Размазня

Варька! Ты уже съела свой хлебушек? – голос младшей сестры звучал агрессивно.
       - Съела! – виновато ответила Варя.
       - Ух, и не могла же ты им подавиться! - Нина сердито топнула ногой и выбежала на улицу. Соседские девочки звали ее на речку.
       Варя расстроенно вздохнула. Каждое утро бабушка, как самая старшая в семье, делила  хлеб и вручала каждому его паек – один кусок на весь день.
       Нынче отметили уже восьмую годовщину Победы. С каждым годом жить становилось все легче, сытнее. Сибирь-матушка прокормит, только знай не ленись, работай! Их колхоз быстро восстанавливал свою былую мощь. По трудодням колхозники неплохо получали. Да еще в каждой семье свое хозяйство: куры, гуси, корова.
       А вот хлеба не хватало. Почти все  зерно колхоз сдавал государству.
А как же! Разрушенные города восстанавливать нужно?  Рабочих нужно кормить? Из Сибири на запад шли эшелоны с хлебом. Так что, и после войны хлеб еще долго оставался редким лакомством.
       Ну, а какая еда без хлеба? Регулярно в село приходила машина от заготконторы, принимала от населения продукты: молоко, яйца, мясо, шкуры домашних животных. Взамен выдавали немного зерна,  муки, или готовую булку хлеба.
       Тогда в семье наступал праздник, кто-то растягивал свой кусочек до вечера, кто-то съедал сразу. Варя была старшим ребенком,  сестра и два брата родились уже после войны, когда отец вернулся с фронта.
       Нина всего на три года младше, но такая своевольная, вытворяет, что хочет и все ей с рук сходит. Варя свой кусок хлеба старалась подальше спрятать, чтобы растянуть надолго, но Нина все равно его находила и съедала. Если бы так поступила Варя, ее бы строго наказали, а Нину только пожурят немного.
       Сегодня утром Варя попросила бабушку:
       - Баба, положи мой кусочек себе в карман! А то, я прячу, прячу, а Нина все равно находит.
       Бабушка Варю жалела, иногда, когда никто не видел, отламывала от своего куска и совала Варе:
       - Ешь скорей, а то и это отберут!
       Так что, сегодня Варя сберегла свой хлебушек у бабушки в кармане и может спокойно его скушать.
       Но это вечером, а сейчас надо отнести обед отцу, в поле.  Мать работала дояркой и на обед приходила домой. А отец не мог оставить трактор без присмотра.
       Бабушка собрала узелок и протянула его Варе:
       - Помощница моя, что б я без тебя делала?
       Вообще-то сегодня была Нинина очередь идти к отцу. Уже давно на семейном совете решили, что братья еще маленькие, а девочки будут носить обед по очереди. Но Нина убежала на речку, а когда бабушка пыталась ее остановить, она фыркнула недовольно:
       - Варька пусть отнесет! Она старшая, а я еще маленькая!
        Варя сказала расстроенной бабушке:
       - Да ладно, баба, пусть бежит! Я отнесу!
       И вот, Варя быстро зашагала по тропинке через березовый лесок, но потом дорожка пошла в гору, и Варя убавила шаг. Сейчас с высокого холма она увидит огромное колхозное поле и трактор отца. Она помашет ему рукой, отец остановит свой трактор, подойдет и спросит строгим голосом:
       - Почему опять ты пришла? А где Нина, снова убежала?
       А Варя попросит:
       - Папа, не сердись на нее! Я сама пришла, мне совсем нетрудно!
       Отец вздохнет:
       - Ах, Варя-Варюха! И в кого ты такая безхребетная?
       Да и правда, в кого? В их семье все с характером. И бабушка, и мать, и Нина - вон, что вытворяет! Может, Варя в отца? Он спокойный, добродушный.
       Но… она, конечно, мала еще, десять лет всего, однако догадалась, что папка ей неродной. И подсчитать нетрудно, отец на фронт ушел в сорок первом, а она в сорок третьем родилась. Ей бы и ни к чему эти подсчеты, но Варя помнит разговоры взрослых, когда она была еще совсем маленькая, и взрослые говорили, не таясь. Думали, что она ничего не понимает, а она прислушивалась. И вот, какая история ей представилась из отдельных фраз и недомолвок.
       Мать с отцом поженились перед самой войной, вскоре отца на фронт отправили, а в конце сорок первого  пришла похоронка. Мать была в отчаянии, ей, совсем молодой, хотелось семейного, женского счастья. А кругом одно только горе. Похоронки ни одну семью не обошли стороной. То и дело, в чьем-то доме раздавались крик и плач после посещения почтальона.
       Мужиков в селе остались совсем мало: почтальон, еще в детстве изувечивший руку, глухой сторож, председатель колхоза с каким-то хроническим заболеванием и несколько совсем уж древних стариков.
       Мама влюбилась в председателя, мужчина он был симпатичный, а по военным временам, так и вовсе – первый красавец на деревне. Детей у председателя не было, и когда родилась от этой запретной любви Варенька, мама надеялась, что он оставит свою болезненную, некрасивую жену и придет к ней. Но так и не дождалась этого, за аморалку могли наказать очень строго по партийной линии.
       Когда в сорок пятом начали возвращаться с фронта те, кто выжил, мать и бабушка смотрели сквозь слезы на чужую радость, печалясь о своем. Но вдруг, однажды, к их калитке подошел какой-то мужчина, худой, изможденный, в котором мать с трудом узнала своего мужа. Оказывается, он не погиб в том бою, а тяжело раненный попал в плен. Когда их освободили, то посадили уже в свой лагерь, и много месяцев выясняли степень вины каждого.  Наконец-то он дома!
       Варе тогда и трех лет не было, но ей кажется, что она помнит тот день, суету, радостные вскрики, объятия, стол, накрытый белой скатертью, какой-то напряженный разговор за столом, потом мамины руки, которые достали ее из кроватки и посадили на колени к этому мужчине.
       И как Варя сначала испугалась этого чужого человека, а потом вдруг успокоилась, привстала на ножках и обняла его за шею. А он осторожно погладил ее по спинке.
       - Это твой отец, - сказали ей. Она так и считала все эти годы, а на днях услышала разговор двух соседок.
       - Ну, и семейка! – судачили они, - Варька пашет, как Золушка, а Нинка всё резвится.
       - Ясное дело, всё, как в сказке - родную дочку жалеют, а Варвару заездили.  А мать-то и не заступится никогда!
       - Видно, не смеет. Виновата всё же.
       - Нет, но Варька-то, какая размазня, хоть бы раз взбунтовалась!
       Тут они заметили Варю, которая развешивала белье во дворе, замолчали и ушли к себе в дом. А у Вари вдруг из отдельных обрывков давних разговоров сложилась цельная картина. И вот, она уже неделю сама не своя, трудно всё это переварить. Но виду старается не показать, да собственно, никто к ней и не приглядывается, что там у нее с лицом, а в душе – и подавно.
 
       Они сидели с отцом в тени под старой березой. Варя смотрела, как отец ест, и твердила про себя: «Ничего я не размазня! Я просто папу люблю, он всё равно, мой папа! И братиков, хоть они только наполовину мне родные, и даже вредную Нинку тоже люблю».
       Варя вспомнила, как однажды Колька, старший из братьев что-то натворил. Отец тогда сильно рассердился, снял ремень и хотел побить Кольку. Но Варя бросилась между ними:
       - Папа, не бей Колю! Накажи лучше меня, а его не трогай!
       Отец со злостью рявкнул:
       - Каждый сам должен отвечать за свои проделки!
       Но ремень всё же опустил. Потом пробормотал с досадой:
       - Добрая нашлась! И в кого ты такая размазня? Как ты дальше-то жить будешь?
       Вот и сейчас, отец доел, вытер губы тыльной стороной ладони:
       - Спасибо, дочка!
       Потом недовольно добавил:
       - Завтра пусть Нинка принесет обед! Разбаловалась совсем!
       - Папа, да она же опять по дороге  все мясо из котелка повытаскает, а тебе пустые щи хлебать.
       Отец только рукой махнул с досадой и пошел к своему трактору.
       Варя собрала  узелок с пустой посудой и отправилась домой.  Подходя к дому, она увидела братишку Кольку на крыше сарая. Сарай задней стенкой выступал за забор их участка на пустырь. Здесь были заросли бурьяна и крапивы. И, конечно, Колька надеялся, что из окон дома его не видно. Ему запрещалось лазать по крышам, но здесь недавно отец заменил пару сгнивших досок на свежие, пахнущие смолой.
       Колька отковыривал эту смолу и жевал, как-то и Варе дал кусочек. Но ей не понравилось, эта смола не то, что листвяжная, прилипала к зубам и долго горчила. Все штаны сейчас смолой измажет, подумала она, опять ему попадет!
       - Колька, - крикнула Варя, - слезай сейчас же!
       Но он не услышал, увлеченно ковыряясь на крыше, он пятился все ближе к ее краю. Варя ускорила шаг, и тут, что должно было, то и случилось, братик сорвался и полетел с высокого сарая в бурьян.
       Варя замерла на мгновение. Господи, живой ли? Бросилась бегом к сараю, да где уж тут! Между ней и сараем несколько метров высокой, в рост человека, крапивы.
       - Колька! Колька, ты живой? Ты чего молчишь?
       Варя ринулась в крапиву и тут же вскрикнула от боли. Руки и ноги обожгло нестерпимо. Она остановилась, волдыри не скроешь, опять ее будут ругать. Отец скажет, каждый сам пусть отвечает, а ты, размазня, опять на себя взяла!
        Но Колька продолжал молчать, ей сделалось еще страшней, и она стала пробираться дальше. Руками раздвигала  мощные стебли крапивы, стараясь защитить хотя бы лицо, но и лицу доставалось. Из глаз потекли слезы, она со стонами продвигалась всё ближе к сараю. Шептала сквозь зубы: «Ну и пусть я размазня, пусть! Лишь бы Колька живой!» Потом уже стала подвывать в голос, не сдерживаясь.
       И, наконец, просвет. Возле самого сарая крапивы не было, но была очень мягкая земля из перепревших корней. Она спружинила, и Колька не ушибся,  сидел испуганный, таращил глаза на Варвару. Живой! Она не могла говорить, от боли перехватывало дыхание, молча схватила брата за руку и потащила через проделанный ею коридор. Колька даже почти не окрапивился.
       А у Вари всё тело покрылось волдырями. Бабушка заохала, стала делать ей примочки из мокрых полотенец, потом кинулась искать какую-то мазь.
       К вечеру у Вари поднялась температура, мать была на вечерней дойке. Вернулся с работы отец. Присел на краешек кровати.
       - Ну, как ты, Варюха?
       Она приоткрыла глаза:
       - Пап, Кольку не наказывай! Ему и так досталось. Это я не доглядела!  Я опять размазня, да?
       - Дочка, - голос отца дрогнул, - зря я тебя так называл! В эту крапиву даже я с голыми ногами не полез бы. Вот и выходит, что ты герой! А геройский поступок уважения достоин. Больно тебе?
       Он положил прохладную ладонь на ее горячий лоб. Варя задремала. И приснился ей сон, будто снова она маленькая, на руках у отца. Отец идет с ней по полю, потом опустил на землю и стал рассказывать:
       - Смотри, вот это пшеница, а это белая – ромашка, а вот синий василек. Ну-ка, скажи: ва-си-лек!
       А она смеется, хлопает в ладоши и кричит:
       - Амаська! Асилёк!
       Отец тоже смеется, снова берет ее на руки. А в небе – солнышко и белые облака,  а по коже – ветерок. И руки отца, крепкие, надежные. Хороший был сон.