Мои спасители

Сейчас, когда у меня есть возможность кое-что анализировать не на уровне эмоций, а вполне взвешенно, я могу сказать, что от рождения я не был крепким человеком. Конечно, не хлюпиком, как многие, особенно из нынешнего молодого поколения, привыкшего проводить время у компьютера, но и крепостью мускулатуры от рождения я не отличался.  Родился я недоношенным, всего 2200 граммов весом, как очень многие послевоенные дети.  И вполне мог умереть, если бы не кудесник, врач Нечаев, который в середине 40-х годов был всем в нашем поселке – и хирургом, и терапевтом, и гинекологом. Вот что мне рассказала по поводу моего рождения наша соседка – Агния Иннокентьевна Кокорина, которая навещала вместе с моим отцом родильницу  в больнице:
- Нам врач Нечаев сказал, что и мать, и дитя очень плохи. Но мать выходим, а вот на счет ребенка не могу сказать.
Но благодаря усилиям врача и других медицинских работников жизнь мне сохранили, а потом уже дома уход и заботы родителей и той же бабы Аги, как в нашей семье называли Агнию Иннокентьевну,  позволили мне стать крупным ребенком. Но весьма болезненным, и этому причиной  были врожденные состояния, о которых я расскажу позднее. 

Нечаев спас очень многих людей. Как многие талантливые люди, он был чудоковат. Как мне рассказали  родители, когда Нечаев заходил в дом, кланялся и говорил: «От лица до яйца низко кланяюсь вам».  Я не запомнил его, мал был, когда он нелепо погиб.  Поехал за лекарствами для больницы в районный центр. В тот год на Амгуни была низкая вода, и катера не могли ходить через перекаты. Поэтому Нечаев поплыл на моторной лодке.  На обратном пути задремал. Пошел дождь, и сердобольный лодочник  накрыл его брезентовым плащом.  А туда проникали выхлопные газы от маломощного мотора Л-3. И Нечаев задохнулся. Его похоронили  на хребте между двумя природными достопримечательностями Херпучей -  горами Каланча и Дубовка, откуда открывалась панорама нашего поселка. Долгие годы  за этой  могилой ухаживали благодарные жители, но если судить по последним фотографиям из родных мест, могила выглядит неухоженной. Короткой оказалась память у людей.  Но вот многие  мои земляки из нашего поколения помнят своего спасителя – доктора Нечаева.

Так что  до тех пор, пока я не стал заниматься спортом, я очень часто болел, особенно простудными заболеваниями и ангиной.  А потом физическая подготовка и закалка организма дали свои плоды и к окончанию школы я стал вполне гармонично развитым юношей, лучшим легкоатлетом не только школы, но и района имени Полины Осипенко.  При углубленном медицинском осмотре по линии военкомата у меня не было выявлено серьезных отклонений в состоянии здоровья, разве только на ЭКГ нашли неполную блокаду правой ножки пучка Гиса, которая у меня сохранилась до операции на сердце. За время учебы в школе у меня случалась лишь одна потеря в организме – удалили зуб по случаю кариеса.

Но вот за годы учебы в институте я потерял и несколько зубов, сломал при незначительном ударе кость на левой кисти. Это было связано с тем, как я выяснил много позже, что у меня врожденная магниевая недостаточность.  А магний нужен для усвоения кальция, который и  придает крепость зубам и костям. И пока я хорошо питался дома полноценной пищей, магния в организм поступало с избытком, и с кальцием все было нормально.  А перешел на пищу в студенческой столовой, и микроэлементов стало не хватать организму.  Все это я узнал намного позднее, от профессора Хабаровского медицинского института Наталье Владимировне Ворониной, которую считаю вторым своим спасителем.  Дело в том, что магниевая недостаточность приводила к образованию оксалатных камней в почках, из-за чего я подвергся операции на почке, а потом в течение 15 лет «рожал камни», испытывая мучительные боли. И если бы не Воронина,  это продолжалось бы до сих пор, но скорее всего,  хронической почечной недостаточностью в относительно молодом возрасте.

Во время учебы в институте мне удалили миндалины, или гланды.  Сделал операцию доктор Хорук, который в те годы еще не был кандидатом наук и работником медицинского института, а рядовым врачом-ординатором ЛОР-отделения 2-й городской больницы города Хабаровска.  Я прошел снова медицинское обследование по линии военкомата, и меня признали совершенно здоровым, годным к службе на подводной лодке, где самые жесткие требования к состоянию здоровья.

Таковым, т.е. совершенно здоровым, я чувствовал себя до 1980 года, когда среди полного здоровья у меня началась почечная колика,  и всё закончилось операцией на правой почке и мочеточнике.  Делал операция заведующий урологическим отделением 10-й городской больницы города Хабаровска Виктор Леонов. Операция прошла успешно, но потом долго не закрывался свищ из почки, держалась температура и высокое СОЭ.  Все это свидетельствовало, что в организме, вернее, в почке, есть инфекция, с которой борется мой организм. Попытки помочь ему в этой борьбе инъекциями пенициллина не давали результата. Мои ягодицы от уколов стали как камень, но свищ не закрывался.  Я настоял на выписке из отделения.  И уже в амбулаторных условиях, после обращения к хирургу 11-й городской больницы Леониду Жесткову, который назначил посев и выявил, что в почке властвует синегнойная палочка, на которую пенициллин не действует, вылечился с помощью нескольких уколов другого антибиотика.

Через год почечная колика напомнила о себе, но операция не потребовалась, камень  прошел весь мочеточник и вышел из организма самостоятельно.  И потом такие приступы продолжались долгих 16 лет, чаще ежегодно, но бывало и по 2 раза в год.  Проводилась симптоматическая терапия, камень выходил после мучительных болей, и я ждал следующего приступа. Пока профессор Воронина не положила конец моим мучениям.  Мы несколько раз разговаривали с Натальей Владимировной, а однажды летели в Москву и обратно на одних самолетах и разговаривали весь полет.  Оказалось, что Воронина, которую я знал еще ординатором терапевтического отделения 3-й городской больницы  и парторгом этой больницы  (Прим. –  встречались  на курсах для секретарей партийных организаций учреждений здравоохранения), очень неординарно-мыслящий врач. Она мне поставила диагноз врожденной магниевой недостаточности за 10 лет до того, как об этом стали говорить в официальной медицине.  Она же путем регулярно приема препаратов магния вылечила от приступов стенокардии через два года, хотя врачи-кардиологи не могли это сделать.  Наталья Владимировна стала заведующей кафедрой, проректором по науке Дальневосточного медицинского университета, как в «демократической» России стал называться Хабаровский медицинский институт.  Но после моего отъезда в Сибирь её следы для меня потерялись. И очень жаль. Думаю, если бы я продолжал наблюдаться у неё, инфаркта миокарда бы избежал.

Длительный недостаток в моем организме магния и в следствие это и кальция, сказались.  У меня развился двусторонний коксоартроз и потребовалось протезирование тазобедренных суставов. Правый мне успели прооперировать в Сургуте, пока я жил в Ханты-Мансийском автономном округе-Югре. Оперировали под спинномозговой анестезией,  так что я слышал, как мне отпиливали кость. Потом врач поднес кость к моим глазам и показал, что хряща на суставной поверхности практически не было.  Но назвать этого доктора своим спасителем я не могу, это рядовая операция,  они сейчас делаются тысячами в нашей стране. У меня она продолжалась 55 минут.

Но зато другого доктора – профессора Александра Михайловича Чернявского из НИИ кардиологии имени Мешалкина в Новосибирске – таким словом могу назвать с полным основанием.  Дело в том, что операции, подобные той, что он сделал мне,  не очень часто делаются, и летальность после  них составляет больше 10%.  Почему мне пришлось делать такую сложную и рискованную операцию, сейчас поясню.  После обширного инфаркта миокарда у меня образовалась аневризма. Это как грыжа на колесе, которая в любой момент может лопнуть. Автомобилисты с этим встречаются, в таких случаях надо менять камеру на колесе. Но мне менять сердце не пришлось, потому что профессор иссек эту грыжу левого желудочка сердца, вытащил из полости большой тромб, после закупорки которым аорты я мог мгновенно умереть, потом зашил дырку в сердце так называемым «матрацным» швом (Прим. -  обычный шов не годится, может прорезаться, ведь сердце постоянно сокращается) и сверху наложил синтетическую заплатку, чтобы шов не разошелся. И в заключение сделал еще и аорто-коронарное шунтирование.  Вся операция проводилась с помощью аппарата искусственного кровообращения несколько часов.  Операция была сделана ювелирно, ни капельки крови не поступило из трех дренажей, оставленных в сердечной сумке.  Так что в день 27 ноября я отмечаю  второй день рождения, и за это я обязан замечательному кардиохирургу Александру Михайловичу Чернявскому, одному из пионеров внедрения операций при аневризмах в нашей стране. Он блестяще проводит и пересадку сердца, как раз во время моего пребывания в клинике была сделана такая операция одному из больных.

Наверно, в жизни каждого человека наступает период, когда он оглядывается на прошлую жизнь.  Так уж устроен человек, что дольше помнятся хорошие моменты в жизни и не очень такие, когда ему приходилось испытывать трудности.  Но все же жизнь многообразна, и  плюсы и минусы присутствуют у всех.  Если исходить их этих позиций, то я считаю,  что в моей жизни случилась победа  плюсов над минусами, но с небольшим преимуществом.  И не только в жизни, но и в состоянии здоровья.  Я живу немного дольше, чем среднестатистический россиянин, и этому поспособствовали мои спасители,  а именно доктора Нечаев, Воронина и Чернявский. Низкий им поклон от меня.