Из серии Наброски

Многие авторы начитают свой рассказ с диалога. Начинать с диалога – оригинально, а начинать с оригинального диалога – оригинально вдвойне, но все же мой рассказ начинается так.

Утром 4 октября светило солнце и поэтому я стоял на перроне в легком пиджаке. Облокотившись на ржавую изгородь, я равнодушно ждал пригородного поезда «Казань – Арск», наслаждался осенним безветрием и посматривал на темноволосую стройную девушку, что стояла в нескольких шагах  от меня. Мне нравилось ее строгое угловатое лицо с тонкими бровями, мне нравились ее черные волосы, что блестели на солнце, мне нравились ее тонкие руки. На ней хорошо сидел серый пиджак с короткими рукавами, темные обтягивающие джинсы изящно подчеркивали длинные бедра, а белые кеды светились ярче листвы ясеня, что рос прямо возле железной дороги. Однако я не мог разглядеть ее глаз. Все то время, что я на нее смотрел, она не отрывалась от телефона, и все чем я мог довольствоваться – длинными черными ресницами. Так какого же цвета ее глаза? С тех самых пор, как я начал писать, меня стал интересовать цвет глаз собеседников, прохожих, интересных личностей в общественном транспорте, симпатичных девушек, детей и пожилых людей. Почему? Пока не знаю, но тогда на перроне любопытство мучило меня, и, собравшись с мыслями, я решил подойти к незнакомке.

- Вы едите в Арск? – спросил я тихо и неуверенно, а потом увидел, как она подняла на меня свои большие карие глаза, слегка испуганные и беглые. Я разглядел тонкие прутики морщинок в уголках и веснушки на щеках и на полных губах.

- Что? – спросила она, нахмурив брови. Ее голос оказался грубым и низким.

Любопытство я удовлетворил, а вот уходить после этого просто так было бы неудобно.

– Я хотел предложить вам помощь, ваша сумка показалась мне очень тяжелой.

- Ах, вы про это! -  девушка поднесла руку ко лбу, - Я думала, вы хотели попросить денег!

- Как вы обходительно сравнили меня с попрошайкой, - улыбнулся я и мне стало и смешно, и стыдно.

- Вы простите, я не хотела сказать ничего плохого, просто здесь столько попрошаек, уже не знаешь, кто подойдет…

- Ничего-ничего, - перебил я, заметив, как она разволновалась, и как ей стало неловко за свои слова. – Как насчет того, если я занесу вашу сумку в вагон? Вы же едите в Арск?

- Еду в Арск, а за помощь спасибо, но не стоит, сумка совсем не тяжелая.

Разговор не завязался.

- Меня зовут Никита, - представился я.

Девушка удивилась, лицо ее сделалось задумчивым, ей не хотелось знакомиться на станции – я это понял.

- Регина, - ответила она так, точно сделала это из вежливости.

- Все же я вам помогу. Вы едите одна?

- В поезде меня будет ждать муж.

- Очень жаль, - расстроился я, и сказал это очень тихо.

- Что вы сказали? – спросила она.

- Сказал, что вы мне понравились,  - я послал к черту свои страхи и комплексы, да и терять уже было нечего. Я ожидал чего-то резкого, быть может, что она меня пошлет или отвернется и примет меня за сумасшедшего за сказанное вслух, но Регина вдруг рассмеялась.

- Такое бывает, - сказала она, - такое бывает, что нравятся случайные прохожие.

- Такое бывает очень часто, - ответил я удрученно.

- Осень не лучшее время для знакомств, все уже замужем.

- А так хочется знакомиться осенью, - глубоко вздохнул я, - а почему вы едите отдельно от своего мужа, да еще и с такой большой сумкой?

- Он едет с работы, а про сумку ничего не знает.

Мы замолчали. Темя иссякла сама собой. Так бывает, когда собеседники охладевают к разговору и друг к другу. Она была замужем, на что еще я мог рассчитывать? Однако я чувствовал себя глупо, ведь признался незнакомой замужней девушки в том, что она мне нравится. Обычно так делают либо кавказцы с рынка, либо пьяные повесы. Я же не относился ни к тем, ни к другим. А еще мне показалось по ее усталому и умному взгляду, что она человек с глубокой душой. Мне нужно было срочно исправлять ту глупую ситуацию, в которую я сам себя забросил. Помню, что от всей неловкости я тогда почувствовал холодный пот на висках и попытался завести разговор заново, но уже просто так – по-дружески.

- Вы знаете, что больше всего меня печалит в железной дороге? – спросил я.

- Что же? – улыбнулась Регина.

- Что пригородные поезда перекрасили из голубого в серый цвет.

Девушка засмеялась. Ее, видимо, веселил мой идиотский вид. Ее точно веселила вся абсурдность ситуации. Мне бы стоило остановиться и попросить прощения и отойти, но я продолжал и продолжал, сам не понимая зачем.

- Все детство я ездил вот по этой железной дороге на голубых электричках, - говорил я весело. – Все детство, каждые выходные голубые электрички увозили меня на край света, то есть в Арск. Я их любил и не переставал любить в юности, когда отец купил автомобиль, я их не переставал любить в зрелом возрасте, когда приобрел собственное авто. Однако на них я уже не ездил, но каждый раз, когда слышал гудок в дали, то всегда знал, что где-то там, за домами стоят на вокзалах голубые электрички и ждут заветного часа, чтобы увезти меня на край света. Эти мысли меня грели, давали надежды в самые сложные периоды в жизни. А сегодня случился этот заветный час – моя машина поломалась, и впервые за двадцать лет я решил воспользоваться железной дорогой. Но пришел на вокзал и увидел серые и бездушные электропоезда, мои голубые подружки навсегда покинули меня, вместе с надуманными надеждами, теперь в сложные периоды, кажется, я буду обречен на погибель.

В воздухе повисло скорбное молчание. Я услышал крик черных ворон, что сидели стаями на голых липах у дороги, слышал, как две старушки громко бубнили возле старой кирпичной кассы, слышал шипение большого города. Я описал какую-то глупость, но вдруг мне эта глупость показалось грустной, а любая грустная глупость автоматически становится вполне серьёзной философией.

- Я помню, какими они были, - проговорила Регина.

- Это все ребрендинг. Слово, которое по-русски звучит так, точно кто-то покатился с лестницы с кучей ведер. Я люблю новшества, но они убивают наши воспоминания, - продолжал я с видом знатока.

- Не стоит так серьезно к этому относится, - сказала Регина. Ей точно стало меня жаль. Мне это не понравилось, ведь я хотел произвести впечатление человека мыслящего, хотел капнуть чуть глубже в закрома ее души – я не хотел выглядеть жалким.

- Наверное, в сети осталось много фотографий с тех времен, - добавила она.

- Да – да, - сказал я и хотел добавить еще что-то, но плотный осенний воздух разрезал протяжный свист электропоезда. Он подъехал к перрону и скрепя тормозами медленно остановился. Я поднял сумку Регины, которая показалась мне и впрямь тяжелой, и мы поднялись в прокуренный тамбур. Потом мы простились не сразу, так как Регина не могла дозвониться до своего мужа, и мы решили пройтись по вагонам. Мы ходили по поезду, а за окнами мелькал солнечный осенний день и золотые кроны высоких берез, и блестящие окна городских многоэтажек. Мы еще не выбрались из города, и поэтому поезд ехал медленно. Он покачивался и скрипел своим телом, точно так же, как покачивается и скрепит деревянный корабль, когда попадает на волну. Потом Регина меня  остановила в одном из тамбуров. Мы встали так, чтобы нас не было видно из вагона сквозь окна в дверях.

- Он там, - сказала она, - дальше я пойду одна.

- Прощайте Регина, - сказал я.

- Не печальтесь, - прошептала она в тот момент, когда я оказался очень близко к ней, передавая сумку. Я оказался так близко, что почувствовал запах ее легкого парфюма,  такого легкого точно сама весна заглянула в поезд. Я оказался так близко, что почувствовал ее горячее дыхание и, кажется, приторный запах губной помады. Я едва удержался, чтобы не поцеловать ее. Регина отошла и посмотрела мне пряма в глаза.

- Не печальтесь, - повторила она уже более громко, - внутри все поезда остались теми же.

Я еще несколько минут стоял возле дверей в тамбуре и наблюдал, как черноволосая хрупкая девушка волокла тяжелую сумку, как она остановилась возле широкого гражданина, который потом встал и повернулся, и я разглядел его квадратное лицо и прическу, как у Франкинштейна.

Потом я ушел в другой вагон, чтобы с ними больше не встречаться. Поезд уже бежал в полную силу, а за окном мелькали голые спаханные поля, лощины, стога сена обтянутые полиэтиленом, напоминающие горсть пилюлей, разбросанную по столу. Поползли вереницы берез вдоль одинокой и пустой магистрали. Электричка везла меня на край света.