Свет любви или история одного бога

«Отпусти осуждения, не нужно больше слез и боли, позволь снова впустить в свое сердце любовь» - я говорил эту фразу тысячи, нет, уже миллионы раз. Мужчинам и женщинам, совсем молоденьким юношам и девушкам, даже глубоким старикам. И каждый раз – сопротивление, непонимание, злость, спасительная пустота… и, наконец, вновь вспыхивает он – свет любви. И ведь это неизбежно, он – самая суть человека, без него лишь пустая оболочка ходит по улицам, говорит, ест и пьет, делает вид что живет. И, даже если бы не было меня и некому было бы утешать и будить, свет любви все равно просыпался бы в их сердцах и разгорался белым прекрасным пламенем. Рано или поздно. Иногда слишком поздно для этой оболочки. И потому есть я.
Может быть именно эта иллюзорность моей миссии и вынуждает меня уставать. Нечасто, где-то раз в тысячу лет, меня охватывает ощущение, что все мои труды напрасны, что люди прекрасно справятся и без меня, не в этой, так в следующей жизни – и что? Что изменится? Будут чаще умирать? Будет больше людей без света в душе ходить по улицам? Какая в сущности разница, зла в этом мире и так хватает, подумаешь, станет немного больше. Нужен ли я? Нужны ли кому-то мои труды, моя помощь, или я, как приснопамятный Сизиф, тащу на гору свой камень, и единственным смыслом этого действа является моя занятость? Ведь пока люди могут любить, они не перестанут страдать. И пока они будут страдать, я должен приходить на их зов.
Сегодня я снова устал. Я летел и в который раз думал, а что если ничего не делать, что если никуда не спешить? Хоть один раз услышать крик боли потерявшего любовь и не откликнуться? Я знаю, что будет, я точно знаю - у этого человека все будет хорошо, он разберется сам, справится и без моей помощи. Возможно, это будет тяжелее и дольше, возможно он не успеет, но ведь это всего лишь одна жизнь из множества, время так иллюзорно, если смотреть на него сверху… Я думал об этом сейчас и, мне кажется, всегда, но ни разу так и не решился проверить. Потому что я должен.
Вот и она, девушка лет двадцати, горько рыдает уткнувшись в подушку, кусает краешек одеяла и руки сжимаются от невыносимой боли. Эта боль привычно пронзила меня и растеклась по телу, а слезы обожгли руки, как же они горячи! Я произнес свое заученное раз и навсегда: «Отпусти осуждения, не нужно больше слез и боли, позволь снова впустить в свое сердце любовь», как всегда она не услышала. Я впитываю ее боль, глажу по голове – невесомо, она почти не чувствует, утешаю, убаюкиваю. Наконец ей легче, уснула. Теперь главная работа. Иду в астрал и ловлю ее там. Теперь она видит и слышит меня, можно поговорить, убедить, прогнать отчаяние и вселить надежду.
Ну и сон – сплошной лабиринт. Темные захламленные комнаты, и она мечется по ним, будто ищет выход… или вход. А комнаты появляются вновь прямо из ниоткуда. Вот внезапно открылся книжный шкаф, а за ним целый коридор, полный дверей, она не знает, что кроется ни за одной из них.
— Постой! – окликаю я.
— Кто ты? Тебя здесь быть не должно!
Ого, она возмущена моим непрошенным появлением в этом бредовом сне. Другая бы на ее месте обрадовалась тому что прервался этот безнадежный бег… Вдруг очередной приступ апатии овладевает мной, и я не в силах вымолвить ни слова – зачем, она и сама ищет выход, зачем я здесь? Я просто стою и смотрю как она постепенно отвлекается, теряет интерес ко мне, «смывает» меня из своего сна, и продолжает свое путешествие по заколдованной квартире. Вот уже и ее тень пропадает за очередным поворотом.
Я должен!
Встряхиваюсь и бегу вслед.
— Погоди!
Не успеваю затормозить – да что сегодня за день! – влетаю прямо в ее настороженный, цепкий взгляд, устремленный на меня. Меня обжигает словно кислотой! Сильная девочка, и вправду, зачем ей я….
Я должен!
Шаг назад.
— Я пришел помочь. Пришел утешить тебя и облегчить твою боль, подарить тебе свет любви, – я хотел все это сказать ласковым, успокаивающим шепотом, а получилось холодно и равнодушно. Нет, так не пойдет, надо взять себя в руки, надо помочь этой девушке, разжечь в ее душе огонь.
Я должен!
— Извини, я просто устал, – если говорить честно и из близости, она поверит мне скорее. – Я столько веков помогаю вернуть любовь и забираю боль, наверное, уже давно пора в отпуск, – пытаюсь шутить, вот-вот и она улыбнется…
Нет, не улыбается.
— Кто ты и зачем тебе нужно помогать мне?
Вопрос бьет точно в цель, от ее боли (или от своей?) я почти складываюсь пополам. Нельзя показывать, нельзя давать слабину.
— Давай-ка присядем и поговорим.
Взмах рукой и комната, в которой мы оказались, преображается. Она все еще старая и пыльная, но в ее центре появляется круглый стол, укрытый кружевной скатеркой, на столе кофейник и пара чашек, а возле стола два колченогих стула с гнутыми спинками. Странно, мебель должна была бы получиться получше, ну да и так сойдет.
— Кофе? – приглашая ее к столу, говорю я.
Наконец хоть в чем-то угадал, кофе она любит и не отказывается. Мы присаживаемся, я разливаю кофе по чашкам, попутно с удивлением выясняя, что стол слегка покачивается, а некогда хромированный и нарядный кофейник испещрен мелкой сеточкой трещин. Кажется, мое влияние на ее сон не вполне… всеобъемлющее как обычно. Впрочем, все это не важно, сейчас главное – наш разговор.
— Я все еще жду ответа, кто ты?
— Я, в некотором роде, Бог… – мое лицо кривится как от зубной боли, богом быть трудно, впрочем, об этом уже писали, а вот сообщать о том, кто ты, еще и неловко. И так каждый раз.
— И зачем же тебе помогать мне?
— Это моя работа.
— Просто работа?
— Да, просто такая работа – возвращать в души людей свет любви. А попутно впитывать боль, вытирать слезы, гладить по головке, в общем все, что полагается в таких случаях.
— Ничего себе, неприятная работенка. Сочувствую.
Она говорит совершенно серьезно, ни капли сарказма. Делает большой глоток из чашки и морщится.
— Хочешь, кофе тебя научу варить? Это какая-то… какое-то… в общем это не кофе… - брезгливо ставит чашку на стол. – Для бога ты паршиво готовишь.
— Ты можешь сделать кофе сама прямо сейчас, просто пожелай такой, как ты хочешь, мы же в твоем сне, – слегка обиженно говорю я, впрочем, не решаясь отхлебнуть из своей чашки. Сегодня явно не мой день, возможно и кофе тоже получился с дефектом.
— Ммм… кофе… - задумчива тянет она.
Кофейник исчезает с легким хлопком, и на столе появляется большая турка, над которой еще вьется ароматный парок. Теперь уже она ухаживает за нами обоими, разливая кофе по чашкам. Наконец, мы снова можем говорить.
— Благодарю за кофе и за сочувствие, – ее кофе обжигает перцем, корицей и нежит нёбо легким привкусом шоколада. Давно не пил ничего настолько вкусного. – Работа и вправду не из простых.
— И ты приходишь каждый раз, когда человеку плохо и больно? – перебивает она.
— Нет, только когда кто-то теряет любовь.
— Значит важно не утешить, а вернуть любовь? Но зачем? От любви одна боль. Эдак ты будешь ходить кругами вечность: любовь – боль – любовь и снова боль.
— Все просто – без любви человек не может жить. Физически. Это именно та субстанция, что поддерживает существование души в теле, – я стараюсь отвечать невозмутимо, как будто читаю лекцию, но ее вопрос уже во второй раз заставляет меня испытать собственную боль. Не чужую, не взятую напрокат и растекающуюся по телу как вода и так же легко уходящую в вечную пустоту, а свою, ту, что зудит в груди и никуда, никуда не спешит уходить.
— А вне тела душа может жить без любви? – задает она неожиданный вопрос.
— Вне тела душа живет не с любовью, но в бесконечной любви… Не знаю, как бы тебе это… объяснить. Между воплощениями душа попадает туда, где все пространство… нет, не пространство…. В общем, где все состоит только из любви.
— Так может, тогда и не надо жить в теле? Зачем мучиться?
— Можно существовать и вне тела, только очень недолго. Человек должен воплощаться, раз за разом, пока его душа сама не станет сплошной любовью. Только тогда он переходит на следующий уровень бытия.
— Должен? Это кто так решил?
— Ну, скажем, таковы законы мироздания, не будем сейчас углубляться в это.
— Именно по этим законам и ты должен работать богом?
— Да, именно по ним.
— Послушай, а что если нам все нарушить? Ты перестанешь быть богом, я перестану быть человеком, мы создадим свою реальность, в которой не будет никакой любви! Только представь, тебе не придется больше никого утешать, никого заставлять любить снова, а мне не придется страдать – это будет прекрасный мир!
— Да, мир мечты в котором нет любви, – ехидно прокомментировал я.
В моем голосе было столько язвительности и колкости, сколько она явно не ожидала услышать. Ее ресницы удивленно вспорхнули вверх и непонимающие синие глаза уставились на меня.
— Ты же сам говорил, что устал, что работа нелегкая, неужели тебе не хочется ничего изменить?
— Может быть и хочется, но точно не так. Ты только представь себе мир, где мать не любит своего ребенка, а ребенок не любит мать? Где сестра ничего не чувствует к брату, где муж и жена не любят друг друга? Где не вспыхивает светлая ниточка любви между лучшими друзьями, я не говорю уже о любви к животным, природе, миру в конце концов!
— Подожди, я же говорю о другой любви. О любви между двумя… в общем не о родительской или детской и не о дружбе совсем, любовь к зверюшкам, лесу-полю-колоску пусть останется. Мы уберем только любовь, которая причиняет боль.
— А разве не больно ребенку расставаться с родителями? Разве не больно друзьям, когда они ссорятся, разве так просто отпустить навсегда любимое животное или сменить страну проживания на ту, где нет тех самых леса-поля-колоска? Видишь ли, какая штука, любовь – она одна. У нее просто лица разные. И там, где есть любовь, есть живая душа, а значит есть и боль.
— Нда… безвыходно как-то и тоскливо, – она допила кофе и снова потянулась к турке. – Но погоди, ты хочешь сказать, что любовь к родителям и любовь к мужчине – это одно и то же? Бред какой-то! Это совсем разные чувства!
— Это разные виды, но любовь и вправду одна. Знаешь, как сорта яблок – есть красные, зеленые, желтые, но все это яблоки. Впервые человек ощущает любовь к матери, она появляется сама по себе, просто по факту существования. А дальше уже любовь растет вместе с ребенком и расширяясь, делится на виды: любовь к отцу, к братьям и сестрам, к друзьям, и, наконец, к мужчине или женщине. Кстати, именно потому что основа любви прорастает в младенчестве, когда ребенок полностью зависит от матери, вы и присоединяете эту зависимость к любому чувству любви. И потом хотите, чтобы любимый все время был рядом, вам даже кажется, что без него вы умрете, прямо как грудной ребенок без взрослых.
Она была еще не готова согласиться, но, кажется, начала меня понимать. А самое удивительное – убеждая ее в необходимости любви, я и сам вдруг вспомнил – зачем. Зачем я лечу на зов, зачем возвращаю свет, зачем так нужна в этом мире моя работа. Во мне начал разгораться почти было угасший огонь любви. Так вот почему прорезалась во мне боль – я потерял любовь! И боль же ее мне возвратила!
— Ладно. Когда-нибудь я верну любовь в свое сердце. Убедил. Но только не сейчас, мне нужно отдохнуть, мне нужно чтобы зажило, мне нужен перерыв, пауза, тишина и холод, хотя бы ненадолго!
— У тебя будет перерыв, и тишина, и холод. Но что не мертво, то живо. И если ты хочешь вернуть любовь в свое сердце, то ты уже вернула ее. Моя работа окончена.
Она подскочила, нависла над столом, потом отшатнулась от меня, как от чумы.
— Я? Вернула любовь? Когда? Нет, я не хочу, я не готова, я хочу просто ничего не чувствовать. Хотя бы неделю… месяц… два… не знаю сколько.
— Ты помнишь, был миг, пока ты еще не уснула, когда в тебе будто бы все умерло от невыносимой боли, когда мир казался абсолютно черным, без единого проблеска, когда ты не думала ни о будущем, ни о прошлом, ни о настоящем, ты застыла в отчаянии. Вот тогда в тебе умерла любовь. А теперь ты веришь, что после паузы начнешь все сначала и откроешь свою душу, а значит любовь уже снова в тебе. Пусть ты пока этого не чувствуешь, и хочешь холода и пустоты, но свет уже горит в тебе и просто так не погаснет. А отдых – он будет у тебя столько, сколько тебе нужно, главное, что ты больше не пуста.
Она обессиленно рухнула на стул и подняла на меня полные мольбы глаза.
— И все? Теперь ты уйдешь? Но я еще столько хочу узнать…
— Теперь мне пора.
— Но мне все еще больно, не уходи!
— Больно, но уже не так.
— Но пока я сплю, я все еще плачу, разве ты не видишь?
— Плачешь, но уже не так.
— Но я злюсь на него, безумно злюсь!
— Да, злишься, но уже не прежней злостью. Во всем этом появилась надежда. Потому что проснулась любовь. Ты чувствуешь? Это она легким перышком щекочет твое сердце, это она смахивает слезы и заставляет их высыхать, это она велит тебе жалеть его даже сквозь злость! У тебя все будет хорошо, обязательно! Надеюсь, мы больше не увидимся, но, если что – я обязательно приду.
— Постой, как тебя зовут? Или у бога нет имени?
— Ну почему же, у меня есть. Амур.