Семейная идиллия

Наконец-то выходные. Можно было подольше поспать, провести время с семьёй, а потом пойти погулять. Уроки можно было оставить на потом.
Подросток быстро встал с кровати, оделся и отправился в гостиную.  Мама с папой ждали его, не решаясь будить. Он по-детски прыгнул на маму, обняв её.
- Осторожнее, задушишь, - крикнула она, смеясь.
На завтрак были булочка, варенье и какао. Он съел это с жадностью молодого растущего организма. На губах и пальцах осталось липкое варенье.
Настроение было игривое и дурашливое, будто у щенка. Подросток вообще чувствовал себя ещё ребёнком. С родителями у него были доверительные отношения, они были лучшими друзьями, и парня удивляли разговоры о том, что в других семьях бывают разногласия.
Он достал длинную линейку и сказал папе защищаться. Папа использовал подушку в качестве щита.
После этого решили поиграть в монополию. У сына игра шла так, что он восторженно подкинул деньги из монополии вверх.
Теперь можно было и погулять. Перед этим он сел на диван, закрыл лицо руками и принялся вспоминать и мечтать.

Он проснулся от противного крика матери. На выходных у него было куча обязанностей, а он ещё не выспался. Вчера у них была ссора, сегодня его ждало продолжение.
Парень неохотно вышел в гостиную, где его ждали недовольные родители. Мама начала что-то затирать про уборку и прочие бытовые мелочи. Надо было сделать уроки, надо было быть отличником.
Он не хотел быть отличником. Он хотел выспаться, поиграть на приставке, погулять. Он хотел поиграть на приставке с отцом, как делали его друзья, но отец, видимо, убил внутреннего ребёнка в себе и играть не хотел.
Обиды со вчерашней, позавчерашней и вообще каждой ссоры в его жизни перемкнули подростка. Он со всей силы ударил маму по лицу и сжал её горло.
- Ты что делаешь? Задушишь, придурок, - кричала обезумевшая мама.
Отец кинулся жене на помощь. Подросток бросился на кухню, взял нож и ударил папу.  Один удар мужчина смягчил подушкой, но остальные попадали точно по телу.
Никогда парень не чувствовал в себе столько силы.
- Ну, что, помогли тебе твои запреты и крики? – спросил обезумевший подросток у полуживой матери.
Её переполняли страх и ненависть. Он больше ненавидел, и пока боязнь не захлестнула, он свернул маме шею.
Он ощутил сумасшедшую эйфорию. Кровью из тела отца он начал мазать по стенам и мебели. Он достал чашки и тарелки из шкафа и начал с удовольствием их разбивать.
- Вот вам ваш порядок, - закричал он в пустоту.
Он достал из кошелька деньги и начал их разбрасывать по комнате. Из-за них родители работали, из-за них его заставляли учиться, хорошо себя вести, потом работать. И вот теперь они ничего не решали, будто на необитаемом острове.
После этой вспышки наступило дикое опустошение.  Он стал рефлексировать.
Он не хотел их убивать. Он хотел, чтобы его хотя бы не трогали, а лучше поиграть с папой в приставку, со всей семьёй в монополию. Ему трудно было представить истории друзей, в семьях которых были понимание, душевные разговоры, выезды на природу.
Кроме убийства он видел ещё такие варианты, как суицид и бегство из дома. Но умирать он не хотел. Жить ему было незачем, но эти цели могли ещё появиться. Жить на улице, просить милостыню и мыть машины он тоже не хотел. Потом бы всё равно пришлось вернуться, извиниться, быть наказанным. К жизни на улице он не был приспособлен.
Никому другому он бы не посоветовал убивать. Но холодный анализ – настолько холодный, насколько он был возможен после такой ситуации – не дал ему других вариантов.
Он спрашивал себя, маньяк ли он или просто маленький несчастный человек. Сам факт убийства угнетал его, но как способ доказать свою правоту он это принимал. Он бы не убил случайного прохожего, но мог себе представить, что убьёт своего возможно начальника. Подросток ненавидел контроль.
Он посчитал себя идейным фанатиком, похожим на Раскольникова. Он чудовище.
Общественное мнение осудит его и не поймёт, что его унижали и оскорбляли постоянно. И это ощущение своего изгойства дала ему возможность пожалеть себя, считать себя правым = чувство, характерное для преступников.

Подросток развёл руки. По лицу текли слёзы, смешанные с кровью. Он хотел, чтобы всё произошедшее было сном, галлюцинацией или помешательством, но вместо уютного дома он увидел окровавленные стены, разбитые вещи и мёртвых родителей.
Можно было не делать уроки. Можно было погулять. Сил на прогулку не было. Он включил приставку и начал играть.