Война и мир Античности. Песнь 4

            НАРУШЕНИЕ КЛЯТВ

В тот же день вокруг Олимпийца Зевса внось собрались вечносущие боги. В золотом дворце мирно беседу вели, а цветущая Геба нектар кругом разливала. И с небесных высот, чествуя друг друга, боги на Трою взирали.

Вдруг язвительной речью решил уколоть Зевс Кронион непокорную, властную Геру:

"Здесь две богини, помощницы в бранях царя Менелая:
Гера Аргивская и Тритогения Алалкомена.
Но с Александром везде Афродита,
Помощь ему подает, роковые беды отражает.
И сегодня любимца спасла, трепетавшего смерти.
Но, очевидно, победа над ним Менелая героя".

Желая прекратить смертоносную войну, Зевс предлагает богам определиться и сделать выбор:

"Паки ли грозную брань и печальную распрю воздвигнем
Или возлюбленный мир меж двумя племенами положим".

И тогда останется нерушимой Троя, а Елена Аргивская с Менелаем в Спарту возвратится.

Слушая Зевса владыку, негодуя, вздыхали Афина и Гера. Но Афина смолчала - "не молвила, гневная, слова". Гера же гнева в груди не сдержала, воскликнула Зевсу:

"Хочешь ты сделать и труд мой ничтожным, и пот мой бесплодным,
Коим, трудясь, обливалася? Я истомила и коней,
Рать подымая на гибель Приаму и чадам Приама.
Волю твори; но не все от бессмертных ее мы одобрим".

Зевс тучеводец ответствовал Гере с укором:

"Злобная, старец Приам и Приамовы чада какое
Зло пред тобой сотворили, что ты непрестанно пылаешь
Град Илион истребить, благолепную смертных обитель?
Если б могла ты, войдя во врата и троянские стены,
Ты бы пожрала живых и Приама, и всех Приамидов,
И троянский народ и тогда б лишь насытила злобу!"

Все же, как обычно происходит во время семейных неурядиц, муж уступает любимой супруге, и в этом деле, как показывает Певец, боги ничем не отличаются от смертных: "Делай, что сердцу угодно; да горький сей спор напоследок грозной вражды навсегда между мной и тобой не положит".

Однако,  Зевс не забывает предупредить  строптивую супругу: "Град сей тебе я предать соглашаюсь, душой несогласный. Сердцем моим наиболее чтима священная Троя".

Желая как-нибудь угасить недовольство супруга, хитроумная Гера показывает готовность идти на уступки и выставляет собственный заклад:

"Три для меня наипаче любезны ахейские града:
Аргос, холмистая Спарта и град многолюдный Микена.
Их истреби ты, когда для тебя ненавистными будут;
Я не вступаюсь за них и отнюдь на тебя не враждую..."

Обменявшись любезностями, Гера и Зевс примиряются, хотя Гера желает оставить за собой последнее слово:
"Я божество, как и ты, исхожу от единого рода;
И, богиня старейшая, дщерь хитроумного Крона,
Славой сугубой горжусь, что меня и сестрой и супругой
Ты нарицаешь"

Для царицы богов важно показать Зевсу, что "смиряяся друг перед другом", они подают пример остальным бессмертным. Остается лишь одна "маленькая" просьба:

"Ныне, Кронид, повели ты Афине
Быстро сойти к истребительной брани троян и данаев;
Пусть искушает она, чтоб славою гордых данаев
Первые Трои сыны оскорбили, разрушивши клятву".

И как покорный супруг, "внял ей отец и бессмертных и смертных..."

Бурно помчалась Афина, с Олимпа высокого бросясь. Словно упала звезда в средину полков: "изумление обняло зрящих конников храбрых троян и медянодоспешных данаев". С тревогой переглядывались ратоборцы, повторяя: "Снова войне  ненавистной, снова сече кровавой быть перед Троей".
Пока воины обсуждали грозное знаменье, Афина, приняв облик храброко Лаодока, потправилась на поиски Пандора. Увидев героя, богиня приблизилась к нему и "устремила крылатые речи": "В Трое от каждого ты благодарность и славу стяжаешь; более ж всех от Приамова сына, царя Александра. Так, от него ты от первого дар понесешь знаменитый, если узрит он, что царь Атрейон, Менелай браноносный, свержен  твоею стрелой".

"Пандар, дерзай! порази Менелая, высокого славой!" - Слова медью звучат в голове, и  славный герой огромный свой лук обнажает ,  крышу колчанную поднимает, стрелу извлекает - "новую стрелу крылатую, черных страданий источник"...

Автор следит за каждым движением могучего воина, словно в замедленной съемке, передавая жесты, настроение, намерение, неумолимость, суровость и цель:

"Скоро к тугой тетиве приспособил он горькую стрелу,
И, обет сотворя луконосцу ликийскому, Фебу,
Агнцев ему первородных принесть знаменитую жертву,
В отческий дом возвратяся, в священные Зелии стены,
Разом повлек он и уши стрелы, и воловую жилу;
Жилу привлек до сосца и до лука железо пернатой;
И едва круговидный огромный свой лук изогнул он,
Рог заскрипел, тетива загудела, и прянула стрелка
Остроконечная, жадная в сонмы влететь сопротивных".

Но жители неба, вечные боги защитили царя Менелая, и первая встала Афина на пути смертоносной стрелы, ее отражает, "медь направляет туда, где застежки златые запон смыкали и где представлялася броня двойная". Все же стрела ту броню пробила и рассекла, могучая, верхнюю кожу героя: "Быстро багряная кровь заструилась из раны Атрида".
В ужас пришел Атрид Агамемнон, увидевши брата в крови, в ужас пришел и сам Менелай, "воеватель отважный". Обняв крепко брата, гневный Агамемнон взывал к дружине: "Попрали трояне священную клятву!" Предводитель войска данаев убежден, что теперь Олимпийский Зевс их рассудит, и трояне заплятят великую плату - "женами их и детьми, и своими главами заплатят".

Кровь, пролитая братом, взывает к отмщению, и Агамемнон пророчествует:

"Твердо уверен я в том, убеждаяся духом и сердцем,
Будет некогда день, как погибнет высокая Троя,
Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Зевс Эгиох, обитатель эфира высокопарящий,
Сам над главами троян заколеблет ужасным эгидом,
Сим вероломством прогневанный: то неминуемо будет".

Но наибольшей горечью для Агамемнона станет, если брата в войне потеряет:

"Я, отягченный стыдом, отойду в многожаждущий Аргос...
Скажет тогда не один беспредельно надменный троянец,
Гордо на гром наскочив Менелая, покрытого славой:
-Если бы так над всеми свой гнев совершал Агамемнон!
Он к Илиону ахейскую рать приводил бесполезно;
Он с кораблями пустыми в любезную землю родную
Вспять возвратился, оставивши здесь Менелая героя,-
Скажет,- и тогда расступися, земля, подо мною!"

Агамемнон призывает вестника Талфибия и посылает привести Махаона, "Асклепия мудрого сына". И глашатай не медля пошел по великому войску данаев, "окрест смотря по рядам; и героя Махаона видит: пеш он стоял и кругом его храбрых ряды щитоносцев, воев, за ним прилетевеших из Трики, обильной конями". Встав близ Махаона, Талфибий передает волю Агамемнона:

"Шествуя, Асклепиев сын; Агамемнон тебя призывает;
Шествуй увидеть вождя аргивян, Менелая героя,
Коего ранил стрелою стрелец знаменитый ликийский
Или троянский, на славу троянам, ахейцам на горесть!"

Встревоженный горькой вестью, врач быстро пошел сквозь толпы по великому войску данаев. А вокруг Менелая уже собрались все властелины. Подойдя к раненому царю, врач поспешно извлекает стрелу, осматривает рану, кровь выжимает и осыпает искусными лекарствами, "силу которых отцу его Хирон открыл дружелюбный".

Пока Махаон врачевал Менелая, Агамемнон, вспыхнувший боем, уже готовил воинства к новой брани. И где только видел аргивян быстроконных, возбуждал в них воинственный дух:

"Аргоса вои, воспомните ныне кипящую доблесть!
Нет, небожитель Кронид в вероломствах не будет помощник
Первых, которые, клятвы поправ, нанесли оскорбленье,-
Белое тело их, верно, растерзано вранами будет;
Мы же супруг их цветущих и всех их детей малолетних
В плен увлечем на судах, как возьмем крепкостенную Трою".

Но если встречал хмурых и усталых воинов, порицая жестокою речью, нападал:

"Аргоса вои, стрельцы презренные, нет ли стыда вам?
Что, пораженные страхом, как робкие лани, стоите?
Ждете ли вы, чтоб трояне до самых рядов приступили
Наших судов лепокормных, на бреге моря седого,
Там чтоб увидеть вам, вас ли рукой покрывает Кронион?"

Приближаясь к критским рядам, Агамемнон увидел, как отважный Идоменей строит в бой своих солдат. Восхитившись точностью действий и военной сноровкой, могучий повелитель воскликнул:

"Идомоней, тебя среди сонма героев ахейских
Чествую выше я всех, как в боях и деяниях прочих...
Шествуй же к брани таков, как  и прежде ты быть в ней гордился".

Идоменей, "критских мужей воевода", быстро ответил Атриду:

"Славный Атрид, неизменно твоим я остануся другом,
Верным всегда, как и прежде тебе обещал я и клялся.
Но спеши и других возбудить кудреглавых данаев.
Битву скорее начнем; разорвали священные клятвы
Трои сыны! И постигнут их первых беды и погибель:
Первые, клятвы поправ, вероломно они оскорбили!"

И Атрид, радостный сердцем, удалился. Он устремился к Аяксам, "идя сквозь толпу ратоборных".Автор рисует яркую картину боевых построений, он ведет нас в самую гущу бесчисленного воинства, пришедшего под стены Трои. И вот они - неукротимые Аяксы!

"Оба готовились в бой, окруженные тучею пеших.
Словно как с холма высокого тучу великую пастырь
Видит, над морем идущую, ветром гонимую бурным:
Издали взору его как смола представляяся черной,
Мчится над морем она, наводящая страшную бурю;
С ужасом пастырь глядит и стада свои гонит в пещеру,-
Вслед таковы за Аяксами юношей, пламенных в битвах,
К брани кровавой с врагом устремлялись фаланги густые,
Черные, грозно кругом и щиты воздымая, и копья".

Глядя на них, наполяется гордостью сердце Атрида, и к вождям он "крылатую речь устремляет":

"Храбрые мужи, Аяксы, вожди меднолатных данаев!
Вам я народ возбуждать не даю повелений ненужных:
Сильно вы сами его поощряете к пламенным битвам.
Если б, о Зевс Олимпийский, Афина и Феб луконосец!
Если б у каждого в персях подобное мужество было,
Скоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама,
Наших героев руками плененный и в прах обращенный!"

Шествует дальше Атрид, и встречается ему Нестор, "сладкогласный вития пилосский". Он тоже выстраивал свои дружины и дух распалял на кровавую битву:

"Конных мужей впереди с колесницами Нестор построил; пеших бойцов позади их поставил, и многих и храбрых, стену в сражениях бурных; но робких собрал в середину, с мыслью, чтоб каждый, когда не по воле, по нужде сражался. Конникам первым давал наставленья, приказывал им он коней рядами держать и нестройной толпой не толпиться.
"Нет, - чтоб никто, на искусство езды и на силу надежный,
Прежде других не пылал впереди с сопостатами биться,
Или назад обращаться: себя вы ослабите сами.
Кто ж в колеснице своей на другую придет колесницу,
Пику вперед уставь: наилучший для конников способ.
Так поступая, и древние стены и грады громили.
Разум и дух таковой сохраняя в доблестных персях".

Наблюдая, как старец седой, "давно испытанный в бранях", настявляет своих воинов, царь Агамемнон веселился душою:

"Если бы, старец, доныне еще, как душа твоя в персях,
Ноги служили тебе и осталися в свежести силы?
Но угнетает тебя неизбежная старость; пускай бы
Мужи другие старели, а ты бы блистал между юных!"

И благородный конник геренский, Нестор ему отвечал:

"Несказанно желал бы и сам я
Быть таковым, как я был, поразивший Эревфалиона.
Но совокупно всего не дают божества человекам:
Молод я был, а теперь и меня постигнула старость.
Но и таков я пойду между конными; буду бодрить их
Словом моим и советом: вот честь, остающаясь старцам.
Копья пускай устремляют ахеяне младшие, мужи,
Родшиесь после меня и надежные больше на силу".

Атрид удаляется, радостный сердцем. Дальше он находит отличного конника Менесфея, а поодаль - стоит Одиссей многоумный. Вокруг - праздные  кефалленов ряды. Они еще не слыхали бранной тревоги и ждали, когда наступавшая ахейская башня другая "прежде ударит в троян и кровавую битву завяжет". Неприятно то было Агамемнона сердцу, и вождям возгласил он:

"Сын скиптроносца Петея, питомца Крониона Зевса!
Также и ты, одаренный коварствами, хитростей полный,
Что, укрываяся здесь, вы стоите, других ожидая?
Вам из ахейских вождей обоим надлежало бы первым
Быть впереди и пылающей брани в лицо устремляться".

Гневно взглянув, Одиссей благородный, гордо ответствовал царю Агамемнону:
 
"Речи какие, Атрид, из уст у тебя излетают?
Мы, говоришь ты, от битв уклоняемся?"

Не желая усугублять ссору, Агамемном смягчился и продолжил:

"Я не упреков отнюдь, ни приказов тебе не вещаю.
Слишком я знаю, что сердце твое благородное полно
Добрых намерений; ты одинаково мыслишь со мною.
Шествуй, о друг! а когда что суровое сказано ныне,
После исправим; но пусть то бессмертные все уничтожат!"

Оставив этих вождей, Атрид уж к другим устремился. Там он нашел Диомеда, который стоял возле коней и "своей составной колесницы блестящей". Рядом стоял благородный Сфенел. И их гневно порицал Агамемнон. Он к Диомеду воззвал:

"Мужа бесстрашного сын, укротителя коней Тидея,
Что ты трепещешь? и что озираешь пути боевые?
Так трепетать не в обычае было Тидея героя;
Он впереди, пред дружиною, первый сражался с врагами.
Так говорили - дела его зревшие; я с браноносцем
В подвигах не был, не видел; но всех, говорят, превышал он"...

Далее автор устами Агамемнона повествует историю одного из подвигов Тидея:

"Некогда он, не с войной, но как странник, в микенские стены
Мирный вошел, с Полиником божественным рать собирая.
Брань подымали они на священные фивские стены
И просили микеян дать им союзников славных.
Те соглашалися дать и решились исполнить решенье;
Но Зевс отвратил их явлением знамений грозных.
Оба вождя отошли и путем обратным достигли
Брега Асопа густокамышного, тучного злаком.
Снова оттуда послом аргивяне послали Тидея
В Фивы, куда и пришел он и вместе обрел там кадмеян
Многих, пирующих в царском дому Этеокловой силы.
Там, невизирая, что странник, Тидей, конеборец могучий,
В страх не пришел, находяся один среди многих кадмеян:
К подвигам их вызывал и на каждом легко сопротивных
Всех победил: таково поборала Тидею Афина.
Злобой к нему воспылали кадмейцы, гонители коней,
И,на идущего вспять, пятьдесят молодых ратоборцев
Выслали тайно в засаду; и два их вождя предводили:
Меон младый, Гемонид, обитателям неба подобный,
И Автофонов сын, Ликофон, ненасытимый боем.
Но Тидей и для них жестокий конец уготовил
Всех поразил их и  дал лишь единому в дом возвратиться;
Меона он отпустил, покоряяся знаменьям бога.
Так был воинствен Тидей этолиец! Но сына родил он
Доблестью бранною низшего, высшего только витийством".

Ни слова в ответ не произнес ему храбрый Диомед. С почтеньем выслушал укоры почтенного саном владыки. Но возразил Агамемнону Сфенел благородный:

"Нет, о Атрид, не неправдуй, тогда как и правду ты знаешь,
Мы справедливо гордимся, что наших отцов мы храбрее:
Воинство  в меньшем числе приведя под Арееву стену,
Знеменьям веря богов и надеясь на Зевсову помощь.
Наши ж отцы своим безрассудудством себя погубили.
Славы отцов не равняй, Агамемнон, со славою нашей!"

Но грозно прервал его речь могучий царь Диомед:

"Молча стой, Капанид, моему повинуясь совету:
Я не вменяю в вину, что владыка мужей Агамемнон
Дух возбуждает к сражению пышнопоножных данаев.
Слава ему, предводителю, если данайские мужи
Мощь одолеют троян и святый Илион завоюют;
Тяжкая горесть ему же, когда одолеют данаев.
Но устремимся и сами воспомнин кипящую храбрость!"

И с высот колесницы с оружием прянул на землю. И так страшно медь зазвучала, что "мужа хроабрейшего обнял бы ужас".

Автор сравнивает битву с неукротимой морской стихией:

"Словно ко брегу гремучему быстрые волны морские
Идут, гряда за грядою, клубимые Зефиром ветром;
Прежде средь моря они воздымаются; после, нахлынув,
С громом об берег дробятся ужасным, и выше утесов
Волны понурые плещут и брызжут соленую пену,-
Так непрестанно, толпа за толпою, данаев фаланги
В бой устремляются"...

Словно сокол, Автор взмывает ввысь и парит над идущими рядами, обозревая и сопровождая одобрительным криком:

"Данаев фаланги
В бой устремляются; каждой из них отдает повеленья
Вождь, а воины идут в молчании; всякий спросил бы:
Стлько народа, идущего в персях, имеет ли голос?
Вои молчат, почитая начальников: пышно на всех их
Пестрые сбруи сияют, под коими шествуют стройно."

В то же время трояне стояли, точно как овцы, "все непрестанно блеют, отвечая блеянью агнцев":

"Крик такой раздавался по рати ахейской;
Крик сей и звук их речей не у всех одинаковы были,
Но различный язык разноземных народов союзных."

По слвам Автора, "их возбуждает Арей, а данаев Паллада Афина, Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря, бога войны, мужегубца Арея сестра и подруга":

"Малая в самом начале, она пресмыкается; после
В небо уходит главой, а стопами по долу ступает.
Распря, на гибель взаимную, сеяла ярость меж ратей,
Рыща кругом по толпам, умирающих стон умножая".

И грянул бой! Автор, точно военный стратег, внимательно следит за происходящим и подробно передает нам все, что разворачивается прямо у него на глазах:

"Рати, одна на другую идущие, чуть соступились,
Разом сразилися кожи, сразилися копья и силы
Воинов, медью одеянных; выпуклобляшные разом
Сшиблись щиты со щитами; гром раздался ужасный.
Вместе смешались победные крики и смертные стоны
Воев губящих и гибнущих; кровью земля заструилась"...

И Далее: "Загорелося дело,-
Яростный бой меж троян и ахеян: как волки, бросались
Вои одни на других; человек с человеком сцеплялся"...

И падают воины один за другим, а Певец считает падающих бойцов: "грянулся он, как великая башня средь бурного боя", "и на землю нечистую пал он, как тополь", "и упал он близ мертвого мертвый"...

Падает друг Одиссея, и гневом наполненный герой, желая расквитаться с врагами, выбирает жертву - Демокоона уметил, мужа могучего, побочного сына Приама: "Пикой его Лаэртид, раздраженный за друга, уметил прямо в висок: на другую страну сквозь висок просверкнула острая пика,- и тьма Приамидовы очи покрыла: с шумом на дол он упал, и взгремели на падшем доспехи"...

Аполлон раздраженный, глядя с Пергамских высот, возбуждал троян, восклицая:
"Конники Трои, вперед! Не давайте вы бранного поля гордым ахейцам!"

Но Афина Паллада воинов ахейских, быстро носясь по толпам, возбуждала...

"Тут Амаринкова сына, Диора, судьба оковала:
Камнем он был поражен рукометным, жестоко зубристым...
И, навзничь, шатаяся, в прах Амаринкид
Грянулся, руки дрожащие к милым друзьям простирая,
Дух предающий"...

"Много и храбрых троян, и могучих данаев в день оный
Ниц  по кровавому праху простерлося друг после друга..." - и Певец умолкает, предоставляя нам время прийти в себя и подумать об ужасах войны...

Подпись
И.Г. Едрец