Запах детства

День выдался маятным и тяжёлым, однако, всё получилось как нельзя лучше. Тёщу на дачу, жену по магазинам, дочь на турбазу. Солнце уже повисло красным шаром над горизонтом, когда я, наконец, погнал уставшую мицубиську в гараж. На переезде перед самым носом заморгал красным светофор и опустился шлагбаум. Ясно, ждать придётся долго. Я заглушил двигатель и приспустил пониже стекло. От протекающего рядом ручья явственнее потянуло прохладой и тиной, громче засвистели птахи в тишине. Через несколько минут послышался гудок и на переезд выполз тепловоз с натугой тянувший состав цистерн. Дохнуло давно забытым бензино-солярно-нефтяным запахом. Этот запах на мгновение вернул меня в юность, на тридцать лет назад.

Мы опаздывали. Катастрофически опаздывали. Алабаш не пришёл. Алабашки – самое лучшее изобретение Кавказа. В советские времена они составляли существенную конкуренцию государственному транспорту. В дневное время степенные и неторопливые заводские автобусы – ГАЗики и ПАЗики, в час пик превращались в лихие экспрессы без номеров. Хоть и стоил проезд вдвое, а то и вторе больше государственного, на них ездили охотнее, чем на «номерных» маршрутах. Да и ездили они в основном в тех местах, где не было номерных маршрутов. Как правило, от крайней станции метро, до крайнего дома новостройки. Загружается такой алабаш по завязку и мчит, диким мустангом, по проспекту без остановки, игнорируя все правила движения. Изредка водитель крикнет «Остановка сходящ ест?», а ему хором в ответ «Йох, нету». И опять мчит «мустанг» по проспекту. Иногда, ГАИшники устраивали облаву и тогда много народа опаздывало на работу. Сейчас та же перспектива «светила» и нам. Кто то, в толпе, робко предположил «Опять облава!» и народ потихоньку, с ворчанием двинулся под горку, на маршрутный автобус. Но, мы уже не успевали. На остановке осталось нас трое: я, мама и Люда. Мы все работали на одном заводе и знали о «драконовских» законах, лучшего в городе предприятия – завода им. Калининна.
- А поедемте на такси – вдруг сказала Люда.
- Ты с ума сошла, - ответила мама – на работу и на такси!? «Наши люди в булошную на такси не ездют!»
- А что такого, по «полтинничку» и всё. Полтора рубля – такса.
- А, давай - решила мама.
Люда, махнула рукой, и у бровки тормознуло, непонятно откуда взявшееся, разбитое такси.
Водитель оказался словоохотливым. Всю дорогу развлекал байками. Вот и Рабочий проспект. Потянуло неповторимым «ароматом» нефтеперегонных заводов. Когда въехали в «Чёрный город» мама попросила прикрыть окно. Оно и понятно. «Чёрный город» - это десятки нефтеперегонных заводов стоящих бок о бок друг с другом. У меня, почему то, этот запах всегда ассоциировался с пригоревшими макаронами. Замелькали справа башни, трубы, заборы. Слева далёкое море, а рядом железнодорожные пути и цистерны на них.
- Воняет, да? – опять встрял водитель.- А был у меня такой случай. Приехал по вызову к вам, в Ахмедлы. Выходит из подъезда дед. Старый, седой. Настоящий аксакал, да. Папаха, палочка, пиджак. Поехали, говорит, в «Чёрный город». Я еду и думаю, да, зачем старому человеку надо завод? Неужели ещё работает? Доехали. Он попросил остановиться и подождать. Потом вышел и ходил минут двадцать. Туда ходил, суда ходил. Машалла, мне уже плохо стало от запаха. Он сел в машину и мы поехали обратно. Я говорю «Уважаемый, что искал, что потерял, может помочь надо?» Он говорит «Молодость свою потерял. Родился и вырос в «Чёрном городе». Всю жизнь прожил здесь, а как вышел на пенсию, государство дало новую квартиру. А там воздух не тот. Долго мучился, потом съездил сюда. Легче стало. Теперь, вот, каждый месяц езжу. Лечусь.» Человек лечится, да! А Вы говорите «Воняет!»

Отгромыхал состав, унося с собой нефтяной запах. Я завёл машину. Поднялся шлагбаум. Я ехал потихонечку и думал. Азербайджан принял решение о сносе старых заводов и постройки новых, современных за городом. Собственно, и родился «Чёрный город», как далёкая окраина Баку в середине ХIХ века. В веке ХХ стал неповторимым кусочком города. Не станет скоро «Чёрного города». Не будет удушливого стойкого «аромата». Но, это запах для меня навсегда останется запахом юности.