Усинский пограничный начальник. Глава 6

На земле мы все дома...


Нынче путь Александра на заимку Усинского крестьянина богача Родиона Вавилина, в  «Томасук». Заимка эта носит всецело торговую физиономию и служит, как бы, отдаленной квартирой-конторой своего хозяина в Соетии на левом берегу Енисея. Здесь весной сосредотачивается скот Вавилина в 2-4 тысячи голов, предназначенный к отгону на продажу в Иркутск, здесь же пасутся его табуны лошадей и верблюдов. Здесь можно отдохнуть и выпить со старым знакомым несколько рюмочек коньяку, помыться в бане, поговорить о местных соетах и их планах. Родион все знает, потому как умеет ладить с местными. Как говорят русские, «талант не пропьешь». Весь вечер вспоминали, как встречали в Усинске Хайдубу с Кемчика. Давно это было, а как будто вчера.

За Томасуком поместье дворянина Черневича. Поместье расположено на очень красивом месте, вблизи слияния двух Енисеев, на берегу незамерзающей Серебряной речки. Разводит хозяин скот, улучшает породу лошадей, планирует оросить площадь до 300 кв. верст. В 1909 году он положил начало русскому золотому делу на самой границе Соетии в отрогах Саянского хребта, именуемого здесь «Танну-Ола», каким он сейчас, в основном, и занят.  Поместье поддерживает, не развивая его. Как у Вавилина, так и у Черневича всякий проезжающий получает бесплатный приют и радушный прием.

Александр так подкрепился у него, что с опаской переправлялся на лодке через Малый Енисей. Переправа в 15 верстах от поместья Черневича.  Здесь поселилось пять русских семей, которые начинают сеять хлеб, косить траву. Население пока жидкое, не богатое, более 25 домов, тут же усадьба старого знакомого, усинского крестьянина Федора Шепелина. Хлеб у него зреет хорошо и без орошения, на «вольной» земле. В поселке имеются земская квартира, староста и сельская дружина.

Далее селения, как грибы в лесу: Бояровка, Шановка, Макеевка. Последний назвали по имени жителя, который первое время тормозил заселение Малого Енисея, хотя места вполне еще достаточно.  За это Макею Казанцеву было запрещено в течение года проживать на Малом Енисее. Предок его Макар Казанцев, был чуть ли ни первым поселенцем на реке Уса. Похоже за ним и пошли  старообрядцы. Так с тех пор и враждуют из-за земли. На Уюке живет Иван Казанцев. Чей он сын, не известно. Говорят Алексея Асафовича, мать у него Прасковья Михайловна, а сестра Зоя. Живут вместе. Дом,  лошади, коровы, овцы.

Поселок Знаменский, более 100 дворов, красивое и богатое селение. Следующее село Алексеевка почти слилось со Знаменкой, за ним в  семи верстах Даниловка, далее Грязнуха, затем поселок Хлебниковский, а от него в 20 верстах заимка Спрыгтна. Живут богато, почва здесь плодородная, хлеба без орошения произрастают, созревают и вкусные арбузы. Покосов масса, земли для переселенцев хватит еще на тысячу семейств, хотя местные старобрядцы имеют жажду к наживе и жалуются, что самим угодий мало. Им всегда и всего мало, что лютые хищники, хотя работники прекрасные. С избытком поставляют хлеб и мясо на золотые прииски Сафьянова и Железнова, имеют большой доход от разных промыслов, в том числе пчеловодства.
Переплыв у Макеевки через Малый Енисей на левый берег Александр въехал   в поселок Бутузовка, по другому Медведевка. Разросся он в последнее время, земли достаточно и место очень удобное. Далее путь на юго-запад левым берегом. Вот и озеро Чедерь.

Здесь богатые пастбища, табуны отъедаются за один месяц. От озера Чедер путь к озеру Дус-холь, расстояние верст 20. Озеро богатое содержанием соли. В 1911-1912 гг. здесь поселился и вываривает соль крестьянин Сватиков. Соль всем нужна и по сути единственная в краю, но денежных средств у Сватикова недостаточно, чтобы развернуть дело. Нужна помощь пионеру. Об этом тоже следует сделать пометку.

Сватиковы фамилия известная. Когда у Андрея Сафьянова умерла первая жена, он выбрал застенчивую красавицу Александру Федоровну Сватикову. Ее братья  уже тогда организовали добычу соли из озера Тус-Холь. Новобрачные же были подстать друг другу – оба высокие  сухощавые, красивые.

На берегу Уюка, там где в него впадает ручеёк под названием Межзель, построил Андрей Павлович большой дом в 16 окон с тёплыми двойными полами и привёз сюда свою красавицу-жену. Закипела жизнь на Межзеле – в семье один за другим стали появляться дети – Лидия, Надежда, Виктор, Анна, Павел, Георгий, Нина. В табунах и стадах крупного рогатого скота вёлся приплод, за которым следили помощники из соетских семей, их юрты стояли, поблизости. Среди них выделялся Канча с сыном Картыгой. Доярками работали и русские девушки, рабочие руки здесь были нужны. В табунах Андрея Павловича тогда паслось не менее трех тысяч лошадей, примерно столько же было крупного рогатого скота. Сейчас голов поубавилось. Нет нужного досмотра.

К юго-востоку от озера Хакуль у самого подножья Танну-Ола расположился поселок Сосновка, более 70 дворов. Население исключительно старообрядцы и крайне неуживчивое с соетами. Все что-то делят. Надо их подробно расспросить. За Сосновкой снова поселки-грибы: Верхне-Никольский, Нижне-Никольский, Березовский, Атамановка.  Все они расположены у  подножия Танну-Ола вдоль реки Элегест и его притока Меджегея и притоков последнего Тургеня и Байхака. Чудные пастбища. Скот и табуны круглый год пасутся под открытым небом.

В 18-20 верстах к югу от этих селений на 100 верст по хребту Тану-Ола протянулись золотоносные площади дворянина Черневича. Богатсва неописуемые, вторая якутская Олекма. Здесь расположены заимки и фактории Щербакова, Сафронова, Сельдемешева, Скобеева, Чучалина и многих других. Тут, можно сказать, конец маршрута по Малому Енисею.

Про Скобеевых был наслышан от Татьяны и ее родителей Дмитрия Васильевича и Параскевы Андреевны. Матониных и Скобеевых объединяла Каратузская волость и казачья служба. Похоже, что Скобеевы пришли в сибирские края чуть ли не с Ермаком. Первым был Емельян, за ним Гавриил. Далее следовали Николай и Федор. Селиверст Федорович Скобеев, женился  на Евдокии Валентиновне Тыжновой, дочери Валентина Самсоновича Тыжнова, дьякона Минусинского Спасского собора.  В начале 80-х годов, когда в селе Верхне-Усинском на деньги местных золотопромышленников была построена Николаевская православная церковь, сын Селиверста Платон Тыжнов возглавил новый приход. Для освящения  церкви в Усинский край  приезжал сам епископ Енисейский и Красноярский Исаакий. Той церкви давно уж нет, сгорела, построили новую.
На фактории Скобеевых Александр решил отдохнуть, местных угощений отведать, чаю попить. Мед здесь славился особым цветочным вкусом, а запах, что тебе роза под окном. Хозяин Андрей старый знакомый, с ним частенько виделись, когда в Усинск на ярмарку приезжал с товарами еще с Тоджи.

- Не опасаетесь Андрей Силантьевич жить вдалеке от всех, от Танну-ула до Монголии рукой подать, опять же свои разбойники могут нагрянуть, - начал Александр. На Тодже, в глубинке края, поспокойнее было.
- Да мы, ваше благородие, и сами не лыком шиты. За разбои на Волге, да потопление ногайцев наш предок Иван Кольцов был осужден Иваном Грозным на смерть. А потом был прощен, потому как в помощниках Ермака  пришел в Сибирь, заслужил царскую грамоту, дары и жалование атаманом. Три сотни под ним ходило, не просто так.

- Слышал я в Москве был, докладывал самому царю о покорении хана Кучума.
- Как оно было, трудно сказать, но в нашей Амыльской походной церкви святого Николая Угодника есть упоминания, что возвращаясь из первопрестольной, с разрешения батюшки царя, привез  несколько священников. Там же и указана дата гибели его от Кучумовского князька Карачи в 1583 году, предали людей и убили.
- Где же все это сохранилось?

- Народная все молва. Опять же от  донских казаков, откуда вышли енисейцы. Умные и грамотные люди в летописях обнаружили. Есть одна такая Ремезовская.
- С соседями раскольниками мирно живете, не ссоритесь
- Нам со староверами ссориться никак нельзя. Они, хоть и обособленный, но мирный народ, нас все поучают: " Где есть ссоры и раздоры, там удаляются от Бога". И призывают:  "Брат, стань для слепых - глазом, для хромых - ногой, голодным - пищей, раздетым - одеждой, больным - посетителем, бедствующим - спасителем, но от всех похвалы не требуй". А мы и не требуем, чем можем помогаем. Не шатаемся из стороны в сторону, идем своим путем. Почитаем поучение святых отцов.

- И то правда. Некоторые поучения я с детства запомнил: "Корни благочестивых крепки, и они не оторвутся от них; сеющие правду, получат достойную награду. Человек праведный рожден для жизни вечной,  и лучше обрести благодать от Господа Бога - ведь имеющий веру, угоден ему».
- Известное дело, ваше благородие. Казаку награда: с коня, да в рай. Главное дело Сибири - деятельность. Бог благословил Ноя и сынов его, сказав им: "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и владейте ею. Как сотворил Бог всё существующее на земле - сеяние и жатву, зиму и зной, лето и осень, день и ночь, - так и будет во веки".

- Так, что еще интересного в вашей походной Амыльской церкви св. Николая и Ремезовской летописи еще прописано?
- Много чего. Отдыхайте пока. Кушайте и чай пейте, что хозяйка приготовила, Сейчас возьму лист, где все доподлинно изложено. Андрей прошел в красный угол, заглянул под иконой  в сундучок, достал со дна, завернутую в тряпицу тетрадь. подсел с нею к окну, протер глаза  и с волнением  зачитал строчки.

"16 февраля 1611 года совет Освященного собора, святейший патриарх Филарет и государь всея Руси царь Михаил Федорович в грамоте первому архиепископу сибирскому Киприану указали и распорядились возглашать вечную память Ермаку Тимофееву сыну Поволжскому и каждому, кто убит был: ста семи человекам, убитым Кучумом под Чувашами 23 октября 1579 года - вечная память большая; двадцати человекам, убитым во сне при ловле рыбы на Абалацком озере 5 ноября 1580 года - вечная память меньшая; воевавшим в низовьях Иртыша, по Оби и по Тавде, взявшим Назымский, Кодский и Лабутинский городки в июне - июле месяцах 1581 года - вечная память средняя. Атаману Ивану Кольцову с сорока человеками, обманутым и убитым хитрым Карачей в третий год после взятия, 17 апреля 1582 года - вечная память большая.

Ермаку Тимофееву с трехстами человек, погибшим в четвертый год после взятия Сибири, 6 августа 1583 года - вечная память, возглас большой".
Вот такие вот дела, Александр Христофорович. И с тех пор до нынешнего дня установилось всеобщее поминовение - и в Москве, и  в Тобольске, и у нас - Ермаку и нашему предку Ивану Кольцову и всем другим убиенным,  полягшим за православие. во время службы. А тетрадка сия, можно сказать, реликвия, память  на века. Берегу, как синица око.

- Трудно верится, что Ремезовская летопись так подробно сохранилась.      
- Сохранили люди. Ремезов, что из Кунгура записал. Он первый и упомянул Ивана Кольцова, что пришел на Чусовую и потребовал от Максима Строганова на всякого человека по 3 фунта муки ржаной, по пуду сухарей.... Бают, что за продовольствием его сам Ермак послал. А еще, был у нашего предка сверстник Иван Гроза, он расправу ведал. Правила тогда были строгие. за преступление чинили жгутами, а кто подумает отойти от своих во время похода и изменить, тому по-донски  насыпали песку в пазуху и садили в мешок и кидали  в воду.

Вот как, ваше благородие, наше казачество крепилось, а вы говорите разбойники. Мы с ним сами разберемся, только бы от власти ущерба и гонений не было. Вся надежда на вас.
- Что вы, что вы, Андрей Силантьевич! Вы на нас, а мы на вас. Только с вашей помощью и сможем укрепить край. Специально обследую округу, проверяю, что не так. Что сам не смогу поправить, доложу в Красноярск и Иркутск.
- Ну дай Бог! Доброго вам пути и всяческого содействия. А мы будем жить, как жили, дело наше известное, крестьянское.

От Атамановки до Джакуля несколько отдельных хуторов и торговых факторий на левом и правом берегах Енисея: заимки Шепелина, Пастунова, Булдакова,  Щербакова, Ермолаева, Князева, Тархова и других.
 Главное  прибежище китайцев в Джакуле, на юге Сойотии. Рядом поселок  Шагонар, прекрасная долина с хорошими урожаями. В будущем, в чем Александр нисколько не сомневался, Шагонар станет первой остановкой пароходов. Ныне это складочное место  китайских и русских товаров.

Посещая Салдан и Джакуль, Александр частенько заглядывал в китайские фанзы и встречался со старшинами торговцев из Поднебесной. Когда он спрашивал,  -«ни чифаньла ма?», - ему всегда с радушием отвечали, – «чи фань ла, чи фань ла». Это означало, что «все у них хорошо, они здоровы и уже покушали». Уважаемых гостей они всегда приглашали присесть на кан - деревянный диван, напоминающий нары, где они ели, пили, спали и играли в карты. Сидеть было тепло, потому, как под диваном помещалась печь; труба этой печи выходила на улицу под фундаментом дома. Возле дивана стоял треножник с медным котлом, в котором непрерывно кипел чай. Хозяин угощал чаем и приглашал покурить табака. За этим угощением и велся сугубо мужской разговор о торговле. Селились в Урянхае только мужчины, так как по китайским законам женщины за границу не допускались. Женщин в услужение китайцы брали местных и частенько сожительствовали с ними.

Китайцы в отношениях к русским и урянхам старались выглядеть друзьями, но это было не так. Их коммерция далеко не была честной. Почти каждый торгующий китаец старался ради лишнего рубля или акша, обмануть своего покупателя. Вместо серебряных  вещей часто продавали латунные, весам и их аршинам нельзя было верить. Однажды русский путешественник попросил китайца продать ему несколько кусков шелковых тканей; при осмотре оказалось, что только один кусок был хорош, а остальные никуда не годны. Но это нисколько не смутило китайца, и он хладнокровно сказал: « Господин, вините в этом вашего лгуна-переводчика, который сказал, что вы не будете смотреть куски».

По этой причине у легковерных урянхов частенько возникали ссоры с китайцами, и даже серьезные конфликты, бывали они и у русских переселенцев, которые иногда выносились на всеобщее обсуждение. Чаще удавалось решать вопросы частным порядком через уступки  и различные подарки властям.

Некоторые китайские купцы могли говорить по-русски. Мог с китайцами изъясняться и Александр, но знаний языка все же не хватало. Нужен был хороший переводчик, и вот однажды подвернулся удобный случай. Представилась возможность наблюдать, как в Шагонаре по «Закону китайского общества, утвержденного в 33-й год правления Гуансюя, 4-го числа, 3-й луны» состоялся суд местного схода над молодым китайцем. По закону «общества», всякий, кто украдет со склада более пяти шкурок соболя, подлежал зарытию живым в землю.

Все уже было готово к казни провинившегося, как тот, которому не должно быть никакого  нисхождения, обратился к белому нойону с криками помиловать. На просьбу Александра оказать возможное снисхождение еще совсем молодому человеку, старшина, в порядке исключения, разрешил экзекуторам заменить «зарытие» 40 ударами палкой и изгнанию  виновного из общества.
У  урянхов тоже были своеобразные наказания и обычаи: к примеру, женщину не били, а за ее провинность наказывали мужа.

Если кто украл, провинившегося, сажали в юрту, заставляя высунуть руку на мороз и держать, пока не отмерзнет.
В знак благодарности за спасенную жизнь, поправившийся после наказания китаец,  решил не возвращаться на родину, а наняться на службу к белому нойону. Так в семье Чакировых появился китаец Ван, который принял православие и со временем научился изъясняться по-русски и помогал Александру общаться со своими земляками. Общаться не только ради любопытства, а для получения полезных сведений о происходящих в Поднебесной событиях.

С его помощью Александр старался не забывать китайский язык. Специально выписывал журнал «Китайский Благовестник». В журнале, как-то писали об издании начальником Духовной миссии в Пекине Иннокентием Фигуровским, тоже изучающим язык, полного Русско-Китайского словаря, вышедшего в двух больших томах и заключающего в себе 2100 страниц текста. Словаря Александру, как раз и не хватало. У него лишь имелось, изданное в 1901 году в типографии штаба войск Квантунской области пособие "Легкие и общеупотребительные русско-китайские слова и фразы». Нуждам оно не отвечало, так как имело военную специфику. Бытовую речь с китайскими торговцами постигал Александр с помощью Вана.

Был Ван хорошим помощником и на Бегреде, где хозяйничали родители Татьяны Дмитрий Васильевич и Прасковья Андреевна. Частенько на заимке гостил единственный младший  брат Татьяны Павел Матонин.  Александр на заимке появлялся наездами. Управление находилось в Усинске, а служба проходила в постоянных поездках по границе и местам расселения русских жителей края.
В 20 верстах от Джакуля пролегает хорошая дорога на Кемчик. До него 80 верст. Здесь местечко Чжадань и от него на 70 верст разбросаны по реке и его притокам отдельные русские фактории по 1-2 дома. В общем их около ста, живут преимущественно торговцы. Преобладают татары, люди не государственные, живут для торговли с китайцами и для наживы.

Здесь же обосновался золотопромышленник Иваницкий и его доверенное лицо Борис Михайлович Порватов. Труды его, знатока и деятеля края, заслуживают внимания. Он ведет дела с симпатией к соетам и принося им пользу.
Горный инженер Порватов совсем  молодой, недавно покинул золотоносный Кочкарь на Урале и с помощью золотопромышленника Иваницкого, точнее на его средства, сформировал экспедицию в Урянхайский край. Край нынче свободен, китайцев мало, нойоны не мешают, как раньше при Хайдубе. Так решило правительство, да и местной власти не лишне узнать свои богатства. И потом, это же нужно и для местных обывателей. Промышленность должна принести процветание. Край богат, надо только  суметь богатством воспользоваться. С экспедицией,  пришли врачи искоренять жуткие эпидемии чахотки и сифилиса.

Нельзя и без охраны, казаки всегда на посту. Вот их посты виднеются. Тут на Кемчике всякое случается. Однажды украли юрту с имуществом, в которой ночевала жена Порватова Мария Рубайло, химик, выпускница женских высших естественных курсов. Спать легла в юрте, а проснулась под открытым небом от солнечного света на свежем воздухе. Войлока  юрты нет, осталась только решетка и маленький браунинг не пригодился.
- Так что ли было? - вспомнил Александр случай за столом хлебосольных и близких по духу людей.

- Точно так, Александр Христофорович. Мы же, можно сказать, на краю света, а точнее в центре Азии. Тут свои порядки, вам они лучше известны.
- Народ добрый, но забитый и бедный, помочь ему надо подняться с колен.
- Всегда рады. Привезла бы Маша палатку, может этого и не случилось.. А она привезла лопатку. Анекдот! Я ей отправил телеграмму Маша, жду в Минусинске, захвати палатку. Телеграфист перепутал слова и вместо палатки получилась лопатка.
- В путешествии без приключений никак нельзя, дорогой Борис Михайлович, - успокоил возбужденного хозяина Александр. Если я сейчас начну рассказывать все злоключения, которые со мной случились в этих краях за последние два-три года, суток не хватит. Почище чем у Майн Рида. Книгу бы написать, да Бог талантом обделил.

- Когда вам и нам писать. Кругом дела совершаются исторические. Мы с вами, как первооткрыватели, что нам удастся сделать, потомки оценят и опишут.
Сделано много -  обследованы Актовракское месторождение асбеста, Таловское золоторудное месторождение на южном склоне Куртушибинского хребта, а также медные рудопроявления на Кемчике. Нашли и платину. Лично Порватовым на ручье Акол, левом притоке Юргуни,  был найден платиновый самородок весом более 200 граммов. Пошел в оплату расходов  золотопромышленнику  Иваницкому.
- Вы, я слышал, из Казанского университета? - спросил Александр.

- Да, представьте себе, имел честь обучаться у самого Лобачевского.
- У Лобачевского? - поинтересовался Александр. У нас в Московском военном Лобачевский был инспектором классов. Не родственники ли?
- Все может быть. После университета я еще два года стажировался  на приисках и металлургических производствах в Американских штатах. По возвращении из Америки занял место главного химика приисков Кочкарского месторождения золота. Владела им тогда французская компания.

- Они и здесь бывали, эти французы. Пытались начать разработку асбестовых месторождений в Актовраке, не получилось. Урянхи запретили рыть, как они говорят, "Белую землю".  Это было в начале века, сейчас ситуация изменилась и я в курсе, что ваш напарник Иваницкий успешно эту задачу решает.
- Какой напарник! Можно сказать, я его подрядчик. Продаю ему свои знания, разыскивая на практике горные залежи в этой земле.
 - Ну, что же, желаю вам обоим успеха. Чай и угощения у вас замечательные, здесь привольно и спокойно, но мне надо следовать дальше. Поклон от меня вашей отважной супруге. Не каждая, скажу я вам, согласится из Петербурга приехать в нашу, пока еще тревожную  глушь. Все как у Майн Рида на диком западе американских штатов. Помогай вам Бог!

 - Вам успехов и до скорой встречи, - пожелал Порватов, подкладывая в сумку усинского начальника продукты в дорогу.
Джакуль и Кемчик — район Кемчикского и Бэйси хошунов. Есть еще северный, пятый хошун — Тоджинский. Это Сейба, Тодж и Камсар. Сейба в 100 верстах от села Туран, у устья реки. Далее от Сейбы поселки Карагашь, Открываловка, затем ряд факторий Андрея Сафьянова, Владимира Мозгалевского, Лобанова, Кокуса, Крылова и многих других. Охотничьи края. В Сейбе постоялый двор. Переселенцы пожив там и услышав про урожаи на Малом Енисее, сплывают вниз по Енисею, оставляя свои избы и усадьбы на произвол судьбы.

Между тем, жить там можно, есть пастбища, покосы, масса рыбы, звериный промысел. Но к сожалению русские в Соетии избалованы, что не только осенью не садят озимые, но даже не пашут для яровых. Тоже относится к селу Карагаш и к прочим в этом районе.
Где только не бывал  Чакиров? Какие вопросы только не рассматривал? По служебным делам на плотах, лодках и лошадях приходилось преодолевать сотни верст.  Кажется, недавно он был на Большом Енисее на заимке Кольцова в местности Шабарташь, на левом берегу реки Сыстикем.
 
В проект своего будущего справочника по Урянхайскому краю Александр записал:
«Леса для строек хватает. Повсеместно общий тип построек поселенцев близок к русскому. Беднейшее население живет в так называемых «зимовьях», то есть в небольших, довольно низких бревенчатых избах, с одним, реже двумя окнами. Сеней, чаще нет, и входная дверь ведет в единственную низкую комнату, занятую на одну треть громоздкой русской печью. Дом зажиточного колониста, обыкновенно, состоит из двух половин, разделенных сенями. В «черную» часть входит кухня с помещением для работников, в «чистую» – хозяйская половина. Чистая половина делится на две комнаты, из которых ближняя от входа служит для гостей или заезжих. Потолки и стены до половины обыкновенно белятся известью. Полы застелены холстинами. На кроватях спят только взрослые и чаще хозяева; дети же и работники спят, где придется на полу; в теплое же время года во дворе, в сенях, под навесами и на сеновалах.

Передний угол в избе заставлялся иконами, медными крестами в киотах. Иконы устанавливаются на полках в один или два ряда. К каждой иконе обыкновенно прилепляется  восковая свеча, тут же на полках просфоры, верба, пасхальные яйца, стоит масло в бутылочках. Большинство икон в фольговых ризах, киотах украшаются бумажными цветами, материей, пихтой или вереском. Гостей всегда усаживают в передний угол, где и угощают их. Тут же  стол и лавки».

Заимки ранее составляли исключительно временное пребывание переселенцев из Усинска, Турана или Сейбы, на свободных землях, со скотом, или для сенокоса. Каждый выбирал себе излюбленное место и устраивал жилье-зимовье. Постепенно количество заимок увеличивалось, на них понемногу заводили хозяйства, пашни, выгоны, и временное проживание превращалось в постоянное. В некоторых местах значительные заимочные хозяйства настолько разрастались, что в действительности уже становились населенными пунктами. Одним из таких являлся поселок Бегрединский, фактория «Харасук».

Будни вольной жизни семьи Чакировых проходили далеко от цивилизованной России, от всего того, чем жили большие города и все просвещенное общество. Потому все ждали почты, хоть каких либо российских новостей. Когда приходили губернские газеты, журнал «Нива», начиналось запойное чтение и про себя, и вслух, и с коллективным обсуждением. В журнале отражались все стороны российского быта,  и потому  он назывался «Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни». Он выходил еженедельно, 52 номера в год. Было и приложение, в котором на то время содержались сочинения В.Г. Короленко, А.К. Майкова и Эдмона Ростана. Цена подписки на полгода составляла  4 рубля. Один номер стоил 20 копеек. Дорог журнал был не деньгами, а новостями.

Первым делом Александр интересовался событиями в Маньчжурии и читал все подряд и чаще вслух.
-Послушай Таня, что пишут в этот раз: «Число перевозимых пассажиров на КВЖД увеличилось с 442 тысяч человек в 1907 г. до 947 тысяч в 1910 г.  Ожила культурная жизнь: вышла новая газета «Юаньдун бао», журнал «Железнодорожная  жизнь на Дальнем Востоке». В театре «Портсмут» в Новом городе проходили гастроли артиста императорских театров Мариуса Петипа. В Художественно-артистическом театре Губанова идут лучшие произведения современной театральной беллетристики Горького, Андреева, Найденова, Островского, Толстого и Сухово-Кобылина».
 
- Представляешь! Харбин посетила знаменитая Вера Федоровна Комиссаржевская со своей труппой.  Как тебе!? Вот бы к нам кто заглянул. Нет, у нас окраина, а в Харбине, как в столице, жизнь бурлит, не то, что в нашей таежной утиной округе, пошутил Александр. Бывало по настроению, когда находила меланхолия, он называл себя не усинским, а утиным начальником.
- Ничего Александр Христофорович, именно так звала Татьяна супруга, у нас тоже есть свои прелести. Мы, как писатель Толстой, живем здоровой жизнью в своей Ясной поляне под названием «Харасук».

- Интересно, - подумал Александр, - читали ли харбинцы соображения графа Толстого по поводу китайской цивилизации. Для Льва Толстого Китай был важным примером не индустриального, ненасильственного, не прогрессивного и близкого к природе иррационального образа жизни. Он был убежден, что китайцы должны оказать самое благотворное влияние на нас, русских хотя бы уже своим необыкновенным умением работать и на небольшом пространстве земли добывать и растить больше и лучше, чем у нас в десять раз большем пространстве. Толстой даже хотел изучать китайский язык.
В Харбине на углу Китайской и Коммерческой улиц, - продолжал читать Александр, -  открылись кинотеатры «Иллюзион» и «Ориант», а по улицам города стали маршировать скауты. Начальником созданной организации стал ротмистр Утешев. На Офицерской улице скауты построили свой Дворец со стадионом.
- Что за скауты, дорогой?

- Раньше таких, Танюша, в Харбине не водилось. Явно иностранное модное влияние. Возможно, молодежная военная организация, раз во главе целый ротмистр.
Как-то раз Александру попалось сообщение о праздновании 100-летнего юбилея 54-го пехотного Минского, его королевского высочества князя болгарского Фердинанда полка. Командир полка барон фон – Гейкинг. В журнале красивая фотография - полк стоит на Немецкой площади в Кишиневе и принимает присягу знамени.
-   Ты знаешь, дорогая,  -  не отрываясь от снимка, сказал Александр, - этот барон  фон – Гейкинг мне кого–то  напоминает. Кажется,  мы встречались с ним в Харбине, в госпитале, в 1906 году.

- Александр Христофорович, ну что тебе этот барон! - восклицает Татьяна. Лучше почитай, дорогой, повесть Гусева-Оренбурского «Несокрушимый оптимист». Это из записной книжки священника. Право забавно. И еще вот, замечательный рассказ Василия Брусянина «Уличный папа».  Татьяну больше интересовали женские темы журнала и где  рекламировали мыло, крем, пудру фирмы «Конек». Александр чаще заглядывал в  оружейный прейскурант,  и рекламы с приглашением на Анапу-курорт.
- Хорошо бы сейчас нырнуть в море в Анапе, и рекламируемый коньяк Шустова, не помешал бы. Взгляд Александра остановился на сообщении о том, что Великого Князя Петра Николаевича высочайше утвердили в звании покровителя музея изящных искусств имени императора Александра III.

- Посмотри, Танюша, - Александр повернулся к ней и протянул журнал, - посмотри, в журнале опубликованы проекты храмов и памятников работы князя Петра Николаевича, которые хотят установить в память Японской войны на братской могиле в Мукдене и на одном из полей в Маньчжурии. Послушай известные строчки из песни «Варяг», напечатанные под проектом памятников: 

                «Плещут холодные волны.
                Бьются о берег морской.
                Носятся чайки над морем.
                Крики их полны тоской».

Александру захотелось взять в руки гитару и напеть любимую мелодию, родившуюся под стенами Мукдена вальса «На сопках Маньчжурии». Музыку и слова, которой  написал начальник полкового оркестра, мокшанец Илья Алексеевич Шатров.

                Тихо вокруг, лишь ветер на сопках рыдает
                Порой всплывает луна из-за туч, могилы солдат озаряя….

               
- Кто это справа от  Великого князя на коллективной фотографии Императорского общества поощрения художеств? - прервала лирическое настроение Александра Татьяна.
- Это Николай Рерих. Я как-то рассказывал тебе о нем.
- Да. Что-то припоминаю. Мне тоже попались интересные строчки, прочитать Александр Христофорович?
- Почитай, почитай Танюша, с удовольствием послушаю, - согласился Александр.
- Так вот, 3 декабря 1914 г. исполнится 25 лет литературной деятельности «известного  русского беллетриста» Александра Куприна. В настоящее время автор  «Поединка», «Олеси» «Молоха», «Ямы» призван на военную службу. Представляешь! Напечатан еще стих Сергея Михеева «В сочельник». Вот послушай:

                «Замолкли пушек разговоры
                Застыла даль в вечернем сне.
                И только чуткие дозоры
                Боятся верить тишине»

- Хороший стих, и Куприну повоевать не вредно, - заметил Александр, - чтобы писать, надо знать. А как узнаешь, если сам не попробуешь?   
 - Есть предложение совместными усилиями приготовить мой любимый фасолевый суп. Как ты, не возражаешь? - предложил Александр, - и чайку попьем, заваренный на шиповнике. Привык я к нему в здешних таежных дебрях, хотя и от китайского не откажусь. Вот кстати, забавное сообщение, называется «Труп в сундуке», слушай:  «Не опознан труп, отправленный из Екатеринбурга в Москву,  не узнан торговец Усть-Скишерской волости Голдырев. Родственники последнего находили лишь сходство фотографии и трупа; когда же им были предъявлены вещи, находившиеся в сундуке с трупом, то Голдыревы от своего утверждения отказались». Не  правда ли ,забавно?
 - Ничего забавного я в этом не вижу. Скорее всего сундуки перепутали.

 - Я не об этом, дорогая. Дело в том, что у меня в роте, когда шли от Ташичао на Ляоян, был стрелок Голдырев. Правда, тот был родом из Сибири. Ты слышишь?
 - Да, конечно. Просто я занята приготовлениями.
 Пока Татьяна готовила на стол, Александру попался на глаза короткий рассказ на военную тему Аркадия Аверченко «Специалист по военному делу». Так вот, этот специалист  "военный обозреватель" обиделся на редактора за то, что последний указал ему:
   - Какую вы написали странность: "Австрийцы беспрерывно стреляли в русских из блиндажей, направляя их в них". Что значит "их в них"?
   - Что же тут непонятного? Направляя их в них, - значит, направляя блиндажи в русских?
   - Да разве блиндаж можно направлять?
   - Отчего же, - пожал плечами военный обозреватель, - ведь он же подвижен. Если из него нужно прицелиться, то он поворачивается в необходимую сторону.
   - Вы, значит, думаете, что из блиндажа можно выстрельнуть?
   - Отчего же... конечно, кто хочет - может выстрелить, а кто не хочет - может не стрелять.

   - Спасибо. Значит, по-вашему, блиндаж - нечто вроде пушки?
 - Не по-моему это, а по-военному! - вспылил обозреватель. - Что вы, издеваетесь надо мной, что ли? Во всякой газете встретите фразы: "Русские стреляли из блиндажей", "немцы стреляли из блиндажей"... Осел только не поймет, что такое блиндаж! Редактор догадался, на кого намекает обозреватель, и обиделся. 
Читая одновременно веселый и грустный рассказ, Александр вспоминал давнишних знакомых корреспондентов военных газет Петра Краснова и Дмитрия Янчевецкого, с которыми следовал в Маньчжурию на фронт войны с японцами. Наверняка, и сейчас при редакциях. Хотя, про донского казака Краснова, окончившего в свое время Павловское училище, доходили слухи. Мол, учился, командовал курсами и даже полком в далеком Джаркенте на китайской границе.
А Аверченко молодец, хорошо подметил творчество многих бумагомарак. Не зря учился уму разуму в Севастополе, хотя и не закончил реальное училище. Сын неудачливого купца, а вот гляди куда пошел. Талант!