И то верно! – увесисто хлопнул его по спине староста, и тоже захохотал.
Два русских воина, часть своих жизней проживших с разницей в века, стояли бок о бок на чердаке фахверка, построенного на странной земле, где прошлое соседствовало с настоящим и будущим, и насмехались над посрамлённым противником.
Егор, высунувшись по пояс из слухового окошка, чтобы точнее оценить урон, нанесённый наёмникам, ненароком глянул налево, и замер… Там, всего в нескольких километрах отсюда, в призрачном лунном свете, сами казавшиеся миражами, высились силуэты небоскрёбов Новоанадыря, уютно перемигиваясь сотнями освещённых электричеством окон.
ПОСЛЕ БОЯ
Как и предполагал Уваров, наёмники не решились на повторный штурм. Выслав парламентёра, они попросили разрешения забрать раненых. Убитых было слишком много, и их оставили на поле боя, обещав прислать за ними подводы.
«Вот что люди за существа? – наблюдая, как ландскнехты без намёка на хоть на какое-то уважение к своим недавним товарищам, отбрасывают их мёртвые тела, чтобы вытащить из под них стонущих раненых, думал Егор, - волею судьбы их забросило в благодатный край, где новую жизнь можно было начать с чистого листа, забыть о грабежах и убийствах, заняться полезным делом здесь, или в Новоанадыре, где власти, какие бы они не были, сумели учесть ошибки управления государством в том мире, и смогли построить новое, предоставив его гражданам достойную жизнь, с достаточным для вменяемой части общества набором прав и свобод, требуя взамен соблюдения законности и выполнения приемлемых обязательств. Так нет же! Всю свою дикость, варварство, жестокость, они приволокли с собой, словно жлобы, не желающие расстаться даже с барахлом, которое и гроша ломаного не стоит. Ему вспомнилась притча, почти анекдот, рассказанная героем Олега Янковского в фильме Тарковского «Ностальгия».
Один человек спасает другого из огромной грязной лужи. Спасает с риском для собственной жизни. Ну, вот, лежат они у края этой глубокой лужи, тяжело дышат, устали оба. Наконец, спасённый спрашивает:
- Ты что?
- Как что? Я тебя спас.
- Дурак! Я там живу…
Может, в этом-то всё и дело? Есть категория людей, которые едва ли не на генном уровне не принимают предоставляемых им благ. Пусти их в райские кущи, они и там всё испохабят и изгадят».
Меньше недели назад, по приезду в Москву, Егор задержался в гостях у знакомых, и отказавшись от предложенного ночлега, поехал в гостиницу, где снимал номер. Он едва успел до закрытия метро сесть в последний вагон электропоезда на Таганско-Краснопресненской линии. Его поразили новые современные вагоны, с кондиционерами, дисплеями и свободным проходом через весь состав. Любуясь достижениями отечественной техники, он пошёл в сторону головного вагона. В поезде было не больше десятка пассажиров. В одном из вагонов ему бросились в глаза бездарные граффити, грубо нанесённые на стёкла и панели чёрной краской из баллончика. У Егора даже сердце зашлось: «Зачем?! Какая гадина могла это сделать?». И тут он его увидел. Рослый, худой парень, в толстовке с капюшоном, разрисовывал уже следующий вагон. У вандала не было никаких шансов. Он даже не успел спрятать баллон. Уваров позже сам удивлялся, как он сумел удержаться, чтобы не свернуть шею этому подонку на месте. Зажав выродку нижнюю губу между большим и указатель-ным пальцами так, что тот пронзительно завизжал, Егор, немного успокоившись, стал вглядываться в его лицо. Он и сам не знал, что хочет увидеть. Клыкастую пасть, белые глаза зомби, без зрачков, признаки делинквентности, вырождения? Обычная, правда, не блещущая признаками интеллекта, физиономия. В рядовой ситуации пройдёшь, и не обратишь внимания…
Егор не стал задавать парню пульсирующие в голове, причиняющие почти физическую боль, вопросы: «Как? Зачем? Почему?». Не обращая внимания на визгливые мольбы и угрозы, он вывел его из вагона на ближайшей станции, и передал наряду полиции, оставив свои координаты.
Тогда, ещё не зная, какую подлянку ему приготовила судьба, он тоже размышлял о том, почему некоторые особи, с уверенностью относящие себя к гомо сапиенс, не могут, или не хотят, найти себе достойного применения в окружающем их мире.
«И вот я здесь, в «тридевятом царстве», или, как называет это место Степан, на «острове Буяне», а мысли всё те же. Может прав Князев? Отправлять надо всю подобную мразь на общественно-полезные работы, а не способных ужиться с обществом, аннигилировать к чертям собачьим. Нормальные люди имеют право на защиту от всевозможных выродков. Излишняя толерантность… Слово-то какое подобрали для определения либерального соплежуйства! В медицине этот термин означает неспособность организма сопротивляться проникновению в него инородных тел. Лучше и не скажешь. Позволь всякой дряни чувствовать себя безнаказанно, и не заметишь, как она тебя сожрёт. Ну уж нет! Раз я здесь оказался, я всю погань буду калёным железом выжигать. И я добьюсь, с помощью Князева, или нет, чтобы Старый Город полностью попадал под юрисдикцию новоанадырского охранного отделения и полиции, как бы местные князьки не сопротивлялись. Степан, Густав, Любояра и те, кто сегодня ночью, с оружием в руках, защищались от обнаглевших наёмников, имеют не меньше прав на спокойную жизнь, чем жители Новоанадыря, - Егор себе удивился, - эко меня проняло. Так недолго и до того, чтобы депутатом в Думу баллотироваться. Буду там с Андроникусом и рыцарскими конями заседать. Не-е, лучше в «поле». Пользы больше будет. Лишь бы руки не выкручивали», - понаблюдав ещё немного за наёмниками, Уваров спустился вниз.
Люди приходили в себя после схватки, перевязывали раненых, сносили, и укладывали в ряд убитых.
- Потери большие? – спросил Егор у подошедшего к нему Степана.
- Восемь убитых и пятнадцать раненых, - ответил тот, играя желваками, - поквитаюсь я ещё с этой нелюдью!
- Я тебе обещаю. Сделаю всё, чтобы ничего подобного больше не повторилось, - твёрдо, будто гвозди вколачивал, отчеканил Уваров.
Едва забрезжило утро, над площадью один за одним стали зависать геликоптеры, из которых на брусчатку рынка стали ловко выпрыгивать вооружённые люди в камуфляже. У Егора даже сердце защемило, до чего они напоминали ребят его роты – рослые, спортивные, уверенные в себе молодые мужчины. Из последней машины, почти коснувшейся шасси заваленной обломками лотков и прилавков мостовой, вылез полковник Князев, собственной персоной, тоже в камуфляже, только вместо шлема у него голове был лихо заломленный на правое ухо тёмно-бордовый берет, с овальной золочёной кокардой.
- Кто мне внятно расскажет, что здесь произошло? – громко спросил он, обведя нарочито суровым взглядом столпившихся за выставленным оцеплением горожан.
- Я! – Уваров незаметным жестом остановил уже было открывшего рот Степана.
- Кто таков? – Князев лишь на мгновенье расширил глаза, узнав в «благородном разбойнике» Егора.
- До прибытия сюда рядовой Троицкого солдатского полка, под командованием полковника Фливерка, вашблагородь! – отрапортовал Уваров, вытянувшись во фрунт, и поедая глазами начальство.
- Ваше высокоблагородие, - поправил его Князев, с трудом удерживаясь от смеха.
- Так точно! Вашвысокобродь! Виноват! Тутошним знакам различия не обучен.
- Отойдём, тутошний, кивнул в сторону ворот полковник.
Они вышли за кольцо оцепления, и обходя трупы наёмников, скрылись от любопытных глаз, сопровождаемые шедшими на некотором отдалении тремя спецназовцами.
- Вот так и вижу твои уши, торчащие за этим побоищем, - не то с похвалой, не то с укором процедил Князев.
- Да я пальцем никого не тронул! Тут своих вояк хватает, - стал отнекиваться Уваров.
- Ладно, проехали. Что по делу, - отмахнулся Виталий Алексеевич.
- Нападение было организовано пришлыми, которых мы ищем, это вне сомнения…
- Откуда такая уверенность?
- Степан, староста местный, вычислил одного… и не только его, - намекающе шмыгнул носом Егор.
- Что, и тебя тоже? Вот черти! И как они это делают? – досадливо мотнул головой полковник.
- Я тебе потом объясню, - пообещал Уваров, - этот пришлый сейчас вместе с пленными наёмниками…
- Так надо же его в оборот брать! – встрепенулся Князев, - ты его допрашивал?
- Если ты успел заметить, как-то не до этого было, - огрызнулся Егор.
- Это, твоя основная задача, - зашипел полковник, - а не круговую оборону здесь организовывать.
- Теперь это тоже моя задача. Позже у меня к тебе серьёзный разговор на эту тему будет, - посуровел Егор.
- Ладно, ладно. Так что там с пришлым?
- Я его не видел. Степан покажет, он мне помощь обещал.
- Как у тебя всё быстро получается. Я годами здесь агентов вербую, а он раз, и готово! – искренне удивился полковник.
- Степан не агент, а мой друг, а с тобой, при твоём отношении к этим людям, он бы на одном поле…
- Да угомонись ты! – Князев тоже начал раздражаться, - я к ним в кумовья не набиваюсь. Я лицо официальное, меня любить не обязательно. Да и ты за языком следи. Как никак, а я твой начальник.
- Ещё нет.
- Уже да. Вчера я подписал приказ о назначении штаб-ротмистра Егора Владимировича Уварова на должность начальника оперативного отдела. Так что, без амикошонства, пожалуйста.
- Почему штаб-ротмистр?
- По штатному расписанию. Дело сделаешь, ротмистра получишь, если хамить перестанешь.
- Ну, извини, Виталий Алексеевич, ночь не из лёгких выдалась, да и за слобожан обидно стало…
- Принято. Твой староста местечко нам найдёт, где можно будет с этим пришлым наедине потолковать? – сменил Князев тему.
- Думаю да. Мне бы тоже послушать не мешало.
- Послушаешь.
- А если не заговорит?
- Со мной врач прилетел, из «последующих», так у него в аптечке препаратик есть, никаких побочных эффектов. После укола человека просто распирает от желания всю подноготную о себе выложить. Врач рассказывал, что у них в двадцать третьем веке такие уколы всем кандидатам на любую государственную должность делают, это даже в законе прописано. Дело добровольное, захотел в депутаты – колись, в министры – тоже. Отказался, миль пардон, ваша кандидатура автоматически отклоняется. Наши правители как узнали о существовании такого препарата, заявили, что до двадцать третьего века ещё далеко, быстренько его засекретили, и передали в моё, и начальника полиции пользование, чтобы, так сказать, гуманными способами признания у злодеев получать.
- У нас, в двадцать первом веке, такой препарат бы тоже засекретили, а уж о законе и речи бы не шло. Такой бы визг власть предержащие подняли, хоть святых выноси, - засмеялся Егор, - и ведь непременно какую-нибудь бы лапшу народу на уши навешали о вреде такого закона.
- Давай сюда своего старосту, и врача позови. Мы тебя здесь подождём, - заметил полковник скамейку, на которой не так давно сидели Егор со Степаном.
Вернувшись на рыночную площадь, Уваров подошёл к одному из бойцов оцепления, и спросил, как найти врача. Тот показал на бритого наголо мужчину, перевязывающего голову одному из слобожан, сидевшему на перевёрнутой вверх дном корзине. К доктору уже потянулся ручеёк получивших лёгкие ранения во время ночного боя. Тяжело раненых вертолётоми уже отправили в Новоанадырь.
- Вас Валентин Алексеевич вызывает, - шепнул врачу Егор, протиснувшись к тому сквозь толпу.
- С ранеными закончу, и приду, - не глядя на Уварова ответил врач, жестом пригласив следующего пациента. Потом, словно что-то вспомнив, огляделся по сторонам, в поисках говорившего. - Э! А куда идти-то?
- Я вас провожу, - улыбнулся Егор.
- Вы? – доктор недоверчиво посмотрел на наряд Уварова, - хорошо, я скоро.
Заметив Степана, о чём-то говорившего с пожилой женщиной, Егор, поймал его случайный взгляд, и подозвал кивком головы.
- Ну, что? – не заставил себя ждать староста.
- Помощь твоя нужна.
- Говори.
- Нужно, чтобы ты пришлого показал, и подыскал место без посторонних ушей. Нам с Князевым потолковать с ним нужно.
- Про Князева слышал, не видел ни разу, - поморщился Степан, - это тот, что как дятел, в шапке красной?
- Тот самый. Да ты не кривись, - заметил выражение лица товарища Егор, - он нормальный мужик, отвечаю.
- Ну, раз ты говоришь, - повёл литыми плечами Степан, ко мне на постоялый двор пойдём, там подслухов нету.
- Ты тогда к себе пришлого веди, а мы, как доктор освободится, подойдём.
- Что? Сразу и лекарь понадобится? Видать весёлый у вас разговор намечается.
- Увидишь. Мне самому интересно, - усмехнулся Егор.
Староста ушёл, а Уваров вернулся к доктору. Через двадцать минут тот осмотрел последнего раненого, и наложил ему несколько швов на глубокий порез на плече.
- Куда идти? – врач захлопнул чемоданчик, больше похожий на переносную лабораторию, и выжидающе посмотрел на Егора.
- Пойдёмте, - Уваров жестом пригласил эскулапа следовать за собой.
- Никогда здесь не был, - врач поравнялся с Егором, и пошёл с ним рядом, - я и представить себе не мог, что окажусь в настоящем средневековом городе!
- Можно подумать, кто-то мог, - фыркнул Егор.
- Так вы…
- Да. Но это не тема для разговора.
- Я понял, - покивал доктор.
Когда они пришли на место, Князев нетерпеливо мерил шагами улицу.
- Ну, где вас носит! – закричал он, едва их заметил, - заскочили в «Гамбринус», по кружке пива опрокинуть?
- Пойдёмте. Нас уже, наверное, ждут, - Егор решил не демонстрировать приятельские отношения с начальником при докторе.
В сопровождении бойцов они дошли до постоялого двора. Охрана осталась снаружи, а Уваров, полковник и врач зашли в горницу, где состоялся первый разговор Егора со старостой.
Тот сидел за столом, а в углу у двери хлюпал разбитым носом крепкий парень, лет двадцати пяти, в грязной одежде, напоминающей форму швейцарских гвардейцев Ватикана.
- Хорош, гусь, - как на какую-то диковинку посмотрел на парня Князев, - это ты его так приложил? – обратился он к Степану.
- Сам напросился, - нахмурился староста, - силушкой решил со мной помериться.
- Тогда всё правильно. Меня Виталием Алексеевичем зовут, - протянул Князев руку Степану.
- Степан Лексеич мы, - степенно ответил староста привстав, и ответив на рукопожатие.
- О! Тезки по отцам будем, - присел за стол полковник, - нуте-с, господин ландскнехт, рассказывайте, каким ветром вас в Старый Город занесло?
Парень потупился, но промолчал.
- Я так и знал. Зря только время терять, - пожевал губами Виталий Алексеевич, - подержите его, попросил он Степана с Егором, - доктор, вы знаете, что делать.
Попытавшегося было сопротивляться «наёмника» скрутили, врач сделал ему инъекцию в шею, достав шприц и ампулу из специального отсека в своём чудо-чемодане, запирающегося на биометрический замок. Дальше всё пошло, как по маслу.
Опустив подробности, касаемо спортивных достижений и неудач, становления его, как члена Ореховской ОПГ, парень прибыл в Новоанадырь из бывшего Союза «ревущих девяностых», по аналогии с фильмом-нуаром Рауля Уолша «Ревущие двадцатые», из рассказа «братка» благодарные слушатели узнали немало интересного.
ПРИШЛЫЕ
Когда Костя очнулся, то был очень озадачен, и даже напуган, что не удивительно. Только что, он был в зимнем лесу, и вдруг оказывается на каком-то поле, летом. Не отличаясь богатым воображением, и если честно, живым умом тоже, он не смог выдать ни одной версии, кроме: «Пацаны прикололись». Он отдавал себе отчёт, что не спит, (глаза-то открыты!), что не садился ни в поезд, ни в самолёт, чтобы отправиться на юга. Остаётся одно – братва решила его разыграть. Другое дело, они привезли в лес одного фирмача, который отказывался бабло за крышу отстёгивать, и разговор с ним должен был быть серьёзный. Пацаны его уже раздели, чтобы на морозе посговорчивей стал. В репу ему пару раз дали, для осознания момента. Тут не до розыгрышей. Костя отошёл за дерево, отлить и… он здесь, в поле, летом. Кстати, Костя стянул с бритой головы вязанную спортивную шапочку, выскользнул из куртки «Пилот». Безоблачное небо нарезали стрижи, в траве и воздухе зудели какие-то насекомые. Было жарко, и очень хотелось пить. Костя осмотрелся. Слева от него, метрах в ста, клубился какой-то странный туман. Справа, насколько хватало глаз, зеленело это чёртово поле. Было оно и сзади, и спереди. Костя потоптался в нерешительности, не зная куда идти. Не к туману, это точно, а куда? От тумана подальше. К неизвестному он всегда относился недоверчиво. Взяв тяжёлую куртку подмышку, Костя пошёл прочь от клубящейся белёсой мглы. Пройдя чуть больше километра, он наткнулся на трёхметровый забор из тонких металлических прутьев. Стойки забора, вмурованные в бетонный фундамент, вверху заканчивались рогаткой, на которую опирался серпантин из колючей проволоки. И влево и вправо забор тянулся до самого горизонта. Костя пошёл вдоль ограждения, в надежде найти проход, или, на худой конец, какую-нибудь лазейку. Минут через десять его догнала крутая тачка, он таких никогда не видел. Вооружённые люди, в форме похожей на «амеровскую», как в боевиках по видаку, затолкали его в салон, и не сказав ни слова, несмотря на то, что Костя засыпал их вопросами, требовал предъяву и клялся, что не при делах, отвезли в какой-то санаторий. Санитары переодели Костю в пижаму, лепила, похожий на Айболита, вколол ему какой-то дури, и он вырубился. Потом были курсы по реабилитации, где ему объяснили, что он провалился в какой-то пространственно-временной карман. Костя толком ничего не понял, кроме одного - его закрыли в дурку, поэтому лишних вопросов не задавал, соблюдал режим, и обдумывал план, как оттуда свалить.
Валить не понадобилось. Через десять дней за ним, и ещё какими-то двумя клоунами, наряженными в старинную одежду, приехала машина, и отвезла их в какой-то охренительный город у моря. Только тогда Костя понял, что был не в дурке, но может в ней оказаться, если не вспомнит про какие карманы и кроличьи норы ему говорили лепила и остальные учёные хмыри.
В отделении (полиции!), через двадцать минут после того, как его сфотографировали, ему принесли паспорт на его имя, пластиковую карточку, похожую на те, которыми в кино расплачиваются иностранцы, и жёлтый конверт из плотной бумаги. Мордоворот, в белом кителе, с офицерскими погонами, но почему-то без звёздочек, объяснил Косте, что в конверте подъёмные, разовая помощь от государства для приобретения всего необходимого на первое время. На карточку раз в неделю будет приходить пособие, до тех пор, пока он не найдёт себе работу. «Мент» заглянул в бумаги, лежащие перед ним на столе, Костя догадался, что в них записано всё, что он о себе говорил в санатории, хмыкнул в усы, и поправился, сказав, что Костя, скорее всего, до конца жизни будет получать пособие. Потом его отвезли на окраину города, в высотный дом, дали ещё одну карточку, и сказали, что это ключ от квартиры, где он будет жить. Какой-то мужик отвёз его на лифте на двадцать четвёртый этаж, подвёл к двери, и показал, как пользоваться карточкой. В квартире была всего одна, правда, просторная комната, кухонный сектор, и совмещённый санузел. Из мебели кровать, стол, стул и платяной шкаф. Поначалу Косте показалось, что он попал на Чунга-чанга, где жить легко и просто, а счастье постоянно, но не тут-то было. После того, как он купил себе кое-что из одежды, офигенный телевизор, который представлял из себя всего один пульт, при нажатии на ко-торый, экран, размеры которого регулировались, мог появиться на стене, или даже в воздухе, пары бутылок «Смирновки» и коробки местного пива, чтобы обмыть покупки, денег в конверте осталось только на опохмелку. На карточку же приходила сумма, которой хватало на неделю, если питаться в дешёвой забегаловке. Можно было готовить самому, тогда можно было сэкономить на ежедневное пиво и бутылку недорогой водки. Работы, даже если бы он вдруг сошёл с ума, в городе всё равно не было. Через два месяца Костя готов был лезть на стену, или утопиться в уже осточертевшем море, на пляже которого он проводил большую часть дня, демонстрируя спортивную фигуру, и подкатывая к девчонкам, отшивавшим его сразу, как только узнавали, что он живёт на пособие. Вокруг кипела жизнь, люди ходили в дорогие рестораны, ездили на шикарных автомобилях, а он, давясь пивом, купленном на сэкономленные на еде деньги, мог только наблюдать за ней с открытой веранды, приглянувшегося ему кафе. Костя стал нервным, раздражительным и, в конце концов, дал в дыню одному фраеру, в недобрый час подвернувшемуся ему под руку. Остров Чунга-чанга одномоментно превратился в остров Алькатрас. Костю приговорили к двум годам каторжных работ в каменоломне, тюрьмами заключённых в Новоанадыре не баловали, правда, осуждённых женщин отправляли на поселение, где они занимались обработкой камня, добытого в каменоломне. Работа, прямо сказать, тоже не из лёгких. Каменная пыль, которой им приходилось дышать, за несколько лет превращала здоровых женщин в инвалидов.
Каменоломня, без злого умысла носящая название «Колыма», представляла собой открытый карьер в массиве огромной монолитной плиты, где работы велись исключительно вручную. Камень здесь брали для декоративной отделки фасадов зданий, каминов, надгробий и прочего применения в непромышленных объёмах. В десяти километрах отсюда находилась другая каменоломня, где работала роботизированная техника, и камень добывался в нужном для строительства на полуострове количестве. Добыча же камня на «Колыме», хоть и являлась рентабельным предприятием, но приоритетного значения не имела. Главное, это трудотерапия для каторжан. За время существования каменоломни правозащитники сумели добиться заметных послаблений в содержании заключённых. Те отдыхали после работы в одноместных камерах с кондиционерами, холодильниками и телевизорами, могли пользоваться информационной и развлекательной сетью полуострова, правда, в одностороннем порядке. Для отбывающих наказание были оборудованы тренажёрный зал и библиотека. Не смогли правозащитники добиться только одного, облегчения каторжного труда. Осуждённые работали без выходных, по десять часов в день, с получасовым перерывом на обед. Понятно, что при такой нагрузке тренажёрный зал и библиотека пустовали, а смотрели телевизор, или «зависали» в сети от силы, час в сутки, да и то не все. За их работой охранники наблюдали через дронов, с их же помощью наказывали нерадивых каторжан, нанося им безвредный, но болезненный удар током. В случае бунта, или угрозы жизни вольнонаёмным специалистам, которые руководили работами, сила тока могла увеличиваться до смертельной.
За без малого двести лет, что в каменоломне велась добыча камня, карьер углубился метров на пятьдесят, представляя из себя прямоугольный колодец, с отвесными стенами, шириной метров шестьсот и длиной с километр. Камень наверх поднимали на поддонах ручными лебёдками. Лет двадцать назад, тюремное начальство выбило из правительства ассигнование на реализацию проекта постройки новых помещений для содержания заключённых. Многоэтажные здания построили прямо на дне карьера. Из охраны оставили только сменных надзирателей и операторов дронов. Бежать из каменоломни, напоминающей гигантскую могилу, было невозможно. Грузовые и пасса-жирские лифты для персонала, скользящие по вертикальным рельсам, закреплённым на стенках карьера, согласно инструкции всегда находились наверху. Других способов подняться на пятидесятиметровую высоту просто не было. Попавшие в карьер, покидали его только по истечении срока наказания.
Костя как увидел куда его привезли, заметно загрустил, а отработав несколько смен, впал в глубокое уныние. Вот тогда-то на него и обратил внимание Белоглазый. Что уж он нашёл в русском парне, с криминальным прошлым, одному Богу известно, сам Белоглазый никогда об этом не говорил. Он взял Костю в свою команду, которая держалась особняком от остальных каторжан. Когда выдавалась свободная минутка, Белоглазый расспрашивал Костю о России, о людях, которые там живут, об их характере и привычках. Он хотел знать о русских как можно больше, и Костя охотно рассказывал всё, что знал, не интересуясь, зачем Белоглазому это нужно.
У Белоглазого, он сам приказал себя так называть, были странные, абсолютно белые ресницы, и когда он часто моргал, создавалось впечатление, что у него нет зрачков. Ему было лет сорок семь. Выше среднего роста, физически развит, всегда носил по-военному короткую стрижку. По-русски говорил с едва заметным акцентом. Держался он уверенно, никогда не повторял свои распоряжения, которые мгновенно выполнялись членами его команды. За всё время, что Костя его знал, не было случая, чтобы кто-то его ослушался. На каторге он тянул лямку уже пятнадцатый год. Многие из находившихся здесь ломались и за меньший срок, превращаясь в тупой рабочий скот, а Белоглазый только крепчал. Его мышцы напоминали перевитые стальные тросы. Ни один из нескольких тысяч каторжан не решался бросить ему вызов. Никто, кроме нескольких человек, не знал, кто он и откуда, за что получил такой серьёзный срок. К надзирателям, чтобы спросить, было не подступиться. Те зубами держались за свои места. При повальной безработице на полуострове, они получали очень хорошее жалование, и большую пенсию по выслуге лет. За любой, не отвечающий инструкции, контакт с заключёнными их увольняли без содержания, с волчьим билетом.
Белоглазый руководил бригадой из десяти каторжан, считая и его самого, «случайно» набранных из членов его же команды. Один из них недавно получил серьёзную травму, и прежнюю работу выполнять уже не мог, вот Белоглазый и предложил Косте занять его место. Парень обрадовался. При таком начальнике наверняка какие-нибудь ништяки будут. Каково же было его разочарование, когда он узнал, что бригада работает на одной из ручных лебёдок, целый день вращая ворот, и практически не отдыхая.
Лебёдка Белоглазого была на особом счету у начальства. Не было ни одного случая, чтобы обслуживающие её люди выражали недовольство, или отлынивали от, пожалуй, самой тяжёлой работы на каменоломне. Охрана даже дронов не посылала на этот участок, в других местах дел хватало. Через пару месяцев такого, поистине каторжного труда, Костя готов был биться головой о стену карьера. Мало, что он, как проклятый, целыми днями крутил ворот лебёдки, так ещё двух человек из бригады постоянно не было на месте. Как-то раз, заметив, что Костя на гране срыва, Белоглазый, дождавшись когда тот сменится, поманил его за собой, и показал трещину в стыке между дном и стеной карьера, скрываемую массивным механизмом лебёдки, и заваленную всяким хламом, и приказал Косте туда залезть. Тот нырнул в чернеющую дыру. Белоглазый последовал за ним, прикрыв за собой лаз ржавым листом железа. Костя на ощупь попытался понять, где находится. Расставив руки в стороны, он коснулся гладкой поверхности стен. Похоже, они находились в какой-то пещере, или тоннеле. Щёлкнув зажигалкой, Белоглазый зажёг керосиновую лампу, и объяснил, что это бывшее русло подземной реки. Он случайно нашёл его шесть лет назад. Белоглазый рассказал, что раньше не был таким послушным и исполнительным, как сейчас. В наказание его поставили работать на эту лебёдку. Однажды, в конце смены, карьер заметно тряхнуло. Было ли это землетрясение, или следствие ведущихся здесь работ, он не знал. Трещина появилась прямо на его глазах. Другие рабочие уже ушли, и ничего не видели. Белоглазый протиснулся в образовавшийся лаз, и нашёл это русло. Здесь был целый лабиринт, когда-то пробитый водой. Монолит, по эту сторону карьера, напоминал голландский сыр. Начнись разработки в этом направлении, русло бы нашли, а так только он знал о его существовании. Белоглазый посветил лампой, и показал, как русло круто поднимается к поверхности в юго-восточном направлении, и разветвляясь, спускается вниз, в северо-западном, и, скорее всего, выходит к морю.
В тот вечер Белоглазый завалил трещину всяким мусором, чтобы ещё кто-то её случайно не обнаружил. С того дня он стал прилежно работать, и попросил начальство оставить его на этой лебёдке. Постепенно он перетащил в бригаду своих людей. Они прилежно трудились, чем завоевали к себе доверие. Над их участком даже дроны перестали летать. Они раздобыли лампы, керосин и необходимые инструменты. По два человека из бригады каждый день проникали сюда, и исследовали лабиринт. Спускаться вниз не имело смысла. Рукава русла могли тянутся на десятки километ-ров, и не факт, что на выходе они не были затоплены морской водой. Они сконцентрировались на поисках выхода на поверхность на юго-востоке, но там тоже на многие километры не было выхода на поверхность. Тогда Белоглазый сделал расчёты, чтобы побиться наверх в безлюдном месте, как можно дальше от карьера. Шесть лет они пробивали вертикальную шахту в монолите, и наконец, добрались до грунта. На сегодняшний день до поверхности осталось не больше двадцати сантимет-ров, из земли уже показались корни травы. Белоглазый сказал, что через два дня он и его люди планируют побег. Костю он пообещал взять с собой. В назначенный срок всё было разыграно, как по нотам. Перед окончанием смены к ним присоединился ещё один человек, тот, которого заменял Костя. Когда работы в карьере закончились, они пролезли через трещину внутрь скалы, и замаскировали вход. Разобрав заранее приготовленные вещмешки с продуктами и водой, они полезли вверх по руслу. По лабиринту, им одним известной дорогой, они вышли к шахте, поднялись наверх, и отвалив дёрн, выбрались наружу, аккуратно вернув его на место, чтобы преследователи не нашли лаз, и не смогли сориентироваться, от какой точки их искать. Они полагали, что хватятся их не раньше вечерней поверки, но всё пошло не так. Они и двухсот метров не прошли, как появились внедорожники с военными. Костя заметил тот самый туман, который видел, когда попал на полуостров, и крикнул, чтобы все бежали туда. Они побежали, а военные начали стрелять. Двоих из группы убили, остальные скрылись в тумане. Ещё двое потерялись. Их так и не удалось найти, хотя оставшиеся семеро и пытались. Тогда-то и выяснилось, что вглубь тумана идти было нельзя, невозможно было дышать. Белоглазый принял решение идти по кромке тумана на запад. Он знал, что на востоке находится река и гидроэлектростанция, и там их наверняка поймают. Несколько дней они шли, привязавшись друг к другу верёвками, в нескончаемой матовой пелене, ночевали на земле. Их одежда насквозь промокла, было тяжело дышать. Изредка, двое из них выходили из тумана на разведку, но там было всё то же поле. Только через неделю, когда уже два дня, как кончились еда, они вышли к берегу моря. Белоглазый предположил, что они находятся в зоне, куда люди попадают из привычного им мира, и их засекли установленные там датчики движения, поэтому и военные так быстро приехали. Костя подтвердил, что с ним именно так и случилось.
Тогда Белоглазый предложил дождаться темноты, и вплавь попробовать миновать ограждение, заканчивающееся у кромки воды. Он рассказал, что сам попал на полуостров морем. Его катер задержали местные пограничники. Белоглазый допустил, что между берегом и морем может быть неконтролируемый участок, который моряки считают зоной ответственности тех, кто следит за сушей, а те, в свою очередь, думают, что за него отвечают моряки. Такие нестыковки не редкость в том мире, почему бы и здесь не быть чему-то подобному? Других вариантов всё равно не было, и они рискнули, проплыв около двух километров вдоль берега, и выбрались на сушу, когда сил плыть дальше не осталось. Переночевав на берегу, они отправились на север. Скоро им стали попадаться хутора фермеров, и небольшие деревеньки. Днём они прятались, а ночью продвигались дальше. Очень хотелось есть, и они, едва не попавшись, украли пару куриц, и съели их сырыми, опасаясь развести костёр. Костя потерял счёт дням, и уже начал скучать по своей камере, когда впереди показался город со старинными домами и высокой каменной башней. Белоглазый оставил их в каком-то сарае, а сам ушёл. Его не было очень долго, и они уже начали волноваться, но он вернулся ночью, и приказав идти за ним, привёл их в дом одного старика, с которым был знаком ещё до того, как попал на каторгу.
- Там … - парень неожиданно умолк, и затравленно посмотрел на внимательно слушавших его людей. - Вы что со мной сделали, гады?! – крикнул он, и вскочил на ноги.
На этот раз ему связали руки, и снова усадили на пол.
- Действие препарата закончилось, - ответил не немой вопрос Князева доктор.
- Так вот как они сбежали! Ну, одной проблемой меньше. А то мы уж было начали в мистику ударяться. Никому и в голову не пришло в том каменном мешке лаз искать, обрадовался Виталий Алексеевич, - ему можно ещё укол сделать? А то на самом интересном для нас месте чирикать перестал.
- Не раньше, чем через час, иначе в психике необратимый процесс может начаться. Даже не просите, - доктор демонстративно заложил руки за спину.
- И что произойдёт? – поинтересовался Егор.
- Слом, - дёрнул плечами врач, - так и будет к месту и не к месту до конца жизни правду матку резать, что думать, то и говорить.
- Обременительное качество для нашего времени. С таким долго не протянешь, - засмеялся Князев.
- Может, потрапезничать желаете? Пока суть да дело, - спросил Степан.
- Замечательная мысль! С утра маковой росинки во рту не было, - повеселел полковник, - и бойцов моих, если можно, Степан Алексеевич, покорми, а то неудобно получается. Начальство ест, а подчинённые…
- Накормим, - пообещал староста.
Бандита заперли в баньке, приставили к ней князевских спецназовцев, и вынесли им лавку, накрытую скатёркой, на которую смущённо хихикающие девушки шустро натаскали всякой снеди. Остальным стол накрыли в горнице. Наевшись, и поблагодарив хозяина, Князев вышел во двор покурить, прихватив с собой за компанию Егора.
- Ну, что, господин штаб-ротмистр, в своих предположениях мы не ошиблись, - полковник присел на колоду для колки дров, - всю эту кашу здесь заварили пришлые, а точнее, этот Белоглазый. Судя по тому, что рассказал наш подопечный, личность он далеко не ординарная. Безоговорочный лидер, возможно, в прошлом военный. Я покопаюсь в архиве отделения, может, чего и нарою. Чёрт! Мы свою природную безалаберность и пресловутое «авось» и сюда, как кобель репей на хвосте, притащили. Документы потеряли – авось не спросят. В архиве чёрт ногу сломит – не к спеху. Сколько в «охранке» служу, как туда ни зайдёшь, бабища, пудов на семь, чай с калачами пьёт, архивные документы в электронном виде в базу данных заносит. Заносит и заносит, всё при деле. И так во всём. Только когда в средний бюст петух жареный клюнет, тут уж давай руками разводить, да в затылке чесать. Уму непостижимо! Сбежали опасные преступники, а мы не знаем кто они.
- У нас теперь есть приметы главаря, - вернул Уваров разговор в конструктивное русло, - такого ни с кем не спутаешь.
- На это особо не рассчитывай. Это он в каменоломне "белоглазым» ходил, а здесь, как девица красная, покрасит ресницы, и нет Белоглазого, - не согласился с ним полковник, - надо дальше этого Костю, в прямом и переносном смысле колоть, пусть остальных нам подробно опишет, и где их искать. Чем больше информации получим, тем лучше.
Они вернулись в горницу. Там уже убрали со стола. Доктор о чём-то оживлённо расспрашивал Степана, тот обстоятельно отвечал на вопросы.
- Час уже прошёл, - Князев взглянул на часы, и уселся за стол, - ведите сюда гадёныша.
Егор вышел к спецназовцам, и передал им распоряжение полковника. Один из них убрал полено, подпирающее дверь бани, вошёл внутрь, и сразу же заорал:
- Сюда! Быстрее!
Уваров с двумя другими бойцами бросились к нему. Тот поддерживал тело Кости, на шее которого был затянут красный шнурок. Удавку перерезали, и положили парня на пол, попробовали откачать. Бесполезно. Костя был мёртв.
Уваров вернулся в горницу, и рассказал о случившемся.
- Твою мать! – Князев в сердцах ударил кулаком по столу, - как такое могло произойти?
- Он верёвку о каменку перетёр, а шнурок, он там вместо пуговиц, с дублета снял, - пояснил Егор.
- Дублет, колет! Прошляпили, одним словом! – досадливо махнул рукой полковник, - пойдёмте, доктор, нам здесь больше делать нечего.
Уже за воротами он на прощанье протянул руку старосте:
- Ты, Степан Алексеевич, пленных на пристань веди, там их баржа дожидается.
- Не сумлевайся, Виталий Лексеич, всё сделаем, - не рассчитав силу, Степан так сжал ладонь полковника, что тот охнул.
- Проводи меня, - позвал Князев Егора, и направился в сторону рыночной площади, потрясывая в воздухе кистью правой руки.
Один из бойцов пошёл впереди, за ним полковник с Уваровым, чуть приотстав, доктор, догадавшийся, что их разговор не для посторонних ушей, два спецназовца шли замыкающими.
- Теперь вся надежда на тебя, Егор. Заглядывай к Мартину. Если я по этим шести что найду, передам ему, - давал последние наставления Князев, - если что ещё от меня нужно…
- Нужно, - не дал ему закончить Уваров, - используй это происшествие на всю катушку, заткни глотки депутатам от Старого Города, которые больше о своём гешефте пекутся, чем о безопасности граждан, и по своим каналам проведи закон, чтобы полиция Новоанадыря взяла под свою защиту законопослушных жителей Старого Города. С учётом особенностей местного колорита.
- Экий ты хват! – покачал головой полковник, - недели не прошло, как здесь объявился, а уже законы перекраивать наладился.
- Не сделаешь по-моему – здесь останусь, сколочу ополчение и народную милицию. Сами порядок наведём, будь покоен, - набычился Егор.
- С тобой успокоишься. Хотя… до этой бойни прецедента подобного рода здесь с самого основания города не было. Это серьёзный козырь. У меня ведь самого давно руки чешутся порядок тут навести. А то Гарлем какой-то получается. Поставим под сомнение компетентность местных… гм… органов правопорядка, протащим закон в парламенте, с нужными людьми я это обсужу… Генерал-губернатор сто процентов на нашей стороне будет, - неожиданно сам загорелся идеей Виталий Алексеевич, - вот что значит свежий ручеёк в устоявшемся болоте! Молодец Егор Владимирович, едва ли не в первый раз упомянул отчество Уварова полковник, - наведём порядок в этом вертепе! Ты ещё Белоглазого со товарищи на десерт подай, и такую трапезу господам думцам учиним – давиться будут, а проглотят!
- Подам, Виталий Алексеевич, в доску расшибусь, а подам!
- Вот и лады, - потрепал полковник Уварова по плечу, - бывай!
Он пожал Егору руку, и направился к вертолёту, подняв указательный палец вверх, и сделав им вращательное движение над головой. Лопасти начали вращение, Князев сел в кабину, и через несколько секунд геликоптер взмыл в небо. Приложив ладонь козырьком ко лбу, Уваров какое-то время наблюдал за его полётом.
На рыночную площадь, словно только и ждали отлёта железной птицы, а оно так и было, стали въезжать повозки со строительным материалом для новых столов и прилавков, потянулись горожане. Продавцы начали торговлю прямо из корзин и с тележек. Застучали топоры и молотки работников, закричали лотошники, нахваливая свой товар. Жизнь брала своё. Только обломки прежних построек, следы гари на брусчатке, на краю рынка, да бурые пятна крови, кое-как присыпанные соломой, напоминали о ночном сражении.
Егор широко зевнул, прикрыв рот ладонью, и пошёл в сторону дома Любояры Микулишны. «Надо будет попросить хозяйку баньку истопить, да выспаться до вечера, а там к Степану. Подумаем, как к Белоглазому и остальным пришлым подобраться. Хорошо, что Князев так легко со мной согласился. С его связями дело может сдвинуться с мёртвой точки. Не сразу, конечно, но всё обязательно получится», - размышлял он дорогой.
ТРОЕ
Егор не удивился, когда поднявшись на крыльцо терема Любояры Микулишны, дверь открылась, едва он поднял руку, чтобы постучаться.
- Проходи, я баньку истопила, - с порога зачастила Любояра, - а то смердишь, аки пёс. Вона, и бельишко тебе чистое приготовила. Помоешься, обедом накормлю.
- За баню спасибо, а от обеда откажусь. Степан уважил.
- Была бы честь предложена, - поджала губы, не сумев скрыть разочарования Любояра.
Егор с удовольствием попарился в бане, переоделся в чистое, пахнущее душистыми травами бельё, и вернулся в дом.
- Квасу смородинового со льда испей, встретила его хозяйка, - одёжу я твою постираю, к вечеру высохнет.
Уваров прошёл к столу, сделал из большого стеклянного стакана с ледяной жидкостью несколько осторожных глотков.
Любояра, как и в первый раз, села напротив, подперев щёку ладонью:
- Погадала я на тебя. Бойся человека, с увечными глазами. Большие испытания через него тебе пройти придётся. Обиду на тебя кто-то держит, но от него беды не жди, в нём зла нет. Женщину ещё вижу. Опасайся её, не сладится у вас, яд у неё в душе и холод, будто змея под сердцем притаи-лась. Больше ничего не скажу. Был бы ты «давний», всё бы по полочкам тебе разложила, а с «последующими» всегда так, всё, как в тумане.
- Может оно и к лучшему, - допил квас Егор, и проведя ладонью по губам, коснулся трёхдневной щетины: «Чем больше буду похож на бродягу, тем лучше. Как не крути, а в Замковый квартал идти придётся».
До девяти вечера он спал, как убитый, провалившись в здоровый, без сновидений, сон. Проснувшись, он надел приготовленную Любоярой одежду, и вышел в обеденную комнату.
Женщина сидела за столом, читая какой-то древний фолиант, в кожаном переплёте, мягкий свет падал на её лицо, и Егор уже не в первый раз поразился её иконописной красоте.
- Поешь, или кофею своего выпьешь? – спросила она, закрыв книгу, и поднимаясь из-за стола.
- Спасибо, Любояра Микулишна, в другой раз, - отказался Уваров.
- Не скоро другой раз выдастся, - вздохнула Любояра, - долго теперь с тобой не свидимся. Она подошла, и взяв его лицо в ладони, поцеловала в лоб, - Макошь буду за тебя молить, попрошу доглядеть, чтобы Доля и Недоля пореже чёрных нитей в полотно твоей судьбы впрядали.
Уже потемну Егор пришёл на постоялый двор Степана.
- Как там Любояра? – будто между прочим поинтересовался староста.
- Напастей мне нагадала. Ну, да это мне и без гаданий ясно, - усмехнулся Егор, - по любому надо завтра в Замковый квартал идти, Белоглазого искать.
- Я бы сам с тобой пошёл, - Степан выставил на стол баклажку с водкой, две оловянных стопки и тарелку с закуской, - да не с руки мне. Пригляд мой здесь нужен. Я тебе двух надёжных людей дам.
- Не надо, - покачал головой Уваров, - не имею я права их жизни опасности подвергать.
- Тут теперь везде опасно. Не киселяев каких с тобой отправляю. Воины проверенные, ещё с Вещим Олегом на Царьград ходили, - не сдавался староста.
- Хорошо, только я сам ещё с ними поговорю, - нехотя согласился Егор.
- Найдёшь этого Белоглазого, что делать будешь? У него, поди, охраны немеряно. А если он с рыцарями связался, то в замке сидит. А замок тот, и сам видел, без большой рати не взять, - почесал под бородой староста.
- Думать буду, Степан. Ты мне лучше про рыцарей расскажи. Что-то я их во вчерашнем бою не видел.
- Расскажу, что слышал, - Степан разлил водку по стопкам. – Появились они малым отрядом чуть меньше пятнадцати лет назад. Как уж они с новоанадырскими договаривались, о том никому не ведомо, а только те разрешили им занять замок. С другой стороны, никому особо не в ущерб. В замке, почитай, питухи да бродяги до рыцарей и ночевали. Место это дурной славой пользуется. Поговаривают, души прежних хозяев замка там обитают, не любят чужаков. Но видать, рыцари им приглянулись. Те прямо из Палестины сюда попали, сказывали, паломников там от басурман охраняли, болезным помогали. Шлынд да тартыг из замка они повыгнали, ворота заперли, и без нужды оттуда носа не кажут. К нам не суются, а кто в Замковом и Античном кварталах осел, с тех мзду берут, за то, что ландскнехтам особливо озоровать не дают. А боле про них ничего не знаю.
- Не густо, - опрокинул Егор стопку в рот.
- Сколько есть, - не отстал от него Степан.
Засиделись они далеко за полночь, и Уваров остался ночевать у старосты. Утром Прошка принёс завтрак, а вслед за ним, сразу сделав горницу маленькой, вошли два бородатых богатыря.
- Вот. Горимир и Услад, - поднялся им навстречу Степан, - ближниками твоими будут. Как на себя можешь на них положиться.
Уваров тоже поднялся:
- Меня Егором зовут. Скажу сразу. Дело не шуточное, можно и головы лишиться. Про подсыла новоанадырского слышали? Если сомнения какие-то есть, лучше сразу уходите, за обиду не посчитаю. Потом поздно будет.
- Ты, Егор батькович, нас не стращай, - забасил Услад, старший из богатырей, - я с измальства с ратным делом знаком, и Горимира, - кивнул он на напарника, - сам воинскому искусству обучал. А ещё знаем, что не будет на слободе покоя, пока замковским укорот не дадим. Так что, не только твоя это забота. Тут всем заодно надо быть. Комар лошадь не повалит, пока медведь не подсобит.
- Ну, вот всё и прояснилось. Прошка! Неси, что поесть, ещё на двоих. Садитесь, мужики, отведайте, чем Бог послал, - посчитал разговор законченным староста.
Перекусив, Егор попрощался со Степаном:
- Бывай, Степан Алексеевич, постараемся не задерживаться. Если что не так пойдёт, кого-нибудь из них пришлю, - кивнул он на своих спутников, - сам понимаешь, не на блины идём. Наёмникам, после вчерашнего поражения, и повода искать не надо, чтобы свару затеять, а мне, кровь из носу, в Замковом квартале надо побывать.
- Шага от него в сторону не ступайте, - строго посмотрел на Услада и Горимира староста, - головой за него отвечаете.
Ещё по дороге в город они договорились, что Услад с Горимиром будут сопровождать Егора, находясь на некотором отдалении, как будто они сами по себе, и только в случае острой необходимости придут ему на помощь. Пройдя через рынок, белеющий свежим деревом новых столов и прилавков, они вышли на дорогу, ведущую в Замковый квартал. Егор собирался навестить Мартина, и узнать у него, известно ли ему что-нибудь о Белоглазом, других зацепок у него пока не было. Соваться в замок было равносильно самоубийству, а бесцельно бродить по городу, в надежде встретить Белоглазого на улице, представлялось бесполезной тратой времени.
Уже подходя к кузнице Мартина Уваров дал знак, шедшим шагах в десяти за ним спутникам, чтобы те подождали его неподалёку, а сам свернул в проулок, и незаметно оглядевшись по сторонам, юркнул в полуоткрытые двери, за которыми по наковальне звонко постукивал молоток, и увесисто бил молот. Мартин с помощником отковывали раскалённую до красна болванку. Увидев Егора, кузнец сунул её в кадку с водой, и отослав подмастерье, кивком указал Уварову на табурет у верстака.
- Слышал, вы знатно поджарили ландскнехтов, - вместо приветствия сказал он, - они потеряли около семидесяти человек только убитыми. Наёмники в ярости, и жаждут мести. Рыцарям с трудом удаётся их удерживать от повторного штурма ваших слобод.
- У нас не было другого выхода, - поёрзал, устраиваясь на жёстком сиденье Егор.
- Добром всё это не кончится, - неодобрительно покачал головой Мартин.
- А что ты предлагаешь? Смириться, начать платить этому сброду, чтобы они деньги слобожан в тавернах пропивали?
- Мы же платим, и ничего…
- Вот именно! Ничего! – возмутился Егор, - это поселение русский первопроходец основал, и не какой-то приблудной сволочи на этой земле свои порядки устанавливать.
- Вы, русские, очень несговорчивые. Так нельзя. Не стоит доводить дело до войны. Нужно найти золотую середину, чтобы для всех всё было хорошо, - попытался отстоять свою точку зрения кузнец, - худой мир лучше доброй свары.
- Я всё это уже слышал, Мартин, ещё в том мире, - поморщился Уваров, - моей стране говорили почти слово в слово, то же, что и ты. Надо жить в мире, не стоит себя противопоставлять общепринятому мировому порядку, надо поумерить свои амбиции, и жить, как скажут просвещённая Европа и Америка. Мы попробовали, поверили, что станем частью общей цивилизации, на равных вольёмся в мировую экономику, наладим взаимовыгодное сотрудничество… Дудки! Всё оказалось наглым враньём. Западные страны оказались ничем не лучше здешних наёмников. Кроме, как запустить руку в наш карман, чтобы сладко пить и жрать за наш счёт, ничего другого им не было нужно. Благо, разобрались, что к чему. Вовремя остановились. То, что происходит здесь, это калька с того, что с моей страной пытаются сделать в том мире. Не получается там, а уж здесь и подавно не получится. Здесь наша земля, и наша сила. Потребуется, в море всю эту нечисть перетопим. Никакие правозащитники хреновы не помогут.
- Вот! Ты опять говоришь о силе. Вы, русские, сами не хотите мира, - Мартин даже обрадовался, что Уваров сам предоставил ему такой весомый аргумент, доказывающий агрессивность его соплеменников.
- А как иначе, раз вы по другому не понимаете. Пока вашему брату в харю не сунешь, вы так и будете тихой сапой свою линию гнуть. Всегда так было. Не можете силой, всякие каверзы начинаете строить. По-русски это называется – не мытьём, так катанием… Но не спорить я с тобой пришёл, - прихлопнул ладонями по коленям Егор, - ты что-нибудь слышал о Белоглазом?
- Немного. Он не так давно здесь объявился. Думаю, он из «настоящих», или «последующих». С ним ещё шесть человек. Он каким-то образом имеет влияние на рыцарей. Те его слушают, и даже приютили Белоглазого и его людей в замке. С его появлением и начались поборы, больше прежнего. В отличие от рыцарей, у него нет чести. Только жестокость, алчность, и жажда власти. Раньше я помогал Князеву, чтобы здесь всё оставалось по прежнему, так, как всех нас здесь, в Замковом и Античном квартале, устраивало. Теперь же, я буду вам помогать, чтобы вы уничтожили этого монстра, готового ради своих целей сломать всё, что мы так долго здесь строили! – кузнец ударил кула-ком по верстаку так, что лежащие на нём инструменты звякнули, - я узнаю о Белоглазом и его людях всё, что смогу, только дай мне немного времени. Нам помогут. Тут немало людей, которым не нравятся новые порядки. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.
- Вот и лады, - поднялся с табурета Егор, - через три дня зайду.
- Нет. Приходи через неделю, - отсрочил встречу кузнец.
- Хорошо, но имей ввиду, что время работает против нас. Если наёмники всё же надумают напасть, разыщи меня в Русской слободе, на постоялом дворе.
- Так и сделаю, - Мартин проводил Егора до дверей.
Уваров вышел на улицу, и направился в сторону рынка. Услад и Горимир последовали за ним, снова отстав шагов на десять. «Всё с вами ясно, господа европейцы, - думал Егор по дороге, уже привычно уворачиваясь от выплёскиваемых на мостовую помоев, - все ваши союзы, заключаемые с русскими, преследуют исключительно ваши собственные интересы. Ни о какой симпатии и бескорыстной помощи не может идти и речи. К примеру, тот же Мартин. Он даже не скрывает, что помогает Князеву только потому, что хочет сохранить устоявшийся в Старом Городе уклад. Если бы он и его единомышленники могли справится с этим сами, кузнец с ним и разговаривать бы не стал. И так во всём, и всегда. Русские умирали за интересы Франции в Семилетней войне. Чудо-богатыри Суворова освобождал Италию от революционной Франции для Австрии. Те же европейцы втянули Александра I в свою свару с Наполеоном, за что русские поплатились его вторжением в Россию в 1812 году. В благодарность за победу над «корсиканским карликом», англичане, со своими бывшими врагами французами, и науськиваемыми ими турками, развязали Крымскую войну, потом всяче-ски гадили России во время русско-турецкой кампании 1877-1878 годов. Западные партнёры вытащили Японию из средневековья, и натравили её на Российскую империю в 1904. В Первую Мировую Русский экспедиционный корпус спасал французов от разгрома в Шампани. А уж европейский «Drang nach Osten» должен бы был на всю оставшуюся жизнь стать для русских уроком, который усвоил Александр III Миротворец: «Во всем свете у нас только два верных союзника - наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас». Европа никогда не упускала случая с помощью русских штыков решать свои проблемы, презрительно отворачивая нос сразу же, как только проблема уходила с повестки дня. Европейцев всегда пугала огромность России, её спящая до поры мощь, которую они не раз, с неизменным результатом, испытывали, - Уваров усмехнулся, припомнив, как их преподаватель тактики в институте рассказывал, что перед войной в фашистской Германии издавали карты СССР, границы которого заканчивались на Урале, чтобы доблестных солдат вермахта не пугали его истинные размеры. - Недавно Князев посетовал на то, что русские перетащили на полуостров свою безалаберность и извечную надежду на авось. Наши европейские друзья, в плане менталитета, также всё своё прихватили с собой. Как и в том мире, они по прежнему хотят, чтобы мы таскали им каштаны из огня, и при этом будут относиться к нам, как к варварам».
От размышлений Егора оторвали Услад с Горимиром. Они догнали его и пошли рядом. Он и не заметил, как они оставили позади рынок и Немецкую слободу.
- Егор, - тронул его за плечо Услад, - не побрезгуй, потрапезничай с нами. В дом к себе пригла-шаю, уважь.
- Почту за честь, - легко согласился Егор.
Они свернули на одну из улиц. В этом районе Уваров ещё не был. Скоро они вышли к небольшой, мощёной булыжником площади, с белокаменным храмом и каменными хоромами по сторонам.
- Здесь знать местная проживает, - пояснил Услад, заметив заинтересованный взгляд Егора, - вон в том доме боярин с семейством живёт, а в том, что напротив, выборный наш, от слободы. Пресноплюй пресноплюем был, а как в думские в Новоанадыре попал, и хоромы отстроил, и рыло теперь от простого народа воротит, мухоблуд.
- Да, с трудов праведных не поставишь палат каменных, - хохотнул Горимир.
- А правда, что в храме голова змея хранится? – спросил Егор, вспомнив рассказ Степана.
- Мы веру православную ещё не приняли, - словно извиняясь, признался Горимир, - нам про то не ведомо, но вона, батюшка идёт. Давайте у него спросим. Я бы тоже на голову змея глянул.
- Отец Дионисий! – окликнул священника Услад, - тут гость наш про голову змееву спрашивает, правда ли такая в церкви есть?
Сухонький, невысокий старичок, в рясе и клобуке, подошёл к ним, и подслеповато щурясь, посмотрел на Егора:
- Не ты ли, добрый человек, стратиг, кто подсказал, как от воинства вельзевулова оборониться?
- Он, он, - часто закивал головой Горимир.
- Что ж. Пойдёмте. Покажу вам главу диаловову, - священник, мелко перекрестился, и засеменил в сторону храма. Любопытная троица, сдерживая шаг, последовала за ним.
Через боковую дверь храма, по крутым ступеням, они спустились в подвал, и батюшка подвёл их к большому, окованному железом сундуку. Открыв замок ключом из связки, висевшей у него на поясе, он откинул крышку, и чуть подрагивающим пальцем показал на содержимое сундука:
- Вот оно, исчадье адово!
Почти всю площадь сундука занимал полутораметровый череп, с огромной пастью, полной острых, сантиметров по тридцать длиной, зубов.
«Да это же тираннозавр! – мысленно охнул Егор, - это он в былинном творчестве в Змея Горыныча перевоплотился. Нелегко было такую махину завалить».
- Насмотрелись? – отец Дионисий захлопнул крышку, - идите с Богом тогда. Грешно на такую пакость пялиться.
Ошалевшие от увиденного ближники Егора поспешили на выход. Уваров, поблагодарив священника, тоже решил не задерживаться.
Миновав площадь, они свернули в проулок, прошли мимо домов победнее каменных хором, но не менее основательных, рубленных на века. В один из таких и привёл Услад Уварова и Горимира.
- Проходите, будьте, как дома. Милава! – крикнул Услад с порога, - гости у нас! Накрывай на стол!
Навстречу им вышла миловидная молодая женщина, в повойнике, вышитой орнаментом рубахе и поневе, подвязанной вокруг талии плетёным гашником. Она отвесила гостям земной поклон, и сразу же ушла, зычным голосам отдавая распоряжения сенным девкам.
- Повезло мне, - шепнул Услад Егору на ухо. Я-то с женою сюда попал, а у Горимира там невеста осталась. Восемь лет уж, как мы здесь, а он всё бобылём ходит, зазнобу свою забыть не может. Каких невест мы только за него не сватали! Всё пустое.
К Усладу подбежали девочка и мальчик погодки, стали теребить того за одежду, с любопытством посматривая на Уварова.
- Мальцов уже тут нарожали, - потрепал детей по головам Услад, - старожилами, значится, будут.
После диковатого фьюжна Любомиры керосиновая лампа над столом уже не смущала Егора. В остальном убранство комнаты отвечало, насколько он мог судить, времени, откуда перенеслись хозяева дома. Во главе длинного стола стояло резное кресло, с прямой спинкой, а по сторонам лавки, покрытые вышитыми дорожками. Вдоль стен тоже стояли лавки, между которыми разместились лари и сундуки. На широких полках под невысоким потолком, стояла глиняная и оловянная посуда. На одной из стен висела кольчуга, боевой топор, прямой меч в ножнах и круглый деревянный щит.
Девушки накрыли стол нарядной скатертью, расставили посуду. Скоро подоспела варёная баранина, жареный гусь, хлеб, пироги из кислого теста, миски с солёными рыжиками и груздями, с душистым укропом. Каша из сорочинского пшена и кисель из овсяной муки, с вареньем и мёдом. В резной братине, с ручками, в виде конских голов, принесли медовуху.
Услад занял место во главе стола. По правую руку он усадил Егора, за ним Горимира. Дальше расселось с полдюжины крепких мужчин разного возраста. По левую руку села Милава и несколько женщин. Ели степенно, молча. Только после того, как из братины черпаком по несколько раз разлили по оловянным чаркам медовуху, пошёл неспешный разговор.
- А ты видел, как князь Олег щит к воротам Царьграда прибивал? – спросил у Услада слегка захмелевший от непривычного напитка Егор.
- Я ему тот щит вот этими руками держал, - Услад показал крупные кисти мускулистых рук, - только не к воротам, а над воротами.
- И под парусами на двух тысячах кораблей с колёсами к Царьграду подъехали?
- Про две тыщи не скажу, но ладей много было, а к стенам Царьграда пятьдесят штук, не боле, хоть и на колёсах, не на парусах - на своём горбу тащили. Особой нужды в том не было, это князь придумал, чтобы греков напугать.
Пиршество затянулось допоздна. Осоловевший от медовухи Егор всё же вспомнил, что его ждёт Степан. Поблагодарив хозяев, он засобирался на постоялый двор. Горимир вызвался его проводить. Тёмными закоулками они, поддерживая друг друга, добрались до места.
Степан в выражениях не стеснялся:
- Пятигуз ты Егор! Не ожидал от тебя такого! А вы, - отвесил он подзатыльник Горимиру, - ендовочники, тартыги. Вам бы только повод, бельма залить! Я тут извёлся весь, а они там бражничают напропалую. Хоть бы гонца прислали.
- Прости, Степан Алексеевич, виноват, - на воздухе Егор почти протрезвел, а Горимира напротив, разморило. Пробормотав что-то невнятное, он завалился на лавку, и почти сразу захрапел.
- Ну, тебя, - отмахнулся староста, - я уж чего только не передумал. Прошка догадался, к дому Услада сбегал. Сказывал, все живы здоровы, гуляют… Что? Белоглазого поймали?
- Ещё раз прости, - Егору и вправду стало неловко, - Услад в гости пригласил, неудобно было отказывать. Я думал, посидим немного, а там пир горой устроили.
- Вот потому-то вы, новоанадырские и киселяи. Забыли обычаи предков, от земли оторвались. Думаете, теремов до небес понастроили, к Богу ближе станете? Да о чём я! Вы и Бога-то забыли. Креститесь, как подмышками чешетесь. Разве у вас вера – видимость одна. Бывал я у вас, как есть Вавилон. Умных машин понастроили, а душу растеряли. Дерево не кроной богато, а корнями. Не будет корней, любой ветерок его повалить сможет. Подруби корни, наплюй на уклад, пращурами завещанный, изврати веру, заставь ложным богам молиться, и нет народа. Одна труха осталась. Да что я тебе толкую! – Степан сердито махнул на Егора рукой, - не малец какой, сам понимать должен.
- Верно говоришь, - загрустил Егор, - так всё обычно и получается. Крону лелеяли, а про корни забыли.
- По делу что узнал? – сменил тему Степан.
- Неделю подождать придётся. Потом может что и прояснится. Твоя правда. В замке Белоглазый и его люди.
- А что за неделю изменится?
- Человечек один есть. Обещал разузнать все подробности о Белоглазом. Раньше, говорит, не получится. Придётся ждать, - пояснил Уваров, и во весь рот зевнул.
- Спать здесь ложись. Не к Любояре же посреди ночи тащиться, - показал Степан на свободную лавку.
- А ты как же?
- Не твоя печаль. В своём доме, да угла не найти.
Поспать Уварову так и не случилось. Староста подождал, пока тот уляжется, задул свечу, и вышел из горницы, прикрыв за собой дверь. Егор поворочавшись на жёстком ложе, только-только нашёл удобное положение, и задремал, как в комнату ввалился Степан, волоча кого-то за шиворот, зажёг свечку.
- Что случилось? – подскочил с лавки Егор.
- Тебя спрашивал, говорит, из Замкового квартала.
Уваров пригляделся, и узнал подмастерье Мартина. Тот, видимо, тоже его узнал.
- Беда, господин! Герра Мартина убили, - подался к Егору парень, и расплакался.
Из Уварова остатки хмеля, как ветром выдуло:
- Говори, что случилось?!
Подмастерье неожиданно зарыдал в голос, не в силах произнести ни слова. Степан насильно влил ему в горло водку из фляги, тот закашлялся, и сначала перестал плакать, а потом и вовсе успокоился, после того, как староста заставил его сделать ещё пару глотков.
Из его сбивчивого рассказа Егор и Степан узнали, что парнишку зовут Ламмерт, и что сразу после ухода Уварова к кузнице подъехала очень красивая, богато одетая женщина. Её лошадь потеряла подкову. Мастер сказал, что придётся перековывать оба копыта, так как, точно такой подковы у него нет. Женщина сказала, что пусть делает, как знает. Потом Ламмерт отошёл, чтобы раздуть горн, и не слышал о чём они говорили. Когда работа была закончена, женщина расплатилась, и обратилась к мастеру с показавшимися парню странными словами: «Долго же я тебя искала, кузнец. Я тебе заплатила. Скоро и другие с платой придут». Ламмерт помог женщине сесть в седло, и случайно поймал её взгляд. У него даже волосы на голове зашевелились, столько в её глазах было нечеловеческой злобы. Заметив его испуг, она рассмеялась, и пустила лошадь в галоп. Парень спросил у мастера о посетительнице. Тот стоял бледный, с трясущимися губами, и не слышал вопроса. Когда же Ламмерт спросил повторно, мастер ответил, что это его смерть. До позднего вечера они работали. Мастер был мрачнее тучи. Было совсем темно, когда в кузницу ворвались наёмники. Мастер приказал парню бежать. Ламмерт выскользнул через чёрный ход, и спрятался в соседней подворотне. Он слышал страшные крики мастера, потерял счёт времени, а когда всё затихло, пробрался в кузницу, и увидел ужасную картину. Мастер, весь в крови, с изуродованным лицом, был гвоздями прибит к воротам. Он был ещё жив, и успел сказать, чтобы Ламмерт бежал на постоялый двор, в Русскую слободу, к человеку, который заходил в кузницу днём, и передал ему, что мастера нашла ведьма, и прислала наёмников, но он им ничего не сказал. Потом мастер умер, Ламмерт снял его с ворот, затащил в кузницу, и накрыл тело холстиной. Теперь он здесь, и ему очень страшно.
Ламмерт снова начал плакать, и Степан дал ему ещё выпить водки. С непривычки парень опьянел, и они уложили его на лавку, на которой несколько минут назад лежал Егор.
- Вижу, не всё ты мне говоришь, - недобро посмотрел на Уварова староста, - темнишь чего-то.
- Да ничего я не темню, Степан! Не моя это была тайна. Этот кузнец, Мартин, был человеком Князева. К нему я с утра и ходил. Он обещал мне раздобыть сведения о Белоглазом через неделю. Я тебе об этом рассказал, а оно, вон как обернулось, - Егор потянулся к фляге в руке Степана, и сделал большой глоток.
- Ясно, - тоже отхлебнул водки староста, - и что теперь?
- Придётся начинать всё сначала, - вздохнул Егор, - пойдём спать. Утром на свежую голову думать будем. Место-то найдётся, или опять в стойло уложишь?
Переночевали они в бане. Разбудил их Прошка:
- Так и знал, что здесь вас найду! В горнице Горимир с похмелья мается, да захухря какой-то глазами лупает. Там дядя Услад пришёл, вас спрашивает.
- Бражки этим тартыгам принеси, пусть мозги прочистят, - свесил ноги с полка Степан.
Егор вышел из бани, плеснул в лицо воды из кадки, и прошёлся до «теремка» в конце участка. Неприятные мысли, больно забарабанили в стенки гудящей черепной коробки: «Мартин мёртв. Весь их с Князевым, и без того сырой план, полетел ко всем чертям. Я понятия не имею, что делать дальше. Надо будет подмастерье расспросить, может, он выведет на единомышленников кузнеца».
В Степановой горнице Услад с Горимиром уже угощались брагой. Ламмерт уплетал за обе щёки гороховую кашу, а Степан, барабаня пальцами по столешнице, неприязненно посматривал на гостей.
Поздоровавшись с присутствующими, Уваров не удержался, хлебнул бражки, и обратился к парню:
- Ты знаешь людей, с которыми Мартин чаще всего встречался, вёл какие-то тайные дела?
- Вроде вас?
- Ну, хотя бы, - усмехнулся Егор: «Парнишка не дурак, сразу смекнул, кто меня интересует».
- Чаще всего он встречался с Анхелем, трубочистом…
«Ай да Мартин! Голова. Кто вхож в любой дом, и даже за ворота замка, как не трубочист? Лазая по крышам, и выгребая насыпавшуюся после чистки труб сажу из каминов, всегда можно что-то увидеть и услышать из того, что не предназначено для посторонних глаз и ушей», - отдал должное сообразительности кузнеца Егор.
- А ту женщину… ведьму, - споткнулся на слове «ведьма» Уваров, - ты раньше не встречал?
- Теперь я вспомнил, - закивал Ламмерт, - видел один раз. Она выезжала из ворот замка в сопровождении рыцаря.
- Ещё и ведьмы на наши головы! – шумно выдохнул староста, - что за напасть такая.
- Меня Любояра предупреждала, что рыцарям колдуны и ведьмы помогают, и что кто-то из них новоанадырского подсыла раскрыл, - подтвердил Егор.
- А ну, как они и тебя раскроют? – забеспокоился Степан.
- Меня нет. Мне Любояра оберег дала, сказала, что против него у них силы нету.
- Что делать-то будем, Егор? – подал голос Услад.
- Трубочиста пойдём искать. Покажешь нам его? – посмотрел Уваров на Ламмерта.
- Да. Я знаю, где он живёт. Застать бы только…
- Разберёмся. Собирайтесь, нет смысла рассиживаться, - поднялся из-за стола Егор.
- На вот, возьми, - Степан положил на стол кинжал в ножнах, с инкрустированным серебром эфесом.
- Спасибо Степан, - Уваров спрятал кинжал под раструбом ботфорта.
Ламмерт привёл Егора и его ближников на окраину Замкового квартала. Здесь, как пни на болоте, на пустыре, заросшем сорной травой, тут и там стояли жалкие лачуги, крытые соломой, а некоторые и вовсе, дёрном.
- Вон его дом, - парень показал рукой на небольшое дощатое строение, с трубой выложенной из дикого камня.
- Пошли, - позвал Уваров Услада с Горимиром, - может, повезёт, и дома его застанем.
Не повезло. Они и десятка шагов не сделали, как их окружили полтора десятка наёмников, прятавшихся за близстоящими постройками.
- Ты… - Услад потянулся, чтобы ухватить Ламмерта за ворот рубахи.
Тот взвизгнул, и отбежал на безопасное расстояние.
- Я не виноват! Меня заставили, - заканючил парень, и вжав голову в плечи, не выбирая дороги, побежал с пустыря.
- Ну что, други, видать наш последний час настал, - Услад вытащил из-за голенища засапожный нож.
- Спиной к спине! – приказал Уваров.
Бой длился недолго. Наёмники, мешая друг другу, все разом бросились на занявших круговую оборону Егора, Услада и Горимира.
Услад, увернувшись он рейтшверта, и перехватив руку одного из наёмников, ударил того ножом в горло. Егор, поднырнув под просвистевший над его головой меч, нанёс кинжалом несколько колющих ударов в живот другого. Горимир, заметив, как два ландскнехта нацелили в спину Услада копья, прикрыл его собой, и с пробитой грудью рухнул на землю. Наёмники навалились на отчаянно отбивавшихся русских, и повалили их на землю, обезоружив, и заломив руки.
- Поднимите их.
Егору показалось, что он уже где-то слышал этот голос. Он тряхнул головой, разбрызгивая по сторонам заливающую глаза кровь, и посмотрел на говорившего. Перед ним, ухмыляясь, стоял тот самый здоровяк, с бородой заплетённой в косичку, что на днях предложил ему сыграть в ножички. Выглядел он не самым лучшим образом. Опухоль на лице, от удара о стол, уже сошла, но вокруг обоих глаз расползлись синяки, меняя оттенок от чёрного до синего и тёмно-бордового. Похоже, он был тут главным. К нему подошёл один из ландскнехтов, и спросил:
- Убьём их сразу, Сигурд, или помучаем? Я хочу посмотреть, как ты делаешь «кровавого орла».
Сигурд отмахнулся от напарника, и приблизил своё лицо к Егору.
- Клянусь молотом Тора! Ты тот, кто трусливо сбежал из «Кабаньей головы», отказавшись со мной играть, - наёмник бы встрече со старым другом обрадовался меньше, - ты мне задолжал. Придётся платить.
«А уж как я рад тебя видеть… - подумал Уваров, - обидно, так ничего и не сделав, умереть под пытками на этом паршивом пустыре».
- Что же мне с тобой делать? – Сигурд наслаждался положением, - Ингвар хочет посмотреть на «кровавого орла». Знаешь, что это такое? Я вкрою тебе спину, выломаю рёбра из позвоночника, и выверну их наружу. У тебя появятся крылья. Да! Вот только летать ты не сможешь.
Он рассмеялся своей шутке, и его поддержали стоящие рядом наёмники.
- Но ведь так я получу только удовольствие, - продолжил Сигурд, - а как же мой выигрыш? Нет, я поступлю иначе. Я продам тебя Прокулу, и ты будешь до конца жизни биться на арене. Ты…
- Белоглазый приказал их убить, - перебил его Ингвар.
- Что ты мне тычешь своим Белоглазым! Я служил самому Эйрику Рыжему – покорителю Гренландии, и не этому выскочке отдавать приказы мне, Сигурду Заговорённому. Мы скажем, что убили их, а сами продадим их ланисте, и славно погуляем в «Кабаньей голове». Или твой Белоглазый расплатится звонкой монетой за их убийство? А, Ингвар? Ну так как? Убьём их, или продадим? – обратился Сигурд к наёмникам.
- Продадим! Погуляем на славу! – загалдели ландскнехты.
- Вот видишь, люди со мной согласны, - Сигурд приобнял Ингвара за плечи, - придётся согласиться и тебе. А если ты проболтаешься, я вырежу твоё лживое трусливое сердце, и скормлю его собакам.
Наёмники связали Егору и Усладу руки, завязали глаза полосками материи, оторвав их от рубахи Горимира. Потом их долго куда-то вели, бросили в пахнущий мышами, плесенью и гнилой соломой подвал, привязав к железным кольцам, вмурованным в стену.
- Как ты там, Услад, живой? – заговорил Егор, как только наёмники ушли.
- Лучше бы они меня убили! Мёртвые сраму не имут… Горимиру повезло, что до такого позора не дожил, - Услад чуть не плакал от сознания своего бессилия.
- Ничего. Мы с ними ещё поквитаемся, - пообещал Уваров.
Безуспешно попытавшись освободиться, Егор решил не тратить понапрасну силы, и постарался заснуть, чтобы избавиться от назойливых, тревожных мыслей. На какое-то время ему удалось забыться. Пинками его привели в чувство. Уварова с Усладом затолкали в повозку, и куда-то повезли. Минут через сорок повозка остановилась. Послышались чьи-то голоса, смех. Пленников выволокли на землю, и стянули с глаз повязки.
Егор осмотрелся. Они стояли во внутреннем, просторном дворе, окружённом одно и двухэтажными строениями под черепичными крышами. Одно из двухэтажных зданий было с балюстрадой, а другое, с галереей, со стеной без окон, с несколькими закрытыми дверями, за рядом колонн. Площадка двора была присыпана утрамбованным песком. По сторонам двора стояли какие-то деревянные приспособления, отдалённо напоминающие спортивные тренажёры.
К поднявшимся на ноги пленникам подошёл Сигурд и низенький толстяк в тоге и золочёных сандалиях.
- Отличный товар, Прокул! Клянусь ветрами Нйорда, тебе не найти лучших бойцов. Вот это, - Сигурд показал на своё лицо, - сделал со мной тот, что моложе.
- Что ж. Я возьму их, - придирчиво осмотрел «товар» ланиста, - но твоя цена слишком высока. Мне потребуется время, чтобы обучить их, а это деньги…
Сигурд с Прокулом отошли, торгуясь, и Егор так и не узнал цену, за которую их с Усладом продали.
Старик в тунике и с бронзовым ошейником на шее, открыл одну из дверей в стене за галереей, и жестом позвал удерживающих пленных наёмников следовать за ним. Егора затолкали в одну из каморок, а упирающегося Услада потащили дальше.
В каморке не было окна, только небольшое круглое отверстие вентиляции под потолком, над дверью, через которую внутрь едва пробивался свет от масляных ламп, горящих в коридоре. Уваров на ощупь нашёл один из двух жестких топчанов, и улёгся на него, морщась от боли. Рана на голове и порез на плече саднили. Егор не мог припомнить, когда он себя так неважно чувствовал. «Сейчас бы к Любояре. Подлечила бы, травами целебными напоила… Кстати! Человек с увечными глазами, о котором она мне нагадала, это не Белоглазый, как я думал, а Сигурд, которого я фейсом об тейбл приложил», - невольно улыбнулся Егор.
Потрёпанные нервы и тело нуждались в отдыхе, и скоро он уснул.
ГЛАВА 5
ШКОЛА
Уварова разбудил какой-то неясный со сна шум. Окрики, глухой гомон голосов. Он приподнялся на локте, и охнул. Тело отказывалось его слушать. Ощущение было такое, будто вчера его пропустили через камнедробилку. Воспоминания о событиях вчерашнего дня, как нетерпеливые посетители в присутственном месте, толкая друг друга, гурьбой стали ломиться в едва проснувшееся сознание.
Шум в коридоре стих. Дверь в каморку Егора открылась, и в неё вошёл высокий, жилистый человек в короткой тунике.
- Переодевайся, и выходи во двор, - положив на соседний топчан одежду, и бросив на пол грубые сандалии, уже уходя, он, видимо, вспомнив о хороших манерах, обернулся, и поприветствовал Егора, - добро пожаловать в ад, парень. Не задерживайся, иначе тебя накажут.
Уваров решил не испытывать судьбу, быстро переоделся в такую же, как и у приходившего за ним тунику, обулся в сандалии. Выйдя на свет, он какое-то время щурился, после полумрака узилища, а когда обрёл способность видеть, зажмурился, и потряс из стороны в сторону головой, прогоняя наваждение. «Я ещё сплю, и мне снится всякая чушь. Этого просто не может быть!», - уговаривал он себя, хотя уже понял, что вокруг самая, что ни на есть, явь, и ему придётся с ней мириться.
Во дворе, дюжина полуголых людей бились друг с другом деревянными мечами, нападая, и парируя удары щитами, сплетенными из ивовых прутьев. Несколько человек отрабатывали технику боя у деревянных болванов. Ещё с десяток, гуськом бегали по периметру двора. Остальные занимались на примитивных тренажёрах.
Егор увидел Услада, привязанного к столбу, и бросился к нему, но получил подножку, и упал лицом в песок. Кто-то больно наступил ему на шею ногой.
- Твой друг оказал сопротивление, и понесёт за это суровое наказание. Поднимайся, и не делай глупостей, иначе окажешься рядом с ним.
Говоривший убрал ногу, Уваров медленно поднялся, и столкнулся взглядом с дочерна загоревшим мускулистым мужчиной лет сорока. На его теле, словно штрихи, нанесённые мелом, белели многочисленные шрамы. В правой руке мужчина держал свёрнутый в кольцо длинный, сплетённый из сыромятной кожи кнут.
- Хозяин купил вас без моего ведома. Я Мардоний, наставник в этой школе, только от меня зависит, станете вы гладиаторами, или попадёте в андабаты, на потеху публике. Слушайте меня, и учитесь, если хотите выжить.
- Что будет с моим другом? – беспокоясь за Услада, спросил Егор.
- Он получит десять ударов плетью, а потом я посмотрю, на что вы годны, - снизошёл до ответа Мардоний.
- Можно мне поговорить с ним? Я постараюсь его убедить смириться со своей участью.
- Хорошо. Если ты его убедишь, я даже прощу его на первый раз.
Уваров поспешил к товарищу.
- Слушай меня внимательно, Услад. Мы обязаны с тобой выжить. Позже мы придумаем, как отсюда выбраться, но сейчас мы должны делать всё, что от нас требуют.
- И что же это? – Услад осмотрелся по сторонам, - мы должны будем сражаться на их стороне? Я не пойду на это. Лучше…
- Это не так. Но сражаться нам придётся. С такими же пленными, как и мы, - Егор сжал Усладу плечи, и посмотрел ему в глаза, - доверься мне, в этом нет предательства, это только вопрос нашего выживания.
- Я верю тебе, - кивнул Услад, - меня развяжут?
- Да. Покажи им, на что способен.
Егор вернулся к наблюдавшему за их разговором Мардонию:
- Пусть его освободят, он сделает то, что ты ему прикажешь.
- Ну, что ж… Отвяжите его! – крикнул он ближней паре тренирующихся.
Услада развязали, и подвели к наставнику. Мардоний одобрительно посмотрел на его богатырское сложение, потрогал бицепсы и бёдра. Заметив, как напрягся Услад, Уваров поймал его взгляд, и беззвучно приказал: «Терпи».
- Мечом владеешь? – спросил богатыря Мардоний.
- А ты спытай, - развернул плечи Услад.
- Дайте ему меч! Ты, - показал наставник кнутом на одного из гладиаторов, - встань с ним в пару.
Услад покрутил в руках деревянный меч, презрительно оттолкнул протянутый ему щит:
- Это дно от корзины себе оставь.
Вставший в пару с Усладом гладиатор стал двигаться из стороны в сторону, делать ложные выпады, проверяя реакцию противника. Тот, с кажущейся ленцой, легко уходил от ударов, в свою очередь оценивая возможности нападавшего. Так продолжалось с минуту. Неожиданно Услад атаковал гладиатора, вырвал у него щит, отбросив его в сторону, выбил из руки оружие, и рукояткой своего меча ударил растерявшегося неприятеля в лоб. Закатив глаза, тот повалился навзничь.
- Неплохо, - похвалил Услада Мардоний, - попробуем тебя в роли мурмиллона, или гопломаха. А что умеешь ты? - посмотрел он на Егора.
- Я могу биться без оружия. Ну и, возможно, копьём, - припомнил Уваров уроки штыкового боя.
- Севир! – окликнул Мардоний одного из бойцов, - Подойди сюда! Тут новобранец заявил о себе, как о кулачном бойце. Проверь его. Остальным продолжать тренировку! – щёлкнул наставник кнутом, заметив, что гладиаторы прекратили занятия, и с любопытством наблюдают за происходящим.
К Егору, поигрывая мышцами, и приплясывая, подошёл громила, на голову его выше.
- Начинайте, - приказал Мардоний.
Не видя в Егоре соперника, громила сразу бросился в наступление. Получив мощный прямой удар в солнечное сплетение, и пяткой с разворота в висок, он, как и противник Услада, рухнул на землю, потеряв сознание.
- Сегодня отдыхайте, осмотритесь тут. Завтра вами займусь, - недовольно буркнул Мардоний, ожидавший другого исхода поединков, и пошёл в другой конец двора, бормоча себе под нос:
- В первый раз Прокул приобрёл без моего участия что-то путное.
- Это про какого мурмулона с голомахом он говорил? – Спросил Услад Уварова, как только они остались одни.
- Мурмиллона и гопломаха, - поправил его Егор, - это такие воины. Они вооружены мечами, которые называются гладиями или гладиусами, и щитами…
- Мечники, что ли?
- В общем, да.
- И с кем они бьются?
- Друг с другом, на арене. Это такая специальная площадка, - пояснил Уваров.
- Насмерть?
- Как правило…
- А зачем?
- Людей развлекают.
- Это упыри какие-то, а не люди. Разве может смертоубийство развлечением быть? Сколько живу, первый раз о таком слышу, - засомневался в правдивости слов Егора Услад.
- Можешь мне не верить, но так оно и есть. И чтобы выжить, нам придётся убивать людей, которые не сделали нам ничего плохого. Мой тебе совет. Постарайся не заводить здесь друзей… Пойдём пройдёмся, - ткнул кулаком в плечо товарища Егор, - посмотрим, куда судьба-злодейка нас на этот раз забросила.
Они прошли по периметру двора, задержавшись у крепких ворот, с вооружённой стражей, прошли мимо большой открытой комнаты, «экседра», - вспомнил название Уваров, в проём которой было видно, как несколько человек суетились возле раскалённых плит, и откуда доносились запахи стряпни.
- Насколько я знаю, кормят здесь на убой, в прямом и переносном смысле, - невесело пошутил Егор.
- Так ты бывал уже в таком месте? – покосился на него Услад.
- Боже упаси! В книжках читал… Вон лавка. Давай посидим, а то всё тело болит.
Присев на лавочку, они понаблюдали за тренировкой, за стражей у ворот и на террасе второго этажа дома, где, судя по всему, проживал их теперешний хозяин, ланиста Прокул.
- Вот, сохранил, - Услад показал повязанный на руку лоскут материи.
- Что это?
- От рубахи Горимира. Я ведь его ещё мальцом помню. Ближника моего сын. Тот в сече сгинул, вот я за безотцовщиной и приглядывал… Не доглядел, - Услад ударил себя кулаком по колену, - Всеми богами клянусь! Выберусь отсюда, найду его убийц, шкуры с живых посдираю! А Сигурд этот, кровавого орла от моей руки дождётся. Видел я, как варяги этим делом забавляются.
- Для того, чтобы отомстить, мы должны терпеть. Если они поймут, что тебя не сломать, то убьют не задумываясь, в назидание другим…
- Да не переживай ты так за меня, Егор. Всё я понимаю. Силой здесь не возьмёшь, удобного случая надо дождаться. Не люблю об этом вспоминать, но раз уж такое дело… - вздохнул Услад, - я уже был в рабстве, у печенегов. Послы князя Олега меня выкупили. Он тогда союзников против византийцев собирал. Тогда-то я в княжью дружину и попал. И всё потому, что ждать своего часа умел, а товарищ мой по беде – нет. Через то и сгинул. Я его, навроде тебя сейчас, как только не увещевал, как не просил. Всё бестолку. То в драку ввяжется, то в бега пустится. Только плетью обуха не перешибёшь. Не печенегов учить, как строптивцев укрощать. Те пятки ему порезали, и рубленого конского волоса по кожу натолкали. Так и ползал, как дитя малое, на четвереньках, пока его табун лошадей не затоптал. А стражника я сегодня спросонья приложил, не сразу понял, где нахожусь. Впредь осторожней буду.
- Вот и отлично! – у Уварова от сердца отлегло, - разберёмся, что здесь к чему, а там и подорвём. Только они нас и видели.
За разговорами время подошло к обеду. Егор с Усладом заняли место за длинным столом, получив из рук раздатчика по глиняной миске тушёных бобов, куску хлеба и чаше с разбавленным водой вином. Гладиаторы, видевшие, как новички легко справились с одними из лучших бойцов, их не задирали.
После перерыва тренировки продолжились.
- Отдохнём последний денёк, а опосля и сами, как энти, запрыгаем, - уселся Услад на облюбованную ими лавочку, - а ты где так диковинно ногами-то биться научился? – спросил он устроившегося рядом Егора.
- Долгая история.
- Так мы пока никуда и не торопимся. Ты расскажи, а я послушаю. Так время и скоротаем, - сощурился на солнце Услад.
Уваров, решив, что больше не имеет смысла притворяться дезертиром из Троицкого солдатского полка рассказал товарищу о современной армии, о своей службе в морской пехоте, об оружии и рукопашном бое. Услад только головой качал, и изредка задавал вопросы о чём-то особенно его заинтересовавшем.
- Сколь сотен лет меж нами с тобой пролегло, а люди как душегубством баловали, так и балуют. И конца этому смертоубийству, видать, не будет до скончания веков, - выслушав рассказ Егора, сделал невесёлый вывод Услад, - вот и здесь народ к убийству готовят, на потеху зевакам. Отец Дионисий нас с Горимиром… - он на минуту умолк, и пересилив почти физическую боль, вызванную воспоминанием о потере друга, продолжил, - язычниками обзывал, ругался: «Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну, коли веру христианскую не примете?», а выходит, что и христиане молотят друг друга, за милу душу, не в уступ язычникам. И где правда? Выходит, что не в вере дело, а в самом человеке, хоть в купели его полощи, хоть жертвенной кровью мажь.
Егор не стал развивать тему. Он и сам, с момента, как попал на полуостров, неоднократно ловил себя на подобных мыслях, задумался и после слов Услада: «Большинство людей, с которыми мне довелось здесь познакомиться, так, или иначе, были связаны с воинским делом. Князев воевал в Афганистане, Степан служил в стрельцах, Услад с Горимиром были дружинниками Вещего Олега. Даже офеня с рынка, и тот псов-рыцарей на Чудском озере бил. С IX по начало XXI века русские приняли участие более чем в семидесяти войнах. Наши противники, ландскнехты и рыцари, за последнее тысячелетие, побывали во множестве сражений, от крестовых походов до столетней войны. Да и здесь, в школе, наверняка найдутся участники Пунических, римско-парфянских, галльских, германских и прочих войн, которые вёл Рим до своего падения. Все события в истории человечества, как дорога в степи вехами, помечены началом, или концом той, или иной войны. Люди так и не научились решать свои проблемы без применения силы. А если бы научились, мне бы пришлось переквалифицироваться в управдомы».
Они ещё несколько раз прогулялись по территории лудуса, пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку, через которую можно было бы осуществить побег. К их немалому разочарованию, таких мест в школе не было. Единственным входом и выходом служили ворота, но они надёжно охранялись.
Когда солнце скатилось к горизонту, и площадку для тренировок накрыла тень от двухэтажного здания резиденции Прокула, Мардоний приказал закончить занятия. Усталые гладиаторы смывали пот и грязь с разгорячённых тел, и отправлялись на массаж, где обученные этому рабы разминали их мышцы, втирая в кожу оливковое масло.
После сытного ужина «питомцы» лудуса разбрелись по двору, разбившись на большие и маленькие группы. Стук деревянных мечей сменил негромкий многоголосый гомон, тут и там слышался смех.
- А что, ничуть не хуже, чем в нашей воинской части, в том мире. В чём-то даже лучше. У нас бойцам после тренировок по рукопашному бою массаж не делают, - поделился с товарищем соображениями Егор, - посмотрим, что дальше будет.
- С печенежским полоном и не сравнишь, разве только, что там неволя, что тут, и братину медова вина Прокул этот, с нами за победу не разделит, - напомнил Услад Уварову об их положении.
- Это точно! Так мы к нему в друзья и не набиваемся. Доберусь до Новоанадыря, пойдёт он у меня камень на «Колыме» добывать, за работорговлю и организацию незаконных боёв с летальным исходом, попомни моё слово! Прикроем этот гадюшник, - пообещал Егор.
- Твоими бы устами… Гляди! Вроде как на ночёвку загоняют, - показал Услад на Мардония, вышедшего на середину двора, и щёлкнувшего бичом, - вашу-то дружину, поди, не так ко сну спроваживают?
- Не так.
- Вот то-то и оно. Как скотину в хлев загоняет, чужеяд!
Гладиаторы стали расходиться по своим каморкам. Уваров подошёл к Мардонию, и попросилподселить к нему его товарища. Тот ударил Егора рукоятью кнута по лицу, разбив губы:
- Запомни. У меня никто ничего никогда не просит.
- Простите, наставник, - склонил голову Егор, пряча глаза, чтобы Мардоний ненароком не прочитал в них с трудом сдерживаемое желание свернуть обидчику шею.
Уваров долго ворочался, мысленно рисуя картины превращения Мардония в отбивную, при своём непосредственном участии в этом увлекательном процессе, и только к середине ночи ему удалось заснуть.
Он стоял во дворе лудуса. Языки пламени, вырывающиеся из дверей и окон горящих зданий, бросали трепещущие красно-бордовые отблески на заваленный трупами песок, возбуждённые лица людей, напряжённо вслушивающихся в слова атлета, забравшегося на опрокинутую повозку, и гневно потрясающего гладиусом. Мелодичный язык говорившего был незнаком Егору, но это было не важно. Каждое слово вождя, а человек стоящий на повозке, несомненно, был вождём, находило отклик в его душе. Время от времени, вместе с другими гладиаторами, с которыми в этот момент Уваров чувствовал небывалое единение, он вскидывал окровавленный клинок вверх, и не щадя лёгких, выкрикивал: «Мортем Рома! Мортем Рома! Мортем Рома!». Казалось, воздух, пахнущий гарью и свежей кровью, густел от вырывавшейся вместе с криком из десятков глоток ненависти к своим угнетателям…
- Ты чего орать? Выходить на тренировку.
Егор подскочил на топчане, и едва не врезался головой в склонившегося над ним мускулистого, светловолосого парня.
- Здесь нет Рима, но если тебя услышать Мардоний, порки не миновать, - на ломаном русском предупредил тот Уварова, и вышел за дверь.
Недавно вставшее солнце ещё пряталось за стенами лудуса, и во дворе было сумрачно. Гладиаторы умывались, обливались ледяной водой, привезённой ночью из родника, разминались на тренажёрах.
К Егору подошёл Услад:
- Думаю, что сегодня нам на лавке посидеть не дадут, будем друг друга игрушечными мечами до посинения мутузить.
- Скорее всего, - согласился с товарищем Уваров, - мне сегодня сон приснился, и натолкнул на одну мысль…
Громкий щелчок бича заставил его замолчать. Гладиаторы построились в четыре шеренги.
- Мурмиллоны и гопломахи тренируются, как обычно, кроме тех, кого я назначил секуторами. Они встанут в пары с ретиариями. Остальные – бег и силовые упражнения, - объявил Мардоний.
Рабы, находящиеся в подчинении у препозита, отвечающего за арсенал, принесли деревянные мечи, щиты, сети и учебные трезубцы.
- Вы, двое, - показал Мардоний рукояткой кнута на Егора и Услада, - подойдите сюда. Ты, - обратился он к Усладу, когда они встали перед ним, - возьми щит и меч. Я поставлю с тобой в пару лучшего из мурмиллонов, он покажет тебе, что и как делать, а тобой займусь сам, - Мардоний оценивающе посмотрел на Уварова, - мне нужно понять, к чему ты больше годен. Я заметил, что ты подвижен, и у тебя хорошая реакция. Ты вчера сказал, что умеешь пользоваться копьём.
- Теоретически…
- Да, или нет?
- Не знаю.
- И не узнаешь, пока не попробуешь, - Мардоний подозвал раба, - принеси щит, меч, копьё, трезубец и сеть.
Раб убежал исполнять распоряжение, а учитель снова заговорил с Егором:
- Гладиаторы часто используют в бою ноги, но я никогда не видел, чтобы ими били в голову стоящего человека. Это какая-то борьба, о которой я не знаю, или ты акробат, и просто применил свои навыки во вчерашнем поединке?
- Случайно получилось, - Егор решил до поры не демонстрировать уровень своего владения рукопашным боем.
- Пусть будет так, как ты говоришь, - не поверил ему Мардоний, - откуда ты? Я спрашиваю не о времени, а о земле.
- В том мире это далеко на северо-востоке от Рима.
- Здесь есть два северянина. Они называют себя данами, но они плохо говорят по-русски… - Мардоний подозрительно посмотрел на Егора, - ты русский? Прокул снова совершил глупость. Мы не покупаем для школы русских рабов. Нам не нужны проблемы с их соплеменниками, правящими этим полуостровом.
- Мы с моим другом не русские. Наши земли граничат, поэтому мы хорошо знаем язык соседей, - поспешил успокоить наставника Уваров: «Не хватало только, чтобы слухи о проданных в лудус русских дошли до ушей Белоглазого. По словам Кости у его патрона какой-то нездоровый интерес к нашей стране и её населению. Вдруг Белоглазому придёт в голову посмотреть на нас, и кто-нибудь из его людей, участвовавших в нападении на пустыре, из желания выслужиться, или просто насо-лить Сигурду, укажет на меня и Услада, и тогда у нас не останется ни одного шанса остаться в живых, впрочем, как и у пройдохи Сигурда, но судьба последнего меня мало беспокоит».
- Будем считать, что ты ответил на интересующие меня вопросы, - кивнул Мардоний, - приступим к делу. Возьми копьё.
Егор взял в руки древко, чуть меньше двух метров длиной, с набитым песком мешочком на конце. Мардоний подцепил лежащий на земле меч носком сандалии, подбросил, и поймав, мастерски покрутил его в воздухе. Подняв щит, он встал в стойку, и приказал:
- Нападай!
Уваров сделал выпад, нанеся укол в голову противника. Мардоний отбив копьё щитом, попытался достать Егора мечом. Тот парировал удар нижним концом древка.
- Неплохо, - похвалил Уварова наставник, после того, как тот сумел выбить из его руки меч, - теперь сеть и трезубец.
Через полтора часа занятий Егору удалось набросить на Мардония сеть, повалить его на землю, и приставить к горлу трезубец.
- Ты прирождённый воин, - скрывая досаду за похвалой, сказал наставник, поднявшись на ноги, и отряхиваясь от песка, - будешь ретиарием, уж больно ловко с сетью управляешься.
На другом конце двора послышались ободряющие крики и звуки нешуточной баталии.
- Похоже, твой напарник тоже решил показать своё мастерство, - Мардоний поднял с земли кнут, и поспешил к сражающимся, и окружившим их кольцом гладиаторам. Егор увязался за ним.
Услад теснил троих нападавших на него бойцов. Двое, с разбитыми головами, без движения лежали на песке. Минута, и ещё один гладиатор рухнул на землю. Из оставшихся двоих, один сильно припадал на ногу, а другой, выронив меч, прикрывался щитом, но было уже ясно, что долго он не продержится.
- Прекратить! – гаркнул Мардоний, разгоняя толпу ударами бича, что здесь, во имя Беллоны, происходит?!
- Моя вина, наставник, - потупился Услад, - сказал я, что с пятерыми такими колупаями слажу, а они не поверили…
- Этих к лекарю, - кивнул Мардоний на лежащих на песке, а ты, ты… - не найдясь, что сказать, он досадливо махнул на Услада рукой, и приказал всем отдыхать. Время шло к обеду.
- Ты бы поаккуратней, - подошёл Уваров к товарищу, - не то он быстро тебя на арену спровадит.
- И пускай! Всё лучше, чем деревяшкой махать, - неприязненно посмотрел Услад на меч в своей руке.
- Ты случаем не забыл, что мы здесь не из-за зрительских оваций оказались?
- Не серчай, Егор, всё я помню, - забасил Услад, - разозлили они меня, ерохвосты! Зубоскалили всё. Большой колоде, мол, громче падать. Вот я им урок и преподал. Поди, рты-то теперь позакрывают.
- Ты никому не говорил, что ты русич?
- Как-то недосуг было. А что?
- Мардоний не должен об этом знать. Мы с тобой из пограничных с Русью земель. Не хочу, чтобы Белоглазый что-то заподозрил. Он ведь думает, что мы мертвы.
- Да я хоть печенегом, аль хазарином назовусь, лишь бы утечь отсель поскорее! – сплюнул в сердцах Услад. – О! Ты мне про сон свой собирался рассказать.
- Не про сон, а про мысли, на которые он меня натолкнул, - поправил товарища Егор. – Очень давно, в том мире, один гладиатор собрал единомышленников, и устроил в школе мятеж. Перебив охрану, им удалось вырваться на свободу. Без помощников нам отсюда не выбраться. Даже если каждый из нас сумеет убить по пять охранников, остальные нас по стенке размажут, и никто нам не поможет. А вот если мы найдём среди гладиаторов сторонников, наши шансы заметно вырастут.
- У тебя на дню семь пятниц! То не заводи здесь друзей, то сторонников ищи, - недовольно пробурчал Услад, - вона, пятерых я уже нашёл. Лекари их счас подлатают, ближниками станем. Но думка правильная. Любой из бойцов двоим, а то и троим стражникам, фору даст. Нам и нужно-то с дюжину помощников, тогда, может, что и сладится.
- Вот и я о том же. Давай разделимся, и для начала послушаем, чем тут народ дышит. Тех, кому здешние порядки невмоготу, и будем к восстанию готовить. У нас будет только одна попытка, поэтому нужно будет всё тщательно продумать. Главное, на доносчика не нарваться, поэтому вести себя следует крайне осторожно. Придётся немного подзадержаться, такие дела с бухты-барахты не делаются, - подытожил Егор, - пойдём, все уже за столы садятся.
После обеда снова начались занятия. Егор упражнялся с сетью и трезубцем с гладиатором, который разбудил его утром. Во время коротких передышек тот успел рассказать, что зовут его Маркус, что попал он сюда из города Сеноны, что в Галлии, после того, как очнулся в каком-то пустынном месте, где был странный туман. Какие-то воины, со странным оружием, на самодвижущейся повозке, забрали его и продали людям Прокула.
«Князев будет в «восторге», - подумал Уваров, - его погранцы занимаются работорговлей».
- И много таких, кто попал сюда таким образом? – спросил он Маркуса.
- Я знаю четверых, но может, нас больше, - пожал парень плечами.
- А что тебе известно о городе?
- Ничего. Только глупые сказки. Мардоний жестоко наказывает и тех, кто их рассказывает, и тех, кто слушает.
- Понятно… Ты уже бился на арене?
- Да, несколько раз, - опасливо оглядевшись по сторонам, подтвердил Маркус.
- И где находится эта арена?
- В каком-то огромном подземелье. Участников боёв привозят туда ночью на повозках. Перед поездкой всем завязывают глаза.
«Вот что значило предупреждение Мардония! Хорошо они тут всё придумали. Тем, кто знает о другой жизни, затыкают рты. Попавшим в школу прямо из зоны отчуждения внушают, что все истории о городе ложь. За разговоры о нём и тех и других подвергают жёстким репрессиям, отбивая всякую охоту говорить на эту тему. Одни знают о городе, но стараются держать язык за зубами, остальные попросту считают его выдумкой. Люди из-за недопонимания становятся недоверчивы-ми, что исключает возможность сговора. Проверенный веками метод: divide et impera – разделяй и властвуй. Теперь ясно, с чего следует начать», - повеселел Егор.
- То, что ты слышал о городе – правда. Мир не заканчивается за стенами этого лудуса, - шепнул он Маркусу перед тем, как продолжить занятия.
Потянулись томительные дни тренировок, наполненные болью, от нескончаемых ушибов и ссадин, и непреходящей усталостью, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Если бы не отметки, которые Уваров делал на стене своей каморки, он бы давно потерял счёт времени. Егор с Усладом завели знакомства, осторожно подбирая единомышленников, которых оказалось более, чем достаточно, для реализации их плана побега из лудуса. И уж совсем неожиданно они приобрели очень полезного для их дела сторонника, в лице вилика школы, того самого старика с бронзовым ошейником на шее, который разводил их по каморкам в день, когда их привезли в лу-дус. Он сам подошёл к Егору, и завёл разговор.
- Меня зовут Зозимус. Вот уже пятнадцать лет я в этой школе, а как сейчас помню тот вечер. Тогда я ещё был очень молод. Я никогда не знал свободы. Я был рабом, сыном рабов, также рождённых от невольников. У моего хозяина была вилла в Пицене. Когда в тех краях стало опасно, он уехал, оставив в имении прислугу и небольшую охрану. Рабы шептались меж собой, что тому, чьё имя запрещено произносить, удалось разбить один из отрядов Красса, и обратить его в бегство. Крассу даже пришлось провести децимацию, чтобы восстановить дисциплину в войске. Победители разоряли имения, и убивали их владельцев. Не обошли стороной и владения нашего хозяина. Тогда-то я и увидел его в первый и последний раз. Он не был похож на Марса, в сияющих доспехах, сошедшего с Олимпа, каким мы его себе представляли, но было в нём что-то такое, что вселяло в людей надежду. Ему достаточно было сказать несколько слов, и все, кто его слышал, готовы были идти за ним хоть на Рим, хоть в сам Тартар. Когда он со своими людьми пришёл на виллу, охрана бросила к его ногам оружие, и молила о пощаде. С собравшихся во дворе рабов сняли ошейники, и предложили присоединиться к их армии. Каким же я был глупцом! Моя душа разрывалась на части. Мне хотелось пойти за ним, но я знал, что если сделаю это, то никогда больше не увижу свою невесту, Кору. Она прислуживала жене хозяина, и покинула виллу вместе с госпожой. Я остался один, в разграбленном доме. Его не сожгли только потому, что не хотели открывать своего местоположения. Горящая вилла стала бы хорошим ориентиром для разведчиков Красса.
Он и его люди ушли той же ночью. Я, как мог, навёл порядок в доме, и стал дожидаться хозяев. В кладовой оставалось немного съестных припасов, что позволило мне пережить тревожные времена. Наконец-то господа вернулись. Меня похвалили за верную службу, и назначили виликом. Хозяин рассказал, что Красс разбил армию рабов у реки Силар, а Помпей уничтожил её остатки. Сейчас пленных мятежников распинают на Аппиевой дороге от Капуи до самого Рима. Но тогда я не слышал ничего, из того, что мне говорили, я был раздавлен горем. Мою Кору, понравившуюся какому-то патрицию, продали. Я до сих пор не могу себе простить, что не ушёл тогда со своими товарищами. Пусть бы я лучше погиб в бою молодым, чем до старости влачил одинокое жалкое существование, как верный пёс, оберегая хозяйское добро. Когда я перенёсся в этот мир, меня продали Прокулу. Узнав, что я был виликом на вилле знатного римлянина, он поручил мне ведение хозяйства в этом лудусе.
Наверное, богам угодно, чтобы в любом из существующих миров я был рабом. Не проходит дня, чтобы я не жалел о своём неверном выборе, той ночью, на вилле. И вот недавно, когда утром я отпирал двери, чтобы выпустить гладиаторов на тренировку, я услышал призыв, который звучит в моих ушах уже пятьдесят лет: «Мортем Рома!» - Смерть Риму! Это кричали обретшие свободу рабы, и это кричал ты, - старик посмотрел на Уварова выцветшими, повлажневшими глазами, - я уверен, что вы что-то задумали против Прокула и Мардония. Знай, на этот раз я приму правильное решение, чем бы для меня это не кончилось. Я помогу вам, можете на меня положиться.
- Я верю тебе, Зозимус. Мы посвятим тебя в свои планы, когда подойдёт срок, - пообещал вилику Егор.
Раз в месяц, а то и два, ближе к вечеру из школы увозили несколько гладиаторов. Кто-то из них возвращался, иногда с незначительными, а то и с серьёзными ранами, кого-то они так больше и не увидели. Все знали, что они были на боях, но разговоры на эту тему были строго запрещены.
Всё же Уварову удалось узнать, что лудус Прокула не единственная гладиаторская школа на полуострове. Была ещё одна, с которой тот конкурировал. Именно с её питомцами сражались его люди на арене.
За три с небольшим месяца, что Егор обучался в лудусе, он стал лучшим ретиарием. Усладу не было равных среди мурмиллонов и гопломахов.
На днях Мардоний сообщил им, что они поедут на ближайшие игры, отстаивать честь Дома Прокула.
- Ты готов убить, ради того, чтобы выжить? – спросил Уваров Услада после разговора с наставником.
- Егор. Я воин, убивать мне не впервой. Да и не в том дело, чтобы шкуру свою спасти. Нам с тобой заразу в городе надо искоренить, школы эти сничтожить. А ради этого, я хоть сотню к Карачуну отправлю. Без этого никак. Лес рубят… Главное, чтобы со своими биться не пришлось, привык я к ним, - вздохнул Услад.
Егору было понятно беспокойство товарища. Услад, вопреки намерениям, успел подружиться с двумя гладиаторами, и даже пообещал устроить их в слободе, если план сработает.
MORITURI TE SALUTANT!
В тот день Уваров обратил внимание, что для него, Услада, и ещё четырёх гладиаторов тренировки проходили не как обычно. До обеда они бегали по периметру двора, и занимались на тренажёрах, после чего им сделали массаж, посадили за отдельный стол, и накормив более калорийным, чем остальных, обедом, развели по каморкам, приказав отсыпаться.
Егор лежал на топчане, уставившись в потолок. Спать не хотелось. Он уже привык к существующему распорядку дня, да и мысли о предстоящих играх будоражили разум. Не то, чтобы он боялся предстоящего поединка, в конце концов, он изначально был солдатом, и смущало его только незнакомое оружие, но научившись им владеть, он снова обрёл уверенность в себе. Предстоящий бой виделся ему чем-то сродни умыванию ледяной водой - уверен, что кожа не слезет, а плеснуть в лицо решаешься не сразу. За то время, что Уваров прожил в Старом Городе, он привык, насколько это вообще возможно, к мысли, что его жизнь может оборваться в любую минуту. Это чувство было ему уже знакомо. Там, в Сирии, Егору приходилось выполнять задания, связанные с серьёзным риском. В такие моменты организм мобилизуется, обостряется чувство самосохранения, активнее работает мозг. Когда жизнь подвергается опасности, не имеет значения, от чего исходит угроза. От косящей очереди крупнокалиберного пулемёта, или града стрел. Наивно полагать, что солдатам в красивой форме, в напудренных париках с косицами, и треуголках, украшенных перьями, плотными колоннами марширующим навстречу залпам картечи, менее страшно, чем цепям бойцов, в невзрачном камуфляже, обстреливаемым из миномётов. И тем, и другим, несмотря на разницу в века, испытующе заглядывает в глаза всё та же самая смерть, что без малого две с половиной тысячи лет назад проверяла на стойкость спартанских гоплитов в Фермопильском ущелье. Храбрость это не бесшабашная удаль новичка, или слепая вера в судьбу законченного фаталиста. Храбрость профессионального воина – это терпение в опасности. На это Уваров себя и настраивал, претерпеть всё, что его ожидает, и победить. Мысли о поражении, уже наполовину проигрыш. «Может, это покажется циничным, или даже кощунственным, - размышлял Егор, - заложив руки за голову, - но человечество не может обходиться без войн. Человек по своей натуре хищник, пожалуй, самый опасный и кровожадный на планете. Это его естество, стыдливо прикрытое налётом цивилизованности. Стоит уничтожить эту его сущность, и получится безвольное, неспособное к выживанию и самозащите племя виктимных элоев, о которых писал Герберт Уэллс в романе «Машина времени». Элои, доведшие своё общество до крайней степени толерантности, превратились в пищу для морлоков, в отличие от них не растерявших хищнических инстинктов. Уже сейчас, на примере современной Европы можно воочию наблюдать прогрессирующую деградацию общества, превращающегося в аморфную скулящую массу терпил-элоев, которые не в состоянии защитить себя от мигрантов-морлоков. А их армии? Где алармистская Швеция, перед армией которой трепетали современники? Кто из французов унаследовал честь егерей Императорской гвардии, в упор расстрелянных под Ватерлоо из пушек, под ставшее афоризмом: «Императорская гвардия гибнет, но не сдаётся!»? Где солдаты вермахта, двести дней зубами вгрызавшиеся в землю Сталинграда, пока наши не всыпали им по первое число? Глядя на нынешних НАТОвцев, случись чего, нам их воякам впору кричать: «Сдавайтесь! В плену вы получите чистые памперсы, французскую пудру и губную помаду любых оттенков!». Тьфу! – Уваров повернулся лицом к стене, - надо всё-таки попробовать заснуть, и дай мне Бог терпения принять то, что я не в силах изменить, силы изменить то, что возможно, и мудрости, научиться отличать одно от другого».
Зозимус разбудил его, когда коснувшееся линии горизонта солнце освещало розоватым светом только верхушку крыши дома, напротив резиденции Прокула, своей тенью окутавшей двор, тренажёры, и две запряжённые парой мулов крытых повозки, стоящие у ворот.
Гладиаторов уже отправили на отдых, и кроме стражников и Мардония во дворе никого не было. Егору завязали глаза, связали руки за спиной, и усадили в повозку. Скоро к нему присоединилось ещё несколько человек.
- Егор, ты здесь?
- Куда ж я без тебя! – откликнулся Уваров, узнав голос Услада, и добавил, припомнив Ролана Быкова в роли шебутного напарника Олега Янковского из фильма «Служили два товарища», - обое полетим.
Тяжёлые ворота лудуса со скрипом отворились, и повозка, сотрясаясь на ухабах всем корпусом, покатила по грунтовой дороге. Часа через два они прибыли на место. По ступеням круто спускающейся вниз лестницы их провели в какое-то помещение, где развязали, и сняли с глаз повязки. Как только восстановилось зрение, Егор осмотрелся. В комнате, грубо выдолбленной в скале, было две двери. Сквозь зарешечённый, похожий на горизонтальную щель проём, внутрь попадал оранжевый неверный свет. Уваров выглянул наружу, и присвистнул.
- Чего там? – присоединился к нему Услад.
- Сам посмотри.
Посмотреть, действительно, было на что. Большую, присыпанную песком арену освещали весящие на цепях металлические светильники, горящие ярким пламенем, по её периметру пылали жаровни. За ними, теряясь во мраке, поднимались уступом зрительские скамьи, на которых угадывалось шевеление множества людей, и откуда доносился приглушённый гомон.
Одна из дверей открылась, и Мардоний позвал одного из гладиаторов:
- Растус, на выход.
Глашатай на арене уже объявлял о начале первого боя. Егор когда-то читал о гладиаторских играх, и предполагал, что их заставят обойти арену, крикнуть: «Ave, Caesar, morituri te salutant!» (Здравствуй, Цезарь, император, идущие на смерть приветствуют тебя!), перед началом боёв проведут что-то вроде концерта, но, видимо, жизнь на полуострове внесла в игры свои прагматичные коррективы, и всевозможную мишуру решили опустить.
Все находящиеся в комнате прильнули к проёму. С противоположной стороны на середину арены вышел коренастый атлет, с небольшим круглым щитом и дубинкой в левой руке, в правой он держал свёрнутый в кольцо кнут.
- Это пегниарий, - пояснил Маркус, стоявший рядом с Егором, - в нашей школе их не тренируют.
С их стороны арены навстречу противнику, потрясая над головой двумя мечами, в одной тунике и тугих повязках на руках и ногах, выбежал Растус.
Уваров уже хорошо разбирался в классификации гладиаторов, и знал, что Растус боец димахер - «носящий два кинжала».
В предвкушении зрелища зрители зааплодировали, подбадривая бойцов, на которых сделали ставки, распорядитель подал сигнал, и поединок начался.
Егор, впервые в жизни видевший бой гладиаторов, псевдоисторические блокбастеры не в счёт, с замиранием сердца следил за происходящим на арене.
Противники были примерно в одной весовой категории. По их уверенным действиям было видно, что они не новички, и отлично владеют своим оружием. Растус, уклоняясь от ударов кнута, делая ложные выпады, пытался подобраться к противнику. На близком расстоянии кнут был бесполезен, а щит и дубинка в одной руке не были гарантированной защитой от двух мечей. Приблизься димахер к пегниарию на длину клинка, и исход боя был бы предрешён. Противник Растуса понимал это, и прилагал все усилия, чтобы держать того как можно дальше от себя. Размахивая кнутом над головой, он хлёсткими ударами, подымающими облачка песка с арены, пресекал попытки Растуса сократить расстояние между ними хотя бы на шаг, одновременно стараясь обвить конец кнута о его ногу, или руку. Один раз у него это получилось. Конец кнута обернулся вокруг защищённой повязкой щиколотки димахера, и затянулся тугой петлёй. Растус потерял равновесие, и упал на спину. Пегниарий бросился к поверженному противнику, чтобы ударом дубинки размозжить ему голову. Не растерявшись, Растус просунул остриё меча под петлю, и перерезал её в тот момент, когда дубина уже была занесена для решающего удара. Димахер откатился в сторону, и одним из мечей полоснул пегниария по ахиллову сухожилию. Казалось, до победы осталось немного. Обездвиженный противник уже не представлял серьёзной угрозы. Поднимаясь на ноги, Растус опёрся обеими руками на мечи, и в этот момент кнут захлестнул его шею. Бросив дубинку, пегниарий стал тянуть кнут на себя. Задыхающийся Растус выронил мечи, и постарался освободиться от удавки, но сыро-мятная кожа глубоко врезалась ему в шею, и его попытки не увенчались успехом. Он уже терял сознание, когда соперник подтащил его к себе, и подняв с земли дубину, размахнулся, и опустил её на голову Растуса. Цирк взорвался восторженными криками. Раненый победитель с трудом поднялся на ноги, и вскинув руки кверху, присоединился к общему ору, требуя ещё больше оваций.
Егор, не ожидал, что его так увлечёт это жестокое зрелище. Придя в себя, он с удивлением посмотрел на кровоточащие ранки на ладонях, так сильно он сжимал кулаки, наблюдая за боем.
Тело Растуса за ноги уволокли с арены. Его удачливого противника унесли на носилках. Первая схватка закончилась.
В комнату заглянул взбешённый Мардоний:
- Услад! Будешь биться с двумя гопломахами. Надо изменить счёт в нашу пользу. Прокул рвёт и мечет.
Уваров обменялся с товарищем рукопожатием, и тот скрылся за дверью.
На арене Услад появился в тяжёлом бронзовом шлеме, украшенном фигуркой рыбы, полностью закрывающем лицо, манике – доспехе для правого предплечья руки, вооружённой полуметровым гладиусом, с большим прямоугольным щитом, в набедренной повязке, и толстых обмотках на ногах. Его уже ждали гопломахи. На них были подобия стеганых брючин, под набедренными повязками, металлические поножи, маники и шлемы с полями, украшенные перьями. Мечи и бронзовые щиты, как у Услада.
К окончанию боя Егор чувствовал себя так, будто это он, а не Услад, сражался с двумя противниками на арене. Благо, бой длился недолго. Услад был массивнее своих противников, и использовал это преимущество в свою пользу. Он сразу же напал на них, отбросив щитом одного так, что тот кубарем покатился по арене, а когда поднялся, его напарник уже лежал в луже крови, рассечённый гладиусом почти пополам. Не будучи готов к столь стремительно развивающимся событиям, гопломах растерялся, не смог дать должного отпора, и был убит по требованию разочаровавшейся в нём публики.
На бои Кастула, Маркуса и Криспа Егор не смотрел, нервы и без того были на пределе, он только отметил, что в комнату вернулся один Маркус, с серьёзной раной на руке, которой немедленно занялся лекарь. Уваров даже не сразу понял, что называют его имя.
- Егор! Егор! Твой выход! - словно издалека донёсся до него голос Мардония, - ты должен победить. Это последний на сегодня поединок. Счёт пока равный. От тебя зависит, чья школа сегодня выиграет. На кону большие деньги!
Мысленно собравшись, Уваров перешёл в соседнее помещение, где два помощника наставника экипировали гладиаторов перед выходом на арену. Егора усадили на грубо сколоченный табурет. Один из помощников стал в несколько слоёв обматывать его ноги до колен полосами плотной ткани, а другой закрепил на его левой руке доспех, с мощным наплечником с гребнем. На набедренной повязке затянули широкий кожаный пояс, с металлическими бляхами, за который Уваров сунул кинжал с бронзовой рукоятью. Мардоний протянул ему трезубец и прочную сеть.
- Покажи им на что ты способен, - похлопал он Егора по плечу, - думай о том, что по возвращении тебя ждёт много вина и хорошей еды. Прокул обещал устроить пир, если мы победим.
Мардоний распахнул дверь, и Егор вышел на арену. Там, потрясая оружием, уже прохаживался мурмиллон, габаритами не уступающий Усладу. «Попробуй, завали такого борова! – присмотрелся к сопернику Уваров, - единственное моё преимущество, так это то, что он почти ни хрена не видит». Ещё в школе Егор попросил у препозита дать ему примерить шлем мурмиллона. Громоздкий шлем показался ему неудобным и тяжёлым, а сквозь отверстия в щитке, закрывающем лицо, был плохой обзор. После этого Уваров разработал свою тактику ведения боя. Нужно было быстро пере-двигаться, меняя позицию, стараясь находиться вне поля зрения противника, тем самым заставляя его постоянно крутить головой, что мешало сконцентрироваться. Такая тактика быстро утомляла тяжеловооружённого неприятеля, тот, в конце концов, делал ошибку, и тогда…
Глашатай взмахом руки дал бойцам понять, что можно начинать поединок. Мурмиллон, как Уваров и ожидал, сразу перешёл в наступление. Уйдя влево, под щит нападавшего, Егор стал кружить вокруг него, резко меняя направление и угол атаки, тем самым вынуждая противника перейти от нападения к защите. Несмотря на массивность, мурмиллон, довольно резво реагировал на выпады Егора, и тот не решался применить сеть, выматывая соперника. Улучшив момент, он всё же бросил её, и она зацепилась за щит, сковывая движения неприятеля и тот, чтобы вернуть себе возможность маневрировать, вынужден был избавиться от сети вместе со щитом. Уваров тут же подтянул сеть к себе, и освободив щит, отбросил его, как можно дальше от места схватки. Теперь мурмиллон находился в более уязвимом положении. У него оставался только меч, а у Егора, помимо сети, был трезубец. Пришло время атаковать. Размахивая сетью, Егор бросился на соперника. Уклоняясь от удара трезубцем в грудь, тот не успел увернуться от сети, и та опутала его с головы до ног. Ударом древка Егор уронил мурмиллона на землю. Зрители взревели, требуя крови. Уваров уже занёс трезубец над телом неприятеля, не решаясь нанести последний удар, как краем глаза заметил несущегося на него гопломаха, с занесённым над головой гладиусом. «Решились на нечестную игру? Тогда и раздумывать нечего. Сами напросились», - разозлился Егор. Выхватив из-за пояса кинжал, он левой рукой метнул его в нападавшего, а правой пригвоздил трезубцем к земле пытающегося освободиться от сети мурмиллона. Кинжал вонзился в горло гопломаха, и тот, пробежав ещё несколько метров по инерции, рухнул на песок к ногам Егора.
Уваров мельком глянул на трибуны, и забыл про бой. В первом ряду, прямо напротив него, сидел депутат Андроникус, а рядом с ним незнакомец в очках, с золочёной оправой, в дорогом костюме. Приглядевшись к публике повнимательнее Егор насчитал с полтора десятка современно одетых мужчин и женщин. «Так, значит, мы развлекаемся, господа новоанадырцы. Ну, ничего, доберёмся до вас, хлебнёте лиха», - мстительно подумал он, и не обращая внимания на хвалебные выкрики и аплодисменты, покинул арену.
- Я в тебе не ошибся! – встретил Егора Мардоний, - теперь Прокул взыщет с Захарии крупный штраф за нарушение правил. А это значит, что он расщедрится не только на вино и хорошую пищу, но и на женщин.
Уваров изобразил на лице радостную улыбку, думая, как передать Князеву сведения о творящемся здесь беспределе, чтобы уже наверняка продавить в Думе закон о полном контроле со стороны охранного отделения и полиции над Старым Городом.
Оставшимся в живых гладиаторам снова завязали глаза, вывели из подземелья, и посадили в повозку. У Егора, пожалуй, еще никогда не было так муторно на душе, словно он потерял какую-то особенно дорогую, и оберегаемую часть себя. Он не сразу понял, что это было ощущение внутренней свободы. Сегодня он убил это чувство вместе с двумя незнакомыми ему людьми. Он даже лиц их не видел. Ему приходилось убивать и раньше, и здесь, и в том мире, но прежде он делал это вы-полняя долг, или спасая свою жизнь, но так складывались обстоятельства, и люди, которых он лишал жизни, так, или иначе, были его врагами. У него почти всегда было право выбора, уничтожить, или пощадить противника. На арене он тоже сражался за свою жизнь, но это не было стечением обстоятельств. Это была чужая злая воля, воспротивится которой можно было только сознательно приняв смерть. Ни выбора, ни удовлетворения от победы над соперниками, к которым он не испытывал неприязни ни личной, ни согласно долгу, ему не оставили.
- Вот и стали мы с тобой Егор бойцовыми псами. Грызём глотки на потеху хозяевам за кусок мяса, - услышал Уваров голос Услада, словно прочитавшего его мысли, - позорище это только ради большого дела терплю. Кабы не оно, я бы не с такими же, как сам, подневольными бился, а нелюдь эту, что над смертью чужой глумится, крошил бы, покуда меня не убили. Нахлебались бы своей кровушки, упыри.
В лудус они вернулись около девяти утра. Во дворе им навстречу вышли бросившие тренировку гладиаторы, не обращая внимания на окрики старшего, оставленного за себя Мардонием, и молча поприветствовали вернувшихся, ударами деревянных мечей по плетёным щитам. Лекарь бегло осмотрел Егора и Услада, не получивших в бою ни одной царапины, и занялся Маркусом. Его рану нужно было как следует обработать, и зашить.
- А ты понял, где мы были? – спросил Услад Уварова, по дороге в душевые.
- Где?
- Помнишь, ты мне рассказывал про русло подземной реки…
- Ты думаешь, что эта пещера один из рукавов этого русла?
- Да. И находится она прямо под замком.
- С чего ты так решил?
- Я в этом уверен. Когда я тех двоих порешил, заметил, как кто-то с факелом прошёл в проём, и стал подниматься вверх по лестнице. А стены в проёме аккурат из такого же камня, что и башня замка выложены. Наш-то камень серый, а энтот в красноту отдаёт. Такая порода ещё встречается в каменоломнях, но редко. Из-за такого оттенка она очень дорого ценится. Кто ж в своём уме таким камнем подвалы станет выкладывать?
- Логично, - согласился с товарищем Уваров, - как не крути, а все ниточки ведут в замок. Может, и сам Белоглазый там был. Я видел больше дюжины гостей из Новоанадыря. Даже одного депутата Думы от Античного квартала.
- Да ну?!
- Вот тебе и «да ну». Развлекаются народные избранники, в меру своей испорченности… Эх! Нам бы только выбраться отсюда. Уж я бы уговорил Князева потревожить власть предержащих, чтобы им служба мёдом не казалась, - поделился с Усладом планами Егор.
- Князев это…
- Тот, кто за порядком в Новоанадыре приглядывает, я тебе о нём рассказывал.
- А-а… К «диким» их пущай отправит, коли жизнь скучной видится. За забором поживут, авось вразумление обрящут, - предложил Услад.
- Идея неплохая, но общественно-полезные работы на каменоломнях всё же предпочтительнее. Хотя, насколько я знаю Князева, он бы ещё более радикальный метод перевоспитания применил, - усмехнулся Егор.
- Это какой же?
- Игры бы с их участием устроил. Победителю реабилитация, плюс бонус – сохранение нажитого непосильным трудом. Вот бы они друг друга на части рвали. Любо дорого посмотреть!
- Не все я твои слова понял, но на то, как эти чужеяды позвонки у недавних своих ближников пересчитывают, в охотку бы поглядел, - басовито хохотнул Услад.
В этот день участникам игр разрешили отдохнуть. До двух часов дня они отсыпались, а после обеда Егор и Услад сидели во дворе, греясь на солнышке, и наслаждаясь бездельем. Маркус спал в своей каморке, после того, как ему зашили рану, и напоили маковым отваром.
- Когда же начнём? – спросил Услад, - уже достаточно людей собрали.
- Ровно через неделю.
- Что так?
- Зозимус сказал, что двадцатого сентября Прокул собирается отметить какое-то значимое событие. Вилик что-то говорил, но я не стал вдаваться в подробности. Главное, хозяин устроит в честь гостей игры, здесь, в лудусе. Биться будут не насмерть, но участникам выдадут боевое оружие. Прокул, хотя и тот ещё козлина, но не жлоб. Вино будет литься рекой. Стражники своего не упустят, обязательно лизнут под шумок. Зозимус обещал, что обеспечит их выпивкой. Он же раздобудет ключи от арсенала. Мы с тобой уговорим Мардония поставить нас сражаться друг с другом, пообещаем устроить незабываемое зрелище. Думаю, он клюнет. Никогда не упустит случая угодить хозяину, несмотря на то, что терпеть его не может. Если повезёт, кто-то из наших тоже будет участвовать в играх, а нет, сами справимся. Мы завяжем бой со стражей, а когда начнётся суматоха, Зозимус откроет арсенал, и раздаст оружие. Пробьёмся за ворота, и сразу в город, к Степану. Там они нас не достанут. Если мы до замка ехали около двух часов, то до слобод где-то около тридцати километров. Постараемся забрать всех лошадей, чтобы из лудуса не смогли послать за помощью к рыцарям.
- А в какую сторону бежать-то? Вдруг заплутаем. С конными рыцарями мы не совладаем, если потеряем время, и они нас найдут, - озабоченно помотал кудлатой головой Услад.
- Зозимус знает дорогу, и подробно рассказал мне куда идти, на случай, если с ним что-то случится. Не заблудимся, - успокоил друга Егор.
- Вот и ладно, - удовлетворился объяснением Услад, - пойдём, что ли, ещё поспим? А то трапеза-то, поди, на пол ночи затянется. Уж больно вина хочется хорошего испить. Мочи нет это пойло, разбавленное водой хлебать, только пучит с него, а веселья никакого.
- И то верно, - согласился Егор, - Мардоний обещал, что праздновать в ужин начнём.
- По-людски не праздновать, а тризну по убиенным справить треботно, - помрачнел Услад.
- Не нам их обычаи менять, не у себя дома, а как никак в гостях, - поднялся с лавки Уваров.
- Ужо попомню я им это погостевание, - пообещал Услад.
Вечером в каморку Егора заглянул Зозимус.
- Вставай, Егор! – потряс он за плечо разоспавшегося Уварова, - столы уже накрыли. Время отпраздновать вашу победу.
Мардоний не обманул, Прокул и вправду расщедрился. Столы непривычно ломились от деликатесов и запечатанных воском кувшинов с вином. Гладиаторы, возбуждённо галдя, рассаживались по местам.
Сам Прокул вышел на террасу своей резиденции, опёрся, широко расставив руки, о балюстраду, и произнёс проникновенную речь о лудусе, который стал для всех родным домом, о бойцовской семье, связанной узами пролитой на арене крови, братстве, долге и прочем, что если и имело место быть в жизни, никак не относилось к Дому Прокула. Закончив, он дал знак начинать пиршество, и удалился в свои покои.
Гладиаторы накинулись на еду, вгрызаясь зубами в сочные куски жареного мяса и рыбы, запивая пищу неразбавленным вином. Потом принялись за фрукты, и снова пили. Услад поставил перед собой кувшин, дав остальным понять, что не намерен ни с кем делиться его содержимым, больше налегал на выпивку, нежели на закуску. Остатки вина он допивал прямо из кувшина, лёжа на спине, после того, как свалился с лавки. Его первым и уволокли из-за стола.
Егор не осуждал товарища. Напиться до положения риз, это был, пожалуй, единственный способ, хоть ненадолго вырваться из похожей на затянувшийся кошмар реальности, забыться, с пьяной разухабистостью вдарить оземь давящей на голову шапкой стрессового напряжения, и затянуть дурниной, с диковатым приплясом: «А я и пить буду, и гулять буду, а смерть придёт - помирать буду! А смерть пришла - меня дома не нашла…». Он и сам позволил себе прилично набраться, но до своей каморки добрался сам. Уваров только скинул сандалии, собираясь улечься на топчан, как дверь распахнулась, и в помещение, подталкивая перед собой двух девушек в коротких туниках, вошёл Мардоний:
- Вот, выбирай! Впрочем, можешь оставить обеих. Твоего друга и сам Юпитер, сотрясающий небо, теперь не разбудит.
Мардоний ушёл, прикрыв за собой дверь, а девушки уселись рядом с Егором, и стали его оглаживать по груди и спине. Мысли у него путались от выпитого и провокационной близости прижимавшихся к нему молодых гибких тел. «А как же Даша? – словно из глубокого колодца, попыталась докричаться до него светлая, ещё нерастраченная часть души. – А что Даша? Любояра нагадала, что не сладится у нас, змея она подколодная, оказывается…». Подавшись соблазну, Егор уже готов был испить из чаши порока, как дверь снова распахнулась, и за порог ступила удивительной красоты женщина.
- А ну, пошли вон отсюда! - притопнула она ногой на девушек.
Те, испуганными мотыльками, вжимаясь в стены, чтобы ненароком не коснуться богини, выпорхнули из каморки.
- Не собираюсь делить тебя с этими грязными шлюхами, - наморщила нос женщина, и брезгливо осмотрела жилище Егора, - и в этом хлеву задерживаться не намерена. Собирайся, поедешь со мной.
- С вами, хоть на край света, мадам, - заплетающимся языком пробормотал Уваров, собираясь нырнуть в спасительное забытье.
Но не тут-то было. Гостья подошла к нему, встряхнула, и отвесила пару хлёстких пощёчин, - не вздумай засыпать, у меня на тебя другие планы! – она говорила с едва заметным акцентом, но Егор был не в том состоянии, чтобы обращать внимания на такие нюансы.
Дальше всё закружилось, как в сумбурном, нездоровом сне. Тёмные провалы в памяти сменяли нереальной яркости, не связанные между собой эпизоды. Качающаяся на рессорах карета, луна, заглядывающая внутрь, через небрежно задёрнутую шторку. Мягкий шелест шёлкового платья, неприятный, режущий слух, женский смех… Круглая комната, с широкой кроватью под балдахином, извивающаяся на нём незнакомка, с лицом, искажённым животной похотью. Вино, смех, снова кровать…
Егор с трудом открыл глаза. В узкое стрельчатое окно, превращая пылинки в золотую взвесь, проникали солнечные лучи. Над головой колыхался от свежего ветерка шатёр балахона из вчерашнего сна… или не сна? Уваров попытался приподняться, и тут же рухнул обратно на мягкую постель. Голова гудела с похмелья, а тело воспринималось деревянным болваном, на котором гладиаторы отрабатывали удары мечом.
- Проснулся?
Егор скосил глаза, и увидел насмешливо смотревшую на него вчерашнюю незнакомку. Она сидела за туалетным столиком в полупрозрачном пеньюаре, и втирала в кожу лица какой-то крем из баночки.
- Вы кто? – Уваров с трудом давал себе отчёт, что в подобной ситуации было бы очень сложно подыскать более хамский и неуместный вопрос.
- Меня зовут Мара. Я хозяйка этой комнаты, и не только её. А вот кто ты такой? – женщина с кошачьей грацией запрыгнула на кровать, и нависла над Егором, вглядываясь в его лицо странными глазами, с густо-зелёной, с коричневыми точками, радужной оболочкой на одном глазу и фиалковой на другом, с бездонными, расширенными зрачками, - кто ты? Я не могу тебя прочитать.
Егору стало не по себе. Мара словно сверлила его взглядом. На относительно трезвую голову она не показалась ему такой же неотразимой, какой виделась вчера. Нет, она бесспорно, была очень красива, но какой-то раздражающей, меняющейся красотой. И ещё эти пугающие, разноцветные глаза… «Гетерохромия, - припомнил Уваров название этой аномалии, - у меня от её взгляда мурашки по коже табунами бегают».
- Одевайся, я обещала вернуть тебя до полудня, - Мара взъерошила его волосы, и вернулась к туалетному столику, - мы ещё с тобой встретимся.
- Если меня не убьют на следующих играх, - буркнул Егор, поднимая с пола свою тунику.
- Об этом не беспокойся, я не увидела твоей скорой смерти, - Мара хлопнула в ладоши, и в комнату вошли два воина, одетых в кольчуги и чёрные плащи, с белыми восьмиконечными крестами, - отвезите его в школу, да смотрите, чтобы не дал дёру. Он не так прост, как может показаться.
Егору завязали глаза, вывели из комнаты, и придерживая, долго спускались с ним по винтовой лестнице. Внизу его затолкали в ту же карету, он понял это, ощупав обивку, на которой привезли сюда. Его конвоиры сели напротив, и карета тронулась. По стуку колёс и цоканью подков Уваров понял, что они едут по брусчатке. Он всё ещё туго соображал, но у него достало ума, чтобы понять, что ночь он провёл в башне замка, и сейчас его везут по дороге ведущей из Старого Города на юг. Вот и Зозимус говорил, что от лудуса надо идти на север.
Карета, запряжённая четвёркой лошадей, доставила Уварова на место за час с небольшим. Воины сдали его с рук на руки Мардонию. Тот, посмотрев на измождённый вид Егора, глумливо хмыкнул, и отправил отсыпаться:
- Похоже, на какое-то время ты сменил арену цирка на покои патрицианки. Что хуже, судить тебе.
Уваров обошёл вяло имитирующих тренировку гладиаторов, и добравшись до своей каморки, рухнул на топчан. «Не убьют на играх, погибну от ненасытности Мары. За что мне всё это?», - успел он себя пожалеть, перед тем, как провалился в сон.
Разбудил его Услад.
- Вставай, курощуп, наблудился, аки котяра, глаз продрать не можешь, - ткнул он Егора в бок пудовым кулаком.
- Ты чего? – Уваров приподнялся, и спустил ноги с топчана.
- Новеньких утром привезли. Мардоний разрешил мне к тебе подселиться.
- Так это же здорово!
- Здорово, у ворот Егорова, а у наших ворот, всё совсем наоборот, - присел Услад на свободный топчан, - я с Зозимусом говорил… Словом, попал ты, как кур в ощип.
- Что так?
- Прокул тебя к бабе этой налаживает, хочет через неё вес свой у рыцарей заиметь, а Мардоний против, потому как, ты лучший ретиарий в лудусе. Зозимус сказывал, что шибко они повздорили. Вышло, понятно, как хозяину вздумалось, а досаду Мардоний на тебе выместить хочет, чтобы Прокулу насолить.
- Каким образом?
- Зосимус рассказал, что года четыре назад появился у Прокула любимчик. Мардоний заревновал, не любо ему, кроме себя при ланисте ближников видеть. Вот и поставил от того любимчика на играх супротив лучшего бойца Захарии. Зозимус опасается, как бы он и с тобой такую каверзу не учинил, - поделился невесёлыми известиями Услад.
- А Мардоний, случаем, не догадывается о нашем плане? Не по доброте же он душевной тебя сюда перевёл. Мы с тобой здесь, как в мышеловке. Теперь он нас в любой момент от остальных изолировать может. Дверь на засов, да стражников к ней. А без нас, кто людей поднимет? Кто сможет грамотно прорыв организовать? – Егор встал, и стал мерить шагами проход между топчанами, задевая колени Услада.
- Да сядь ты! Не мельтеши, - дёрнул тот его за полу туники, - меньше двух недель до назначенного срока осталось. Как-нибудь сдюжим. Может и не из подозрений вовсе, Мардоний нас вместе поселил. Зозимус говорил, что новобранцев у стражников, что у тумана дозор несут, купили. Вот он и подумал, что новеньких надо отдельно держать, чтобы им про город ненароком не сболтнули.
- Возможно ты прав, - Уваров пощипал себя за кончик носа, - если только в этом дело, то всё не так уж и плохо.
Всё оказалось намного хуже, чем он предполагал. Часа за полтора до ужина, во двор лудуса въехала карета, и под смех, и ехидные замечания гладиаторов, увезла Егора на встречу с Марой.
МАРА
По приезду, Уварова снова привели в круглую комнату на самом верху башни.
- Ты, наверное, уже догадался, что мы в Старом Городе? – Мара поцеловала его в губы, и только потом сняла с него повязку.
- Почему я снова здесь?
- Потому, что я этого захотела.
- А мои пожелания, как я понял, ты учитывать не собираешься, и мне это не нравится.
- Я тоже тебе не нравлюсь? – Мара кокетливо повела плечами.
- А должна? – Егор сознательно провоцировал её на конфликт, в надежде, что она отправит его обратно.
Мара привлекала, и одновременно раздражала его. Рядом с ней он чувствовал себя неуютно, как если бы находился в одном помещении с красивым, но опасным зверем. Сейчас, оценивая Мару незамутнённым, трезвым взглядом, он, отдавая должное её красоте, мог с уверенностью сказать, что эта фемина не для него. От неё так и веяло желанием властвовать над всем и всеми. Присущей основной массе женщин мягкости и нежности в ней было не больше, чем в самке дикобраза. О пресловутой трогательной слабости и речи не шло. Глядя на Мару, Уваров ни на йоту не сомне-вался, встань он на её пути, она не задумываясь перерезала бы ему глотку.
- Ты неплохо разбираешься в людях, - Мара снова приблизилась к Егору, и провела тыльной стороной ладони по его щеке, - но в мои планы не входит тебя убивать. Скажу больше. Ты даже мало интересуешь меня, как любовник. Видала я и получше.
- Тогда что же тебе от меня нужно?
- Уместный вопрос. Давай присядем, - изящным жестом холёной руки она показала в сторону со знанием дела сервированного столика, - ты ведь не успел поужинать?
- Вот поесть я не откажусь, - согласился Егор, с опаской присаживаясь на хрупкое с виду пате.
- А ничего другого тебе и не предлагают, - резко отреагировала на намёк Мара, сделав ударе-ние на слове «тебе».
- И почему меня это не огорчает? – задевая её, Егор испытывал странное удовольствие.
- Если бы ты не был мне нужен, я приказала бы выбросить тебя с башни, за твою дерзость, - обнажила Мара безупречные зубы в хищной улыбке.
- Ну, что ж, - Уваров положил себе на тарелку хорошо прожаренный стейк и овощной гарнир, - любезностями мы обменялись. Самое время приступить к делу.
- Сначала я тебе кое-что расскажу, чтобы потом не было лишних вопросов, - Мара налила ему и себе вина, - Я попала сюда из начала семнадцатого века. Тогда я жила на юге Франции, недалеко от Беарна. Когда я родилась, мои родители уехали из города. В те времена инквизиция и светские власти охотились на ведьм, и у меня не было ни малейшего шанса, не попасть под подозрение, - Мара провела пальцами перед глазами. Мы поселились в прекрасном месте, в предгорье Пиренеев. Отец был предприимчивым, и небедным человеком. Он построил большой красивый дом, из окон которого были видны поросшие густым лесом горные склоны и заснеженные вершины. Когда я подросла, то любила надолго уходить из поместья, и гулять в лесу меж деревьев и замшелых камней, слушать пение птиц и журчание ручьёв и речушек, в изобилии текущих с гор. Родители не очень-то за мной приглядывали. Мать суетилась по хозяйству, а отец занимался лошадьми. В тех местах отличные пастбища, и это натолкнуло его на мысль заняться коневодством, - Мара ненадолго умолкла, видимо, мысленно вернувшись в беспечное детство. – Тогда я знала о колдунах и ведьмах только по глупым сказкам, пока не повстречала в лесу старую женщину, собирающую хво-рост… С этой встречи всё и началось. Женщина попросила помочь донести вязанку до её хижины. Дома она угостила меня орехами и ягодами, и всё время заглядывала мне в глаза… а потом я узнала о себе такое, что едва чувств не лишилась от изумления. Женщина сказала, что я избранная, что не зная того, обладаю невероятными способностями и чудодейственной силой. Что встреча наша не случайна, и с этого дня она будет учить меня тайнам чёрной и белой магии. Семь лет, почти каждый день, я приходила к своей наставнице. Я узнала об окружающем мире, и научилась такому, что обычные люди даже представить себе не могут. Я могла вызвать дождь в засуху, уберечь скот от падежа, вылечить любую хворь, и предупредить о грядущих бедах. Моё обучение закончилось, и я стала белой ведьмой, помогала людям, и думала, что они благодарны мне за мою заботу о них. Как же я ошибалась! Мне исполнилось двадцать лет, когда по приказу короля Генриха IV в наши края приехал судья Пьер де Ланкр, уничтожать ведовство. Он заявил, что пагубная зараза затронула всех жителей провинции. Суды шли не прекращаясь. За четыре месяца было сожжено шестьсот человек. Кто-то из соседей донёс и на меня. В тот день, как обычно, я была у своей наставницы. Неожиданно мне стало плохо. Моё тело словно протыкали иглами. Я сразу поняла, что с моими родителями случилась беда. Когда боль отпустила, я побежала домой… Все постройки в имении пылали. Мои отец и мать лежали во дворе, в крови, исколотые мечами, а люди, которым я делала только добро, плевали на их трупы. Меня не заметили, и я вернулась в лес. Когда все разошлись, я похоронила родителей, и поклялась, что жестоко отомщу за их убийство. В тот момент я перестала быть белой ведьмой. Я напустила на скотину мор, а на людей неизлечимые болезни. Наставница пыталась меня остановить, и я в припадке гнева убила её. Три года я готовила кару де Ланкру и его приспешникам. И они бы прокляли день, в который родились, но я перенеслась сюда. Я уже не была прежней. Я обрела мудрость, и поняла для себя одну важную вещь. Чем сильнее ненавидишь и презираешь людей, тем легче притворяться, что для тебя нет ничего важнее, чем их благо. Отбросив предрассудки и условности, ты получаешь неоспоримое преимущество перед толпой, ограниченной в возможностях моральными принципами и религиозными догмами, вечно мечущейся между добром и злом в поисках истины. Это всё равно, что сражаться с противником, связанным по рукам и ногам. Какой смысл резать стадо, когда можно использовать его к своей выгоде? Я решила, что лучше подчинять себе людей, заставляя пресмыкаться предо мной, безропотно выполняя любые мои пожелания, чем уничтожать их, напрасно расходуя время и силы. На какое-то время я обосновалась в Новоанадыре. Тамошняя жизнь мне не понравилась. Слишком много законов, и слишком много людей у власти. Подчинить их всех своей воле было не под силу даже с моими способностями. Тогда я перебралась сюда, в Старый Город. На мою удачу, скоро здесь оказались и рыцари. Я без особого труда сумела околдовать их предводителя, и внушить остальным, что они должны во всём меня слушаться. В городе были и другие ведьмы и чародеи, но они не имели сопоставимой с моей силы, и я заставила их служить мне. Всех, кроме одной. Она живёт в Русской слободе. Её знания древнее моих, и моя власть пока на тот район не распространяется. Мы не первый год ведём с ней скрытую от людских глаз войну… Но сейчас всё это потеряло смысл, - Мара разлила вино по бокалам.
- То есть, ты можешь превратиться в птицу, или какое-нибудь животное, летать на помеле, - воспользовавшись паузой, уточнил Егор.
- Не говори ерунды! – фыркнула Мара, - тебе не идёт изображать из себя недоумка. Колдовство это всего лишь наука, такая же, как физика, или химия. Да-да. В Новоанадыре я изучала и эти, и многие другие дисциплины. Я, между прочим, окончила Новоанадырский университет по специальности «психология». В угоду своему воинствующему невежеству люди профанировали магию и алхимию, признав их мракобесием и шарлатанством. Изведя в своё время истинных носителей тайных знаний, сейчас они, как несмышлёные дети, поражаются жалким способностям всевозможных экстрасенсов и самозваных магов и колдунов.
- Всё, что ты говоришь, сложно для меня, - Уваров вспомнил, что должен вести себя, как «давний», - я многого не понимаю…
- Ну, насмешил! – Мара рассмеялась своим неприятным, каркающим смехом, - ты всерьёз полагаешь, что можешь меня ввести в заблуждение? Ты только вышел на арену, а я уже знала, что ты из «последующих». Поэтому я тебя и выбрала. И не льсти себе, что привлёк моё внимание, как мужчина.
- Не повторяйся, о себе я всё уже понял. Что дальше? – Егор аккуратно отставил тарелку в сторону, и промокнул губы салфеткой.
- С тобой в приличном ресторане не стыдно появиться, - пронаблюдала за его действиями Мара.
- Ты ещё не видела, как ловко я обгладываю куриные и бараньи кости, - похвастался Уваров.
- Если ты поможешь мне в одном щекотливом вопросе, я предоставлю тебе возможность продемонстрировать своё мастерство. Однако, к делу, - Мара вместе со стулом отодвинулась от стола, и закинула ногу на ногу, - несколько месяцев назад здесь появились семь оборванцев. Странное дело, но перед магистром за них поручился один пользующийся его расположением горожанин. Магистр встретился с предводителем этой шайки. Поначалу я не предала этой встрече особого значения. Обычно я не вмешиваюсь в дела госпитальеров. Они вечно нянчатся со всякими нищебродами. Признаюсь, это было моей большой ошибкой. Мало, что проходимец втёрся в доверие к ма-гистру, так он ещё переманил на свою сторону большую и лучшую часть магов и колдуний. Теперь они защищают его от моих чар. Я сильнее каждого из них, но не всех вместе. Магистр ко мне охладел, и всё больше прислушивается к Белоглазому…
- К кому? – переспросил Егор, хотя сразу понял о ком говорит Мара. Он просто не мог поверить в свою удачу. В лице могущественной ведьмы он нашёл союзника, пусть ненадёжного и ситуативно-го, но это лучше, чем если бы она была с Белоглазым заодно.
- Предводителю шайки оборванцев. Видимо эту кличку он получил из-за цвета ресниц, - пояснила Мара, - занятное совпадение. У меня глаза, у него ресницы. Впрочем, это всё глупости. Беда в том, что Белоглазый развил бурную криминальную деятельность. Недавно он организовал нападение на две слободы, отказавшиеся платить ему дань. Это очень не понравилось властям Новоанадыря. Его надо остановить любой ценой, иначе Старый Город лишат его вольностей, и установят здесь свои порядки, и тогда этот хитрый лис Князев сможет до меня добраться.
- А Князев это…
- Начальник охранного отделения. И надо отдать ему должное, он один из немногих, кто на полуострове занимает своё место. Основной из причин, по которым я перебралась сюда, было именно ревностное исполнение полковником Князевым своих служебных обязанностей. Его невозможно было ни купить ни запугать. Он почти сумел поймать меня за руку в одном деле, где были замешаны очень влиятельные люди из правительства. Мне даже пришлось прибегнуть к магии, чтобы вырваться из его лап. Думаю, он мне этого не простит, а бежать отсюда некуда. Это последнее место, где я могу жить так, как мне нравится, без оглядки на кого-либо… А ты что, не знаешь, кто такой Князев? – подозрительно посмотрела на Уварова Мара.
- Знаю, конечно, но ты же сама не дала мне договорить, - выкрутился Егор, - он разговаривал со мной после реабилитации. Больше мы с ним не пересекались.
- Может, мне бы следовало докопаться до истины, - Мара наклонилась вперёд, и всмотрелась в лицо Егора, - но это уже не столь важно. У меня нет времени подыскивать другого исполнителя.
- Исполнителя чего?
- Ликвидации Белоглазого. И не говори мне, что ты об этом не догадался.
- И как ты себе это представляешь?
- Вот об этом мы с тобой и должны подумать. Поэтому тебя будут привозить сюда довольно часто…
- А если я откажусь? – поинтересовался Уваров.
- Ты забыл с кем имеешь дело? – сверкнула на него глазами Мара, на мгновение показав своё истинное лицо.
- Я просто спросил, - выдавил из себя Егор, пытаясь унять охватившую его дрожь.
- За связь с тёмными силами приходиться платить, - невесело усмехнулась Мара, заметив его реакцию, - на, покури, - протянула она ему пачку тонких дамских сигарет.
- Я лучше махну, - Уваров налил себе полный бокал вина, и залпом выпил.
- Как хочешь, - Мара вытянула из пачки сигарету, вставила её в длинный мундштук, и прикурила от золотой зажигалки. – Всё так плохо? – она нервно затянулась, и выпустила в воздух облако табачного дыма.
- А ты сама не знаешь?
- Я стараюсь не смотреть на себя настоящую… Всё. Забыли, - она потушила недокуренную сигарету в пепельнице. – Может оно и к лучшему. Теперь нас будут связывать только деловые отношения. Сейчас тебя отвезут в школу, а я пока подумаю, как тебе подобраться к Белоглазому. Рыцари передадут Прокулу моё пожелание, чтобы тебя не задействовали в играх. Не хочу, чтобы тебя убили раньше времени.
- И на том благодарствуйте, барыня, - соскоморошничал Егор встав с пате, и отвесив Маре земной поклон.
В этот раз Уварову не стали завязывать глаза. Он увидел внутреннее устройство башни, пока спускался по винтовой лестнице, отметив, что спираль лестницы закручивалась вниз по часовой стрелке, что давало защитникам башни явное преимущество перед атакующими. При подъёме, вооружённым мечами воинам, стена мешала наносить и парировать удары, в отличие от их противников, ничем не скованных в движениях. Успел он рассмотреть и внутренний двор замка. Изящная карета, в которой его возили, была приобретена, не иначе, в квартале эпохи Просвещения, и вызывающе диссонировала с грубым Средневековьем. Когда они выехали за ворота замка, Егор попытался выглянуть на улицу, слегка отодвинув шторку. Один из сопровождавших его рыцарей не грубо, но настойчиво отстранил его от окошка. Уваров не стал настаивать, и прикрыв глаза, стал обдумывать свои дальнейшие шаги, с учётом неожиданно приобретённой союзницы. «Спасибо Любояре, помогает её оберег. Как Мара старалась ко мне в мозги залезть! Не вышло. Сиюминутные мысли у неё ещё получается читать, а дальше – стена. И это очень хорошо. О нашем плане она ничего не должна знать. Лишний переполох в Старом Городе ей не нужен. Она и Белоглазого-то хочет убрать, чтобы тот своими действиями не спровоцировал власти Новоанадыря установить здесь жёсткий порядок… Останусь жив, надо будет у Князева узнать, чем Мара так его против себя настроила… Пусть она думает, что я в полном её подчинении. Попробую сыграть свою игру. Умеючи и ведьму бьют», - припомнил Егор смешливого старика кузнеца из фильма Эйзенштейна «Александр Невский».
В лудус Уваров вернулся глубокой ночью, и успел немного поспать до подъёма. На завтрак и тренировку он вышел вместе со всеми. Мардоний не удержался от ехидных замечаний, но гладиаторы, у которых Егор успел завоевать авторитет, учителя не поддержали. Улучив минуту, когда Мардония вызвали к Прокулу, к Уварову подошёл Услад.
- Как дела, друже? Не укатала тебя зазноба? – беззлобно хохотнул он, потрепав Егора по плечу.
- Эта зазноба хочет, чтобы я убил Белоглазого, - без предисловий выдал информацию Уваров.
- ?
- Рот закрой, мухи залетят, - насладился реакцией товарища на известие Егор, - Белоглазый перешёл ей дорогу, и она хочет моими руками от него избавиться. О нашем плане она не догадывается, иначе, непременно бы постаралась его сорвать. Очень уж она опасается, что в Новоанадыре узнают о том, что здесь твориться, и начнут наводить порядок, лишив её прежней власти в Старом Городе.
- Дела-а… - почесал в затылке Услад, - выходит бабёнка-то не просто волочайка, а в городе у нас заправила.
- Скажу больше, она самая настоящая ведьма, в смысле колдунья.
- У тебя что не новостя, то одна другой забористее. Ну, так и у меня есть чем тебя потешить. Зозимус шепнул мне, что подслушал разговор Мардония с куратором, тем вислобрюхим, что над мертвецкой за главного. Без меня тебе ведомо, что Мардоний дрянь человечишко. Ревнивый к чужой славе, завистливый и мстительный. Вилик сказывал, что учитель весь аж побелел, когда говорил куратору о тебе. Что тебя не заслужено уважают гладиаторы, что у тебя появилась влиятельная покровительница, и через неё сам Прокул стал относиться к тебе, как к особенному, и требует, чтобы он, Мардоний, был с тобой помягче. Словом, нажил ты себе врага лютого и подлого. Я так думаю, что извести он тебя хочет. Сегодня игры…
- Откуда ты знаешь?
- От Зозимуса. Он, когда тебя нет, обо всём важном мне доносит… Вот я и думаю, что подложит Мардоний тебе какую-нибудь свинью. Поставит, к примеру, против самого сильного противника, а то и супротив двух, чтоб уж наверняка.
- Не поставит. Мара с рыцарями передала Прокулу просьбу, чтобы меня больше на бои не отправляли. Думаю, ланиста вряд ли откажет такой серьёзной даме, - успокоил друга Егор.
- Хорошо ежели так… Гля! Мардоний-то, как ошпаренный несётся, - кивнул Услад на наставника, выскочившего из дверей резиденции Прокула.
Мардоний действительно с излишней поспешностью выбежал на середину двора, и несколько раз щёлкнул бичом, привлекая внимание. Его так и трясло от переполнявшей его злобы.
- Сегодня у настоящих мужчин праздник! Курьер привёз радостное известие. Сегодня будут игры! Я сам об этом только что узнал. А ещё я узнал, - Мардоний отыскал взглядом стоящего в толпе гладиаторов Егора, - что за нашего, якобы, лучшего бойца замолвила словечко одна знатная патрицианка, чтобы того освободили от участия в играх. Наверное, в утехах от него больше проку. Прокул не смог отказать просительнице, и согласился, с условием, что того выставят на бой, только в том случае, если у нас не будет других ретиариев. Но ведь они у нас есть?! Выйдите сюда, на середину, чтобы вас могли видеть!
Из толпы вышли два гладиатора с сетями и трезубцами.
- Дайте мне меч и щит! – приказал Мардоний, - я хочу проверить, готовы ли вы защищать честь Дома Прокула на арене.
Один из мурмиллонов отдал ему своё оружие.
- Сначала ты! – Мардоний указал мечом на одного из ретиариев.
Тот едва вышел на середину образованного гладиаторами круга, как наставник набросился на него, выбил из его рук трезубец, и ударом рукоятки меча в висок, опрокинул на землю. По телу поверженного бойца пробежала судорога, а на губах выступила пена.
- Этот не годится! Следующий! – похоже, что Мардоний был не в себе. У него самого пена поползла изо рта, а глаза бешено вращались в глазницах. - Ну! – сделал он шаг в сторону второго ретиария.
- Что ты делаешь, Мардоний? – попятился от него гладиатор.
- А вот что! – вырвав из рук бойца трезубец, Мардоний, сделал древком подсечку, а когда тот упал, раздавил ему ногой горло.
- Нет у нас для игр других ретиариев! Сегодня ты выйдешь на арену! – наставник швырнул Егору трезубец, поднял с земли кнут, и быстрым шагом ушёл со двора.
Поражённые произошедшим гладиаторы молча смотрели на два бездыханных тела на песке. Подобного в школе ещё не было.
- Вот теперь я на серьёз за тебя боюсь, - помрачнел Услад, - сгубить этот чёрт верёвочный тебя удумал.
- Бог не выдаст, свинья не съест, - Уваров покрутил в руках трезубец, и бросил его на землю.
Стражники затолкали начавших было роптать гладиаторов под замок, отнесли в мертвецкую убитых Мардонием ретиариев.
- Что делать будем? – спросил у Егора Услад, когда за ними клацнул засов на двери, теперь уже их общей каморки.
- Пока ждать, - Егор улёгся на топчан, заложив руки за голову, - скорее всего будет, как ты и предполагал. Возможно, Мардоний успел втайне от Прокула договориться с Захарией, чтобы тот выставил против меня своих лучших бойцов. Думаю, что того долго упрашивать не пришлось. В прошлый раз мой бой дорого ему обошёлся, вот и поквитается. Одного не понимаю! Чем я так Мардонию насолил, что он на убийство двух гладиаторов решился? За что он меня так возненавидел?
- Ну-у… это-то я тебе враз обрисую, - Услад уселся на скрипнувший под его весом топчан, - он когда ещё сам гладиатором был, зазноба твоя его тоже привечала, а потом бросила. Мардоний до сих пор по ней сохнет, а тут ты…
- Что ж ты мне сразу не сказал? Да и откуда тебе про это знать? – недоверчиво покосился на товарища Егор.
- Про то мне Зозимус поведал. А не сказал, потому как, подумал, вдруг у вас там всё полюбовно? Зачем прошлое ворошить? Да и что бы это изменило?
- Твоя правда. Ничего. Зато я теперь знаю, что Мардоний не успокоится, пока меня за ноги с арены не уволокут. Поможешь мне? – Уваров повернулся на бок, и посмотрел Усладу в глаза.
- Знамо дело. Мог бы и не спрашивать.
- Тогда сделаем так…
Как и в прошлый раз, гладиаторов со связанными руками и повязками на глазах посадили в повозку, но сегодня их было только четверо. Егор, Услад, Северус, один из друзей Услада, и новенький, имени которого Уваров не знал, но слышал, что тот и в своём мире был гладиатором рудиарием, заслужившим свободу за свои выдающиеся храбрость и мастерство, и награждённым деревянным мечом.
«Интересно получается, - размышлял дорогой Егор, - для некоторых людей их предназначение предопределено. Взять хотя бы этого рудиария. Став прославленным бойцом, он получил освобождение, мог выбрать другую профессию, но нет! Он продолжил убивать людей на арене. Попав сюда, он снова становится гладиатором. А я? А Князев? Мы выбрали себе профессию ещё в юности, и даже здесь, в этом странном мире она нашла нас, не предоставив и шанса попробовать жить по-другому. Выходит, марксистский постулат: «Бытие определяет сознание» не столь и аксиоматичен? Я воевал, используя наисовременнейшую технику, а теперь я, по сути, снова воюю, но уже примитивным оружием. Изменились не только мой привычный образ жизни, изменился сам мир, а я всё равно остался солдатом».
Задумавшись, Уваров не заметил, как они прибыли на место. Их привели в ту же самую комнату, что и в первый раз, развязали, и оставили дожидаться своей участи. На арене глашатай объявил, что сегодняшние бои проводятся в честь дня рождения прокуратора, благодаря управлению которого существуют гладиаторские школы, и проходят игры.
Первым Мардоний вызвал новичка, с нескрываемым злорадством посмотрев на Уварова.
- Что ж, у меня уже не осталось и тени сомнения, что Мардоний хочет сегодня со мной покончить. Если ты не передумал, - обратился он к Усладу, - то действуй, как мы договорились.
- Теперь это будет намного проще. Мне не придётся никого использовать втёмную. Северус с нами, - легонько толкнул плечом приятеля Услад.
- Только начинайте, когда поймёте, что сам я не справлюсь.
Тем временем на арене рудиарий без особого труда расправился с двумя фракийцами, и под одобрительный рёв зрителей требовал продолжения боя. Он упивался овациями, и как прирождённый актёр, мечтающий умереть на сцене, был готов сложить голову на арене, под восхищённые аплодисменты публики.
- Не наш человек, - констатировал Егор, глядя, как тот, рисуясь, прохаживается вдоль зрительских скамей, - не стоит посвящать его в наши планы.
- Как бы этот бобыня нам не подгадил, - согласился с Уваровым Услад, - ништо, ежели надобно будет, мы его стреножим.
Разочарованный окончанием представления, где он исполнял главную роль, в комнату вернулся рудиарий. Мардоний вызвал Уварова.
Помощники споро надели на левую руку Егора доспех, и перемотали ему ноги до колен полосками ткани.
- Сегодня ты сдохнешь, - шепнул Егору наставник, подтолкнув того на арену.
Услад оказался прав. Против Уварова вышли сразу двое. Коренастый, с бугрящимися мышцами секутор, в гладком шлеме, чтобы сети было трудно за него зацепиться, с гладиусом и овальным щитом. Второй – скиссор, экипированнный так же, как и секутор, за исключением щита. Вместо него на левую руку скиссора был надет бронзовый цилиндр, с топориком на конце, напомнившим Уварову сечку для капусты. «Сейчас они меня в капусту и порубят, - уныло спрогнозировал Егор, - с трезубцем и сетью против двух клинков…». Размышлять дальше не было времени. Секутор первым бросился в атаку. Уваров перехватил трезубец ближе к концу древка, и присев на одно колено, бросил сеть нападавшему под ноги, одновременно с этим отведя руку с трезубцем назад. Секутор, как Егор и ожидал, подпрыгнул, уклоняясь от сети, и в этот момент поучил мощный удар трезубцем по ногам. Перевернувшись в воздухе, он всей массой рухнул на песок. Не теряя времени, Уваров бросился к нему, вонзил кинжал в открытый участок шеи, подхватив сеть, перекатился, уходя от напавшего на него с фланга скиссора, и вскочив на ноги приготовился к атаке. «Ну, а с тобой, друг любезный, я уж как-нибудь разберусь, - подумал он, восстанавливая дыхание, и тут, боковым зрением заметил справа от себя движение, - а вот теперь мне конец». В его сторону, плечом к плечу, бежали два гопломаха.
Услад и Северус, не отрывая глаз, следили за боем.
- С этим он справится, - облегчённо выдохнул Услад, после того, как Егор сразил секутора.
- Смотри! – толкнул его в бок Северус.
- Мать чесная! – охнул Услад, - Пора!
Закричав друг на друга, они завязали отчаянную драку. Новичок попытался их разнять. Получив от обоих по увесистой оплеухе, он бросился к двери, и принялся в неё колотить. Дверь распахнулась, и в неё ввалились стражники и Мардоний. Воспользовавшись их замешательством, друзья обезоружили охрану, и угрожая Мардонию и остальным мечами, выбежали из помещения, закрыв дверь на засов. Оглушив помощников наставника, они подхватили щиты, и бросились на помощь Егору. Тот, уже получив несколько ранений, из последних сил отбивался от троих нападавших. Вступившие в схватку Услад и Северус сразу же изменили ход боя. Зрители, полагавшие, что всё идёт по заранее продуманному сценарию, ревели от восторга. Услад сходу зарубил скиссора, и прикрыв едва державшегося на ногах Уварова, принял на себя удары меча одного из гопломахов. Северус в это время теснил второго. Минута, другая, и оба гопломаха, обливаясь кровью, повалились на землю.
Публика ликовала. На арену выбежали два воина в кольчугах и черных плащах, с нашитыми на них белыми крестами.
- Мы не враги, - вытянул руки ладонями вперёд один из них, приближаясь к Усладу, поддерживающему уже теряющего сознание Егора, - мы ему поможем.
Они осторожно взяли раненого на руки, и унесли с арены.
- Пойдём, Северус. Не миновать нам сегодня порки, а то и ещё чего похлеще, - кивнул Услад в сторону выхода.
Помощники наставника всё ещё не пришли в себя. Северус открыл дверь, и выпустил Мардо-ния и стражников.
- Вы у меня за это ответите, - зашипел Мардоний, - шкуры с вас спущу. Я вас…
Он замолк на полуслове, увидев вошедшего в комнату Прокула.
- Прокуратор очень доволен играми, - с порога поделился тот доброй вестью, - ты, оказывается, ещё можешь меня удивить, старый лис! - Прокул потрепал Мардония по щеке, - такой замечательно спланированный бой! Захарию чуть удар не хватил. Шутка ли! Потерять пять бойцов за вечер. Я обязательно награжу тебя. И вас тоже, - небрежно бросил он гладиаторам.
- Я всегда рад угодить вам, ланиста, - приложил руку к груди Мардоний.
- Не надейтесь, что вам всегда будет так везти! – пригрозил он Усладу, после того, как Прокул ушёл, - я ещё доберусь до вас.
Первым, что очнувшись увидел Уваров, был знакомый балахон над головой. Осторожно приподнявшись на локтях, Егор поразился тому, как хорошо он себя чувствует. Он прекрасно помнил, что ему нанесли глубокие раны в правое плечо, и левое бедро, рассекли висок. Егор осмотрел себя. На месте ран белели, казавшиеся старыми шрамы. Рука и нога отлично двигались.
- Пришёл в себя?
Занятый собой, Уваров не заметил, как на край кровати присела Мара.
- Я ещё не забыла, как была белой ведьмой. Вставай, будем ужинать, - похлопала она его по ноге.
- Сколько я здесь нахожусь? – забеспокоился Егор.
- Двое суток… Мог бы сначала поблагодарить, за то, что я тебя чуть ли не с того света вытащила, - обиженно поджала губы Мара.
- Сейчас утро, или день? Число какое?!
- Да что с тобой такое? Ну, утро. Двадцатое сентября…
- Где моя одежда? Мне срочно нужно в школу! – заметался Уваров по комнате.
- Похоже, я с белладонной перестаралась, - озабочено покачала головой Мара.
- Прикажи отвести меня в лудус. Потом я этого Белоглазого хоть зубами загрызу!
Слово даю! Мне очень надо, Мара! – взмолился Егор.
Мара поймала его за руку, и вгляделась в глаза.
- Ничего не вижу, кроме того, что это для тебя сейчас важнее всего. С «последующими» так бывает, не могу прочитать… - зашептала она себе под нос.
- Мара!
- Ну, хорошо, хорошо! Но помни, ты мне обещал. Нарушить обещание данное ведьме – лучше не жить. До конца своих дней ни в чём удачи не видать, - предупредила Мара, и хлопнула в ладоши.
В комнату вошли два рыцаря, и поклонившись, молча замерли в ожидании распоряжений.
- Отвезите его в школу, и побыстрее! – приказала Мара.
МЯТЕЖ
К десяти часам утра Егор был на месте. В лудусе вовсю шли приготовления к празднеству. Прислуга и гладиаторы собирали помост для именитых гостей, расставляли столы и лавки. Женщины драпировали дорогими тканями стены зданий, и украшали колонны гирляндами цветов. Повара суетились на кухне.
Выйдя из кареты, Уваров осмотрелся по сторонам, разыскивая Услада среди мельтешащих во дворе людей. Тот таскал брусья и доски для строительства помоста.
- Давай помогу, - ухватился Егор за конец бруса, лежащего на богатырском плече товарища.
- Не замай, управлюсь, - не оборачиваясь, отказался от помощи Услад.
- Ну, тогда хоть поздороваемся! – засмеялся Уваров, поймав себя на мысли, что очень привязался к этому здоровяку за все те месяцы, что они находились в школе.
Услад повернул голову, и бросив на землю ношу, подбежал к нему, и начал ощупывать.
- Живой! Вот радость-то! – забасил он стиснув Егора в медвежьих объятьях.
- Как видишь… Поговорить надо.
- Ступай к дверям, откуда доски носят. Я сейчас, - Услад подхватил брус, и почти бегом понёс его к помосту.
Мардония поблизости не было, и они присели в тени стены.
- Да как же ты так скоро оклемался? Чудеса, да и только! – не верил своим глазам Услад, - и шрам на виске, будто давнишний.
- Мара постаралась.
- Тогда понятно… Значит, будет дело?
- Для того и вернулся. Сейчас к Мардонию пойду, попробую уговорить его нас с тобой на играх противниками выставить.
- Получится ли? Шибко злой он на тебя, да и на меня тоже, - засомневался Услад.
- Попытка не пытка, - Егор поднялся с земли, - не договорюсь с ним, пойду к Прокулу. Нам терять нечего, либо мы сегодня выберемся отсюда, либо Мардоний нас с потрохами сожрёт.
Уваров разыскал наставника у винного погреба, тот следил, чтобы двое гладиаторов, разливающих из бочки вино по кувшинам, ненароком не приобщились к хозяйскому добру.
- У меня к тебе деловое предложение, наставник, - Егор решил, что не стоит тянуть кота за хвост, и начал без обиняков.
- Ты?! – обернувшийся на голос Мардоний замер, словно увидел привидение.
- Я хочу искупить свою вину перед тобой, - всем своим видом изобразил покорность Егор.
- И как ты это сделаешь? – Мардонию удалось справиться с замешательством, вызванным неожиданным возвращением Уварова.
- Поставь нас с Усладом на бой перед гостями.
- И зачем мне это делать? – недоверчиво, с ног до головы оглядел Егора наставник.
- Мы устроим такое зрелище, что Прокул и его гости будут довольны. Ты скажешь, что это твоя идея, и ланиста тебя похвалит, а может, даже наградит, - Уваров уже достаточно хорошо изучил характер Мардония, и был уверен, что тот не упустит случая выслужиться перед хозяином.
- А какую выгоду ищешь ты? – подозрительно сощурил глаза Мардоний.
- Я же сказал. Мы знаем, что ты сердишься на нас, и хотим вновь завоевать твоё расположение.
- Этого будет слишком мало.
- В таком случае, считай, что это только аванс.
- Что вы придумали?
Егор мысленно выдохнул. Мардоний всё ещё колебался, но было видно, что предложение его заинтересовало.
- Я покажу своё умение биться ногами и обычной палкой, а Услад – владение двумя мечами, как обучены только в наших краях.
- Хорошо, но затем вы будете сражаться с четверыми, - принял решение Мардоний.
- Как тебе будет угодно, наставник, - низко поклонился Егор, опасаясь, что тот заметит довольное выражение на его лице.
«Может я и зря перестраховался, отказавшись в выборе оружия от меча. Мардоний не настолько умён, чтобы заподозрить неладное, но он обладает звериным чутьём на опасность, и заставь оно его сомневаться, весь наш план полетел бы к чертям собачьим, а другого у нас нет. Мы же не знали, что настолько серьёзно испортим с ним отношения, так что, перестраховка не помешает», - размышлял Уваров поглядывая по сторонам, в поисках Услада.
Услад разговаривал с Северусом на том же месте, где его оставил Егор.
- Мавродий дал добро… кстати, ты умеешь драться одновременно двумя мечами? – запоздало поинтересовался он у товарища, - а то мне пришлось импровизировать, чтобы его заинтересовать.
- Не знаю, что тебе там такого пришлось делать, ежели чего срамное, то и знать не хочу, но обоеручным я уже смолоду слыл, старик один с детства натаскивал, а самого его, вроде как, воин из скифского народа обучал. Так что, за меня тебе краснеть не придётся, - заверил Егора Услад.
- Отлично! Поступим так…
К четырём часам всё было готово к приёму гостей. Двор лудуса было не узнать. На помосте, задрапированном бордово-красной тканью, стоял стол, покрытый белоснежной скатертью, по одну сторону которого стояли банкетки, с мягкими сиденьями и подлокотниками. По краям помоста поставили ещё по два стола и лавки. Двор присыпали свежим песком, и украсили вазонами с живыми цветами. Столы сервировали серебряной и бронзовой посудой.
Гладиаторов развели по каморкам, и заперли. Время, словно оплывающий на свече воск, текло всё медленнее, пока совсем не застыло.
- Зозимуса предупредили? – Егор хоть и старался не показывать вида, заметно нервничал.
- Всех предупредили. Те, кто не с нами, догадываются, что мы что-то затеваем, сам понимаешь, на чужой роток не накинешь платок, один лишним словом обмолвился, другой на ус намотал, но вроде как, мешать не станут. Есть ещё такие, которые колеблются… - Услад напротив, был само спокойствие.
- Тихо! – Уваров подошёл к вентиляционному отверстию, и прислушался, - кажется начинается.
Услад поднялся с топчана, и встал рядом с Егором.
Снаружи, едва слышно, доносились звуки музыки.
- Значит, скоро наше время придёт. Если сгину сегодня, позаботься о моей семье. Из ближников только ты у меня и остался…
- Отставить пораженческие настроения! – прикрикнул на Услада Уваров, - всё у нас получится. Не из таких передряг выбирались.
Они ещё какое-то время прислушивались к тому, что происходило во дворе. Музыку стали перебивать шум голосов и смех. Егор отошёл от вентиляционного окошка, и улёгся на топчан:
- Клиент дозревает, скоро наш выход.
И действительно, минут через двадцать загремел засов, и в каморку заглянул Мардоний:
- Идите за мной, выберете себе оружие. И только попробуйте не угодить Прокулу и гостям – сгною.
В арсенале Услад взял два фракийских меча, а Егор древко от копья. Мардоний привёл их к площадке перед помостом, и объявил, что два лучших гладиатора лудуса покажут мастерство, какого уважаемая публика доселе не видела.
Первым на площадку вышел Услад. Его умение владеть мечами поразило даже Егора, о гостях и говорить не стоило, всё было написано на их лицах. Каждый выпад Услада они встречали восхищёнными возгласами. Мечи в его руках, в лучах заходящего солнца сверкали, как молнии. Отследить их движение было почти невозможно. Услад, делая «зверское» лицо, сражался с одним и несколькими воображаемыми противниками, защищался, и нападал. В один момент он заревел, и бросился к помосту. Женщины завизжали, а некоторые из мужчин испуганно повскакивали с мест. Перед самым помостом Услад упал на колени, и воткнув мечи в землю, низко поклонился.
«Ох, и умница Услад! – похвалил друга Уваров, - Своей ложной атакой он подготовил настоящую. Зрители второй раз на подобное не купятся, а нам того и надо».
Когда аплодисменты стихли, Мардоний жестом поманил Егора. «Покажу ка я им приёмы таинг банши, - решил Уваров вряд ли они с чем-либо подобным сталкивались».
Он не ошибся. Гости были в восторге.
- Пусть приведут Северуса, - попросил Мардония Егор, - я наглядно покажу им, что с помощью палки можно сделать с противником.
- Почему именно Северуса? А как же Услад?
- Северус опытный, и очень подвижный боец. Публика его знает, так им будет интереснее, а Услад будет биться со мной с оружием.
- Хорошо, - Мардоний отправил одного из рабов за гладиатором, а сам объявил о предстоящем поединке.
Когда Северус вышел на площадку, Егор провёл серию приёмов, заставив противника поваляться в песке, и успел шепнуть, чтобы тот приготовился.
- Сейчас! – громко крикнул Егор, запрыгнул на помост, перескочил через стол, опрокинув посуду, и оказавшись за спинами гостей, придушил палкой Прокула и его соседа, который оказался ни кем иным, как Андроникусом, действующим депутатом Государственной Думы.
Услад бросил один из мечей Северусу, и они бросились на стражников, стоящих по сторонам помоста. В то же время из дверей казармы стали выбегать гладиаторы. Часть из них вступила в бой со стражей, которую Мардоний призвал к оружию, а остальные побежали к арсеналу, двери которого уже открывал Зозимус.
- Прикажи охране сложить оружие! – гаркнул Уваров в ухо Прокулу, - придушу!
- Мардоний! Пусть они бросят оружие! – осипшим голосом крикнул ланиста, - немедленно!
Наставник кинулся к ширящейся свалке, и приказал стражникам сдаться. Женщины, участвующие в заговоре, уже выводили из конюшни лошадей, и завязав драку с возницами, выпрягали коней из повозок гостей.
Гладиаторы распихали стражников и визжащую публику по каморкам казармы, и заперли.
Егор запрыгнул на опрокинутую повозку, и обратился к собравшимся за воротами подневольным обитателям лудуса:
- Слушайте меня внимательно! Там, - он показал рукой на север, - есть другая жизнь, где нет рабства. Все рассказы о городе чистая правда. Некоторые из вас знают об этом. Те, кто решиться последовать за нами, могут быть уверены, что никто больше не посягнёт на их свободу, и не вернёт прежнему хозяину. Это обещаю вам я, законный представитель властей Новоанадыря!
Люди, затаив дыхание, внимали словам возвышающегося над ними человека, давшего им, казалось, недостижимую, но такую желаемую свободу. Женщины не прятали слёз, а мужчины вскидывали вверх оружие, прославляя своего освободителя. Как оказалось, не все были рады свободе. Несколько человек пожелали остаться в лудусе. Им связали руки и ноги, чтобы они не смогли выпустить запертых в казарме, и послать гонца в замок за помощью. Остальные посадили женщин, детей и стариков на лошадей, и держась за стремя, побежали за показывающим дорогу Зозимусом, кулём сидевшем на гнедом мерине.
Всю ночь, делая короткие передышки, они продвигались строго на север, и только к утру повернули к востоку. Лёгкий туман стелился по траве, цеплялся да ветки лиственного леса. Вереница конных и пеших вышла на тропинку, пролегающую между огородов и убогих лачуг, крытых соломой и тростником.
Егор, увидев окраину города и башню замка, подкрашенную розовыми лучами выкатившегося из-за кромки леса солнца, испытал чувство дежавю, пока не понял, что они шли в город той же дорогой, что и он, почти четыре месяца назад.
ГЛАВА 6
У СВОИХ
Охрана, узнав Егора и Услада, пропустила отряд через ворота, и те привели своих людей к постоялому двору. Навстречу им выбежал нечёсаный спросонья Степан, бросился обниматься то с Егором, то с Усладом, то с обоими сразу.
- Братушки мои! А я уж похоронил вас… - зачастил он, - про Горимира знаю, Услад. Нашли мы его. Добрый воин был. Милава с твоими дружинными его схоронили. А за ближника ещё поквитаемся, - пообещал Степан. - А это что за люд? – кивнул он на запылённых, усталых путников.
- Позже расскажу. Их надо накормить, и устроить как-нибудь. В городе им пока лучше не показываться. Примешь? – выжидающе посмотрел на старосту Уваров.
- Об чём речь! Кого здесь, кого по слободским расселим.
- Спасибо, - Егор благодарно тронул Степана за локоть.
Как же он соскучился по нему, по Любояре, по слобожанам, что умеют люто биться плечом к плечу с врагом, и потеснятся в избе, чтобы приютить попавших в беду незнакомых людей, поделятся последней краюхой хлеба. «Как же так получилось, что в тот мире, да и в Новоанадыре, таких, настоящих русских людей, становится всё меньше и меньше. Дух потребительства и наживы разъедает души, делает их вялыми и скользкими, похожими на улиток, прячущихся за стенками своего панциря, в надежде на то, что обманчиво крепкая раковина защитит их от чужих бед и напастей», - думал Уваров, подавая отряду сигнал спешиться, и подбадривая подрастерявшихся в непривычной обстановке людей.
Степан отдал нужные распоряжения, и потащил Егора и Услада в свою горницу.
- Пойдёмте, други, выпьем зелена вина, да расскажете, что с вами приключилось, - приобнял он их за плечи.
- Извиняй, Степан Ляксеич. Домой пойду. Милаве поди уж донесли, что я домой вернулся, небось уже с угощением суетится, - отказался от приглашения Услад.
- И то! – легко согласился староста, - я на радостях и забыл, что тебя семья дожидается. Иди, конечно! Это мы бобыли, сами себе хозяева.
Пообещав прийти завтра, Услад окликнул Северуса и ещё одного гладиатора, и пошёл с ними со двора.
- Как домой вернулся! – уселся Егор на лавку в горнице Степана.
- Тяжело пришлось? Вона, гляжу и шрам у тебя на виске, и глаза, словно волчьи.
- Всяко было… Расскажи лучше, как вы тут.
- А что мы? Живём, хлеб жуём. Ландскнехты не баловали больше, в Замковом квартале сидят, сюда носа не кажут. Не понравилось, видать, наше угощение… Прошка, глазопялка! – крикнул староста в сторону приоткрытой двери, - подслушиваешь, небось? А ну, водку, харчи неси!
В горницу с подносом вошёл рослый парнишка. Егор не сразу признал в нём Степанова племянника.
- Здрав будь, дядя Егор, - поставил он поднос с едой и водкой на стол.
- Вытянулся-то как! – удивился Уваров.
- И не говори, - согласился Степан, - вот, хочу его к кузнецу в подмастерье отдать, пущай силушки наберётся. Не хочет. Говорит, пропаду я тут без него.
- Тогда сам с кухни еду себе носить будешь! – буркнул ломающимся голосом Прохор, и вышел из комнаты.
После сытного перекуса, за чаркой-другой водки, Егор рассказал об их с Усладом приключениях. Степан только округлял глаза, да теребил бороду.
- И тебе у меня есть чего поведать, - выслушав рассказ Уварова, стал делиться новостями староста. – Когда вы к утру не вернулись, я людей, потолковее, послал вас разыскивать. Те, парня того, Ламмерта, с кем к вы трубочисту пошли, сюда приволокли. Он нюни распустил, да всё нам и выложил. Мы заставили его место, где на вас напали, показать, там Горимира и нашли. Всё это время вас искали, хотя и надёжи уже не было. А через две недели начальник твой, заполошный, сам с того берега прибежал…
- Князев что ли?
- Он самый. Насилу его узнал. Нарядился – безпелюха безпелюхой, бороду поддельную нацепил. Я его, грешным делом, чуть со двора не попёр, - усмехнулся Степан, - пока разобрались… Он как узнал, что тебя ландскнехты в полон забрали, ногами затопал, грозился замок какими-то бонбами забросать, а наёмников на пожизненную каторгу определить.
- С Князева станется! – рассмеялся Егор, и подумал: «Как же мне всё-таки повезло с друзьями на новом месте».
За разговорами они просидели до вечера. Уваров засобирался.
- Куда это ты на ночь глядя? – спросил его уже захмелевший староста, - давай ещё выпьем.
- Спасибо за предложение, Степан, но я к Любояре Микулишне пойду. Невежливо будет её сегодня не навестить.
- Тоже верно, - покивал Степан, - поклон ей от меня передавай.
- Непременно.
Егор вышел за ворота постоялого двора, и знакомой дорогой зашагал в сторону реки: «В баньку бы сейчас, а потом чаи с Любоярой погонять».
На небе светила полная, неестественно большая луна. В её свете натоптанная дорожка виделась белым бесконечным рушником, вышитым узорными тенями от ветвей деревьев.
Пройдя через двор, Уваров только поднялся на высокое крыльцо терема, как дверь открылась.
- Заждалась уже. Баню второй раз топлю, - Любояра шагнула ему навстречу, и крепко обняла.
- У Степана задержался. Он поклон вам шлёт.
- Да он мне эти поклоны разве что со скотиной не передаёт! – засмеялась женщина, подталкивая Уварова в дом, - вот ведь потатуй! Так тихоней и вползёт в душу.
- Раньше я от вас таких слов не слышал, - улыбнулся Егор.
- Как вы с Усладом пропали, а потом Горимира похоронили, много передумала я. Волховица, не волховица, а бабий век всё одно короток. Не по возрасту пыней-то ходить. Чай не девка на выданье. Тридцать пятый годок пошёл… Что, в старухи меня записал? – лукаво улыбнулась Любояра, заметив удивлённый взгляд Уварова.
- Да я ничего такого и в мыслях не держал…
- Ну, а если так? – она размотала на шее платок, и резким движением сдёрнула его с головы.
По её плечам золотыми прядями рассыпались густые длинные волосы. У Егора даже дух перехватило, до чего же она была хороша.
Довольная произведённым эффектом, Любояра снова покрылась, и принесла Егору чистое бельё:
- Попаришься, лучше в исподнем походи, а то глядеть на тебя срамотно. Одно гузно с удом и прикрыты. Только на скабрезные мысли наводишь.
Уваров не сразу понял, о чём она говорит, а когда скосил на себя глаза, зарделся, как барышня. На нём была короткая туника на голое тело, к которой он привык за то время, что был в лудусе, вот и не догадался переодеться, пока был у Степана. Егор схватил бельё, и провожаемый заливистым смехом Любояры, выбежал из комнаты.
Он долго и с наслаждением парился, нещадно охаживая себя душистым берёзовым веником, словно выколачивая впитавшиеся в кожу запахи лудуса, арены, пота и крови… Мары. Потом долго сидел на скамейке у бани, подставляя разогретое тело холодящему ветерку с реки, разглядывая в лунном свете белые, словно наклеенные, шрамы на загорелых плече и бедре. «Рассказать кому, что получил их в гладиаторском бою на арене, предложат забронировать палату по соседству с «прокурором» и «Наполеоном», - дурашливо хохотнул Егор. Напряжение последних дней отпустило, жизнь снова обрела краски, а общий настрой качнулся в сторону позитива. Надев знакомо пахнущее травами бельё, он, осторожно ступая босыми ногами по траве, вернулся в дом. Любояра уже накрыла стол, снова удивив Уварова. На столе, рядом с приборами, стояли узкие стеклянные бокалы, на тоненьких ножках, а в центре бутылка новоанадырьского шампанского, в серебряном ведёрке со льдом.
- По-вашему твоё возвращение отметим, - кивнула на шампанское Любояра, - не знаю, что вы в нём такого находите. По мне, так только в носу щекочет, а вот коньяк многолетний мне по душе пришёлся. Люблю иногда рюмочку-другую для бодрости духа опрокинуть, под пахитоску.
- Ну, тогда у вас со Степаном больше общего, чем ты думаешь, - улыбнулся Егор, - тот тоже чем покрепче мёда не брезгает, и курить пристрастился.
- Ладно насватывать-то! Не время пока. Вот, порядок в городе наведёте, тогда и думать буду, замуж выходить, аль старой ведьмой век свой докуковывать, - нахмурила брови Любояра.
- Кстати, познакомился я с ведьмой, которая власть в городе под себя подмять хочет. Та ещё штучка! Спасибо вам за оберег, если бы не он, не сбежать бы нам из плена, не позволила бы она, - поспешил Уваров сменить тему разговора.
- И мне она ведома. Долго так не протянет. Мы с ней ровесницы, а она на столетнюю старуху похожа. Тёмные силы плату годами берут. Или она тебе в другом виде показалась?
- В другом. Красивая, но не в моём вкусе.
- Предлагала я ей снова белой колдуньей стать, - вздохнула Любояра, - какое там! Злобы в ней на весь полуостров хватит, не только на Старый Город.
Егору пришлось повторить историю о своих мытарствах, о школе, об играх, об обещании расправиться с Белоглазым, данным Маре.
- Выходит, она тоже извести его хочет… Плохи тогда его дела.
- Не совсем так, - покачал головой Егор, - он на свою сторону всех стоящих ведьм и колдунов переманил. Мара говорила, что одна с ними справиться не может.
- Непростой, видать, супротивник тебе достался. Ну, да как-нибудь осилим его. А с Марой этой, что делать думаешь?
- Это пусть Князев думает. Сам он мне не рассказывал, но по её словам, где-то она ему дорогу перешла.
- Значит, судьба у неё такая. Сама её выбрала, самой и ответ держать придётся. Иди спать, Егор. Ещё долго тебе покоя не будет. Сегодня тоже день не простой предстоит. Погадала я на тебя, покуда ты в бане парился, - поднялась Любояра из-за стола, - и для меня дело сыщется. Надо людей, что ты привёл осмотреть, может, хворые есть, так подлечу.
Егор, нервничая от непонятно откуда взявшегося приступа клаустрофобии, метался по лабиринту. Сердце ухало где-то под горлом, лёгкие натужно гоняли густой, застоявшийся воздух подземелья. Где-то там, впереди, притаился хитрый и опасный зверь, и ждал его, вглядываясь в темноту неживыми, белыми, без зрачков, глазами. Егор почему-то был уверен, что их встреча неизбежна. Сколько бы он не плутал по лабиринту, выбирая неверное направление, или натыкаясь на тупики, рано или поздно они сойдутся в смертельной схватке, из которой только один выйдет победите-лем. Воздух становился всё гуще, дышать стало тяжелее, а в ноздри бил запах зверя и смерти. Егор рванул ворот рубахи, но вместо ткани его рука ухватила густую шерсть. Зверь взревел, и… Уваров открыл глаза, боковым зрением заметив мелькнувшую чёрную тень. На подушке, рядом с его лицом, лежала дохлая мышь. «Фу-у… Это же Любоярин кот опять у меня на груди устроился, угощенье принёс. А я его, бедолагу, со сна хватанул, - Егор приподнялся, и стряхнул с подушки «подарок», - некрасиво получилось. Извинюсь при встрече». Встав с постели, он умылся водой из фаянсового кувшина, стоявшего рядом с медным тазиком на большом, окованном железными полосами сундуке, и вышел в общую комнату.
Любояра уже приготовила завтрак, и что-то зашивала, ловко орудуя иголкой, сидя в кресле у изразцовой печи. Как и после первой своей ночёвки в её доме, Уваров уловил запах свежесваренного кофе. Поздоровавшись с хозяйкой, он сел за стол.
- Кот мне ваш мышь принёс, а я его спросонья шуганул, - сознался Егор в неблаговидном поступке, намазывая варенье на ещё тёплый оладушек.
- Значит признал тебя Баюн, раз так расщедрился, - рассмеялась Любояра, - он у меня дюже разборчивый. Из-за него и собаку не держу – не привечает он их.
Позавтракав, Егор вышел из-за стола, да так на полдороге к двери и остановился.
- А я уж грешным делом подумала, что ты так в исподнем к Степану и пойдёшь, - усмехнулась Любояра, и показала на лежащую на подставке для ног стопку одежды, - подыскала, что смогла. Обувку в сенях найдёшь.
- Вот, спасибо вам, Любояра Микулишна! Выручили меня. А то в тунике по слободе ходить – людей смущать.
- Не смущать… На девок наших нарвёшься, коромыслами отходят, охальника, - поправила Егора Любояра.
Уваров натянул свободные порты, надел вышитую косоворотку, подпоясав её тонким плетёным ремешком:
- Мне бы ещё картуз, с астрой и гармошку. Первым парнем бы в слободе стал.
- И так хорош, - придирчиво осмотрела его Любояра, - портянки-то умеешь наматывать, или помочь?
- Уж чего-чего, а это дело знакомое.
Обувшись в хромовые сапоги, Уваров попрощался с хозяйкой, и вышел из дома.
Солнце уже встало, и прогнало утреннюю прохладу. В траве на голоса перекликались кузнечи-ки, высоко в небе кружились ласточки и стая чьих-то белых голубей. «Как же здесь хорошо! – вздохнул Егор полной грудью, - всего-то километрах в тридцати отсюда маялся, а как за тремя морями побывал». Может, от хорошего настроения, а может, новая одежда навеяла, незаметно для себя, он начал напевать под нос песенку Ивана, вдовьего сына, из киносказки «Морозко»: «Расступись, честной народ, не пыли, дорожка, добрый молодец идет погулять немножко…».
В горнице старосты уже сидел до блеска вымытый, с аккуратно подстриженными волосами и бородой Услад, с кринкой кваса в руке.
- Здорово, мужики! – присел за стол Егор, - надеюсь, ничего за ночь не случилось?
- Покуда ничего, а там, Бог весть! – ответил Степан. – Что теперича делать будем?
До Белоглазого-то так и не добрались. Не думаю, что он от нас отступился, не иначе, каверзу какую замышляет.
- Мне в Новоанадырь надо попасть, с Князевым встретиться. Полагаю, мне есть чего ему рассказать. Может, эта информация поспособствует тому, что Белоглазым и прочими, займутся власти. Тогда вам не придётся рисковать своими людьми, - поделился с друзьями соображениями Уваров, - вот только как? Погранцы со мной и разговаривать не станут. Там меня, кроме Князева, никто не знает, завернут без разговоров.
- Ты что, возвращаться не собираешься? – не скрывая разочарования спросил Услад.
- Конечно вернусь! Куда же я от вас денусь? – удивился вопросу Егор, - просто, чем скорее я передам сведения, тем быстрее зачешутся в правительстве.
- Я тебя к «давним», что у реки живут отведу, есть у меня там знакомец, он всё устроит. Можно и с нашими корчемниками через реку переплыть, да только не ладно получится. Ты их, вроде как, ловить должен, а они тебе помогать будут. Вдруг при случае должок припомнят? – хитро прищурился Степан.
- Верно мыслишь. Помощь чуждого нам криминального элемента в праведном деле неуместна, - согласился со старостой Егор.
Продолжения разговора не получилось. Прибежал посыльный, и рассказал, что отряд конных рыцарей подъехал к воротам, и их предводитель требует главного.
- Я с ним поговорю, - Уваров поднялся из-за стола, - похоже, они по нашу душу приехали.
- Вместе пойдём! Как никак я староста, - засобирался Степан.
- И я с вами. Меня это тоже касается, - поставил кринку на стол Услад.
Скорым шагом они дошли до ворот, закрытых стражей при появлении вооружённых чужаков, и поднялись на второй этаж таверны «Счастливый Единорог».
Первым из окна, выходящего на площадь, выглянул Степан.
- Человек пятьдесят их, все в броню закованные, с пиками, - обернулся он к стоящим сзади Уварову и Усладу.
- Дай-ка посмотрю, - Егор потеснил старосту, и по пояс высунулся из окна.
- Что вам нужно? – крикнул он всадникам.
Один из них, в доспехах, но без шлема, отделился от отряда, и подъехал поближе.
- Здесь скрываются мятежники, которые нанесли оскорбление почтенным людям, и я требую их выдачи, - заявил рыцарь.
- А кто ты, собственно, такой? – без намёка на учтивость поинтересовался Уваров.
- Я магистр Ордена всадников госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского, - отчеканил всадник.
- А я думал прокуратор незаконных гладиаторских школ и игр. Или одно другому не мешает? А? Защитник сирых и убогих.
- Кто ты, раз смеешь со мной так разговаривать, отвечай! – побагровев лицом, выкрикнул магистр.
- Тебе это не понравится. Я штаб-ротмистр Уваров, офицер охранного отделения Новоанадыря, и я обвиняю тебя в противозаконных действиях, и доложу об этом своему руководству. И будь уверен, что кирка на каменоломнях тебе гарантирована.
- А-а! Я узнал тебя. Ты жалкий раб, за кусок хлеба бившийся на арене. Приди, и возьми меня, если тебе достанет мужества, - магистр развернул коня, и сопровождаемый рыцарями, покинул рыночную площадь.
- Они ничего не забыли и ничему не научились! – припомнил Егор слова французского адмирала де Пана, - ну, что ж, ждите в гости, банки консервные.
- И что дальше? Похоже, ты его шибко разозлил… А раскрылся зачем? – непонимающе уставился на Уварова Степан.
- Затем, что хватит в Штирлица играть. Теперь магистр знает, что власти в курсе его делишек, и отвертеться ему вряд ли удастся. А главное, он не решится на штурм. Тут и дураку понятно, что вмешаются военные из Новоанадыря. Это магистр при своих людях хорохорился. Сам-то, наверняка знает, что десяток спецназовцев превратит его воинство в груду металлолома.
- А ежели они опять ландскнехтов настропалят? Те же хотели с нами после прошлого штурма поквитаться. Тогда сами рыцари их насилу успокоили. Что им стоит снова наёмников взбаламутить? – предположил Степан.
- Да по той же причине, о которой я уже говорил! Второй бойни власти Новоанадыря не потерпят. Введут в Старый Город Национальную гвардию, установят комендантский час, а рыцарей и их приспешников, в случае отказа подчиниться, блокируют в замке. Магистр и так перешёл красную линию – бросил вызов представителю законной власти. Здесь не остров Тортуга какой! Магистра на кичман, рыцарей – улицы мести! Возомнили о себе! - Уваров, припомнив оскорбительно-надменный тон магистра, распалялся всё больше, - разоружим всю эту братию на хрен! По струнке будут ходить!
- Эко тебя разобрало, - хмыкнул в бороду Услад, - нас тоже по струнке ходить заставишь?
Но Егора уже понесло:
- А вам до конца жизни хочется оборону здесь держать? Отбиваться от всякого сброда, вроде ландскнехтов, и возомнивших себя высшим сословием рыцарей? Чем это вам так новоанадырцы не угодили? Торговать мешают, или налогами непомерными вас давят? Может, в веру свою вас насильно обратить хотят? Так они такие же православные, как и вы. По сути, потомки ваши, как это не парадоксально звучит, и власть, слава Богу, на полуострове наша, русская. Да правь здесь англосаксы, они бы всех вас под одну гребёнку причесали, будьте покойны, им не привыкать, я знаю о чём говорю. Вам же навстречу пошли. Живите, как привыкли. Желаете пяткой чесаться – ваше право. Только глупость всё это! Вы вот картошку едите, а ведь её на Руси царь сажать заставил через сотни лет после вашего рождения. Ты, Степан, покуриваешь втихаря, а Любояра на граммофоне Шаляпина да Варвару Панину, с Надеждой Плевицкой слушает. Лампами керосиновыми пользуетесь. С жиру вы здесь, в городе, беситесь. Крестьяне давно лошадок на трактора и комбайны сменили, потому, как такую ораву по старинке не прокормишь. Не остановите вы технический про-гресс. Это ещё никому не удавалось. Когда Князев сюда прилетал, видел я, Стёпа, как Прошка твой на вертолёт смотрел. Думаешь, он к кузнецу в подмастерье не хочет, потому, что ему прислуживать тебе нравится? Да он в лётчики хочет. И твои, Услад, дети подрастут, неужто их в чёрном теле держать думаешь? Их ровесники там, в Новоанадыре, науками овладевают, и лётчиками, и архитекторами, и учителями станут. Ваши-то чем хуже? Или умом с младенчества обижены? Доживайте свой век, как хотите. Детей-то хоть пожалейте! Не изобретайте велосипед, всё уже придумано и до, и после вас одновременно. В таком уж месте нам суждено было оказаться. Так берите всё лучшее, пользуйтесь! Вам же никто и ничто, кроме дури вашей, не запрещает.
- С чего тебя так прорвало-то? – насмешливо покосился на Егора староста, - цельную проповедь, не хуже отца Дионисия прочитал. Тоже ничего не понятно, а за душу царапает.
- Да обидно мне за вас! Вы же друзья мои. Я добра вам желаю, - сбавил тон Уваров, - ведь только руку протяни – будут у вас и школы и больницы, и порядок в городе. Неужели дороже этого ночные горшки из окон выливать? Тради-иции!
- Это ты брось! На то у нас немцы горазды, - открестился от явно неравноценного противопоставления Услад, - мы, как предками нашими завещано живём…
- А вы наши предки! – перебил его Егор, - выходит, что мы ваши заветы забыли, или вы нам электрическое освещение, машины и вертолёты изобретать запрещали? Что, по вашей прихоти и через тысячу лет надо было при лучине сидеть?
- Совсем запутал! – досадливо махнул на него рукой староста, - мы же не против этого, текнического прогрессу, прости Господи, так ведь сами ничего не даёте.
- Так взамен-то, тоже что-то дать нужно!
- Что ж вам дать-то, коли у вас всё и так есть? – удивился Услад.
- Для начала действующим на полуострове законам подчиниться.
- Стало быть, по доброй воле ваш хомут на свою шею напялить?
- Вот опять вы делите на ваше и наше! – Егор злился на себя за неумение доходчиво объяснить очевидные вещи этим неглупым, но не видевшим, в своей косности, дальше носа мужикам. – То, как вы живёте, выгодно не вам, а местным князькам. Не будь разделения на новый и старый город, выстроил бы себе царские хоромы ваш выборный, а, Услад? Или бы рыцарям здесь кто хозяйничать позволил? Это только кажется, что вы по своей воле живёте, а на самом деле, вам такую жизнь навязывают. Потому как, знать Старого Города за ваш счёт богатеет. Они налоги вам завышают, что-бы побольше себе отщипнуть. Платили бы напрямую, в Новоанадырь, как бы не вдвое меньше по-лучилось. Вас убеждают, что пусти сюда чиновников из-за реки, они вам на шею сядут, и вольности ваши отберут. А какие у вас вольности, которых за рекой нету? В лаптях грязь месить, или избу по-чёрному топить? Или, думаете, хозяйство ваше отнимут, по миру пустят? Может, кто из тамошних деляг, у кого руки загребущие, и рад бы вас обобрать, но если закон для всех един, не так-то просто это сделать. Поначалу, нелегко будет, не скрою, но так оно того стоит. Школ у вас гладиаторских не будет, и ландскнехтам руки укоротят, работать заставят, а не рэкетом и грабежами промышлять. По закону в Новоанадыре все дети получают начальное и среднее образование в обязательном порядке. Значит, и ваши получат. Старикам пенсия положена – и местным выплачивать будут. Электричество сюда проведут, воду. Да много ещё чего хорошего для комфортной жизни за столько-то веков придумали. И не все, как Князев, на вас свысока смотрят. Есть и такие, кто с радостью вам поможет вписаться в новую, а по факту, уже давно существующую рядом с вами реальность. – «Я, как агитатор в глухой деревне: «Голосуйте за светлое будущее, и будет вам счастье. Завалинки из кафеля, плюс электрификация всей страны»», - поймал себя на мысли Егор.
- Ну, и расписал! – засмеялся Степан, - тебе бы в сваты – тыкву бы с грядки замуж пристроил. А ежели на серьёз, то давно мы думали с тем берегом дела, не в пример нынешним, наладить. Выборным наказывали. А те говорят, мол, напрасно всё это, не нужные мы вам…
- Вот ведь сволочи! Задницы в думские кресла пристроили, и трава не расти. Врут они вам всё, за места свои тёплые боятся, - Уваров даже лицом побелел от негодования.
- Ладно, Егор. Не ко времени мы этот разговор затеяли. Насущных дел невпроворот. Вот, разберёмся с ними, тогда и о будущем можно будет подумать, - Степан отошёл от окна, и направился к лестнице, - в таверне меня ждите, я скоро.
Егор с Усладом спустились в зал, и сели за стол в углу, заказав пива.
- Ты вот про учёбу говорил, - Услад стряхнул ладонью пивную пену с усов и бороды, - что, и моих пострельцов всяческим наукам можно обучить?
- Не можно, а нужно. Это тебя учить поздно, мхом, как пень зарос, а им в самый раз будет, - Егор, вспомнив «Кабанью голову», сделал осторожный глоток из глиняной кружки. - О! А здесь-то пиво намного лучше, чем то, что наёмники хлебают.
- Степана надо благодарить. Тут тоже когда-то без меры разбавляли. Так он хозяина предупредил, что ежели тот баловать не перестанет, выгонит из слободы – моргнуть не успеет. Теперь остерегаются помоями поить, себе дороже. Тут и кормят неплохо. Может перекусим, когда ещё придётся? – предложил Услад.
- Это ты к чему?
- Решил я тобой в Новоанадырь пойти. Я ж у тебя первый свидетель беззаконию, что здесь творится. Всё, что ты расскажешь подтвержу. Двоим-то быстрее поверят. Да и случай, город посмотреть. Ни разу там не был.
- А ведь верно! Показания с тебя снимут, Андроникуса опознаешь…
- Это ещё кто такой?
- Помнишь, за столом рядом с Прокулом сидел?
- Свиномордый такой?
- Ну да. Выборный ваш, от Античного квартала.
- Вот шельма! Его о людских заботах печься отправили, а он с упырём ланистой дружбу водит, - грохнул кулаком по столу Услад, - в батоги его, чужеяда!
- До батогов дело, скорее всего, не дойдёт, но жирок с него до костей соскребут, если Князеву палки в колёса вставлять не будут, - остудил пыл товарища Егор.
Они уже отобедали, когда в таверну вошёл Степан.
- Пошли к приречным, на заставе нас встретят.
- А как ты договаривался? Если туда ходил, что сразу нас с собой не взял? – Уваров не любил недосказанности, - или секреты какие от меня?
- На голубятне я был. У меня, со знакомцем моим, почта голубиная налажена. Голубя ему отправил, дождался ответного. Вот и все секреты, - недовольно пробурчал староста.
- Извини, Степан, просто многое на карту поставлено, сам знаешь, и мне бы хотелось быть в курсе всего происходящего, - объяснил свою излишнюю подозрительность Уваров.
- Понимаю…
- Услад со мной пойдёт.
- Кто бы сомневался! – хмыкнул Степан, - похоже, тебе и в своей вотчине спину прикрывать надо.
- Услад важный свидетель. Даст показания, лишний козырь у Князева будет, - поднялся из-за стола Егор.
Степан повёл их незнакомой Уварову дорогой. Они прошли через рыночную площадь, и отправились на запад, забирая к северу. Городские постройки сменил пасторальный пейзаж: редкие усадьбы, луга, с пасущимися на них стадами коров, фермы, ветряные мельницы. Грунтовая дорога привела друзей к кованым воротам, в трёхметровом, каменной кладки заборе, тянущимся на запад, насколько хватало глаз.
- Отгородились от нас, - кивнул на ограду староста, - не считают нас ровней, брезгают.
- Что, и знакомец твой с тобой через губу разговаривает? – подначил Степана Егор.
- Нет. Он из учёных, летопись составляет. Мы из-за энтого с ним и сознакомились. Сам меня нашёл, и давай выспрашивать, как Казань брали, да что царь сказал, что сделал. Чудной, ей Богу! Будто я у Ивана Васильевича за спиной стоял, а не как крот подкопы под стены города рыл… Да вон он, киселяй вислоухий, плетётся, - показал на вылезшего из кареты, и идущего в их сторону полного, краснолицего мужчину, лет пятидесяти, в камзоле, коротких панталонах, чулках и башмаках, с большими квадратными пряжками. На голове его красовался седой парик, завитый буклями, свисавшими по сторонам лица, как уши спаниеля.
- Рад тебя видеть. Степан! - поздоровался мужчина, жестом приказав стражнику открыть ворота.
- И тебе не хворать.
- Эти господа твои друзья?
- Да, - коротко кивнул староста.
- Ну, что ж… - без особого энтузиазма промямлил толстяк, - милости просим.
Уже в карете Степан объяснил цель своего визита:
- За помощью к тебе пришли. Очень надо им за реку. Дело шибко важное.
- Надеюсь, ничего противозаконного?
- Наоборот! Слово и дело. Энтот вон, при самом Князеве состоит, - показал глазами на Уварова староста.
- О! Позвольте представиться. Лиднёв Аполлинарий Гаврилович, историк. Готов оказать любую посильную помощь. Я гражданин законопослушный, впрочем, как и все в этой части города, - толстяк изобразил подобострастный поклон, насколько позволяли обширный живот и короткая шея.
- Штаб-ротмистр Уваров, - назвался Егор, и представил товарища, - мой помощник Услад. Когда мы сможем попасть в Новоанадырь?
- Я отправлю секретаря в порт, нанять судно для переправы. А пока прошу вас быть моими гостями, не откажите в любезности.
Получив согласие, Лиднёв стал расспрашивать Услада о времени, из которого тот перенёсся на полуостров, делая заметки во вполне современном блокноте шариковой ручкой.
Егор отодвинул шторку, с интересом рассматривая медленно проплывающие мимо дома. Складывалось впечатление, что он попал на съёмки исторического фильма, и едет по расчищенной от автомобилей улице Санкт-Петербурга. Колеса кареты гулко стучали по мостовой, затихая там, где напротив домов, оберегая покой хозяев, была насыпана солома.
Квартира Лиднёва занимала целый этаж доходного дома. Окна гостиной выходили на реку, с каменной набережной, с пришвартованными морскими и речными судами. Мачты, приспущенные паруса, снующие по водной глади лодки и яхты, словно ожившие пейзажи Шарля Лейкерта, напоминали уже не Петербург, а Амстердам.
Гости, к вящему расстройству хозяина, отказались от предложенного обеда, ограничившись аперитивом. Аполлинарий Гаврилович, немного смущаясь, решился обратиться к «большому начальнику»:
- Позвольте вас спросить, господин штаб-ротмистр, вы ведь из «настоящих», или даже «последующих»?
- Так заметно?
- Я часто бываю в Новоанадыре… Видите ли, меня интересует судьба одного подававшего большие надежды молодого человека. Осталось ли его имя в памяти потомков? Его звали Николай Карамзин. Он очень увлекался историей, и мы часто и подолгу говорили с ним…
- Вы имеете ввиду Николая Михайловича Карамзина? – уточнил Егор.
- Да, именно его, - обрадовался Лиднёв, - вы о нём наслышаны?
- О нём мало кто не наслышан в моём времени. Карамзин написал «Историю государства Российского», если не ошибаюсь, аж в двенадцати томах, - улыбнулся Уваров.
- Что вы говорите! Я рад, рад. Я знал, что он оставит свой след в истории! Но уверен, что он многое бы отдал, чтобы оказаться на моём месте! Вы только представьте! – у оседлавшего любимого конька Лиднёва, от недавнего смущения не осталось и следа, - записывать со слов очевидцев всё, что происходило на Руси из века в век. Очевидцев! Это же уму непостижимо! В один день я могу узнать подробности событий и от участника Полтавской битвы, и от строителя Собора Покрова Пресвятой Богородицы. Как я счастлив, господа… - Аполлинарий Гаврилович даже прослезился.
Его эмоциональный монолог прервал появившийся в дверях гостиной секретарь:
- Аполлинарий Гаврилович. Барка ожидает пассажиров в порту. Прикажете отвести?
- Что? Ах да! Конечно, - Лиднёв попрощался с гостями, выразив надежду встретиться в более подходящее время, и проводил их до дверей.
- Вот, - Степан сунул в руку Егора два паспорта, - так и знал, что Услад за тобой увяжется. Постарайтесь не задерживаться.
- Постараемся, - пожал ему руку Уваров, и вышел на улицу.
Карета довезла Егора и Услада до порта, и секретарь, желчного вида тип, препроводил их на готовое к отплытию судно. Сухо пожелав им удачного плавания, он передал шкиперу деньги, и сошёл на берег.
После того, как барка отчалила, и поймав попутный ветер, направилась в сторону противоположного берега, шкипер подошёл к Егору, безошибочно угадав в нём старшего:
- Мне намекнули, что вам не очень хочется встречаться с представителями власти на той стороне. Я правильно понял?
- Абсолютно.
- Мы пройдём мимо отмели, там воды по щиколотку. По ней попадёте в лесопарк, там указатели для отдыхающих, по ним вы найдёте дорогу в город. Если что-то пойдёт не так, я знать не знаю, кто вы такие. Надеюсь, что вы тоже правильно меня поняли, - шкипер вопросительно посмотрел на Уварова.
- Да.
- Я скажу вам, когда высаживаться.
Расстояние до другого берега было километра полтора. Когда барка прошла две трети пути, Егор попросил у шкипера подзорную трубу, и навёл её на порт. Оптика оказалось очень мощной, и Уварову удалось рассмотреть всё в мельчайших деталях. В целом, порт выглядел так же, как любой другой, в том мире. Краны-цапли вытаскивали из трюмов судов грузовые сети с мешками, поддоны с бочками и ящиками, и даже живых коров, индифферентно поглядывающих с высоты на шустрые автопогрузчики, ловко подхватывающие выгруженные поддоны, и заталкивающие их в грузовики. Вдоль причальной линии стояли под разгрузкой и погрузкой современные и старинные суда. Егору показалось, что среди них был даже драккар. «Уж не тот ли самый, что пограничники из воды сетями вылавливали?» – перевёл он окуляр трубы на суетящихся на пристани людей. Увиденное тут же вызвало ассоциацию с костюмированным карнавалом. Спецовки докеров, треуголки и «пиратские» банданы матросов, камуфляж пограничников, шитые золотом камзолы купцов, серая форма тамо-женников, деловые костюмы карго-агентов. «Ну, точно вавилонское столпотворение. Наверное, я никогда к такому не привыкну», - подумал Уваров.
- Посмотрите туда, - шкипер показал направление, - видите рябь на воде?
- Да, вижу.
- Это коса. Мы сделаем манёвр, и пройдём от неё, как можно ближе. Когда подам сигнал, забираетесь на планширь, и прыгаете. В худшем случае искупаетесь, - забрав у Егора подзорную трубу, шкипер отошёл, и занял место рядом с рулевым.
- Пора! Прыгайте! – крикнул он, когда коса оказалась на траверзе.
Егор удачно допрыгнул до мелководья, замочив только рукава рубахи, оперевшись руками о дно при приземлении. Грузный Услад по пояс провалился в воду, не дотянув до косы метра полтора. Уваров помог ему выбраться, и они быстро пошли по воде, которая действительно едва доходила им до щиколоток. Егор невольно улыбнулся, снова вспомнив Гену Козодоева, шагающего по морю, аки посуху, с трусами Лёлика вместо хоругви.
НА ТОМ БЕРЕГУ
Выбравшись на берег, они углубились в прореженный лес. Услад стянул сапоги, вылил из них воду, снял, и выжал одежду, досадливо осмотрев мокрые порты:
- Не все то русалка, что в воду ныряет…
- На русалку ты не при каком раскладе не тянешь, - Егора позабавил растерянный вид товарища, - скорее на дядьку Черномора.
- Помог бы лучше, ащеул! – скрутил Услад штаны жгутом, и протянул один конец Уварову.
Закончив с выжиманием, Егор не стал дожидаться, пока Услад оденется, и пошёл вперёд. Метров через двадцать он наткнулся на семейство, устроившее на небольшой лужайке пикник. Занятые собой отдыхающие его не заметили, и Егор вернулся назад, предупредить товарища, чтобы тот не шумел.
- Сторонкой обойдём, - шепнул, словно ниоткуда появившийся Услад, - и не топочи так, за версту слышно.
Пристыженный Уваров молча последовал за другом. Скоро они вышли на пятачок, от которого в разные стороны расходились тропинки. В центре пятачка стоял резной столб, напоминающий индейский тотем, прибитые к нему дощечки, в виде стрелок с надписями, указывали направления к реке, к кафе «Берендеевка», спортивной площадке и автостоянке.
- Нам туда, - показал Егор на тропинку, ведущую к стоянке автомобилей.
- Тебе видней, - пожал плечами Услад.
Пройдя с полкилометра, они оказались на большой заасфальтированной площадке, с двумя десятками припаркованных легковушек.
- Не иначе, это повозки здесь такие, - предположил Услад, - а где же лошади?
- Под капотом.
- Игде?
- Потом объясню, Егор подошёл к одной из машин, и подёргал ручку. Машина была не заперта, - залезай! Сейчас прокатимся.
Услад неуклюже залез в салон, а Егор, собравшийся было снять защитный кожух внизу рулевой колонки, чтобы добраться до проводов, и завести двигатель, заметил ключи в замке зажигания. «А чему тут удивляться? Здесь и угонщиков-то, наверное, нет. Куда краденую тачку с полуострова угонишь?», - задался он вопросом, заводя машину.
Вырулив на шоссе, Егор прибавил скорость.
- Мать чесная! – вскрикнул Услад, когда обрёл дар речи, - слыхал я, что повозки здесь самокатом ездят, да не верил. Выходит зря.
Уваров в ответ только усмехнулся. Впереди, в полуденном мареве дрожали силуэты небоскрёбов Новоанадыря. Его другу только ещё предстояло по-настоящему удивляться.
Под «охи» и «ахи» Услада, Егор доехал до центра. Бросив машину на стоянке около какого-то торгового центра, он потащил крутящего головой по сторонам товарища к зданию охранного отделения.
В фойе «охранки» дежурил тот же унтер-офицер, что и в день, когда Уваров в первый раз пере-ступил порог этого учреждения.
- Князев здесь? – кивнув унтеру, спросил Егор.
Дежурный, преградивший им дорогу, с секунду всматривался в его лицо, и козырнув, доложил:
- Так точно, ваше благородие. У себя в кабинете будут.
«Вот, что значит профи! – подумал Егор, заталкивая Услада в лифт, - один раз меня мельком видел, запомнил, и сделал правильные выводы».
Князев ждал их у двери лифта.
- Жив, чертяка! – набросился он на Уварова, покосившись на пребывающего в прострации от полученных впечатлений Услада, - а я никак в толк не возьму. Дежурный сообщил, что ко мне два ряженых каких-то направляются. Спрашиваю, зачем пустил? А он мне: «Так один из них, вроде, как наш». Я сюда. Думаю, неужто Егор? И точно!
В кабинете полковник полез в книжный шкаф, достал из замаскированного под полку с книгами бара бутылку коньяка и три стакана.
- Услад, товарищ мой, - представил напарника Егор, - а это начальник третьего охранного отделения Новоанадыря Виталий Алексеевич Князев.
Обменявшись с Усладом рукопожатием, полковник разлил коньяк по стаканам:
- С возвращением! Полагаю, что вам есть, что мне рассказать.
Егор, уже в который раз, со всеми подробностями, пересказал произошедшее с ним и Усладом за последние три с лишним месяца.
- От ведь, мать их! Демократы, человеколюбы, - расхаживал по кабинету, не находя себе места от возмущения, Князев, - гладиаторские бои им подавай! Нервишки пощекотать захотелось. Я им устрою такой вброс адреналина, отрыгивать замучаются!
Князев сел за стол, вывел на монитор компьютера какой-то текст, и отредактировав его, распечатал на принтере.
- Вот, - протянул он стопку листов Уварову, - подписывайте.
- Что это? – пролистал Егор бумаги.
- Стенограмма твоего рассказа.
- Как?
- Ноу-хау. Наш устный разговор записывался, а компьютер преобразовал его в текст. Я только придал стенограмме официальный вид. И не спрашивай, как это делается, я сам не знаю. До сих пор шарахаюсь от этой техники, как чёрт от ладана.
Уваров расписался напротив своей фамилии, и показал Усладу, где поставить крест.
- Я сейчас к его превосходительству генерал-губернатору, - Князев убрал бумаги в зелёную кожаную папку, - подумаем с ним, как это дело в вышестоящие инстанции преподнести. Андроникуса под арест. Я из этого пингвина лично душу, вместе с потрохами выну! А вы домой, отдыхать.
Полковник достал из ящика стола портативную рацию, и протянул её Егору:
- По всем вопросам связывайтесь по восьмому каналу. Из квартиры не ногой. Дверь открывать только кому-то из наружной охраны. Ребята доставят вас домой, познакомитесь по дороге. Да, вот ещё, на всякий случай, - Князев снова полез в стол, и передал Уварову пистолет.
- Всё так серьёзно? – Егор сунул рацию и оружие за пазуху.
- Дело государственной важности! – ткнул полковник пальцем в потолок, - самое время «слово и дело» объявлять. Всё. Пошли.
Князев отдал необходимые распоряжения по телефону, и проводил Егора и Услада до уже стоявшего у подъезда микроавтобуса с затенёнными стёклами.
Охрана доставила друзей до двери квартиры. Два крепких парня осмотрели помещение, и только после этого разрешили зайти хозяину и его гостю.
Услад подошёл к окну, и замер, любуясь панорамой города и заливом.
- Ты присядь, - Егор подтолкнул товарища к дивану, - я тебе ещё не такое покажу, взяв со стола пульт телевизора, он нажал на кнопку «пуск».
На развернувшемся на всё окно экране шла передача о животных. На камеру, поднимая облако пыли, нёсся табун лошадей.
По-бабьи охнув, Услад перевалился через спинку дивана, в два прыжка преодолел расстояние до кухонного сектора, и спрятался за барной стойкой.
Справившись с приступом смеха, Егор выключил телевизор, и попытался объяснить другу что тот только что видел. Стоило отдать Усладу должное. Он быстро справился с шоком, попросил показать, как пользоваться пультом, и уже через минуту «листал» канал за каналом, сопровождая просмотр удивлёнными, или восхищёнными возгласами.
Уваров, проверил связь с «наружкой», заодно заказав продукты и напитки.
После того, как заказ доставили, он поставил на стол перед Усладом упаковку баночного пива, показал, как открывается банка, и занялся готовкой, одновременно отвечая на бесчисленные вопросы товарища.
За делами и разговорами время прошло незаметно. За окном сгустились сумерки, зажглись окна в домах, реклама и уличное освещение. Далеко внизу, между кварталов ползли ручейки автомобилей с включёнными фарами и габаритными огнями. Услад выключил телевизор, и подошёл к окну.
- Красота-то какая! – вздохнул он, - вот бы Милане и детишкам показать. Подивились бы, как люди живут.
Егор подошёл к Усладу, и встал рядом:
- Покажешь ещё. Наведём порядок в Старом Городе, вычистим оттуда всю нечисть, устрою вам экскурсию по городу, да и сам посмотрю.
- Живёшь здесь, и ещё не насмотрелся? Оно и понятно…
- Не в этом дело. Я ведь и недели здесь не пробыл, к вам отправили, - признался Уваров.
В дверь дробно застучали.
- В городе толком не был, а начальственный стук различать уже научился, - Егор оставил товарища у окна, и вышел в прихожую.
Князев ворвался в квартиру, как шквальный ветер, принеся с собой запах улицы, моря, дорогих сигар и коньяка.
- Был на приёме у генерал-губернатора в его резиденции, - едва не с порога доложился он, - имел с ним очень конструктивный разговор. Ну и каша заварилась! Мы дали в руки партии консерваторов такие козыри, что демократам и либералам икаться будет до второго пришествия. Наконец-то мы всю эту сволоту к ногтю прижмём! Их превосходительство дал добро на арест Андроникуса. Возьмём его в оборот, и посмотрим чего этот пингвин нам начирикает, - полковник энергично потёр ладонью о ладонь. – А чем это у вас тут пахнет?
- Да это я ужин приготовил, - почему-то смутился Егор.
- Так это же замечательно! – обрадовался Князев, - а то я голоден, как Каа – бандерлога бы съел!
Уваров накрыл на стол, положив на тарелки по большому прожаренному стейку с гарниром, достал из морозильника запотевшую бутылку «смирновки».
- Придётся более подробно объяснить, что у нас здесь происходит, - полковник отставил в сторону пустую тарелку, действительно, со скоростью удава опорожнив её содержимое, - я уже вскользь касался этой темы, но придётся дополнить конкретики, так сказать, для полной ясности картины.
Поначалу, когда белоэмигранты взяли управление полуостровом в свои руки, по понятным причинам, никаких демократических и либеральных партий не было и в помине. В думу вошли представители «Союза русского народа», «Русского собрания» и «Прогрессивной партии». Программы первых двух партий мало чем отличались друг от друга, опираясь на триаду «Православие. Самодержавие. Народность». «Прогрессисты» же выражали интересы крупного бизнеса, и ратовали за государственное устройство, близкое к британскому, с конституционной монархией и двухпалатным парламентом. У всех этих партий была одна большая проблема. На полуострове не оказалось ни одного члена императорской фамилии. Партии сформировали нижнюю и верхнюю палаты собрания - Думу и Государственный совет. Из-за отсутствия претендента на престол, воленс-ноленс, пришлось выбирать президента, что «прогрессистов» вполне устраивало. Все разногласия в обеих палатах парламента сводились к спору о выборности царя и установления монархии, или окончательного закрепления парламентской формы правления во главе с президентом. Споры со временем поутихли, по причине невозможности партий договориться о кандидатуре на монарший престол, и вопрос отложили до лучших времён, утвердив должность «временного президента на постоянной основе». С полсотни лет всё было относительно спокойно, пока количество перенёсшихся на полуостров представителей западной цивилизации, со своим видением мироустройства, не стало критическим. Они создали партии либерально-демократического толка, к которым примкнули наши «западники» и латентные либералы, и со временем просочились в обе палаты парламента. С тех пор они мутят воду, пытаясь перекроить здесь всё на свой лад. Сейчас у них сложи-лась довольно сильная коалиция, которой противостоят наши консерваторы. На стороне либералов банкиры, крупный бизнес, выборные от Старого Города и псевдоинтеллигенция. На нашей – Национальная гвардия, полиция, моё ведомство, «технари» и аграрии. Вот такой расклад… - Князев взглядом предложил Егору наполнить рюмки. – Сейчас их позиции сильно укрепились. Достаточно одного толчка, и маргинальный электорат, которого на полуострове, как собак не резанных, кач-нётся в их сторону. А скоро выборы. Если противостоящие нам силы победят, тут такое начнётся, что мама не горюй! Произойдёт слом всей системы, и чем это закончится, одному Богу известно. Ваши показания это бомба. Я уверен, что новоанадырцы, которых ты видел на гладиаторских играх, поголовно все из либеральной тусовки, и если всплывут их имена, а я не сомневаюсь, что с помощью Андроникуса мы их узнаем, это серьёзно пошатнёт шансы «западников» протащить на президентских выборах своего кандидата. Ставки настолько высоки, что за ваши жизни в этой игре никто не даст и ломаного гроша. Поэтому и повышенная секретность, и охрана.
- Ты уж меня прости, воевода, но из того, что ты здесь говорил, я понял только, что попали мы с Егором из огня да в полымя, - признался Услад.
Егор уже собрался высказать и своё мнение, как заметил за окном чей-то силуэт.
- Ложись! – заорал он, и метнулся к комоду, на котором оставил пистолет.
Стекло прошили автоматные очереди. Стрелявшему из темноты были хорошо видны цели, но похоже, он собирался действовать наверняка. Раскачавшись на верёвке с подвесной системой, закреплённой на крыше, стрелок ногами разбил повреждённое выстрелами окно, и влетел в комнату. Его уверенность в том, что ему не окажут должного сопротивления, сыграла Егору на руку. Он успел схватить пистолет, и открыть огонь по противнику, едва тот коснулся пола. Первые две пули попали в защищённую бронежилетом грудь нападавшего, отбросив его назад, а третья вошла между глаз. Он вывалился из окна, и повис на верёвке.
- Вы живы там? – крикнул Уваров, не выпуская из поля зрения оконный проём.
- Живы! Усладу плечо прострелили, а мне шею пулей обожгло. Не помрём! – отозвался Князев.
Входная дверь с треском распахнулась, и моментально среагировавший Уваров чуть не пере-стрелял парней из наружной охраны.
- Врача сюда, быстро! - приказал полковник, - проворонили?! В городовые пойдёте! Будете старушек через дорогу переводить.
- Из подозрительных никто в дом не заходил. Мы ни на минуту не отлучались, - попытался оправдаться старший из парней, - опять же с консьержем уговор был, что он сигнал нам подаст, если в подъезд кто-то посторонний войдёт.
- А кто вообще в дом заходил? – немного поостыл Князев, - не архангелом же киллер на крышу спустился?
- Старичок выходил, собачку выгулял, и вернулся. Пара семейная, с ребёнком, на такси приехала, девочка-спортсменка, с тренировки вернулась…
- Почему ты решил, что спортсменка?
- У неё была большая спортивная сумка. Я ещё девчонку похвалил. Думаю: «Маленькая, худенькая, а такие тяжести таскает… Чёрт!
- А ну, вытащите его! – Князев кивнул на окно.
Удерживая друг друга, охранники затащили тело стрелка в комнату. Один из них стянул с головы трупа чёрную балаклаву. Под ней скрывалось миловидное девичье лицо, с по-детски удивлённо вскинутыми бровями, с черным, бескровным отверстием, чуть выше переносицы.
- Твою мать! Это твоя спортсменка? – полковник впился взглядом в старшего охраны, - консьержа сюда, живо!
Уваров обыскал труп девушки. Ничего не найдя, он прошёл в ванную, и вымыл руки с мылом. Ни сомнений, ни, тем более, раскаяния, Егор не испытывал. Ещё на заре своей военной карьеры он накрепко усвоил - вооружённый враг, угрожающий жизням его людей и его собственной, должен быть уничтожен, кем бы тот ни был.
Приехал врач, перевязал рану Услада, и обработал ожёг полковника. Парни из охраны привели до смерти перепуганного консьержа.
- Кто это? – подтолкнул его старший к трупу.
Пару секунд консьерж бледнея, расширенными глазами всматривался в лицо девушки, и упал бы прямо на неё, если бы охранник не поймал его за ворот форменного кителя. Его без церемоний привели в чувство, и повторили вопрос.
- Не знаю я её! До сегодняшнего дня ни разу не видел.
- Почему не предупредил?
- Так девчонка же совсем! Сказала, что к подруге после тренировки решила зайти…
- Труп в наш морг. Доктор, займётесь. Может, хоть какую-нибудь зацепку найдёте. Бронированную машину с усиленной охраной сюда, - Князев был сама собранность. - Вы со мной. Поедем в резиденцию генерал-губернатора, - со значением посмотрел он на Егора, – консьержа в отделение, до выяснения. Работаем.
Через пятнадцать минут колонна автомобилей отъехала от подъезда дома в сторону залива.
Резиденция генерал-губернатора располагалась в живописном месте, на скалистом берегу моря, немного напоминая «Ласточкино гнездо» в Крыму. Здание тоже было построено в псевдоготическом стиле, и одной своей стороной нависало над морем. На этом сходство заканчивалось. С трёх сторон замок окружал большой ухоженный сад, огороженный высокой кованой оградой, с удобным подъездом и стоянкой у ворот.
Охрана пропустила машину Князева, а сопровождение осталось на стоянке.
Вооружённые короткоствольными автоматами спецназовцы полковника заняли позиции по периметру резиденции, с наружной стороны ограды. Взвыв сиреной, напротив замка бросил якорь сторожевик, мощным прожектором освещая береговую линию.
Губернатор, высокий сухощавый мужчина, лет шестидесяти, с большими залысинами на крупной голове и тоненькой щёточкой усов на породистом лице, встретил Князева и его подопечных в главной гостиной. На нём была домашняя стёганная куртка, тёмные брюки и мягкие туфли.
- Здравствуйте, господа, - поздоровался он за руку с Егором и Усладом, - наслышан о ваших подвигах… Нам с полковником нужно кое-что обсудить тет-а-тет, так что, не обессудьте. Располагайтесь чувствуйте себя, как дома.
Губернатор с Князевым вышли в одну из дверей, а в другую в гостиную мягко просочился улыбчивый молодой человек в смокинге, с бабочкой на белоснежной манишке.
- Господа что-нибудь желают? Чай, кофе, коньяк, сигары? – казалось, он в упор не замечал нелепо выглядевшей в окружающей обстановке одежды гостей.
- Я бы квасу испил, - Услад поискал взглядом сиденье понадёжнее изящных кресел и стульев, на хрупких с виду, изогнутых ножках.
- Квасу? – на секунду растерялся молодой человек, - могу предложить сельтерской, лимонад…
- Принесите пожалуйста воды, и бутылку коньяку. Нам стресс нужно снять, - попросил Егор.
- Сию минуту! – дежурно улыбнулся гарсон, и сымитировав поклон, удалился.
- Как рука? – поинтересовался Егор, заметив проступающую сквозь загар бледность на лице друга.
- Бывало и хуже.
- Ничего. Сейчас коньячку дерябнем, полегчает. Пойдём ка на воздух, - заметил Уваров столик и стулья на открытой веранде, за стеклянными дверями гостиной.
Они вышли в бархатную темноту, прорезаемую лучом прожектора.
- Я вот думаю, - устроился на стуле Услад, осторожно положив на стол раненую руку, - что это за оружие было у девахи, что она враз могла нас перестрелять, как глухарей на току?
- Это называется автомат. До ста пятидесяти выстрелов в минуту, - пояснил Егор, усаживаясь напротив Услада.
- Будь у нас пара таких ав-то-ма-тов, - по слогам произнёс незнакомое слово Услад, - мы бы всех наёмников, когда те на слободы напали, могли за минуту положить?
- Теоретически, да.
- Ну, дела-а… - протянул Услад, - до чего люди только не додумаются, чтобы себе подобных сничтожить.
- Ты даже представить себе не можешь, до чего они ещё додумались. Посмотри, - Егор показал на едва различимый силуэт шарящего прожектором по берегу сторожевика, - этот кораблик за двадцать минут не оставит камня на камне от этого здания.
- Услад взглянул на сторожевик, и ничего не ответил.
Им принесли воду и коньяк, в хрустальном графине, тарелочку, с тонко нарезанным кружочками лимоном.
Они уже ополовинили графин, когда их разыскал Князев.
- Вот вы где обосновались! – полковник выплеснул из стакана воду, и налил коньяка, - полагаю, началось.
- Что началось? – не понял Егор.
- Открытое противостояние политических сил полуострова. Вот, что. Мы знали, что затевается какая-то заваруха. Не знали только времени, но сейчас это не важно. Попытка переворота начнётся с минуты на минуту.
- Переворота?
- Ну да. Они уже пытались, лет шестнадцать назад. Тогда обошлось без крови… Стоп! - перебил сам себя Князев, - прикажу-ка я нашей корове из архива в документах тех лет покопаться. Что-то мне подсказывает, что без Белоглазого тогда не обошлось.
- Думаешь, он из-за этого на каторгу загремел?
- Почём знать… Да! Губернатор при мне связывался с президентом, и потребовал ввести военное положение на полуострове. Национальная гвардия уже покинула казармы, и сейчас занимает ключевые точки города, - Князев залпом опорожнил стакан, закинул в рот кружок лимона, - оно и к лучшему. Одним ударом покончим со всей сволочью.
- А что, разве раньше нельзя было нейтрализовать заговорщиков? Обязательно надо было до крайности доводить? – у Уварова никак не получалось осмыслить происходящее, и это его злило.
- Видишь ли, скалькировать тридцать седьмой год, как в СССР, тут бы не получилось. Слишком много законов либералы сумели протащить. Начни мы «хватать и не пущать», правозащитники, крапивное семя, такой вой бы подняли, что хоть святых выноси. У нас тут свобода слова и собраний. Каждый бездельник в праве отстаивать своё мнение, и попробуй его заткни. Всех собак на нас повесят: «Душители свобод, сатрапы! Здесь вам не варварская царская Россия!». Нужны были неопровержимые доказательства участия в заговоре, а не косвенные улики.
- Почему же они решились пойти на это именно сейчас?
- Так из-за вас. Видимо, на играх Андроникус был не самой влиятельной фигурой из нашего политикума. Были люди куда поважнее. После неудачного покушения на нас, они запаниковали, и пошли ва-банк. В том мире у них была бы возможность просто сбежать, что большая часть заговорщиков бы и сделала. Носом они слабые. Только и умеют гадить исподтишка. А отсюда бежать некуда. Если бы мы выявили любителей гладиаторских боёв, то кончилась бы их карьера. Общество бы им этого не простило. Мало того, участие в подобных мероприятиях подходит под ряд уголовных статей с немалыми сроками. Суды у нас не идеальны, но не коррумпированы настолько, чтобы спу-стить всё на тормозах. Каторга для наших либералов пострашнее смерти будет, вот они и пошли на отчаянный шаг. Шансов на победу у них ничтожно мало, но сидеть сложа руки, и дожидаться ареста ещё хуже, чем попытаться захватить власть. Президентская должность на полуострове чисто номинальная, что-то сродни свадебному генералу, реальная власть сконцентрирована в руках премьер-министра и генерал-губернатора, так как мы, по сути, город-государство. Премьер – махровый либерал, да и кабинет министров ему под стать. Эта гоп-компания делает ставку на недовольных, коих в любом обществе предостаточно, и маргинальный электорат, а также криминалитет. Сюда, к сожалению, не только добропорядочные граждане попадают. Если этих людей хорошенько подогреть, вооружить, и спровоцировать кровопролитие, то бунта не избежать. Чтобы пресечь мятеж, потребуется волевое решение, которое президент без разрешения парламента принять не может, и тогда…
- Дальше всё ясно, - не дал Егор закончить мысль полковнику, - второй раз на те же грабли. Опять революция, мать её. Кто был ничем, тот станет всем, а через семьдесят лет пост революционная отрыжка, в виде запредельной коррупции и воровства, потому, что те, кто был ничем, кроме, как воровать, сами ничему не научились, и детей своих не научили. Глупо рассчитывать, что кухарка, всю жизнь приворовывающая продукты у хозяев, одномоментно перестанет красть, как только приступит к управлению государством.
- Чего это тебя так разобрало? – покосился на Егора полковник.
- Потому, что в моём времени эти последствия сейчас хлебают полными ложками, так и не разобравшись, что причины всех напастей не развал СССР и смена строя, а прямое следствие уничтожения, как государства, Российской империи, что потомки вылезших из подворотен и местечек все эти сто лет и не прекращали обкрадывать народ ни на минуту.
- Не отвлекайся. Это уже не наши проблемы, - поморщился Князев, - Вернёмся к нашим баранам. Мы с губернатором решили пойти на крайние меры. Отстраним действующего президента, мои люди и нацгвардейцы изолируют премьера и кабинет министров. Власть временно перейдёт к генерал-губернатору. Клин клином, так сказать. Один переворот пресечём другим. Этот нарыв дав-но зрел, и его необходимо вскрыть, чего бы это не стоило. Мы справимся. Меня другое беспокоит. Успели ли наши «революционэры» перетянуть на свою сторону агрессивно настроенную часть Ста-рого Города. Я, признаться, не сказал тебе всего, но есть предположение, что Белоглазый не последняя фигура в заговоре, поэтому и было принято решение его ликвидировать.
- Если Белоглазому сумели переправить оружие, и он успел обучить наёмников пользоваться им, нас ждут большие неприятности, - озабоченно покачал головой Егор, - несколько сотен ландскнехтов с автоматами это серьёзная сила. Как никак, они профессиональные военные, и сражаться на городских улицах им не впервой… Нам надо возвращаться в Старый город, постараться любыми способами уничтожить Белоглазого, его людей и склад с оружием, если таковой действительно имеется.
- Твоя правда. Я дам тебе в помощь проверенных ребят. Прямо сейчас поедете в отделение, там вас экипируют всем необходимым. Как планируешь попасть в замок? – Князев уже набирал чьи-то номера на телефоне.
- Что с тем лазом в зоне отчуждения, через который Белоглазый сбежал?
- Его решили не засыпать. Думали направить туда спелеологов. Там сейчас решётка стоит. Но на каменоломне трещину забетонировали. А ты это к чему?
- Каналы подземной реки проходят под замком. Услад видел, как кто-то поднимался вверх по ступеням из пещеры, в которой устраивали бои.
- А почему вы решили, что пещера находится под замком?
- Камень там особенный, - вступил в разговор Услад, - в каменоломнях такой почти не встречается, а замок из него построен…
- Я понял, - кивнул Князев, - включим в вашу группу спелеолога. Думаю, он будет вам полезен. Собирайтесь. Членов группы я уже вызвал, они будут ждать на месте. Вертолётом вас доставят в зону, пограничников я предупрежу. Постарайтесь сделать всё, как надо. От вашего успеха много человеческих жизней зависит.
- Сделаем, Виталий Алексеевич, - пообещал Уваров.
Через несколько минут они мчались в машине по пустынному шоссе в сторону города.
ПОД ЗЕМЛЁЙ
В фойе отделения дежурили два унтера с автоматами. Егора и Услада проводили на нулевой этаж, и показали на одну из дверей. В просторном помещении находилось шесть человек. Крепкие ребята в боевой экипировке сидели на стульях вокруг большого стола. Егор обратил внимание на одного штатского. На вид ему было чуть больше двадцати, а на фоне шкафообразных спецназовцев он вообще казался подростком. Заметив вошедших, один из военных, молодой мужчина, лет двадцати шести, поднялся со стула, лениво козырнул и ни к кому из них конкретно не обращаясь, представился:
- Командир группы, поручик Сомов.
- Штаб-ротмистр Уваров. Мой помощник Услад.
- Пройдёмте со мной, переоденетесь, получите оружие, - Сомов жестом показал на выход, - тебя это тоже касается, альпинист.
- Я спелеолог, – недовольно буркнул парень в штатском, нехотя вставая с насиженного места.
Поручик привел их в подобие гардеробной:
- Здравствуйте, Семён Моисеевич! Вот, приодеть надо.
Сухонький старичок, посмотрел на вошедших поверх очков, чудом державшихся на кончике внушительного носа:
- Здравствуйте Гриша. Кого вы опять привели на мою старую голову? Пятьдесят четыре, пять, сто десять, сорок восемь, четыре, девяносто… - навскидку определил размеры Егора и спелеолога Семён Моисеевич, и замер взглядом на Усладе, - азохен вей! Наверное, вы думаете, Гриша, что это очень смешно, приводить сюда таких еле фантов. Таки нет! Это грустно, если я не смогу одеть этого достойного господина.
Семён Моисеевич принёс, и положил на стол два комплекта камуфляжной формы, и ушёл в глубь помещения, что-то бормоча себе под нос. Когда он вернулся с ещё одним комплектом в руках, Егор и Миша, так звали спелеолога, уже переоделись, и подбирали себе обувь.
- Думаю, это будет вам в самый раз, молодой человек, - приложил старик куртку к спине Услада.
В оружейной поручик снабдил всех троих амуницией, и подал короткоствольный автомат Уварову.
- Им тоже, - кивнул Егор на Мишу и Услада.
- А стоит?
- У нас каждый боец на счету. По дороге покажем, что к чему.
Григорий пожал плечами, и достал из стойки ещё два автомата и боекомплекты.
- Пока не покажу как пользоваться, ничего никуда не вставлять, и ничего не нажимать, - предупредил поручик.
На заднем дворе ждал микроавтобус, рванувший с места в открытые ворота, как только группа загрузилась. Выбирая улицы с наименее оживлённым движением, водитель выехал из города, и прибавив газу, двинул куда-то на юго-восток.
«Вот, так оно обычно и бывает, - думал Егор, глядя в окно на гуляющих по тротуарам, несмотря на позднее время, людей, - ничего не подозревающие граждане строят планы на завтрашний день, а то и на дальнейшую жизнь, а где-то в это же время, ущербные в непоколебимой уверенности в своём праве вершить людские судьбы, какие-то уроды готовят переворот, прикрывая свои личные амбиции и неуёмную жажду власти лозунгами о всеобщем счастье и справедливости. Им глубоко наплевать, сколько людей они обездолят, сколько поломают судеб. Они, ни секунды не сомнева-ясь, пойдут на убийство сотен, и даже тысяч, ради достижения своих целей. Призывать этих выродков одуматься, занятие бесполезное и неблагодарное. Такие не остановятся ни перед чем. Только жесточайшие репрессивные меры смогут предотвратить нависшую над городом беду».
Километров десять машина неслась по пустынному шоссе, и свернула на бетонку, по обочины заросшую густым лесом. Ещё пятнадцать минут, и они въехали на территорию огороженного колючей проволокой аэродрома, подкатив к готовому к отлёту геликоптеру. Уваров сел рядом с Усладом, и крепко ухватив его за локоть здоровой руки, шепнул ему на ухо:
- Постарайся особо не нервничать.
- А что такое?
- Увидишь.
Вертолёт поднялся в воздух, и клюнув носом, заложил крутой вираж, ложась на курс.
Егор чуть не взвыл от боли, с такой силой Услад вцепился в его предплечье.
Их уже ждали. На земле мощные фонари обозначили место посадки. Геликоптер мягко приземлился, и как только группа десантировалась, взмыл в небо. Ожидающие их пограничники подвели прибывших к лазу, и открыли запертую на висячий замок решётку.
- На всякий случай запирать не будем, вдруг этим же путём возвращаться придётся, - предупредил старший наряда, - прибудем в течение десяти минут. Вас датчики движения засекут. Удачи.
- Подождите! Остановил Миша собравшегося спуститься в лаз Егора.
- В чём дело?
- Я сейчас, - Миша суетливо полез в свой рюкзак, и достал какой-то прибор.
- Что это за хреновина? – шагнул к нему Сомов.
- Это что-то вроде компаса. Я настрою его на замок, и внизу мы будем знать расстояние до него и нужное направление… Да. Я спускаюсь первым.
Поколдовав над прибором, спелеолог повесил его на шею, достал фонарь, и нырнул в лаз. Остальные последовали за ним. Внизу, вытянувшись цепочкой, группа двинулась за Мишей. Пробитая водой пещера круто спускалась вниз, разветвляясь и петляя, а местами и резко меняя направление, то сужаясь, то расширяясь. Примерно через час они наткнулись на застывший бетон, почти полностью перегородивший проход.
- Мы прямо под каменоломней. Отсюда надо будет искать дорогу к замку. Кроме тебя здесь никто не пролезет, - посветил Егор фонарём в щель между бетоном и стенкой пещеры.
- Вернёмся назад, до ближайшего ответвления, - предложил Миша.
- Других вариантов нет, - согласился Уваров, - пошли.
Они свернули в первый же проход, и снова пошли за спелеологом. Всё оказалось не так просто, как думалось поначалу. Подземное русло представляло из себя настоящий лабиринт. Там, где вода натыкалась на особенно крепкую породу, образовались тупики. В других местах от основного канала ответвлялось множество проходов, которые либо упирались в глухую стену, либо уводили далеко в сторону от намеченного курса.
Группа продвигалась вперёд очень медленно. Часто приходилось возвращаться, и искать обходной путь. Несколько раз они упирались в тупик, а однажды дорогу им преградила трещина, шириной около пяти метров. Прошло девять часов, с момента, когда они спустились под землю. По прибору выходило, что они не преодолели и трети расстояния до замка. Ещё через какое-то время группа оказалась в большой пещере, с высоким потолком, со свисавшими с него огромными сталактитами, чем-то похожими на органные трубы. Торчащие же из дна тут и там группы сталагмитов, напоминали диковато-вычурную мебель. Егору вспомнилась пещера горного короля из «Пер Гюнта». Он вздрогнул от неожиданности, когда кто-то из группы довольно чисто просвистел композицию из сюиты Грига. По-видимому, ему тоже в голову пришла такая ассоциация.
- Привал! – распорядился Уваров, и скинув с плеч рюкзак со снаряжением, уселся на землю, прислонившись к одному из сталагмитов, и вытянув ноги.
Остальные последовали его примеру. После получасового отдыха группа продолжила движение. Через пару часов они наткнулись на, казалось, непреодолимое препятствие. Им преградило дорогу подземное озеро.
- Приехали, твою мать! – выругался Сомов, и в сердцах пнул подвернувшийся под ноги камень, с бульканьем упавший в неподвижную тёмную воду озера.
- Придётся возвращаться, и искать другой путь, - Егор и мысли не допускал о прекращении операции.
- Подождите, - Миша достал из своего рюкзака водолазную маску и небольшой баллон с кисло-родом, - иногда бывает, что под водой есть проходы. Я нырну, и проверю. Может, нам удастся перебраться на другую сторону.
- Попробуй, - кивнул Сомов, - уж больно назад переться не хочется.
Егор присел на корточки, и опустил руку в воду. От леденящего холода по телу побежали мурашки.
Миша разделся до трусов, нацепил маску, взял баллон и фонарь, и соскользнул по каменистому уклону в озеро. Оставшиеся на берегу наблюдали за движущимся под водой пятном света. Потом свет пропал. Через пять минут он появился снова, а следом вынырнул и спелеолог.
- Есть! Есть проход, - отфыркиваясь сообщил он, выбравшись на сушу, - метра четыре всего проплыть надо. Там озеро заканчивается. Я видел несколько тоннелей на той стороне.
Упаковав одежду, снаряжение и оружие в полиэтиленовые плащи, члены группы один за другим опустились под воду. После того, как все перебрались и оделись, они перекусили сухим пайком, и двинулись вглубь одного из проходов.
По мере продвижения тоннель становился выше и шире, можно было идти не пригибаясь. По дороге всё чаще стали попадаться пещеры-залы, похожие на ту, что попалась им первой.
В одной из таких пещер, шедший впереди Миша резко остановился, и идущий за ним Егор едва в него не врезался.
- Ты чего?
- А вот это уже интересно, - подойдите сюда, - спелеолог навёл луч фонаря себе под ноги.
Егор наклонился, и поднял с земли окурок сигареты.
- Сколько до замка? – спросил он.
- Миша взял в руки висевший у него на шее прибор:
- Чуть больше километра.
- Что тут у вас? – подошёл к ним Сомов.
- Тут кто-то перекуривал, - показал Егор окурок поручику, - учитывая то, что в Старом Городе к табакокурению пристрастились единицы, можно предположить, что это кто-то из наших клиентов.
- Вряд ли эта пещера служит комнатой для курения… Тогда возникает закономерный вопрос: какого хрена им тут было нужно? – Сомов посветил фонарём по сторонам.
- Рассосредоточиться! Смотреть под ноги! – приказал Уваров.
В стене пещеры было три прохода. Один из бойцов, близко подошедший к правому из них, подал сигнал остановиться:
- Здесь растяжка!
- Не трогай! Я сам. Посвети, - поручик прошёлся вдоль натянутой тонкой стальной проволоки, и вернувшись назад, присел у обломка сталагмита, и отсоединив растяжку, достал гранату, крепко прижимая к её корпусу спусковой рычаг.
Подбежавший к нему спецназовец вставил на место предохранительной чеки кусок проволоки.
- Если бы не окурок… - Сомов положил гранату на землю, и пошевелил чуть подрагивающими пальцами.
- Расслабились, - посмотрел на членов группы Егор, - недооценили противника. Я тоже хорош, забыл, что «прежние» не глупее нас с вами. Даже если бы вместо гранаты здесь установили самострел, мы бы всё равно могли потерять одного человека. С этой минуты мы во вражеском тылу. Действуйте, как вас учили.
На этот раз первым в проход пошёл сам Егор, медленно продвигаясь вперёд, и осматривая буквально каждый сантиметр поверхности пола, стен и потолка. Они прошли около полукилометра, когда тоннель стал резко сужаться. Впереди показался выход в очередную пещеру. Уварова насторожил плоский камень, лежащий у самого конца прохода. Было в нём что-то, показавшееся Егору подозрительным.
- Найдите-ка мне булыжник поувесистей, - обернулся он к следовавшему за ним Сомову.
Когда ему передали большой обломок породы, он бросил его на перегородившую дорогу плиту. В тот же момент сработал потайной механизм, и из-за стены с лязгом выскочили загнутые под прямым углом длинные, остро заточенные металлические прутья. Если бы Уваров наступил на камень, они проткнули бы его насквозь.
- А это сюрприз от наших друзей из средневековья, грубовато, но эффективно, - Егор боком протиснулся между прутьями и стенкой тоннеля, и осторожно вышел в просторную пещеру, освещая пространство перед собой фонарём.
Луч света выхватил стоящие у стен ящики. Они были поставлены один на другой на высоту человеческого роста.
- Помоги, - попросил Егор подошедшего к нему поручика.
Они сняли один ящик, и открыв замки-защёлки, откинули крышку.
- Ё-моё! – Сомов высветил фонарём тускло блеснувшие воронёной сталью автоматы, мазнул лучом света по пещере, - да тут на целый батальон хватит.
Члены группы разбрелись по пещере.
- Тут и пулемёты есть! – двое бойцов тоже вскрыли ящик.
- И патронов немеряно.
- Один ящик наполовину пустой!
- Значит, шесть стволов на руках. Как раз столько пришлых вместе с Белоглазым и осталось, - подсчитал Уваров, - мы вовремя успели. Оружие ещё не успели раздать ландскнехтам и рыцарям.
- Что теперь? – спросил Сомов.
- Мы с Усладом пойдём дальше, а вы заминируйте здесь всё, и как только сюда кто-нибудь кроме нас сунется, взрывайте, и уходите.
- Так не пойдёт! – замотал головой Сомов, - Князев строго настрого приказал от вас ни ногой. Я оставлю здесь двух бойцов. Они всё сделают.
- Поручик. Вы даёте себе отчёт, что шансов вернуться у нас будет крайне мало.
- Шесть стволов против пяти? Да и вряд ли боевые навыки бандитов могут сравниться с нашими. По-моему вы сгущаете краски, ротмистр.
- Вы не понимаете. Стрела из арбалета, или пуля из аркебузы убивает так же, как и очередь из автомата, - поморщился Егор.
- Я боевой офицер. Два года назад я свой эскадрон на германские пулемёты водил. У меня два «Георгия» и золотое оружие, а вы меня какими-то аркебузами пугаете, - обиделся поручик.
- Будь по-вашему, - махнул рукой Егор, - выдвигаемся.
Сомов отдал распоряжения остающимся спецназовцам, приказав взять один из ручных пулемётов и коробки с лентами, походя похлопал по плечу Михаила:
- Спасибо за помощь, альпинист.
Егор объяснил Усладу, как следует обращаться с автоматом:
- Вот в этой коробочке патроны. Вставляешь сюда, дёргаешь за рычажок, и переводишь флажок… вот эту хреновину… в верхнее положение, чтобы случайно не выстрелить. Флажок в среднее положение – пули горохом вылетать будут. В самое нижнее – одно нажатие на вот этот крючок, один выстрел. Из пищали когда-нибудь стрелял?
- Было раз. В плечо, как дубиной бьёт и дым коромыслом, - Услад опасливо повертел в руках оружие.
- Здесь примерно то же самое. Приклад посильнее к плечу прижимай. Когда будешь в кого-то стрелять, в это окошечко смотри, там крестик нарисован. На цель его наводишь, и пали за милу душу. Патроны кончатся, новую коробочку вставишь. А вообще, за мной держись, и лишний раз не высовывайся.
- Это он, как у девахи той, стрекотать будет? – заглянул Услад в оптический прицел.
- Так точно. Ты прирождённый стрелок, - приободрил друга Егор.
Возглавив группу, Уваров направился к проходу в дальней стене пещеры. Было видно, что над этим тоннелем потрудилась не только вода. Тут и там попадались следы от инструментов. В конце прохода они наткнулись на железную, утыканную заклёпками дверь, запертую с той стороны.
- Что будем делать? Взрывать нельзя. Сбегутся на шум, мы носа отсюда показать не сможем, - озадачился Егор.
- Зачем взрывать? – Сомов скинул рюкзак, и достал из него металлический цилиндр с крышкой, напоминающий баллончик дезодоранта, - нас учёные такими штуками снабжают, Жюль Верн бы позавидовал… Отойдите назад.
Поручик снял крышку с цилиндра, и направил скрывавшуюся под ней трубочку, напоминающую иголку шприца, на место, где предположительно находился замок. Из трубочки вырвался тонкий красный луч, и стал резать моментально накалившееся до красна железо. Выключив прибор, Сомов ногой толкнул дверь. Вырезанный кусок, звякнув, упал на каменный пол тоннеля. Скрипнув петлями, дверь распахнулась.
- Это же лазер! – подобрал отвисшую челюсть Уваров.
- Ну да, - поручик закрыл цилиндр крышкой, и убрал его в рюкзак, - в вашем времени таких не было?
- Таких нет.
Они ещё с десяток метров прошли по тоннелю, и остановились у основания ведущей наверх каменной лестницы.
- Похоже, мы на месте. Теперь тихо. Действовать только по моей команде, - приказал Егор, и стал осторожно подниматься наверх.
В конце лестницы он выглянул наружу, и присвистнул.
- Иди сюда Услад, - позвал Егор товарища, - узнаёшь? – спросил он, когда тот оказался рядом.
- Так ить это цирк! Век бы его не видать…
- Что тут? – Сомов непонимающе оглядел арену, тускло освещённую несколькими жаровнями, пустующие скамейки, - это театр какой-то?
- Своего рода. Мы с Усладом давали здесь представления. Я в качестве ретиария, а он мурмиллона, - Егор невольно дотронулся до шрама на виске.
- Гладиаторов изображали?
- Тут много, кто их изображал, выжили не все.
- Вы хотите сказать…
- Здесь проходят настоящие гладиаторские бои. А кое-кто из власть предержащих из Ново-анадыря их посещает.
- Патриции хреновы… На каторгу за подобные развлечения, выродков, - сквозь зубы процедил Сомов.
- Вон там выход наверх, - Услад показал рукой на темнеющий на другой стороне арены проём.
- Пошли, - Егор снял автомат с предохранителя, - готовьтесь к бою.
Члены группы пересекли арену, и вслед за Уваровым стали бесшумно подниматься по лестнице, начинавшейся в проёме. Поднявшись наверх, они оказались в подземелье замка. По сторонам одного из коридоров располагались зарешечённые камеры. Какие-то потерявшие человеческий образ существа в лохмотьях, шарахаясь от света фонарей, и испуганно вскрикивая, заметались в своих клетках.
- Да что тут, чёрт возьми, происходит! – Сомов глазам своим не верил, - в нескольких километрах отсюда развитая цивилизация, а здесь дичь какая-то! Гладиаторы, узилища средневековые…
- Тихо! Выключить фонари, - шедший впереди группы Егор уловил краем уха какое-то позвякивание.
Из-за угла вышел старик, с факелом в руке и связкой ключей на поясе.
- А ну заткнитесь, грязные животные! – старческим фальцетом прикрикнул он, - останетесь без кормёжки!
Уваров в два прыжка подскочил к тюремщику, и прикрыл ему рот рукой:
- Поговорим, или сразу тебе шею свернуть?
- Старик часто-часто закивал.
Егор убрал руку, и начал допрос:
- Сколько охраны наверху?
- Д-два стражника…
- Где пришлые?
- ?
- «Последующие», вот с таким оружием, - Уваров показал тюремщику автомат.
- Не знаю. Я редко поднимаюсь выше первого этажа.
- Но ты видел их?
- Да. Несколько раз.
- А Белоглазого?
- Нет. Но говорят, это страшный человек. Даже магистр его остерегается.
- Заприте его, - Егор сорвал с пояса старика связку ключей, и бросил её одному из бойцов, - толку, как от козла молока.
Тюремщика затолкали в ближайшую камеру, и группа последовала дальше. Уваров с Сомовым тихо повязали стражу, и вышли на первый этаж замка. В коридоре пахло стряпнёй, слышались голоса и смех. Незаметно проскользнув мимо приоткрытой двери кухни, они поднялись на следующий этаж. Судя по всему, здесь находилась казарма. Сквозь арочные пролёты, по сторонам коридора, виднелись ряды узких коек, застеленных грубыми одеялами. На некоторых из них угадывались очертания человеческих тел.
- Скорее всего, это смена караула отдыхает, - шепнул Сомов Егору.
- Похоже. Берём языка, и уходим, - решил Егор.
- Может, остальных стоит…
- Ни в коем случае. Пока они не дали нам повода, мы не имеем права. Какие никакие, а это наши сограждане, и мы должны…
Договорить ему не дали. Послышался топот множества ног, лязг оружия. По коридору в их сторону бежали воины в кольчугах, вооружённые мечами и арбалетами. Заметив чужаков, они тут же начали стрельбу. Рядом с лицом Уварова пролетела короткая толстая стрела, и высекая искры, ударилась в колонну пролёта.
«Теперь не обессудьте, господа хорошие. Не мы это начали», - полоснул он длинной очередью по плотной толпе рыцарей. Сомов и его люди тоже открыли огонь. Меньше, чем через минуту всё было кончено.
- Это не война, а какое-то избиение младенцев! – неодобрительно покачал головой поручик, глядя на гору трупов, - у меня такое ощущение, что я только что стадо безобидных телят расстрелял...
- Представь этих «телят» режущими и насилующими гражданское население Новоанадыря, тогда и дурацких ощущений возникать не будет, - резко оборвал его Уваров, - надо найти более удобную позицию, пока автоматчики не появились.
- А с этими чего делать? – подошедший спецназовец показал стволом пулемёта на повскаки-вавших с коек караульных, пребывавших в ступоре от увиденного.
- Одного сюда, остальных заприте в подвале, - приказал Егор.
К нему подвели рыжеволосого веснушчатого парня, в подштанниках и длинной рубахе.
- План замка знаешь? – поймал его бегающий взгляд Уваров.
- Я вам ничего не скажу!
- Не скажешь ты, скажет кто-то из них, а тебя рядом с остальными положим, - Сомов жестом остановил спецназовца, подталкивавшего пленных к выходу.
- Он ничего не знает! Новенький. Я начальник замковой стражи, меня спрашивайте, - атлетического сложения мужчина, лет сорока, с благородными чертами лица, небрежно оттолкнул направленный на него ствол автомата, и подошёл к офицерам.
- Почему ты хочешь нам помочь? – недоверчиво посмотрел на него Егор.
- Я знаю, за кем вы пришли. Вам нужен человек с белыми ресницами.
- Верно.
- С его появлением всё в замке пошло наперекосяк. Он, как ему вздумается, вертит магистром, сбивает с истинного пути рыцарей Ордена, окружил себя ведьмами и колдунами, которым место на костре. Это демон, принявший человеческое обличье…
- Я тебя понял. Он сейчас в замке?
- Скорее всего. Я ни разу не видел, чтобы он выходил за ворота.
- Где его найти?
- Он занял комнаты на втором этаже, вместе со своими людьми.
- Как туда попасть?
- Туда ведут две лестницы, с каждого крыла здания. Там, и там, - рыцарь показал направление, - у них такое же оружие, как у вас. Вы должны быть осторожны.
- Спасибо за предупреждение.
- Не убивайте наших людей, если они не станут оказывать сопротивление, - рыцарь тронул Его-ра за рукав.
- Если мы тебя отпустим, обещаешь уговорить их сложить оружие, или, по крайней мере не вмешиваться в происходящее?
- Госпитальеров – да. Наёмников – нет. Они на стороне человека с белыми ресницами.
- Хорошо. Я тебе верю. Можешь идти…
- Мои люди мне верны, - рыцарь кивнул в сторону понуро стоящих в ожидании своей участи пленных.
- Ты даёшь мне слово, что они не обнажат против нас оружие?
- Даю слово рыцаря-госпитальера.
- Отпустите их! – приказал Уваров. - Поручик! Вы с пулемётчиком зайдёте с левого крыла, а я со вторым бойцом с правого…
- А я? – услышав распоряжения Егора, подошёл к ним Услад.
- А ты за ним приглядишь, - Уваров положил руку на плечо рыцаря, и наклонившись к нему, шепнул, - головой за него отвечаешь, и не только своей.
- Я понял.
- Вот и договорились. Выдвигаемся!
Оставив разочарованного Услада с караульными, разбившись на двойки, Егор и спецназовцы побежали в противоположные концы коридора. Уваров со своим напарником только поднялись на один пролёт, когда до них донёсся приглушённый звук пулемётной и автоматных очередей. Их товарищи уже вступили в бой. Первым вбежав на этаж, Егор засёк стрелка в одном из дверных проёмов. Тот не успел даже прицелиться. Второго, открывшего огонь из-за колонны, короткой очередью срезал прикрывавший Уварова спецназовец. На той стороне коридора ещё звучали выстрелы, но скоро прекратились. В воздухе повисла звенящая тишина, пороховой дым сизыми волнами поднимался к низкому потолку.
- Поручик! Вы в порядке?! – крикнул Егор.
- Да! У меня двое!
- У нас тоже! Белоглазого нет?! – Уваров побежал по коридору.
Когда он оказался напротив одной из дверей, изнутри её прошила длинная очередь. Егор бросился на пол, чудом не попав под град пуль. С другой стороны здания подоспел Сомов, и открыл ответный огонь. За дверью кто-то вскрикнул, и послышался звук падающего тела. Поручил изрешетил пулями дверь в районе замка, и выбил её ногой. Егор вскочил на ноги, и ворвался в помещение. Внутри, кроме убитого поручиком, не подходящего под описание Белоглазого человека, никого не было. Боковым зрением Уваров заметил какое-то шевеление. Резко повернувшись, и уже почти нажав на курок, он увидел вибрирующую толстую верёвку, привязанную к ножке массивной кровати, переброшенную через подоконник. По-звериному зарычав, Егор бросился к окну. На секунду он увидел обращённое к нему жесткое лицо, с вспыхнувшими ненавистью светло-серыми глазами. Взмах ресниц, и глаза превратились в мутные бельма упыря. Поддавшись наваждению, Егор потерял несколько драгоценных секунд, и когда начал стрелять, человек уже скрылся за выступом стены.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
В БЕГАХ
Марвин сразу узнал его. Он не мог ошибиться. Это лицо снилось ему все последние семнадцать лет. Именно этот человек стал причиной всех его несчастий, и кто знает, может даже то, что он оказался на этом проклятом полуострове, как-то связано с этим русским. Встретившись с ним взглядом, Марвина обуяла такая безудержная ненависть, что он готов был вернуться, чтобы зубами перегрызть ему глотку. Благо, врождённое трезвомыслие взяло верх, и он успел скрыться до того, как русский открыл огонь.
«Он подумает обо всём этом потом. Сейчас главное скрыться, забиться в какую-нибудь нору, и переждать. Похоже, у этих слюнтяев ничего с переворотом не вышло, иначе как объяснить появление здесь спецназа. Зря он с ними связался», - размышлял Марвин, пробираясь задворками замка к воротам.
Заметив монаха, копошащегося около загона со свиньями, Марвин не раздумывая бросился на него, и свернул ему шею. Одевшись в монашескую рясу, он вымазал лицо грязью так, чтобы не было видно его белых ресниц, накинул капюшон, и сгорбившись, подражая походке старика, заковылял в сторону галдящей толпы, собравшейся во дворе замка. Рыцари-госпитальеры, сомкнув щиты, теснили ландскнехтов к выходу.
«И эти святоши предали, а к наёмникам он и изначально особого доверия не питал, и в своём времени насмотрелся на эту публику», - воспользовавшись неразберихой, Марвин выскользнул из замка, и затерялся на узких улочках города.
Единственное место, куда он мог пойти, не опасаясь, что его выдадут, это дом Отто. Не потому, что они были друзьями, а только благодаря тому, что Марвин случайно узнал его тайну.
В так называемом «санатории», в котором Марвин уже несколько дней проходил реабилитацию после лечения, в его палату положили раненого в голову мужчину. Ночами тот метался в бреду, мешая Марвину спать. Марвин относительно неплохо владел немецким языком, и узнал много интересного из того, что ему пришлось выслушать во время вынужденной бессонницы. Когда сосед пришёл в себя, первое, о чём он спросил, так это где они находятся. Отто, так звали соседа, когда узнал, что оказался на территории контролируемой русскими, заметно сник, и с того дня всем встречным и поперечным стал навязчиво рассказывать душещипательную историю о своей тяжелой, почти невыносимой жизни под пятой третьего рейха. Марвин не стал раньше времени ставить соседа в известность, что ему известно истинное положение вещей, справедливо рассудив, что на новом месте ему может пригодиться скрывающийся от правосудия нацистский преступник, выдающий себя за жертву режима.
Марвин, несмотря на всю фантастичность произошедшего с ним, безоговорочно поверил в то, что рассказывали о месте, где ему суждено было провести остаток жизни, иначе бы пришлось признать, что он окончательно сошёл с ума. Если честно, то, что с ним случилось, стало для него своего рода спасением. От алкоголя и наркотиков он дошёл до психосоматических галлюцинаций, и уже не различал, где реальность, а где плоды его воспалённого воображения. Во время одного особо продолжительного запоя, Марвин почувствовал, как его, словно в омут, затягивает в переливающуюся всеми цветами радуги воронку. «А где же тоннель? Почему мне не везёт даже в смерти? Почему вместо очистительного света я вижу присвоенный извращенцами радужный спектр?», - пьяно всхлипнул он, проваливаясь в забытьё.
Катер, последнее, что у него осталось, на котором он жил последние полгода, выловили русские пограничники. Опять эти проклятые русские! Они преследуют его даже в аду. Бьющегося в истерике Марвина доставили в какую-то закрытую клинику, а по сути секретную медицинскую лабораторию ФСБ, или контрразведки. Им занялся какой-то врач, похожий на молодого Марка Твена, и через месяц Марвин, к своему немалому удивлению понял, что полностью излечился от наркомании и алкоголизма. Оберегая его психику, его стали готовить к принятию новой реальности, в которой он оказался. Вот тогда-то он впервые и увидел Отто Вебера.
Пряча лицо под капюшоном, Марвин добрался до полутораэтажного фахверка Вебера. На его осторожный стук, к двери, с глухим рычанием бросился пёс Отто, Фенрир. Вебер как-то похвастался, что это чистокровный кане-корсо, которого он ещё щенком приобрёл в Античном квартале, и сам его выдрессировал.
- Спокойно, Фенрир. Кто там? – спросил Отто.
- Нолан, - назвался по фамилии Марвин.
Отто загремел замками и засовами, и придерживая пса за ошейник, пропустил Марвина в дом:
- Что случилось? Вы же дали мне слово офицера, что больше не станете докучать мне своим обществом! – зашипел Вебер, выглядывая на улицу.
- Уберите собаку, она меня нервирует, - покосился Нолан на крупного, чёрного окраса пса, с тяжёлой брылястой головой.
- Он не тронет вас без моего приказа.
- Именно поэтому мне и не хочется видеть его поблизости.
- Фенрир останется со мной. Он не любит оставаться один.
Они прошли в гостиную. Вебер достал из украшенного тонкой резьбой буфета ещё один серебряный стакан, и сел за широкий дубовый стол, указав Марвину на стул напротив. Пёс улёгся у ног хозяина, не спуская умных глаз с гостя.
«Всё в точности, как несколько месяцев назад, - подумал Марвин, скидывая плащ. И всё во сто крат хуже…».
Отто разлил по стаканам красное вино из бутылки тёмного стекла.
- Прозит, - не дождавшись ответа, он выпил, и уставился на Нолана водянистыми, чуть навыкате, глазами, - вы так и не ответили на мой вопрос.
- Мои люди убиты, госпитальеры вышибают верных мне людей из замка, я в бегах, но это всё ерунда, по сравнению с тем, что я увидел человека, русского, которого считаю виновником всех моих бед, и которого здесь быть просто не может, - Марвин ударил кулаком по столу. Пёс вскочил с пола, и угрожающе зарычал.
- Фу! Фенрир, - Отто поставил бокал на стол, и не без лукавства посмотрел на Марвина, - Не одного меня преследуют призраки прежнего мира. Вы плохо выглядите, возможно, состояние фрустрации, в которой вы пребываете последнее время, сыграло с вами скверную шутку. В лице того русского вы увидели своего давнего врага, что не удивительно, так как унтерменши все на одно лицо…
- Бросьте свои нацистские бредни! – перебил его Марвин, - у меня не меньше вашего оснований недолюбливать русских, но считать их недочеловеками, это перебор. Они просто другие, и мы никогда не поймём друг друга. Мы и они носители изначально противоположных цивилизационных ценностей, которые, независимо от эпохи, всегда были, есть и будут входить в жёсткое противоречие. Сейчас речь не об этом. У меня прекрасная зрительная память, и я не мог ошибиться. Это был именно он! Меня смущает другое… Почему он выглядел точно так же, как и семнадцать лет назад? Я постарел и поседел, а ему, как и тогда, чуть больше тридцати лет. Как это можно объяснить?
- Налейте нам вина, и я расскажу вам одну занимательную историю, которую я услышал от своего земляка ландскнехта, когда мы за кружкой пива сидели в «Кабаньей голове». Люблю иногда, знаете ли…
- Если вы не заметили, мне сейчас не до занимательных историй, - снова прервал Вебера на полуслове Марвин. Его раздражал снисходительно-вальяжный тон собеседника.
- А вы успокойтесь, и всё-таки послушайте, - всё так же доброжелательно, словно не замечая непочтительности гостя, предложил Отто, - это многое вам объяснит.
- Ну, хорошо. Выкладывайте, что вам наболтал ваш приятель, - разлил вино по стаканам Марвин.
Вебер отхлебнул вина, и откинулся на спинку стула:
- Если отбросить всякую мистическую чушь, которой мой суеверный собутыльник чрезмерно сдабривал свой рассказ, произошло следующее: изрядно набравшись в «Кабаньей голове», он насмерть сбил своей лошадью какую-то старуху. Несколько горожан стали свидетелями этого происшествия. Ландскнехта вызвали в суд. Старший брат старухи требовал справедливого наказания для убийцы своей сестры. Ландскнехт сказался больным, и подослал своих дружков к братцу старухи, чтобы уговорить того отказаться от своих претензий. Каково же было его удивление, когда его товарищи вернулись еле волоча ноги от побоев. Старший брат старухи оказался двадцатишести-летним двухметровым кузнецом. Наёмник обозвал приятелей болванами, предположив, что спьяну они напали не на того человека. Те, в свою очередь, назвали его недоумком, не умеющим понять, что они живут в необычном месте, и что здесь всё совсем не так, как в мире, из которого они сюда попали. Дружки расспросили соседей, и узнали все о кузнеце и его сестре.
В своём времени, в восемнадцатилетнем возрасте, парень, после смерти родителей, получил в наследство кузню. Помимо этого на его плечи легла забота о двенадцатилетней сестрёнке. У молодого кузнеца было много работы, кузница стояла на развилке нескольких дорог, и всегда находились те, кому нужно было перековать лошадей, или починить повозку, так что, девочке приходилось самой заниматься хозяйством. Она готовила пищу, стирала, ходила в ближайшую деревню за покупками, а в лес, за хворостом для очага. Однажды девочка пропала. Парень, занятый делами, хватился её только к вечеру. Он сразу заподозрил неладное. Сестра, несмотря на свой юный возраст, была девочкой рассудительной и послушной, и никогда бы не ушла из дома вечером одна, и не отлучилась надолго, не предупредив брата. Кузнец бросился её искать, забрёл в лес, и оказался на этом полуострове. Смирившись со своей участью, он не пал духом, и занялся привычным ремеслом уже здесь. Дела его шли хорошо, и через пару лет он обзавёлся собственной кузницей. Как-то раз к нему пришла пожилая женщина, с просьбой починить какую-то утварь. Увидев кузнеца, она лишилась чувств. Дело в том, что в двадцатилетнем кузнеце она узнала своего родного старшего брата. Ещё девочкой она пошла в лес за хворостом, и перенеслась в этот мир. Здесь она выросла, вышла замуж, и успела овдоветь, разменяв уже пятый десяток лет. Брат, попавший на полуостров несколькими часами позже её, оказался на тридцать лет её моложе. Не сразу, но Мартин, так звали кузнеца, поверил в историю женщины, и они снова стали жить вместе с сестрой. Через шесть лет её сбил лошадью пьяный наёмник. Мартин обратился к властям…
Ландскнехту, после неудачной попытки запугать кузнеца, пришлось появиться в суде, и ему присудили заплатить смехотворную виру брату старухи. А на днях и самого Мартина нашли мёртвым в своей кузнице. Говорят, что его даже пытали. Похоже, вы нашли шпиона, работавшего на охранное отделение Новоанадыря. Знай вы эту историю, то бы нашли его намного раньше. Чем обиженный на власти Старого Города кузнец не находка для Князева? Вполне логичная и обоснованная мотивация.
- Вы хотите сказать, - пропустил мимо ушей замечание Вебера Марвин, - что время на полуострове идёт по своим законам? Что попадая сюда с разницей в несколько часов, встретиться здесь можно через годы, и даже несколько десятков лет?
- Или вовсе не встретиться. Такого тоже не следует исключать. На то она и аномалия, чтобы привычные нам нормы и закономерности теряли здесь всяческий смысл. Иногда мне кажется, что это место что-то вроде чистилища, куда ещё при жизни отправляются люди, нуждающиеся в очищении от тяготеющих над ними грехов… - собрался было пофилософствовать Отто, но Марвин, уже в который раз за вечер, его перебил.
- Оставьте эту схоластику! С вашими-то грехами не в чистилище, а прямиком в пекло надо было отправляться, - поднялся он из-за стола, и нервно заходил по комнате.
- Я понимаю, что не вызываю у вас симпатии, но вы выбрали не самое удачное время, чтобы напоминать мне о моём прошлом. Сейчас вы не в том положении, чтобы дерзить! – недобро прищурился Вебер.
- Простите, Отто, - Марвин изобразил раскаяние, - я немного на взводе. Сдаётся, я сделал неверную ставку, и теперь вынужден пожинать плоды своего просчёта.
- Давайте не будем раньше времени рвать волосы в местах, для которых не предусмотрена расчёска, - Вебер кряхтя встал со стула, и подошёл к окну, - всё ещё может перемениться.
- Будем надеяться. Бхагван Шри Раджниш говорил: «Кто не стучится – тому не открывают. Кто не пробует – у того не получается», - припомнил Марвин слова индийского проповедника новой санньясы, депортированного из Штатов в восьмидесятых годах прошлого века. Не то, чтобы Марвин был настолько эрудирован, цитируя Раджниша, просто, в своё время, в Лэнгли он изучал случаи биотерроризма на примере акта, совершённого последователями Бхагвана.
- Не слышал о таком проповеднике, но мы попробовали. У нас не получилось, - вздохнул Вебер.
Когда мы отправили ваш тысячелетний рейх в небытие, Раджнишу исполнилось всего четырнадцать лет.
- Позвольте, вы это кто?
- Американцы.
- Когда бои шли на улицах Берлина, фюрер был мёртв, и было ясно, что всё кончено, я, признаюсь, не нашёл в себе мужества покончить с собой. Переодевшись в штатское, я попытался скрыться. В городе царил сущий ад. От дыма пожаров и пыли рушащихся зданий было трудно дышать. Солдаты вермахта сражались за каждый дом. Обезумевшие гражданские метались по улицам в поисках укрытия. В один момент я увидел, как прямо на меня, перепрыгивая через груды обломков и трупы, несётся пантера. Я подумал, что схожу с ума. Я замер. Она зашипела, как кошка, и задев меня хвостом, пронеслась мимо. Тут раздался грохот, и меня завалило обломками здания. Когда я очнулся на больничной койке, самым первым моим ярким воспоминанием была бегущая на меня чёрная пантера, а вторым – то, что мы проиграли войну, и русские на улицах Берлина. Почему же я ничего не вспомнил об американцах? Не иначе, это следствие полученной травмы, - Вебер презрительно рассмеялся, - коровьи парни выиграли войну! Пожалуй, это куда как удивительнее, чем пантера в стираемом с лица земли европейском городе.
- Наши историки…
- Можно по разному представлять себе мировую историю, - на этот раз Отто перебил Нолана, - например, лоханью с мутной водой, в которой отмокает грязная посуда с праздничного ли, поминального стола, не важно, где застолье, это настоящее, посуда – страны, лохань – земля, а грязная и мутная вода в ней, это и есть история. Мы все в этой лохани, хотим мы этого, или нет. А вот кто первым отмоется от грязи, и займёт место на посудной полке, зависит только от той посудомойки, которая сумеет прибрать к рукам лохань.
- Видение истории у вас, как у прислуги, но с сутью вашей аллегории я соглашусь. Историю пишут победители.
- А разве мы с вами не прислуга?
- В этом мире я сам себе хозяин!
- Это говорит человек, пятнадцать лет отмахавший кайлом на каменоломне, - усмехнулся Вебер, - или у вас такое хобби?
- Прекратите! – взорвался Марвин, - не забывайте, что одно моё слово…
- Одно моё слово, и Фенрир разорвёт вас на части! Или кто-то из вашей шайки мне помешает? Что-то никого из ваших подручных не видно, - Вебер отошёл от окна, и закричал в лицо Нолана брызгая, и переходя на «ты», - я давно хотел тебе сказать – ты жалкий неудачник! Кем ты себя возомнил? Ты был ничтожеством в том мире, остался им и в этом. Люди не меняются…
- Заткнись! – Марвин выхватил пистолет, и выстрелил в Вебера. Вторым выстрелом он убил бросившегося на него пса.
«Глупо. Как глупо всё вышло, - Нолан обессиленно сполз спиной по стенке, и уселся на пол, - но он сам напросился, нацистский ублюдок».
НОЛАН
Нолан не хотел себе сознаваться, что потеряв над собой контроль, он застрелил Вебера не из-за нанесённого оскорбления, а за правду. Правду, которой Марвин старательно избегал все эти годы… Но ведь так было не всегда! Он всего в жизни добился сам. От отца, служившего лоцманом в Бостонском грузовом порту, кроме строгих наставлений и затрещин, Марвин редко чего видел. Мать, богобоязненная католичка, тоже не гнушалась рукоприкладством, донося до нерадивого отпрыска Слово Божие. Вполне себе нормальная ирландская семья. Нет, по большому счёту, тогда ещё Марви, жаловаться было грех. Отец хорошо зарабатывал, и семья ни в чём не испытывала недостатка. Старшая сестра Марвина, Кейли, училась в Бостоне. Отец полностью взял оплату за обучение дочери на себя, и ей не пришлось подрабатывать официанткой, или продавцом в магазине. Поступив в университет, Кейси собрала свои вещички, и была такова, перебравшись из «резиденции» Ноланов в университетский кампус, подальше от нравоучений папаши и маниакально блюдущей её целомудренность мамаши. Семью она навещала исключительно на День благодарения, в Рождество и семейные праздники, хотя до дома езды было не больше сорока минут. Марвина такое положение вещей очень даже устраивало. Он не очень-то ладил с острой на язык и скорой на расправу сестрицей, а главное, ему по праву досталась её комната в мансарде, куда не долетали звуки включённого на всю громкость телевизора и частых перепалок родителей. Марви перетащил оставшиеся от сестры вещи на чердак, сам перекрасил комнату в подобающий, по его мнению, мужчине цвет, украсив стены плакатами любимых музыкальных групп и блокбастеров. Приколотив к двери собственноручно украденные в порту таблички с надписями: «Do not enter» и «Danger», он зажил обычной мальчишеской жизнью. Впрочем, не совсем так. В отличие от Кейси, его судьба была предопределена заранее. Мальчишки из его школы завидовали ему, ведь каждый раз, когда у старшего Нолана смена выпадала на выходные, он брал сына с собой. Марви поднимался на борт приходящих и уходящих судов, стоял рядом с отцом в рубке, но всё это не было развлечением. Старик готовил сына к работе лоцманом. Эта профессия кормила и деда и прадеда Марвина. Со временем занять эту должность предстояло и ему.
Предки Марвина перебрались в Бостон ещё в девятнадцатом веке. Жизнь в Новой Англии оказалась ненамного лучше прежней, в Ирландии. Прапрадед всю жизнь горбатился на военно-морской бостонской верфи. Его сына такая работа не устраивала, и он пожелал стать рыбаком. Отец был не против такого решения, дал денег на покупку рыболовецкой шхуны, и помог сыну отремонтировать старое корыто, на которое их только и хватило. Парень оказался прирождённым моряком, и очень скоро никто лучше него не знал Бостонскую бухту и местные течения. Как-то раз его попросили подменить ушедшего в запой лоцмана. Парень блестяще справился с работой, и получил от капитана судна сумму, намного превышающую его недельный заработок. Почтительное обращение «мистер» и беспрекословное выполнение отданных им команд, расчёт в каюте капитана, за традиционной рюмкой бренди настолько ему понравились, что немалую часть заработанных рыбным промыслом денег он стал тратить на виски для пропоицы лоцмана, пока тот не слёг в могилу от цирроза печени. Заняв его место, прадед Марви положил начало лоцманской династии Но-ланов. Со временем он построил дом в Чарльзтауне, тогда ещё бывшим отдельным городом, а не одним из районов Бостона. В этом доме родились и дед, и отец Марвина. Несмотря на живой ум и богатое воображение, Марви даже не мечтал о другой профессии. Ему нравилась форма отца, с золотыми нашивками, и шитой кокардой на фуражке, возможность покомандовать океанскими судами, представляя себя капитаном дальнего плавания, нравились сослуживцы отца, во время смены игравшие в покер, и рассказывающие интересные истории из своей практики, пока кого-нибудь из них не вызывали по громкой связи, для выполнения проводки очередного судна в порт.
Размеренная и, казалось, расписанная на долгие годы вперёд жизнь, толком не начавшись, пошла прахом туманной мартовской ночью. Китайский контейнеровоз, ввиду плохой видимости, бук-вально раздавил лоцманский катер. Спастись удалось только рулевому матросу. Остальные члены команды и находившийся на борту лоцман погибли. Их тела так и не нашли. Ноланы хоронили пустой гроб. Страховки отца хватило только на то, чтобы Кейси смогла окончить университет. Мать окончательно ушла в религию, скромные сбережения таяли, как утренняя изморось под солнцем, на лужайке возле их дома. Место отца, которое тот прочил оставить Марвину, занял, использовав связи, другой человек. Всё вернулось на круги своя. Династия, построенная на чужом горе, подобно дому Ашеров, рухнула, с горем, пришедшим, на этот раз, уже в их семью.
Окончив школу, Марвин впервые в жизни столкнулся с необходимостью выбора. Правда, вы-бор был небольшой. На учёбу не было денег, работа лоцманом ему не светила. Марвин не готовил себя к иной профессии, и хотя руки у него росли откуда надо, этого было явно недостаточно. Оста-валось пойти разнорабочим, или помощником менеджера по продаже подержанных автомобилей, с перспективой лет через десять-пятнадцать занять его место. Был ещё один вариант. В Чарльзтауне в те годы орудовала ирландская мафия, и некоторые из его одноклассников уже подвязались в преступном бизнесе, в качестве мелких сошек. Марвин не был ни тихоней, ни трусом, частенько улаживал спорные вопросы с помощью кулаков, но от того, чтобы стать преступником удерживало привитое ему родителями с младых ногтей правило, как бы трудно не было, жить честно. Так Марвин и жил. Перебивался случайной работой, игнорируя сомнительные предложения заработать много и быстро, от бывших однокашников, вызывая у последних насмешки из-за своего полунищенского существования. В свободное время, которого у него было в избытке, он приводил в поря-док оставшийся от отца катер. Почти все заработанные деньги он тратил на запчасти для двигателя, грунтовку, лаки и краски. Это занятие, да запомнившаяся с детства пословица: «От души посмеяться, и вволю выспаться – вот два лекарства от любого недуга», которую часто повторял отец, и ставшая для него своего рода руководством в непростой взрослой жизни, помогали ему справляться с неурядицами и непреходящими проблемами. Худощавый, жилистый, неунывающий парень, с серьёзными задатками лидера, притягивал к себе людей, как прикормка рыбу поутру. За редким исключением, на берегу, где он ремонтировал катер, не собирались такие же, как и он, неприкаянные ребята и девушки. Ближе к вечеру Марвин заканчивал работу, и вся компания отправлялась в припортовый недорогой паб.
Случалось, его навещала Кейли. Подспудно чувствуя некую вину, за то, что в её жизни всё складывается гораздо лучше, чем у брата, она подбадривала его, как могла, иногда подкидывая деньжат. Кейли уже получила степень бакалавра, и продолжая обучение, устроилась на неплохую работу. Марвин отказывался брать деньги, но ушлая сестрица нашла компромисс. Она заявила, что это предоплата за будущие морские прогулки для неё и её друзей. Марвин был перманентно стеснён в средствах, и согласился. Когда катер был готов, и спущен на воду, Нолан опробовал его на плаву, а потом устроил морскую прогулку для своей компании. Сестра, как и обещала, стала приводить к нему своих друзей и знакомых, которых он катал по бухте. Один из приятелей Кейли предложил ему заняться туристическим бизнесом. Он обещал Марвину поставлять ему богатеньких клиентов, за определённый процент с выручки, гарантируя, что отбоя от желающих не будет. Права на управление прогулочным судном Нолан получил ещё при жизни отца, и оформив лицензию, чтобы не возникло проблем с береговой охраной и налоговой службой, он вплотную занялся развлечением туристов. Знакомый сестры не обманул, любителей прокатиться за умеренную плату было, хоть отбавляй. У Марвина появились деньги. Он расплатился с накопившимися долгами, сделал ремонт в ветшающем доме, но главное, вырос в глазах вечно чем-то недовольной матери. Та, не усмотрев в его занятии ничего предосудительного, с точки зрения христианской морали, даже благословила сына, и каждое воскресение возносила молитвы Всевышнему о процветании его предприятия в Церкви Святой Марии, что на пересечении Уоррен и Уинтроп-стрит.
Так бы всё и шло, если бы не один случай, который свёл на нет все его начинания. Снова зауважавшие Марвина одноклассники, те, что были связаны с ирландской мафией, уговорили его устроить на катере вечеринку, обещав хорошо заплатить. Нолан не нашёл убедительного предлога, что-бы им отказать, и скрепя сердце, согласился, зная, во что превратиться прогулка. Всё произошло именно так, как он и ожидал. Вечеринка плавно перешла в пьяную оргию с наркотиками и мордобоем. А потом два обдолбанных в хлам недоумка не поделили девчонку, и один застрелил другого.
Проклиная всё на свете, Марвин причалил к берегу, и как законопослушный гражданин, вызвал полицию. В один день он потерял лицензию, и нажил себе врагов. Ему всё снова пришлось начинать сначала. Поручив Кейли заботу о катере, Нолан уехал из города. Бандиты грозились свести с ним счёты за, как они считали, предательство. Не то, чтобы Марвин опасался мести этих отмороз-ков, с ними он бы как-нибудь разобрался, но ему не хотелось, чтобы это дело каким-то образом коснулось матери и сестры.
Сев на междугородний автобус, он уехал в Нью-Йорк. Поселившись в дешёвом отеле, Нолан несколько дней бесцельно болтался по городу. Случайно оказавшись около вербовочного пункта, он обратил внимание на красочный плакат. Текст на плакате гласил: «Хочешь увидеть мир? Мор-ская пехота ждёт тебя!».
«Как же! – усмехнулся Марвин, - загонят куда-нибудь в Ирак, и на этом твоё знакомство с миром закончится». И тут ему вспомнился давний разговор с сестрой, когда он ещё только начинал ремонтировать катер.
- Зачем ты возишься с этим старым корытом? - брезгливо наморщила нос Кейли.
- Надо же себя чем-то занять, - пожал он плечами.
- Пошёл бы лучше учиться, ты ведь толковый малый… - присоветовала сестра, и пристыженно умолкла под его ироничным взглядом.
- Думаю, нашей семье и одной тебя образованной хватит.
- У нас в университете заочно учатся военные, - не отступала Кейли, - армия оплачивает обучение. Тебе служба не будет в тягость. Вон, какой ты здоровяк! – она кокетливо дотронулась пальцем до его бицепса.
- Армия, это последнее место куда бы я пошёл, даже если бы подыхал от голода под забором!
Больше они к этой теме не возвращались. «Как же давно это было, как в добром, полузабытом сне, когда жизнь видится безоблачной, а возможности неограниченными, - вздохнул Марвин, - впрочем, сон сбывается так, как он истолковывается, как гласит ирландская пословица. Почему бы мне не попробовать пристроить свои кости на солдатские нары? Только не в морской пехоте».
На вербовочном пункте в сухопутные войска его долго обрабатывал какой-то хмырь, с погонами капитана, и Нолан сам не понял, как записался в «зелёные береты».
YOU’RE IN THE ARMY NOW…
Нолана, и ещё с десяток новобранцев, отправили в штат Джоржия, в форт Гордон, где дислоцировалась пятнадцатая бригада связи. Первые месяцы службы запомнились Марвину бесконечными тренировками, поначалу дававшимися ему нелегко, он не был слабаком, но как северянину, к субтропикам ему ещё надо было привыкнуть, изучением до одури оборудования и техники, и орущими, как буйно помешанные, сержантами-инструкторами. Если бы ему в то время предложили на льготных основаниях поступить в Йель, или даже Гарвард, Нолан припомнил бы все ирландские ругательства, что слышал от отца, и добавил бы кое-что от себя, чтобы доброжелатели случайно не ошиблись дорогой до места, куда он их с удовольствием бы отправил. В какое-то время наступил перелом, словно открылось второе дыхание, и к концу первого года службы Марвин носил нашивки специалиста. Будучи заметно сообразительнее своих сослуживцев, он попал в поле зрения командиров, и безукоризненно выполнив ряд индивидуальных поручений, попал в разряд «любим-чиков». С недовольными его привилегированным положением парнями, из зависти называвшими его выскочкой, он выяснил отношения способом, хорошо усвоенном на улицах Чарльзтауна. К счастью, таких было немного. Остальные, почувствовав в нём неформального лидера, искали с ним дружбы.
Как и говорила сестра, в армии поощрялось дистанционное образование. Для этой цели студентам даже выделялись персональные компьютеры и четыре с половиной тысячи баксов в год безвозмездно, на оплату обучения, плюс субсидия на выгодных условиях. Нолан уже подумывал, куда бы ему пойти учиться, когда судьба в очередной раз нарушила его планы. Его отправили в Афганистан.
В условиях боевых действий Марвин зарекомендовал себя, как толковый, стрессоустойчивый, умеющий находить нестандартные решения в неординарных и сложных ситуациях солдат. Им заинтересовался один штабной офицер. После окончания командировки тот предложил пройти курс обучения в центре подготовки «зелёных беретов». Марвин с трудом удержался, чтобы не рассмеяться «благодетелю» в лицо. Заметив его реакцию, офицер пояснил, что это только начало карьеры, и такое предлагают далеко не каждому, и что Нолан окажется ослом, помноженным на стадо баранов, если не согласится.
Поражаясь своему безрассудству, Марвин принял предложение. «Что я, чёрт возьми, делаю? Я же не собирался надолго становиться военным», - сетовал он себе, подписывая кипу всевозможных документов, по возвращении в Джоржию.
На этот раз с ним беседовал полковник, задавая, по мнению Нолана, по большей части идиотские вопросы, и что-то отмечая у себя в блокноте. Потом медкомиссия, после которой Марвин не мог избавиться от ощущения, что над ним поработала группа маньяков-извращенцев. Потом снова собеседования, дурацкие тесты. После всей этой тягомотины ему присвоили звание капрала, и направили на месячные курсы парашютно-десантной подготовки в Форт Бенинг, здесь же, в Джорджии.
Марвин закатил отвальную вечеринку сослуживцам, собрал вещи, и уже на следующий день прибыл на место. После Афганистана, месяц наземной подготовки к прыжкам с парашютом, отрабатываемых на специальных тренажерах, показался ему отпуском. Затем в течение недели Нолан успешно совершил пять прыжков с парашютом из военно-транспортного самолета. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким свободным, как во время парения, до момента, когда купол с хлопком раскрывался над головой. Марвин готов был прыгать до бесконечности, чтобы вновь и вновь испытывать это ощущение. К сожалению, армия это далеко не то место, где получаешь желаемое, если вообще его получаешь. У Марвина было достаточно времени, чтобы понять это, а потому, он воспринял эти дни, как подарок свыше. Получив документы о прохождении курсов, он два дня слонялся без дела, а на третий его посадили в самолёт, и отправили через всю страну на запад, в Калифорнию, в Форт Ирвин, в Национальный учебный центр сухопутных войск ВС США.
Уже через неделю ему хотелось крикнуть: «Остановите Землю — я сойду!», как в одноимённом мюзикле Лесли Брикасса и Энтони Ньюли, и спеть из него песню «Какой же я дурак» сто раз подряд. Всё, что было с ним до этого, теперь казалось ознакомительным походом для младших скаутов.
Квалификационный или «Q-курс», который ему пришлось пройти, состоял из пяти этапов: оценка и отбор кандидатов, тактика ведения разведки и диверсий малыми группами, специализация, отработка партизанских действий, языковая подготовка, и наконец, выживание, поведение в плену и побег.
Марвин решил для себя, что лучше умрёт прямо на первом этапе. Нескончаемые марш-броски, кроссы, полоса препятствий, ориентирование на местности с картой и без нее, вкупе с психологическими тестами, убивали плоть, и выжигали мозг.
На втором этапе всё прошло несколько легче. Действовать в составе патрулей, организовывать засады, диверсии, совершать рейды и вести специальную разведку в тылу противника Марвин научился ещё в Афганистане.
Со специализацией же вообще проблем не возникло. Его обучали по программе связиста, так что, кроме кое-чего нового, остальное было повторением того, что он знал на зубок.
«Партизанская война» война проходила в горных районах Северной Каролины. Местные жители изображали из себя повстанцев некой условной страны, как в глотке свободы, нуждающихся в помощи бравых американских парней. Марвин не без удовольствия поучаствовал в шоу, создавая на «территории противника» партизанские отряды, организуя сопротивление «кровавому режиму» и, в конце концов, добиваясь смены власти в несуществующей стране.
А вот направление в школу иностранных языков министерства обороны в Монтерей, для Марвина стало таким же подарком, как и прыжки с парашюта. Дело в том, что ещё в Афганистане он обнаружил в себе почти феноменальную способность к изучению языков. За время своей командировки Нолан выучил дари, и хорошо понимал пушту. Он и так уже получал денежную надбавку за знание иностранных языков, а тут подвернулась возможность попробовать себя в арабском. На отлично пройдя этот этап, Марвин немного расслабился, но как оказалось, зря.
По возвращении на базу, не дав ему возможности войти в прежний ритм, его выбросили с вертолёта где-то в лесу, без еды, воды и какого-либо оружия. Несколько дней он выживал, как мог, пока не попал в плен. Там его так усердно обрабатывали, что времени подумать, откуда, на хрен, в Калифорнии русские, у него не было. Ночью, проделав в крыше сарая, где его держали, лаз, он сбежал. Специально отправленная на его поиски команда разыскала Марвина только через два дня, после окончившегося для всех остальных последнего этапа испытаний. Из трёхсот пятидесяти кандидатов выбыло едва ли не больше половины, а ведь среди них были опытные морские пехотинцы, и даже боевые пловцы.
Нолан был настолько измотан, что окончание обучения спутал с отстранением, и пошёл собирать вещи. Его остановили, объяснив, что он на «отлично» прошёл квалификационный курс, и может по праву называться «зелёным беретом».
- Вау, - безэмоционально выдавил из себя Марвин. На большее его, в тот момент, не хватило.
Без особого энтузиазма получив нарукавную нашивку - гордость «зелёного берета», с индейскими стрелами, кинжалом и молниями, символизирующими элитарность её владельца, и звание сержанта, Нолан не без раздражения вспомнил офицера, соблазнившего его перспективами и карьерным ростом: «Сдаётся, что ослом, помноженным на стадо баранов, я стал только сейчас, причём, приложив для этого немало усилий». Ему снова пришла на память мелодия песенки «Какой же я дурак».
Марвина перевели в боевое подразделение, ориентированное на выполнение задач в регионах Ближнего и Среднего Востока, где он продолжил дальнейшую подготовку. Нолан прошёл курс выживания в пустыне, совершенствовал арабский, изучал особенности культуры народов, проживающих на этих территориях. После командировки в Ирак, Марвина вызвали в штаб учебного центра, где уже не раз помянутый недобрым словом офицер встретил его, что называется, с распростёртыми объятиями.
- Я в тебе не ошибся! – радостно сообщил он, сияя, как новенький серебряный доллар.
- Думаю, что всё с точностью, до наоборот, майор, я не собираюсь становиться героем, и класть свою жизнь на алтарь свободы, борясь за демократические преобразования во всём мире, в угоду нашим толстосумам. Осмелюсь сказать больше, сэр. Я поступил на службу только ради возможности получить образование. О миссии Америки нести миру свои ценности, можете рассказывать тупоголовым овцеводам с ранчо. Возможно, они вам поверят, - не скрывая неприязни, отчеканил Нолан.
- Полегче на поворотах, парень, - повысил голос офицер, - ты пока ещё в армии.
- Вот именно, пока. Мой контракт заканчивается через два месяца, и будьте покойны, вас я на прощальную вечеринку не приглашу.
- А если я тебе кое-что предложу? – сбавил тон майор, - думаю, такая перспектива тебе понравится.
- Вряд ли, - покачал головой Марвин, - мне и после первого вашего предложения икается.
- Хорошо. Просто выслушай…
Через два дня Нолан вылетел в Лэнгли, штат Вирджиния, для прохождения специального курса на «Ферме» - экспериментальном тренировочном центре Вооруженных сил.
Предложение майора показалось Марвину действительно интересным. Тот обещал ему после окончания обучения офицерское звание, подбор группы, которая будет работать под эгидой ЦРУ, и выполнять особо секретные задания по всему миру. Особенно Нолана привлекла максимально возможная свобода действий и минимальное количество начальства, а также запредельный, по его нынешним меркам, оклад, плюс премиальные.
Через год, получив звание второго лейтенанта, Марвин приступил к комплектованию и подготовке своей группы. В неё, по примеру команды «А» «зеленых беретов», вошли двенадцать специалистов. Часть из них были бывшими сослуживцами Нолана, которых он переманил к себе, посулив золотые горы. Об их беспроблемном переводе позаботились руководители проекта из Ленгли, остальных он набрал среди курсантов «Фермы».
Последующие восемь лет промчались незаметно. На счету тридцатилетнего капитана Марвина Нолана был не один десяток успешных операций, а на его парадном мундире пестрел внушительный «фруктовый салат». Был ли он доволен своей карьерой, трудно сказать. Слишком много за эти годы приходилось делать такого, отчего у рядового обывателя волосы встали бы дыбом, решись Нолан обнародовать подробности своих «подвигов». Последнее время он часто ловил себя на мысли, что от того весёлого, беззаботного парня, которого друзья называли Марви, осталась только оболочка. Он, словно Дориан Грей, излучал уверенность в себе и успешность, тщательно скрывая от окружающих свой портретсовесть. К нему намертво приклеилось прозвище Терминатор, по аналогии с бездушной машиной-убийцей, из фантастического блокбастера Джеймса Кэмерона. В минуты сплина, который последнее время посещал его всё чаще и чаще, Марвин, вспоминая свою жизнь в Чарльзтауне, уныло сетовал: «Начни я сейчас ремонтировать катер, ко мне бы на милю не подошла ни одна компания! Да и чёрт с ними со всеми! Плевать я хотел, на то, кем меня считают, и как ко мне относятся! – но чудом уцелевшая частица его, прежнего, ехидно интересовалась: «Если тебя не интересует, что о тебе думают, почему ты так громко об этом кричишь?»».
Куратор Нолана, уже бригадный генерал, пообещал ему, что после успешного выполнения очень важного задания в Сирии, которую они теряют из-за бесхребетности собственных политиков и обнаглевших от безнаказанности русских, походатайствует о его переводе на должность офицера-инструктора.
В Сирию Марвин вылетел не как обычно, со своей группой, а только со связистом, мастер-сержантом Кауцем, которого знал ещё по Джоржии, и у кого когда-то брал уроки немецкого. Занятие изучением языков было, пожалуй, единственным, что последние годы его действительно интересовало. Нолан мечтал попробовать себя в русском, но из-за постоянной загруженности всё никак не получалось.
Смысл задания состоял в том, чтобы подобраться, как можно ближе к авиабазе Хмеймим, и в назначенное время обстрелять из миномёта автобус с мирными жителями, после чего спешно уходить. По сути это была провокация, которая, в случае успеха, серьёзно скомпрометировала бы рус-ских в глазах мировой общественности, и позволила бы раздуть скандал. Штаты теряли в Сирии позицию за позицией, и готовы были пойти на всё, чтобы отсрочить свой позорный уход из этой стра-ны. Марвин планировал, и проводил операции и погаже этой, так что, каких-либо угрызений совести в связи с предстоящей акцией не испытывал. Неделю они с Кауцем изучали местность, налаживали связь с координационным центром, подбирали команду из местных боевиков, тренировались в стрельбе из восьмидесяти двухмиллиметрового миномёта российского производства.
В назначенное время он, Кауц, и два повстанца выехали на место. За три километра до выбранной позиции группа добиралась своим ходом, а последние триста метров ползком. Главная сложность операции состояла в том, что она проходила среди бела дня. Дрону и спутнику были нужны чёткие кадры. Замаскировавшись, они стали ждать сигнала из центра. Что заставит автобус с пассажирами появиться в нужное время, в нужном месте, Марвина не интересовало. Его задачей было сделать несколько прицельных выстрелов, и уйти до того, как появятся русские.
КАТАСТРОФА
Всё шло по плану. Кауц получил сигнал «Приготовиться», Нолан приказал повстанцам развернуть миномёт, в восьмистах метрах появилась движущаяся точка, за которой тянулось шлейфом пыльное облако. Марвин лично сделал первый пристрелочный выстрел, и… Один из повстанцев заметил несущуюся в их сторону бронемашину. Она появилась, словно ниоткуда. На броне сидели люди, одетые в песочного оттенка камуфляж.
На размышления времени не было. Марвин и Кауц были одеты, как повстанцы. Русские с такими не церемонятся, о попытке взять их в плен не стоило и думать. Нолан стащил с плеча боевика ручной противотанковый гранатомёт, и прицелившись, выстрелил в бронемашину. К тому времени русские на ходу соскочили с брони, и рассосредоточились. Машина загорелась. Русские открыли огонь из автоматического оружия. Марвин приказал перенацелить миномёт, и с помощью бинокля определил расстояние до скрывающегося в складках местности противника. В поле его зрения попал человек, отдававший приказы. На секунду больше, чем было нужно, Нолан задержался взглядом на его лице. Примерно его возраста, европеоид, ничего особенного, чтобы заинтересовало профессора Ламброзо.
Бой длился несколько минут. Первая же мина накрыла двоих русских. После взрыва, оставшиеся в живых плотным огнём уничтожили всю группу Нолана. Кауц и один из двух боевиков были убиты наповал, второй, получивший пулю в шею, ещё бился в конвульсиях на земле, заливая песок бившей из перебитой артерии кровью. Марвин подхватил рацию, и петляя побежал в сторону до-роги, на которой они должны были подорвать автобус. «Повезло. Видимо, русские отказались от преследования, оказывая помощь своим раненым. То, что он американец они не знали, а сирийский повстанец для них ценности не представлял. В отместку за своих они раздолбают, к чертям собачьим, какую-нибудь их базу, и дело с концом», - размышлял Марвин о своём чудесном спасении, уже будучи в относительной безопасности. Ему удалось добраться до своих.
Лучше бы его убили там, у русской базы. Прикрывая свои задницы, местное начальство повесило на него всех собак, обвинив в некомпетентности, оставлении на месте проведения операции тела американского спецназовца, что позволит русским лишний раз упрекнуть Штаты в связи с террористами. В Лэнгли разбираться не стали, и вышвырнули его со службы, как шелудивого пса. Проверенное паскудное правило: сто раз хорошо, один плохо – плохо сто один раз.
Марвин вернулся в Бостон. Их родовое гнездо обветшало, мать окончательно помешалась на религии, зато сестра сохранила катер. Его недруги, кто отбывал срок в федеральной тюрьме, а кто и вовсе украсил своей табличкой место на кладбище. Не желая выслушивать от полоумной мамаши проповеди, Нолан перебрался жить на катер, медитируя над душевными ранами, а горечь своего позора предпочитая заливать виски. «Да, алкоголь не решает проблем, но и молоко тоже, как подметили шотландцы. Зачем же в таком случае давиться детским пойлом, когда можно обрести забвение в более подходящем мужчине напитке?», - пьяно философствовал Нолан. На почве нервного срыва у него развился полиоз — приобретенное расстройство пигментации ресниц. Они стали белыми, как крылья чаек, парящих над Бостонской бухтой.
С матерью Марвин почти не общался. Какое-то время его навещала Кейси, безуспешно пытаясь его растормошить, и заставить найти новую точку отсчёта, с которой можно бы было начать жить, но скоро бросила эту затею. Марвин не нуждался ни в участии, ни в советах, ни, тем более, в жалости. В своём саморазрушении он был самодостаточен, и вполне давал себе отчёт, к чему это неминуемо приведёт. У человека можно отнять всё, кроме несбыточных мечтаний и призрачных надежд, которые будут придавать ему силы жить дальше. У Нолана не было ни мечты, ни надежд. Единственное, чего он хотел, так это забыть лицо того русского. Оно всегда появлялось в его беспокойных, на грани бреда, снов, вызванных непомерным употреблением спиртного.
Над бухтой светило яркое солнце, отчего океан казался густо-синим. Мелкие судёнышки, снующие по водной глади, были похожи на игрушки, на фоне океанских сухогрузов, заходящих в порт. Их, галдящим, беспокойным табором, сопровождали чайки, время от времени бросающиеся в кильватерную струю заметив оглушённую грохотом гребного винта рыбу. Марвин направил катер в открытое море. Ему было душно в бухте, ему хотелось простора, ветра и солёных брызг. Берег остался далеко позади. Прямо по курсу, словно мираж, неожиданно появился огромный контейне-ровоз, напоминающий гигантский неправильный кубик Рубика. Марвин ушёл влево, уступая ему дорогу, заметив, что контейнеровоз подворачивает на него. Он забрал ещё левее. Встречное судно прибавило ходу, и снова нацелилось на катер Нолана.
«Что за дурацкие шутки?», - Марвин схватил бинокль, и навёл окуляры на контейнеровоз… На носу, перевесившись через фальшборт, в его сторону смотрел человек, в песочного оттенка камуфляже, и отдавал какие-то команды. Да это же тот самый русский, что сорвал его операцию в Сирии! Нос судна айсбергом нависает над Ноланом. «Откуда в Сирии айсберги?», - недоумевает Марвин, и слышит рядом с собой знакомый, хрипловатый голос: «Смирись, сынок. Это конец». Марвин поворачивает лицо к говорившему, и видит спокойно стоящего рядом отца, в чёрной парадной форме, с золотыми галунами на рукавах. «Я не хочу-у!», - заходится в крике Нолан, и просыпается в липком похмельном поту, на скомканных несвежих простынях разложенного дивана, в захламлённой каюте катера.
Этот сон снился Марвину последнее время почти каждую ночь, сводя его с ума, он даже в море перестал выходить, опасаясь наяву встретить проклятого русского. Это была уже паранойя. Следующая остановка Психиатрическая клиника Маклин, здесь, в Бостоне, пока не кончаться деньги, а там…
Если бы Нолан только пил. К алкоголю он стал добавлять амфетамины. Русский стал появляться не только во сне. Марвин разговаривал с ним на русском, то есть, это он так думал, на самом же деле он нёс какую-то тарабарщину, расширенными зрачками уставившись на край дивана, заваленный грязной одеждой. Именно русский уговорил его выйти из бухты в шторм.
Огромные волны швыряли катер, как спичечный коробок. Марвин с трудом удерживал его на курсе, оглядываясь себе за спину, и повторяя, как заведённый: «Теперь ты доволен? Теперь ты доволен? Теперь ты…».
Нолану снилось, что он провалился в какую-то воронку, и его хоронят. Гроб уже опустили в могилу, и на крышку, с глухим стуком, падают комья земли. Ему не было страшно, только стук раздражал, как будто кто-то ходил по гробу в тяжёлых армейских ботинках. «Зачем они это делают?», - удивился он, и открыл глаза.
Марвин лежал на диване, в каюте своего катера. Сквозь шторки на иллюминаторах правого борта пробивались лучи солнца. Никакой могилы, гроба… Вот только по палубе кто-то действительно ходил.
Марвин приподнялся на локтях, прислушиваясь, и тут, дверь в каюту распахнулась, и внутрь заглянул крепкий загорелый парень, в оранжевом спасательном жилете.
- Ты тут живой, мужик? – спросил он, щурясь со света.
- По какому праву! Это частная собственность! – заблажил Нолан, отодвигаясь от края дивана.
- Мичман Бушуев, - козырнул незнакомец, приложив руку к фуражке с зелёной тульей, - пограничная служба Новоанадыря.
- Что?
- Вы находитесь в территориальных водах Новоанадырской республики. Прошу вас следовать за мной, - на безупречном английском предложил офицер.
Ничего не понимающего Нолана, вежливо придерживая под руки, препроводили на сторожевой корабль, и доставили на берег. Марвин машинально ответил на вопросы дежурного офицера, после чего его посадили в автомобиль неизвестной марки, и отвезли за город, в какое-то медицинское учреждение, расположенное посреди красивого парка.
«Всё ясно! Это секретная лабораторию ФСБ. Сначала они выведают все мои тайны, а потом отправят в Сибирь, до конца жизни убирать снег, - догадался Нолан, в сопровождении офицера-пограничника пересекая холл, и поднимаясь по лестнице, с изящными кованными перилами, - это катастрофа!».
Но ничего ужасного, как он ожидал, не произошло. Пышноусый врач, с приятными, правда, несколько старомодными манерами, задал ему несколько безобидных вопросов, передал на руки санитаров, которые отвели Марвина в душевую, выдали мягкую удобную пижаму и тапочки, и проводили в двухместную палату, с видом на парк.
После комплексного медицинского обследования ему назначили курс лечения.
Невероятно, но уже через две недели он чувствовал себя не хуже, чем на пике своего физического и психологического состояния во время службы в спецназе. Минусом было то, что вернувшаяся способность рационально мыслить изводила мозг размышлениями о собственном будущем и подозрительных странностях в поведении персонала и пациентов клиники. Всё говорило о том, что он находится в психиатрической лечебнице, и вполне вероятно, всё вокруг не что иное, как продолжение его галлюцинаций.
Были, правда, и свои плюсы. В «санатории» все вновь прибывшие обязаны были посещать курсы русского языка. «Странная штука жизнь, - размышлял Марвин, - никогда не знаешь, когда и какой сюрприз она тебе преподнесёт. Вот, казалось бы, ты же хотел этого, строил планы, оценивал дальнейшие перспективы, связанные с исполнением вожделенной мечты. Время идёт, происходит естественная переоценка ценностей, смена ориентиров, и вдруг… торжественный звук фанфар, туш, цветы, шампанское. Ты замираешь в недоумении, а когда вновь обретаешь дар речи, и инте-ресуешься: «А что, собственно, происходит?». Тебе, обиженно надув губы, сообщают: «Как ты мог меня не узнать? Это же я, твоя мечта!». И действительно, только вот выглядит она не так привлекательно, как виделось раньше, да и появилась как-то не ко времени.
Именно так случилось с его давним желанием выучить русский язык. Когда ему этого действительно хотелось, это было не больше чем прихотью. Сейчас же это вменялось в обязанность. Тогда подразумевалось, что это язык потенциального противника. А сейчас? Ясно же, что русские тут хозяева, из чего следует, что он здесь в лучшем случае гость, и уж никак не завоеватель. И что в итоге? В итоге, пациента психиатрической лечебницы принуждают учить русский язык, чтобы лечащим врачам и персоналу было удобно с ним общаться. Это что, воплощение его давней мечты? В такой вот извращённой форме? Это похоже на то, как принц извёлся от желания увидеть принцессу-лягушку в человеческом обличье, а когда чудо произошло, невеста оказалась уродливей, чем в образе земноводного.
Вскоре Марвин стал проходить курс реабилитации. Он был на седьмом небе от счастья, узнав, что он не псих, что эта клиника реабилитационный центр, а не психушка, и уж тем более, не секретная лабораторию ФСБ. Поведение персонала объяснялось спецификой этого фантастического места.
Часто, ночами, Марвин подолгу лежал без сна, думая о невероятных перипетиях своей жизни. Что в нём такого особенного, что Бог ли, высшие космические силы, или кто там ещё, уготовили ему такую непростую судьбу. Ему не терпелось покинуть стены «санатория», и собственными глазами увидеть мир, о котором рассказывали здешние специалисты по реабилитации. Уму непостижимо! Полуостров, окружённый непроницаемой стеной тумана, на нём мирно уживаются люди, мало что, из разных стран - из разных эпох! Неужели, он прошёл нелёгкий, зачастую, кровавый путь от обычного мальчишки из Чарльзтауна до капитана войск специального назначения только для того, чтобы оказаться в этом удивительном краю? Кто-то там, наверху, простил ему все его вольные и невольные грехи, и дал второй шанс начать всё сначала, без насилия и давления чужой злой воли? Ну что ж, он постарается, он докажет, что достоин ещё одной попытки.
А потом, на свободную кровать в его палате положили бредившего ночами раненого человека…
Казалось, что много чего повидавшего и натворившего в своей жизни Нолана уже ничем нельзя удивить. Однако, даже его повергли в ужас подробности злодеяний, совершённых штандартенфюрером СС Отто Вебером.
Кутаясь в одеяло, Марвин вслушивался в горячечное бормотание Вебера, и думал: «Сто раз прав Шопенгауэр утверждая, что человек есть единственное животное, которое причиняет страдания другим без всякой дальнейшей цели, кроме этой. Впрочем, у хозяев Вебера цель была, как и у хозяев его, Нолана». По окончании курса реабилитации за Марвином прислали машину из города. Его отвезли в один из полицейских участков, где выдали паспорт гражданина Новоанадырской республики, с теснённым золотым гербом на обложке, в виде песочных часов, перевитых лентой с надписью: «Omnia mutantur, nihil interit», поддерживаемых львом и медведем.
ВТОРОЙ ШАНС
Нолана поселили в крохотной квартирке, но после полугода проведённого в каюте она показалась Марвину очень просторной. Кстати, катер ему вернули в целости и сохранности. Ни на что особо не надеясь, он обратился к властям, и к немалой радости ему дали разрешение Ему оформили лицензию на индивидуальную предпринимательскую деятельность.
Нолан снова стал катать на катере отдыхающих граждан по заливу. Всё вернулось на круги своя, правда, с некоторыми оговорками, но всё же. Недостатка в клиентах не было. Марвин стал неплохо зарабатывать, снял просторную квартиру, в доме на берегу моря, обставил её мебелью по своему вкусу, сошёлся с одной шведкой, перенесшийся на полуостров из того же времени, что и он. Казалось, Марвин получил всё, что хотел. Но себя переделать очень трудно. Через год ему осточертело спокойное размеренное существование, не хватало адреналина. Его прежняя жизнь, сопряжённая с риском, уже не виделась ему беспросветной армейской рутиной.
Всё изменилось одним летним вечером. Нолан привез с прогулки компанию молодых людей, и накрепко привязав катер к причалу, собрался идти домой, когда к нему подошёл какой-то тип.
- Я сегодня больше не работаю, - покосился он на подошедшего.
- Вы ведь американец? – не обратил незнакомец внимания на неприветливый тон Марвина.
- Это имеет какое-нибудь значение?
- Огромное! Американцы просто обязаны держаться вместе, и помогать друг другу.
- Вы это серьёзно? – Нолан пригляделся к незнакомцу. Примерно его лет, по виду, коллега его одноклассников из Чарльзтауна – мелкая сошка при большом боссе, - и какую же помощь вы от меня хотите получить?
- Вы не поняли. Это я пришёл предложить вам помощь.
- Мне?
- Да, вам. Вы разве ещё не поняли, что ждать милости от русских, пустая затея. Они никогда не дадут вам получить желаемое, занять в обществе положение, которого вы заслуживаете…
- Откуда вам знать, чего я заслуживаю! – оборвал незнакомца Марвин, - кто вы вообще такой?
- Меня зовут Майкл, и к вам меня прислали люди, которым не безразлична судьба европейцев и американцев, оказавшихся в этом Богом забытом месте.
- Что вы хотите?
- Немногого. С вами хотят всего лишь поговорить, не более того.
- Ну, хорошо, - скорее из любопытства согласился Нолан, - с кем я должен разговаривать?
- Я вас отвезу. Пойдёмте, у меня там машина, - Майкл повернулся к Марвину спиной, и направился в сторону шоссе, пролегающего вдоль причальной линии.
Нолану ничего не оставалось, как пойти за ним. «Может, я зря согласился? – думал он дорогой, - всё это попахивает антиправительственным заговором. Кому, как не мне об этом знать».
Марвин довольно быстро разобрался в политической обстановке на полуострове. В чём-то Майкл был прав. Русские, несмотря на некоторые демократические послабления, жёсткой рукой правили Новоанадырем, крайне неохотно допуская во властные структуры представителей других национальностей. Имперское мышление было у них в крови. Чёткая вертикаль власти, никаких автономных образований, кроме Старого Города, не представляющего для них серьёзной опасности. Все ключевые посты были заняты исключительно русскими, исповедующими православие. Это ка-салось стражей порядка и Национальной гвардии, не говоря уже об охранном отделении, по сути, политической полиции. Либерально-демократическая общественность находилась под колпаком у «охранки». Любые попытки что-то основательно изменить в существующем строе купировались на корню. Проиграв в том мире, потомки белоэмигрантов на дух не переносили даже разговоров о какой-либо революционной деятельности. И если честно, они были правы. Марвин помнил падение Советов, безуспешные попытки новых правителей вписаться в Западный мир. Россия уже не могла претендовать на роль глобального игрока на мировой политической арене. Ей отвели роль «страны-бензоколонки», как метко выразился один политик. Такой исход был вполне закономерен. В начале прошлого века русские, со всей присущей им дурью, вдребезги разбили имперскую чашу, к которой благодарно припадали многие народы, собранные под отеческую руку православного царя, и вот уже добрую сотню лет неуклюже пытались склеить из оставшихся осколков хоть что-то функциональное, не умея понять, что некогда расколотое никогда вновь не станет целым. Правда, как только они поняли, что Запад ни за что не признает Россию равноправным партнёром, нашлись люди, пожелавшие вернуть стране прежние позиции, перестали действовать с оглядкой на Запад, и как результат - возвращение Крыма, заметные успехи в Сирии. Русские всё увереннее стали заявлять о своих геополитических интересах, и твёрдо их отстаивать. Если своевременно не загнать Россию в отведённое ей стойло, с ней уже никто не в состоянии будет справиться. Здесь же, на полуострове, русские сразу поставили себя так, что инородцы, как они называют перенесшихся сюда из европейских стран и Америки, и думать забыли даже о гипотетической возможности взять власть в свои руки, и установить свои порядки.
«Понятное дело, что кого-то такое положение вещей не устраивает, и меня везут на встречу к таким людям, - сделал единственно правильный вывод Нолан, - я ввязываюсь в дело, которое может стоить мне головы. Я, конечно, могу отказаться, но в таком случае, я лишусь её ещё быстрее. Это заговор, а у заговорщиков свои правила игры – кто не с нами, тот против нас. Тут не до сопливых сантиментов. Открывшись мне, они серьёзно рискуют. Не найдя во мне единомышленника, они просто от меня избавятся самым радикальным способом...».
Майкл привёз его в коттеджный посёлок на берегу залива, заселённый преимущественно выходцами из Англии и Штатов. Машина заехала во двор богатого особняка. Вышколенный дворецкий встретил гостя у дверей, и проводил в кабинет хозяина.
Из-за стола навстречу Марвину поднялся добродушного вида толстяк, с седым ёжиком волос на массивной голове. Расплывшись в улыбке, он долго жал Нолану руку, приговаривая:
- Я очень рад, что вы согласились принять моё приглашение. Я давно мечтал о встрече с вами.
Нолан хорошо знал цену такому радушию. За безобидной внешностью хозяина кабинета скрывался жестокий властолюбец, не признающий никаких моральных норм в достижении своих целей. Именно такие люди отдавали приказы на свержение неугодных им режимов, бомбёжки мирных городов, считая себя вправе решать судьбы целых народов. Это с их молчаливого одобрения Марвин, и ему подобные, нужно быть честным, хотя бы перед собой, совершали преступления против человечности. «Похоже, я крепко влип», - подумал он, вяло отвечая на рукопожатие.
- Не понимаю, чем вас могла привлечь моя скромная персона, - усмехнулся Нолан, высвобождая ладонь из цепких пальцев толстяка.
- Не скромничайте, - толстяк погрозил ему пальцем, - мы всё про вас знаем! Нам нужны такие люди, как вы.
- Кому это нам?
- Придёт время, и вы узнаете. Меня же зовут Джеймс Эванз. Возможно, вы обо мне слышали.
- Простите, нет. Но если вам всё про меня известно, то к чему все эти недомолвки. Говорите прямо, что вам от меня нужно. Убить президента? Подготовить из «диких» борцов с деспотическим режимом?
- Что ж, - улыбка исчезла с лица Эванса, словно её стёрли влажной салфеткой, - вы сами предложили откровенный разговор… Да. Нас интересуют ваши навыки офицера войск специального назначения. И вы почти угадали. Нам нужно, чтобы вы, для начала, подготовили несколько групп, умеющих владеть оружием, и вести бой в городских условиях. Мы пришли к выводу, что смена власти на полуострове демократическим путём маловероятна. Русские считают себя здесь хозяевами, занимают все ключевые посты, и если честно, в этих условиях нам нечем заинтересовать их элиту, чтобы найти среди её представителей своих сторонников. Все козыри и так у них на руках. Работа в этом направлении представляется тупиковой. Это всё равно, что предлагать льготную лицензию на отлов рыбы в озере его владельцу. Прийти к власти мы сможем только с помощью вооружённого переворота.
- Вы, наверное, были не в себе, когда решили, что с помощью нескольких, пусть даже профессионально подготовленных отрядов, сможете взять верх над Национальной гвардией и полицией, не говоря уже о спецназе «охранки», при пассивности подавляющего большинства населения, - позволил себе резкость Нолан, - левые партии в царской России, не без помощи иностранных спецслужб, заметьте, смогли осуществить задуманное только спустя многие годы, и если бы не война, всё равно у них вряд ли что-нибудь получилось. Для революции нужны предпосылки, а здесь их нет, и в обозримом будущем не предвидится.
- Присядем, - Эванз показал Марвину на кресло, - хотите выпить?
- Не откажусь.
- Водка, виски, коньяк?
- Водка.
- Эванз подошёл к бару, из хрустального графина налил в один стакан виски. Из мини холодильника выудил бутылку «смирновки», и наполнил на треть второй стакан. Протянув напиток Нолану, он опустился в кресло напротив.
- Вы довольно точно обрисовали расстановку сил на полуострове, - Эванс сделал небольшой глоток, - но как военный человек вы не учли ряд важных обстоятельств. Несмотря на значительные социальные преобразования, среди населения много недовольных, особенно, среди молодёжи. Массовая безработица, квотирование на получение высшего образования, ограниченные возможности для занятия частным бизнесом. Бесперспективность. Вот ключевое слово. Видимое благополучие, это не что иное, как застой, который, как вы помните, привёл к слому системы в СССР. Не всех устраивает сытая, можно сказать, растительная жизнь. Да, для категории людей среднего и старшего возраста это приемлемо. Но не для молодёжи. Именно на неё мы и делаем ставку. Среди русских либералов и западников много наших сторонников. Мы поддерживаем их финансово, а они в свою очередь, работают с населением. Внедрение в умы граждан наших идей процесс кропотливый и длительный, но мы и не ставим себе задачу смещение действующего правительства в кратчайшие сроки. В данной ситуации время работает на нас. Деятельная часть общества на полуострове остаётся в неизменном количестве. Производство и сельское хозяйство работают вполсилы, если не в треть, тогда как, маргинальная его составляющая увеличивается год от года. А как известно, именно маргиналы являются ударной силой любой революции, чтобы там не говорили. Толпа! Вот наша сила. Подкреплённая и направляемая профессиональными провокаторами она всё сметёт на своём пути. И полицию, и гвардию, и спецназ. Пока власти будут заваливать трупами улицы города, если они вообще на такое решатся, вооружённые группы хорошо подготовленных боевиков захватят все важные объекты на полуострове, арестуют правительство, выдадут кого-то на растерзание всё той же толпе, а потом представители народа, а по сути, наши агенты, объявят о победе революции. Остальное просто. Толпу загоняют в тот же загон, только с новыми воротами и замками, - Эванз допил виски, и отправился за новой порцией, - вам налить?
- Нет, спасибо, - покачал Нолан головой, - а оружие, тренировочные базы? Думаете подобное можно скрыть от спецслужб?
- Старый Город! – Эванз снова уселся в кресло.
- Что Старый Город?
- Базы, место хранения оружия. Там возможности власти сильно ограничены. Представители от этого образования в Думе поголовно на нашей стороне. С ними всё намного проще, их есть чем купить. Мы пообещали им ещё больше вольностей в их вотчинах, и они создадут нам все условия. Старый Город населяет всякое отребье, на треть состоящее из бывших ландскнехтов, флибустьеров и прочего военизированного сброда. Разумеется, ни о каких послаблениях для них не может быть и речи. Позже мы их всех аннигилируем, вместе с поселением. Планы по переустройству полуострова уже детально расписаны… Недели через две вы начнёте готовить людей, - как о чём-то уже решённом сообщил Эванз, - мы сделаем вам постоянный пропуск в Старый Город. Два-три часа, три раза в неделю вряд ли заинтересуют спецслужбы. Когда таможня поймёт, что вы не связаны с контрабандой, у неё тоже пропадёт к вам интерес. Посещение Старого Города подкрепим какой-нибудь убедительной легендой. Например, пустим слушок, что у вас любовная связь с девицей из лупанария, - Эванз глумливо хохотнул, - курсантов будем переправлять туда нелегально, по одной группе. Пары-тройки десятков человек из многомиллионного города никто не хватится. Обучите одну группу, пришлём следующую. С оружием, думаю, проблем не будет. На низовом уровне всегда найдутся желающие подзаработать.
- А если я всё же не соглашусь? – поинтересовался Марвин, больше для того, чтобы набить себе цену.
- У вас симпатичная подружка… шведка кажется? – одними губами улыбнулся Эванз, - вы, наверное, неплохо проводите с ней время на вашем катере? Кстати. Он у вас застрахован? Я слышал, шхуна одного рыбака взорвалась прямо на рейде. Бедняга. На пособие будет трудно кормить семью. Ссуду на новое судно получить довольно сложно, а в некоторых случаях невозможно. Поверьте, я знаю о чём говорю. Сам являюсь учредителем и владельцем одного из крупнейших банков Новоанадыря.
- Я вас понял. Раз уж вы банкир, полагаю с оплатой моих услуг проблем не возникнет?
- Скажу больше, вас ждёт головокружительная карьера, - предлагая выпить за перспективное будущее, приподнял стакан Эванз.
- Когда-то, я что-то подобное уже слышал, - Марвин залпом допил остатки водки, - людей я буду отбирать сам.
- В ближайшее время мы представим вам кандидатов. Поверите? От желающих отбоя нет. Можете хоть кастинг устраивать, - засмеялся банкир, - не смею вас больше задерживать.
Майкл довёз Нолана до города, остановился в квартале от его дома, и передал ему плотный пакет:
- Это аванс. Не шикуйте слишком…
- Не учи учёного! – по-русски ответил Марвин, и вышел из машины, сильно хлопнув дверцей, - банкет в «Аркадии» для всех будущих курсантов закачу, чтобы сразу всех срисовали.
«Вот тебе и второй шанс, - уныло размышлял он, неторопливо шагая в сторону своего дома, - как это по-русски? Из огня да в полымя? В том мире меня просто вышвырнули из армии, и предо-ставили самому выбрать способ, как подохнуть. Здесь так не получится. Если я откажусь, меня сотрут в порошок, о чём прозрачно намекнул эта жирная сволочь Эванз. Если бы это происходило в том мире, чёрт с ним, с катером, пусть взрывают! Никогда не держался за вещи. Я бы надёжно спрятал Фредерику, и показал этим дилетантам, что такое настоящий «зелёный берет». В конечном итоге со мной бы разобрались, но это бы им очень дорого стоило. Я бы успел повесить Эванза на его собственных кишках. К русским я пойти не могу. Они уже устроили слежку. Парень, неумело изображающий пьяного, плетётся за мной от места, где я вылез из машины. Меня пристрелят у входа в здание охранного отделения, попробуй я туда только сунуться. Да и не пойду я к ним. Они до сих пор для меня потенциальные враги. Если «охранка» сама на меня выйдет – дробить мне камень в каменоломнях, до конца моих дней. Куда ни кинь - всюду клин. Всё-таки умеют русские придумать поговорки на все случаи жизни! Придётся работать на своих новых хозяев, другого выхода просто нет. И работать хорошо. Если дело выгорит, есть надежда, что и мне бросят кость с праздничного стола, как верному псу. Хотел адреналина – получай, идиот… Пойду-ка я напьюсь! – неожиданно решил Марвин, и достав телефон, отправил сообщение: «Фредди, меня не жди. Выгодная работа».
Он всегда так называл Фредерику. Она часто шутила по этому поводу:
- Мне вообще-то всё равно, что ты называешь меня мужским именем, но что подумали бы русские, прочти они: «Фредди, к обеду не жди. Целую Марвин»? Здесь однополые связи не в почёте, мужчины предпочитают женщин. И если честно, мне это нравится. Чувствую себя полноценной женщиной. Только из лифта выйдешь, консьерж: «Здравствуйте мадмуазель Фредерика. Как у вас получается, всегда так прекрасно выглядеть?». Сразу настроение поднимается. А в городе-е… дверь придержат, вперёд пропустят, место уступят. Барышня, сударыня, комплименты. В Штатах, да и в Швеции тоже, я бы озолотилась, подавая в суд за харассмент!
- К тебе пристаёт с грязными намёками консьерж?! – делал «грозное» лицо Нолан, - я сверну шею этому проходимцу!
- Не смей обижать моих поклонников! Они создают мне тонус, - смеялась Фредди, барабаня по нему кулачками.
Они познакомились с ней, когда он возил её с компанией на прогулку. Фредерика сама к нему подошла, завела разговор. У них оказалось много общего. В том мире они жили в одно время и в одной стране. Фредди перебралась в Штаты после окончания Стокгольмского Королевского университета. Она любила море, стрельбу по тарелочкам и занималась восточными единоборствами. Фредерика и вправду была чем-то похожа на мальчишку. Узкобёдрая, худощавая, с короткой причёской и миловидной озорной мордашкой, с россыпью веснушек на носу. Нолан пригласил её на индивидуальную прогулку по заливу. Они стали встречаться, а потом она переехала к нему. По-армейски строгое жилище Марвина за несколько дней превратилось в филиал отдела распродаж женской одежды. Повсюду валялась обувь, джинсы, топы, бюстгальтеры. Переехавшая вместе с ней неопределённой породы мелкая собачонка облаивала его всякий раз, когда он дотрагивался до её хозяйки. Странно, но Марвину всё это даже нравилось. Он чувствовал, как с появлением Фредди внутри него ослабляется какая-то пружина, последние десять лет стоявшая на боевом взводе. Он снова почувствовал вкус к жизни, и почти поверил, что и на его долю достанется немного обычного, человеческого счастья… И вот, всё это одномоментно рухнуло. Он заговорщик, и чем это кончится, одному Богу известно.
Нолан увидел надпись «Рюмочная», кроваво-красным неоном горящую на стене высотки, и направился туда. Алкоголь не решает проблем, но и молоко тоже.
ЗАГОВОРЩИК
Прошло две недели. Всё это время Марвин места себе не находил, невпопад отвечая на вопросы заметившей изменения в его поведении Фредерики. Размышляя над тем, чем ему в ближайшее время придётся заниматься, он уже не раз ловил себя на мысли, что готов посадить Фредди на катер, уйти в полосу тумана, и будь, что будет. Но потом спохватывался. Она-то почему должна вле-зать во всё это? Фредерика не имеет к этому никакого отношения. Он уже достаточно хорошо её знал. Расскажи он ей всё без утайки, она приняла любое его решение, и пошла бы за ним куда угодно. И это больше всего его пугало. Ему проще было застрелиться, чем подвергнуть её жизнь хоть малейшей опасности. Он ничего ей не скажет, хотя бы потому, что узнав о его деятельности, она невольно становится соучастницей заговора, а значит, в случае неудачи её ждёт каторга. И в этом будет виноват только он. Лучшим вариантом было бы устроить крупную ссору, и расстаться. Но заставить себя пойти на такой шаг Марвин был не в состоянии. Незаметно Фредерика стала для него всем, что мирило его со своей далеко не праведно прожитой до неё жизнью. Она была словно бесценная индульгенция, списавшая все его прежние грехи, позволяя начать жить с чистого листа. Расстаться с Фредди, означало снова позволить таящейся внутри него тёмной силе завладеть им, разрушить хрупкую стену отделяющую его от привитых ему жестокости и тяги насилию. Потеряв Фредерику, он уничтожил бы вновь обретённого себя. «Пусть всё остаётся, как есть. Я найду способ оградить её от беды. Если я буду осторожен, и сумею снискать расположение Эванза, есть шанс, что всё обойдётся. Я далеко не лучшая пара для Фредди, но, в конце концов, по-настоящему правильный человек не тот, кто без усилий над собой совершает правильные поступки, а тот, кто вопреки неблагоприятным обстоятельствам принимает правильные решения», - определился с линией дальнейшего поведения Нолан.
Время шло, а Майкл так и не появился. В душе Марвина затеплилась надежда, что всё образовалось само собой, что путчисты одумались, осознав ошибочность своих расчётов, свернули все свои начинания, и отказались от амбициозного и опасного, в первую очередь для них самих плана – прибрать власть на полуострове к своим рукам. Прошло ещё две недели. Надежда окрепла, превратившись в уверенность. Нолан воспрял духом. Встретив Фредерику у здания Новоанадырской государственной библиотеки, где она работала заведующей отделом иностранной литературы, он отвёз её на катер, и устроил для неё пикник с шампанским в открытом море. Поражённая переменой в его настроении, Фредди не стала задавать лишних вопросов. Зачем? Это снова был её «белоглазый» Марви, он рядом, и этот праздник он устроил в её честь. Они прекрасно провели время, наслаждаясь обществом друг друга, и строя планы на будущее. Назад они возвращались уже на закате. Остывающий огненный диск касался краем горизонта, расцвечивая небо в тревожные тона.
Нолан издалека заметил стоящего на причале человека. Солнечные лучи ложились на его лицо и одежду кровавыми бликами, придавая его образу зловещий вид. Это был Майкл. Увидев катер, он приветственно помахал рукой, и подошёл к краю причала, чтобы помочь со швартовкой. Марвин почувствовал, как палуба уходит у него из под ног. Усилием воли он взял себя в руки, и плавно подвёл катер к причалу, бросив Майклу швартов. Помогая Фредерике сойти на берег, Нолан шепнул ей, чтобы она отправлялась домой, а ему необходимо обсудить заказанную прогулку с клиентом. У Фредди было отличное настроение, и она, не задавая лишних вопросов, приветливо улыбнулась Майклу, и цокая каблучками по выложенному камнем причалу, пошла в сторону шоссе. Мужчины проводили её взглядами.
- Смазливая бабёнка! – осклабился Майкл.
Марвин не смог удержаться. Больше того, он и не собирался этого делать. Коротким ударом в живот он заставил Майкла согнуться пополам, и наклонившись к нему, неестественно будничным тоном пообещал:
- Если ты, мразь, не то, что откроешь свою вонючую пасть в её адрес, а только взглянешь в её сторону, я сломаю каждую твою кость по несколько раз.
С трудом отдышавшись, Майкл никак не отреагировал на действия Нолана.
- Завтра, на Центральном стадионе. В девять. Отберёте состав первой группы. Да. Не забудьте паспорт, - бесцветным голосом произнёс он, и не прощаясь, нетвёрдой походкой удалился с причала.
«Одного врага я себе уже нажил, - посмотрел вслед Майклу Марвин, - лиха беда начало! Как говорят русские в подобных ситуациях».
Утром следующего дня, пока Фредерика ещё спала, её рабочий день начинался с десяти, Нолан, стараясь не шуметь, наскоро умылся, оделся, и выскользнул из квартиры. Поймав такси, он поехал на стадион. «Ценральным» это спортивное сооружение только называлось. Стадион располагался на южной окраине города, рядом с природным парком у реки, излюбленном местом отдыха новоанадырцев.
Майкл встретил Марвина у входа. Не словом не обмолвившись о вчерашней стычке, он поздоровался, и сообщил, что все уже в сборе.
- По легенде я начинающий тренер бейсбольной команды, пригласил вас в качестве консультанта, помочь отобрать перспективные кандидатуры, - он дурашливо хохотнул, - надеюсь это мероприятие не вызовет у русских подозрений.
Марвин ничего не ответил, и прошёл через здание стадиона, за которым находилось футбольное поле, с беговыми дорожками по периметру. Он сразу заметил разношёрстную компанию молодых, от двадцати до тридцати лет, людей, рассевшихся на зрительских скамьях.
- Это ваш инструктор, мистер Нолан, - представил его Майкл, когда они подошли к трибуне.
- Кто-то из вас служил в армии? Встаньте! – оглядел Марвин собравшихся.
Поднялись шесть человек.
- Хорошо. Пересядьте повыше, отдельно от остальных. Ты, ты и ты свободны, - показал он на троих, с явно избыточным весом.
Что-то недовольно бурча себе под нос, парни направились к выходу. Один даже показал Марвину на прощанье средний палец.
- Все остальные, кроме вас, - Нолан ткнул пальцем в сторону пересевшей шестёрки, – десять кругов вокруг поля. Бегом! – рявкнул он на лениво поднимающихся с мест кандидатов.
- Не слишком ли вы требовательны? – спросил Майкл, когда присев на скамейку, они наблюдали за нестройной толпой, бегущей по кругу.
- Вы имеете хотя бы малейшее представление, какую подготовку проходят русские нацгвардейцы?
- Ну-у…
- Такая пробежка для них – утренняя разминка. Вам нужна боевая группа, или мальчики для битья? – Нолан неприязненно покосился на Майкла.
- Поступайте, как знаете, - махнул тот рукой, - после отбора поедем смотреть лагерь.
С дистанции сошли больше половины кандидатов. Остальные пришли к финишу на последнем издыхании.
- Эти двенадцать, и те шестеро. Для первой группы хватит, - поднялся Марвин со скамейки. По-ехали смотреть, что вы там нагородили.
Майкл отправил по домам не прошедших испытания, а оставшимся объяснил, каким образом их доставят в лагерь. До речного порта они прошлись пешком. На проходной Майкл предъявил офицеру пограничнику пропуска на их имена, и разрешение на посещение Старого Города. После поста таможни он привёл Нолана к ожидавшей их лодке, со спаренными подвесными моторами.
Перебравшись на другой берег, они сели в дорожную карету, и отправились куда-то на юг. Марвин, никогда не бывавший в Старом Городе, с интересом рассматривал дома, прохожих, в старинной одежде, всадников и повозки, попадающихся по дороге. Ему не хотелось разговаривать с Майклом, но он всё же спросил:
- Почему все эти люди выбрали такой образ жизни?
- А вы бы согласились жить в обществе помешавшихся на техническом прогрессе, вечно куда-то спешащих, не замечающих ничего вокруг себя особей, бесконечно рассуждающих о материях, о которых вы понятия не имеете, и считающих вас безнадёжным дикарём, погрязшим в невежестве и суевериях? – вопросом на вопрос ответил Майкл.
«Неужели наши, по сути, предки видят нас не носителями накопленных знаний, вознёсшими цивилизацию на небывалые высоты, а самодовольными кретинами, бездумно уничтожающими планету в угоду своим амбициям и неизбывной жажде всяческих материальных благ? А ведь действительно. Разрушать озоновый слой Земли, защищающий человечество от поголовного вымирания, ради того, чтобы с похмелья выпить бутылку пива из холодильника, доставить свою задницу до места на автомобиле, или аэробусе, избавиться от запаха пота с помощью аэрозоля – это ли не безумие? – задумался Нолан, - на месте «прежних» и «давних», не говоря уж об «антиках», я бы тоже предпочёл держаться подальше от свихнувшихся потомков».
Примерно через час они добрались до места. Это была стоявшая на отшибе ферма. С одной её стороны было болото, а с другой овраг. За постройками лежало заросшее бурьяном поле, окружённое лесом.
- Ну, как? – Майкл явно ждал похвалы.
- Место действительно подобрано удачно… а что это на поле за детская площадка? – Нолан показал кивком на какие-то невразумительные сооружения.
- Это для тренировки.
- Вы девочек-скаутов собираетесь тренировать?
- Мы думали…
- Когда сюда прибудут курсанты, я сам покажу им, что и как сделать. Распорядитесь привести сюда это, - Марвин передал Майклу заранее составленный список, - и попросите, чтобы вместо вашего шарабана, мне выделили верховую лошадь порезвее, это сэкономит время.
На следующей неделе Нолан поехал в Старый Город один. На той стороне его ждал кучер, в прошлый раз возивший их на ферму, с осёдланным конём в поводу. Марвин научился верховой езде ещё в Джоржии. Его командир любил в выходные покататься верхом, и раз отметив Нолана, как толкового парня, всегда держал его при себе.
До лагеря Марвин доскакал меньше, чем за пол часа. Восемнадцать курсантов поселили в фермерском доме, поставив там двухъярусные кровати. Во дворе стояла полевая кухня, в стороне лежали заказанные Ноланом оборудование и материалы. Ему пришлось отдать должное расторопности и исполнительности Майкла. Всё, что требовалось, было доставлено согласно списка, с точностью, до запятой.
В бывшей детской Нолану оборудовали кабинет. Казённые письменный стол, шкаф для бумаг и обшарпанный сейф нелепо смотрелись на фоне стен, умело разрисованных белочками, зайчиками, котятами и прочим симпатичным зверьём. Марвин вызвал к себе шестерых, заявивших, что служили в армии. Двое из них были морскими пехотинцами, один поваром, ещё двое связистами и последний – «подарком», в смысле, «зелёным беретом». Нолан сразу же назначил его старшим в лагере, морпехов и связистов - сержантами-инструкторами, а повара отправил на кухню, и присмотреть за лошадью. Со своими, теперь уже официальными, помощниками он сходил на поле, и показал, где построить тренажёры и полосу препятствий. Потом он приказал курсантам построиться, и представил им их командиров. С этого дня напоминающий табор, или кемпинг для туристов лагерь, стал превращаться в тренировочную военную базу.
Через месяц, приехавший посмотреть, как идут дела Майкл не поверил своим глазам. Одетые в камуфляж курсанты выглядели настоящими солдатами. Не столько для него, а для «хозяев», Нолан устроил показательную тренировку. Курсанты ловко преодолевали полосу препятствий, спускались на верёвках, и залезали на макет стены трёхэтажного здания. Прыгали в овраг, и выбирались из него, слаженно помогая друг другу. Преодолевали болото. Словом, делали всё то, чему учили самого Марвина и его помощников.
После того, как в лагерь привезли оружие, курсантов обучили им пользоваться, и провели несколько стрельб, марш-броском, удалившись от базы на пару десятков километров.
Нолан так втянулся в процесс обучения, что иногда ночевал на базе. О своих делах, по понятным причинам, с Фредерикой он не говорил. Мысленно пребывая со своими подопечными, он не замечал, как она изменилась. Сияющий при его появлении взгляд потух, Фредди перестала его подначивать, как бывало раньше, и шутить.
Однажды, Марвин тогда готовил уже вторую группу, он вернулся домой утром, и не узнал своей квартиры. Его не встретила визгливым лаем Торхильда, в комнатах был наведён прядок, от которого он отвык, с появлением в доме Фредерики. Не было её безделушек и фотографий, расставленных на полках и развешенных по стенам. Не было ничего, чтобы напоминало о её присутствии в этом доме.
На кухонном столе лежал листок бумаги, исписанный неровными, с помарками, строчками. Нолан, уже понимая, что произошло, но отказываясь в это верить, взял листок, и вернулся в гостиную. Почувствовав себя нехорошо, он опустился в кресло у окна, и заставил себя прочесть записку.
«Не хотела видеть твоих глаз, поэтому решила написать, всё что думаю о наших с тобой отношениях, особенно, в последнее время. Ты всегда делал то, что считал нужным, иногда даже не ставя меня об этом в известность. Меня это задевало, но я готова была смириться с таким положением вещей. Я никогда не ставила перед собой цели заполучить тебя полностью. Я просто доверилась тебе, и ты не давал мне повода усомниться в правильности моего поведения. Я видела в тебе своего мужчину, сильного и надёжного, на которого всегда можно положиться, и поплакаться в жилетку, гарантированно получая поддержку и сочувствие. Я не сопливая девчонка, и всегда могла постоять за себя, ты знаешь, но я с радостью переложила заботу о себе на твои плечи. Я никогда не требовала от тебя признаний в любви, и ни разу даже не намекнула, что нам не мешало бы оформить отношения, хотя, признаюсь, больше всего на свете я хотела выйти за тебя замуж. Мне так хорошо было с тобой! И ты всё испортил. Ненавижу тебя! Из моего окружения только ленивые не сплетни-чают о твоей связи с какой-то (зачёркнуто) из Старого Города. Это унизительно! Почему ты мне ничего не рассказал? Неужели я настолько для тебя ничего не значу, что после встреч со своей (зачёркнуто) ты, как ни в чём не бывало, ложился со мной в постель, словно я бездушная резиновая кукла? Как ты мог так со мной поступить! Я готова была многое тебе простить. Больше, чем может себе позволить уважающая себя женщина. Лучше бы ты меня ударил! Я сама бы придумала оправдание твоему поступку. Я пошла бы ради тебя на многое, кроме одного. Я не хочу, и не буду делить тебя с другой. Прощай.
Фредерика.
P.S. Найди в себе мужество, и не ищи встреч со мной. Не желаю испытывать испанский синдром, выслушивая твои жалкие оправдания».
Несколько минут Марвин сидел, невидяще уставившись на залив за окном, сжимая листок в чуть подрагивающих пальцах. Внутри него с грохотом рушились стены, с таким трудом возводимого им здания. Без Фредерики в его дальнейшем строительстве не было смысла.
На следующий день, в лагере, во время занятий с курсантами, Нолан устроил показательный мастер-класс по рукопашному бою с четырьмя противниками. Всем четверым потребовалась серь-ёзная медицинская помощь.
Дремлющий в Марвине зверь, которого так умело могла убаюкать Фредди, проснулся. Ослабшая внутри него пружина снова сжалась. Он снова вышел на тропу войны, и горе тем, кто окажется у него на пути.
КОЗЁЛ ОТПУЩЕНИЯ
Болезненно переживая уход Фредерики, Нолан продолжал готовить боевиков, отложив решение личных проблем на потом. Один раз Майкл возил его к Эванзу. Тот похвалил Марвина за отличную работу, и расщедрился на премиальные.
Осенью, названия времён года на полуострове были этакими симулякрами, Нолан выпустил последнюю группу курсантов. Майкл намекнул, что всё уже готово к выступлению. Со дня на день по надуманному поводу пройдут митинги недовольных властями, начнутся беспорядки, будет спровоцированы столкновения с полицией и Национальной гвардией. Когда дело дойдёт до баррикад, и появятся жертвы с обеих сторон, придёт время боевиков. Марвину предписывалось законсервировать базу, и со своими помощниками прибыть в координационный центр, чтобы оттуда руководить захватом жизненно важных объектов города.
Ночью курсантов вывезли с базы, а утром сержанты-инструкторы Нолана принялись уничтожать следы своего пребывания в лагере. Марвин во дворе сжигал рабочие досье на курсантов последней группы, а помощники оборудовали тайник для оружия. Переправлять десяток автоматов с места на место было опасно. Попадись они с партией оружия во время транспортировки, русские, не будучи дураками, быстро бы смекнули, что к чему, эффект неожиданности был бы потерян, и как следствие, провал попытки переворота, со всеми вытекающими последствиями.
Бросив очередную папку в костёр, Марвин уловил краем уха характерный стрёкот… Дальше всё происходило столь стремительно, что Нолану пришлось принимать решение на ходу. Время на размышления не было. Приказав инструкторам с оружием и боеприпасами укрыться в доме, он сам едва успел добежать до двери, как из двух зависших над землёй вертолётов десантировались спецназовцы, и окружили здание.
Командир группы захвата предложил сложить оружие, и сдаться. В противном случае он пригрозил уничтожить здание вместе с укрывшимися там заговорщиками.
- Думаете я в войну с вами тут буду играть?! – хрипловато звучал его голос, усиленный мегафоном, - гранатомётами обстреляем, на хрен, и зажарим, как куропаток! Три минуты на размышление!
Нолан обошёл своих людей, грамотно занявших круговую оборону. Выражения их лиц, после ультиматума русского, лучше любых слов говорили, что никакой героической обороны «базы Кхешань» не будет. Вздохнув, Марвин подошёл к окну, и крикнул:
- Не стреляйте! Мы сдаёмся!
- Оружие в окно! Выходите по одному, с поднятыми руками! – приказал спецназовец.
Выбросив автоматы в окна, воинство Нолана, с поднятыми руками, потянулось на выход. Сам он на несколько секунд замешкался. «Застрелиться что ли? – отвлечённо, как не о себе, подумал Марвин, - но вспомнив сытое, надменное лицо Эванза и крысиную физиономию Майкла, отбросил эту мысль, - из-за этих ублюдков? Да пошли они…».
Размахнувшись, он швырнул оружие во двор, и вышел из дома, держа руки за головой. На сдавшихся надели наручники, затолкали в вернувшиеся вертолёты, и доставили на военный аэродром. Там их уже ждали три микроавтобуса, с затемнёнными стёклами. Арестованных по двое посадили в машины с конвоем, и повезли в город.
По улицам разъезжали бронемашины Национальной гвардии. На тротуарах полицейские и военные патрули проверяли документы у испуганных, ничего не понимающих прохожих, некоторых задерживали.
«Похоже, попытку переворота пресекли ещё до начала беспорядков, - думал Марвин, уныло наблюдая в окошко автобуса за происходящим, - впрочем, это не удивительно. Новоанадырь это калька с России, а не с Ливии, или Египта. Наша англосаксонская спесь, как всегда, застила нам глаза, и мы не поняли разницы».
Окончательно выбило Нолана из колеи незначительное, на посторонний взгляд, происшествие. У ворот заднего двора охранного отделения машинам перегородила путь толпа репортёров. Сидевший на переднем сидении спецназовец открыл дверцу, и вышел, чтобы очистить проезд, как, оттолкнув его, внутрь машины заглянул какой-то тип, и крикнул:
- Скажите своему боссу, чтобы помнил о Фредди!
Спецназовец ухватил типа за шиворот, но тот вырвался, и затерялся среди галдящих газетчиков. Марвина, как ледяной водой обдало: «До Эванза значит, не добрались. Меня предупредили, что если я заговорю, они расправятся с Фредерикой. Мои люди видели только Майкла. Им рот не заткнёшь. Ни жён ни детей, ни постоянных любовниц. Скорее всего гадёныша уже нет в живых…».
Автобусам удалось пробиться сквозь толпу, и заехать во двор. Арестованных провели в подвал, и рассадили по одиночным камерам.
Марвин, растирая затёкшие от наручников запястья, опустился на прикрученную к полу жёсткую койку.
«Мои парни сдадут и меня, и Майкла, - принялся он обдумывать сложившуюся ситуацию, - Майкла – потому, что он для них никто, со мной тоже всё ясно. С какой стати кто-то из них возьмёт на себя ответственность за подготовку антиправительственных боевых групп, по сути, террористов. Скорее всего они попытаются скрыть даже то, что они были инструкторами. Это значит, что следо-ватели насядут на меня. Мне придётся молчать. Если бы не Фредди, у меня бы и мысли не возникло покрывать Эванза. Другое дело, какие методы дознания ко мне применят. Я проходил специальную подготовку, и могу многое выдержать, но… А вот об этом думать не надо. «Помни о Федди!». Жить ей, или умереть зависит от меня, а это значит, никаких «но», - Нолан улёгся на топчан, и постарался заснуть, - нужно набраться сил. Рассчитывать на лояльное к себе отношение оснований нет».
Поспать ему не дали. Через полчаса двое охранников надели на него наручники, и отвели в кабинет следователя, на втором этаже здания. За столом сидел человек в штатском, с усталым осунувшимся лицом и воспалёнными умными глазами.
- Я следователь Курагин Станислав Николаевич, буду вести ваше дело, - представился он, когда охранники посадили Марвина на табурет, и пристегнули к наручникам цепь, закреплённую на кольце в полу, - будет проще, если вы сами мне всё расскажите, и тем самым облегчите свою участь.
- Как насчёт адвоката? – решил потянуть время Нолан.
- Помилуйте, батенька! Вы же не ридикюль у старушки подрезали. Вас в государственной измене подозревают. Какие уж тут адвокаты, - уголками губ улыбнулся Курагин.
- Что конкретно вы хотите услышать?
- Да не так уж, чтобы много. О вас я знаю достаточно. Вы американец, военный, офицер. Подробности вашего детства и отрочества меня не интересуют. То, что вы лично подготовили несколько групп террористов, мне доподлинно известно. Их вчера ещё взяли. Всю ночь допрашивали. Назвали вас, пятерых ваших помощников, и куратора, - следователь постучал карандашом по толстой папке, - всё здесь. Могу показать.
- Нет необходимости, - Марвин хотел забросить ногу на ногу, но помешала цепь, - я признаю, что тренировал людей для игры в пейнтбол… Вам известно, что это такое?
- С боевым-то оружием? – на этот раз улыбка Курагина напомнила Марвину чеширского кота.
- Не совсем так. Стрельбы мы действительно проводили из боевого оружия, но сама игра…
- Игра?! – взвизгнул Курагин, сжав в ладони карандаш так, что тот сломался.
Вскочив с места, он схватил Нолана за руку, вставил между пальцев обломки карандаша, и сильно сжал. У Марвина в глазах потемнело от боли.
- Ты что, сучий потрох! В игры со мной вздумал поиграть?! – брызгая слюной, заорал Станислав Николаевич, - у меня, в том мире, боевые генералы в соплях по полу ползали! Скажи спасибо своим грёбаным правозащитникам, а то бы я из тебя уже к обеду «овоща» сделал!
Курагин вернулся на место, и нажал кнопку под столешницей.
- Уберите это дерьмо, - уже спокойным голосом приказал он вошедшим охранникам, - и по-осторожней с ним. Он, по-моему, пальцы сломал, когда от наручников пробовал освободиться… Спать, пить не давать. Соучастника его сюда.
- Какого?
- Любого!
Через полторы недели Марвина было не узнать. Он заметно похудел. В потускневших волосах появилась седина. Глаза его потухли, а взгляд ничего не выражал. Курагин допрашивал его днём и ночью. Тряс перед лицом какими-то бумагами, крича, что все уже сознались. Раз он проговорился, сказав, что Майкла нашли на пляже убитым двумя выстрелами. Нолан даже бровью не повёл. От обезвоживания, ему давали пить, только чтобы он не умер, и недостатка сна, он почти ничего не соображал. В его воспалённом мозгу периодически всплывала одна и та же картина. По вылитому солнцем в море расплавленному серебру несётся катер. Он дремлет на диванчике на корме, а хохочущая Фредерика льёт ему на лицо холодную воду из пластиковой бутылки. Марвин пытается стереть картинку из сознания. Ведь её может увидеть следователь, и узнать о Фредди, а этого допустить нельзя…
Суд был закрытым. Заговорщиков, которых удалось выявить, приговорили к каторге. Раскаявшимся, и помогавшим следствию присудили от пяти до восьми лет. Помощников Нолана, непосредственно принимавших участие в подготовке групп террористов, отправили в каменоломню на двадцать лет. Марвина, как не признавшего вину, и отказавшегося выдать главарей заговора, признали опасным для общества, и осудили на пожизненную каторгу. Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон.
КОЛЫМА
Осуждённых отвезли на каменоломню прямо из зала суда. По дороге Марвин подмечал каждую деталь. Определял направление движения, считал повороты, но когда их привезли на место, старший надзиратель сам устроил для вновь прибывших экскурсию.
В сопровождении вооружённой охраны с собаками, их привели на «обзорную площадку». Надзиратель, хорошо поставленным голосом, ка опытный гид, стал описывать достопримечательности объекта.
- Подойдите к ограждению, и посмотрите вниз. Это место, которому вы отдадите часть ваших никчёмных жизней. Как только вас спустят вниз, наверху вы сможете оказаться только в двух случаях – после освобождения, или в следствие безвременной кончины. С тех пор, как жилые корпуса построили на дне карьера, сбежать отсюда невозможно. Сзади вас находится здание администрации каменоломни и диспетчерская. Там работают операторы дронов, которые будут отслеживать каждый ваш шаг, и присматривать, чтобы вы не отлынивали от работы. Время не стоит на месте, и поэтому вместо удара бича надсмотрщика, лодыри получат удар током через дрон. За попытку нападения на вольнонаёмных специалистов, нарушителю грозит разряд, несовместимый с жизнью. Это вкратце. Добро пожаловать в ад! Всё остальное вы узнаете от сменных надзирателей.
Нолан посмотрел на крыши жилых корпусов, пятидесятиметровые отвесные стены, и мысленно согласился с «гидом»: «Проще сбежать из тюрьмы супермакс во Флоренсе, чем из этого каменного мешка. Значит, нужно налаживать свою жизнь здесь, и верить в чудо».
На «Колыме» отбывали наказание совершившие тяжкие преступления. Кого тут только не было! Наёмники, пираты, разбойники с большой дороги, из Старого Города. Насильники, маньяки и убийцы, из Новоанадыря. Джунгли, с их законами, по сравнению с тем, что творилось здесь, виделись «Утопией» Томаса Мора.
Нолан собрал вокруг себя команду из своих бывших курсантов. Это была маленькая армия, беспрекословно, по-военному чётко, исполняющая любой приказ своего командира, и каждый её солдат отдавал себе отчёт, что вне этого образования его жизнь ничего не стоит. Уже через пару месяцев все группировки «Колымы» на собственной шкуре испытали, что связываться с Марвином и его людьми, это худшее, что может с ними случиться. Нолан был беспощаден.
В этот период его становления, как одного из непререкаемых колымских авторитетов, Нолан взял себе прозвище Белоглазый, так называла его Фредерика, единственное светлое пятно в его жизни в этом, так жестоко обошедшимся с ним мире.
Прошли первые пять лет, и первые две дюжины из армии Белоглазого, отбыв наказание, получили свободу. Такое сокращение её численности никак не сказалось на её «боеспособности». Желающих занять места освободившихся было предостаточно. Белоглазый назвал свою группировку «Бессмертные», по аналогии с элитными войсками древней Персии, в которых выбывшего воина заменяли другим, поддерживая число «бессмертных» неизменным.
Многие на каторге ломались уже через несколько лет. Тяжёлая, монотонная работа изо дня в день, без выходных и праздников, без проблеска надежды на изменение к лучшему, способствовала деградации, превращая слабых в послушный рабочий скот, а сильных в зверей, для которых человеческие нормы общежития ничего не значили.
Контакты с надзирателями были сведены к минимуму. В их обязанности входило открывать с подъёмом, и закрывать с отбоем автоматические двери камер. Утром, в полдень и после окончания работ на лифтах спускали баки с баландой и посудой. Пайки, под присмотром операторов дронов, раздавали старшие отрядов. После ужина у каторжан было полтора часа свободного времени, после чего их загоняли в камеры, и запирали. Как в таких условиях Белоглазый сохранил трезвость ума, и не упал духом, никто не знал. Он, как капитан боевого корабля, никого не приближал к себе. У него не было друзей, только подчинённые. Даже его «сержанты» могли попасть в немилость наравне с любым рядовым членом группы. Наказание за проступок было немедленным и непременно жестоким. Его обожествляли и ненавидели, молились на него, и проклинали, но никто не смел бросить ему вызов, после случая с одним из главарей другой группировки.
По негласному распоряжению начальства операторы дронов «закрывали глаза» на время полуторачасового отдыха каторжан. Считалось, что выпустив пар среди себе подобных, заключённые будут менее склонны к неподчинению и бунту. Случалось, что стычки между каторжанами заканчивались для кого-то летальным исходом, но руководство это мало волновало. Смертность на «Колыме» была высокой, и два-три лишних трупа в месяц на статистику не влияли.
Вызвавший Белоглазого на бой, был из «давних». Костяк его группы составляли викинги. Называвшего себя ярлом громилу огромного роста, с бугрящимися, под покрытой многочисленными шрамами кожей мышцами, считали берсерком. На его фоне поджарый, жилистый Белоглазый выглядел подростком. Бой длился несколько секунд. Белоглазый, легко уворачиваясь от ударов противника, улучив момент, запрыгнул тому на спину, и перегрыз сонную артерию. Больше желающих сразиться с ним не нашлось.
Последующие три года никак не отложились в сознании Белоглазого. Дни настолько походили друг на друга, что у памяти просто не было возможности хоть за что-то зацепиться. Если бы кто-нибудь решился спросить у Белоглазого, что помогает ему не сдаваться, находить в себе силы жить в таких условиях, и при этом окончательно не превратиться в животное, а тот снизошёл бы до того, чтобы ответить, то не вдаваясь в подробности, ограничился бы только двумя словами: надежда и ненависть.
Вне всякого сомнения Белоглазый был сильной личностью. Годы тренировок и богатый опыт умения выживать практически в любых условиях, оказали ему неоценимую услугу. Он не был религиозен, и не был фаталистом. Белоглазый не сомневался, что окружающий его, зачастую, враждебный мир не направляет негатив сознательно ни на людей в целом, и уж точно не на него в отдельности. Условные высшие силы даже не догадываются о его существовании, и живут по своим законам. Везение он тоже не считал чем-то определяющим жизнь того, или иного индивида. Везти абсолютно во всём, как и во всём не везти – такого не в природе не бывает. Если кто-то трезво оценивает свои возможности и соотносит их со своими желаниями, он априори не может быть невезучим. Деревенский парень, не видя себя в чём-то ином, как в работе на земле, и мечтающий заполучить в жёны соседскую девчонку, не претендующую на титул «Мисс Вселенная», как правило, получает желаемое. Амбициозный, волевой и одарённый человек, поставивший перед собой цель, соответствующую его возможностям, также остаётся в выигрыше, а пресловутым высшим силам ни до первого, ни до второго нет ни малейшего дела, им совершенно всё равно, чью жизнь вознести на вершину, а чью обратить в прах, даже не заметив этого. Ставить перед собой заведомо невыполнимую задачу, а потом сетовать, что не повезло, это непростительная глупость. Белоглазый был уверен, что в неподконтрольном ему необъятном, не поддающимся осмыслению мире обязательно произойдёт нечто, казалось бы, не имеющее к нему ни малейшего отношения, что он сумеет обратить себе во благо, и это не будет ни везением, ни подарком, лично ему, от высших сил, а всего лишь случайностью, воспользовавшись которой, можно попробовать что-то изменить в свою пользу, и не по мановению волшебной палочки, а приложив максимум усилий, весь накопленный опыт и всю свою волю к тому, чтобы этот шанс не упустить. Это и стало его надеждой. Ненависть же была алогичной, иррациональной и противоречащей его же философии. Отрицая сознательное вмешательство в судьбу человека высших сил, Белоглазый всё самое худшее, что случилось в его жизни, напрямую или косвенно связывал с русскими. Это они сорвали его операцию в Сирии, они безраздельно правили на полуострове, заставляя жить по своим правилам, они раскрыли заговор, пытали его, и отправили на каторгу.
Случай, на который Белоглазый надеялся все эти годы, произошёл в конце обычного рабочего дня. В наказание за неоднократные нарушения его поставили работать на ручную лебёдку. По окончании смены работники потянулись в сторону лифтов на ужин. Белоглазый тоже собрался уходить, когда сначала ощутил лёгкую вибрацию под ногами, а затем заметный толчок. Прямо на его глазах в стыке между стеной и дном карьера образовалась трещина, и часть породы провалилась. Его, как подтолкнуло что-то. Подскочив к провалу, он протиснулся в него, и попал в какую-то пещеру. Было темно, и идти дальше Белоглазый не решился. Поднявшись наружу, он завалил трещину попавшимся под руку хламом, и присоединился к идущим с дальних участков карьера заключённым. С того дня его жизнь кардинально изменилась. Он попросил вольнонаёмного начальника участка оставить его работать на лебёдке, чем немало того удивил. Эта работа считалась самой трудоёмкой на каменоломне, и на неё, в качестве наказания, ставили провинившихся. По окончании назначенного срока, их сменяли другие нарушители. Начальник недоумевающе пожал плечами, но согласился. Мало ли среди каторжан всяких психов?
Не торопясь, чтобы не вызвать ненужных вопросов, Белоглазый перетащил в бригаду лебёдчиков костяк своей «армии» - пятерых бывших инструкторов, и ещё четверых, заслуживших особое доверие.
Посвятив избранных в свою тайну, и выяснив, что пещера это часть русла пересохшей подземной реки, Белоглазый стал готовить побег. Для начала он и его люди заслужили безупречной работой доверие начальства. Операторы дронов даже перестали наблюдать за лебёдкой. Запасшись снаряжением, двое из бригады отправлялись на поиски выхода. Когда их попытки не увенчались успехом, Белоглазый принял решение пробить выход на поверхность за пределами карьера. На это ушло без малого шесть лет.
Незадолго до побега одному из людей Белоглазого покалечило руку, и тот взял в бригаду новенького, русского. Решения патрона никогда не обсуждались, но посвящённые в план побега недоумевали. «Разве нельзя было взять кого-то из своих? Босс стал сентиментальным, сынишку себе завёл», - шептались они между собой. Они и помыслить не могли, что парень для Белоглазого значил не больше, чем лягушка для препарирования. Одержимый русскими, тот, общаясь со своим протеже, пытался как можно больше узнать о его соотечественниках, разгадать тайну пресловутой русской души, чтобы, когда придёт срок, ударить побольнее, с лихвой отомстить за нанесённые ему обиды.
Наконец, настал день, которого столько лет ждали Белоглазый и его единомышленники. Монолит спасовал перед упорством людей, и сдался. До выхода на поверхность оставались считанные сантиметры грунта. Всё необходимое для побега было приготовлено заранее.
В назначенный день, перед окончанием работ все участники побега собрались у трещины. По одному они протиснулись внутрь, замаскировали провал, и начали движение в сторону пробитого лаза. Они выбрались наружу, но уже через несколько минут их догнали пограничники, и обстреляли. Скрывшись в полосе тумана, беглецы потеряли двоих человек, а до этого ещё двоих застрелили военные. Оставшиеся двигались по кромке тумана до тех пор, пока не вышли к морю. Обогнув установленный параллельно полосе тумана забор вплавь, они отправились на север, и добрались до Старого Города.
ГЛАВА 3
В ЗАМКЕ
Оставив свою группу в каком-то заброшенном строении, Белоглазый пошёл в город. «Теперь вся надежда на Отто», - Размышлял он дорогой. Ему было известно, что Вебер перебрался жить в Старый Город. Такое решение, зная его тайну, было вполне обосновано. Здесь его вряд ли кто-нибудь смог бы опознать, а в Новоанадыре могли оказаться люди, знавшие его по прежнему миру, и не исключено, что далеко не с лучшей стороны.
Белоглазый украл чей-то длинный плащ с капюшоном, висевший на перилах крыльца жилого дома, и опросив с десяток прохожих, нашёл фахверк Отто. На стук откликнулись глухим рычанием, и в дверь с той стороны ударило тяжёлое тело.
- Тихо, Фернир, - послышался голос хозяина. Дверь открылась, и наружу осторожно выглянул Отто Вебер. За все эти годы он почти не изменился. Отто заметно поправился, а залысины на его лбу встретились на затылке.
- Что вам угодно? – неприветливо спросил он, вглядываясь в лицо Белоглазого.
- Вы не очень-то дружелюбны, Отто, - Белоглазый сбросил на плечи капюшон.
- Марвин?
Впервые за столько лет услышав своё имя, Нолан вздрогнул:
- Он самый. Так вы впустите меня в дом, или мы будем разговаривать на пороге?
Вебер с явной неохотой распахнул дверь, и придерживая ворчащего пса за ошейник, пропустил Нолана в начинающуюся прямо за порогом гостиную.
- Что-нибудь выпьете? – без особого энтузиазма предложил хозяин.
- Всё, что предложите, - Марвин скинул плащ, и уселся за стол, - пятнадцать лет не слышал запах алкоголя.
Отто открыл застеклённую дверцу резного буфета, достал бутылку вина и серебряные стаканы:
- Чем обязан вашему визиту?
- Мне нужна ваша помощь.
- Чем бедный старик может вам помочь? – театрально вздохнул Вебер.
- Вы приютите меня и моих друзей на несколько дней, - Марвин поводил перед носом стаканом с вином, и сделал глоток.
Отто не понравился самоуверенный тон гостя, и он решил поставить его на место:
- Насколько я знаю, сейчас вы должны находиться на «Колыме», отбывать пожизненный срок. Но раз вы здесь, нетрудно догадаться, что вы сбежали. Вас наверняка ищут… Теперь назовите мне хотя бы одну причину, которая заставит меня пренебречь здравым смыслом, и спрятать в своём доме беглых каторжников.
- Ваша информированность и интерес к моей судьбе несколько неожиданны, - Нолан поставил стакан на стол. – Налейте ещё, пожалуйста.
- Бросьте. Об этом писали все газеты Новоанадыря. Но вы ушли от темы. Почему я должен вам помогать? Мы с вами едва знакомы, вы преступник, а я…
- Давайте не будем навешивать ярлыки, господин штандартенфюрер. Не с вашим послужным списком рассуждать о моём статусе…
Выложив свой главный козырь, Марвин рассчитывал на произвести эффект, но реакция Вебера превзошла его самые смелые ожидания.
Глаза Отто вылезли из орбит, челюсть отвисла, а тело содрогнулось от пробежавшей по нему крупной судороги. Казалось, что старика вот-вот хватит удар.
- Откуда вы… - выдавил из себя Вебер, когда сумел взять себя в руки, и обрёл дар речи.
- Не важно, откуда об этом знаю я. Лучше подумайте, что вас ждёт, когда об этом узнают русские.
Вебер покосился на собаку. Нолан, внимательно наблюдавший за выражением его лица, без труда прочитал его мысли:
- Даже не думайте! Мои люди за меня разорвут вас на части не хуже вашей дворняги.
- Это не дворняга, - обиделся Отто за своего питомца, и увёл разговор в сторону от небезопасной темы, - это кане-корсо, собака древних римлян. Я щенком купил его в Античном квартале. Он слушается каждого моего слова.
- Вернёмся в русло конструктивного разговора, или вы предпочитаете посмотреть на бой американского десантника с вашим псом? – Марвин достал из складок одежды самодельный нож, и положил его перед собой на стол.
- Если я кое-что для вас сделаю, вы оставите меня в покое? – покосился Вебер на заточку.
- Я вас слушаю.
У меня сложились неплохие отношения с магистром Ордена всадников госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского, Бастианом де Брольи. Мы нередко встречаемся с ним за шахматной доской и бутылкой вина. Я могу замолвить за вас словечко, и вас поселят в замке. Будете жить на всём готовом, а главное, туда нет хода ни полиции, ни охранке. Де Брольи человек чести, и если вы заслужите его расположение, он не только вас не выдаст, но и возьмёт под своё покровительство.
- Отлично. Я пойду за своими людьми, а вы позаботьтесь об ужине и ночлеге, - Нолан поднялся из-за стола, и пошёл к выходу. Уже у двери он обернулся, - и не наделайте глупостей, Отто. Если даже вы сумеете до моего возвращения организовать какую-нибудь пакость, информация о вашем прошлом ляжет на стол начальника охранного отделения, и у вас появиться возможность на себе испытать все прелести жизни, которыми я наслаждался пятнадцать лет.
Всё сложилось даже лучше, чем ожидал Белоглазый. Напуганный Вебер беспрекословно выполнял все его просьбы, мало чем отличающиеся от приказов. Сам он и его люди жили в доме Отто на полном довольствии, опустошая винный погреб и запасы съестного в кладовке. Веберу пришлось раскошелиться и на одежду для всей компании. Он освободил свою спальню, и перебрался вместе с собакой в мансарду, в пустующую каморку прислуги. Пес изнывал от желания порвать незваных гостей в клочья. Белоглазый не сомневался, что Вебер испытывает схожие чувства.
На четвёртый день их пребывания в Старом Городе, Отто привёл Нолана в замок, и познакомил с магистром. Не вдаваясь в подробности своего появления в этой части города, Марвин рассказал де Брольи, что он военный из «последующих», католик, и заверил, что если магистр окажет любезность, и приютит его, и прибывших с ним людей в замке, он сможет быть полезен Ордену, и даже научить рыцарей правилам современного боя.
- Пожалуй, я приглашу вас погостить у нас, мсье… - замялся магистр.
- Белоглазый, зовите меня Белоглазый, - пришёл ему на помощь Марвин.
- Хорошо, мсье Белоглазый, - слегка наклонил голову магистр, - но вы должны помнить, что в замке существуют правила, которые вы должны будете неукоснительно выполнять.
- Разумеется, магистр, - Нолан был сама покорность.
Этим же днём он и его товарищи покинули дом Вебера. Белоглазый ухмыльнулся, представив, как Отто сейчас отплясывает шуплаттлер со своим кане-корсо.
Пока его команда маялась от безделья, Нолан, не привлекая внимания, обследовал замок, вникал в особенности правил установленных госпитальерами, прислушивался к разговорам рыцарей ордена. Очень скоро он пришёл к интересным умозаключениям. Похоже, что магистр либо лукавил, либо был не в курсе истинных настроений среди своих подчинённых.
Со дня, когда отряд рыцарей перенёсся на полуостров, прошло около пятнадцати лет. Молодые воины стали степенными мужами, зрелые постарели, а почившего магистра сменил де Брольи, который не сумел снискать среди братьев должного уважения. От истинных госпитальеров сейчас мало что осталось. Несмотря на обет бедности, целомудрия и послушания, мало кто из рыцарей не имел в городе любовницу.
Содержание дамы сердца требовало немалых средств, и самой распространённой темой разговоров среди братьев были деньги. Некоторые в шутку предлагали вытрясти из магистра те восемь динариев, что они когда-то отдали, в знак отказа от богатства. Также, рыцарей нередко можно было застать за игрой в кости, кубком вина, или кружкой эля в таверне «Скачущая королева».
«Налицо деградация рыцарства, - констатировал Нолан, - прав был соотечественник и тёзка Вебера, Отто фон Бисмарк: «Армия, которая не воюет - разлагается». Надо подумать, можно ли из это-го извлечь для себя какую-то выгоду».
Помимо рыцарей, в Старом городе паразитировали разрозненные группы ландскнехтов. Чтобы поумерить их аппетиты, госпитальеры, за скромную плату, подрядились защищать горожан от беззаконий, творимых наёмниками. Нередко между рыцарями и ландскнехтами происходили стычки, в которых победу неизменно одерживали члены ордена. У наёмников не было грамотных командиров, без которых, даже обладая немалым военным опытом, те мало чем отличались от толпы разбойников.
Заручившись поддержкой нескольких ландскнехтов, пользующихся авторитетом у своих братьев по оружию, Марвин, втайне от магистра, сколотил из наёмников несколько бригад, начальниками над которыми поставил своих людей. Те обложили данью купцов и мастеровых города, запугав их неизбежностью репрессий, в случае, если они пожалуются на поборы рыцарям. По сути, это был обычный рэкет, но Марвина это нисколько не смущало. Зачем придумывать что-то новое, когда и давно придуманное работает безотказно? Деньги, как таковые, Нолана не интересовали. Они были только средством в его далеко идущих планах. Он стал ссужать рыцарей некими суммами, под символические проценты. В знак благодарности, на ближайшем капитуле братья потребовали от магистра предоставить мэтру Белоглазому право обложить дополнительными податями Русскую и Немецкую слободы.
Получив вес в городе, Нолан вышел на выборных, с которыми, посредством дорогих подарков и существенных спонсорских финансовых вливаний, наладил взаимовыгодное тесное содружество. От депутатов требовалось всего-то, блокировать в Думе любые законопроекты, расширяющие полномочия властей Новоанадыря в Старом Городе.
Когда магистр де Брольи, не без помощи некой дамы, понял, что реальная власть в городе почти полностью перешла в руки Белоглазого, повернуть всё вспять было уже невозможно. Нолан, как паук, опутал сетями все властные структуры, опираясь на безоговорочно поддерживающих его ландскнехтов, которых он сумел организовать в некое подобие армии. Среди рыцарей произошёл раскол. Одна их часть приняла сторону Белоглазого, а другая выступала за сохранение традиций Ордена, и очищении его рядов от скверны, обвиняя де Брольи в некомпетентности и предательстве. У магистра почти не осталось сторонников, и он вынужден был признать свою несостоятельность. Со дня на день его должны были низложить, и выбрать нового магистра. Тогда-то Марвин и познакомился с Марой. Она сама предложила встретиться, и обсудить возможность компромисса. Для Нолана стал едва ли не откровением факт, что ведьмы и колдуны действительно существуют. Он чуть было не попал под чары колдуньи, чудом сумев избежать серьёзных последствий от встречи с неподконтрольной ему силой. Как позже выяснилось, на «последующих» колдовство не могло оказывать своё воздействие в полной мере. Марвин, приняв к сведению новую реальность, нашёл в Старом Городе всех ведуний и магов, многие из которых были недовольны властью, и привилегированным положением Мары, и переманил их на свою сторону. Только получив защиту от воздействия на себя колдовства, он снова встретился с ведьмой, и на то была причина.
Деятельность Нолана стала беспокоить охранное отделение. По большому секрету, Марвин узнал от одного думца, что в Старый Город внедрили шпиона. В то время Нолан уже вышел на постаревшего, но не растерявшего своих амбиций Эванза. Уже как Белоглазый, Марвин предложил ему свою помощь, но уже в качестве равноправного партнёра. Эванз понимал, что только благодаря молчанию Нолана, охранка не смогла добраться до главных заговорщиков, и согласился на его условия, тем более, что теперь за тем была серьёзная сила, способная повлиять на исход дела. Эванз устроил Белоглазому встречу с продолжающими вести борьбу за власть на полуострове влиятельными людьми. Нолан предложил им свой план.
Времена изменились. За пятнадцать лет подросло новое поколение англосаксов, не желавшее мириться с существующими порядками. Их стало больше, они были циничнее, решительнее своих предшественников и… глупее. Их нисколько не смутила идея, дать наёмникам в руки современное оружие, и пустить их в город. Они только уточнили у Нолана, сколько единиц оружия ему нужно, и сумеют ли ландскнехты справиться с нацгвардией и полицией. Тот заверил, что имеющие опыт военных действий наёмники, способны одержать победу над русскими, и что с их помощью путчисты сумеют прийти к власти.
Марвин сознательно умолчал о том, что победителей потом некому будет призвать к порядку. Что напившиеся крови банды ландскнехтов будут вести себя в захваченном городе так же, как вели себя и четыреста и пятьсот лет назад – грабить, насиловать и убивать. Остановить их сможет только их лидер, которого они боятся, и признают за ним право собой командовать. То есть, ещё более кровожадного и жестокого, чем они сами. Чистеньких буржуа, с бриллиантовыми заколками в гал-стуках, наёмники слушать не будут, и открывших этот ящик Пандоры, ждёт незавидная участь.
Умудрённый опытом Эванз пытался донести до своих коллег вероятность неблагоприятного развития событий, но ему припомнили провал предыдущего переворота, и обвинили в излишней осторожности, граничащей с трусостью.
Уязвлённый Эванз замолчал. Когда же, взглянув на Белоглазого, он заметил промелькнувшую на его лице мстительную улыбку, ему всё стало ясно. Лоб Эванза покрылся испариной: «Нолан ничего не забыл, и не простил! Как же он, опытный интриган, тонкий психолог, сразу не заподозрил, что тот ведёт свою игру? Довериться человеку, которого угрозами заставили принять участие в заговоре, а когда тот был раскрыт, опять же, угрожая расправиться с его подружкой, вынудили молчать, тем самым обрекая на медленную смерть на пожизненной каторге – о чём он думал? Белоглазый безошибочно просчитал, что на закате своих дней Эванз не упустит шанс взять у русских реванш. Поманив его скорым исполнением заветной мечты, Нолан притупил его бдительность, втёрся в доверие, и предложил заговорщикам свой, казалось бы, безупречный план…».
Эванз вздрогнул, когда его плечо сдавили железные пальцы Белоглазого.
- Я понял, что вы задумали! – выпалил старик в ухмыляющееся лицо Нолана, собираясь привлечь внимание присутствующих. Размышляя, он не заметил, что те разбрелись по комнате, приступив к фуршету.
- Заткнись, - улыбаясь шепнул Эванзу на ухо Белоглазый, - сейчас ты объявишь, что полностью принимаешь мой план, и призовёшь этих баранов оказывать мне всякое содействие.
Эванзу хватило решимости только на то, чтобы отрицательно покачать головой.
- Мои люди у тебя дома. Они тоже огорчены, что по твоей милости им пришлось пятнадцать лет горбатиться в каменоломне. Если ты мне помешаешь, тебе некому будет оставить наследство.
- Вы блефуете…
- Позвони домой, - небрежно передёрнул плечами Белоглазый.
Эванз был вынужден выполнить требования Нолана. Он произнёс короткую пафосную речь, и призвал своих единомышленников довериться мистеру Белоглазому, который, наконец-то, покончит с произволом русских на полуострове.
Сославшись на важные дела, Эванз покинул собрание, а через полчаса пришла ужасающая весть – лимузин мистера Эванза на загородном шоссе, на полной скорости, врезался в самосвал гружённый камнем. Сам Эванз, его телохранитель и водитель погибли на месте.
«Мавр сделал своё дело… - подумал Марвин, наблюдая за возбуждённо обсуждающими случившееся участниками тайного собрания, - я правильно предположил, что только Эванз сможет разгадать мои намерения. Именно он вынудил меня принять участие в том заговоре, а потом отдал на заклание, даже не попытавшись вытащить меня с каторги. Поверить, в то, что я сбежал для того, чтобы снова наступить на те же самые грабли, мог только полный кретин, а уж кем-кем, а кретином Эванз не был. Благо, маги из Старого города кое чему меня научили. Мне удалось на какое-то время «отвести ему глаза», но он слишком быстро пришёл в себя, и всё понял. Решение отправить к нему домой своих людей оказалось более, чем уместно».
Перед тем, как связаться с Эванзом, Марвин через контрабандистов наладил контакты с главарями новоанадырского преступного мира. Раздобыл через них незарегистрированные сотовые телефоны, несколько пистолетов, и револьверов, вооружив ими свою «гвардию». Узнав точное время встречи с заговорщиками, которую Эванз устроил по его просьбе, Белоглазый разработал план ликвидации уже не нужного ему старика, наняв местных бандитов. Как только Эванз покинул собрание, Марвин связался с ними, и те выполнили порученное им задание.
Выступление было назначено через несколько месяцев. В Новоанадыре заговорщики работали с недовольными слоями населения, готовя их к антиправительственным демаршам, создавали группы провокаторов-боевиков, и печатали прокламации. Всё шло по плану, и тут, как снег на голову, информация о шпионе. Белоглазый понимал, что стоит тому хоть что-то нарыть, и всё кончится так же, как и при первой попытке переворота. Этого он допустить не мог. Он обратился за помощью к магам и колдуньям. Рассчитывать, что туповатые ландскнехты быстро вычислят шпиона, было бы наивно. Маги справились. Они смогли выведать у шпиона, что в городе есть человек, работающий на начальника охранного отделения. Кто он, и где его искать, узнать им не удалось. Глубоко залезть в мозги «настоящего» им было не под силу. Такое могла сделать только очень сильная ведьма. Шпион умер, унеся свою тайну с собой. Белоглазый приказал отрезать ему голову, и доставить её на тот берег. Пусть там подумают, что с их человеком расправился кто-то из «давних», для которых подобные методы норма. Нужно было срочно искать предателя. Проживая в Старом Городе, тот мог узнать много такого, что развязало бы руки охранке. Вот тогда-то Нолан и обратился к Маре.
Та согласилась помочь, если он даст ей обещание, что после низложения магистра, под покровительством которого она находилась, ей ничего не будет угрожать. Нолан пообещал, и через два дня Мара назвала интересующие его имя и адрес.
Марвин вздохнул с облегчением. Все препятствия были устранены, об очередном шпионе никакой информации не поступало, и других причин для беспокойства пока не было. Всё шло, как по маслу.
Первые неприятности начались во время рейда в Русскую и Немецкую слободы. Проклятые русские разгадали тщательно разработанный Белоглазым план операции, и отбили атаку ландскнехтов. В Старый Город прилетели вертолёты со спецназом, под командой самого начальника охранного отделения Новоанадыря. Как ни хотелось Белоглазому наказать русских, всё же пришлось отложить месть до лучших времён. С того берега уже переправили ящики с оружием и боеприпасами. Ящики спрятали в пещере под замком. Лично контролируя складирование, Нолан впервые увидел подземный цирк с ареной. Когда же он узнал, что за представления здесь проходят, он испытал лёгкий шок. Настоящие гладиаторские бои? Здесь, в нескольких километрах от современного мегаполиса? Выходит, напрасно он думал, что в этом мире его уже ничем не удивишь, особенно после общения с ведьмами и колдунами. «Непременно нужно побывать на этом зрелище», - решил Белоглазый, но за делами всё никак не получалось.
Мог ли он предположить, что из-за этой «невинной» забавы в Новоанадыре разразятся такие нешуточные страсти, что заговорщики решаться начать мятеж немедленно. Второй раз рисковать головой из-за чьей-то глупости Нолан не захотел. Вооружив своих людей автоматами, он стал готовиться к побегу вглубь полуострова. Если удастся переправиться через реку южнее приречного поселения, то можно будет укрыться в труднодоступном горном районе на юго-востоке полуострова, и вернуться, когда здесь всё поутихнет. Нолан не сомневался, что если заговорщиков возьмут, они попытаются всё свалить на него. Его будут искать, но он всё же надеялся отсидеться в горах. У него была припрятана солидная сумма на чёрный день, о которой никто не знал. Можно было вернуться в Новоанадырь, и через тамошних криминальных авторитетов сделать пластическую операцию и новые документы. От подельников придётся избавиться, но только после того, как они будут уже не нужны. Стать полноправным правителем Новоанадыря у него не получилось. Это не первая его неудача. Пережил прежние, переживёт и эту. У него всё получится. Он найдёт Фредерику, всё ей объяснит, они купят виноградник где-нибудь на юге… О том, что Фредди за время его отсутствия могла выйти замуж, и нарожать кучу детей, Белоглазый не думал. Она была последним, что осталось в этой жизни, и потеря была бы слишком болезненна, даже для него.
Всё пошло не так. Сбежать они не успели. Непонятно откуда взявшийся спецназ атаковал казарму рыцарей, и пробился на второй этаж. Все люди Белоглазого погибли. Сам он чудом сумел скрыться, едва не сойдя с ума, увидев лицо русского, сорвавшего его операцию в Сирии несколько месяцев назад. Для капитана Марвина Нолана с того времени прошло больше семнадцати лет.
ГЛАВА 3
УТЕШИТЕЛЬНЫЙ ПРИЗ
- Ушёл, гад! Из-под самого носа! – повернулся Егор к Сомову, - вот, как тебя его видел.
- Теперь скоро не найдём, - выглянул в окно поручик, - на дно заляжет. Что делать-то будем?
- Ты отправь пару бойцов к ребятам, пусть пулемёты и боезапас принесут. Может, нам ещё оборону держать придётся, а я с рыцарями пойду поговорю, узнаю, что они там надумали.
- Я с тобой.
- Ты, Гриш, со своими, лучше осмотрите здесь всё. Прикиньте, где лучше пулемётные гнёзда расположить, и гоните всех, кого найдёте на улицу, - Егор по-свойски похлопал Сомова по плечу, и вышел из комнаты.
Осторожно выглянув во двор, он увидел стоящих полукольцом рыцарей, молча слушавших забравшегося на оголовок колодца начальника стражи, подсказавшего где искать Белоглазого. Чуть в стороне, опираясь на копьё, стоял Услад. Уваров помахал рукой, чтобы привлечь его внимание. Заметив Егора, ближник поспешил к нему навстречу.
- Живой! – обрадовался он, с головы до ног оглядывая товарища, - наши все целы?
- Все.
- А Белоглазый?
- Упустил я его… У вас-то тут что? – кивнул Уваров в сторону рыцарей.
- Правильно ты старшого их отпустил. Дельный мужик. Мы как во двор вышли, он рыцарей сколь было собрал, и на наёмников, что тут кучковались, повёл. Те в драку. Помяли мы их, да за ворота вытолкали, - Услад показал на несколько неподвижно лежащих на брусчатке ландскнехтов.
- А ты чего с копьём-то? Забыл, как из автомата стрелять?
- Ничего я не забыл, - насупился Услад, - только не по мне это, людей, как кролей забивать. Видел я, что эта машина сотворить может.
- Так рыцари за нас, или как?
- Конрад, ну, тот, что на колодце, сказывал, что они принимают законную власть, и помогут нам утихомирить наёмников. Сейчас они магистра нового выбирают.
- Вот и ладно, - повеселел Егор, и посмотрел на башню, - а пойдём-ка, я тебе «зазнобу» свою покажу, если не сбежала ещё.
- Это ведьму что ли? – опешил Услад.
- Ну да. Или боишься?
- Чего это боюсь-то. Пойдём…
Они пересекли двор, и поднявшись по ступеням, остановились у приоткрытых двустворчатых дубовых дверей.
- Я вперёд, а ты за мной держись, - Егор взял автомат наизготовку, и вошёл в башню.
Внутри никого не было. По винтовой лестнице они добрались до верха. Уваров рывком открыл дверь, и вошёл в комнату. Мара сидела у зеркала, и убирала волосы в причёску.
- Я знала, что ты придёшь, - глядя на его отражение в зеркале, произнесла она бесцветным голосом, - ты отдашь меня им?
- Кому им? – не понял Егор.
- Госпитальерам, - Мара повернулась лицом к вошедшим, - сейчас они выберут нового магистра, и если я попаду в его руки, меня сожгут на костре, как ведьму.
- Негоже баб на костре жечь, не соломенная чай, да и не Масленица на дворе, - забасил Услад.
Неожиданно Мара поднялась со стула, подбежала к Усладу, и заглядывая ему в лицо, запричитала:
- Добрый рыцарь, помоги несчастной женщине…
- Прекрати, Мара! – оттащил её от Услада Егор, заметив, как у того стекленеют глаза.
- Отпусти меня, Егор, умоляю! Они же сожгут меня! – глазами, полными слёз, Мара пыталась поймать его взгляд, - я же не сделала тебе ничего плохого. Я излечила тебя от ран!
- Не думаю, что это хорошая идея…
- Я уйду к испанским морякам! Они поучили разрешение на строительство посёлка на юге полуострова. Я поселюсь там, и доброй католичкой проживу остаток своих дней.
- Ой ли? – недоверчиво усмехнулся Егор, - свежо предание, а верится с трудом.
- Вот, - нервным движением Мара стянула с пальца перстень, и протянула его Уварову.
- Ты что, взятку мне даёшь? – скорее удивился, чем обиделся Егор.
- Это не просто перстень. Это залог. Я не смогу делать зла, пока он находится в чьих-то руках.
- Это правда?
- Да.
- И ты так легко с ним расстаёшься?
- Легко?! – да приди ты в себя! – сверкнула своими странными, разноцветными глазами Мара, отказавшись от роли несчастной жертвы, - меня ждёт либо костёр, либо ваша каторга. Неизвестно, что хуже. Или ты считаешь, что моя жизнь ничего не стоит, без возможности кому-то напакостить?
- Я выведу тебя за ворота, - сдался Егор, - Услад, найди коня.
Когда тот ушёл, Мара стала собирать вещи.
- Помоги, - бросила она Уварову мешок из плотной ткани.
Мара сунула в мешок бельё, пару платьев, шкатулку с драгоценностями, сгребла с туалетного столика косметику, и надев длинный плащ, накинула капюшон:
- Я готова.
- Тогда пошли.
Рыцари, охраняющие ворота, опасливо посмотрев на автомат, висевший на плече несущего мешок Егора, Мару и ведущего в поводу осёдланного коня Услада, ни слова не говоря, выпустили их из замка.
Услад помог женщине сесть на лошадь, а Егор приторочил кладь к седлу.
- Спасибо вам. Вы не пожалеете о своём поступке, - она уже тронулась с места, но приостановилась, - вам очень нужен один важный человек из Античного квартала. Поторопитесь, вы можете опоздать.
- Андроникус! Бежим, Услад! – дёрнул Егор товарища за рукав.
Мара проводила взглядом удаляющиеся фигуры в камуфляже, и пустив коня рысью, поехала в противоположную сторону.
В Античном квартале Уваров остановил первого же попавшегося им прохожего:
- Где дом Андроникуса?!
- Идите по этой улице, потом повернёте…
- Некогда нам, показывай дорогу, Бегом!
Бежать пришлось долго, на самую окраину. Провожатый уже выбился из сил, и опустившись прямо на мостовую, тяжело дыша, молча показал на богатую виллу за высоким забором. Друзья подбежали к воротам, и забарабанили в створки.
- Охранное отделение Новоанадыря! Открывайте немедленно! – закричал Егор.
В створке ворот приоткрылась калитка. Уваров распахнул её ударом ноги, и ворвался внутрь. Ему навстречу выскочили четверо охранников, с пилумами в руках.
- Все на землю! – Егор дал короткую очередь в воздух. Охранники, побросав копья, повалились на выложенную мраморной плиткой дорожку. - Посторожи их! – бросил он Усладу, и побежал к дому.
Осмотрев с полдюжины комнат, Егор, словно по наитию, заглянул за одну малоприметную дверь. Это была ванная комната. Андроникус сидел во вмурованной в пол ванне, и дрожащей рукой пытался вскрыть себе вены.
- Отставить! - рявкнул Уваров, и отобрал у Андроникуса нож, - обойдёмся без патрицианских штучек, чай не в Древнем Риме, или запамятовал?
- По какому праву?! Я депутат Государственной Думы, толстяк приподнялся из ванны, демонстрируя жирную, обвисшую грудь.
- А я думал ты завсегдатай гладиаторских боёв, - наслаждался ситуацией Егор.
Сколько раз, смотря телевизор там, в другом мире, он мечтал поговорить один на один с кем-нибудь из зажравшихся народных избранников.
- Это ложь! – взвизгнул Андроникус, - кто вы такой?!
- Штаб-ротмистр Охранного отделения Уваров, - представился Егор, - а по совместительству ретиарий. Праздник в лудусе Прокула помнишь?
На депутата было жалко смотреть. На его толстом лице, словно фигуры в калейдоскопе, сменяли друг друга выражения недоверия, удивления, страха.
«Вот он, момент истины! – припомнился Егору роман Владимира Богомолова «В августе сорок четвёртого», - надо его тёпленьким колоть».
- Вот что, пингвин. Ты мне сейчас чистосердечное признание напишешь. Что, где, когда, с кем. Фамилии, должности…
- Я ничего писать не буду! Я требую адвоката!
- Не будешь, значит не будешь, - подозрительно легко согласился Уваров, - только тебе не адвокат потребуется, а архимим. Должен же хоть кто-то на твоих похоронах тебя оплакивать.
- Я не боюсь смерти, - гордо вскинул голову Андроникус.
- Это смотря какой, - изобразил зловещую улыбку Егор, - там, во дворе, меня дожидается мой друг, Услад. Он из «давних». В лудусе Прокула он был мурмиллоном. Думаю, он с превеликим удовольствием проведёт с тобой показательный кулачный бой. Он будет бить тебя, свинья, пока ты копыта не откинешь. Как тебе такой вариант?
- Вы не имеете права! Вы должностное лицо. Это противозаконно! – заверещал депутат.
- Это я в Новоанадыре должностное лицо, а здесь я гладиатор. И хрен кто мне помешает наказать тебя за то, что ты покрывал запрещённые игры в Старом Городе. А ну, вылезай!
- Я всё напишу, но я буду жаловаться! – Андроникус, расплёскивая воду, розовым хряком выбрался из ванны. Укутавшись в простыню, он прошлёпал босыми ногами в кабинет.
Усевшись за инкрустированный ценными породами дерева стол, он взял обычный лист писчей бумаги, и ручку с золотым пером:
- Что писать?
- Всё. Не забудь об участии в заговоре, имена заговорщиков. Чем больше напишешь, тем меньше дадут.
Депутат дописывал уже третий лист, когда в кабинет вошёл Услад:
- Еле тебя нашёл. Куда запропастился-то?
- Что с охраной?
- Да связал я их. Никуда не денутся.
- А вот и ваш спарринг-партнёр, господин Андроникус, - перешёл на официальный тон Уваров.
- Какой партнёр? – испуганно оглядел богатырскую фигуру Услада депутат, - я же пишу.
- Ну, пиши, пиши.
Через полчаса Егор с Усладом вывели одетого в тогу и сандалии Андроникуса за ворота виллы.
- Можно помедленнее, - закапризничал страдающий одышкой депутат, не успевая за быстро идущими сопровождающими.
- Может, вам паланкин предоставить? – съехидничал Егор.
Андроникус в ответ только вздохнул.
Во дворе замка к ним бросился Сомов:
- Ну, вы чего? Мы тут чуть весь замок на уши не поставили, пока нам не сказали, что вы с какой-то женщиной в город ушли.
Уварову не хотелось, чтобы поручик узнал о Маре, и решил уклониться от возможных вопро-сов, связанных с этой щекотливой темой.
- Посмотри кого мы привели! – приобнял он за плечи понуро стоящего Андроникуса.
- Так ведь это…
- Собственной персоной. Надо подумать, как его в Новоанадырь переправить. Через Замковый квартал мы не пройдём. Там наёмники копытами поди бьют. В тоннелях этот боров застрянет. Прислать вертолёт без серьёзного основания Князев не сможет, для этого разрешение правительства нужно… Чёрт! Мы ведь связаться с ним не можем. Хоть бы ландскнехты на замок напали, тогда бы сюда спецназ отправили, - вслух размышлял Егор.
- Гриша! Хоть ты мне объясни, - обратился он к поручику, - почему в Старом Городе напрочь не работает никакая современная связь. Почтовых голубей, или гонцов в Новоанадырь отправляют. Дичь какая-то!
- Тут дело в замке. Наши учёные выяснили, что каким-то образом он глушит любые сигналы, в радиусе нескольких километров. Думаешь почему такую огромную территорию под лесопарк отвели? Да потому, что там ни сотовые, ни рации не работают. А какой смысл застраивать участки, к которым допотопные телефонные кабели надо тянуть? Да и телефонов у нас таких лет пятьдесят, как не производят… Надо как-то самим выбираться, - Сомов машинально осмотрелся по сторонам.
- Может, Конрада спросим, – посоветовал Услад, - а ну как, ход отсюда тайный есть?
- Давай попробуем, - как за соломинку, ухватился за идею Уваров.
Конрада, уже избранного магистром, они нашли в покоях де Брольи. Он сидел за массивным бюро, и просматривал бумаги.
- Чем могу быть вам полезен? – поднялся он навстречу Егору и Усладу.
- Нам нужно срочно покинуть замок. В городе неспокойно… - начал объяснять Егор, но магистр остановил его движением руки.
- Я вас услышал. Из замка есть потайной ход. Он тянется далеко на юг. Правда, выходит он на землях заселённых «дикими». Они могут быть опасны, но не более, чем дикари, которые засели в Замковом квартале. С вашим оружием, - Конрад показал на автомат Егора, - у вас больше шансов добраться до зоны отчуждения, с которой вас сможет забрать летающая машина.
- Это то, что нам нужно! – обрадовался Егор, - мы бы хотели уйти прямо сейчас.
- Вас проводят… Уделите мне минуту времени, - попросил магистр, и взяв Уварова под руку, подвёл его к окну, из которого открывался вид на город, - полагаю, скоро нас ждут большие перемены? Можете не отвечать. Меня больше интересует другое. Как вы думаете, позволят ли нам основать монастырь в каком-нибудь пустынном месте?
- Я не уполномочен решать такие вопросы, но полагаю, что особых проблем с этим не возникнет. Я слышал, что экипажам испанских галеонов, перенесшихся сюда несколько месяцев назад, разрешили строительство поселения.
- Это всё, что я хотел услышать, - обозначил полупоклон Конрад, - передайте властям, что я и мои люди на их стороне, и по первому же требованию готовы сложить оружие.
- Я обо всём доложу своему начальству, - пообещал Егор.
- Благодарю вас, - снова поклонился магистр, вернулся к бюро, и позвонил в серебряный колокольчик.
В комнату вошёл немолодой воин.
- Это Клод, мой помощник. Он исполнит все ваши распоряжения, и проводит до потайного хода.
Вернувшись к Сомову, Уваров приказал пополнить запасы воды, и взять кое-что из еды на кухне.
- Гриша. Давай к нашим, в подземелье. Пусть разминируют склад с оружием, и идут сюда.
- Может для начала вы объясните, что происходит? – как-то по-детски обиделся поручик.
- Да, конечно. Извини. Здесь есть подземный ход, который выведет нас из замка. Магистр недвусмысленно дал понять, что он и его рыцари на нашей стороне. Они и организуют охрану склада. Мы доберёмся до погранцов, через них свяжемся с Князевым, - вкратце изложил план дальнейших действий Егор.
- Это через зоопарк придётся идти?
- Через что?
- Это мы так между собой заповедник, где «дикие» обитают, называем, - смутился Сомов.
- «Дикие» действительно представляют серьёзную опасность?
- Да как вам сказать… - замялся поручик, - я в заповеднике ни разу не был, не наша юрисдикция. Ими «зелёные» занимаются, но я слышал, что на этой территории любая цивилизация, как таковая, отсутствует. Кто смел, тот и съел.
- Они что там, людей едят?
- Это я к слову сказал, но несколько «зелёных» и учёных-антропологов пропало.
- Двадцать первый век, против каменного. У нас неплохие шансы, - подытожил Уваров.
- У нас тут, вроде как, ещё двадцатый не кончился, - поправил его Сомов.
- Что? А, ну да. Я всё по привычке своим временем меряю. Давай, Гриша, собирай людей. Нам до темна бы в заповеднике оказаться, чтобы хоть немного осмотреться, и понять, что там к чему.
Сомов отправился в подземелье, взяв с собой двух рыцарей с арбалетами, выделенных Клодом для охраны склада с оружием.
Через полчаса вся группа была в сборе. Уваров вкратце рассказал о предстоящем переходе, и помощник магистра повёл группу к потайному ходу. В конюшне, под охапкой соломы, он открыл едва приметный люк:
- Это здесь. Ход тянется на несколько километров под городом, и поворачивает на юг. Идите только по главному коридору. Ни в коем случае не сворачивайте в боковые проходы, никто не знает, куда они ведут. Мы нашли это подземелье, когда здесь обосновались, но не обследовали и малой части лабиринта. Спускайтесь, там есть факелы, я вам посвечу.
Клод потянулся за масляной лампой, но Миша его остановил:
- Не надо, папаша. Мы справимся.
Он достал из рюкзака фонарь, поколдовал с висевшим у него на шее прибором, и первым спустился вниз. За ним, помогая Андроникусу, последовал Сомов, Услад, и остальные спецназовцы.
- Спасибо за помощь, - поблагодарил Клода Егор.
- Храни вас Бог, - Клод дождался, пока голова Уварова не исчезла в люке, и закрыл крышку, вернув на место солому.
ДИКИЕ ЗЕМЛИ
Из небольшого квадратного помещения, выложенного из обтёсанного, плотно подогнанного друг к другу камня, был один выход. Метра полтора в ширину, и два в высоту проход, с уклоном вниз уходил под город. Миша пошёл вперёд, остальные за ним. Примерно через полкилометра, справа и слева, как и говорил Клод, стали появляться проходы.
- Полазить бы здесь! – мечтательно вздохнул Михаил, - я ведь в свободное от работы время диггером был, всю Москву под землёй облазил!
- А диггер что ещё за зверь? – поинтересовался Сомов.
- Темнота! Диггеры это те, кто подземные городские коммуникации исследует.
- Слушай, альпинист, а ты на поверхности-то часто бывал? То по пещерам, то по канализации шарашился. Прямо уэллсовский морлок какой-то! Ты нас тут, случаем, не покусаешь? – засмеялся поручик.
- Да ну тебя! – отмахнулся Миша, - вроде солидный человек, офицер, а несёшь всякую чушь.
- Да шучу я, не обижайся. Мне эти подземелья вот уже где, - Сомов провёл ребром ладони по шее.
Они шли уже больше двух часов. В отличие от передвижения по тоннелям русла подземной реки, это больше напоминало прогулку. По прямому, как стрела коридору, облицованному каменной кладкой, в начале пути шедшему с заметным уклоном, после того, как он выровнялся, словно его прокладывали с помощью нивелира, было удобно идти. Как ни странно, но воздух не был спёртым, и дышалось легко. Видимо, он поступал из проёмов в стенах, которые попадались по пути. Примерно час назад коридор круто повернул на юго-запад.
Молчавший всё это время Андроникус заявил, что он устал, и им пришлось устроить привал. Прислонившись к стене, и вытянув ноги, Егор не удержался:
- Господин депутат! А как вы себя мыслите с кайлом в каменоломне? Я слышал, жизнь там не сахар.
- Оставьте меня в покое, жестокий человек, - простонал Андроникус, - вам доставляет удовольствие, меня мучить?
- Невыразимое! В том мире, откуда я сюда попал, слово депутат, сродни ругательному. В моей стране, впрочем, как и здесь, быть избранником народа, своего рода синекура. Неси время от времени всякую чушь с трибуны, всё равно никто толком не слушает, и получай за это зарплату, которая основной массе граждан и во сне не снилась, и главное, ни за что отвечать не нужно. Красота! Мечта любого пустобрёха и бездельника.
- Депутаты это лучшие из людей, они выборные от народа, - поджал губы Андроникус.
- Может, они и были когда-то лучшими, да продались с потрохами. Христос тоже в тех, кого в ученики отобрал, что-то особенное увидел, а всё же, один из них на тридцать серебренников его променял. Так и эти «лучшие из людей», как к кормушке пристроились, так и о народе, и о чести, не говоря уже о совести, всё позабыли. Ладно, хватит рассиживаться! – Егор легко поднялся, - идти надо.
Когда Андроникус уже еле передвигал ноги, коридор неожиданно закончился входом в про-сторную пещеру, с высокими сводами, в центре которых было большое, неправильной формы отверстие, сквозь которое внутрь падал лунный свет. В одной из стен пещеры была высечена лестница, заканчивающаяся где-то наверху. Егор отправил одного из спецназовцев проверить, куда она ведёт. Вернувшись, боец доложил, что лестница ведёт к выходу из пещеры. Выход находится у подножия скалы, и укрыт от посторонних глаз зарослями кустарника.
- Ясно. Заночуем здесь. Засветло на поверхность выбраться не успели, а ночью туда соваться не стоит, - принял решение Егор.
На дне пещеры, прямо под проёмом в потолке, лежал целый ворох веток, видимо, отломившихся от растущих наверху деревьев. Из них сложили, и разожгли костёр, и наскоро перекусив, устроились вокруг него на ночлег. Уставшие за день люди скоро уснули, а Егор стал вполголоса излагать Сомову свой план продвижения по условно вражеской территории.
- Первым пойдёт Услад. Как следопыт он нам с тобой ещё фору даст. Я следом. По сторонам поставим бойцов, а ты пойдёшь замыкающим. В центре Миша и наш народный избранник. Нам самим хоть костьми ложись, а этого пингвина надо Князеву в целости и сохранности доставить. Какие-нибудь возражения есть?
- Нет. Я и сам бы так людей расставил. А вы…
- Слушай, Гриш, не выкай ты мне, - перебил его Егор, - давно тебе сказать хотел, да всё не до то-го было.
- Замётано. Я чего спросить-то хотел, ты как к Князеву попал?
- Он меня сам нашёл, можно сказать, прямо с больничной койки выдернул, - улыбнулся Уваров, вспомнив своё знакомство с полковником.
- Со мной так же было, - покивал Сомов, - а ты тоже, как это сейчас называется, из спецслужб?
- Нет, я с флота.
- А мне даже вывеску менять не пришлось.
- В смысле?
- Вообще-то я Николаевское кавалерийское оканчивал. Мне прочили карьеру в гвардии, а я в охранное отделение рапорт подал. Ну не мог я смотреть, как всякая либеральная сволочь в стране воду мутит. У меня отец под Мукденом погиб. Я тогда только в училище поступил. Хорошо помню, как они победе микадо радовались, ручки потирали. И остальные, не лучше, все эти социал-демократы, анархисты, эсеры. Страна воюет, русские солдаты и моряки кровь проливают, а эти бучу затеяли, предатели. В четырнадцатом я в действующую армию перевёлся, эскадроном драгун командовал. А в начале шестнадцатого меня какой-то нелёгкой силой сюда занесло. Князев мне сразу, прямо в «санатории» Никанора Андреевича, предложил у него служить.
- Да-а, протянул Егор, - интересная у нас компания подобралась. Преемственность поколений в одном флаконе.
- А мне здесь нравится. Это же фантастика! – перенестись в мир, на сотню лет шагнувший вперёд в технологическом развитии. В моё время автомобили, аэропланы, да тот же синематограф, были, можно сказать, в зачаточном состоянии, а здесь? Я чуть заикой не стал, когда в первый раз телевизор включил, - засмеялся Сомов.
- Ты бы посмотрел, как Услад, от табуна лошадей на экране, сиганул, не смотри, что в нём пудов восемь будет, голубем сизокрылым упорхнул, - Егор глазами показал на похрапывающего богатыря.
Они ещё немного посидели.
- Давай-ка Гриша, поспи, я покараулю. Часика через три сменишь меня, - Уваров взял автомат, и пошёл к лестнице.
Егор протиснулся через лаз, примерился, пролезет ли через него Андроникус. По всему выходило, что с трудом. «Винни-Пух хренов, разожрался на казённых харчах», - неприязненно поморщился Уваров, выбираясь наружу. Поднявшись повыше, Егор устроился в ложбинке скалистого утё-са, с густо поросшей деревьями верхушкой. Полная луна высвечивала небольшую поляну, за которой стеной чернел лес. В ночной тишине, тут и там, слышалась какая-то возня, крики зверей и ночных птиц.
- Парк Юрского периода, блин, - поёжился Уваров. После костра, на открытом воздухе было зябко.
Караульная служба Егору была не в новинку, и три часа прошли незаметно. В лесу посветлело, и скоро небо на востоке окрасилось в розовый цвет. Егор решил не будить поручика. Ещё полчаса, и можно было выдвигаться. Уже защебетали ранние пташки, первые лучи солнца пробились сквозь верхушки деревьев. «Пора!», - Уваров спустился вниз, и полез в пещеру.
От костра остались одни головешки. Если бы не оружие и Андроникус, в перепачканной тоге, со связанными руками, можно было принять спящих за обычных туристов.
- Подъём! – привычно подал команду Егор.
Спецназовцы проснулись сразу. Услад тоже не отстал. Только Миша с Андроникусом даже не пошевелились.
Услад потряс спелеолога за плечо, а депутата ткнул в бок кулаком:
- А ну, вставай, чужеяд! Хватит бока отлёживать.
Позавтракав, и раскидав угли костра, члены группы по одному стали подниматься по лестнице к лазу. Антроникуса, хоть и не без труда, удалось вытащить наружу. Построив людей, Егор отдал приказ начать движение. Лес хоть и не был особенно густым, идти было тяжело. Ни тропинки, протоптанной зверьём, ни прогалин. Зато много молодой поросли и поваленных деревьев. За час они прошли не более полутора километров. Только к полудню им удалось выйти на опушку, за которой начинались луга, с редкими рощами лиственных деревьев. Отдохнув, они продолжили движение, и шли до темноты, устроив ночёвку в березняке.
- Егор, - подошёл к Уварову поручик, - так дело не пойдёт. Нам нужно пройти около четырёхсот километров. Это и для нас не подарок, неделю бы шли, а с гражданскими, особенно с боровом этим, мы до морковкиных заговен тащиться будем.
- Что ты предлагаешь?
- Зоопарк, в смысле, заповедник, тянется километров на пятьдесят на юг, а отсюда на восток, не больше пятнадцати. Думаю, нам стоит по кратчайшему пути выбраться отсюда, меньше шансов нарваться на «диких», и идти к аграрным хозяйствам, они начинаются километрах в сорока южнее. Как только окажемся в безопасности, я рвану вперёд. Реквизирую какой-нибудь транспорт, и вернусь за вами. На машине мы за день до места доберёмся, - выпалил Сомов на одном дыхании.
- Дело говоришь, - похвалил поручика Егор, - только не один пойдёшь, а возьмёшь с собой бойца пошустрее. Нас девять, а ну как, вместительной машины не найдётся?
- Согласен.
- Вот и лады, - повеселел Уваров.
Он и сам уже посчитал, что с Андроникусом им пришлось бы добираться до зоны отчуждения дней сорок, если не больше. Вариант с транспортом ему и в голову не пришёл, по одной простой причине. У Егора не было возможности досконально изучить карту полуострова, и о расположенных относительно недалеко фермерских хозяйствах он ничего не знал. Предложенный Сомовым план, при условии его реализации, решал все проблемы. День-два до возвращения в Новоанадырь, в создавшейся ситуации, вполне допустимо, чтобы, как говориться, не опоздать к шапочному разбору.
Наутро группа вышла в восточном направлении. Услад шёл впереди, внимательно осматриваясь по сторонам. Где-то через час, он подозвал шедшего чуть позади него Егора.
- Смотри – показал он на обломанную ветку, - совсем недавно здесь кто-то был, и это не зверь. Скажи, чтоб настороже все были. Чую, следят за нами.
До середины дня они прошли километров семь. Андроникус страдал, но изо всех сил старался выдерживать темп. Егор нашептал ему, что они идут по землям людоедов, и случись чего, депутат, при его комплекции, вне сомнения первый претендент на участие в праздничном застолье, в качестве основного блюда.
Группа шла между двух покрытых лесом отрогов, по высохшему, поросшему травой руслу ручья, или небольшой речки. Неожиданно Услад подал сигнал остановиться. Опустившись на колено, он поднял комочек земли, растёр его между пальцев, и зачем-то понюхал. Прикладом автомата, он постучал по дёрну впереди себя.
Поднявшись на ноги, Услад огляделся по сторонам, и заметив увесистый камень, без заметных усилий поднял его, и бросил на пару шагов впереди себя. Раздался треск, и дёрн провалился в глубокую яму, дно которой было утыкано грубо заострёнными кольями. Из леса, по левую и правую сторону русла, раздались нечленораздельные выкрики, полные разочарования и ярости.
- Лихо, - покачал головой Егор, - это же они на нас, как на мамонтов охотятся! Да тут…
Договорить он не успел. В них полетели камни и примитивные копья. Спецназовцы ответили шквальным огнём из автоматов и пулемётов. Лес огласил дружный вой, в котором слышались боль, гнев, и животный ужас.
- Похоже, такого они не ожидали! – крикнул Егору Сомов, перезаряжая автомат.
- Прекратить стрельбу! – приказал Уваров, - больше они к нам не сунутся. Они в первый раз столкнулись со стрелковым оружием, и ещё долго не смогут прийти в себя. Продолжаем движение.
К ночи группа подошла к высокому металлическому забору, перевитому колючей проволокой.
- С толстяком не перелезем, - покосился на Андроникуса Сомов, снимая рюкзак.
Достав лазер, он перерезал колючую проволоку, а бойцы отвели её концы в стороны. Поручик вырезал в прутьях забора квадратное окошко у самой земли:
- Лезьте.
Оказавшись на той стороне, проволоку вернули на место, постаравшись максимально перекрыть проход. Отдалившись от забора, и повернув на юг, до темноты прошли ещё несколько километров. Егор приказал устраиваться на ночлег.
Сомов и один из спецназовцев сняли раскладки, оставив при себе только автоматы.
- Ну, мы готовы, - доложил поручик подошедшему к ним Уварову.
- Может отдохнёте.
- Дома отдыхать будем, а так, Бог даст, к обеду уже вернёмся.
- Хорошо. С рассветом мы пойдём строго на юг. Найдёте нас, - пожал руки спецназовцам Егор, - удачи!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Поутру, едва развиднелось, Уваров поднял людей, и повёл их на юг. С высоты предгорья открывался вид на долину. Лучи встающего солнца уже коснулись верхушек деревьев в рощах и перелесках, а в тени, на земле, белёсым покрывалом ещё лежал туман. Группа спустилась в долину, и вышла на едва заметную, поросшую травой колею. Ближе к полудню Услад заметил пыльное об-лачко на горизонте. Егор приложил руку козырьком ко лбу, и разглядел подскакивающий на ухабах грузовик, направляющийся в их сторону.
- Похоже, что наши, - подошёл к нему Миша.
- Скорее всего, но осторожность не помешает. Оружие к бою, укрыться в складках местности! – приказал Уваров.
Затащив Андроникуса в ложбинку, в стороне от колеи, он продолжил наблюдать за грузовиком. Когда тот приблизился, Егор вышел на дорогу, и замахал руками, готовый в любой момент отскочить в сторону.
В машине его заметили, и сбавили скорость. Из окошка кабины, с пассажирской стороны, замахали в ответ. Грузовик остановился в метре от Уварова. Из кабины вылезли поручик с напарником. Оба выглядели очень усталыми, но вида не показывали.
- Ландо заказывали? – Сомов похлопал по капоту машины.
- Молодцы, - похвалил парней Егор, - полезайте в кузов, попробуйте поспать. Я сам поведу.
- Километров тридцать по бездорожью придётся проехать, до ветряков. Их там штук десять на поле стоит, увидишь. От них налево, и выберешься на шоссе. Ну, а там всё время прямо. Мимо заставы не проедешь, - зевнул поручик. – Шибко не тряси, - почти серьёзно попросил он, забираясь в кузов.
Андроникуса и Услада Уваров посадил в кабину, сам сел за руль, остальные присоединились к Сомову. Развернувшись, Егор вырулил на подобие дороги, и прибавил газу. «Неужели скоро всё закончится? – думал он, подсчитывая, сколько спокойных дней у него было с момента, как он попал на полуостров, - даже не верится. Попрошу у Князева недельку отпуска… Стоп! За какие такие заслуги? Я же обещал в доску расшибиться, а подать ему Белоглазого на тарелочке, с голубой каё-мочкой. И где тот Белоглазый. Сомов прав, эта гадина на дно заляжет, и где всплывёт, одному Богу известно. Облажался я по полной». За невесёлыми мыслями Уваров не заметил, как доехал до ветряков. Повернув налево, минут через двадцать он выехал на пустынное шоссе, словно по линейке прочерченное до самого горизонта.
- Ну, давай! Покажи на что способен, - Егор вдавил педаль газа в пол.
- А? Чего? – встрепенулся дремавший всю дорогу Услад.
- На финишную прямую вышли. Что приуныл, лучший из людей, депутат Андроникус? – покосился Уваров на сидевшего рядом толстяка, - скоро у тебя не жизнь, а сплошные сатурналии начнутся.
- Откуда ты только взялся на мою голову! – скривился римлянин.
- Был лапоть вольный, да с ноги упал, - хохотнул Услад, толкнув плечом депутата, - нам бы ещё с нашим бобыней выборным разобраться, что хоромы себе с трудов праведных в слободе справил.
- Разберёмся, - пообещал Егор.
К заставе подъехали уже ночью. Уваров отправил к погранцам Сомова. Во-первых, у него самого не было полномочий, а во-вторых, он помнил рассказ Маркуса. Может, как раз эти и продавали перенесшихся Прокулу. Ничего, и работорговцев вычислим, дай срок, - «завязал узелок» Уваров.
Вернулся поручик.
- Ну, кажется, всё, - расплылся он в улыбке, - связался с самим Князевым, вертолёт уже вылетел. Часа через два будет здесь.
- Отлично, - искренне обрадовался Егор. – Слушай, Гриш, а ты с погранцами знаком?
- Не особо. Они хотя и по нашему ведомству, но пересекаемся мы с ними редко. А что?
- Да так, к слову пришлось, - Уваров решил, что пока не переговорит с полковником, о преступной деятельности пограничников помалкивать.
Сомов договорился с начальником заставы, что завтра грузовик отгонят по названому им адресу. Группу Уварова разместили в столовой, накормив бутербродами, и напоив горячим кофе.
- Князев сам прилетит? – спросил Егор поручика.
- Нет. Сказал, у него дел по горло. В городе беспорядки.
- Значит, решились всё-таки…
- Без ландскнехтов этого Белоглазого, пустое дело. Нацгвардейцы быстро всю шушеру по домам разгонят.
- А вообще, часто в Новоанадыре всякие протестные митинги, забастовки случаются? – поинтересовался Егор.
- Забастовок не бывает, а для бездельников, что на пособии сидят, митинги это своего рода развлечение. Бузят от скуки. Нет. Многие действительно работать хотят. На пособие с голоду не помрёшь, и в рванине ходить не будешь, но людям, особенно молодёжи, хочется большего. Их понять можно, - вздохнул Сомов, - как представлю себя на их месте, выть хочется.
- Выходит, нам с тобой повезло, а, Гриша?
- Ещё как! Такое дело делаем. Если бы не мы, наёмники в городе бы такого натворили…
- Эт-точно! – вспомнился Егору товарищ Сухов.
В электронных часах, на стене в столовой, наверное, что-то сломалось, и теперь цифры, показывавшие минуты, стали показывать часы. Егор извелся от ожидания. Его уже начало клонить в сон, когда в дверь заглянул начальник заставы.
- Вертолёт летит! Собирайтесь, - похоже, ему уже надоели незваные гости.
Собрав снаряжение, члены группы потянулись к выходу. Они только подходили к подсвеченной огнями посадочной площадке, как разгоняя пыль на неё приземлился геликоптер.
- Опять у нечистой силы в брюхе лететь, - тоскливо посетовал Услад.
- А я думал, тебе в прошлый раз понравилось, - припомнил Егор, как Услад весь полёт до зоны отчуждения цеплялся за его плечо.
Два часа полёта, и вертолёт приземлился на знакомом аэродроме.
Там их уже ждал микроавтобус и две машины с охраной. Уже светало, когда они въехали город. Ближе к центру колонна сбавила скорость, объезжая горы горелых покрышек, сожжённые автомобили, частично разобранные баррикады. Магазины и кафе зияли тёмными провалами выбитых витрин. Уваров глазам своим не верил. «Какая сволочь всё это сотворила? Неужели это те же самые, улыбчивые, хорошо одетые люди, которых он видел на улицах города раньше? И это народ? Нет. Народ, это когда, забыв все внутренние разногласия, как один, всей страной встают на защиту Отечества от покусившегося на него врага. А это, потерявшая берега бездумная толпа, ведомая опытными кукловодами, преследующими исключительно свои цели. Город испоганили! На радость мародёрам витрины побили. Что, после этого заживёте лучше? Справедливости захотели? Так нет её в чистом, незамутнённом виде, и никогда не было. Есть только бесконечная череда взаимных компромиссов, позволяющих хоть как-то сгладить неразрешимые противоречия между властью и об-ществом, между богатыми и бедными. Раздел имущества сотни толстосумов между миллионами неимущих не приведёт к всеобщему благоденствию. Только законы, обязывающие богатых скулить от жадности, но регулярно выплачивать в казну, под страхом сурового наказания, высокие налоги со своей прибыли, дают государству возможность поддерживать социальные программы. «Грабь награбленное» - это мы ещё в том мире проходили. До сих пор последствия расхлебать не могут. Вместо купцов и промышленников, поколениями, по копейке, собиравшим свои богатства, появились скороспелые нувориши, ограбившие народ, и снова оставившие его в дураках. И теперь это наглое, беспринципное ворьё мнит себя элитой, кичится наворованным, выращивая ещё более подлых и никчёмных наследников. Словом, за что боролись, на то и напоролись». Глядя на нанесённый городу ущерб, Егор вспомнил подонка, разрисовывавшего чёрной краской вагоны метро, ещё там, в Москве. Но с тем уродом всё было ясно. Острое непонимание вызывало другое. Как, ещё совсем недавно, законопослушные граждане, не позволяющие себе бумажку мимо урны бросить, одномоментно, все разом, опустились до уровня этого скота.
Машины подъехали к зданию охранного отделения, ставшего похожим на осаждённую крепость. Мешки с песком, ограждения из колючей проволоки, вооружённые спецназовцы с автоматами. Группа Уварова осталась на заднем дворе, а Егор и Сомов повели депутата прямо к Князеву.
На стук, из-за двери донеслось раздражённое: «Что там ещё?! Входите!». Подтолкнул сомлевшего от страха Андроникуса вперёд, офицеры вошли в кабинет.
- Ба! Знакомые всё лица, - полковник изобразил радость на осунувшемся, небритом лице, увидев депутата в грязной, порванной в нескольких местах тоге. – Молодцы ребята! – перевёл он взгляд на Егора и Сомова, - доставили-таки голубя сизокрылого.
- Вот, - Уваров протянул Князеву сложенные вчетверо листки.
- Что это? Надеюсь, не рапорт об увольнении, - у полковника заметно поднялось настроение.
- Это чистосердечное признание этого хмыря.
Князев развернул бумаги, и пробежался взглядом по написанному.
- Вот, спасибо! Вот удружили! – схватился он за трубку телефона. – Дежурный! Группы захвата по адресам банкира Эванза, депутата Скржинского, заместителя министра транспорта Корнеева, помощника министра….
Перечислив всех причастных к заговору, указанных Андроникусом, Князев обратился к офицерам.
- Вот она, смерть кощеева! – потряс он листками в воздухе, - мы всю нечисть из правительства и Думы разом вычистим! Не отвертятся! - он снова поднял трубку, - усиленный конвой ко мне, живо! Расцеловал бы тебя, не будь ты таким чумазым, - потрепал он по жирной щеке депутата.
В кабинет зашли три дюжих унтер-офицера, под командой вахмистра.
- Этого в камеру. Как собственные фаберже мне его беречь! – показал на Андроникуса полковник.
Когда депутата увели, Князев сел за стол, и предложил присесть Егору и Сомову.
- Рассказывайте.
Уваров подробно изложил ход операции от начала, до конца.
- Подвёл я вас, Виталий Алексеевич, упустил Белоглазого.
- Что-то я не понял. Это ты себе так цену сбиваешь? – вопросительно посмотрел на Егора полковник, - да на хрена мне теперь твой Белоглазый? Он теперь никто, ничто, и зовут никак. Обычный бандит. Мы его в розыск объявим. Найдём! Куда он с полуострова денется. А вы молодцы. Оружие нашли, с госпитальерами контакт наладили. Пингвину этому, не дали красиво от каторги уклониться.
Князев встал из-за стола, и достал из своего потайного бара бутылку коньяка и стаканы:
- Ну, ребятушки, выпьем за вас, за то, что вы город от ещё большей беды спасли. Готовьте дырочки под звёздочки и ордена.
- А в городе-то что произошло? – спросил Сомов, - как Мамай прошёл.
- Если бы Мамай! – полковник разлил коньяк по стаканам, - наглосаксы с либерастами нашими революцию устроить захотели. Как оказалось, они давно к этому готовились. Только вот раньше срока начали. По известной тебе причине, - посмотрел он на Уварова. – Если бы Белоглазый успел наёмников подготовить, да вовремя выступить, правду скажу, неизвестно, как бы ещё дело повернулось. Мы и этих-то, трое суток разгоняли. Все казённые помещения задержанными, а морги тру-пами забиты. Пришлось огонь на поражение открывать, иначе смяли бы нас. Власть, она, как дрессировщик в клетке с тиграми. Слабину дал, и слопают, полосатые, костей не оставят, а потом, без кормёжки в той же клетке и сдохнут, или друг друга, что вероятнее всего, жрать начнут. Диалектический материализм, мать его. Э-э… Да вы совсем сомлели!
Сомов, действительно, уже клевал носом, а Егор с трудом сдерживал накатившую на него зевоту.
- Поезжайтека по домам, вас отвезут, - полковник потянулся к телефону.
- Так у меня же там… - начал было Уваров, но Князев не дал ему продолжить.
- Тем же днём всё отремонтировали, что из мебели попорчено было, заменили, холодильник, как филиал Елисеевского гастронома. Машину с водителем к заднему ходу, - бросил Князев в трубку. - Поручика до дверей проводи, - попросил он Егора, - а вечерком я к тебе заеду.\
- А Услад?
- Услада я пока здесь оставлю. Мне с ним кое о чём потолковать надо.
Уваров помог разомлевшему, больше от усталости и недосыпа, Сомову сесть в князевский персональный автомобиль. По пустынным улицам, патрулируемым полицией и нацгвардейцами, они быстро доехали до дома поручика. Уваров взял у консьержа запасной ключ от квартиры, и доставил товарища на двадцатый этаж. В квартире довёл его до дивана, стянул обувь, и выключив свет, вышел, захлопнув за собой дверь.
- А что народу-то не видно, – спросил Егор у водителя, - отдыхают после революции?
- Так комендантский час, вашбродь. Кто при деле, те на работе, а остальным велено по домам сидеть, носа на улицу не высовывать, нечего, пока порядок не наведут, по городу шлындрать.
- Понятно, - Уваров откинулся на сиденье, и прикрыл глаза.
Знакомый консьерж, увидев Егора в военной форме, поздоровался с ним с каким-то опереточным подобострастием. Уваров по новой привыкал к цивилизации. Кабина скоростного лифта, в стиле хай-тек, сенсорные кнопки, с номерами этажей, яркий люминесцентный свет. Квартира же вызвала у него сложные чувства. Радость возвращения, умиротворение, ощущение только ему принадлежащего пространства, и стоящая перед глазами картина: лицо застреленной им девушки, с чёрным пулевым отверстием чуть выше переносицы.
- А вот об этом вспоминать не надо! – вслух приказал себе Егор, и подошёл к вновь застеклённому окну.
Солнце перевалило за полдень, рассыпав по заливу золотые искорки, а по небу величаво, словно армада цеппелинов, плыли большие, пухлые облака. Полюбовавшись видом, Егор прошёл в ванную комнату, скинул с себя камуфляж и бельё, кучей запихнув всё в чрево стиральной машины, и встал под душ, получая ни с чем не сравнимое удовольствие, словно с потом и грязью смывались все переживания и усталость последних месяцев. Он даже нашёл в себе силы побриться, вернувшись в комнату обновлённым, словно грешник после причастия.
Натянув тесноватый халат, Егор прошёл в кухонный сектор. Заглянув в холодильник, присвистнул. Полки ломились от деликатесов. Сделав себе ужасающих размеров и сложности бутерброд, он прихватил пару пива, и устроился на диване. Щелкнув пультом, развернул экран телевизора. Девушка диктор, со слегка напряжённым лицом, рассказывала о недавних событиях: «Трое суток назад, группа оппозиционеров провела в нескольких районах города несанкционированные митинги, вылившиеся в демонстрации протеста против действующей власти. Десятки тысяч людей, сканирующих антиправительственные лозунги, двинулись к площади имени Еремея Головина. Подогреваемые провокаторами, демонстранты стали бить витрины, и переворачивать автомобили. Попытавшимся пресечь акты вандализма полицейским были нанесены травмы различной степени тяжести, а патрульные машины сожжены. Колонны демонстрантов сошлись у Дома Правительства, к тому времени уже охраняемому бойцами поднятой по тревоге Национальной гвардии. Призывы членов правительства к соблюдению законности, не увенчались успехом. Уже не контролируемая толпа стала прорывать оцепление. В ход пошли камни и обрезки арматуры. Несколько нацгвардейцев получили ранения разной степени тяжести. Ситуация стала выходить из-под контроля. Вла-стями был отдан приказ применить водомёты и резиновые пули, что не остановило разъярённую толпу. Только после того, как защитники Дома Правительства подверглись смертельной опасности, поступил приказ открыть огонь на поражение. Такие жёсткие действия предотвратили, по сути, попытку государственного переворота. Площадь была очищена от бунтовщиков, но те установили баррикады на прилегающих к ней улицах. В течение последних суток нацгвардейцы и полиция вели бои с мятежниками, окончившиеся к вечеру вчерашнего дня восстановлением порядка. Зачинщики и активные участники противоправных действий арестованы. Как нам стало известно, сегодня прошли задержания главных заговорщиков, занимавших высокие посты в правительстве и Государственной Думе, а также видные представители банковской и предпринимательской деятельности…».
«Вот, пожалуй, и всё, - Егор выключил телевизор, - насколько я знаю Князева, тот не успокоится, пока до последнего не вычистит из власти либералов и западников». Допив пиво, он встал с дивана, и перебрался на застеленную чистым бельём, с запахом какой-то химии, кровать. «А у Любояры простыни травами пахли», подумал он засыпая.
ПО ЧУЖУЮ ГОЛОВУ ИДТИ – СВОЮ НЕСТИ
Вечером, когда Егор уже проснулся, приехали Князев с Усладом.
Егор, увидев ближника, головой будто лошадь затряс, прогоняя наваждение. На отмытом до блеска Усладе был красивый костюм, с небрежно повязанным, со вкусом подобранным галстуком.
- Что замер, привидение узрел? Готовь закуску, - выставил полковник на стол две бутылки водки, - сегодня гуляем, а завтра дел невпроворот.
- Что за дела? – спросил Уваров, направляясь к холодильнику.
- Завтра состоится закрытое предварительное слушание по делу о незаконной организации гладиаторских игр на территории Старого Города. Вас опросят как свидетелей обвинения. Параллельно будут проходить слушания, связанные с попыткой государственного переворота. В общем, я во всех этих юридических тонкостях не мастак, пусть этим судейские крючкотворы занимаются. Главное, и я в этом абсолютно уверен, наконец нам удастся навести порядок за рекой, как ты и хотел.
- Правильно ли я мыслю, Виталий Ляксеич, что и мы порядка дождались? – спросил Услад.
- Даже не сомневайся. Всё у вас теперь по закону будет. Рыцарей и ландскнехтов разоружат. Для соблюдения законности и правопорядка полицейский участок в Старом Городе отстроят. Городовых на улицы поставят. Всё чин чинарём, - пообещал Князев, - заживёте, горя не знаючи.
- Ну, а как с нашим укладом будет? Не всем новые порядки по нутру придутся, - засомневался Услад, машинально потрогав галстук.
- Да живите, как жили! Вам что, кто-то щи лаптем хлебать запрещает? Мы же вам не образ жизни поменять предлагаем, а к цивилизации приобщить хотим. Вот, посмотри, - полковник подошёл к выключателю, и несколько раз включил и выключил свет, - что, с лучиной-то, разве лучше?
- Это я и в своём доме такое диво завести смогу, к тому ведешь ли? – почесал в бороде Услад.
- К тому, Устинушка, к тому. Давай, за лампочку Ильича накатим, - подмигнул Егору Князев.
- Как общественность на применение оружия против мятежников реагирует? – спросил Егор.
- Смотря какая общественность.
- Ну, правозащитники, интеллигенция, например.
- Какая интеллигенция? Наши интеллигенты это помесь пюпитра со стульчаком.
Конструкция замысловатая, но мало функциональная, - Князев разлил водку по стаканам, - сопли распустили, охи, ахи, заламывание рук, стенания о новой конституции, но только после порции севрюжины, и непременно, с хреном. Всё, как обычно. Про правозащитников вообще молчу, крайне неприятная публика. Защищают всё и всех, кроме законности и законопослушных граждан. Но после случившегося, я такой карт-бланш получил, что вся эта гоп-компания языки в крайне несимпатичных местах утвердила. Хватит о делах, наговоримся ещё.
Полковник стал расспрашивать друзей о их жизни в лудусе, о гладиаторах, о поединках, округляя глаза, вскряхтывая в кульминационных местах рассказа. Говорил в основном Услад. «Ему бы сказки в детских утренних передачах сказывать, такой талант пропадает. Прямо баян. Ой вы гой еси, добры молодцы, поведаю я вам о битве Егора-витязя, с поганым псом, римским мурмиллоном…», - прятал улыбку Уваров, чтобы не смущать разошедшегося, захмелевшего товарища.
Притомившись, Услад начал путаться, а потом и вовсе заснул.
Егор с полковником отошли к панорамному окну, полюбоваться потрясающим своей красотой закатом.
- Интересно получается, - грустно усмехнулся Князев, - вот есть где-то во времени и пространстве русский город, несмотря на то, что его населяют и люди многих других национальностей. Потому, что русской, как правило, земля становится с первой избы, которую русский первопроходец срубил в необжитых местах, с первого распаханного им поля, с первого креста у дороги. Так было в том мире, в этом, да и в любом другом иначе не будет. Так уж мы устроены. Не прийти на чужое готовое, и отнять, а создать от основания своё, и владеть им по праву. А потом, что ж, приходи и живи, кому уклад наш колом в горле не встаёт, примем, не обидим. Вот, и Новоанадырь такой. По-веришь, иногда обида берёт. И мы есть, и город наш, а в той России живут, и знать не знают, что землями приросли. Вроде, как и нет нас. И Новоанадырь для них не существует. Этакий город 404.
- Мы с тобой и для местных-то не существуем. Держиморды, душители свобод. Вот кто мы для них. А то, что только благодаря нам они сейчас в тёплых постельках нежатся, им невдомёк, - посетовал Уваров.
- Такая уж у нас работа… Ладно, Егор. Заканчиваем с попойкой. Выспаться надо, - полковник пошёл к выходу. – Да. Услада разбуди, пусть разденется, а то будет завтра перед судьями стоять, как будто в костюме спал.
В прихожей Князев пожал Егору руку:
- Спасибо тебе. Ты даже не представляешь, какую пользу полуострову принёс.
- Да всё нормально, Виталий Алексеевич, работаем... Слушай, я всё спросить тебя хотел, да всё недосуг было. Мара как-то обмолвилась, что ты за что-то её простить не можешь. Что между вами произошло?
Такой реакции, на, казалось бы, обычный вопрос Егор не ожидал. Лицо полковника пошло красными пятнами, а в глазах промелькнуло что-то сродни испугу, сменившись изумлением:
- Ты видел Мару?
- Я знаком с ней ближе, чем мне того хотелось бы.
Князев передёрнул плечами, как от холода:
- Брр-р. Как вспомню, так вздрогну... Проходила она у меня по одному делу. Сам не знаю, как так получилось... Словом, закрутил я с ней. Человек я холостой, да и помоложе тогда был. Как-то раз во время этого... ну, ты понимаешь, я случайно увидел в зеркале её отражение. Меня чуть Кондратий не хватил. Вижу себя, и старуху столетнюю. Она заметила, одежонку хвать, и в бега. Больше я её не видел. Думал, попадётся мне на глаза, застрелю ведьму. Потом, вроде как, отпустило...
- Извини, что напомнил, - Уваров и сам был не рад, что завёл этот разговор.
- Да ладно, дело прошлое, махнул рукой полковник. - Пойду я. Отдыхайте.
Утром Егор растолкал Услада, дал ему чистое полотенце, и показал, как пользоваться душем. Они едва успели позавтракать, как в дверь квартиры настойчиво постучали.
- Подполковник Фролов, военный юрист, - представился вошедший в прихожую немолодой человек, в пенсне, парадной форме с аксельбантами и кожаной папкой в руках, - я буду вашим консультантом.
По дороге к Дому Правительства, где должно было проходить слушание, Фролов объяснил, как нужно себя вести и отвечать на вопросы. Краем уха слушая наставления юриста, Егор смотрел в окно автомобиля. На улицах уже появились прохожие, робко жавшиеся к стенам домов, техника разбирала баррикады, эвакуировала разбитые и сожжённые машины. Рабочие стеклили витрины, а дворники подметали тротуары, складывая мусор в большие разноцветные полиэтиленовые мешки.
- Гляжу, люди стали из домов выходить, - ни к кому особо не обращаясь, заметил Уваров.
- С семи утра отменили карантин, - счёл должным пояснить юрист.
В Доме Правительства Егору показалось, что он понял, почему на улицах так мало народу. Все были здесь. Огромное фойе прямо-таки кишело людьми. В воздухе висел несмолкаемый гомон. Куда-то и откуда-то, постоянно извиняясь, протискиваясь сквозь толпу, сновали курьеры с бумагами. «Тридцать тысяч одних курьеров! Интересно, сколько судейских будет. Десятка полтора, не меньше», - сделал Уваров предварительный подсчёт.
По коридорам и лестницам, также забитыми людьми, Фролов провёл свидетелей в зал заседаний, и усадил в первом ряду, напротив высокого подиума, со столом, с резной передней панелью и тремя креслами, с высокими прямыми спинками. Через пару минут в зал вошёл напомаженный хлыщ, сухо поздоровался, сел за приставной столик, слева от подиума, и принялся настраивать какую-то аппаратуру.
- Это судебный секретарь. Он будет фиксировать каждое ваше слово, - шепнул Егору юрист, - пожалуйста, следите за тем, что и как вы говорите.
- Послушайте, подполковник. Я человек военный, вашей казуистике не обучен, да и не оправ-дываться я сюда пришёл, а давать показания о вопиющих нарушениях закона, вскрытых нами в Старом Городе. Начнут нам с Усладом мозги пудрить, пошлём всю эту братию, пусть потом с Князевым разбираются. У него сейчас такая власть, что он быстро им хвосты накрутит.
- Я только предупредил, - Фролов был явно не готов к такому настрою свидетеля.
За объяснениями они не заметили, как на подиум поднялись судьи, и расселись по креслам. Свидетели и юрист запоздало поднялись с мест.
- Садитесь, - махнул на них рукой сухонький старичок, занявший кресло в центре.
К полудню Услад напоминал сомнамбулу, механически отвечающего на бесконечные вопросы. У Егора же язык присох к нёбу от повторения по несколько раз одного и того же.
- Уморят нас эти скоблёные рыла, как пить дать! – подытожил Услад первый день слушания, - по глотке, как пушечным ершом прошлись. Я за всю жизнь столько не наговорил, как за сегодня.
- А поехали пиво пить, - предложил Егор, заодно и перекусим.
- Вот за что ты мне люб, так за то, что у тебя понимание есть к нуждам русского человека! – повеселел ближник.
Уваров взял такси, и повёз друга в «Гамбринус». Посетителей в зале было мало. Наверное, многие остереглись сегодня выходить из дома, а некоторым вообще было не до пива. Половой быстро обслужил их столик, заставив белоснежную скатерть графинами с пивом и тарелками с закусками.
- Вот, ты мне скажи, - разомлевший, и отошедший от переживаний Услад, напившись и наевшись, завёл разговор, - поставите вы у нас этот, полицейский участок. Вы своих за порядком в Старом Городе отрядите следить, али из местных наберёте?
- Поначалу, наверное, своих, а как городских обучим, они за исполнением закона будут смотреть.
- А я, к примеру, могу в городовые пойти? А то ведь дом, огород, скотина, да когда случись чего, Степан позовёт. Скукота. А так при деле и, глядишь, жалование какое не то.
- Да мы тебя подучим, не то, что городовым, околоточным надзирателем поставим! – пообещал Уваров.
- Это как это?
- Во всей слободе будешь за порядок отвечать.
- Это как раз по мне! Я согласный, - обрадовался Услад.
Домой они попали только вечером. У подъезда стояла князевская машина.
- Ну где вы шляетесь? Битый час вас жду! – вылез полковник из автомобиля.
- Да после этих слушаний голова опухла, надо было проветриться, - не особо удивился появлению начальства Егор.
- Вижу, как вы проветрились, - потянул воздух носом Князев.
Уже в квартире он рассказал, что правительственная комиссия признала недавние беспорядки попыткой государственного переворота, со всеми вытекающими последствиями для заговорщиков.
- А это значит, что судейские, которые вас сегодня вас целый день мурыжили, завтра, меньше чем за час, попомните моё слово, признают все нарушения, и дадут санкцию на арест всех замешанных в деле с гладиаторскими боями, - сделал вывод полковник, - эти заср… служители закона специально время тянули, ждали, как всё обернётся.
- Я всё тебе сказать хотел, да за другими делами откладывал, - собрался с духом Егор, - у меня есть свидетель, думаю, что и другие найдутся, утверждающий, что пограничники продают перенесшихся в лудусы Прокула и Захарии.
- ?
- У меня нет основания не верить рассказавшему об этом человеку. Погранцы ведь тебе подчиняются? Вот и решай, что делать будешь. Судейским я ничего не говорил.
- Прикрыл меня значит! Ну, спасибо тебе, друг мой ситный, - Князев даже глазами побелел от возмущения, - думаешь, я, чтобы задницу свою прикрыть, всякую мразь в своём ведомстве терпеть буду? Мы ту нашу страну из-за повсеместной круговой поруки просрали – эту начнём? Я прошляпил, я и отвечу, но коммерсантов этих заставлю непотребными словами матерей своих вспоминать, за то, что они их на свет народили!
- А чего ты на меня-то орёшь? Я что, предлагаю дело на тормозах спустить? Мне не хотелось, чтобы ты от посторонних об этом узнал, вот и придержал информацию, - обиделся, и тоже перешёл на повышенный тон Уваров.
- Ну, извини, Егор. Погорячился. Ты всё правильно сделал. Я уже давно не юноша бледный, с взором горящим, и на жизнь без розовых очков смотрю, но чтобы у меня под носом работорговлей занимались… Короче. Как только с судейскими закончите, берёшь группу Сомова, и отправляешься в Старый Город. Находишь свидетелей, и на заставу. Вертолёт я тебе выделю, и выдам бланки ордеров на арест. Фамилии сам впишешь. Можете там не церемониться. Хоть на дыбе допрашивай, но чтобы всю падаль мне сюда доставили, - принял решение полковник.
- Всё сделаем, - у Егора от сердца отлегло, от такого поворота дела, - не сомневайся.
- И ты во мне не сомневайся. Никогда, - прямо посмотрел ему в глаза Князев.
- Мужики, хватит собачиться! Я там на леднике хлебного вина бутыль видел, может изопьём? – подал голос молчавший до этого Услад.
- Речь не мальчика, но мужа! – полковник прошёл на кухню, и достал из морозильника бутылку водки. – Выпьем за то, что врази наши повержены, а планы их… медным тазом накрылись. Ибо не дано им понять, что по русскую голову идти – свою нести.
Когда Князев уехал, Услад налил себе водки в стакан, и мечтательно закатил глаза:
- Поверить не могу, что скоро насовсем к родным вернусь! Будто леший вокруг дома сколь времени водил, а подойти толком не давал.
- Если повезёт, уже завтра на месте будем, - чокнулся Егор стаканом с товарищем, - давай на ужин чего-нибудь сварганим, да и по коечкам. Сдаётся мне завтра день тоже не из лёгких будет.
ГЛАВА 4
ЛЁД ТРОНУЛСЯ
Князев не ошибся. Слушание прошло в ритме квикстепа, как будто судейские торопились на пятничную распродажу. Секретарь дал свидетелям на подпись стенограмму опроса, и уведомил, что их вызовут повесткой для дачи показаний уже непосредственно на процессе.
В фойе кто-то дёрнул Егора за рукав. Он обернулся, и испытывая чувство дежавю, изобразил замершую на камне ящерицу. Перед ним стояла Даша.
- Вот только не надо делать вид, что вы меня не узнали… - улыбаясь сказала она, и осеклась, заметив шрам на его загорелом, похудевшем лице, - что случилось?
- Это долгая история. Простите меня за тот вечер, я не смог с вами встретиться, - Егор не мог понять, как получилось, что он почти забыл о ней. «Любояра-то Мару имела ввиду, когда о женщине со змеёй под сердцем мне нагадала… Чёрт! Мара ещё эта!», - Уваров почувствовал, что краснеет.
- Значит, вы должны мне вечер, - Даша не могла отвести глаз от его шрама, - я жду приглашения.
- Простите меня ради Бога, я не знаю, когда вернусь, - Егор готов был сквозь землю провалиться, заметив выражение её лица после своих слов, - но я обязательно вас найду. Даю слово.
- Ну, хорошо. Постарайтесь хотя бы на этот раз меня не обмануть, - Даша развернулась на каблуках, и ушла, оставив Егора столбом стоять посреди фойе.
- Что за девица! Лебедь белая, - покачал головой Услад, - малёхо откормить, и царица будет.
- Она княжна…
- Так чего ж ты торчал, как как колуном деланный? Сказал бы чего прельстительное…
- Ага. Боярыня красотою лепа, бела вельми, бровями союзна, губами червлёна.
- Вот, можешь же!
- Пойдём, дамский угодник. А то расскажу Милаве, как ты на княжон заглядывался, будешь по хоромам пятый угол искать.
Добравшись до дома, они стали собираться в дорогу. Точнее, Егор собирался, а Услад смотрел телевизор. Уваров погладив высохший после стирки камуфляж, и начистил армейские высокие ботинки. Переодевшись, он сел рядом с ближником на диван:
- Ну что, Иван Васильевич, осваиваешь технику?
- С глузду что ли съехал? Какой я тебе Иван Васильевич? – не понял шутки Услад.
- Который профессию меняет. Тебе бы тоже, наверное, Высоцкий понравился.
В дверь кто-то забарабанил. Егор поднялся с дивана, и пошёл открывать. «Вот даже в офицерской общаге мне так часто, как здесь, в дверь не стучали… у меня там вообще проходной двор был», - подумал он со странным, с точки зрения логики, неудовольствием.
- И снова здравствуйте! - в комнату, в полном снаряжении ввалился поручик Сомов, поставил перед Усладом на стол спортивную сумку, - камуфляж твой. Да. Князев сказал, что костюм можешь себе на память оставить.
- Нужон он мне! Курей что ли в ём во дворе пугать? – начал переодеваться Услад, и махнув ру-кой, запихнул костюм и туфли в сумку, - Милане покажу, в какой срамоте мужики в Новоанадыре ходят, чего дарёному добру-то пропадать.
- Князев обещал мне бланки ордеров на арест подготовить, - вспомнил Егор.
- Сунул он мне какую-то папку, сказал тебе передать. Наверное, они, пожал плечами Сомов.
Когда они проходили мимо консьержа, тот вытянулся во фрунт, и изобразил на лице верноподданнические чувства. В автобусе Егор с Усладом за руку поздоровались с уже знакомыми спецназовцами.
Дорога, аэродром, вертолёт. Услада, уже не пугала басовито стрекочущая машина, и весь полёт он смотрел в иллюминатор. Пилот приземлился недалеко от рынка, на дороге ведущей к замку.
- Ждите здесь, - приказал Уваров, и пошёл с Усладом в Русскую слободу. По дороге Егор рас-спросил товарища, не рассказывал ли кто из его друзей гладиаторов, как они попали в лудус.
- Я понял, что ты хочешь знать. Северуса продали Прокулу эти ваши, погранцы. С собой его заберёшь?
- Да. Пришли его на постоялый двор к Степану.
Они миновали рынок, прошли через ворота, мимо узнавших их стражников, и остановились на развилке улиц.
- Ну, что друг, давай прощаться, - протянул руку Егор.
- Что, и не свидимся боле?
- Ещё чего? Как с делами закончим, обязательно тебя навещать буду, ещё надоем.
- Тогда и прощеваться нечего, - улыбнулся погрустневший было Услад, но всё же сдавил Егора в медвежьих объятьях.
На постоялом дворе Уваров встретил Прошку:
- Здорово, Прохор! Степан у себя.
- Здрав будь, дядя Егор. У себя… хандрит.
- Что так?
- Вы все за делами, а ему скучно.
- Понятно.
Староста сидел за столом в своей горнице, и угрюмо пил водку. Увидев входящего Егора, неловка поднялся, едва не опрокинув лавку, и бросился обниматься.
- Наконец-то сподобился навестить! Лихо мне тут. Вот, пью с тоски, - забубнил он, обдавая Уварова перегаром.
- Я тоже рад тебя видеть. Дело у меня к тебе…
- Только скажи. Всё сполню! Застоялся я, как мерин в стойле.
- Пошли за Маркусом. Помнишь такого? Гладиатор, из лудуса.
- Помню. Они у меня все теперь в ополчении. Прошка!
- Чего, дядя Степан?
- Маркуса найди, и сюда его.
- Что ополчение не распускаешь, наёмники покоя не дают?
- Какое там! Их рыцари теперь в чёрном теле держат. Оружие забрали, всем гуртом на каменоломню, что за слободой гоняют.
- Зачем?
- Новый магистр им такое покаяние назначил. Говорит, лучше сейчас облик человеческий обретайте, чтобы властям покорность, и способность к созидательному труду показать. Во как.
- Молодец Конрад. А что они строят-то?
- Да ничего не строят. Камни с место на место перетаскивают, - ухмыльнулся Степан.
- Это не дело. Ты вот, что. Найди подходящее место для полицейского участка и ратуши. Поговори с магистром, пусть ландскнехты площадку под строительство готовить начнут. Будешь за работами следить, вот тебе и занятие.
- Неужто в Новоанадыре и о нас вспомнили?
- Вспомнят, никуда не денутся, - пообещал Егор.
Подошли Маркус и Северус. Уваров встретил их, как старых друзей, улыбнулся на длинные подпоясанные рубахи навыпуск, порты и сапоги.
- Сейчас полетим с вами на опознание. Покажете, кто вас продал Прокулу, - сразу перешёл к делу Егор.
- Я не ослышался, ты сказал полетим? – переспросил Маркус.
- Это на той стрекочущей штуке? – догадался Северус.
- Да. Пойдёмте. Нет. Оружие возьмите с собой, - приказал Уваров, увидев, что гладиаторы снимают с себя ножны с гладиусами.
У вертолёта толпились горожане, разглядывая, и шумно обсуждая железную чудо-птицу. Попросив людей отойти подальше, Егор подтолкнул в вертолёт неуверенно переминающихся с ноги на ногу товарищей по лудусу.
До заставы добрались меньше, чем за два часа. Начальник заставы вышел им навстречу.
- Что-то зачастили вы к нам, - с наигранной весёлостью обратился он к Уварову, подозрительно косясь на недобро посматривающих на него двух штатских.
- Это он продал меня Прокулу, - показал на офицера Северус.
- И меня, - угрожающе подался вперёд Маркус.
- Да кого вы слушаете! – попятился пограничник, нащупывая рукой кобуру, - это же дикари…
Заметив его движение, Сомов в два прыжка подскочил к нему, и заломил руку. Из караульного помещения выбежал унтер, и тут же скрылся за дверью.
- Ложись! – крикнул Егор, почуяв неладное.
Спецназовцы повалились на землю, и в тот же миг из окон здания открыли беспорядочный огонь. Замешкавшемуся Маркусу пуля оцарапала висок.
- Уберите погранца с линии огня! Окружите здание! – приказал Уваров.
Когда стрельба затихла, он подполз поближе, и закричал:
- Я штаб-ротмистр Уваров, охранное отделение! Вы окружены! Бросайте оружие, и выходите с поднятыми руками. Не усугубляйте своё положение. Не выйдите через минуту, прикажу вертушке разнести вашу халупу на хрен!
Дверь караульного помещения открылась. Наружу полетели автоматы, а следом стали по од-ному выходить пограничники. Спецназовцы стягивали им руки пластиковыми наручниками, и усаживали на землю.
- Капитан, - обратился Егор к начальнику заставы, - мне нужно имя человека, с которым ты делился прибылью от продажи людей.
- Какой продажи, ротмистр? Вы на солнце, наверное, перегрелись.
- У меня два свидетеля. Какой смысл отпираться?
- Я офицер пограничной службы! Кто поверит грязным оборванцам? – презрительно сплюнул капитан.
- Это полноправные граждане республики, а ты, мразь, уже не офицер, - Уваров сорвал с него погоны. – Имя!
- Это было моей идеей…
- У тебя, без покровителя, на такое дело смелости бы не хватило. Лучше говори.
- Да пошёл ты!
- Северус, Маркус! Подойдите сюда, - позвал товарищей Егор, - развяжите его, дайте ему меч, и пусть кто-нибудь из вас покажет, чему вы научились в лудусе. Только сразу не убивайте.
- Я буду от него по кусочку отрезать за каждый день, что по его милости провёл в школе, - Северус достал меч из ножен.
- Вы с ума сошли?! – попятился капитан.
- Как говорят англичане, рыба гниет с головы, но чистят ее с хвоста. Вот с тебя мы и начнём.
- Хорошо, я всё расскажу, - сдался пограничник, отворачивая лицо от маячившего перед ним клинка гладиуса.
- Так-то лучше…
Через двадцать минут Егор связался по радиотелефону с Князевым, и вкратце доложил ему о выполнении задания, и назвал имена связанных с работорговцами людей.
- Ты шутишь? – послышался в трубке удивлённый голос полковника.
- Я – нет. Если только начальник заставы решил напоследок повеселиться, но думается, ему сейчас не до этого.
- Ладно. Возьми у Сомова двух бойцов, пакуйте этих уродов, и летите сюда. Сомов с остальными пусть останется на месте. Я начальника ближайшей заставы предупрежу, чтобы в случае чего подсказал, что делать. Замену прямо на аэродром пришлю.
- Пускай сомовские все здесь остаются, а то, как селёдки в бочке полетим. У меня такие свидетели, что не хуже спецназа за арестантами присмотрят.
- Делай, как знаешь. Конец связи, - отключился полковник.
Уваров передал поручику распоряжение Князева. Арестованных затолкали в вертолёт, и ещё до темноты тот приземлился на аэродроме. Смена пограничников непонимающе смотрела, как их сослуживцев сажают в автобус.
- В чём дело? – подошёл к Егору офицер.
- До вашего сведения в своё время доведут, штабс-капитан, - сухо ответил тот, задвигая за собой дверцу.
В городе уже ничего не напоминало о недавних событиях. Горели витрины магазинов и кафе, людей на тротуарах стало заметно больше, но Уварову казалось, будто что-то неуловимо изменилось. Словно ветер выдул с улиц застоявшийся тяжёлый воздух, наполнив город свежестью. По приезду он передал арестованных охране, а сам, с Маркусом и Северусом поднялся в кабинет Князева.
- Из тебя бы рыбак хороший получился, - встретил Егора полковник, поздоровавшись за руку с его спутниками.
- Почему?
- Ещё пару жирных карасей мне на сковородку подбросил. Их уже задержали. Тебя в отпуск надо срочно отправлять, а то у меня скоро камер на всех злодеев не хватит… Кстати, - Князев вызвал дежурного офицера, - отвезите этих людей на квартиру, накормите, займите чем-нибудь. Это важные свидетели.
- Да я бы и сам не прочь отдохнуть, - присел к столу Егор.
- Вот судебные процессы закончатся, тогда и отдохнём, - полковник полез в бар за коньяком, - мы такое осиное гнездо разворошили, что из наших правителей верёвки теперь можно вить. Шутка ли дело. Столько высокопоставленных и уважаемых людей на каторгу загремят. А ведь люди помнят, как они друг с другом ручкались-обнимались. Половина правительства теперь вынуждены будут в отставку подать, если фигуранты их вообще за собой не потащат. Так что, - Князев потянулся стаканом к Егору, - как говорил великий комбинатор: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели. Командовать парадом буду я!».
ДЕЛА СЕРДЕЧНЫЕ
Судебный процесс над заговорщиками и непосредственными участниками мятежа шёл полным ходом. Газеты пестрели заголовками об осуждении министров, крупных чиновников, финансистов и предпринимателей, как отягчающие обстоятельства были присовокуплены дела об организации, курировании и посещении привлечёнными к суду лицами незаконных гладиаторских боёв.
Егор, Услад, Маркус, Северус и ещё несколько десятков гладиаторов из лудусов Прокула и Захарии выступали свидетелями обвинения. Процесс длился более трёх недель. Суд был беспристрастен, и не взирая на чины и общественное положение, виновным предстояло понести суровое наказание.
Наконец всё закончилось. Пресса бурлила ещё какое-то время, словно толчея волн после шторма, постепенно затихая, а затем переключилась на рутинные светские хроники, скандалы, экономические и финансовые прогнозы и криминальные происшествия.
Князев выполнил своё обещание, предоставив Уварову двухнедельный отпуск. Егор получил в кассе отпускные и премиальные, составившие вкупе кругленькую сумму. Он уже собрался уходить, когда его окликнул старичок, подбиравший им в гардеробной камуфляж:
- Я жутко извиняюсь, господин офицер, простите не знаю вашего чина, но вы таки рискуете в самый острый момент остаться без приличной парадной формы. Я слышал, как вы сильно отличились, и как вам причитается награда за труды. И я вас спрашиваю, на чём вы собираетесь её носить, если у вас не будет для этого мундира?
- Я как-то не задумывался об этом…
- Вам и не надо тратить ум о таких важных мелочах! Для них есть старый Семён Моисеевич. Вам только нужно пройти со мной в мою мастерскую, и дать мне мерки.
Только после того, как он «дал» все свои мыслимые и немыслимые размеры, и услышал о жизни Семёна Моисеевича в еврейском квартале Варшавы до войны, Егору удалось вырваться из цеп-ких и умелых рук старика.
Выйдя из здания «охранки», Уваров не спеша прогулялся до знакомого ему торгового центра, чтобы купить кое-что по хозяйству, и лишний раз убедиться, что деньги всего лишь средство для приобретения желаемого, а не цель. Уже на выходе из магазина, он случайно поймал своё отражение в зеркальной витрине. На него удивлённо пялился какой-то тип, с гривой выцветших вьющихся волос. «То-то Даша так странно на меня смотрела, - расстроился Егор, - зарос, как мамонт. Надо срочно привести себя в порядок».
Спросив у прохожего где находится ближайшая парикмахерская, Уваров свернул в указанный переулок, и скоро оказался у дверей заведения под вывеской «Будаковъ и К;. Лучшия причёски». Толкнув звякнувшую колокольчиком дверь, Егор оказался в крохотном помещении, всего с одним креслом перед туалетным столиком и большим зеркалом. В кресле сидел тучный господин, с тоненькими фатоватыми усиками и завитыми, расчёсанными на прямой пробор волосами. Увидев посетителя, господин, несмотря на свои внушительные габариты, легко вскочил на ноги, и жестом предложил Егору присесть на освободившееся место:
- Очень рад. Какую прическу желаете-с?
- Военную.
- Сей момент!
Мастер лихо защёлкал ножницами, развлекая Егора историей о том, как имел в Санкт-Петербурге три парикмахерские, в которых делали причёски исключительно благородные господа, а по праздникам стриглись ветераны русско-турецкой войны, герои Шипки и Плевны, причём абсолютно бесплатно.
Дав брадобрею хорошие чаевые, Уваров отправился домой. По дороге он купил сотовый телефон, заключив с одним из операторов города договор. Вернувшись в квартиру, он принял душ, смывая с себя казённые запахи и липкие следы взглядов любителей судебных разбирательств. В телефонном справочнике он нашёл телефон редакции газеты, в которой работала Даша, и не застав её на месте, попросил передать ей, чтобы она перезвонила по продиктованному им номеру.
Не зная, чем себя занять в ожидании звонка, если таковой вообще будет, Егор включил телевизор. На экране два каких-то солидных господина обсуждали возможность пошаговой интеграции Старого Города в основной мегаполис. Обсуждались плюсы и минусы проекта, способы его осуществления. Уваров так погрузился в обсуждение интересной ему темы, что не сразу обратил внимание на пиликающий что-то невразумительное телефон, и едва не опоздав, схватил трубку:
- Да. Слушаю!
- Добрый день. Это Даша.
- Здравствуйте. Как хорошо, что вы позвонили! – Егор почувствовал, как повлажнела ладонь, сжимающая телефон.
- Вы собирались сообщить мне что-то важное?
- Да. То есть, нет. То есть важное, но для меня…
- А вы умеете внятно излагать свои мысли, - в трубке послышался смешок.
«Ну почему я такой болван? Веду себя хуже курсанта первогодка», - разозлился на себя Уваров, и выпалил:
- Даша! Вы мне очень нравитесь, и я бы очень хотел с вами встретиться.
- Следовало бы за ваше безобразное ко мне отношение помучить вас, в духе дамских романов, но я не буду этого делать. Я встречусь с вами, но при одном условии.
- Принимаю любое.
- Вы расскажете мне всё, что с вами произошло с момента, как коварно обманули меня, оставив без кавалера на вечеринке.
- Расскажу всё, что не является государственной тайной.
- Договорились. Подходите к моему дому к семи часам. Надеюсь, адрес вы не забыли?
- Не забыл.
- Тогда до вечера, - отключилась княжна.
- Да! – Егор вскочил с дивана, и исполнил па, которому могли бы позавидовать суровые воины племени маори.
До семи было ещё целых два часа. Егор отгладил чудо-утюгом брюки, новую сорочку, подобрал галстук, и до блеска начистил ботинки. Ещё раз принял душ и побрился. «Как к торжественному выпуску офицеров готовлюсь. Не мальчишка чай, - посетовал он себе, и тут же всполошился, – надо же цветов где-то купить!». Одевшись, он вышел из квартиры, и спустился на лифте в вестибюль. Спросив у консьержа где можно купить букет, Егор вышел на улицу. Цветочная лавка находилась на соседней улице. У жующей девицы, с диковатым макияжем, Уваров купил букет фиалок.
- Как выгляжу? – спросил он девушку, больше для куражу.
Та окинула его ленивым взглядом, и процедила:
- Как мужчина моей мечты.
После чего надула большой, сразу лопнувший пузырь из жевательной резинки.
- Другого ответа я и не ожидал, - поспешил ретироваться Егор.
«Вездесущее поколение пепси добралось и сюда. Наверное, лавка принадлежит её родителям, и те, дабы уберечь от разных глупостей, приобщают своё чадо к семейному бизнесу. Не знающий о трудотерапии парень, решивший с помощью цветов заслужить расположение этой девчонки, рискует получить букетом по физиономии», - пробовал он себя в дедукции, по дороге к Дашиному дому.
Княжна вышла из подъезда точно в назначенное время. На ней было элегантное, кремового цвета облегающее платье, и такого же цвета туфли на высоких каблуках. На этот раз Егору удалось пресечь реинкарнацию в игуану, и вполне владея своим телом, протянуть девушке букет. Даша поблагодарила за цветы, и взяв его под руку, спросила:
- Куда пойдём?
- Когда по моей вине мы не смогли встретиться, я проезжал по шоссе вдоль берега моря. Там на пирсах горели огнями какие-то рестораны, и мне стало грустно от того, что я не мог оказаться в одном из них с вами. Я почти не знаю города, но если это приличные заведения, мне бы хотелось пригласить вас на ужин.
- Заведения там фешенебельные, и дорогие. Я бы не хотела ввергнуть вас в нищету после первого же свидания.
- Всё же я бы рискнул, - улыбнулся Егор, - в конце концов, разорившись, я нашёл бы выход.
- И что бы вы сделали?
- У вашей двери шалаш я сплел бы, чтобы из него взывать к возлюбленной, слагал бы песни о верной и отвергнутой любви, и распевал бы их в глухую полночь…
- Я знаю! Это «Двенадцатая ночь» Шекспира, - по-детски обрадовалась Даша, - видите, я не такая тёмная, какой показалась вам в первый раз.
- Почему вы решили, что показались мне тёмной?
- Ну как же! Вы упомянули чешского писателя, Гашека, а я даже не слышала о таком. Потом я всю городскую библиотеку перевернула, а его так и не нашла.
- Кого его?
- Гашека.
- А кто это?
Они взяли такси, и поехали на побережье. Как и в тот вечер пирсы сияли праздничными огнями, слышалась музыка.
- Поедемте в «Ялос», там не так шумно. Вы обещали мне рассказать о своих приключениях, помните?
Таксист высадил их у одного из пирсов, с круглыми белыми фонарями на ограждении, в конце которого стояло здание ресторана. Им повезло. Горожане ещё не до конца пришли в себя, после недавних событий, и зал был заполнен только наполовину. Метрдотель провёл их в конец зала, подальше от эстрады, на которой чернокожие музыканты играли блюз. Подошедший к столику официант оставил меню, карту вин, и удалился.
Егор сделал заказ. Официант принёс аперитив, и они неторопливо потягивая местный вермут, обмениваясь одновременно многозначительными и ничего не значащими фразами.
- Я жду, - Даша сделала вид, что поудобнее устраивается на стуле.
- Севиче из форели с чили и лаймом? Я тоже. Даже слюнки текут…
- Вашего рассказа. Вы обещали, - нахмурила брови княжна.
Поняв, что отвертеться не удастся, Егор стал рассказывать о Старом Городе, населяющих его людях, о своих новых друзьях. Когда принесли еду, Даша едва к ней притронулась, нетерпеливо дожидаясь, когда он закончит есть, и продолжит рассказ. Егору пришлось упомянуть о штурме слобод, о лудусе, о цирке, в пещере под замком, избегая по возможности кровавых подробностей.
Даша слушала, широко распахнув глаза, и затаив дыхание. Так маленькие дети слушают сказки, веря каждому слову рассказчика.
- Я за всю свою жизнь не испытала и тысячной доли того, что вам пришлось пережить. Даже не знаю, завидовать вам, или посочувствовать, - тихо произнесла она, и замолчала, переваривая впечатления от услышанного.
- Она меня за муки полюбила, а я ее - за состраданье к ним… - продекламировал Уваров, чтобы хоть как-то вывести Дашу из состояния задумчивой отрешённости.
- А? Простите, я отвлеклась. Что вы сказали?
- Форель очень вкусная. А вам не понравилась? Вы почти не ели.
- Не-ет… Да. Давайте уйдём отсюда. На воздух хочется.
За всю дорогу до её дома они почти не говорили. Даша невпопад отвечала на вопросы, и неумело скрывала чувство, сродни неловкости.
«Какой же я дурак! – корил себя Егор, - соврал бы какую-нибудь глупость. Теперь она монстром меня считает». Когда такси остановилось у Дашиного дома, он вылез из машины, и открыл дверь с её стороны. Даша вышла, прохладно клюнула его в щёку, и стала подниматься по ступеням подъезда.
- Мы ещё увидимся? – крикнул ей вслед Егор, почти физически ощущая, как рушится наскоро, за один вечер, возведённый им замок на песке.
- Я позвоню, - на секунду обернулась она, и скрылась за дверью.
По дороге домой Уваров завернул в какой-то бар, и прилично набрался. «А что ты хотел, - продолжал он изводить себя уже в квартире, раздеваясь, и разбирая постель, - кто я, и кто она. Я грубый сапог, а Даша хрустальная туфелька. Мало, что военный, так ещё и гладиатор, убийца несчастных мурмиллонов и гопломахов. Приехали! Тушите свет. Как она в такси-то не побоялась со мной ехать?».
Укладываясь, он бормотал что-то ещё, уже совсем бессвязное, и скоро заснул.
Три дня он бирюком просидел дома, угрюмо поглядывая на телефон. На четвёртый она позво-нила. Из её сбивчивой речи он понял, что она дура, что понимает, что ему не пара такая размазня и кисейная барышня, что ему нужна амазонка, без промаха разящая врагов из лука, этакая поляница. Но ничего не может с собой поделать, и днями и ночами думает о нём…
Через два месяца они поженились. Свадьба получилась эпической, в том смысле, что помимо Князева и Сомова, на ней гуляли Степан и Любояра, Устин с Милавой, Северус и Маркус. Столетия отделяли их друг от друга, а они, как ни в чём не бывало, сидели за одним столом, и чествовали молодых.
После свадьбы Егора с Дашей пригласили погостить в Старом Городе. Даша была в восторге.
- Я словно в волшебной сказке побывала, - делилась она впечатлениями с новоиспечённым мужем, - все эти фахверки, терема, старинная одежда… В Новоанадыре мне приходилось встречаться с людьми, которые жили до меня и сто, и даже двести лет назад, но языком и поведением они мало чем от меня отличались, а о своём времени говорили неохотно, будто стеснялись. А здесь всё так естественно, гармонично. Я бы, наверное, хотела здесь жить. Тут люди кажутся чище, при-ветливее. А какая замечательная Любояра Микулишна! Оберег мне подарила. Говорит, на утренней росе его заговаривала. Суеверие конечно, но так приятно.
- Не снимай его, - Егор приобнял Дашу за плечо, - здесь всё серьёзно. И Любояра не чудачка какая-то, а самая настоящая волховица, белая ведьма.
- Ты шутишь? – заглянула ему в глаза Даша, ожидая, что он не выдержит, и рассмеётся.
- Это не шутки. Любояра людей, как открытые книги читает, сбои только с «последующими» случаются.
Они возвращались с прогулки в дом Услада. В проходе между глухими заборами, прямо перед ними, на тропинку, жалобно скуля, выползла большая чёрная собака. Она, похоже, была ранена, и просила о помощи.
- Видимо, на чей-то участок забралась, вот её волкодавы и потрепали, - присел Егор над животным.
- Надо ей помочь, мы не можем её здесь бросить, - категорично заявила Даша.
Уваров взял собаку на руки:
- К Любояре пошли.
Любояра, как обычно, открыла дверь раньше, чем в неё постучали.
- Сюда неси, - поманила она за собой Егора, проведя в небольшую комнату без окон, зажгла керосиновую лампу, - клади на стол.
Даша завороженно смотрела, как волховица положила ладони на разорванный бок собаки, и что-то быстро забормотала. Минут через десять она убрала руки, смочила тряпицу водой, и смыла кровь с раны. Сквозь мокрую шерсть был виден заживающий рубец.
- Покормить его надо, изголодал, - Любояра погладила собаку по голове, - берите его себе, верным другом вам будет.
- Так у него хозяин есть, - Егор показал на ошейник на шее пса.
- Его хозяина убил человек, которого ты так и не нашёл.
- Беологлазый…
- Тебе лучше знать, - усмехнулась Любояра.
В Новоанадыре молодожёны сняли небольшой домик на берегу моря. Егор наотрез отказался жить на вилле тестя, сославшись на специфику своей работы. Дарья, конечно же, догадывалась об истинной причине его отказа, но настаивать не стала.
В выходные, с утра, пока солнце не начинало припекать, они взяли в привычку гулять по берегу. Егор обнимал Дашу за талию, и они брели по кромке воды. Набегающая волна приятно холодила босые ноги, в небе недовольно вскрикивали чайки, которых дурачась, гонял Добрыня, так они назвали пса.
Уваров очень любил эти прогулки. Было в них что-то умиротворяющее, дарящее, пусть лож-ное, ощущение незыблемого счастья. Со дня, как он вышел на службу у него минуты свободной не выпадало. Князев назначил его своим заместителем, и спихнул на него все дела, касающиеся Старого Города. Обычно за Егором приезжала машина, но когда Даша в будни оставалась дома, или ему приходилось работать в выходные, он брал её малолитражку. Уваров пока не привык быть большим начальником, и его смущало наличие персонального водителя.
Егор почти не вспоминал о своей жизни в том мире. Иногда царапнут по сердцу, как наждачной бумагой, мысли о родителях, сестре, боевых товарищах, и поблекнут, на фоне текущих забот. Случалось, особенно в ненастные ночи, когда волны с глухим рокотом накатывали на берег, ему снился один и тот же сон. Он спит. Где-то далеко грохочет канонада, напоминая шум прибоя, Егор видит замечательный, поражающий своей реалистичностью сон. Будто он живёт в странном мире, где прошлое переплетается с настоящим и будущим, и ему в этом мире хорошо. Так хорошо, как не было никогда в жизни. Ему не хочется просыпаться, но он всё равно просыпается. Несколько секунд он неподвижно лежит, словно парализованный невыносимой тоской по утерянному чуду. Потом осторожно касается тёплого плеча спящей рядом жены, и радостно улыбается в темноту. Пожалуй, этот повторяющийся сон только и мог на короткие мгновенья омрачить его теперешнюю жизнь. Егор боялся себе признаться, что он безоговорочно счастлив, насколько могут быть счастливыми нормальные, здоровые люди.
СКОРО СКАЗКА СКАЗЫВАЕТСЯ…
На службе дел действительно было много. Егор не занимался оперативной работой, только в крайних случаях, которые после провалившегося заговора, стали редким явлением. Как заместитель Князева, он, скорее, был чиновником.
Генерал-губернатор всерьёз озаботился программой интеграции Старого Города в общее правовое поле, и сейчас полным ходом шёл слом устоявшейся за долгие годы системы. Уваров крутился, как белка в колесе. Комиссии, бесконечные совещания до позднего вечера. Встречи с помощниками министров, правозащитниками, не к ночи будут помянуты, социологами и экономистами. По сути, Егор занимался делами, которые никакого отношения не имели к его непосредственным обязанностям. Князев, глядя на него, только в усы посмеивался.
Как-то раз, после окончания рабочего дня, полковник пригласил Уварова к себе в кабинет. Из заветного тайника достал бутылку коньяка и посуду.
- Пришло время поговорить, Егор… - Князев разлил напиток по стаканам, - присаживайся.
Они выпили, и начальник, как-то странно посмотрев на Уварова, продолжил:
- Я наблюдал за тобой всё это время, и пришёл к выводу, что был прав. Хоть и жалко мне с тобой расставаться, но лучшего вице-губернатора для Старого Города нам не найти. Старик, - Князев показал пальцем на потолок, - полностью со мной согласен. Должность пока не утвердили. Походишь в кураторах, но это не суть важно. Главное, что у тебя будут неограниченные полномочия по наведению порядка на этой территории.
- Это что же, без меня меня женили, получается? – Егор явно не был готов к такому повороту, - а если я не соглашусь?
- А вот это ты мне брось! – полковник постучал пальцем по столу, - не курсистка. Ты человек военный. Считай, что это твоё новое назначение. Служил в Крыму, изведай и морозу в дыму.
- Да я чисто теоретически поинтересовался, - зарделся от отповеди начальника Егор.
- Некогда нам теоретизировать. У нас толковых людей, с комариный чих. Был бы кто-то лучше тебя, его бы на должность поставили, можешь не сомневаться. Что мне здесь, в Новоанадыре нравится, так это то, что тут блатных нет. С сынка чиновника во сто крат больше спросят, чем с кого-то с улицы, прежде чем в начальники посадить. Что в первую очередь думаешь делать? – испытующе посмотрел на Уварова полковник.
- Забор со стороны Новоанадыря снесу. Мне Степан как-то сказал, что обидно им, будто от чумных от них отгородились. Мост надо построить, чтобы сообщение надёжным было. На паромах туда-сюда не наездишься. Школы нужны, больницы…
- Погоди, погоди. Эко тебя понесло-то! – засмеялся Князев, – забор снести, дело не хитрое. Мост нужен, согласен. Я с генерал-губернатором переговорю. Подумаем, где денег на строительство изыскать. А с остальным придётся подождать, Москва и та не сразу строилась. Вот начнёте деньги в бюджет давать… А в школы и больницы, как мост построят, проблем добираться не будет. Значит, решено. Завтра, с утра, прошу очистить кабинет. В Доме Правительства тебе получше выделят. Машину с водителем тоже там дадут.
- А катер? Мне же на ту сторону постоянно мотаться придётся.
- Будет тебе и катер, будет и белка со свистком.
Дома Егор рассказал Даше о своём новом назначении, поделился сомнениями.
- У тебя всё получится, - уверенно заявила она, - ты знаешь тамошних жителей, и они тебя знают. Кто с ними вместе слободы от наёмников защищал? То-то. Люди скорее тебе поверят, чем какому-то пришлому. А поверят, значит помогут. И я с тобой поеду.
- Куда?
- В Старый Город, конечно, куда же ещё. Глава города должен жить рядом с теми людьми, о которых ему поручили заботиться. Ты их проблемы изнутри должен видеть. Посмотришь, как любимая жена с коромыслом по воду ходит, глядишь, и водопровод проведёшь. И не только себе, а всем горожанам, - Даша постучала ему кулачком по лбу – соображать надо, градоначальник. А вообще, я за тебя рада. Живым делом будешь заниматься. Я тоже хочу людям пользу приносить, а не сплетнями их пичкать. Вот брошу свою газетёнку, и пойду в учительницы.
- Сговорились вы с Князевым что ли? – Егор подозрительно посмотрел на жену, - в унисон поёте.
- Виталий Алексеевич умный человек, сумел в тебе потенциал разглядеть. А я, так вообще в тебе никогда не сомневалась, вот и весь сговор.
И Даша и Князев оказались правы. Егор дневал и ночевал на работе. Чиновники шарахались от него, как чёрт от ладана. Все знали, если ему от кого-то из них что-то нужно, он обязательно это получит. Уже через два месяца проект моста был утверждён, а ещё через месяц, началось строительство. С подрядчиками Уваров и вовсе не церемонился. За нерадивость такой разнос устраивал – только перья летели, но и со своей стороны, если случались проволочки не по вине строителей, горой за них стоял. В самом Старом Городе тоже кипела работа. Присмиревшие ландскнехты мостили дороги, рыли траншеи под укладку водопровода и канализации. Конечно, не всё шло гладко. Нет-нет, да кто-то из наёмников сбегал. Те, кого не удавалось поймать, сбивались в разбойничьи ватаги, прятались в горах, и нападали на фермеров. Князевские спецназовцы охотились за бандами месяцами. Рыцари сидели в замке, и ни во что не вмешивались. Через полгода в город провели электричество. Горожане по достоинству оценили нововведение. Тёмные некогда улицы, освещали фонари, окна домов уютно светились ровным ярким светом. Вместо грубо намалёванной вывески, фасад таверны «Счастливый Единорог» засиял красным неоном. Приречные кварталы, до этого державшиеся особняком, разобрали забор, и сняли охрану, предоставив доступ к порту. До него проложили удобную широкую дорогу, а между берегами наладили регулярное паромное сообщение. В Старый Город потянулся пока ещё робкий ручеёк туристов. Дела старьёвщика Густава пошли в гору, лежалое барахло, которое местным и даром не было нужно, скупалось новоанадырцами, на сувениры. Смышлёные слобожане, до того зачастую сидевшие без дела, занялись промыслами, продавая туристам плетёные кашпо для цветов, корзины, и даже лапти.
Степан и Услад всячески помогали Егору в его начинаниях. Из наиболее способных наёмников староста сколотил несколько строительных бригад, и те приступили к строительству ратуши и полицейского участка. Камень для зданий добывали в местной каменоломне. Услад из ополченцев набрал народную дружину, следившую за порядком в городе. Злостных нарушителей заставляли убирать мусор, и мести улицы.
Иногда друзья собирались попариться в бане Степана, на постоялом дворе, а после сидели в его горнице за штофом хлебного вина, ведя разговоры о насущных делах.
- Всколыхнул ты наше болото, Егор, - одобрительно кивал головой староста, - любо дорого посмотреть! – поднимал он глаза к висевшему над столом цветастому абажуру с электрической лампочкой.
- А я Милаве чудо-машину из Новоанадыря привёз. Сама бельё и стирает, и выжимает. Мост построят, детишек в школу отправлю, - хвастался, и делился планами на будущее Услад.
- Да я-то здесь причём, отнекивался Уваров, - не захоти вы сами что-то в своей жизни изменить, поди, дрекольем меня бы с моими новшествами спровадили.
- Не скажи, - не соглашался Степан, - другого кого, гляди и спровадили бы, но не тебя. Ты наш, с самого изначала к нам по-людски отнёсся, хоть и из «последующих». Мы тебе поверили, и не ошиблись. Вона, как жизнь к лучшему повернулась. А тебе спасибо, за то, что глаза нам, глуподырым, открыл, что по другому жить можно. Ну, да дураков и в алтаре бьют, был бы толк.
Домой Уваров возвратился под утро. Даша, уже привыкнув к тому, что он часто задерживается, оставила ужин на плите, и легла спать. Егор, приложив палец ко рту, поманил готового залиться радостным лаем Добрыню на кухню. Скормив ему львиную долю, по времени скорее завтрака, чем ужина, он поел сам, и через дверь на кухне вышел во двор. Спать не хотелось, и он пошёл на море, встречать рассвет. Пёс увязался за ним.
Прогуливаясь по берегу, Егор по привычке составил план первостепенных дел на сегодня. Потом его мысли переключились на Дашу. «Как же мне повезло с женой! – думал он, поглядывая за носящимся по берегу Добрыню, - Даша ведь не только любимая женщина, жена. Она ещё и друг, и соратница. Я считал, что Даша просто по настроению сказала, что хочет стать учителем, а она и вправду поступила на педагогический факультет университета, продолжая работать в газете. Предложил ей бросить работу, денег я сейчас, больше чем мы тратим зарабатываю – отказалась, говорит, что не ищет лёгких путей, и обязана соответствовать мужу. Вот тебе и княжна. Не сравнить с золотой молодёжью того мира, тупо просаживающей деньги родителей».
За размышлениями он едва не пропустил восход солнца. Огненный, пока ещё не слепящий шар, показался над горизонтом, проложив через водную гладь сияющую дорожку, и окрасив в золото края облаков. Залюбовавшись, Егор присел на один из вросших в песок камней. Прибежал Добрыня, и улегся у его ног. Через минуту, залаяв, пёс сорвался с места, и куда-то убежал.
- Глупое ты существо, - такой красотой не желаешь насладиться, - вслух попенял он собаке, и вздрогнул от звука раздавшегося за спиной голоса.
Егор не успел оглянуться, как Даша навалилась ему на спину, обняв за шею:
- Так вот кем ты меня считаешь, подлый лицемер! Существом, не способным оценить прекрасное?
- Вообще-то, это было адресовано Добрыне, - Егор умудрился затащить Дашу себе на колени, - но если тебе угодно разделить с ним бремя невежества, можешь отнести это и на свой счёт.
Дарья отвесила ему символический подзатыльник.
- Ты как здесь оказалась?
- Проснулась, тебя нет, собаки тоже. Заглянула на кухню, сковородка пустая на столе. Вот, и догадалась, что вы на море пошли.
- Прямо мисс Марпл какая-то…
- Кто такая мисс Марпл?
- Одна старушка детектив-любитель, из цикла романов Агаты Кристи.
- Когда же ты перестанешь третировать меня именами неизвестных мне авторов? – надула губы Даша.
- Что? И Агаты Кристи в библиотеке нет?
- Представь себе, нет.
- А Игнат Долгунов есть?
- Навалом.
- Вот видишь, Долгунова навалом, а я в отличие от тебя, не знаком с его творчеством.
- Ты издеваешься? Долгунова только маргиналы читают.
- Странно. А у Князева это любимый писатель.
- Врёшь! Никогда не поверю, что Виталий Алексеевич может такую дрянь читать.
- Ничего не вру. Он мне сам признался, что мечтает отправить классика на «Колыму», чтобы тот получил там новый творческий импульс.
Пикируясь, они вернулись в дом. Егор завалился на диван в гостиной, чтобы хоть пару часов поспать перед работой. Даша уже уехала, а на подъездной дорожке стояла служебная машина, с дремлющим за рулём водителем. Наскоро умывшись, Уваров выпил кофе, и вышел из дома.
Егор попросил водителя сделать крюк, и перед тем, как отвести его в Дом Правительства, съездить к мосту. Стройка там шла ударными темпами. Уже были готовы все опоры, а дорожное полотно, со стороны Новоанадыря, было надвинуто на две трети длины. Уваров по праву считал мост своим детищем. Сколько сил и нервов ему пришлось потратить, чтобы воплотить этот проект в жизнь. Егор знал, что и по ту, и по эту сторону реки в народе мост называют уваровским, и он испытывал сложные чувства от подобной славы, которой он не искал.
До полудня Егор бегал по чиновникам, при виде его морщившимся, как от зубной боли, выбивал трубы для водопровода и канализации, отделочные материалы для ратуши и полицейского участка, лошадей для полицейских патрулей. В Старом городе улицы не были приспособлены для автомобилей, да и жители были против механических повозок. Около половины первого позвонил Князев, предложил пообедать в «Аркадии».
Уваров приехал в ресторан к часу дня. Полковник уже был на месте.
- Хреново выглядишь, - озабоченно посмотрел он на Егора, присевшего за его столик.
- Бюрократы замучили, - пожаловался Уваров, - такое впечатление, что они натуральным об-меном занимаются. Тонна бумаг – на тонну цемента меняют.
- Вот откуда берётся это крапивное семя? Я пришёл к выводу, что они спорами размножаются. Мне губернатор сам рассказывал. Надумал он как-то создать специальный отдел, куда бы от каждой городской службы выделили по одному-два человека для работы с отдельными гражданами, чтобы те обобщали по профилю жалобы, и составляли на их основе отчёты, с уже готовыми рекомендациями по устранению тех или иных недоработок. Это бы избавило от необходимости выслушивать десятки жалобщиков по одному и тому же вопросу, отвлекая работников служб от текущих дел. Утвердили штат отдела, должностные оклады, выделили помещение и необходимое оборудование. И что ты думаешь? Пары месяцев не прошло, как жалобщики снова стали осаждать непосредственно сами службы, а в отделе, чуть ли не друг у друга на головах сидит целая свора бездельников, смачно чавкающая бюджетными деньгами. Каково? И так повсеместно. И бороться с этой заразой, не легче, чем с хреном в огороде.
- Скорее бы мост достроили… - начал было Егор, но полковник его перебил.
- Анекдот в тему, - Князев лихо опрокинул рюмку аперитива, - так вот. Решили звери мост через Лимпопо построить. Расчеты сделали, смету утвердили. Всё, как положено. Начали строить, а материалов не хватает. Стали рядить, кого в звериное министерство посылать. Решили отправить слона. Он де, умный, убедит кого надо дополнительные материалы нам выделить. Дудки. Слон ни с чем вернулся. Отправили льва, как никак царь зверей, кулаком, то есть лапой, по столу стукнет, всё, что потребно дадут, никуда не денутся. Опять облом. Тогда попугай и говорит: «А давайте осла туда пошлём. Он упрямый, может чего и выбьет». Послали осла. Через неделю материалы начали завозить. Звери обрадовались, начали мост достраивать. Построили. А материалы всё везут и везут. Они к ослу: «Ты чего там, ослиная башка, наговорил! Куда нам теперь всё это девать?». А он им: «Да я как лучше хотел. Я как в министерство приехал, глядь, а там сплошь мои братаны ослы сидят. Ну, я им и растолковал, что мы мост не поперёк реки строим, а вдоль».
- Смешно, - вежливо улыбнулся Егор, - я вот что ещё у тебя хотел спросить. Могу ли я, в случае чего ссуду взять. Отстроиться в Старом Городе хочу. Я кое-что скопил, но боюсь расходы эта сумма полностью не покроет.
- Не надо бояться больших расходов, надо бояться маленьких доходов, - хохотнул полковник, - это ещё Дэвид Рокфеллер подметил. Не беспокойся. Всё будет. А то, что перебраться туда решил, это правильно. Негоже командиру вдали от своего войска находиться.
После обеда, распрощавшись с полковником, Уваров поехал в порт. Там тоже многое изменилось. Убрали пограничников с проходной, закрыли таможенный пост. Люди без проволочек перебирались с одного берега на другой. Заметно увеличился товарооборот, и Егор, уже по-хозяйски, отметил, что причальную линию следовало бы удлинить. Впрочем, с постройкой моста. В этом не будет необходимости.
На выделенном ему катере, Уваров сразу отказался от шкипера, и управлял сам, он пересёк реку, и отправился проведать Аполлинария Гавриловича Лиднёва. Этот район теперь тоже был в его подчинении, и Егор хотел знать настроения приречных. Лиднёв встретил его, как члена императорской фамилии. Витиевато расшаркавшись, Аполлинарий Гаврилович пригласил Уварова в гостиную, и без понукания выложил всю интересующую того информацию. Выпив с хозяином кофе, и выслушав дифирамбы своей деятельности, Егор счёл возможным откланяться.
По вновь отстроенной дороге, по которой в обе стороны вереницей шли гружёные повозки, он пешком дошёл до города. Степана Уваров нашёл в уже отделываемом изнутри здании ратуши.
- Что тут у нас? – поздоровавшись со старостой, спросил он, проведя ладонью по стене, отделанной шлифованным камнем.
- Скоро закончим. Верхние этажи уже готовы. Пойдём кабинет тебе твой покажу, - приобнял его за плечи Степан, - залюбуешься.
- Ну, пойдём, - если честно, Егору было всё равно, но не хотелось обижать товарища.
Пройдясь по просторному, светлому помещению, отделанному дубовыми панелями, Уваров подошёл к окну. Сверху была хорошо видна рыночная площадь, и улица ведущая в сторону Русской слободы. «Что-то я давно Любояру не навещал, - подумал он, - пойду-ка проведаю волховицу».
- Ну, как? – староста явно ждал похвалы.
- Да всё замечательно, Степан, молодец. Вот ещё что. Как с ратушей и полицейским участком закончите, у меня к тебе личная просьба будет…
По дороге к Любояре, Уваров нарвал большой букет ромашек, росших по сторонам тропинки. Уже подходя к её дому он подивился произошедшим изменениям. Вместо глухого частокола по границе участка стояла невысокая кованая ограда, с подрастающими за ней декоративными кустами, а на месте огорода зеленела лужайка.
Поднимаясь на крыльцо, Егор не сомневался, что дверь откроется прежде, чем он постучит. Так и случилось. Изменения коснулись не только участка. На Любояре не было привычного тёмного платка, золотистые волосы были убраны в небрежный пучок, а вместо свободного длинного платья на ней были свободные светлые брюки и серая блуза.
- Рот закрой, синица залетит, - довольная его реакцией, пропустила она Егора в дом.
Уваров вспомнил о букете, и протянул его хозяйке.
- Садись за стол. Наливочки с тобой выпьем, за жизнь поговорим, - Любояра налила воды в стеклянную вазу, и поставила в неё ромашки, - уважил, - она провела по букету ладонью, и цветы потянулись к ней, как живые существа.
Они проговорили до вечера. Егор делился своими проблемами, а Любояра, знакомо подперев щёку ладонью, внимательно слушала, время от времени разбавляя его монолог парой фраз.
- Вот и сбывается моё пророчество. Большое дело ты для людей делаешь. Будет тебе за это награда.
- Да мне ничего особо и не надо. У меня всё и так есть, - махнул рукой Егор.
- А награда это не всегда прибыток, зачастую за неё сохранность того что имеют считают, - многозначительно улыбнулась Любояра, - вот и у тебя всё в сохранности будет.
- Вот за это, спасибо.
- Ведаю сюда перебраться хотите. Есть у меня участок хороший, вверх по реке. Лучшего места не найдёте.
- Ничего от вас не утаишь, - досадливо покачал головой Егор.
- А чего тебе таить-то? Весь, как на ладони. Это у кого душа чёрная, норовит в тени спрятаться, а кто на свету, того и без волховства видно. Ладно, засиделись мы, - поднялась из-за стола Любояра, - домой ступай. Жена заждалась уже…
Возвращался Уваров с чувством схожим тому, что он испытывал гуляя с Дашей по берегу моря. Волновавшие его проблемы уже не казались такими сложными, будущее виделось позитивным, а возможные неприятности несущественными. Он осуществит всё задуманное, у него всё обязательно получится, и если ему удастся хоть немного сделать этот мир лучше, значит всё в его прежней жизни, и в жизни нынешней, было не зря. Егор бодро шагал по тропинке, усталость, накопившаяся за последние месяцы, исчезла без следа, словно Любояра своими чарами, влила в него свежие си-лы, а может, как бывает во время изнурительного кросса, у него просто открылось второе дыхание.
ЭПИЛОГ
Прошло восемь месяцев, со дня свадьбы Егора и Даши. На берегу реки, недалеко от недавно построенного моста, Степановы строители срубили терем, в котором поселились молодожёны. Жизнь в Старом Городе заметно изменилась. В дома провели водопровод, и кабельное телевидение. У домохозяек появились любимые сериалы, а главы семейств смотрели спортивные программы и познавательные передачи. Рыцарям госпитальерам разрешили построить монастырь в горах, и они покинули замок, в котором открыли краеведческий музей. Во дворе замка стали проводить фольклорные концерты и ярмарки, на которые собирались толпы любителей старины из Ново-анадыря. Таверны «Скачущая королева», «Счастливый единорог» и «Кабанья голова» стали модными ресторанами.
Удивительно, но после скандала с гладиаторскими боями публика проявила к ним такой жгучий интерес, что предприимчивые антрепренёры собрали труппу из бывших гладиаторов, и те снова сошлись в поединках на арене цирка, правда, все бои теперь были не более, чем красочной театрализованной постановкой. Маркус и Северус стали звёздами арены. Они неоднократно приглашали на представление Егора и Услада, но те в цирк так ни разу и не пришли.
Сам Старый Город хорошел день ото дня. Никто больше не выплёскивал помои и нечистоты из окон, улицы сияли чистотой, а под окнами фахверков хозяйки стали вывешивать корзины с цветами, соревнуясь между собой в красочности и разнообразии цветников. Пустыри за городом застроили особняками. В Новоанадыре нашлось много желающих сменить городскую суету на почти пасторальный уют. Одним из них был модный писатель Игнат Долгунов. Смена места жительства подвигла его на написание новых романов, расходившихся по книжным магазинам города многотысячными тиражами. Ознакомившись с очередным «шедевром», Князев в бешенстве топал ногами, грозясь пойти на должностное преступление, но законопатить писаку в каменоломню на вечные времена.
Не обошла горожан и мода на современную одежду, в большей степени это коснулось молодёжи. Поначалу модницы и модники выглядели несколько диковато, особенно, девушки в кокошниках и джинсах, а парни в костюмных парах и разноцветных юфтевых сапогах, но очень скоро они разобрались, что к чему, и уже ничем не отличались от своих сверстников новоанадырцев.
Не принимающие, или не вписывающиеся в стремительно меняющуюся жизнь, уходили на юг, в необжитые горные районы. Власти их не преследовали, позволяя жить, как хочется, но строго карали за противоправные действия. В одной из операций по ликвидации банды, организованной ландскнехтами, долгое время терроризировавшей фермеров на юге полуострова, погиб штаб-ротмистр Сомов. Его друг, спелеолог Миша, узнал о случившемся уже после похорон. Набрав команду диггеров, он неделями пропадал в подземелье замка, исследуя лабиринт.
Услад стал начальником полиции Старого Города. Министр внутренних дел не раз ставил его работу в пример другим полицейским чинам Новоанадыря. Степан, уговорив таки выйти за него замуж Любояру Микулишну, отстроил на месте постоялого двора вполне современную по сервису гостиницу, сохранив при этом колорит седой старины. Прохор пошёл учиться в школу, в последующем твёрдо намереваясь стать вертолётчиком.
Политические страсти, после почти полной смены правительства, заметно поутихли. Либеральные и прозападные партии превратились в маргинальные объединения, без малейшего шанса вернуться во властные структуры, а на их лидеров народ смотрел не иначе, как на городских сумасшедших.
Плавно текущую, редкую на сенсации жизнь города, по обе стороны реки, всколыхнуло одно событие. По свидетельству очевидцев, человек со странными белыми ресницами и женщина лет сорока, угнали из порта старый катер. С боем прорвавшись сквозь морской пограничный кордон, и ранив нескольких моряков, они скрылись в полосе тумана. Поиски похитителей велись несколько дней, но никаких результатов так и не дали.
В кабинете начальника третьего охранного отделения Новоанадыря генерал-майор Князев и вице-губернатор Уваров обсуждали это резонансное событие.
- Ты думаешь, это Белоглазый? – Виталий Алексеевич, уже зная ответ, посмотрел на Егора.
- Несомненно.
- А женщина?
- Наверное его подруга. По тому, что мы знаем о Белоглазом, согласно записям в архиве, Марвине Нолане, он был незаурядной личностью. Женщины ради таких нередко совершают необдуманные поступки, - Уваров задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, - почему он так сделал?
- Кто его знает, - пожал плечами генерал, - наверное, невмоготу ему было признать своё поражение, и принять то, что здесь мы есмь город, стоящий на вершине горы - свет миру, и для него, похоже, уже давно выбравшего тьму, тут места нет.
- Так свет миру, или город 404? – припомнил Егор давний разговор с Князевым.
- А вот это, пусть каждый для себя решает сам.
КОНЕЦ
Город 404
© Copyright: Григорович 2, 2018
Свидетельство о публикации №218032601967
Свидетельство о публикации №218032601967
Рецензии