Интересный случай

…Выпивали.
-Это что! – Воскликнул Иван Иваныч, радостно потирая руки. – Это что! У Арнольда Николаича, покойника, какой пациент был! Какой пациент! Сказка, а не пациент!
-У покойника! – Не понял Ветров.
-Что же в нем сказочного? – Спросил менее захмелевший физик Ткачевский почти одновременно с уфологом.
-Ныне покойника, царствие ему… - Ответил Иван Иваныч, по новой разливая коньяк в пузатые бокалы. От Бога был психиатр, между прочим. А пациент – сказочный! Знаете, почему?
Ветров, Ткачевский и Иван Иваныч составили вместе наполненные бокалы, произведя при этом звук чуть более громкий, чем производят чокаясь, интеллигентные люди, свидетельствующий, что сидят они на тесной кухне у Ткачевского уже давненько, и что, скорее всего, позади себя оставили уже одну бутылку, а возникшая на столе бутылка вторая пуста, по крайней мере, на половину.
-Не имеем понятия! – Пророкотал Ткачевский, закусывая коньяк долькой лимона.
-Ну, прямо чудо был, а не пациент. – Глаза Иван Иваныча, врача-психиатра, блестели, на лбу обильно выступил пот. – Писатель был, не из последних. С самими Стругацкими был на «ты», между прочим. Но! – memento mori, как говорится. Вернее, memento dementiam… Поехал литератор, и знаете, на чем?
-На чем? – Откликнулся эхом Ветров.
-А вот на чем. Времена были давние, советские. Столкнулся он лицом к лицу с цензурой, ну там, Главпур с Массолитом…То не пиши, это переписывай, там подправь, да тут заретушируй… И стало ему казаться, что в текстах у других авторов он начал видеть те места, по которым прошелся цензор.
-Ну и что? – Не понял Ткачевский. – По мне, так это литературное чутье, но уж никак не…
-Да, на диагноз не тянет…Мне кажется. – Перебил его Ветров. – Прозит!
Все трое выпили еще по одной. Уфологу показалось, что кухня чуть заметно качнулась и отвалила от причала в свободное плавание с заметным креном на левый борт.
-Не тянуло бы, кабы он не начал сам чужие романы переписывать. Сообразно своим представлениям, что в них быть должно, а чего быть не может никак. Так сказать, литература без цензуры. И на кого замахивался – на классиков! Забавно получалось, ей-Богу!..  Шолохова, например, с Симоновым, вы бы вообще не узнали…А уж что он сотворил с Белой гвардией – это будет посильнее «Фауста» Гёте! И все бы ничего, если бы этот правдоруб не начал свои произведения носить по разным редакциям. Тут-то он и попался, голубчик.
-И что, вылечили его? – Спросил Ткачевский, вновь откупоривая бутылку.
-Да как вам сказать… - Иван Иваныч откинулся на спинку стула и устало потер глаза. – В психиатрии многое в принципе не лечится…Ну, переключили его на литературу 19 века, вроде как он с царской цензурой борется – и вроде бы ничего. Засел он за Толстого…Тоже ничего получалось. Но как-то, знаете, не по-нашенски, что ли…Не по-русски. Как будто в переводе читаешь. Он и сейчас что-то кропает, по-моему…
-Да, интереснейший случай! – Ткачевский разливал коньяк. – Мы такие собираем для…Ну словом, хотим издать что-то вроде монографии, самые удивительные парадоксы человеческого разума. Вот и Ветров, мой друг, много материала набрал в своей среде, среди уфологов. А, Иван? 
…Но уфолог Ветров уже мирно спал, подперев щеку кулаком.