Свобода...

Итак, это мое предсмертное письмо, в котором мне, пожалуй, стоило бы объясниться. Что ж, даже не знаю, с чего начать…Подобрать бы верные слова! Они здесь, рассыпались по всей комнате, куда бы я ни взглянул. Одни слова затерялись между ворсинками ковра, другие укатились под письменный стол, остальные схоронились за комодом. Неслабо я замусорил ими и голову: давно не наводил там порядок, брезгливо сторонился этих слов, боясь перепачкаться смыслом. Теперь же мне придется призвать на помощь все свое мужество, чтобы наконец взяться за эту историю и кропотливо, одно за другим, разыскать необходимые слова и нанизать их на натянутую нить моего предсмертного рассказа.

Вот, держите первые слова, совсем запылившиеся, завалявшиеся под детской кроваткой: «разлитое кофе», «пощечины», «слезы». Кажется, еще одно затерялось. Ах да, видимо, это «унижение». Было также одно слово, которое всегда вертелось на языке, но так никогда и не было высказано. Такое сладкое, такое желанное, такое манящее слово «свобода». Может, именно его я и искал всю жизнь, тщетно перебирая языком во рту и пробуя воссоздать нужные звуки в неспособности произнести заветное слово в голос. Я мечтал однажды утром, вдохнув полную грудь воздуха, выкрикнуть что есть мочи «свобода!», пропустить это слово через все свое существо, лаская языком каждую буковку. Я хотел повторять его шепотом, настойчиво и томно, заглушая звуки ночной тишины. Я сходил с ума от одной только мысли любовно положить это слово на одну из многочисленных полочек моего лексикона и пополнить прекрасную коллекцию смыслов (и, уж поверьте, оно бы там никогда не запылилось!). Поэтому однажды я поставил себе цель как можно скорее заполучить это слово, во что бы то ни стало!

Забавно, что в отчаянном поиске заветного недоступного слова я пробовал повторять уже известные слова. И вот уже не мое «разлитое кофе», «пощечины» от меня самого, а «слезы» льет спящая со мной в одной постели женщина, так обидчиво и яростно бросающая в меня словом «брак». Да, и «унижение» вдруг стало не моим, что, признаться, вызвало у меня смутное желание произнести несколько постыдных в этой ситуации терминов: «удовольствие» и «власть». Второе слово, к моему приятному удивлению, показалось мне синонимом заветной «свободы», поэтому я снова и снова прибегал к нему, злоупотребляя своими полномочиями в «браке», как называла его эта странная женщина. Чем дальше я заходил, увлеченный своей «властью», тем больше неприятного добавлялось в мой лексикон тех злосчастных дней: «спор», «удар», «крик», «ревность», «драка», «замок», «истерика», «аборт» и многие другие. Постепенно я стал также понимать, что в погоне за своей «свободой» я отбирал ее у той странной женщины, которая

жила со мной в одном доме и говорила о «браке». Однако этот факт ничуть меня не смущал, даже в некоторой степени подогревал мой азарт.

Следующим моим шагом на пути к желаемой «свободе» стала «власть» над другими женщинами. Спешу предупредить ваши поспешные выводы: ни к одной из других женщин, не живших в моем доме и не терзающих меня режущим слух словом на букву «б», я не применял силы. Так что никакого «разлитого кофе», «пощечин» и «слез», мои новые слова были куда изобретательнее. Только представьте: «цветы», «галстук», «манеры». Затем «поцелуи», «простыни», «душевные беседы». Сначала так с одной, потом с другой, и каждая спустя недели или месяца дарит мне лестное «люблю». И знаете, что я, коварный интриган, просил, вожделенно облизывая пересохшие губы? Я требовал отдать мне свою «свободу»! Тут много слов в этом процессе: «верность», «честность», «привязанность», «любовь» - все это от нее, от каждой из них, а мне все их прелестные «свободы». А дальше, наблюдая их мучения, с едва различимым привкусом «совести» во рту я все более и более воодушевлялся, веря в свой скорый успех. Каким же наивным идиотом я был…

Неудивительно, что уже спустя полгода вся эта деятельность мне уже порядком надоела и даже опротивела. Наскучили до отвращения однообразные слова, а «свобода» все так же оставалась для меня непонятной и непроизносимой. Одержимый идеей освободиться, подчинив другого, я занялся уже мужчинами, добиваясь от них таких новых, свежих слов как «дружба», снова просил мне его подарить, как когда-то нагловато отбирал, снимал с языка женщины «любовь» и еще, конечно, «послушание» и «верность». Однако мой лексикон, хоть и продолжал наполняться равносильно моему опыту, но заветной «свободы» я так и не вкусил, так и не нашел его в словаре своей памяти.

Дальше я стал постепенно впадать в «отчаяние». Ночами напролет я слонялся по улицам и сорил повсюду ненужными, как казалось мне тогда, словами, так кропотливо собранными накануне. По возвращении домой меня уже встречала не запуганная до смерти странная женщина, завтракающая за одним столом со мной. Меня встречали ползающие по стенам и копошащиеся в темных углах ужасающие слова: «стресс», «бессонница», «апатия», «депрессия», «отчаяние». Словно надоедливые насекомые, они теребили мой слух по ночам, щекоча мои уши усиками своих букв. Счет тем дням я потерял так же быстро, как и желание жить. «Мне никогда не найти этого священного слова!» - восклицал я, забредая бессонной ночью на безлюдную улочку. А мой крик, ударяясь о стены домов, бордюры и крыши, несся по ветру, разнося мое глубокое, вопиющее «отчаяние» по всему миру, жалобно стучавшееся в окна счастливых людей…

Но волей судьбы я был спасен! По счастью, однажды, во время моих ночных скитаний, меня заметил человек, который сумел меня восхитить и даже дал моей душе теплый глоток «надежды» в то безрадостное время. Мой «спаситель», как называл я его у себя в голове, забыв его настоящее имя (а, может, даже и не запоминал, как и множество других имен), к моему большому удивлению, не просто мог произносить слово «свобода», он, смеясь, кричал его на каждом углу. Со всем вниманием, какое мог предоставить другому человеку, я отдавался ему всем своим существом, желая узнать тайну его счастливой вольности. И тогда мой «Спаситель» показал мне слова, о которых я раньше даже не задумывался: «высокие крыши», «бег от полиции», «бары», «быстрые танцы», «дешевый алкоголь», «спортивные машины», «терпкие сигары», «громкая музыка» и многие другие. Я ловил эти слова не ухом, а ртом, произнося их в ту же минуту, что и мой новый товарищ, стараясь не отставать от него ни на шаг. Чем больше пополнялся мой лексикон, тем ненасытнее я становился. Мне нужны были новые слова каждый день, каждую минуту, самые неординарные и даже сумасшедшие. Поэтому в какой-то момент они стали такими: «кокаин», «проституция», «перестрелка», «клептомания», «гомосексуализм», остальные перечислять нет смысла. Мой ангел-«спаситель» погубил меня, и тут виноват только я. Его «свобода» оказалась для меня ловушкой, точкой невозврата, откинувшей меня еще дальше от заветного слова нависшими надо мной «проблемами» и «зависимостями».

И тогда я понял одну интересную вещь. Это прекрасное слово каждый произносит по-своему. Сегодня я допишу свое предсмертное письмо и впервые скажу эту желанную комбинацию звуков, букв и смысла. Направив пистолет себе в рот, на последнем вдохе я прошепчу навстречу своей смерти, спокойно и смиренно: «свобода!».