Порочный круг

                Франция 1793 год
Рассветное солнце тускло освещало городскую площадь, отражаясь от багряных ступеней эшафота, оно било в лицо старого палача с кряхтением стирающего лужи стылой крови со свежих просмоленных досок, присев  на одну из ступеней он вытер пот и огляделся. Опьяненный свободой город постепенно просыпался: бедняки и оборванцы  всю ночь просидевшие на каменной брусчатке площади лелеющие надежду занять лучшие места предстоящего действа, лениво потягивались и разминали суставы, с зевками встречая новый день. Остатки торговцев  неспешно открывали  свои ларьки, с тревогой посматривая на проходящий мимо люд. В воздухе  сгущалось напряжение. С каждой секундой  площадь стала заполняться народом, грязные вымотанные рабочие несли на плечах своих чад, поглядывая на оборванных и запыленных солдат в истрепанных красных мундирах устало и обреченно смотрящих на эшафот. Вокруг рыскали воришки и аферисты, ловко прячась от придирчивых  взглядов вооруженных революционеров и не упускающие возможности что-нибудь стянуть, периодически из толпы слышались  недовольные окрики и ругательства, но они вовремя скрывались в людской массе, не оставив следа. Когда же люди наполнили  все возможное пространство, заполонив его шумом и толкотнёй, прогремел звук барабанов и народное море стихло.  Проходя, как лодка по волнам, эскорт вел одного единственного человека, погруженный в мысли он печально смотрел на окружающих его людей. Его подвели к гильотине, Судья стал читать длинный свиток приговора…
В тоже время, на одной из крыш близлежащих зданий, свесив с карниза ноги сидел человек, неотрывно смотревший на площадь, в руках у него был увесистый бутерброд,  обильно политый кетчупом и майонезом, прикрытый лишь развевающейся на ветру бумагой он представлял вершину кулинарного мастерства современного общепита и постепенно угасал под непрестанным чавканьем своего хозяина. Рядом с этим подозрительным субъектом стояла девушка в развивающимся белом платье, удивленная и чем-то сбитая с толку она переносила взгляд то на своего соседа то на площадь, собираясь с мыслями она набрала побольше холодного воздуха в грудь чтобы что-то произнести но сосед ее резко прервал жестом и произнес :
 - подожди, сейчас начнется самый интересный момент. Он завернул остатки бутерброда  и положил в карман кожаной куртки,  в свою очередь, достав из другого кармана старую погрызенную трубку, он с беспечной улыбкой указал на происходящее.
Окончив свое заключение, судейский глашатай уступил место осужденному, тот неуверенно  окинув взглядом толпу, увидел  поддержку в глазах старых вояк, поправился и выдавил мимолетную вымученную улыбку, произнёс:  Я умирая невиновным во всех преступлениях в которых меня….Его голос на время заглушил рев толпы  прогремело пара выстрелов и дюди успокоилась … га простить врагам моим. На пару минут повисла гнетущая тишина  разразившаяся громом криков. Виновного без сопротивлений  уложили на гильотину. Лезвие, отражая солнечные лучи, рухнуло вниз, в долю секунды брызнула кровь и голова упала в корзину. Разномастная толпа стала  невпопад скандировать «Да здравствует нация! Да здравствует республика!».
Ошеломленная  происходящим девушка в белом  с раздражением и страхом посмотрела  на своего собеседника, он повернул к ней голову,  пуская по платью солнечные зайчики  от защитных очков.
-Зачем все это? – прерывистым голосом спросила она.
-Ты слишком простодушно оперировала историей и слишком своевольно обвиняла того или иного правителя вот я и решил показать…. С чего начинается свобода и рабство.
-Что?
Решение и его последствия, если ты заранее не знаешь результата. Но я хотел показать тебе еще кое-что, он полез во внутренний карман своей кожанки,  достав оттуда  ветхую записную книжку, он стал листать её от корки до корки, проделов это несколько раз он растерянно уставился в небо. На его бледном угловатом лице отразилась грусть, внезапно  сменившаяся неловкостью с каким-то озорством,  отразившимся в улыбке. Девушка, с подозрением скрестив руки, наблюдала за этой свистопляской эмоций на его лице. Он достал сверток с бутербродом, и одним движением поглотив его остатки,  протянул ей сверточную бумагу, с набитым ртом он что-то произнес, но был проигнорирован. Проглотив тяжелый ком,  повторил «Прочитай» Она попятилась от мятой обертки, качая головой и пожимая плечами, увидев еще и ее красноречивый взгляд, он вздохнул, развернув бумагу и выровняв ее на колене и прокашлявшись, он начал чтение:
                ВЫСТРЕЛ
Я шел по тихим залам дворца, обследуя комнату за комнатой, от обилия пестроты красок богатства рябило в глазах, каждое помещение прямо сверкало бессмысленной и безвкусной дороговизной и когда мне и моим солдатам стало это надоедать  мы, наконец, достигли покоев правителя. Сшибая с плеча дверь, я врываюсь в комнату и вижу ЕГО, седого заспанного и безмерно уставшего старика, виновника  смерти моей жены и многих других, чьи имена я некогда не узнаю, он смотрит на меня не злыми понимающими глазами. Поднимая чашку, он подносит ее к губам и печально вздыхает. Моя рука  тянется к металлической ручке пистолета  с тихим шуршанием выскальзывающего  из кожаной кобуры, почти рефлекторно палец взводит курок. В долю секунды его лицо меняется и он злорадно смеётся  не в состоянии остановится, чашка выпадает из его рук и он хватается за живот не в силах унять безумство. В двери появляется удивленное лицо моего подручного, но как только я на него взглянул, он тут же стушевался  и исчез за углом. Когда я снова взглянул на тирана, он успокоился, но продолжал смотреть на меня уже полными ненависти  глазами, с  подчеркнуто злорадной улыбкой.  Я навел ствол и спустил курок,  и эти секунды я не смогу забыть никогда, гром выстрела по всему дворцу эхом отражающийся от стен , удар одинокой гильзы об дубовый паркет и легко откинувшего голову старика с дырой во лбу.  Мне не хватает воздуха, я чувствую и радость победы, и странное чувство горечи и опустошения. Медленно шатаясь я иду прочь от этого места, вдохнув и выдохнув я ускоряю шаг не замечая я врезаюсь в солдата набивающего в свой баул серебряные вилки и  ложки и еще какую-то драгоценную мишуру, он растерянно смотрит на меня, но я не обращая на него внимания встаю и пробегаю последние пару метров до разрушенных ворот  там стоят не успевшие и не задействованные в осаде полки, они смотрят на меня уставшими от битв и ожидания глазами, ищущими на моем лице хоть признак радости окончания битвы.  Я напрягаю мышцы лица в какую-то форму жалкой улыбки, но и это создает взрыв радости и безумного оружейного фейверка сотрясающего   все вокруг. Я иду дальше, пробиваясь сквозь толпу людей, но новость идет быстрее меня и я тону в волнах ликующих и плачущих лиц, они давят и сковывают меня,  каким-то чудом я вырываюсь из этого моря и ухожу в ближайшую улочку. На балконах радуются женщины и плачут разбуженные  дети, где-то вдалеке ворчат старые мужи, проходя чуть дальше, я вижу единственное тихое местечко на этой улице, закусочная «Свиное рыло». Пройдя в душное  накуренное помещение и ловя косые взгляды и шепот за спиной, сажусь за стойку бара и бросаю горсть монет и заказывая кварту пива, оглядевшись, вижу прикрепленный  лист с моим лицом и наградой за голову, бармен  с неловкой улыбкой срывает его со  и засовывает к себе в карман. Я продолжаю пить.    Когда бокал опорожнился на половину, дверь кабака открылась, и в нее зашел человек, прикрывая лицо, он также закинул пару монет на стойку и подсел ко мне. Понемногу успокоившись,  я узнал в нем  своего друга и предводителя. Он улыбнулся мне своим круглым морщинистым  лицом, протер линзы своих круглых очков  о старое пальто, повернувшись к бармену и на минуту задумавшись, он похлопал по одежде,  и достал вчетверо сложенный лист бумаги,   протянул работнику  заведения, который тут же  раскрыл его и с интересом посмотрел н  на меня. Потом он повесил его на стену, где недавно был розыскной лист, на плакате был изображен я во всей красе в героической позе рядом с матерью революцией и моими друзьями. Я перевел взгляд на друга, он пожал плечами, и мы снова выпили, дальше все было как сквозь мутное стекло.   Помню, что он со всем своим красноречием пытался меня убедить остаться у становления нового правления страны, но я отказался, объяснив ему, что воспитание малютки дочери мне важнее всякой революции и власти вместе взятой. Мы вышли на улицу нас встретил почетный караул, и мы поехали к другим предводителям восстания, так быстро разгоревшийся и прогоревшей революции, вот тогда  не просыхающие празднества. Я мало что запомнил от этой пары  недель  только один фрагмент, давящий на меня все нарастающей тревогой, встреча между банкетами мне представили нового помощника моего сотоварища, маленький офисный клерк с хитрыми проницательными глазами, он подбирал к каждому свои лазейки и искал поддержки в розных даже порой преступных слоях общества.  Мое чутье пророчило некую опасность от этого человека, и  я решил предупредить оставшихся вождей революции о возможной угрозе. Они слушали меня с уважением,  но по ощущениям  каждое мое слово уходило в пустоту. Несколько раздраженный я плюнул не все и вернулся домой в родное село к дочурке Лили. Несколько спокойных лет  прошли незаметно, лишь редко омрачая мелкими неудачами, но радуя каждым новым днем и маленькими неуверенными шагами развития малышки, я стал успокаиваться и оседать в родных местах. И вот на самый разгар веселья в 15 день рождения Лили не успели мы задуть свечи, как ко мне принесли срочную телеграмму с известием о смерти нашего лидера, через час я уже был в вагоне поезда, а через два дня уже общался со старыми приятелями и скорбел об усопшем. Я держал ручки его гроба, когда мы укладывали его в могилу и чувствовал пристальный взгляд у себя на спине. Когда я смог обернуться  я увидел помощника мертвого вождя, он смотрел  на меня зло и даже не скрывал улыбки. Гнев теплом разлился по моим конечностям, подскочив к нему, я наотмашь ударил его по нахальной физиономии и продолжал бить  пока  нас не растащили в разные стороны, с большим трудом восстановив дыхание и свыкаясь с наступающей старостью, я пошел объясняться. Я долго разъяснял крупицам старых вояк, оставшихся во власти, чем опасен этот человек, но лишь теперь после ЕГО смерти они осознали весь масштаб возможных проблем. Я позволил им пользоваться моим именем как символом прошедшей революции и как в былые времена поднять силы и убрать рвущегося к власти диктатора, это все что я мог сделать, я не политик, а тем более не властолюбец, а простой вдовец фермер, в былые времена взявшийся за ружье. Но и этого должно было хватить, с такими мыслями я вернулся к себе домой.  И так я прожил еще год, каждый месяц получая свежие новости я искал хоть какой-то намек на победу…. Но  с каждой новым сообщением становилось все хуже, старые соратники постепенно уходили со страниц газет и стирались из общей истории, а враг креп и поднимался  в позициях. И тогда наступил день когда из его противников остался лишь я. Меня разбудили резкие стуки звонки в дверь….  Спотыкаясь я побежал  к дочке в комнату, поднял ее ворчавшею и заспанную, накинул на нее теплую куртку одной рукой, другой же уже доставал из шкафа мой «тревожный рюкзак» напялив все это ей на плечи и даже не дав ей одеть обувь я выпроводил ее через окно, она жалобно пискнула, но послушалась и растворилась в темноте. Я взглянул на оконную раму, на ней был выпирающий гвоздь… и на нем была свежая кровь… кинувшись ее стирать я услышал звук ломающейся двери у себя за спиной. В дом ворвались солдаты в старой и такой родной форме они выстроились  у дверей и окон  преграждая мне путь к побегу, последним в дом вошел  молодой полковник, в грустном осунувшемся лице  которого угадывались неуловимо знакомые черты, он молча прошел к моему окну роняя мимолётный взгляд на раму и на меня  он молча закрыл ставни. Полковник повернулся ко мне, и я почувствовал в его взгляде  некое благородство, грусть и…. сострадание. Я вспомнил! Это дицо он был в том дверном проеме, когда вершилась история, это он помогал мне ее вершить, вышибая двери и прикрывая от пуль. Я выдохнул и даже слегка улыбнулся, они взяли меня под руки и выволокли на улицу, а там еще и усадили в машину напротив полковника, он курил сигарету и мы, молча все дорогу сидели, смотря друг другу в глаза. Прошло где-то 15-20 выкуренных сигарет и меня привели в какой-то грязный подвал. Одна слабая лампочка, под ржавым плафоном раскачиваясь, освящала эту сырую комнату, из темноты на меня смотрели глаза, ненавидимого мной и ненавидевшего меня  человека, он поднял пистолет, взвел курок, с минуты две смотрел на меня, а потом с некой маской отвращения прячущей трусость передал пистолет полковнику. Я смотрел на него не отрывая взгляда, откуда-то из глубины души пришло некое смутное понимание смыслов и я засмеялся, смех не утихал и я не мог остановиться. Мой будущий убийца смотрел на меня с обреченностью и страхом, дуло пистолета медленно поднялось, я почувствовал его холод у себя на лбу, но не как не мог остановиться. Выстрел. Эхо раскатывается по маленькому подвалу, резонируя от стен. Одинокая гильза падает на дощатый пол.
Ночь. Девочка, спотыкаясь, бежит по бескрайнему полю прочь.
На этом рассказ обрывался. Пуская кольца дыма, чтец поднял глаза к слушательнице, она сидела в паре метров от ската крыши, ее пустой  взгляд блуждал по живописным улицам Парижа, сжав тонкие побледневшие губы и поправляя растрепанные на ветру волосы, она охриплым голосом спросила:
- Рассказав и показав все это…, что ты хотел мне объяснить?
- Думаю ты должна сама все понять, сколько можно слушать чужие интерпретации смысла того или иного действия, события, сюжета книги, и вообще всего в нашей истории, к несчастью мир не линеен и многие представления крайне размыты.
- Ладно, но зачем тебе вообще это делать? Поёжившись от вечернего ветерка, вопросила она.
- А зачем люди общаются? Чтобы передать идею? эмоции? Выговорится во благо своего эго и убить и без того скоротечное время. Я тоже захотел испытать подобное, но столкнулся с рядом не зависящих от меня проблем, которые ты в свою очередь помогла мне решить. Кстати спасибо тебе за это… но нам пора возвращаться.
 Он подошел к дрожащей от вечернего холода девушке и накинул на нее свою кожаную куртку. Скользящим движением руки он прикрыл ей глаза и начал что-то неразборчиво шептать, его голос распался на сотри различных голосов, и стал давить на ушные перепонки высоким ультразвуком. 
Пару минут тупой головной боли и постепенно голоса один за другим стали стихать, последний голос продолжал неразборчивую тираду, но оборвался на полуслове. Оглушение и головная боль прошла, уши наполнили такие привычные и родные звуки пролетающих в дали машин, она открыла глаза и обнаружила себя за одним из столиков какой-то кофейни, смотря за стекло на дождливую улицу, она вздохнула и улыбнулась. Это был сон, но какой красочный. Расторопный официант подал кружку горячего черного кофе, отхлебнув немного, она развеяла остатки дремы. Немного потянувшись,  почувствовала у себя на плечах что-то тяжелое,  это был облегающая кожаная куртка. Запустив  руку в ближайший карман,  она достала помятую записную книжку, когда девушка стала её листать с одной из страниц выпала странная визитка…….