Солдат всё может

В армии солдат всегда  живёт по уставу. С подъёма и до отбоя распорядок его дня размечен по минутам. Подъём, физзарядка, занятия, обед, опять занятия до самого ужина. А вот после ужина у него масса свободного времени до отбоя. Солдат занимается своими личными делами: отрабатывает наряд, полученный от старшины за плохо заправленную кровать или за грязный подворотничок. Мы на его не обижались, называли его за глаза макаронник. Он это "звание" принимал как должное, но всегда запоминал тех, кто назвал его не любимым словом. Получение новой формы, а особенно сапог у нас в роте считалось большим событием. В этот день в личное время свои наряды мы не отрабатывали. Но старшина зорко бдил наш быт, потому что знал, что в этот вечер кто-то будет в своё новое обмундирование вносить неуставные поправки. Сюда он относил целлофановые воротнички, которые солдаты пришивали, чтобы не менять их каждый день и сапоги, которым  солдаты пытались придать вид генеральских, то биш без гармошки.  Увидев такое "издевательство" над форменной гимнастёркой или сапогами, солдат мог схлопотать очередной наряд. Но "старики " шли на это, а вот молодые солдаты побаивались. Сержантскому составу старшина делал замечание за неуставные лычки на погонах, но этим и ограничивался. Больше всего нареканий мы получали за сапоги. Их шили из добротной свиной кожи.  Правда у них было два недостатка: они были очень тяжёлыми и имели довольно широкие голенища. Если с первым недостатком мы мирились, то со вторым боролись.  "Боролись" по разному. Вечером в бытовой комнате собирались все, кто хотел заузить голенища яловых сапог и сделать их точно по ноге. Разумеется, когда старшины в роте не было. Как это делается, нам показывали "старики". С помощью нагретого утюга и мокрой тряпки на голенище, проглаживали поверхность сапога. Кожа шипела,страшно воняла, но при этом уменьшалась, и становилась гладкой и блестящей. Старшина, зная, что сапоги начнут зауживать обязательно, старался эту ночь проводить в роте. Нам при этом говорил, что его тигра( жена) ему изрядно надоела и он хочет побыть в привычной армейской среде. Мы это понимали и процесс переносили до лучших времён. Времена эти наступали, когда мы шли в наряд по кухне. Уж здесь-то мы были хозяева до утра, и заниматься сапогами могли всю ночь. Роты после ужина шли в казарму, а у нас начинался процесс.  Кипятили в баке воду, затем опускали голенищем вниз один сапог, потом другой. Всё было просто, если всё делать с умом. Но иногда поучалось так, что голенище сапога настолько суживалось, что нога в него уже не лезла. Начинался обратный процесс растяжки, а он всегда был сопряжен с определёнными трудностями. От горячей воды кожи быстро сокращалась и растянуть её не было ни какой возможности. Тогда в ход шли мётла и  половые щётки.  В сапоги вставлялись две палки и одновременно их тянули в разные стороны. Иногда всё-таки удавалось их растянуть немного, ногу можно было засунуть в сапог. Порой этот процесс приходилось совершать дважды. Совершая такую операцию, один из моих солдат умудрился поломать все палки на кухне, за что нагоняй от старшины получил я, как командир отделения. Правда солдат несколько дней мучился, натягивая утром сапоги, но через пару недель, они немного растянулись и он смог надевать  их без особого труда. Палки мы  вскоре нашли  и отремонтировали метлу и щётки уже будучи в очередном наряде. Сапоги выдавались нам один раз в год, так что к третьему году службы процессом "доработки"  голенищ мы владели в совершенстве и могли передать свой опыт молодым солдатам, прибывшим служить нам на смену. За три года службы мы многому научились.