Варвара

Тёмной зимней ночью, когда на улице метель мела и ветер свирепо выл, в ауле Белади в доме Сакинат Суракатовны собрались родственники, соседи, просто пришедшие с соседями их соседи, остановившийся на ночлег, шедший на мельницу, путник Абдула, привёзший почту и не успевший уехать к себе домой из-за быстрого наступления ночи и метели, почтальон Молла-Магома, аульские парни, известные лихачи и щеглы, кто в пиджаке, кто в тулупе, кто в ватных латанных штанах, пришедшие просто убить ночь. Словом все те, кто в горском ауле в длинные зимние ночи с поводом и без особого повода могут собраться у кого-то в доме, где гудит печка-буржуйка, на печке варится хинкал с горской колбасой, кипящий и бурлящий в казане с шумом, паром и пузырями: «Хвар-хвар-хвар … буль-буль-буль …». Тепло, гудящая печка, запахи варящегося хинкала, улыбающиеся лица радостных хозяёв, воющие метель и ветер за окном, дрожащие стёкла низких окон … создавали в доме атмосферу удивительной радости, любви и надежд в душе людей, уставших от дневных трудов и неурядиц. Хотя каждый радовался в это время чему-то своему, но все эти люди радовались ещё и друг другу в этом диком суровом ущелье, за то, что они вместе, за то, что они могут улыбаться и собираться, когда за окном ночь и воет вьюга, за то, что каждому казалось, что все они помогут ему в трудную минуту. Здесь каждый понимал, что радость, тепло и улыбка, подаренные им кому-то обязательно возвращаются, и греют снова его и его близких. Редкий звон медного таза, доносящийся ночью в метель издалека «Гвау-у-у-у … гвау-у-у-у …» вселял в душу ощущение вечности звуков, жизни, метели, ветра, людей, ущелий, снегов … Как будто всё это было и тысячи лет назад. Аул Белади находился настолько глубоко в тесном ущелье, что даже орёл с неба его с трудом замечал.
Сакинат Суракатовна получила сегодня письмо от сына Галбацдибира из Нижегородской области о том, что он хочет приехать в родной аул со своей невестой Варварой, как раз через две недели. Весть это за считанные часы облетела небольшой аул Белади, и к утру даже дошла до соседнего аула Шигари, хотя достоверно известно, что никто с вечера за пределы Белади не выходил. В своём письме Галбацдибир не то, что спрашивал разрешения родителей, можно ли ему жениться на Варваре, и можно ли приехать с ней домой в Белади, но как бы уведомлял их о своём решении жениться на Варваре и приехать домой. На самом деле Галбацдибир ждал ответа родителей, одобрят ли они его решение, как они отнесутся к нему. Если родители полностью не одобрят женитьбу Галбацдибира, то ехать в Белади с Варварой было незачем.
Хмурая старушка Шумейсат, сидевшая на войлоке, распластав ноги вперёд, была очень недовольна, и сказала, что Варвара не нужна в Белади, что она не сможет делать те работы, которые делают наши женщины и девушки, и что она рада не будет, приехав в Белади. «Оставьте Варвару. Пусть едет домой Галбацдибир…», - сказала она, натягивая сползающий коричневый чулок на левой чуть-чуть искривлённой ноге, согнутой в колене. Сакинат Суракатовна, добрая женщина в пёстром старинном платке не знала, что ответить Шумейсат, и молчала. Она очень переживала и беспокоилась. «Кто такая Варвара … Какая она из себя … Красивая ли она… Что скажут люди … Запрети ему жениться на Варваре, что его ждёт дальше …», - думала она в этот вечер.
Её дочка Синглисат, вдова, оставшаяся после смерти мужа с двумя тощими мальчиками-близнецами, высокая белокурая женщина, молчавшая всё время, начала, удобно располагаясь на полу: «Шумейсат, у Вас сколько сыновей?». Шумейсат, нехотя, тихо, как бы жалея, что вообще сказала своё мнение, ответила: «Двое …». «Где они сейчас?» - снова спросила Синглисат, как если бы начинала актриса на сцене театра, много раз повторявшая свою речь и манеру. «Как где? А где им быть? Старший сын в тюрьме. Младший на днях собирается жениться …», - ответила Шумейсат. «Четвёртый раз …, если я не ошибаюсь. Правильно?» - спросила Синглисат, склонив своё конопатое, и в тоже время нагловатое лицо вправо. «Правильно … И всё потому, что Вы диктовали им на ком женится, и как жить, и командовали их жёнами каждый день … Поэтому они не ужились ни с кем. И в тюрьме оказался старший всё потому, что жена была непутёвая …», - продолжила Синглисат говорит, хотя выглядело это с её стороны немного бессовестно, но правдиво. «А мы не хотим навязывать брату кого попало, и мы не хотим вмешиваться в его жизнь, и разрушать его судьбу … Если решили, любят друг друга, пускай везёт Варвару в аул. Может она образованная, может ей не придётся делать ту тяжёлую работу, которую мы делаем. Да если и придётся, мы научим, поможем …. Может она будет учительницей в нашей школе. Там же нет ни одного учителя, который умеет нормально по-русски разговаривать …», - закончила Синглисат так, как будто это было решающее слово, и Варвару уже везут в Белади. В комнате наступила тишина. Слышно было только, как в печке трескаются горящие дрова, освещая противоположные углы комнаты, плохо освещённые керосиновой лампой, и как группа молодых людей, тех самых аульских щеголей играют в карты на полу недалеко от печки. «На тебе «шестёрку», оловянная ты голова … Отбей и иди к «Худому» … «Худой» возьмёт … уверен. Потому что он привык брать, и потому что он худой …» - сказав это, шлёпнул звонко атласной картой по деревянному полу самый наглый из них, рыжий парень с бородкой, в кепке, одетой задом наперёд. Сделав это, и уверенный, что «Худой» действительно поднимет карты, он повернулся к старушке Шумейсат: «Что вам нужно от Варвары? Теребите, пожалуйста, свою шерсть на крыше своего дома  … А Варвара пусть едет … Мы хоть одного иностранного человека увидим …». Шумейсат тут же, поправляя платок на голове, ответила: «Ты сначала научись кепку правильно одевать … Ты же ничего не знаешь, и ничего не понимаешь, кроме, как в карты биться … А я жизнь видела. Варвара не сможет здесь жить. Это будет для неё каторга … А тебе лишь бы «унистранок ..» увидеть …». Рыжий щегол махнул рукой, и отвернулся к игре, посчитав, что старушку бесполезно убеждать. Абдула, шедший на мельницу, пожилой человек, с круглым лицом, в сером, не коротком и не длинном пальто, произнёс негромко, посмотрев на печку: «В нашем ауле тоже было … Трудно ей будет здесь. Но уладить надо …». Но никто не мог понять, как следует улаживать, то ли женившись на Варваре, то ли не женившись на Варваре. К тому времени заварился хинкал в котле, и мысли о Варваре постепенно стали вытесняться запахами мяса, галушек, чеснока, бульона … Если и произносили перед тем, как сесть кушать, имя Варвары, то только для приличия перед хозяевами, чтобы показать, что и он тоже переживает за дело хозяев дома, чей сын Галбацдибир женится на Варваре, и чей хинкал предстоит покушать.
    В солнечный зимний день Сакинат Суракатовна с мужем Махмудом поднялись в свой родовой хутор, который находился далеко на вершине горы над аулом Белади. Там была скотина, которую ежедневно нужно было кормить и поить. Её муж Махмуд, был человеком немногословным, но хозяйственным, и даже мастеровым. Махмуд, бывая в хуторе, каждый раз подсчитывал запасы сена - хватит ли до весны. Он любил знать наперёд, особенно, что касается дел зимних.  Зима в Белади была долгая и снежная. Махмуд любил повторять слова своего дедушки: «Кто летом не знает, что зима придёт, тому в Белади лучше не жить». Когда Сакинат Суракатовна, дожидаясь возвращения скотины с водопоя от родника, сидела на солнце перед каменной стеной, ей показалось, что далеко на снежных склонах противоположных гор на солнечной стороне обозначились два чёрных предмета. «Не то люди, не то звери», - подумала она. Определить было нелегко, так как место это было очень далеко, хотя было солнечно. Если бы  кругом не было бы снега, то заметить их было бы невозможно на таком расстоянии. «Может быть, это ничто, а тёмные камни, которые мне кажутся движущимися …», - подумала она, и отвлеклась на другое. Через некоторое время Сакинат Суракатовна заметила, что те две точки действительно движутся, но ещё не понимала, люди ли это или звери дикие. Дело в том, что в аул Белади вели только пешие тропы. Автомобильная дорога доходила только до ближайшего аула Готрода в восемнадцати вёрстах от Белади.
      Сакинат Суракатовна мужу ничего не говорила про Галбацдибира и Варвару. Она и других попросила, чтобы пока ничего ему не сказали. Она не была уверена, что Махмуд одобрит решение сына жениться на Варваре, русской девушке из Нижегородской области, и приехать жить в Белади. Она собиралась сказать ему это каждый день, но каждый день думала: «Нет, не сегодня скажу, а завтра или послезавтра …». Сакинат Суракатовна понимала, что Махмуду нужно сообщить об этом, но почему-то тянула изо дня в день, боясь, что Махмуд будет против решения сына. Она всё больше начинала верить в решение Галбацдибира и Варвары быть вместе. За эти дни она много раз вспомнила в подробностях жизнь Галбацдибира, начиная с младенчества. Она знала, какой он трудолюбивый, ответственный, сильный, и она была уверена, что Варвара, которую он выбрал, которая ему понравилась, это хорошая, красивая и умная девушка. Чем больше она так думала, тем больше она начинала жалеть Галбацдибира и Варвару, и тем больше ей становилось стыдно писать сыну письмо с неприятием его решения жениться на Варваре. Иногда она начинала сомневаться в своих же догадках и представлениях о Варваре. «А вдруг она совсем не такая хорошая, умная …. Может она наглая, грубая, недобрая … Нет, мой сын может дружить только с хорошей девушкой …. А как я буду с ней разговаривать… Я же не знаю русского языка», - думала она.
     Те два существа на дальней снежной горе перемещались всё ниже по склонам в сторону аула Белади. Сакинат Суракатовна уже определила, что это два человека, а никакие ни звери. Но шли они слишком медленно, что показалось Сакинат Суракатовне странным. До полудня она забыла про них. «Мало ли какие из беладинцев возвращаются домой … Или может гости идут к кому-то в Белади», - подумала она, собираясь возвращаться в Белади из хутора. Но когда они с Махмудом стали спускаться из хутора домой в Белади, она снова обратила внимание на двух человек, которые шли по снежным склонам в Белади, часто останавливаясь. Она подумала: «Может быть точно также однажды Галбацдибир и Варвара тоже прибудут в Белади ….». Спускаясь из хутора ближе к Белади, Сакинат Суракатовна заметила, что те два человека, мужчина и женщина, которых она наблюдала, раньше их дошли до аула.
Повернувшись по узкой аульской тропинке, Сакинат Суракатовна увидела в своём дворе высокую стройную девушку в ярко красном пальто и белой вязанной шапке, около которой стояли ещё несколько аульских девушек и женщин. Сердце Сакинат Суракатовны стало биться быстрее. «Неужели это Варвара и Галбацдибир приехали …», - подумала она. В красном пальто ещё никто никогда не приезжал в Белади. Просто не приезжал и всё. Красные кофты, рубашки, платья бывали, но красное пальто здесь впервые. Сакинат начала волноваться, не зная, как мужу объяснить, как подойти к Варваре, что ей сказать … «Я же не знаю русского языка … А по аварски она ничего не поймёт, люди посмеются, если я по аварски скажу …, а скажу по русски, они ещё больше посмеются, потому что это будет выглядеть смешно и непонятно …», - думала она, чувствуя, что она краснеет и волнуется. Когда до дома оставалось совсем немного, Сакинат опять пришла мысль: «О Аллагь, действительно ли я не ошибаюсь … Действительно ли это Варвара … Я же не вижу ещё Галбацдибира ….». В это время из дома во двор вышел Галбацдибир, оставив внутри куртку и шапку, сопровождаемый младшим братом Идрисом, и улыбаясь повернулся в сторону приближающихся родителей. Галбацдибир был среднего роста смуглый парень, с короткой причёской тёмных прямых волос, чуть причёсанных на бок, на вид не совсем крепкий, но и не сказать, что худой, а такой, какие обычно бывают все средние горские парни. В семье все важные хозяйственные дела были на нём, так как он был старший из двух сыновей. Младший брат Идрис учился в школе. Старше Галбацдибира были ещё две сестры – Салисат, жившая с мужем недалеко от родительского дома, и Синглисат, вдова с двумя детьми, тоже жившая отдельно на краю аула в старом каменном доме. Только теперь Сакинат поняла, что девушка в красном пальто ни кто иной, как Варвара, что те самые два тёмных силуэта, которые она наблюдала из хутора далеко на снежных склонах, были эти два человека, глядя на которых она подумала: «Может быть точно также однажды Галбацдибир и Варвара тоже прибудут в Белади …». Сакинат хотела сказать мужу, шедшему сзади неё, удивлённо смотревшему на странных людей около дома: «Наш сын Галбацдибир приехал с невестой, русской девушкой Варварой. Мы получили письмо об этом несколько дней назад. Тебе просто не успели рассказать …», но быстро поняла бессмысленность этого разговора в этот короткий момент, и не стала ничего говорить. Варвара первой поздоровалась с подошедшими родителями Галбадибира: «Здравствуйте Сакинат! Здравствуйте Махмуд!». «Это девушка невеста Галбацдибира … Её зовут Варвара…», - сказала родителям стоявшая рядом сестра Галбацдибира Салисат. На мгновение наступила тишина. Отец Галбацдибира Махмуд, поздоровавшись с сыном, ничего не сказав, зашёл домой. Сакинат обняла Варвару и, волнуясь, и сбиваясь, приветствовала её и Галбацдибира на аварском, обращаясь к Галбацдибиру, чтобы он перевёл её слова Варваре. Она держала руку Варвары в своих руках и продолжала говорить на аварском: «Не волнуйся. Мы все рады тебе, потому что ты невеста нашего сына. Мы все будем тебе помогать. Не переживай …». Женщины и девушки, кто с детьми, кто без детей, стали постепенно стекаться к дому Махмуда и Сакинат, чтобы их поздравить и сказать им добрые и утешительные слова. Весть о приезде Варвары и Галбадибира стала распространяться по Белади и соседним с ним аулам подобно снежной лавине.
       Отец пригласил Галбацдибира к себе и тихо спросил, совершался ли обряд бракосочетания в мечети. Галбацдибир ответил, что обряд бракосочетания они прошли ещё перед выездом домой в мечети в Нижнем Новгороде. И больше Махмуд ничего не спросил у сына. Оставшись один, он долго и задумчиво смотрел на побеленную стену перед собой, изредка подходя к окну, откуда он видел собирающихся во дворе людей.
На другой день с утра кто пешком, кто на лошади, кто на ослике в Белади потянулись из соседних аулов с разных сторон по горным снежным тропинкам друзья Галбацдибира, родственники, просто кунаки, знавшие его семью. Дело в том, что Галбацдибир был уважаемым парнем среди своих ровесников не только в Белади но и в соседних окружающих Белади аулах. Молодых парней, первых аульских щеглов, лихачей, картёжников объединяла какая-то загадочная солидарность, присущая только им, и понятная тоже только им самим. Они запросто могли собраться в любом соседнем ауле, чтобы помочь своему другу в стройке, в стрижке овец, в сенокосе, на молотильной площадке … А зимой редкий день проходил, чтобы они ватагами не собирались ночью на вечеринки в разных аулах, где девушки теребили и чесали шерсть, или рушили кукурузу, танцевали горские танцы, соревновались в песнопении, в острословии … Они легко преодолевали и десять и пятнадцать вёрст ночью по горным дорогам, посещая такие вечеринки, под утро возвращались домой, а утром шли, как ни в чём не бывало, на работу в хутора, в леса, в поле … Так могла только юность, со свойственной только ей отчаянностью, удальством, беспечностью, бравадой, разгульностью … С пустыми руками никто не шёл на свадьбу Галбацдибира. Кто-то вёл овцу, кто-то козу, кто-то вёз на ослике мешок картошки, а кто-то вёл бычка упитанного …, а кто ничего не вёл и не нёс, у того в кармане были двести или пятьсот рублей в качестве подарка. Никто их ни звал, никто ещё не назначил дату свадьбы, да и вообще, никто ещё не знал, будет ли она ... А народ валил и валил в Белади. Так было принято у горцев, когда на свадьбу мог прийти любой желающий, и все ему были рады, лишь бы вёл себя достойно.
     В Белади шёл на свадьбу и Молла-Магома, ведя ослика за поводья, тот самый почтальон, который гостил в ту холодную ночь в доме Сакинат Суракатовны. На вопрос двух юношей, шедших за ним следом: «Вы хоть зачем идёте в Белади, Мола-Магома? Сидели бы себе около горячей печки дома и картошку бы жарили …». Молла-Магома, остановившись и повернувшись назад к юношам ответил, трясся указательным пальцем: «Я же принёс письмо родителям Галбацдибира о его невесте Варваре и их приезде в Белади … Почему я не должен приехать на свадьбу Галбацдибира и Варвары … Ещё как приеду … И потанцую там назло вам … Лихачи чёртовы аульские …», - отвечал Молла-Магома, поворачиваясь вперёд на дорогу.
      В полдень во дворе дома Махмуда и Сакинат вдруг забил барабан одиночным тупым стуком, как бы разбегаясь, быстро перешедшим на обычный зажигательный ритм горского танца. Следом засвистела, затрещала звонкая гармошка, которую тянул рыжий и нагловатый парень, косой на один глаз, прибывший из соседнего аула со своей красно-чёрной гармошкой. Он так азартно и свободно тянул гармошку, что временами, закрыв глаза, и склонив лицо вниз, набок, привставал в такт исполняемой мелодии. Потом, открывая сначала один глаз, тот который не косой, тихо садился. Для бывалых людей трюки рыжего гармониста были всего лишь показухой, но для большинства это были признаки виртуозности и высшего мастерства. Через пять минут к ним присоединился старый, но ещё сильный беладинский зурмач (дудист на горской дудке с воронкой «зурна», типа флейты) Якуб. Вид и ощущения Якуба были такие, что со стороны казалось, что он ждал два года этого момента, чтобы показать всю свою удаль и зурмачский талант, которые он не показывал так ярко ещё ни на одной свадьбе. Большие пухлые щёки Якуба, заросшие щетиной, сначала краснели от надувания и напряжения, потом багровели, и потом снова краснели, потому что воздуха во рту и в животе Якуба было столько много, и он знал, куда и сколько его дуть. И барабанщик, и гармонист, и зурмач старались так усердно ещё и потому, что понимали, что это свадьба особая, потому что невеста особая, Варвара, которая приехала из такого далёкого края. Словом, это была историческая свадьба, где барабанщик, гармонист, зурмач могли показать всё, на что они способны, и насколько у них хватит сил.
     На второй день с восходом солнца центральное мероприятие горской свадьбы танцевальный круг или по аварски (да и по беладински) «зухмат» с участием всех и вся переместился со двора Махмуда и Сакинат в центр аула.  Потому что народу было столько, что он просто не помещался в небольших, покатых дворах Махмуда и Сакинат и их соседей. На этих дворах расположились свадебные столы в несколько рядов, куда беспрерывно несли кушанья: хинкал, чурпу, галушки, пироги, чай, бульоны и ещё множество произведений горской кулинарии. А оттуда, покушав, все шли на «зухмат» в центре аула. А потом, ближе к обеду, шли снова к столам кушать, потому что на горской свадьбе можно кушать кому угодно, сколько хочешь и когда захочешь. Пёстрые толпы детей и женщин заполнили плоские крыши аульских домов вокруг свадебного танцевального круга. Вдруг танцевальный круг расступился, и там, в окружении девушек и женщин появилась невеста. Тут и там послышались выстрелы из ружей. Хлопанье руками в танцевальном кругу приобрело взрывной, громовой характер после появления Варвары. Толпы детей и женщин на крышах домов тоже хлопали громко и в такт барабанного ритма. И сразу невесту пригласил танцевать горский танец Абдурахман, бессовестный, но весёлый и худой горец в бараньей папахе и кирзовых сапогах, в расстегнутой на все пуговицы новой ватной тужурке. Варвара, одетая в красное шёлковое платье, в красно-пёстром платке с бахромой, производила неизгладимое впечатление на горскую свадебную публику, которая восхищалась ею, не переставая глядеть на неё с ног до головы. Варвара станцевала на удивление красиво, медленно, но мало, и быстро встала среди девушек, в знак благодарности слегка похлопав ладонями Абдурахману, который от азарта и радости никак не мог завершить пляску.
      Галбацдибир на свадьбе не показывался. Ни в танцевальном кругу, ни за столами, ни где-либо ещё на улице. Такой был горский (в частности, беладинский) обычай, который считал слабостью горского парня открытое участие его вместе с невестой на своей свадьбе. Беладинцы считали непристойным, не скромным, неприемлемым участие жениха на своей свадьбе и его хождение рядом с невестой на публике. Это не укладывалось ещё в негласный устав и требования к юноше, собирающемуся строить жизнь в суровых условиях горского общества, которые отвергали всякую слабость и нежность по сути своей. На горской (беладинской) свадьбе главным героем и артистом являлась невеста. Поведение, вид, взгляд и все тонкости манер невесты вызывали самое пристальное любопытство горской публики и имели решающее значение в их суждениях о невесте, потому что именно невеста являлась тем главным началом и основой создания семейного очага, его характера, его благополучия, его благодати, его состоятельности, его сохранения. Именно она могла влиять, и влияла и на становление характера мужа, главы семьи, его поведение и действия, влияющие на общее благополучие семьи. Так считали беладинцы и их обычаи, и поэтому Галбацдибира не было на свадьбе.
      В танцевальный круг вышел тот самый рыжий парень с бородкой, который играл в карты в доме Сакинат Суракатовны в ту ночь, когда получили письмо от Галбацдибира, и пререкался со старушкой Шумейсат. Он пригласил на танец кого-то из задних рядов, кого долго уговаривали выйти, и кому помогали пробираться в середину танцевального круга. Это оказалась старушка Шумейсат, которая спрятавшись сзади, любопытно и хитро наблюдала за невестой и всем происходящим. Однако, она никогда, ни при каких обстоятельствах  не собиралась выходить танцевать на свадьбе. А рыжий парень, помня в ту ночь её неприятие Варвары, случайно заметив её здесь, решил пригласить её на горский танец, чтобы заодно и показать ей, как она была неправа, и что её мнение ничего не решало, и что в реальности всё бывает по-другому. Шумейсат, улыбаясь, довольно шустро и долго покрутилась, и довольная, ушла на прежнее место, расталкивая толпу, чтобы снова смотреть на Варвару. Рядом с ней сидел старый учитель Устархан, прищурив глаза, пристально следя за танцующей горский танец, Варварой. Он представлял, что это стройная и красивая девушка, может быть, будет учительницей в их беладинской школе …, и он всё время вслух произносил: «Астау пирулла … Астау пирулла … Девушка в красном пальто из Нижегородской области стала женой Галбацдибира, который ещё три года назад был моим учеником … Приехала зимой в далёкий аварский аул Белади, преодолев пешком последние восемнадцать вёрст через снежные хребты и склоны. Казалось бы, уставшая, убитая дорогой, она не должна была встать, а она танцует на второй же день танец горцев на своей свадьбе … и улыбается … Эх, молодость …, где ты осталась …, за какими горами …, как незаметно и быстро ты пролетела … Поистине, господу ведомо то, что нам неведомо. Он, и только он привёл сюда Варвару …