18. 09. 17 8

Они убиты, пустота. Они все давным-давно мертвы, их трупы сгнили и стали черной землей. А я разве виноват, что живу?
Ты знаешь, как они смотрят. Как они все смотрят – и как пишут, писали войну тогда. Ты пишешь каждый раз, как последний. Ты убит подо Ржевом спустя пару минут, под Харьковом, под Смоленском, Москвой, Сталинградом, сколько, мать их, сотен на нашей земле воевавших городов?
И под каждым – тысячи тысяч.
И миллионы тысяч. Желаний, надежд, целей, залежи чувств и мыслей, и все это – мертво. Кажется, от них осталась только память. Та еще живучая мразь.
Каждое майское утро она вгрызается мне в горло, и все время кажется, что она собирается добраться до трахеи. Ты знаешь. Не мне тебе рассказывать.
Они смотрят на меня, потому что другие научились отворачиваться. В мае все еще холодно, и люди жмутся от ветра на площадях – минута молчания. Но эта минута – бутафория. Шестьдесят секунд они смотрят в серый асфальт, мучительно пытаясь вспомнить то, чего они никогда не видели. И в эту пустоту не пробиться. Они уже не поймут.
Они смотрят. Смотрят так, будто ждут чего-то. Будто я им скажу, что они умирали не напрасно. Что их завещания сбылись. Все до единого.
Но я не скажу. Я не умею врать. Они ее продали, солдаты. Они так и не поняли, ни черта не поняли! Не поняли, что там было.
А там кровь. Там под разбитыми склепами, перевернутыми гробами, за удушьем и болевым шоком, раздробленными костями и мясом… Там много крови.
Она липкая. Немецкая, советская, турецкая… И мне интересно. Она липкая. Кто-нибудь задумывался над этим, когда понимал, что кровь липкая?
От многих из них не осталось ничего кроме боли и желания мести.
Я видел их лица. Там от лиц – только надбровные дуги сизоватых черепов. Ничего пугающего, на самом деле. В современных фильмах ужасов делают похлеще. Просто когда ты разглядишь в темноте, что даже в черепах пороховой пылью выбита дикая укоризненная боль…
На секунду в этой минуте молчания рвется угрожающе громко серость.
Не более.
А они читают. Читают, и каждый год – новый сценарий, бездарно пошлый, жалкий, глупый сценарий. Я знаю его наизусть, ты знаешь, они уже долбанных семьдесят раз все это выучили. Зачем опять все это повторять?
Знаешь, пустота, если стесать у раскрывшейся экспансивной пули лепестки, она тоже будет выглядеть вполне мирно.
Они не заслужили, поверьте. Они этого не заслужили, никто из них не заслужил гнить под стенами незнакомых им городов, под стволами неизвестных берез без оградок, гробов и металлических крестов. Эти дети явно не заслужили такой смерти. Они должны были спокойно воспитать следующее поколение намного лучше предыдущего… Они должны были выжить, еще раньше полететь в космос, еще раньше убить к чертям дурака Хрущева. Должны были. Жизнь та еще сука. И знаете, что…
Они вгрызутся в ваши окостеневшие глотки, оставляя на вдавленных ребрах черно-оранжевую краску. Они не оставят вам земли – все заполонят плакатами. 70 лет Победы, 80 лет, 90… Я все это уже где-то и когда-то видел. В этой Победе от вас не останется даже пепла. Вас уже там маловато. Живые уходят тихо. Над вашими перегнившими костями они сходят с ума в маленьких старых квартирках, давясь гробовым молчанием желтых стен.
Знаете, лучше бы вы тогда проиграли.
Вы же иногда и сами это понимаете.