Из дневника

28.03.18
Манежная площадь. Полдень. Поток идущих к мемориалу просачивается  сквозь  узенькие воротца, окруженные  людьми в форме.  Слева встречный поток уходящих с площади. Заплаканные лица, покрасневшие веки, чистые, умытые слезами, глаза. Оба потока мягко обтекают стоящую посреди площади группу туристов, увлеченно снимающих селфи. Они тут чужие. Все остальные – свои. Кемерово, мы с тобой.
 
Это надо видеть – не на экране, а собственными глазами. Это надо чувствовать кожей. Через это надо пройти, чтобы смыть изнутри накипь и ощутить себя частицей общечеловеческой души. Люди, стоящие гибким полукругом у подножья Арсенальной    башни, объединенные общим горем, стоят молча. Они не соболезнуют (холодное и пустое официальное слово), они сопереживают, сострадают – всем сердцем. В этом невозможно усомниться,  это  подлинное чувство. Их никто не созывал, они пришли сами, потому что не прийти не могли. Соучастие  в дни беды – наверно, это естественная потребность каждого нормального человека. Как отрадно, что в городе оказалось столько способных к состраданию людей…
 
Слезы, тихо текущие из женских глаз. Мы все, незнакомые, оплакиваем ушедших – тоже незнакомых, но не чужих. И тех, кто остался на земле, потеряв близких. Каждому знакомы эти невозвратимые потери. И нет ничего чище этих слез, которые никто  не пытается сдержать. Мужчинам плакать не положено, тем более в присутствии женщин. Они это помнят, но их суровые лица выдают то, что на душе. Мы редко стали плакать, почти разучились. Время сделало нас слишком рациональными: «Москва слезам не верит». Неправда – верит, и сама плачет вместе со всеми.

Цветы – невероятное количество цветов, которые подносят с разных сторон. Мама с малышом, школьного вида девчушки, женщина с бездонными синими глазами, дама в темных очках и черной шляпе, очень пожилая женщина  в тёмном берете, тяжело опирающаяся на руку спутника, молодые мужчины в форме сотрудников ДПС,  роскошно одетый господин в кожаных перчатках. Последний принес игрушки в двух фирменных пакетах из дорогого магазина…

Разноцветные детские игрушки – сразу осиротевшие, потому что в них никто не будет играть. А еще разные приношения, видно, что не только что купленные, а взятые из дома. Фарфоровый ангел.  Его принесла хорошо одетая старая дама.  Алое шелковое сердце. Кто принес? Старушка? Ничуть не бывало – средних лет мужчина в немодном пальто. В раскрытых ладонях поднес и бережно положил поверх цветов. У всех проснулось желание отдать. Кому? Тем, кого уже нет на земле. Им на память от нас. Нам в память о них.

Беда объединяет. Пожалуй, впервые за много лет  холодок отделенности растаял. Единоличность перешла в общность. И давно забытое «мы» высветилось в сознании многих людей. Мы – не по принуждению, не по приказу, а по внутреннему велению. В нас проснулась человечность – не в каких-то отдельно взятых гражданах, а во многих, в большинстве, в сообществе. Неужели для того, чтобы это произошло,  должно непременно случится нечто трагическое, непоправимое?