Лицо под маской

         Следователь, капитан Борисов Роман Валентинович, выйдя из отпуска, сразу же  с головой окунулся в работу.
      Тридцатичетырёхлетний капитан был среднего роста, крепкого телосложения и с крупными чертами лица. Даже со стороны было видно, что этот мужчина не из слабого десятка и сильного характера. За десять лет службы в органах ему не раз приходилось  задерживать преступников и раскрывать сложные и запутанные преступления.
 
       Вот и сейчас на столе следователя лежали заявления от потерпевших граждан,  поступившие  в следственный отдел за время его отпуска. Заявлений было ровно десять, и все их заявители – женщины.
       Заявления от этих женщин принимал помощник следователя – младший лейтенант Уткин Николай Николаевич. К первому заявлению о грабеже он отнёсся попустительски, так как считал, что раскрыть ограбление прохожего будет сложно и даже невозможно, и просто положил его себе в стол.  Но ограбления стали совершаться одно за другим с интервалом в один день и в разных местах города. Уже после пятого заявления Уткин всерьёз заволновался. Он упорно старался выйти на грабителя, но его действия не принесли никаких результатов.  Все женщины указывали, что грабитель был среднего роста, в чёрном спортивном костюме и в вязанной черной шапке, натянутой на лицо, с прорезями для глаз. Создавалось впечатление, что грабителем был один и тот же человек. Но никто из потерпевших не видел его лица  и не заметил никакой особой приметы. Характерными в этих ограблениях было два схожих момента: преступник  грабил только женщин и забирал у них лишь  деньги, оставляя  украшения и мобильники нетронутыми… 

       Борисов, знакомясь с этими заявлениями,  размышлял вслух:
         –  Может быть, все эти женщины как-то связаны между собой?   Ведь не зря преступник грабил  именно женщин. Конечно, их грабить легче, но похоже, что дело не в этом. Да и брал он только деньги, хотя у женщин всегда есть какие-нибудь дорогие украшения и телефоны. Да, странные ограбления… И по их характеру создаётся впечатление, что это всё же не случайные грабежи. Скорее всего, их что-то объединяет, но вот что... 
 
        Размышления следователя прервал вошедший в кабинет его помощник.   Уткин был высокого роста, худощавого телосложения, и выражение его лица было почти всегда удивлённым. Видимо,  стесняясь  своего высокого роста, он  очень сутулился, отчего выглядел неуклюже.
        –  С выходом вас, Роман Валентинович!   Как отдохнули? –  спросил он.
        –  И тебя приветствую, младший лейтенант. А отдыхать, сам знаешь, не работать. Да и ты, смотрю, без меня не особенно в бой рвался, – сказал следователь, показывая на заявления. –  Вон сколько заявлений накопил. Что, ловить преступника мне оставил?.. Давай рассказывай, что это за ограбления такие странные у тебя произошли.

        –  Так  только  вы  ушли в отпуск,  Роман  Валентинович,  как вдруг появился этот грабитель-маньяк, – оправдываясь, ответил помощник. –  Когда пришла ко мне первая потерпевшая, то я подумал, что найти грабителя будет сложно, а может даже невозможно.  А потом на мою голову свалились все эти заявления.
        – Ну и что, теперь ты считаешь, что будет легче найти грабителя? –  сердито спросил следователь. – Рассказывай, что ты предпринимал для его розыска.   Ты, наверное, обратил внимание на то, что он грабил только женщин. И, конечно, рассмотрел версию – знакомства этих женщин между собой и что их объединяет? И, конечно,  вызвал их всех вместе в отдел, чтобы убедиться в этом? Я правильно  думаю?

        – Я как раз сегодня хотел заняться этой версией.
        – А что,  тебе хотя бы после четвёртого или пятого заявления было этим не заняться? И вообще, какие были твои действия, чтобы предотвратить последующие ограбления?
        – Я предупредил участковых о возможных грабежах на их участках и призвал их к большей бдительности.  Майор распорядился об усиленном патруле по городу. А теперь я думаю…
         – Думать раньше надо было, –  прервал помощника следователь, не желая слушать его лепет в своё оправдание.  – А теперь смотри сюда. Вот видишь,  среди потерпевших есть заявление  Бойкиной. Эта фамилия мне знакома. Ты, конечно, помнишь, что месяц назад, перед моим отпуском, приводили парня к нам за драку именно с такой фамилией. Его мать тогда ещё приходила и кричала на нашего майора, что он задержал несовершеннолетнего, ни в чём неповинного ребенка.  После её криков, майор отпустил парня.

        Помощник задумался и оживлённо сказал:
        – Точно,  было такое. И фамилия  у того парня действительно  Бойкин, а имя я запамятовал.
        – Андреем его звали. Ведь мы даже тогда  его привод к нам в отдел не зарегистрировали. Возможно, неспроста эта дамочка стала потерпевшей. Пока я это заявление отложу в сторону. Теперь нам с тобой надо понять, почему всё же грабитель нападал только на женщин. Давай попробуем предположить, что он был знаком с ними и, очевидно, решил за что-то отомстить. Поэтому необходимо вызвать всех  потерпевших и провести между ними очную ставку. Я правильно рассуждаю, Николай  Пятый?

        – Роман Валентинович, уже все в отделении меня зовут  Николаем Пятым, – обиженно сказал помощник.
       – Ну, не обижайся. Это я по-дружески так говорю. Просто ты Николай Николаевич и сам говорил, что в вашем роду ты пятый Николай. Вот и получается, что Николай Пятый. Ну, хорошо, давай о грабителе поговорим. Так я всё же не понял, ты согласен с моим предположением или нет?
       – Да, вы правы. Женщин надо вызвать и определить их возможное знакомство.  Но заметьте, что берёт он только деньги, и ни одна женщина не оказала ему сопротивления. Может, таким образом, он решил вернуть  свои деньги, которые они у него  забрали  обманным путем? Как вам такая версия?
       – А это мысль, Николай.  Только насчёт сопротивления ты уж загнул. Ещё не каждый мужчина окажет сопротивление грабителю с ножом, а женщина уж и подавно испугается. Конечно, в жизни всякое бывает, но это лишь единичный случай. А вот если ты думаешь, что эти потерпевшие узнали нападавшего на них и поэтому не сопротивлялись, то это полная чушь. Тогда бы они уж точно назвали своего обидчика…  Хорошо, что ни одна из них не пострадала.

        Николай  задумался над словами следователя, а тот, посмотрев на часы, сказал:
         – Ты давай сейчас составь схему по этим грабежам, а я пойду к майору. Надо же доложить ему о своём появлении после отпуска.
        Следователь направился к майору, а его помощник с усердием занялся составлением схемы…
         – Разрешите войти, товарищ майор? – спросил Борисов, войдя в кабинет начальника следственного отдела.
         – Входи, капитан. Рассказывай, как отдохнул у себя на даче? 
         – Да на даче самое то, что надо. Ведь у меня  большой участок, дом на целую ораву гостей. Правда, теперь гости бывают редко. Как умерла моя Иринушка, так и друзей почти не осталось. Вы же знаете, Виталий Викторович, что детей у меня нет, и живу я холостяком.  Так что отдохнул я в тишине от городской суеты и от работы.

         – Ну то, что отдохнул, это хорошо. Ты, надеюсь, ознакомился уже с заявлениями, которые поступили в отдел от  ограбленных женщин. Вот с новыми силами и принимайся  за поиски этого грабителя. Ты, Роман Валентинович, не стесняйся, если нужна будет моя помощь,  то обращайся. Сам понимаешь, как этот грабитель подпортил наши показатели. Надо непременно найти его.
        Следователь вышел из кабинета. Он недолюбливал майора, так как  тот,  боясь выговора со стороны вышестоящего начальства, старался всеми способами угодить ему, вплоть до подтасовок в делах по раскрытию преступлений. Да и частенько об успехах всего отдела он докладывал как о своих заслугах… Но начальство не выбирают…

        Войдя в свой кабинет, Борисов увидел, что Николай ищет что-то в сейфе.
        – Ты что-то потерял, Николай?
        – Да понимаете, «Дело Смирнова» пропало. Я точно помню, что оставлял его здесь, а оно пропало.
       –  Может, у майора оставил на подписи? А что это за дело? Я такого не помню.
       –  Нет, уже после его подписи оно было в сейфе. Ничего не понимаю, – сказал помощник и развёл руками. – Я его завёл, когда вы были в отпуске. А по этому делу проходит свидетелем Воронов. Так вот, я, составляя сейчас список ограбленных женщин согласно их заявлениям, наткнулся на данные Вороновой Зинаиды Петровны.  Как раз её сын и проходит свидетелем по делу об избиении Смирнова.
        –  Я удивляюсь тебе, Николай. Ты же принимал заявления от этих женщин сам лично. Почему ты сразу не обратил внимания на данные Вороновой? Скорее всего, бросил её заявление  себе в стол, даже не читая его. А на Бойкину, которая уже раньше была у нас в отделении, даже не взглянул.  Надеюсь, составляя сейчас список, ты  вносишь в компьютер не только фамилии потерпевших. А всё это оформляешь в таблице. Куда помимо фамилий вносишь:  дату поступления заявления, дату совершённого грабежа и сумму похищенных денег.

        Николай прикусил губу и стал усердно смотреть на монитор. Борисов сразу понял, что и здесь его помощник опростоволосился.
        – Тебе повезло, что сейчас не всё приходиться писать от руки. А то точно со своей невнимательностью уходил бы домой с мозолями на пальцах… Ну, об этом я ещё с тобой поговорю, а сейчас расскажи подробней о Смирнове.  Что за избиение произошло и кто такой Смирнов?
        – Понимаете, когда вы были уже в отпуске, ко мне  пришла  Смирнова с заявлением об избиении её сына. Сын от побоев попал в больницу.
        – Да, но об этом случае в первую очередь должны были сообщить нам из больницы.

        – Врачи, конечно, нам сообщили, но мать опередила их. Я был в больнице и разговаривал с врачами. Они сказали, что парень в очень тяжёлом состоянии и находиться в реанимации. Я завёл дело и вызвал к себе друга  Смирнова, о котором мне рассказала его мать.  Это был  Воронов. Он сказал, что поздно вечером после лекций они  возвращались домой через парк, но он вдруг вспомнил, что должен был зайти  в деканат, и вернулся в университет.  Дима, так звали потерпевшего,  пошёл домой один. Больше Воронов его не видел. Как и кто его избивал, он не знает.
       – А что так поздно надо было этому Воронову в деканате, ты узнал? Да и что   говорит сам Дмитрий? Он знает этих хулиганов?
       – Я думаю, что  он  всё ещё в тяжёлом состоянии.  А в деканат я не ходил.
       – Понятно. Я отдыхал на даче, а ты себе отдых устроил в кабинете… А когда ты звонил последний раз в больницу?
       Николай замялся с ответом, а потом тихо пробубнил:
       – Ну, я в больницу пока не звонил, а был там сразу после заявления матери.

       – Короче говоря, ты даже не знаешь в каком сейчас состоянии Смирнов… Да, ну и помощник мне достался, – сказал следователь, махнув рукой. – Ну, давай продолжим рассуждать дальше. Значит, Воронов был свидетелем, который утверждает, что не видел, кто избивал его друга. А его мать является потерпевшей из нашего списка.  Как сам понимаешь, это уже никак не может быть простым совпадением.  Воронова я лично вызову для беседы. Не нравятся мне такие друзья-свидетели, которые ничего не видят и ничего не знают…  Теперь давай посмотрим список всех однокурсников Смирного Дмитрия.
        – А где же я его возьму? У меня, его нет.
        – Как нет? Тебе сразу надо было взять его в университете, – недовольным тоном сказал следователь.

        Борисов встал из-за стола и стал ходить по кабинету. Он очень был недоволен бездействием своего помощника. Николай чувствовал это, но не обижался на капитана. Зато в душе восхищался им. Он всегда удивлялся, как это у капитана получается найти нужную нить в расследовании и, потянув за неё, быстро раскрыть преступление. Помощник даже немного завидовал ему. А сейчас, чтобы разрядить обстановку,  решил слегка подлизаться к следователю:
        – Роман Валентинович, глядя на вас, сразу можно определить, что вы работник  полиции.  Но вот у многих знаменитых сыщиков есть какая-то своя
привычка, которая присуща только ему. У вас же я никакой особенной привычки не замечаю.

        – Я же тебе не вымышленный персонаж, а настоящий сыщик. И у меня, как и у каждого следователя, есть только одна привычка – ловить преступника…  Ты, Николай, мне зубы не заговаривай, а лучше расскажи, куда могла пропасть папка с делом Смирнова. Ведь доступ к сейфу только у нас с тобой. Даже у майора нет ключа от него… Ну хорошо, как я понимаю, ответить на мой вопрос ты не можешь. Тогда давай дуй в университет, а я в больницу.  Да майору не говори, что у тебя дело  пропало. Может, оно ещё и найдётся.               
        – Хорошо, я мигом, Роман Валентинович,  – радостно сказал Николай, довольный тем,  что начальник сменил гнев на милость.

        В больнице  Борисов   узнал у лечащего врача Смирнова, что Дима вчера утром скончался. Ему должны были делать назавтра операцию, но он до неё не дожил.
         Такая новость огорчила следователя. Ему искренне было жаль пацана, и он сетовал на то, что не пришлось с ним пообщаться.
         –  Да, но это, наверное, дорогостоящая операция? Его семья в состоянии была внести такую сумму? – спросил следователь врача.
        –  Он жил с матерью.  Она вчера должна была перевести на счёт больницы двести пятьдесят тысяч рублей, однако эти деньги уже её сыну не нужны. Простите, но мне надо идти в ординаторскую.

        Они попрощались, и вдруг следователь вспомнил, что не взял у врача домашнего адреса  Смирнова. Ведь Николай не нашёл «Дело Смирнова», где был записан адрес Дмитрия. Борисов пошёл в ординаторскую и попросил у врача адрес Дмитрия.
        – Конечно, я сейчас дам его вам, только подождите, пожалуйста.
        Врач подошла к стеллажу, где лежали карточки, и стала искать карточку Смирнова. Она очень удивилась, когда не нашла её на месте, но, немного подумав, сказала:
        – Скорее всего, карточку отправили в морг. Сейчас я позвоню туда и узнаю.
        Карточка действительно оказалась  в морге, и следователь направился туда…

• Когда Борисов позвонил в квартиру Смирновых, дверь открыла молодая девушка.
        – Простите, мне нужна Смирнова Валерия Ивановна,  – не представившись, сказал следователь.
        – Но её нет. Она сейчас здесь не живет, – ответила девушка, не предлагая Борисову войти в квартиру.
        – Как не живет?  А где она сейчас живет? – в недоумении спросил следователь.
        – Я не знаю. Мы живем в этой квартире уже две недели, и Валерия Ивановна не говорила нам, где она будет жить это время. А вы кем ей приходитесь?
        – Я следователь и мне очень она нужна.
        – Очень жаль, но ничем помочь вам не могу. Мы находимся здесь по закону. Можете посмотреть наш договор. Мы сняли квартиру на год и заплатили хозяйке вперед.

        – Вы оплатили за год?
        – Да, а что нельзя?  Мой муж  военнослужащий. Он командирован сюда в часть  ровно на год.  Квартира мне понравилась, и для нас это недорого – сто восемьдесят тысяч за год. Понимаете, в казарме я жить не хочу, а то, что нам предложили и жильём назвать нельзя. Ну, если у вас нет ко мне вопросов, я пойду к ребенку.
         – Да,  да, конечно, идите.

         Они распрощались и следователь, оставшись один на лестничной площадке, стал думать, какие он должен делать следующие действия. А действия были простыми – пообщаться с соседями Смирновой. Из соседей оказалась  дома только одна пожилая женщина, да и та ничего толком не знала.
         – Лично я не знаю, где сейчас может быть Лера, – сказала соседка. – Ведь у неё  нет родственников. Она  детдомовская, и к ней в гости редко кто приходил. Дачи у неё нет, это точно. Мужчины к ней не захаживали. А про Диминого  отца  я ничего не знаю, да и никогда его не видела.  Живет Лера только вдвоём с сыном.  Работа и сын – это всё, что у неё есть. Правда, в начале сентября её сына избили какие-то изверги. Так его отвезли в больницу. Ну, а сейчас в свою  квартиру она пустила жильцов… Да, не повезло ей в жизни. Она ведь училась на юриста, да с рождением Димы бросила учёбу. Правда, некоторые соседки говорят, что Лера и  отец Димочки вместе учились на юристов, а потом  расстались.  Ну, это всё старушечьи сплетни. Вы простите меня, старую, если что не так сказала. Больше ничего добавить не могу.

         – Спасибо, что уделили мне время и рассказали  о Смирновой, – поблагодарил её следователь и, выйдя на улицу, направился в отделение.
        После разговора с пожилой женщиной Борисову было не по себе. Он почувствовал, насколько сейчас тяжело Смирновой, которой даже не с кем поделиться своим горем.  Ведь он был в таком же положении, когда умерла его жена.  Борисову стало жаль эту женщину, и с неприятным осадком на сердце он вернулся в отдел.  Его помощник был уже на рабочем месте.
        – Ну, как дела? Достал список однокурсников Смирнова? – спросил он Николая.
        – Да, вот, пожалуйста, смотрите, – ответил тот и протянул следователю список.
        – Ты сам-то смотрел его? Можно подумать, он только мне нужен.
        –  Чего вы сегодня не в настроении, Роман Валентинович?

        – Да когда узнаешь о смерти человека, всегда как-то настроение портится. Ведь Дмитрий Смирнов умер ещё вчера утром. Понимаешь, человек умер, а мы потеряли его дело и пока ещё не узнали, кто виноват в его смерти. Я сейчас ходил к  матери Димы, но она сдала квартиру жильцам, которые заплатили ей вперед за год. Как я понимаю, эти деньги были нужны на операцию сына. Где Смирнова  сейчас живет,  никто не знает. Вот такие вот дела.

         Следователь ознакомился со списком  однокурсников Смирнова  и решил сличить его с фамилиями ограбленных женщин. Каково же было его удивление, когда он увидел, что  фамилии всех десяти потерпевших женщин совпадают с фамилиями  десяти парней их этого списка! Нетрудно было догадаться, что все эти парни являются  сыновьями ограбленных женщин.
         –  И куда ты смотрел, Николай Пятый? – зло спросил следователь. – Куда? Такая непростительна халатность с твоей стороны! Почему ты сразу не сделал то, что мы с тобой  делаем сегодня? Каждое новое ограбление у тебя было через день и это даже не насторожило тебя.  Ты что, можешь работать только по указке? А сам, сам что можешь? Бог роста дал, да ума не дал.

         Борисову хотелось  ещё много сделать замечаний и наставлений помощнику, но он не стал распыляться, понимая, что в такой нервозной обстановке трудно будет работать. Николай же после  замечаний своего начальника насупился и стал усердно сличать списки.
         – Я вот что думаю, – тихо пробубнил он, – этим грабителем, скорее всего, является   хороший друг Димы.  Таким образом, он решил собрать деньги ему на операцию.  Поэтому и ограбил матерей однокурсников.
      Борисов уже успокоился и более дружелюбно сказал:
      –  А в твоих словах что-то есть. Но это сделал не друг.  В наше время нет  таких друзей, которые добровольно хотели бы сесть в тюрьму. Это мог сделать только сильно любящий человек. А кто у нас сильно любящий? Правильно, это мать. Вот с кем мы должны обязательно увидеться. И давай, Николай, ищи «Дело Смирнова»…

        Следователь замолчал, а потом решительно сказал:
        – Я сам поговорю с однокурсниками Смирнова. Версии у нас есть, и не одна. Да и мотив ты только что озвучил. А разговор с группой, возможно, поможет найти хулиганов избивших Дмитрия. Вот подожди, мы и на грабителя скоро выйдем.
        Было уже поздно, и Роман Валентинович  отправился домой, а Николай ещё некоторое время  посидел в кабинете, размышляя над словами следователя  и, вскоре тоже, ушёл.

        На следующее утро Борисов с Николаем пришли в отделение в одно и то же время.  Они вместе вошли в кабинет, и какое же их было удивление, когда на столе Николая они увидели деньги! Деньги были скреплены скрепкой и лежали на тетрадном листке. Но они ещё больше удивились, когда прочли, что было напечатано на этом листке. Это были фамилии ограбленных женщин. Напротив каждой фамилии стояла сумма и дата. Суммы были указаны разные – от двух тысяч до десяти.

         – Вот видишь, какой, оказывается, честный грабитель!  Деньги прнёс и даже указал,  кому какую сумму  надо вернуть. Из этого списка видно, что только у двоих он взял самые большие суммы: девять и десять  тысяч рублей. Ну, а дата в нём, я  понимаю, – это  день ограбления. 
        Николай развел руками.
        –  Такое вижу впервые,  чтобы преступник сам принёс награбленное. Но как он попал в кабинет?

       После этих слов Николая оба быстро вышли из кабинета и пошли к дежурному. Они очень обрадовались, увидев, что Виктор ещё не сменился.
       – Слушай, Виктор,  вчера вечером кто-нибудь приходил в отделение из  посторонних? – спросил Борисов дежурного полицейского.
       – Нет.  Правда, приходила одна женщина и спрашивала майора. Я пропустил её, но она вскоре вышла и сказала, что кабинет майора закрыт. Но это было не поздно, и майор, скорее всего, просто выходил из кабинета.
       – Понятно... А почему тебя до сих пор ещё не сменили?
      – И сам не знаю? Я звонил Волкову, так он не отвечает. Может, что-то случилось?  Вот придёт майор, разберётся.

       Озадаченные они вернулись в свой кабинет. 
       – Николай, давай поразмыслим над сложившейся ситуацией,  – предложил Борисов. – Деньги нам подбросили, скорее всего, потому что умер Дмитрий. Выходит, твоя версия, что путём грабежей собирались деньги на операцию Димы, верна. И обрати внимание, что список напечатан, а не написан от руки, хотя это и тетрадный лист.  А напечатан он, чтобы нельзя было сравнить почерк…  Слушай, а может, у нас есть с чем сравнивать?

       После этих слов следователь сразу же позвонил эксперту и попросил его зайти к нему. Уже через десять минут  тот вошёл в кабинет и снял отпечатки с купюр и списка. 
         – Ну, что, Олег, подбросили мы тебе работёнки? – спросил следователь эксперта.
        – Без работы не сижу, – ответил тот, –  и не обещаю быстро вам дать ответ. Очень много работы. А что, деньги краденые?
        – Нет, они подброшенные, – сказал Николай.
        – Мне бы кто подбросил пятьдесят девять тысяч, –  сказал Олег и вышел из кабинета.

        Николай убрал деньги в сейф, и их было действительно ровно пятьдесят девять тысяч. Список же он оставил на столе и стал внимательно читать его.
        Следователь посмотрел, с каким усердием Николай изучает список, и улыбнулся.
        – Ты скоро до дыр зачитаешь его. Нашёл что-нибудь в нём интересное?
        – Ничего в нём примечательного  нет, – сказал Николай и отложил список в сторону.  – Даже зацепиться не за что. Просто фамилии, даты и суммы. Это фамилии всех ограбленных женщин,  от которых у нас есть заявления.

         Следователь вздохнул и, тыча  пальцем в список, сказал:
          – Николай, ты неисправим. Да неужели ты не видишь, что в нём указано двенадцать фамилий, а заявлений только десять? Да, Николай, какой ты ужасно рассеянный. Я ничуть не удивляюсь тому, что у тебя затерялось дело. Ведь я специально не обратил твоё внимание на это расхождение, думая, что ты сам его заметишь… Так вот эти две женщины не пришли к нам после ограбления.   И  как раз это те, кому надо вернуть девять и десять тысяч рублей. Да, на них надо обратить особое внимание. И ещё, смотри, первой в этом списке идёт Воронова. Я думаю, что это не случайно. Ведь её сын  –  это друг Дмитрия. Где там у тебя список однокурсников?

        Николай выдвинул ящик стола и достал список. Но вдруг он сделал удивленное лицо и вытащил из ящика «Дело Смирнова». Оно лежало прямо под списком.
        – Роман Валентинович, смотрите, «Дело Смирнова» лежит у меня в столе. Как оно здесь оказалось?
        – Да, странно.  Кто-то водит нас за нос, – задумчиво сказал следователь.
        Он  взял у Николая папку с делом и, достав из него заявление Смирновой, которое было написано её рукой, сказал:
        – Николай, возьми это заявление и быстро отнеси его Олегу. Пусть он снимет с него отпечатки. Я просто уверен, что это то, что нам надо.

        Николай взял заявление и пошёл к эксперту. А следователь стал рассматривать фотографию потерпевшего. С фотографии на него смотрел улыбающейся юноша. Его большие карие глаза, казалось, тоже улыбались. А над верхней губой была небольшая бородавочка и от улыбки две симметричные ямочки.
      «Вроде бы я где-то видел этого юношу, или он мне кого-то напоминает», – подумал Борисов, внимательно вглядываясь в черты лица парня.

       В протоколе он прочёл, что Смирнов  Дмитрий Дмитриевич родился в 1995 году. Выходило, что ему совсем недавно исполнилось восемнадцать лет.
        Борисов уже понимал, что  все ограбления  связаны именно со Смирновым. И мотив преступления чётко вырисовался. Но зачем надо было красть «Дело Смирнова»? Это для него оставалось вопросом. У него не получалось  проанализировать такой поступок преступника, что путало ему все карты.  Ведь из дела ничего не пропало, а в отсутствии его и  Уткина в кабинет может войти только дежурный или майор. Ну, а открыть сейф мог только он и его помощник. Сейф не взламывали, и его не открывали дубликатом. Это Борисов уже проверил. Тогда получалось, что ключи от сейфа на какое-то время попали в посторонние руки. Следователь закрыл «Дело Смирнова» и, убрав его в сейф, вышел из кабинета.

        Подойдя к дежурной части, он удивился, увидев снова Виктора.
        – Тебя ещё так и не сменили, Виктор?
        – Да Волков позвонил  и попросил меня за него сегодня подежурить. У него там какие-то дела.
        – Слушай, Виктор, а вот пока я был в отпуске, ключ от нашего сейфа, случайно не был у вас в дежурке?
        –  Да, был. Но я не хотел об этом тебе говорить, потому что обещал Николаю молчать.  Это было за два дня до твоего выхода на работу. Да, точно, в пятницу вечером он случайно оставил его у нас на стойке.  В понедельник утром я  отдал ему ключ. 

        –  А чья была смена, в субботу?
        –  Волкова.
       – Слушай, а Волкову ты говорил о ключе? И был он вчера вечером в отделении?
        –  Конечно, говорил. Иначе нельзя. И вчера вечером он приходил к майору. Да что случилось? Ты меня так расспрашиваешь, что можно подумать, в чём-то есть моя вина.  Мы и так сейчас пашем через день, а ты ещё со своими расспросами.
         – Да никакой вины твоей нет. Просто мысли вслух. Прости, я не хотел тебя обидеть.
        Борисов направился к себе и остановился у «Доски почёта» с фотографиями лучших сотрудников отделения. Он внимательно посмотрел на фото лейтенанта Волкова, которое тоже находилось на этой доске. Правильные черты лица и открытый взгляд  говорили о  смелости и честности этого человека.
 
          Неожиданно для самого себя Борисов вспомнил, как однажды в разговоре с Волковым о личной жизни тот  рассказал ему о своей однокурснице. Родителей у девушки не было, он оберегал её и старался во всём помогать.  Но как часто бывает у молодых, они  крупно поссорились и  расстались.  После этой ссоры девушка бросила учебу и, с тех пор он её больше не видел. Борисов ещё тогда, слушая Волкова, подумал, что ему эта девушка и сейчас небезразлична. 
          И тут он вдруг  вспомнил слова, сказанные Лериной соседкой. Ведь она говорила, что Лера из детского дома и училась на юридическом факультете.  И  отец Димы учился с ней вместе, но они расстались. А из-за рождения сына девушке пришлось бросить учёбу.

         Борисов ещё раз посмотрел на фото Волкова. Но сейчас он смотрел более внимательно и заметил над верхней  губой Волкова две небольшие ямочки – такие же, как у Димы Смирнова – и уловил между этими людьми некоторое сходство. Правда, бородавки у Волкова не было.  Задумавшись, Борисов машинально прочитал надпись под фотографией – Волков Дмитрий Алексеевич.
          «Дмитрий, ну конечно, Дмитрий. А Смирнов Дмитрий Дмитриевич. А что если Волков  отец Димы?» – подумал следователь, и его бросило в пот.
         От такого предположения в голове у следователя всё перемешалось. Он ещё раз внимательно посмотрел на фото Волкова и  вспомнил, как обрабатывал ему ранку на месте содранной бородавки. Эту бородавку ещё год назад ему содрал преступник при задержании.
 
         От всех этих воспоминаний, от предположения о родственной связи Волкова и Смирнова, Борисов решил немного отвлечься и направился к эксперту.
         Уже с порога он спросил Олега:
        –   Ты  сравнил отпечатки с нашей базой?
        –  Да, сравнил, но ничем обрадовать тебя не могу. В базе их нет. Конечно, я сравнивал только свежие отпечатки. Пойми, я не думаю, что тот, кто принёс эти деньги, брал их голыми руками. Такое может сделать только дилетант.
         –  Хорошо. Тогда я принесу тебе сейчас одну вещь. Ты сможешь быстро снять с неё отпечатки и сравнить с остальными?
         – Вы что, сегодня сговорились с Николаем  добить меня?
         Следователь, не обращая внимания на слова эксперта, вышел из кабинета. Буквально через пять минут он вернулся к нему с чашкой в руках.  Эту чашку Борисов  сам дарил Волкову, а сейчас незаметно взял её из дежурной части.
         –  Вот тебе чашка, и сделай то, что я тебя просил, – сказал Борисов, отдавая чашку Олегу.

         Уже через десять минут Олег с удивлением произнёс:
         – Но это же отпечатки нашего Волкова Дмитрия. Но его отпечатков на списке и купюрах нет. Ты что его в чём-то подозреваешь? – недоумевая, спросил Олег. 
        Следователь почесал себе затылок и отрицательно покачал головой.  Забыв отнести чашку в дежурную часть, так и держа её в руках, он  вернулся в свой кабинет. Борисов сел за свой стол, не обращая внимания на Николая. Он не  мог признаться своему помощнику в том,  что  подумал о причастности Волкова к делу Смирнова.  Про ключ он тоже  решил пока  не говорить.
        – Я вот что подумал, Роман Валентинович, – обратился к следователю Николай, с удивлением рассматривая в его руках чашку.  –  Конечно, это не друг, а точно мать Смирнова совершила все эти ограбления. Она грабила только женщин, потому что они тоже матери. Она хотела, скорее всего, чтобы они так же почувствовали насилие, как и её сын.

        –  Да нет, не для этого. Ей нужны были деньги на операцию сына. Ей не хватало семидесяти тысяч рублей. Вот поэтому она и грабила матерей однокурсников своего сына…  А может, даже и не она. У меня голова идёт кругом от своих догадок, – сказал следователь, обхватив голову руками.
          И немного помолчав, добавил:
          – Да, но не забывай, что  нам надо найти  ещё  тех, кто избил Смирнова. А то парня уже нет в живых, а мы всё ещё топчемся на месте. И у нас с тобой вырисовывается два преступления: избиение и ограбление, хотя они переплетаются между собой…  Но напавшие ребята на Смирнова, как и грабитель, пока нам не известны. А наши догадки остаются лишь только нашими домыслами.
 
         – А я ещё думаю, Роман Валентинович, что на Смирнова мог напасть и его друг Воронов. Да, я сознаюсь в том, что не проверил его алиби.  Но, на самом деле, зачем он так поздно пошёл в деканат? Дмитрия стукнули по голове дубинкой и били ногами. Это мог сделать и один человек.
         В кабинете наступило молчание. Это молчание прервала женщина, как фурия, вбежавшая в кабинет.
         –    Мой сын пропал, – закричала она прямо с порога. – Его похитили.
         Это была мать Воронова. Лицо её было заплаканным, и по нему чёрной струйкой стекала тушь.
         –  Успокойтесь, – сказал Николай. – Вы, кажется, мать Воронова Алексея?
         –   Да, это я, – плача сказала женщина. –  Алексея украли. Я видела с балкона, как его запихнули в машину и увезли.

         – Успокойтесь и расскажите всё по порядку, –  сказал следователь.
         Женщина достала из сумки  платок с зеркальцем и стерла растекшуюся тушь с лица. Она выпила несколько глотков воды, которую ей дал Николай, и стала говорить:
         – Когда сын пришёл из университета, то ему позвонили на мобильник и сказали, чтобы он спустился вниз. Лёша, не надевая курточки, вышел из квартиры. Я решила с балкона посмотреть, кто его вызвал, но видно было плохо. Я смогла увидеть только, как моего сына заталкивали в машину. Машину рассмотреть я не смогла и мужчину тоже. Я, как сумасшедшая, побежала вниз но, конечно, машины с сыном у подъезда не было. Муж мой сейчас в командировке, и  мне ему не дозвониться. Что, что мне делать?  – с отчаяньем в голосе говорила женщина.

        Следователь молчал, что-то обдумывая, а Николай предложил женщине написать, во что был одет сын, выходя из дома. Зинаида Петровна перечислила всё подробно.  Николай, пообещав держать её в курсе поисков сына, отправил женщину  домой.
          – Как ты сам понимаешь, женщина не смогла бы затолкать  парня в машину, – сказал следователь. –  Значит, это мужчина. Но кто он?
          Николай хотел что-то сказать, но следователь прервал его:
          – Да не напрягайся ты, я и сам не знаю. Правда, предположение у меня есть. Давай захвати-ка табельное оружие, да следуй за мной. Прокатимся в одно место.

         Николай удивился, но спорить с начальством не стал.  Они сели в машину и через некоторое время были у дома Волкова. Поднявшись на второй этаж, следователь несколько раз нажал на дверной звонок. На его удивление, им открыл дверь сам Дмитрий. Лицо у него было заспанным, и он стоял в майке и трусах.
        – Ты что, дома? – удивленно спросил следователь.
        –  А ты что, пришёл к моему приведению? Как видишь, я дома. Чего тебе надо? Ты так настойчиво звонил, что я даже не успел надеть брюки, думая, что что-то случилось.
        – Я хотел у тебя кое-что узнать, – растерявшись, сказал Борисов.
        – Ну, так узнавай, и я пойду спать. Мне завтра на смену, – ответил Дмитрий.
        – Я хотел тебя спросить, почему ты сегодня не сменил Виктора?
        – Ты чего, с дуба рухнул? С каких это пор следак стал интересоваться моей работой? Ты что отдел кадров?  Как я понял, ты не ожидал застать меня дома. Так кого ты хотел здесь увидеть?..  Давай, Роман Валентинович, иди в отделение и не тревожь честного полицейского.

        Следователь махнул рукой и пошёл к выходу, не оглядываясь на Николая, который в недоумении наблюдал за непонятной ему сценой.
        В машине Борисов не сразу включил зажигание, а ещё несколько минут сидел молча. Он настолько был уверен, что именно Волков украл «Дело Смирнова»,  подложил деньги им в кабинет и похитил Воронова, что никак не ожидал сейчас застать Дмитрия дома.  Он надеялся увидеть в его квартире именно Смирнову, но он ошибся.
         «Да, я ошибся. Я был сейчас просто смешон. Но внутренний мой голос мне подсказывает, что ни во всём я неправ», – думал Борисов, подвозя Николая к его дому.

        Он высадил Николая, а сам поехал в автосервис. Машина его что-то начинала барахлить, и он решил сделать ей диагностику.
        Автосервис находился на окраине города и располагался вдалеке от домов. Подъезжая к нему, Борисов увидел легковушку, стоящую рядом с заброшенным гаражом. Не зная почему, он решил к ней подъехать. Фары машины были выключены, но двигатель работал. Это насторожило следователя, и он вышел из своей машины. Осмотревшись, Борисов  подошёл  к стоящей легковушке, но в ней никого не было.  Тогда он решил заглянуть в заброшенный гараж.  Подходя к нему, он услышал какие-то звуки, раздающиеся из гаража, а потом чей-то стон. Следователь, недолго думая, быстро подошёл к воротам,  и на его удивление одна половинка ворот,  легко открылась. В гараже тускло горела  лампочка, и он увидел на полу молодого человека, который стоял на коленях со связанными руками.  Присмотревшись, он заметил на лице парня кровь.  Вдруг за спиной  следователя мелькнула человеческая фигура и Борисов, обернувшись, увидел, как из гаража выбежал человек. Следователь побежал за ним, вытащив из кобуры пистолет.

        – Стой, стрелять буду, – крикнул он убегающему человеку, но тот не остановился. Тогда следователь выстрелил в воздух.
        Человек, видимо от испуга, упал на землю. Подбежав к нему, следователь  увидел, что у того на голове  черная вязаная шапка. Это была маска.  Борисов, недолго думая, сорвал её с головы лежащего человека и опешил. Перед ним была их уборщица, которая работала в полиции.
         – Вера Ивановна? – удивлённо спросил следователь.

         Женщина ничего не ответила и, только сжимая зубы, отвернулась от него.  Борисов хотел помочь женщине подняться, но та оттолкнула его  руку и встала. Вдвоём они вернулись в гараж, где парень все ещё стоял на коленях. Это был Алексей Воронов. Следователь подошёл к нему, развязал руки и, подняв с колен,  аккуратно посадил на матрац, который валялся в гараже. Видя, что тот очень испуган, Борисов не стал его ни о чём расспрашивать, а вызвал скорую. Потом приложил ему к носу носовой платок, который быстро пропитался кровью. 

         Пока ждали скорую, Вера Ивановна,  не  желая разговаривать, молча смотрела себе под ноги. Да Борисову было и не до разговоров с ней. Он постоянно вытирал Воронову кровь, которая, не переставая, шла у него из носа и, как мог, успокаивал парня. Машина скорой помощи пришла буквально через десять минут. Врач  оказала Воронову  медицинскую помощь.
         – Скажите, что с ним? – спросил следователь врача.
         – У него сильное кровотечение и, очевидно, плохая свертываемость крови. А  о переломах и других повреждениях, если они есть, скажут вам в больнице.

          Алексея увезли в больницу, а Борисов позвонил его матери  и сказал, где  находится её сын.
   Вызывать наряд он не стал, а сам доставил Веру Ивановну в отделение. Борисов был в ужасном настроении, и идти домой ему не хотелось. Допрашивать же Веру Ивановну было уже поздно, и он остался спать в кабинете.

         На следующее утро следователь доложил майору о задержании Веры Ивановны. Майор недоумевал от случившегося, но присутствовать на допросе уборщицы отказался, сославшись на срочный вызов в управление.
        В кабинет следователя ввели Веру Ивановну.  Она вошла, сильно прихрамывая. Женщина старалась всем видом показать следователю своё полное безразличие к происходящему.  Борисов, с интересом наблюдая за Верой Ивановной, предложил  присесть на стул, который Николай поставил рядом с ней.  Для следователя было полной неожиданностью в лице похитителя Воронова, увидеть их уборщицу. Он никак  не мог понять, что толкнуло эту женщину на похищение Воронова. Он смотрел на неё так, как будто видел впервые. И только сейчас он обратил внимание на то, что она выше среднего роста, худенькая, но спортивного телосложения, и с грустными глазами.

         «Да, вот так с этой работой и людей не замечаешь, – подумал он. – Что я видел в этой женщине, только человека в черном халате со шваброй в руках».
         – Вера Ивановна, – обратился он к ней, –  расскажите, пожалуйста, что заставило вас пойти на похищение Воронова. Но сначала, как полагается  для протокола, назовите свою фамилию, полное имя и отчество.

        Вера Ивановна знала Романа Валентиновича как дотошного следователя, от которого мало что можно было утаить.  Да и утаивать она ничего не собиралась. Пристально посмотрев в глаза Борисову, она сказала:
        – Я Смирнова Вера Ивановна.
        При этих словах следователь  закашлялся и отпил из стакана воды. А Николай сначала встал из-за стола, а потом сел на место. Вера Ивановна понимающе посмотрела на них и продолжила:
          –  Да, Роман Валентинович, я  мать Валерии Смирновой.  Только это долгая история и вам она не интересна. Ведь вы хотите знать, почему я похитила Воронова. Но это было не похищение, а совсем другое.  Позже я вам всё объясню. А сейчас, Роман Валентинович, я признаюсь, что это я нападала на женщин и грабила их. Я совершила ровно  двенадцать ограблений. Деньги, как вы сами знаете, я вернула. Так что теперь вы можете закрыть все эти дела по ограблениям, которые не давали покоя всему следственному отделу. А сейчас прошу увести меня  в камеру.

        Вера Ивановна замолчала, и было видно, что продолжать разговор она не намерена. В её глазах не было сожаления о содеянных поступках, а наоборот, появилась какая-то злоба и настороженность. Следователю уже не раз приходилось видеть такой взгляд у заключенных.
        Он не был удовлетворён её сдержанной откровенностью, потому что ему надо было знать досконально всё о совершённых ею поступках.
        – Вера Ивановна, что значит: ограбила, потом вернула деньги, ведите меня в камеру. Это не серьёзно, – с небольшим раздражением обратился он к Смирновой, и тут же  замолчал, не выказывая более своё недовольство.

        Николай же, ведя протокол, с недоумением смотрел то на Борисова, то на Веру Ивановну. Он  уже не знал, что писать ему в протокол, а чего не писать.
       Следователь понимал, что сейчас нельзя давить на Смирнову, и уже спокойно сказал: 
        – Вера Ивановна, ведь мы с вами знакомы уже три года. Правда, фамилии вашей я до этого момента не знал. И это плохо. Но я вас знал с хорошей стороны, да и сейчас у меня нет к вам пренебрежения, как к преступнику. Просто я хочу из нашей беседы вынести все смягчающие обстоятельства, которые смогут помочь хоть как-то оправдать ваши поступки. Да и мне самому хочется во всём разобраться. Если вы не возражаете, то давайте поговорим без протокола. Просто пообщаемся как старые знакомые.

         Вера Ивановна ничего не ответила, а только внимательно посмотрела Борисову в глаза. Взгляд её снова стал спокойным, и она попросила следователя остаться  с ним вдвоём.  Николай всё понял и вышел из кабинета. Следователь  закрыл за ним дверь на ключ и молча, включив чайник, стал обдумывать с чего правильно начать разговор…  Дождавшись, когда закипит вода, Борисов приготовил Вере Ивановне и себе чай. После чего предложил женщине сесть на диван и сам сел рядом. Вера Ивановна спокойно стала пить чай, готовая отвечать на вопросы следователя, ничего не скрывая.

        – Вера Ивановна, поймите меня правильно, – начал разговор Борисов. –  Я следователь, и у меня такая профессия – ловить преступников и раскрывать преступления.  Но сейчас у нас с вами  просто доверительная беседа.  Я благодарен вам за ваше признание. Конечно же, я догадывался, что все эти ограбления были совершены ради Дмитрия. Но я и предположить не мог, что это вы грабили женщин.  Да, я чувствовал, что во всём этом замешан близкий для Димы человек и предполагал, что это его мать.  Рассматривая заявления потерпевших, я вначале подумал, что во всех этих ограблениях имеет место месть. Но потом в ходе следствия, узнав о деле Смирнова, я изменил своё первоначальное мнение.

         Следователь говорил спокойно и чётко, чтобы Вера Ивановна могла понять ход его рассуждений.
         – Вера Ивановна, я хочу быть с вами откровенным  и раскрыть кое-какие свои предположения. Возможно, они покажутся вас странными, но прошу выслушать меня.
         Следователь замолчал,  обдумывая, как лучше ей сказать о Волкове. Ведь кто грабил женщин, он уже знал, и кто похитил Воронова тоже. А вот имеет ли ко всем этим событиям отношение Волков или нет, надо было ещё выяснить. Потом Борисов решил, что вообще не стоит говорить о Волкове, но желание узнать, прав он в своих догадках или нет, перебороло его.
         «И потом, ведь кто-то выкрал «Дело Смирнова» из кабинета.  И я должен знать, кто это мог сделать. Я предчувствую, что Вера Ивановна ещё многое мне расскажет, даже то, о чём я и не догадываюсь», – подумал Борисов, а вслух сказал:
         – Вера Ивановна, я уже говорил вам, что на ограбление мог пойти только сильно любящий человек, и я предположил, что это  мать Димы. Но, как видите, ошибся. А вот теперь вам может показаться, что я несу полный бред, но я рискнул подумать, что наш сотрудник Волков Дмитрий приходится  Диме отцом.

          При этих словах, следователь внимательно посмотрел на Веру Ивановну, но она никак не отреагировала на сказанное, а  спокойно продолжила пить чай. Тогда Борисов, не обращая внимания на её показное безразличие к его словам, продолжил:
          – Ведь знаете, я было чуть не предъявил ему обвинение в помощи грабителю –правда, не имея на то веских оснований.  Как видите, я с вами откровенен. А вот на вас с Вороновым я вышел случайно. Это часто бывает в нашей профессии – ошибки и удачи всегда рядом. Но увидеть вас в лице грабителя и похитителя, никак не ожидал…

        – Вы почти всё правильно поняли, но много ещё не знаете, – вдруг перебила его Вера Ивановна. – Вы зацепились за ограбленных женщин и совсем не занимались поисками хулиганов, которые избили моего внука… Так вот теперь послушайте меня. За эти три года, что я вас знаю, Роман Валентинович, я считаю вас самым порядочным следователем. И только поэтому я вам сейчас расскажу то, чего  не рассказала бы другому следователю. Это будет не исповедь, а просто – одна из многих –  человеческая история.

        Женщина задумалась, очевидно, решая, с чего лучше начать, и продолжила:
        – Когда моей  Валерии было три года, я убила её отца. Это получилось случайно, но следователь представил всё  как  умышленное убийство.  Мне дали восемь лет, учитывая все  смягчающие обстоятельства. В тюрьме я научилась многому. Там сидели женщины, которые прошли, как говорится, огонь, воду и медные трубы. Они знали законы преступного мира. И они хорошо растолковали мне, что такое жизнь. Я вышла на свободу, когда дочке было одиннадцать лет. Показаться ей на глаза я боялась. Мне не хотелось чтобы, окружающие Леру люди знали прошлое её матери. Хотя мой муж и заслуживал смерти за издевательства над своей семьей, но смерть его действительно была случайной. Короче, я не призналась дочери, а только издали наблюдала за её жизнью. При этом ни на миг, не выпуская её с поля зрения. О том, что внука избили, и он находиться в реанимации, я узнала в тот день, когда увидела заплаканную дочь у нас в отделении.  Тогда она принесла заявление вашему помощнику. После того, как она ушла, мне Николай Николаевич сказал, что её сына избили и он сейчас  в больнице. Я сразу же побежала туда. Там от врача я узнала, что Дима после операции находится в реанимации и он в коме. Врач сказала, что ему потребуется ещё операция, но она дорогостоящая, так как очень тяжёлый случай. Тогда, не понимая, что мне делать, ноги сами понесли меня к университету, где учится мой внук, а в голове были мысли о том, где взять деньги.  Я нашла старосту группы. Уже не помню, что я ей наплела, но она дала мне список всех учащихся  группы, в которой учился Дима. В этом списке также были их домашние адреса. Из всего списка я выбрала только парней. Я была склонна думать, что именно кто-то из них избил Диму. Поэтому уже позже я решилась ограбить их матерей, чтобы собрать хоть какую-то сумму на операцию внуку… Ведь узнав о состоянии Димы, никто из группы не изъявил желания помочь ему с операцией…

          –  Так, это мне всё понятно, –  перебил её следователь. – Хотя в голове не укладывается, что это была единственная возможность достать деньги…  Но как вы могли ограбить нужных вам женщин, если вы даже  не знали их в лицо?
          –  Я не буду заставлять вас решать эту головоломку, а сама всё объясню. Вы же заметили, что ограбления совершались через день. А так как я работаю через день, то после работы я приходила к этим женщинам домой и звонила в квартиру. Извинившись, что ошиблась адресом, уходила.  А на следующий день, когда у меня был выходной,  грабила. Я же не профессиональный грабитель. И  мне приходилось долго ждать, когда нужная мамаша появится на улице, и следить за ней. Потом я поджидала подходящего момента и, пугая их ножом, отбирала деньги.  Поэтому все эти ограбления  происходили в разных местах города и  по одинаковой схеме.  Конечно, я понимаю, что всё это выглядит глупо и наивно, но мне везло.

       – Говорите – глупо и наивно, а женщин чуть ли не до смерти пугали… Вы извините, что я вас перебил. Пожалуйста, продолжайте.
        – Да, я понимаю, что вы хотите этим сказать. Скорее всего, мой поступок был необдуманным и жестоким. Но это последствие моего прибивания в тюрьме. Сокамерницы хорошо учили меня жизни. И именно там я поняла, что никто тебе не поможет в трудную минуту, если ты сама себе не поможешь…   Да, сначала у меня и мысли не было кого-то грабить.  Просто через два дня, после того, как избили внука,  я пошла к Лере домой, но её там не было. От женщины, которая открыла мне дверь, я узнала, что Лера сдала ей квартиру на год. Тогда я попросила эту женщину позвонить Лере и под каким-нибудь предлогом вызвать её  в квартиру…
        – Выходит, она знала телефон Смирновой, а мне не сказала, – опять перебил её следователь.

        – Очевидно, вы представились следователем, а я матерью…   Ну, а когда Лера пришла, я рассказала ей всю правду о себе.  А также о том, что после освобождения следила за её жизнью, но не участвовала в ней, боясь ей навредить. Я предложила Лере жить у меня. На удивление, дочь не оттолкнула меня, а наоборот, была рада моему появлению и согласилась на моё предложение. Но денег, что она получила за сдачу квартиры, было недостаточно для операции внуку. Своих накоплений у меня  было мало, а занять не у кого. Вы спросили: что, разве ограбление было единственной возможностью собрать деньги? Да, единственной. Я обращалась в банк за кредитом, но мне отказали. Лере тоже отказали в кредите, так как она попала под сокращение и в данный момент нигде не работает…  Но я всё же  успокоила дочь, сказав, что нужную сумму мы обязательно наберём.  Вот тогда я и решила воспользоваться списком из университета. Короче, я ограбила матерей однокурсников Димы, чтобы они хоть таким способом  посодействовали ему в выздоровлении. Но Лера до сих пор ничего  не знает об этих грабежах и даже не догадывается. За три дня до операции я дала дочери недостающую сумму, сказав, что меня выручили знакомые, и она поверила.  Нужную сумму мы собрали, но как вы знаете, деньги не понадобились. Мой внук умер…  Награбленные деньги я вам вернула вместе со списком, а вы уж сами знаете, что с ними делать.

        Вера Ивановна замолчала, а потом опустила голову и тихо добавила:
        –Только, Роман Валентинович, я вас просто умоляю не беспокоить Леру сейчас. Она готовиться к похоронам сына, и ей очень тяжело.
       –  Не волнуйтесь, вашу дочь я сейчас вызывать не стану. Вера Ивановна, мне искренне жаль, что судьба с вами так жестоко обошлась. Я благодарю вас за откровенность, но скажите, зачем вы так жестоко поступили с Вороновым?
        –  Жестоко? А он избил моего Диму до смерти – это не жестоко? Ваш помощник сказал мне, что в  деле моего внука Воронов проходит как свидетель. Но ведь можно же было предположить, что именно он с дружками избил Диму. Я намекнула об этом Николаю и предложила проверить эту версию. Но потом поняла, что его нежелание как следует покопаться в этом деле даёт возможность этим парням уйти от наказания за их преступление… Вот я и взяла инициативу в свои руки.  А в том, что  Воронов со своими дружками избивал моего внука, он признался сам. Но кто был вместе с ним, я не успела узнать. Вы помешали.

         В кабинете наступило молчание. Смирновой тяжело было продолжать разговор. Ей казалось, что она зря разоткровенничалась, что это была просто минутная слабость. Борисову же хотелось большей откровенности, и он спросил:
       –  Вера Ивановна, а как вам удалось взять папку с делом из кабинета?
      На этот раз он рассчитывал услышать об участии Волкова в этом деле.
         Женщина хотела возразить Борисову, но он настолько был увлечён её признанием и рассказом о своей жизни, что даже не заметил её порыва возразить ему.
 
       – А вы знаете, я сам вам всё расскажу,  как это вы сделали, –  с азартом сказал он. – Вам очень хотелось узнать, что накопал по делу вашего внука мой помощник, и вы выкрали папку из сейфа. Вы воспользовались тем, что в пятницу Николай случайно  оставил ключ в дежурной части. И при помощи этого ключа выкрали дело, а потом подбросили его в стол Николаю. А удалось вам всё это легко  провернуть, потому что в субботу дежурил Волков…
        – Роман Валентинович, – перебила его Смирнова, – если вы хотите, чтобы было, так как вы думаете, то пусть так и будет. Только Волков здесь вообще не при чём. К моим делам он  не имеет никакого отношения. Поверьте мне. Главное вы уже знаете, и вам остается теперь только найти соучастников Воронова, которые должны быть наказаны.

       – Постойте, Вера Ивановна, что значит «пусть так и будет»? – возмутился следователь. – Вы брали из сейфа папку или нет? Мне не нужны признания в поступках, которых вы не совершали.
         –  Папку я действительно не брала, и про ключ вы всё надумали. Это ваша профессиональная фантазия. Ну, а положить деньги на стол Николая Николаевича мне ничего не стоило. Я ведь уборщица.  А вот то, что младший лейтенант  в ваше отсутствие бездействовал, так об этом говорит  всё наше отделение.
        –  Ну, хорошо, мне всё понятно, – тихо проговорил следователь, осознав, что сейчас со своей речью, он был смешон. – Значит, моя версия была ошибочной.  Но всё равно, ещё раз спасибо за откровенность. Я же постараюсь как можно больше найти мотивов, смягчающих вашу вину. То, что вы являетесь бабушкой Дмитрия, мне придется внести в протокол.
 
       Борисов уже не решался снова заговорить с ней о своём предположении, что Волков отец Димы. Он хотел помочь женщине встать с дивана, но она неожиданно застонав,  села обратно.
       – Что с вами, Вера Ивановна? Смотрите, вы побледнели. Я сейчас вызову врача.
       – Мне что-то неважно с сердцем, да и нога сильно болит.
       – Я вызову нашего врача, и она вас посмотрит.
       Роман Валентинович вызвал в кабинет врача, и уже через пять минут врач осматривала Веру Ивановну. 
       Галина Михайловна, так звали врача, сказала:
        – Ей нужна госпитализация, так как я боюсь за её сердечко. Да ещё у неё повреждён голеностопный сустав. Необходимо сделать рентген. Я настаиваю на госпитализации.

       – Да, да госпитализируйте, причём в городскую больницу, – волнуясь, сказал следователь.  – Это она, скорее всего,  у гаража на пустыре ногу подвернула.
      «Пусть я нарушу закон, – подумал он, – но эта женщина не будет находиться в изоляторе».
      Через полчаса Веру Ивановну отвезли в больницу.
       –  Ну как, она всё рассказала? – улыбаясь, спросил Николай, войдя в кабинет.
       –  Да, Николай, простая уборщица тебе нос подтёрла. И список группы она догадалась взять, а не ты. И о том, что Воронов, возможно, сам избил её внука она тебе говорила, но ты даже и ухом не повёл… Ну, а теперь говори, как получилось, что ты ключ от сейфа потерял и  «дело Смирнова» забыл в сейф положить?

      От этих слов помощник перестал улыбаться и набычился.
       – Вот-вот только умеешь обижаться и бычится, а работы от тебя ноль.
       – Роман Валентинович, поверьте, что мне стыдно за мой поступок. Ключ  я  случайно оставил в пятницу  в дежурке, а папку не положил в сейф и забыл об этом. В понедельник утром Виктор отдал мне ключ, а когда вы вернулись от майора, я действительно искал папку в сейфе, но её там не было. Я даже испугался, что она пропала, но потом вспомнил, что оставил её у себя в столе.  Говорить вам об этом я не стал из-за страха и...

       – И повел меня по ложному следу, – возмутился Роман Валентинович. – Тебе действительно не место в органах. Я из-за тебя потерял столько времени и понапрасну стал сомневаться в Волкове. Я доложу майору о твоей халатности, а сейчас  поехали в больницу к Воронову. Надо же нам составить протокол о его похищении и узнать всё про его дружков.

      Через двадцать минут они уже беседовали с врачом  Воронова.   
      – Ничего серьезного у молодого человека нет, – сказала врач.  –  Кости все целы, а лицо было  в крови от удара в нос. У него плохая свертываемость крови, вот и было обильное кровотечение из носа. Кровотечение мы ему остановили, так что Воронов может идти домой.  Я как раз сейчас готовлю его к выписке.
      – Я могу с ним поговорить? – спросил следователь.
      – Да бога ради, сколько угодно.

        Следователи вошли в палату к Алексею, где была в это время его мать. Зинаида Петровна, увидев их, поздоровалась  и обратилась к Борисову:
        – Большое вам спасибо, Роман Валентинович, что нашли Лёшу и сообщили мне, где он находиться. Теперь я надеюсь, что эту преступницу посадят в тюрьму, и надолго. Надо же, похитила моего ребёнка и избила его. Это уму непостижимо, чтобы так издеваться над беззащитным ребёнком.
        Говоря всё это, Зинаида Петровна держала следователя за руку,  то сжимая её, то отпуская. Она была очень взволнованна и говорила громко, чуть ли не крича. Следователь слегка отстранил её от себя и сказал:
         –   Я понимаю ваше состояние, но не всё так безоблачно в поведении вашего сына, как вам кажется.

        Мать Алексея  удивленно посмотрела на следователя, потом на сына и с возмущением прокричала:
        – Вы сами не понимаете, что говорите! Мой сын отлично учится в университете и является помощником старосты группы!
        Алексей стоял, опустив голову. Он не смотрел на мать и  не пытался оправдываться. Видя поведение сын, Зинаида Петровна прекратила нападки на следователя и со страхом подумала, что тот, возможно, в чём-то и прав.
        – Что ты молчишь, сынок? – спросила она сына, и слёзы появились у неё на глазах.
         – Не плач, мама. Я действительно бил Диму. Я и ещё двое из нашей группы. Мне тяжело тебе об этом говорить, но это так.
         – Вы меня сейчас поведете в тюрьму? –  обратился Алексей уже к следователю.
        – Да, мне придется тебя задержать для выяснения обстоятельств по делу  Смирнова. Тем более что ты здоров и тебя из больницы выписывают. Только скажи мне, за что вы так зверски избили Диму и кто эти ещё двое?

         Алексею, видимо, было тяжело отвечать на этот вопрос, но он всё же сказал:
         – Димке мать купила отличный ноутбук, и он понравился Крылову. Вот Крылов и решил забрать ноутбук себе. Он вообще гнобит всех ребят нашей группы.  У него такие крутые родители, что он никого и ничего не боится. Я лично Диму слегка только стукнул, а били его Крылов с Беляевым.
         – Да, а вы, кажется, были друзьями, – сказал следователь и вывел Алексея из палаты.
       Его мать пошла следом за ними, вытирая платком слезы. Помощник следователя шёл позади всех, опустив голову. Он  чувствовал, что тучи  сгущаются над его головой.
•               
         На следующий день в кабинете следователя собрались женщины, которых ограбила Вера Ивановна. Только среди них не было  Беляевой и Крыловой. Следователь  под протокол,  в присутствии майора, ознакомил всех со списком, который составила Смирнова Вера Ивановна. Разногласий в суммах не было. Каждая из женщин подтвердила ту сумму, которая была у неё украдена. Борисову  совсем не хотелось, чтобы дело Веры Ивановны дошло до суда. Он готов был уже прямо сейчас вернуть деньги потерпевшим женщинам, но не зная, чем закончиться  эта беседа, не сделал этого.

        Следователь вполне доступно объяснил присутствующим, что именно руководило Верой Ивановной, когда она пошла на такое преступление. И что она сейчас находится в больнице с сердечным приступом.
        После его слов женщины стали возмущаться все наперебой. Только Воронова сидела молча и не смотрела на следователя. В этот момент она думала о сыне, который был задержан за участие в нанесённых побоях Смирнову Диме. Она понимала, что скоро эти мамаши, как только узнают правду, также начнут возмущаться и стыдить не только  Алексея, но и её саму.
 
        Громче всех возмущалась Бойкина:
         – Разве она не могла по-хорошему прийти к нам и объяснить всё. Но ей же надо было поглумиться над нами. Я сама сейчас могу получить сердечный приступ после её издевательств. Неужели нельзя было иначе получить эти деньги? Мы все матери и вошли бы в её положение.
         – И что же вам помешало войти в положение бедной матери? – повысив голос, спросил  майор.  –  Вы что, не знали, что случилось с Димой Смирновым? Вы что, не знали, что он был доставлен в больницу в тяжелейшем состоянии? Всё вы прекрасно знали. Но не только не вошли в положение, а даже ни разу не поинтересовались  его самочувствием. Трое негодяев забили однокурсника почти до смерти, а вы только радовались, что это не вашего сына и не вашу дочь избили. Да обратись к вам Смирнова с просьбой о  помощи – наверняка получила бы отказ. Поэтому бабушка Дмитрия и придумала этот план. Правда, криминальный, но план, как набрать денег на операцию внуку…  А обратиться за помощью Смирновым действительно было не к кому. 

        Майор внимательно посмотрел на женщин и продолжил:
        – А вы, Бойкина, – сказал он возмущённой женщине, – лучше смотрите за своим сыном. А то в прошлый раз мы его отпустили за драку, но если ещё такое повторится, обязательно привлечём по закону. И вам надо лучше воспитывать своего сына, а то кто знает, чем закончится следующая драка.
        Бойкина почувствовала себя неловко, и желания продолжать возмущаться  у неё больше не возникло. И остальные немного поутихли, но всё же продолжали тихо перешёптываться.

         Следователь взглянул на Воронову и, видя, как та вся замкнулась в себе, мысленно пожалел её, но  всё же обратился к присутствующим:
         – Милые дамы. Я очень хорошо понимаю ваше состояние. Вы все подверглись насилию со стороны бабушки Дмитрия, и вам хочется, чтобы она получила соответствующее наказание. И пусть я покажусь вам сейчас как бы её защитником, но скажу, что именно она нашла одного из хулиганов, который избивал её внука. Этим хулиганом оказался Воронов Алексей. А теперь мы знаем и остальных участников этого преступления – это Юрий Беляев и Глеб Крылов. Да, все эти три парня являются однокурсниками ваших сыновей… А ведь Воронов считался другом Смирнова!..  А избили они своего товарища из-за нового ноутбука, который Диме подарила мать. Так что любой из ваших сыновей мог бы быть также избит, будь у него нужная вещь этим подонкам. И хорошо, если  у вас нашлась бы нужная сума для операции вашего сына. А если нет?..  Ведь Вера Ивановна не закоренелая преступница, она просто сильно любящая своего внука бабушка... Ну, а задержать нам удалось пока только одного Воронова. Двое других сейчас отдыхают за границей со своими родителями. Но мы их обязательно привлечём за их преступление.   Это только дело времени.

         Следователь замолчал и окинул всех взглядом. Женщины уже не перешёптывались, а у некоторых были на глазах слёзы. Вдруг одна из них обратилась к майору:
         – Вадим Викторович,  можно я заберу своё заявление?  Я знаю, что деньги мои мне вернут, и я не хочу, чтобы Димина бабушка  пострадала ещё больше.  Смирновым и так хватило горя. Если бы с моим сыном случилось такое, я не пережила бы его смерти. И мы действительно оказались в этой ситуации бесчеловечными… Да и грабила она аккуратно, как бы интеллигентно.

        Последние слова женщины выглядели смешными и наивными, но никто не засмеялся.
        – Товарищ майор, а если мы все заберём наши заявления то, что будет с бабушкой Димы?  –  тихо спросила   Бойкина.
         – Так сразу ответить я вам не могу. Ведь на основании ваших заявлений возбудили дело. Здесь надо будет разобраться, но мы ещё поговорим с вами об этом. Я приглашаю вас всех завтра прийти сюда в двенадцать часов, и мы всё обсудим, – сказал майор.
          Женщины покинули кабинет. А майор, не говоря ни слова следователю, пошёл к себе – очевидно, обдумать сложившуюся ситуацию и переговорить с начальством. Борисов с улыбкой посмотрел ему вслед. Следователю были приятны  слова Вадима Викторовича, сказанные в защиту Веры Ивановны, которых он никак не ожидал от него услышать. В этот момент Борисов даже подумал, что, возможно, предвзято относится к своему начальнику…

• Спустя три дня майор вызвал к себе Борисова.
        – Ну, что я могу тебе сказать, Роман Валентинович, – начал разговор майор. – Не только ты беспокоишься за свою Веру Ивановну, но и я забросил слово за неё перед главным нашим начальством. Вот сегодня мне сказали, что её дело рассмотрели и пришли к выводу пока не оформлять её в изолятор, а как только она  выпишется из больницы, взять с неё подписку о невыезде.
         – Так что дело всё же передадут в суд? – спросил следователь. – Я же вам принёс заявления от потерпевших, что они никаких претензий не имеют к Смирновой. И Волков Алексей написал признание в избиении Смирнова и указал соучастников. Также он написал,  что его никто не похищал. Я считаю, что подавать документы в суд, нет оснований.

         – Да, но как поведут себя Беляева с Крыловой, вернувшись из-за границы? Ведь они могут подпортить все ваши старания и навредить Смирновой,  – неуверенно произнёс майор.
         – Да, но не забывайте, Виталий Викторович, что их сыновья сами должны сесть за решетку, – уже еле себя сдерживая, возразил следователь. – И они не писали заявлений об ограблении, а деньги их Смирнова вернула.
        – Ну, ты не кипятись, я думаю, что всё будет нормально.  Пока дело не закрыто,
 но это только пока.  А сейчас иди, работай спокойно.

        Выйдя от майора, Борисов встретился в коридоре с Волковым. Они поздоровались, и он спросил Дмитрия, как у того дела. Хотя можно было этого и не спрашивать, так как уже по его лицу было видно, что всё плохо.
        – Зачем спрашиваешь? Ты же сам всё знаешь, сыщик, – ответил Волков.
        – Ты прости меня, Дмитрий, за мои подозрения. Это издержки нашей профессии. Я не хотел тебя приобщать к делу о грабежах, но так всё закрутилось, что ты попал в поле подозреваемых.
        – Да ты не оправдывайся. Я ведь всё понимаю.
        Борисов не стал спрашивать его о Смирновых, но  Волков сам заговорил о них.
    
        – Ты знаешь, вчера мы похоронили Диму, – тихо с грустью в голосе произнёс он, но вдруг  замолчал, как бы проглатывая ком в горле, а потом  продолжил:
         – Понимаешь, Роман Валентинович,  я ведь не знал, что у меня был сын.  Меня лишили отцовства помимо моей воли. Я не буду сейчас никого обвинять. Всё, что надо было сказать, я  уже сказал  Лере и это не для чужих ушей.  Спасибо Вере Ивановне, что она позвонила мне и попросила придти к ней в больницу. Там она мне всё и рассказала. Потом к ней пришла Лера. Нельзя сказать, что мы обрадовались нашей встречи – или наоборот. Скорее всего, мы не знали, как  вести себя в сложившейся ситуации. Мы немного посидели с Верой Ивановной, и я проводил Леру домой. По дороге мы о многом с ней разговаривали. И теперь что будет дальше с нами, время покажет. А ты в отношении моего отцовства  оказался прав и догадался об этом раньше, чем я узнал о нём. 

        – Выходит, в этом я преуспел больше, чем в остальном. А парней, избивших твоего сына, всё же нашла Вера Ивановна. Да, я был близко к разгадке и в тоже время далеко, – задумчиво произнёс Борисов, а потом добавил: – А ведь я вспомнил твои слова о девушке, которую ты любил. И этой девушкой оказалась Смирнова Валерия.  А сын твой очень похож на тебя…   Как жаль, что мы часто совершаем в жизни необдуманные  поступки. Портим свои отношения с любимыми, не понимая, что при этом расстаёмся с ними навсегда. Это всё есть человеческий фактор – поступки и взаимные отношения. Но я хочу сказать тебе, Дмитрий, что вы с Валерией ещё молоды и у вас есть силы начать всё сначала – конечно, при обоюдном желании.  Тем более у вас такой надежный тыл – Вера Ивановна.

        Волков улыбнулся, но улыбка получилась у него грустной, и он неуверенно произнёс:
        – Возможно. Но ещё раз повторюсь, что время покажет…
        Они пожали друг другу руки, и каждый пошёл по своим делам. Борисов подходил к своему кабинету и думал о своём помощнике.
       «Я правильно сделал, что не сказал  майору о нерасторопности Николая. Ведь всё-таки это были его версии: о том, что грабителем мог быть хорошо знакомый Дмитрию человек, о том, что деньги, таким образом, собирались на операцию Диме, и о том, что, возможно, Воронов избил Смирнова.  Значит, есть в нём зерно сыскаря. Правда, пока ещё маленькое зёрнышко, но оно есть. Будем с ним работать»,  – так думал Борисов, открывая дверь в кабинет.