Сказочка о переменах

Зайка много знал о переменах, но в основном это были перемены блюд. Заячье рагу, почки заячьи верчёные с чесноком, заяц целиком на вертеле. Зайчатина тушёная, парная, отварная. Копчёная зайчатина тоже котировалась вполне. Перемены удручали Зайку, Зайка грустил. Но выхода не видел.   

Белочка сама была переменой, у неё настроение менялось три раза за пять минут. А также направление движения. И та фигня, которую Белочка тащила. Перемен было столько, что уследить за ними было просто невозможно. Но это неважно, потому что ничего не менялось в итоге.

Лось никак не мог решить, с чего именно начать перемены. А менять надо было всё.

Медведь попал в неудачную эпоху, когда всё менялось только к худшему. И он старательно делал вид, что всё так и запланировано. Не то, чтобы именно этого он и хотел, просто все элементы контроля ситуации в какой-то момент просто утекали сквозь пальцы. И даже если просто ничего не делать, всё всё равно становилось хуже. Если что-то делать, то наступал вообще полный ****ец. Медведь в этот момент как правило приосанивался и выдавал, что зато не как на болоте, где вообще никто  не живёт.

На болоте тем временем жила Росомаха. Ничего так жила. Скучненько, конечно, ну тут уж кто на что учился. Но всем было похрену. Ёжик об этом знал, но значения не придавал. Все остальные считали, что Росомаха вымирает.

У Кабана всё нормально было, он стремился к переменам в плане расширения рынка сбыта лосиного говна. Места, регионы и территории, куда Кабан пытался наладить экспорт, отчаянно сопротивлялись. Лесофобы – так Медведь и Кабан называли не желающих приобщиться к благам. Лось согласно кивал. Лисичка закатывала глаза.

Бобёр периодически менял осину на берёзу, берёзу на ёлку, ёлку на сосну, сосну на ясень, ясень на иву, иву на ольху, ольху на клён, клён обратно на осину. Считал себя смелым инженером, изобретателем, инноватором. И не таким, как его замшелый отец. Все остальные, кстати, не знали толком, новый это Бобёр или старый. Потому что новый на старого был похож до полной неотличимости, и занимался тем же самым в той же последовательности. Как и его отец. Как и отец его отца.

Лисичка периодически вносила изменения, которые органично вписывались в общий бардак. Лисичку виноватили, в ответ она бесилась и кусалась. Когда никто не видел, колотилась головой об пень. Не помогало.

Рысь ждала Льва, который приедёт и всё изменится. А Лев всё не ехал и не ехал. Вообще в массовом сознании сильно переоценена самостоятельность Львов и изрядно романтизирован их образ жизни. Непонятно зачем. Но Рысь об этом не знала. Лисичка могла бы открыть глаза, но в какой-то момент она уже начала бояться какую-то ясность вносить и покровы срывать. 

Косуля пробовала в новых позах. Вот от этого хоть какая-то польза была.

Ёжик изменял сознание. Все так-то тоже пробовали, но не пошло в народ. То ли дело лосиное говно.

Барсук сменил сексуальную ориентацию. Никто доподлинно не знал, стало ли ему от этого лучше, но сам Барсук говорил, что стало. Эмпирически проверить это не представлялось возможным. Может, ничего и не измелось.

Волки менялись местами в иерархии. Пещера от этого не становилась менее зассанной, 3,14здюли от Медведя – менее болючими, а окружающие вообще не понимали, что именно меняется в этой блохастой стае, а также зачем. Летописи нереальных побед на стенах пещеры ясности не добавляли, потому как носили исключительно пропагандистский характер. Впрочем, про ясность – другая сказочка.