Глава 6. Ходу отседова со всех сторон

Назад, Глава 5. Опрометь: http://www.proza.ru/2018/03/29/966


                – ...Правило номер три: плакать здесь нельзя! Не ныть, не смеяться, не хихикать,
                не чихать, не пукать, не рыгать! Никаких раздражающих звуков! Ясно?
                – А такой раздражает?..
                Кен Даурио, Синко Пол. Гадкий я 1


     Но, к счастью, лететь им пришлось не очень далеко. Этот ход оказался устроенным очень мудро, как раз для скоростной эвакуации – он плавно изгибался в своём пути, так что падающий скатывался внутри него, как с горки. Особенно это хорошо было в их случае, когда они летели в нём один за другим – если бы не эта конструкция, кому-то (а именно безымянной пока бобрунье) пришлось бы туго, поскольку на него (то есть на неё) свалилось бы двое следующих.
     Им удалось почти без усилий пройти несколько изгибов, скольжений, поворотов, а потом наступило ровное место.
     – Бежим! – шепнул Бобриальтер, пробираясь вперёд и давая такого газу, что им пришлось бежать за ним, придерживая дыхание, поскольку воздух был полон пыли.
Этот ход был довольно широким и высоким, в нём можно было бежать в полный рост и вдвоём рядом друг с другом, что Бобриэль и вторая бобрунья и сделали. Долгое время они соревновались, кто же быстрее. Так что даже Бобриальтеру пришлось их останавливать, поскольку бравые бегуньи, увлёкшись состязанием, пробежали мимо нужного поворота.
     И вот наконец они в какой-то комнатке.
     – Теперь опять тише, – всё ещё шёпотом скомандовал он, и они затаились.
     Трудно сказать, сколько они сидели без движения – час, два или больше. Они не только молчали, но и дышать старались меньше. Это успокаивало. Невольно они стали дремать...
     Их разбудил свет.
     Это Бобриальтер вновь разжёг свой фонарик. Устройство его было таким интересным (он совсем не обжигал и рубчатые стёкла усиливали свечение, хотя от того несколько рябило в глазах), что Бобриэль не удержалась и спросила:
     – Надо же какой... Откуда он у тебя?
     – Это очень старинный фонарь, – с важным видом сказал Бобриальтер. – Его сконструировал знаменитый учёный Ингвар Недогоп.
     Бобриэль прыснула:
     – Может, Игорь Непогод? Тоже мне...
     – Откуда ты знаешь? – с расширившимися от удивления глазами хором спросили Бобриальтер и бобрунья.
     – Да просто я его знаю, и всё, – пожала плечами Бобриэль. – Мы живём с ним в одном городе.
     – Да? – ахнули двое. – Расскажи!
     И, так как было ясно, что они не обнаружены, Бобриэль стала рассказывать. Не беспокойтесь, она умела это делать кратко. Да и к тому же есть уже очень хотелось, не говоря о жажде, в чём она, объяснив в двух словах, что у них за город и кто такой Непогод, решилась признаться. Бобриальтер хлопнул себя по лбу:
     – Я болван.
     – Я знаю, – невозмутимо сказала бобрунья. – Но покормить гостью всё же нужно... Прости, что не сообразили, – обратилась она к Бобриэли. – Я Бобриэстер. А ты?
     – Я Бобриэль, – ответила Бобриэль.
     Вот так они и познакомились.
     – Идём с нами, – сказал Бобриальтер, – только теперь опять всё очень тихо, на цыпочках. Мы должны будем пройти через опасные места...
     – О! Опасные места! Обожаю! – с картинным азартом потёрла лапы бобрунья Бобриэстер.
     Бобриальтер только нахмурился и зыркнул на неё сердито. Потом вздохнул, как обременённый тяжёлой ношей воспитания неразумных младенцев, медленно погасил фонарик и вышел из комнаты. Бобриэстер не тронулась с места. Бобриэль, сделавшая было шаг вслед за Бобриальтером, на неё наткнулась.
     – Немножко ждём, – пояснила та.
     Через несколько секунд Бобриальтер вернулся и сообщил, что путь свободен. И они отправились в увлекательное, нескончаемое и мучительное путешествие по Ращепам на цыпочках.
     Человек, как известно, ко всему привыкает. Трудно в совершенной точности сказать, какова степень привыкаемости у Бобриан, но сдаётся мне, что ничуть не меньше. И в самом деле, разве это чем-нибудь меньше, чем вдохновение – идти вот так, в полной почти темноте, прислушиваться к каждому шороху, каждому движению воздуха, когда тебя оглушает стук собственного сердца, встревоженный слух направляя во все концы?
     – Зайдём сюда, – сказал еле слышным шёпотом через некоторое время (кто скажет, какое?) Бобриальтер.
     И они нырнули куда-то вправо и вбок, вползая в узкий лаз почти у пола. Тут, за плотной клеенчатой завесой, был свет и тепло.
     – Ой, привет, Бобриальтер! – пискнул какой-то очкарик из-за маленького верстачка в углу. – А кто это с тобой? Да нет, не ты, Бобриэстер... – и он остановился, ожидая, что гостья представится, что Бобриэль и не преминула сделать. – Очень рад знакомству. А я – Таббояр, Ожжедан Таббояр. Я торк и немного слесарничаю...
     – Ну, он вообще-то не только слесарничает, – вальяжно протянул Бобриальтер, разваливаясь в плетёном креслице возле тумбочки с лампой; абажур её был тоже плетёным, оттого потолок комнаты казался похожим на планетарий.
     – Да нет, Бобриальтер всегда перехваливает... – смущённо улыбнулся торк. – Что я... Вот мои друзья, отец и сын Гастамбиды... – он вынужден был прерваться, поскольку Бобриэль не могла слушать, валяясь на полу от смеха; Бобриэстер же стояла рядом, даже бровью не поведя. – Так вот, – невозмутимо продолжил Ожжедан через минуту, – мои друзья... э-э... – он покосился на Бобриэль, уже готовую опять прыснуть, – они умеют гораздо больше. Я-то всего лишь подмастерьем был у них.
     Не знаю, что такое у Бобриан за реакция на эти вполне невинные имена, но таков уж их характер, весёлый и смешливый. Должно быть, именно поэтому Бобриэль сюда и... Хотя нет, об давайте этом позже.
     – Кстати, Бобриальтер, тебе фонарик подзарядить? – спросил Ожжедан, опять обратившись к предводителю подземных путешественников. – Давай сюда, пока я свободен...
     – А можно я сам? – заблистав глазами, спросил Бобр, вскакивая из кресла и потирая лапы.
     – Ну, давай, давай, – снисходительно усмехнулся Ожжедан и указал лапой на какой-то агрегат в углу.
     Агрегат был похож на велосипед, окружённый кучей каких-то верёвочек, проводков, пружинок, ячеек, ящичков и ещё множеством иных привесков и предметиков. Большинство из них, должно быть, были просто для красоты и вящей эстетической убедительности. Так или иначе, Бобриальтер, сняв с макушки фонарик, вставил в одну из ячей и, взгромоздившись на агрегат, стал крутить педали.
     – Сгоревшее восстанавливается из газа и отходов горения обратно в преждебывшую ткань, – пояснил Ожжедан. – Это известная техническая аксиома И...
     – ...горя Непогода, – закончила за него Бобриэль и улыбнулась его распахнутым от изумления глазам, превосшедшим так в размерах его очки. – Да, я знаю автора всей этой шаляндии.
     – Да-а... – изумлённо выдохнул торк и, плюхнувшись на свой стульчик, стал задумчиво протирать очки. – А он ещё продолжает изобретать? – спросил он через минуту.
     – Нет, – беззаботно ответила Бобриэль, занявшаяся рассматриванием мастерской. – Он обзавёлся семьёй, детьми, возделывает сад, огород и считает изобретательство ушедшим в прошлое детским увлечением... А у вас нет чего-нибудь... простите меня за такое... э-э... в общем, есть очень хочется... – её живот жалобно заурчал и понудил лучшую вожжевательницу сменить тему.
     – А, да! – опомнился торк и помчался, свалив свой стульчик, к тумбочке с лампой. – Тут у меня был запасик... где же... н-да... – сел он на пол рядом с тумбочкой, потирая лоб. – Осталась только смола... Ну... что ж тут... Может, вы будете смолу? – спросил он Бобриэль, глядя на неё снизу вверх. – Это особая смола, очень редкая, я даже не знаю точно её названия и от какого она растения... Она досталась мне здесь, по наследству, от прежнего слесаря. Она не очень питательна, но странным образом даёт силы и даже немного утоляет жажду. Я обычно жую такую, когда работаю. И ум не затемняет объедением, и подкрепляет. Хотите? – и он протянул ей на своей пыльной ладошке какой-то комочек.
     Бобриэль деликатно улыбнулась и взяла. Потом, сдув с комочка пыль, осторожно попробовала жевать. Внезапно на её лице появилась улыбка.
     – Ух ты, – сказала она. – А правда, вкусно!
     – Ну, я рад, – сказал торк и поднялся. – И... наверное, нам надо переместиться.
     – Мы уже очень разогрели собой скалу, это могут почувствовать, – пояснил Бобриальтер, слезая с агрегата. – Спасибо, Ожжедан, мы пойдём.
     – Да, и я тоже, – сказал торк, погасив лампу. – Немножко привыкнем... Ну, пора.
     И они, приоткрыв клеенчатый полог, вышли наружу. Бобриальтер шёл впереди.
     – Забыла спросить, – зашептала вдруг Бобриэль в ухо Ожжедану, идущему вслед за ней и замыкающему их маленькую колонну. – А что случилось с тем... кто слесарничал прежде?
     Но Ожжедан, как ни ждала Бобриэль, идя на цыпочках со склонённой к нему головой, так ничего и не ответил, только вздохнул как-то так... по-особенному, а темнота скрыла то, что выразили его лицо и взгляд. И, думаю, тому не была причиной живительная смола, которую Бобриэль, задавая вопрос, продолжала жевать.
Они шли в полной темноте, ступая и дыша так тихо, что могли чувствовать друг друга лишь по лёгкому веянию воздуха, да милой теплоте, какая заливает сердце, когда какой-нибудь малыш, играя в своей песочнице, поднимет голову и, вдруг увидев тебя, улыбнётся, а не заплачет. Или когда белки и птицы слетаются и сходятся к твоей ладони, полной жалких полуразмокших крошек, смешанных с песчинками и случайной шелухой, и начинают их клевать и есть. Или когда первый весенний ручей на твоих глазах ещё робко и неуклюже пробивает рябой и ноздреватый наст... Да много когда. И Бобриальтер с пещерными своими друзьями, надо сказать, справлялся с задачей растворения и исчезновения в тишине ничуть не хуже Бобриэли, о навыках которой уже столько сказано. И, может быть, даже лучше. Потому что Бобриэль со всего маху вдруг наткнулась на воздух, ставший внезапно чьей-то костлявой спиной.
     – Тише, – подобно сыплющимся песчинкам прошептал Бобриальтер, поводя ушибленными плечами. – Стоим.
     Где-то вдали послышались какие-то шорохи... Затихли... Потом опять... И вновь стало тихо... Они стояли и ждали... Пространство без звуков, без света и всякого образа, без запахов и даже лишённое тепла или холода... Ладони Бобриэли коснулась ладонь:
     – Идём, – это было почти без звука.
     И опять неслышный, плывущий путь в темноте. Тропа вильнула вправо и вниз, потом вновь пошла вверх, и опять вверх, и потом налево, – они словно бы обогнули самих себя.
     Тут было влажно, пахло сыростью, да и шёрстка покрылась мелкой, как мука, изморосью. Тропка пошла ещё выше, делаясь ступеньками, становясь винтовой лестницей, выводя их на какую-то площадку...
     – Прижмись спиною к стене... – шепнул Бобриальтер. – Иди боком...
     Стопы Бобриэли вдруг коснулись воды и она улыбнулась. Они по мелководью обходили какой-то водоём. И вот также, спиной, они ввалились вдруг в нишу, ставшую входом в пещерку, где был свет. Да, здесь был свет! И ещё очень вкусно пахло.
     Когда Ожжедан, оказавшийся цепочке последним, закрыл за собой клеенчатую завесу, Бобриальтер упал навзничь на пол пещерки и, набрав воздуха полную грудь, медленно выдохнул. Бобриэль улыбнулась и присела на краешек каменного топчана.
     – Эй, на стол не садись! – буркнула ей Бобриэстер, доставая из нишки в стене какие-то мешочки, пакетики и прочие чудесные вещи.
     – Прости, – ответила Бобриэль и, прислонившись спиною к стене, села на пол, обняв лапами коленки.
     – Чего «прости»? – всё так же хмуро произнесла Бобриэстер, на миг остановившись. – Помогай давай.
     Думаю, им хватило нескольких секунд, чтобы накрыть на стол, поскольку в семье Бобриэли это делала всегда она.
     – Стой-стой-стой... – брови Бобриэстер взлетели вверх. – Это же ещё размочить надо... Ага, вот тут.
     В стене возле нишки пролегал желобок, в котором тонкой струйкой текла вода, уходя куда-то под вглубь пола.
     – Это один из наших складов и, соответственно, кухня, – потягиваясь всем телом и зевая, сказал Бобриальтер и поднялся. – Сейчас ты попробуешь, что мы тут едим, – он улыбнулся Бобриэли и та деликатно улыбнулась в ответ.
     Ожжедан тем временем достал из мешочка на поясе какой-то пузырёк и посыпал на омытые водою растения. Раздалось лёгкое потрескивание, и эти корешки или побеги прямо в их ладонях стали разбухать.
     – Когда закончат разбухать – можно есть, – сказал Ожжедан Бобриэли и отошёл со своим пучком растений в сторонку, усевшись сбоку стола. – Люблю с краю, – пояснил он, приваливаясь на локоть.
     – О! – сказала Бобриэль, откусив краешек корешка. И тут же ладони оказались пустыми. – Это очень вкусно! – она обвела их восторженным взглядом.
     Бобриальтер фыркнул и полез в нишку за новым пучком.
     – Не стоит слишком... – начала было Бобриэстер, но потом махнула лапой. – А, ты, небось, несколько дней не ела...
     – Да нет, я... – стала отвечать Бобриэль и в изумлении остановилась. – Постойте... Я не знаю, сколько прошло времени! – после нескольких секунд молчания завершила она.
     – Обычное дело, – вздохнув, заметил Ожжедан. – Здесь все так замечают в первое время.
     – А... а потом? – спросила Бобриэль.
     – А потом привыкают, – ответила за него Бобриэстер и сунула в лапы Бобриэли уже размоченный второй пучочек корешков. – На вот, ешь... Ешь, чего замерла! – нашла нужным она добавить.
     Бобриэль и правда не спешила набрасываться на добавку. Но всё-таки попробовала и её. А попробовав, тотчас же обнаружила, что умолотила её во мгновенье. Смущённо улыбнувшись всем, она отошла от стола и присела в углу, привалившись затылком к неожиданно тёплой стене и закрыв глаза.
     – Чуть отдохнём здесь, – опять зевнув, сказал Бобриальтер, – и пойдём дальше... Надо тебя со всеми познакомить...
     Бобриэстер тем временем собрала со стола крошки и вышла из пещерки. Бобриэль, услышав шелест завесы, проводила её взглядом. Вернувшись, та пояснила:
     – Здесь небольшое озерцо, там они отрастают. Медленнее, конечно, чем снаружи, но всё же...
     – Вы их оттуда потом снова и берёте? – спросила Бобриэль и покраснела; вопрос был глупым.
     Но, оказалось, очень даже естественным. Потому что Бобриэстер, без тени удивления, ответила:
     – Нет... ну, то есть да, берём, но... Изначально они не отсюда. Они – снаружи.
     – А как они сюда попадают? – вдруг перейдя на шёпот, спросила Бобриэль.
     Бобриэстер, подойдя, села рядом и, после некоторого раздумья, ответила:
     – Ну... Емзи помогают...
     – Может, зъеми? – уточнила Бобриэль.
     – Не-е, емзи, – подал голос и Бобриальтер. – Это другое... Норы у них не вдоль, а сверху вниз, и они страшно любят всякие минералы и вещества... Ожжедан и другие их добывают, а емзи приносят нам всякие деликатесы и прочие вкусные вещи... Впрочем, и сами торки могут... подниматься... – зыркнул Бобриальтер на Ожжедана, при чём тот тут же отвёл глаза в сторону. – Есть ещё шмыйи, они тоже приносят пищу, но им лучше не очень-то доверять... – закончил рассказ командир отряда.
     Бобриэль поднялась ещё попить водички из желобка. И с удивлением обернулась:
     – Отчего она горькая? Ведь когда я ела...
     – А-а! – ухмыльнулся Бобриальтер. – Вот для того-то искусство торков и существует! Правда ведь, Ожжедан?
     – Не только, – серьёзно ответил Ожжедан, всё ещё глядя в сторону.
     – Кстати, – спросила Бобриэль, возвращаясь в уголок к Бобриэстер. – А кто это был, там, когда мы бежали?
     – Понятия не имею, – фыркнул Бобриальтер. – Но на всякий случай надо ж было убежать, а?
     Бобриэстер аж ладонью по коленке себе хлопнула от досады:
     – И так нестись!
     – Тише, тише! – испугался Бобриальтер.
     Бобриэстер же только головой покрутила, – мол, вот ведь ну и ну...
     – Скажите, – спросила вдруг Бобриэль, обведя всех глазами, – а как вы сюда попали?


Дальше, Глава 7. Как мы сюда попали: http://www.proza.ru/2018/03/29/1434