Усинский пограничный начальник. Глава 7

Чтобы выпрямить, надо перегнуть


Татьяна была тихой, покладистой и бесхитростной домашней и в меру образованной женщиной. Выросшая в тайге, она знала хозяйство, умела рыбачить, любила и не боялась одна гулять по лесу собирать ягоды и особенно грибы. Хорошо стряпала и этому  научилась у Александра, который бывал на разных приемах, знал толк в угощениях и имел на этот счет кулинарные рецепты.
- Суп. Это замечательно, а чай просто прелесть, - соглашалась Танюша, - выпьем и таежного, и китайского. Нам недавно из Джакуля свежий чай привез Иннокентий  Сафьянов.
- О чем рассказывал?
- Рассказывал,  как его женили.
- Что ты говоришь! И как это случилось?
Пока он совершал путешествие в Монголию, а было это несколько лет назад, мать нашла ему в Минусинске невесту, скромную и симпатичную девушку Наташу Кочневу, которая ему тоже пришлась по душе, и вскоре сыграли пышную свадьбу с катанием на тройках, с соблюдением всех обрядов и обычаев. Интересно, правда!
- Можно представить, а что потом?

- А потом по последнему зимнему пути отправились молодожены в Урянхай, на Салдан. Глава семьи Георгий  Сафьянов решил золото добывать, а торговлю перепоручил сыну, надеясь, что Иннокентий отойдет от всяких либерально- революционных идей.
- Но не тут-то было, - добавил Александр. Купца из него, увы,  не получилось. А  почему он не сказал?
- Ты же знаешь, Александр Христофорович, какой он. Он считает безнравственным требовать долги с обездоленных и родственников умерших. Взял и уничтожил все расписки.
- Решил, но не уничтожил.
- Не уничтожил, но только благодаря жене, которая сумела убедить его не делать этого во вред отцу, и расписки были возвращены на место.
 С Иннокентием Сафьяновым, с которым Александр был одного возраста,   сложились благоприятные отношения. Отец Иннокентия Георгий  Сафьянов, а по местному «соётский царь» или «Егор-бай»  отправил сына в Урянхай на одну из своих факторий на исправление после отчисления из гимназии. Там, на заимке, Александр с ним и познакомился. Они вместе встречали дальних гостей, пребывающих в край с различными целями, обсуждали насущные текущие вопросы и совместно решали их.
Сафьянов еще от отца знал, что местные жители очень изменчивы в своих взглядах. Они  почитали и уважали, пока чувствовали силу, при ее утрате,  теряли страх и прекращали всякие симпатии. Так, после Синьхайской революции - урянхи, почувствовав ослабление власти Пекина, решилось изгнать китайцев со своей территории.  В качестве примера Сафьянов поведал следующую историю:

- У меня недавно из табуна украли двух лучших лошадей, и был найден вор, я обратился в Сальджакский хошун взыскать с виновного потерю. Чиновник хошуна мне ответил: «Мы теперь за воров платить не будем, не тот закон, а если хотите брать насильно, то у нас есть для защиты готовые солдаты. Мы их уже месяц кормим, они теперь жирные и сильные».
- Вот так, уважаемый усинский начальник. По моему мнению, с урянхами Сальдчжакского хошуна произошла перемена, у них появилась гордость, наверняка просочившаяся от монголов, которые освободились от китайцев. Урянхи хотят избавиться и от нас.
- До того, как урянхайцы были поданными Цинской империи, - продолжил Иннокентий, - я не имел к ним страха. Более того, я жил с ними в дружбе. А сейчас они бесконтрольно разболтались, почувствовали, что им все можно и от них следует ожидать всяческих неприятностей.
Такие в Урянхае случались. Когда глубокий снег закрывал подножный корм, тогда начинался джут - голодовка скота. Заготовок сена урянхи не делали и скот подыхал. Особенно много гибло овец и коз у маломощных хозяев, от голода у коров начинался повальный выкидыш, дети и взрослые лишались молока, которое было главным продуктом питания, наступал голод и на заимки и фактории приходили бедняки с просьбой продать им муки. В этом случае в целях предупреждения волнений зажиточные поселенцы и Сафьянов, в том числе, раздавали бедным зерно. Брали за нее овчины и кожи с павших животных, не имеющие особой ценности.
Иннокентий человек был не из трусливых. Ему дважды  с табунами и товарами пришлось путешествовать через Монголию, Китай в Забайкалье. Ведь торговали не только с монголами и китайцами. Были случаи, когда гнали лошадей для Амурского конного дивизиона через Монголию на реку Аргунь  в станицу Ново-Цурухайтуй, где находился сборный пункт для закупки лошадей.

Иннокентий рассказывал, как в апреле 1898 года его караван, состоящий из двух двухколёсных таратаек с багажом и припасами, переводчика-калмыка Егора Бабушкина, двух русских рабочих и двух урянхов и табуна лошадей в 160 голов, тронулся в далёкий, трудный путь.
- Весна была холодная, - вспоминал Иннокентий, - лошади шли голодные, зелёный корм выходил медленно, начались весенние болезни лошадей; несколько лучших лошадей пало от них. Путь почти на всём протяжении безлюден, монголы находились ещё на зимних пастбищах в высокотравных пустынных степях Гоби или Шамо, купить баранов было не у кого, и караван питался сухарями и чаем с сахаром. Проводник, которого милостиво дал каравану Абын-Нойон - великий князь Урянхая, дорогу в Ургу позабыл, он ездил туда двенадцатилетним мальчикам и теперь каждый день терял её направление. Долго плутали. Наконец, перевалив Яблоневый хребет, спустились к вершине реки Онон и, следуя по его долине, через несколько дней пришли в Акшинский округ. Откуда через станицу Чендант, что в пяти верстах от станицы Борзя, попали на реку Аргунь в станицу Ново-Цурухайтуй, где сдали табун лошадей военным закупщикам.

Бывал в Забайкалье Сафьянов еще раз, когда отвозил караваном товары для продажи строителям возводившим КВЖД. Везли груз на семидесяти двух колёсных таратайках на железном ходу, имели две смены упряжных лошадей к ним. Нападали разбойники, волки; пропадали люди и лошади, но цель была достигнута.
Иннокентию Сафьянову, как и Александру Чакирову, часто приходилось находиться в отрыве от дома, к которому он был сильно привязан. Он любил свою супругу, сыновей Бориса и Володю и дочь Марусю.
У Александра тоже родился сын. Его назвали в честь отца  Александром. В год его рождения либеральная Россия отмечала тостами с шампанским полстолетия со дня уничтожения на Руси крепостного права. В Китае продолжалась Синьхайская революция, китайцы срезали косы, запретили варварский обычай женщинам бинтовать ноги. Указом властей не разрешалось  торговать людьми.

Новый русский посланник в Пекине Крупенский писал: «Масса населения убеждена, что республика – это свобода от налогов  и собственности. В Китае беспорядки, каждая провинция насыщена дезорганизованными массами людей, занимающихся грабежами и неспособных к возвращению к мирной жизни. Повсюду банды беспокойных войск, требующих ликвидации задолженности по оплате. Во многих провинциях царствует анархия. Начали формироваться партии. Характерная черта процесса – их враждебность».
Как раз из Иркутска пришла телеграмма: «Китайские власти повсеместно укрепляют границу. В Забайкалье на Аргунском участке монгольские караулы заменены китайской пограничной стражей. Цинское правительство возбудило вопрос о ре демаркации забайкальской граничной линии от горы Тарбагандаху до Аргуни. По согласованию с цинским правительством  в июне  начаты работы по изучению пограничных ориентиров в  районе Кайластуевского караула, однако китайские солдаты обстреляли наших военных топографов, обследовавших старое русло Аргуни и находившихся на оспариваемом острове Капцегайтуевский. После решительного протеста цинское правительство принесло извинения за этот инцидент» В заключении телеграммы предлагалось изучить поведение китайцев и монголов в Урянхае, на предмет пересмотра границы.

Еще полковник Попов рассказывал о стремлении китайцев передвинуть в тех местах границу на север. Недоразумения и претензии возникли из-за того, что при заключении Буринского договора перепутали русла реки Аргунь и так называемой Мутной Протоки. Долина Мутной Протоки (или так называемой Куладжи), хотя и была показана принадлежащей Китаю, однако, как свидетельствовали предварительные исследования, она должна была принадлежать России. За обладание этой местностью и шли споры между казаками поселка Абагайту и китайцами. Русская сторона на том же основании утверждала, что станция Маньчжурия и поселок того же названия, находятся не на китайской территории, как было принято считать и как значилось на всех официальных картах, а на русской. Цинцы настаивали на своем – поселок и станция стоят на китайской земле.
На этот счет у посла России в Пекине имелось свое мнение: «Нынешнее выступление китайцев, - замечал он, - объясняется их желанием воспользоваться нашей беспечностью, плохим знанием собственной границы и миролюбием, чтобы оттягать несколько десятков тысяч десятин хорошей земли. Вышеизложенная неопределенность границы и давность владения представляют довольно благоприятную обстановку для их притязаний. Впрочем, отчасти мы сами виноваты в таком положении вещей; наши власти, преследуя политику доброжелательного соседства, недостаточно энергично отстаивали наши территориальные права и, таким образом, косвенно поощряли китайские захваты. Весьма неблагоприятным для нас прецедентом является аренда нашими казаками для пастбищ и покосов земель, которые мы считаем своими, у китайцев, чем, конечно, укрепляются права последних. Передают даже, что наши казаки, опасаясь, что в случае перехода этих земель к России условия аренды станут более стеснительными, стараются поддерживать мнение о принадлежности земель Китаю». Переговоры по границе с китайцами в Забайкалье вел генерал Путилов.

- Уж не родственник ли он того Путилова, что принес в Усинск православную веру и построил первую церковь? - подумал Александр. Миссионер, пришел из села Каптырево с целью борьбы с раскольничеством и утверждением истинной православной веры.       
Можно сказать, что события в Китае и на Забайкальской границе подвигли монаршие власти официально подтвердить назначение Александра Чакирова на «временно им занимаемую должность». Вот как об этом было сказано в поступившем распоряжении:
«В изъятии из правил, Указом Государя императора по докладу Министра внутренних дел 29 июля 1911 года соизволено официальное назначение, числящегося по армейской пехоте, штабс-капитана Чакирова Усинским пограничным начальником с оставлением его в военном чине с зачислением по армейской пехоте». Таким образом, «временная» служба продолжалась более четырех лет. Долго думали, но все же решили.
Назначению способствовала данная из Иркутска в Министерство внутренних дел характеристика на Усинского пограничного начальника. В ней отмечалась его активность в поддержании переписки с дипломатическими представительствами в Урге и Пекине по Урянхаю, положительная роль в подготовке «Секретной записки полковника Генерального штаба Василия Попова по Урянхайскому вопросу», которая была одобрена посланником в Пекине. В докладной Канцелярии иркутского губернатора отмечалось: «Рапорты Усинского пограничного управления в Канцелярию иркутского генерал-губернатора содержали сведения, позволяющие провести анализ конфессиональной ситуации и экономической ситуации  в Урянхайском крае. Им были выявлены причины успеха китайского торгового капитала в крае после 1903 г., составившего серьезную конкуренцию русскому торговому элементу и сделан  вывод о том, что отношения  китайцев и урянхов в торгово-экономической области традиционно определялись формулой подчинения «вассала своему господину».
 
По докладу полковника Попова, со стороны Усинского пограничного начальника отмечалась прилежность в ведении документации, в том числе, журнала заседаний пограничного правления, в которых содержались материалы неофициального характера. К ним относились: показания жителей Урянхая о прохождении границы, приговоры сельских сходов Усинского пограничного округа, жалобы жителей Урянхая на притеснения: со стороны российских купцов и промышленников; на угон скота аборигенами; на китайских купцов  и прочих иностранных представителей.
О причинах успехов китайских купцов Александр писал: «Китайцы, дав хорошую взятку  Улясутайскому цзяньцзюню и благодаря халатности Российского консула и бывшего Усинского пограничного начальника, вопреки торговым договорам и трактатам, в 1903 году свободно проехали государственную границу и поселились в Урянхае.  Первый китаец, прибывший на Кемчик, назвал себя агентом «Русско-китайского банка в Улясутае и объяснил свой приезд командировкой банка открыть в Урянхае «отделение». Так поступили второй и следующие китайцы и китайские власти, видя, что  русские не интересуются нисколько этим вопросом, разрешили вопрос очень просто. И вот к  1907 году в Урянхае уже насчитывалось 14 китайских фирм и отделений. Те же из китайцев, которые осмеливались открыть свою торговлю ближе к российским селениям: Туран, Уюк и т. д, все же опасаясь теперешней власти – поселились внутри урянхайских кумирен, как бы под защиту духовенства. При этом китайцы приобретали фактории и у русских».

По данным знатока края инженера Родевича,  в Урянхае постоянно действовало пять китайских фирм: Баинбо, Ташинтафу, Иенхен, Пешимбоду и Туменцзы. Они выступали в качестве филиальных отделений больших фирм, торгующих в Монголии, в Улясутае, Урге и Калгане. Всего они имели до 30 лавок и около 70 служащих. Приказчики лавок, как один, назывались Иванами Ивановичами и Петрами Петровичами, на самом деле точили зуб на русских и всячески старались их вытеснить. Особенно в этом плане отличался старший фирмы Ташинтафу.
К 1911 году в поселке Джакуль имелось 5 китайских дворов, в Шагонаре – 4 дома, в Дженагаше на Кемчике две усадьбы. Каждый двор представлял собой торговую факторию. Знаток региона Бурдуков писал: «Около Улангома китайский поселок насчитывает 300 человек – это все торговцы и мельники. Здесь работает до 30 конных мельниц». В «донесении разведчика Усинского пограничного начальника  из Улангома говорилось: «На степи, на правой стороне, по течению небольшой речушки раскинулась «куря», а возле нее китайские постройки…, еще далее русские, в том числе купца Котельникова. Строители-мастера еще в прошлом году приглашены из Пекина, есть и простые китайские рабочие. Значительное число китайцев находится в долине реки Тес.

 Чакиров разработал особую инструкцию секретным агентам, в которой рекомендовал  им информировать русское население о положении дел в крае, проводить беседы в пользу отторжения Урянхая от Цинской империи как с русскими.так и с соетами. В ней говорилось: «Основная цель каждого русского обывателя, а тем более агента внушать и объяснять русским, проживающим в Урянхае, что они должны смотреть на урянхайцев как на своих братьев, а поэтому обходиться с ними по-христиански, по-братски. Русские должны дать понять урянхайцам, что край этот мы не считаем китайским. Всеми силами стараться доказать какое зло приносят им китайцы, продавая им свою водку и открывая кредит. Что все это может быть прекращено, если они обратятся к русской власти о подданстве. В то же время каждый из нас должен зорко следить и внимательно прислушиваться ко всему происходящему в Урянхае». 
Естественно, что китайцы стали негативно восприниматься русским населением. Причиной этого были, как проблемы торговой конкуренции, так и некоторые политические нюансы. В «докладной записке, торгующих по реке Кемчику купцов, поданной 16 апреля 1912 года начальнику  пограничного округа» говорилось: «За последние семь лет русская торговля в Урянхайском крае, в силу усиленной конкуренции со стороны китайских купцов, оказалась  в угнетенном положении....В составе пяти фирм китайцы представляют собой  плотную и сильную капиталом торговую организацию, занявшими своими отделениями все долины рек, наиболее заселенные урянхайцами».

Русских тревожила не только экспансия китайского капитала, но и опасность использования Пекином торговли в военно-политических целях. Так, новый помощник Александра Самойлов докладывал ему в июне 1911 года: «1-го  сего года июня из китайской фирмы Боян боо уплыл на плотах Иванова китаец Андрей Иванович (Джурган), который проедет в Красноярск и Иркутск. Цель поездки неизвестна». Чакиров, основываясь на этом донесении, предположил, что Джурган приезжал из Монголии проверить слухи о состоянии русских войск в Урянхае и в районе, как Усинского пограничного округа, так в Минусинске, в Красноярске и Иркутске, потому что в день его приезда в Урянхай, по русским поселкам  были командированы  китайские купцы….». Все, что происходило в Урянхае, ими детально учитывалось и оценивалось.

Этими и другими подобными сведениями интересовался Разведотдел Иркутского военного округа. Газетные данные обобщались и оформлялись в виде сводок из открытых источников информации. Материалы сосредотачивались в библиотеке 4-го делопроизводства Генштаба, а рассылались в адрес 1-го Оберквартирмейстера и в Главное Управление Генштаба, в котором на тот момент пребывали старший адъютант Генштаба капитан Марковский, подполковник Савченко. Генерал-квартирмейстером состоял  генерал-майор Кузмин-Караваев, бывший пограничный комиссар в Персии.
На основе анализа рапортов Усинского пограничного управления, в Канцелярии Иркутского генерал-губернатора был сделан вывод о присутствии косвенных интересов в Урянхае со стороны японских, французских, бельгийских и английских промышленных фирм и синдикатов, в том числе, в развитии асбестовой промышленности  и золотодобычи".
В свою очередь, в сводках, которые Александр получал, регулярно сообщалось о фактах задержания иностранных шпионов Иркутским контрразведывательным отделением во главе с начальником штаб-ротмистром Куприяновым.  Был даже арестован вестовой командующего войсками военного округа генерала Эверта Тарас Кацан, работавший на японскую разведку.

На станции Омск в 1911 году задержали китайских разведчиков Чжан Юна и Дуан Мэн-фу, занимавшихся сбором сведений о расположении и состоянии русских войск. Еще трех китайских шпионов задержали в 1912 году на станции Красноярск, одним из которых оказался начальник Кульджинского армейского штаба Хао Кэцзюань. У арестованных обнаружили четырнадцать топографических карт с нанесенными на них метками, три блокнота и шестнадцать тетрадей с различными данными. Противник не дремал, и Чакиров рекомендовали своим помощникам усилить наблюдения за торговцами китайцами в Урянхае и их связями.
Еще до начала Синьхайской революции в Китае, в Урянхае открыто говорили о необходимости изгнания китайцев. В «Журнале Секретного совещания особой комиссии, заседавшей в Усинском пограничном управлении 14 апреля 1911 года было отмечено: «Сальчжакский Ухэрида китайцев ненавидит, и смотрит на них, как на разорителей, обирателей урянхов и готов всегда протянуть руку русскому и прогнать китайцев торговцев и даже обращался с просьбой к русским, к членам настоящей комиссии – дать совет, как это сделать…».

А пока на Джакуле еще оставалось до десятка китайских фирм. Часто заглядывали монголы и различные подозрительные лица. Поражение в войне с Японией серьезно подорвало традиционное представление о мощи российских вооруженных сил и породило у властей отдельных иностранных государств надежду ослабить позиции Российской империи. Прежде всего, это касалось японцев, англичан, немцев и американцев, наплыв которых резко возрос в районах «слабо оборудованных в военном отношении.
 Экспедиция Боголепова  и Соболева  в районе Джакуля встретила английскую экспедицию «ботаников», в которую входили Прайс Каррутерс и Миллер. До этого они уже более трех месяцев провели на Саянах.
- Миллер, Миллер. Что-то я уже слышал о путешественнике-немце, - подумал Александр и решил сделать на этот счет запрос. Из Иркутска, из Отделения географического общества ответили: «В 1734-1735 гг. отряд российского ученого Герарда Фридриховича Миллера работал на Енисее, посещал Красноярский, Абаканский остроги.  Услышав предания енисейских казаков, что по Енисею до Саянского острога ходили малые парусные суда, а к верховьям Енисея через Усинский караул имелась постоянная конная вьючная тропа, Миллер не нарушая ничьих границ, смог добраться до реки Чаа-Холь.

Сделал известное описание здесь памятника – изображение трех фигур в скальной нише, названной им «Spekus idolatrica.».
- Тот Миллер вернулся, а этот появился, что-то много этих любителей природы и старины, - размышлял Александр. Интерес указанных англичан к данному району был достаточно активен. Об этом свидетельствовал факт их повторной поездки в Сибирь, Алтай, Монголию и Урянхай. Первоначально они обратились в МИД России за разрешением поохотиться в Томской губернии и Семипалатинской области. Главное управление Генштаба предлагало отказать англичанам, поскольку имелись данные, позволяющие подозревать в них шпионов, тем более что Прайсу Каррезерсу в 1908 году было отказано в удовольствии путешествовать по Туркестану, так как направление маршрута явно указывало на преступные замыслы. Однако департамент полиции МВД уведомил Главное управление Генштаба, что на этот раз «воспретить пользоваться охотой подозреваемым военными в разведывательной деятельности британцам невозможно, поскольку нет в наличии столь основательной причины для отказа, как в 1908 году».

Иностранцев в енисейские места привлекало и случившееся накануне в России необычное событие. 17 июня 1908 г. в 7 часов 17 минут по местному времени в бассейне реки Подкаменная Тунгуска, в 64 км к северу от деревни Ванавара тайгу потряс ужасный взрыв. Взрывная волна дошла до Саянских гор и напугала жителей Усинска. Эвенки с ужасом покинули проклятое место. Староверы страшились пестрых зарев, ярких облаков и белых ночей. Воздух стал плотным и темным. Ждали второй японской войны и кары небесной за грехи тяжкие. Молились денно и нощно. Кроме причин и последствий  взрыва Тунгусского метеорита, иностранцев  интересовали взаимоотношения «китайских поданных киргизов и урянхайцев» с пограничным русским населением. Также,  они пытались выяснить точное расположение войск близ Китая и Монголии.
По поводу необычного взрыва, в «Енисейском вестнике» появилось сообщение профессора Драверта из Омска, который встречался с очевидцем событий. Им оказался, на удивление Александра,  один из многочисленных отпрысков рода Матониных. В то время он проживал на своем золотом прииске на реке Кадра, впадающей слева в Большой Пит, правый приток Енисея.

В очередной раз с целью охоты в подведомственные Усинского начальника места прибыли  британские офицеры: начальник охраны английской миссии полковник  Эббот Андерсен и военный атташе в Китае майор  Перейра. Готовились долго. Первоначально они путешествовали из Зайсана в Шара-Сумэ через российско-китайскую границу, постоянно ведя съемку местности. На следующий год  проехали от Пекина до Омска по железной дороге, затем – по Иртышу через Семипалатинск до озера Зайсан и далее – в Китай для охоты в Алтайских горах. Оба британца были высоко профессиональными специалистами, и умело использовали все возможности для получения нужной им информации. По донесениям русских наблюдателей из Шара-Сумэ, полковник с майором собирали сведения об алтайских киргизах, экономическом положении края и военных силах Китая в этом регионе и пытались проехать в Урянхай. Им, однако, не повезло. Охотников, в кавычках, недалеко от Джакуля на реке  Улуг-Хем, как бы случайно,  встретил поручик Августус с группой казаков, которые следовали с поручением по исследованию границы Усинского края. Они и выпроводили не прошенных гостей на монгольский участок.

Группа поручика Августуса действительно выполняла рекогносцировочную задачу. Неясность нахождения пограничных знаков в Саянских горах, сомнения в прохождении русско-китайской границы там, а не в горах Танну-Ола привели к отправке специальной военной экспедиции - команды разведчиков 30-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Ее и возглавил поручик Августус.
Три месяца 27 человек решали поставленные перед ними задачи: изучение и поиск наиболее благоприятного направления для проведения грунтовой колесной дороги от устья реки Нижняя Буйбы до села Туран, а главное - поиск и осмотр пограничных знаков на Саянском хребте.
Прибыв по завершению исследований в  Усинское, поручик Евгений Августус  в отчете отметил: "Результат моей экспедиции выражается в трех словах: пограничных знаков нет. Они должны быть восстановлены особой пограничной комиссией". За  пограничные знаки, по его мнению, принимали или обо - религиозные насыпи или керексуры - древнейшие могильные камни».
Экспедиция пользовалась при поиске пограничных знаков копией карты полковника Баранова. Августус также изучил картографические материалы и дела по отысканию пограничных знаков за прежние годы, хранящиеся в селе Усинском, но это принесло ему мало пользы. Он согласился с мнением русского старожила Урянхая Георгия Сафьянова, считающего этот край исконно русской областью, пограничную линию, проведенную причудливыми извилинами, "результатом исторической оплошности и нелепым истолкованием Буринского трактата».

- По моему мнению, - уверенно рассуждал Евгений, ссылаясь, правда на Виктора Лукича Попова, главного специалиста в урянхайских делах, - Россия в ущерб государственным интересам добровольно отодвинулась на север, создав нейтральную полосу, между истинно российской и китайской границей проходящей в действительности по хребту Танну-Ола. Я так полагаю, Александр Христофорович, другого мнения и быть не может.
- Согласен, уважаемый, - проговорил Александр, дослушав доклад разведчика. Мы имели много случаев исправить этот "грех", но упустили возможности. Сейчас вот занялись разбором названий горных хребтов и перевалов, приведенных в  различных трактатах, взялись снаряжать экспедиции для отыскания старых казачьих маяков и каменных обо, разбросанных по вершинам и перевалам Саян. Пытаемся задним числом по отрывочным данным  потихоньку вычерчивать истинные зигзаги государственной границы. Как говорится, лучше поздно чем никогда, и вам за содействие от меня поклон.
У Александра не было предела радости общения со своими братьями по оружию, не говоря уже о старшем команды охотников-разведчиков 30-го Сибирского стрелкового полка. В первый раз, когда Евгений со своей командой  был командирован в Усинск  с целью восстановить порядок на границе и вразумить Хайдубу,  а это случилось в 1908 году, времени для общения не было. Так, перекинулись несколькими словечками, и все. Сейчас дело другое. И, потом, не так часто, заезжают гости из полка, близкой еще по Владивостоку 8-й Восточно-Сибирской дивизии.
 - С докладом по границе мне более или менее понятно, - заключил Александр. Будьте добры поделитесь другими новостями. Как  жизнь в губернском городе, чем мир дышит?

 - Как ни странно, но здесь  впечатлений больше. Здесь наши переселенцы, что тебе конкистадоры в Америке, приключения, романтика, - отозвался с радушием Августус. Это мне по душе. Я ведь после училища напросился помогать бурам в Трансваале.
- Что вы говорите! И как это у вас случилось?
- Очень просто. Окончил в 1896 году Виленское пехотное юнкерское училище, далее Лифляндский, а затем Белгорайские полки, командовал полуротой, скучно, хоть и в Европе, вот  и решил махануть  волонтером в неизвестность - в Оранжевую республику, защищать от англичан, вечных наших супротивников  свободное государство Трансвааль.
- Ну и как? Скрестили оружие?
- Не то слово. На реке Тугеле били британцев по первое число. Дослужился до капрала, лейтенанта. А затем контузия, ранение и плен. Спасибо  нашему старшему, полковнику Максимову, вызволил.

- Пока вы, голубчик,  буров освобождал, я в Маньчжурии с  хунхузами силами мерялся, а теперь вот в этих краях пребываю, что тебе в ссылке, - удрученно проговорил Александр.
- Что вы! Что вы! Здесь и есть жизнь. Свобода!  А в полку все по ранжиру и распорядку. Мне просто повезло выбраться еще раз со своей командой в горы, дыхнуть свежего воздуха. Здесь у вас истинная красота и приволье. Спасибо за это полковнику Попову Виктору Лукичу.
- Приволья здесь, действительно, с избытком, это вы Евгений верно заметили, но и забот  хватает. Только и мысли, как бы местные  гордые и независимые буры, я имею урянхов, не подняли бунт против наших купцов и колонистов. Постоянно приходится примирять обе стороны. Всем бы только брать, а отдавать положенное не хотят. Приходится наставлять, разъяснять, мирить. Честно говоря, притомился. Рад бы и в гарнизоне послужить. Кстати, как там в полку мой старый знакомый, еще по Владивостоку, Владимир Гулидов?

- Знаю такого, но ничего конкретного про его службу и семейный быт, рассказать не могу. Встречаемся редко, да и команды у нас разные.
- Ну что же, передавайте ему привет, кланяйтесь супруге, новости наши сами знаете. В следующий раз, если представится, жду вас с Владимиром вместе. Да, и по поводу англичан, которых встретили на Джакуле, доложи куда следует со всеми деталями. Так мол и так, без соответствующих документов и прочее.
Интерес к русским границам со стороны европейцев присутствовал, и фактов этих было более чем достаточно. При этом, военная разведка и контрразведка традиционно занималась японцами и китайцами. Был один интересный случай. В Туране под видом охотника поселился якобы отставной офицер Отто Урбан с женой Еленой Маргулой-Урбан. Супруги от проезжих купцов, казаков, монголов и китайцев собирали сведения о действиях русских войск в Монголии, их численности и перемещении, а также вели топогеодезическую съемку строительства Усинского тракта. Эту шпионскую чету решили задержать. Но накануне ареста Отто Урбан застрелился, а у вдовы изобличающих улик не нашли.

Разведка округа укреплялась. В переписке штаб округа уведомил Чакирова о прибытии в разведочное отделение восьми офицеров-восточников. Благодаря этому явилась возможность развить секретную разведку и придать необходимую организацию этому важному делу и на Урянхайском направлении. Александр был осведомлен, что еще  в 1906 г. при штабах военных округов появились постоянные разведывачные отделения. Для каждого штаба округа определялся отрезок территории сопредельного государства, в пределах которого предписывалось организовывать и проводить специальные действия. Иркутский округ отвечал за Восточную Монголию, Маньчжурию и Северный Китай.
Упомянутые "восточники" были профессионалами, прошедшими специальное обучение во Владивостокском институте. С китайским языком числился штабс-капитан Каттерфельд. О нем позже писали, как он лихо разоблачил китайских шпионов Ма Сицзы и Цао Цичжаня, арестованных возле Иркутска на станции Иннокентьевская.
Фамилия специалиста с японским языком Луцкий, показалась  Александру знакомой. Позднее  вспомнил, что в Севастополе, в реальном училище учился почти однофамилец поручика  - Луцкой, который прославился  за границей успехами в автомобильном деле. Даже в журнале «Нива» про него печатали....... - Сейчас бы сюда его автомобили и хорошую дорогу, - подумал Александр.