Паломничество в Смоленск

  Чётки светятся не у того, кто прикладывает их к мощам, а у того, кто по ним молится.

                21 апреля 2015 г.
         Едем на родину Зосимушки в Смоленск всем монастырем и с мирянами – друзьями монастыря. Наконец-то матушка собралась, наверное скоро поедем. Мы сидим на сиденье с Любовью. Только что повздорили, и матушка посадила нас вместе. Кажется, мы друг на дружку уже не обижаемся. В монастыре остались одни лишь паломницы. Ой-ой, что будет с монастырём! Они все хорошие, конечно. Сестрички все радостные – к Зосимушке едем. Мать Елисавета улыбается. Все пришли нас провожать. И паломницы, и почему-то рабочий таджик. Наконец-то, пришла матушка. И мы отправились. Это было в 16 часов. Только мы выехали, как матушка встала и принялась раздать нам еду. Очень радостно было. Я сейчас пишу, обложенная фруктами.
         Во время езды оказывалось, что матушка то то, то это забыла из своих вещей. Я прочитала иноческое правило, и попыталась сосредоточиться на молитве Иисусовой. Но мне, как всегда, захотелось заняться творчеством. Когда же я брошу это творчество и суету, и начну полноценно молиться?
       Мы – в Смоленской области. Едем сейчас на закат. Прямо – на закатное солнце. В 20.00.  приехали в город Ярцево, в храм Петра и Павла. Чудесный храм, похожий на тот, что в Гефсиманском скиту. Здесь захоронен в часовне архимандрит Вадим, старец. Нам провели экскурсию, потом пригласили в уютную просторную трапезную. На прекрасно накрытом столе горели свечи, стояли куличи с только что покрашенными для нас яйцами, пасхальные агнцы (выпечка в форме барашков), сладкое заливное, вино, и ещё много-много всего. Батюшка протоирей Василий обладает весёлым и твёрдым характером. Он стал по-хозяйски разливать матушке и сестрам вино, а я свой пустой бокал спрятала под стол. Батюшка спросил:
     - Появились домашние воры?
     - Батюшка, я не могу.
   - Среди нас есть «Адвентисты седьмого дня»? –  спросил батюшка.
   - Батюшка, я болею, - сказала я.
     Матушка недовольно шепнула мне:
     - Налил бы, а ты не пила бы.
    - Но мне нужна ёмкость под компот, - сказала я.
    Матушка нахмурилась. Но я не поняла, почему.
     За трапезой я ничего есть не смогла. Только кусочек агнца, и крошечку заливного, и морс.
     Потом мы сели на автобус и поехали в Смоленск. Впереди ехал на машине батюшка Василий. За ним – мать Зосима на машине, которую вела её дочка. А потом – мы.
     Я легла головой на рюкзак, на котором лежала ряса, и заснула. Проснулась возле смоленского собора. Потом нас разместили в гостинице, все – в тесноте, а мы с Любой – вдвоём. Здесь чудесно.
                22 апреля.
      Проснулась, и увидела в окне Смоленск. Такой же вид, как в Москве. Потом подумала о Зосимушке – ведь это его родина! И душа согрелась. Я проснулась в 6.30.утра. А легла вчера в час. Любовь давно уже молится у открытого окна, поэтому в наших покоях холодно.
     Утренняя литургия в Успенском соборе. Чудотворная икона Одигитрии Смоленской. Она – на столбе, под Ней – площадка с двумя лестницами, как бы у Неё свои хоромы. Поднималась и прикладывалась три раза с молитвой.
     В храме был кружевной позолоченный огромный иконостас, сделанный из цельного дерева. Воздушные паникадила, похожие на золотых паучков, спустившихся на ниточках, и икона, и железные башмаки мученика Меркурия Смоленского.
    Потом нас повели на приём к Владыке Исидору Смоленскому. В «тронном зале» висело множество современных картин, в основном – с храмами. Одна мне очень понравилась.
  Встреча со Владыкой началась очень торжественно. А я такой торжественности не люблю, так как, где торжественность, там и натянутость, а где натянутость, там и неискренность. Но потом встреча стала более искренней и живой. Владыка подарил сёстрам иконочки, и очень удивился, что мы не поцеловали у него ручку. Тогда он пошёл на второй заход, и подарил нам ещё по одной иконочке, и нас предупредили, что ручку надо целовать. Теперь буду знать, что делать, если ещё кто-то будет нам что-нибудь дарить.
     Матушка попросила епископа приехать к нам в монастырь, устроить совместные Зосимовские чтения и привезти нам погостить чудотворную икону Одигитрии (другую). Владыка согласился.
    Потом была трапеза в доме, где мы остановились. После этого нас повезли в Окопский храм (храм  Нерукотворного Спаса). Там был очень искренний батюшка, отец Николай. Он сразу же вручил нам по красному яйцу, и когда мы целовали у него руку, он тоже целовал наши).
     В этом храме служил  во времена революции священномученик Серафим Остроумов. Этот небольшой храм был его кафедральным собором, так как другие храмы были заняты обновленцами. В свой последний день Владыка Серафим сидел на кладбищенской лавочке при храме, отсюда его и забрали.
     В храме – чудотворная икона Божьей Матери Умиление. Перед Ней отслужили молебен с акафистом как перед Одигитрией в Успенском Соборе. Дело в том, что акафисты в Смоленске не служатся от Великого Поста до Троицы. А сейчас – Пасха.  Но специально для нас их отслужили. Батюшки и пришедшие смоляне были очень этому рады. Нас помазали маслицем от чудотворной иконы.
     Иконостас храма, кроме нижнего яруса, новый, и похож на пряничный домик, или – на большой кулич с белой глазурью икон и разноцветными цукатами одежд на них.
     Сейчас едем в Катынь.
     Катынь. Храм Воскресения Христова.  Место памяти убиенных немцами. Батюшка сначала меня не впечатлил. Молебен как-то скороговоркой отслужил, а по мне, если молиться – так молиться, даже если устали. Но зато на кладбище, точнее, на поле, на котором лежат кости расстрелянных, как в Бутово, батюшка служил от всей души. Потом я заметила, что он всё время перебирает чётки. Батюшка молодой, зовут отец Владислав. Храм новый – ему 5 лет, но отделан здорово. Иконостас – скань, и очень красивые новые писаные иконы. Здесь принял мученическую кончину владыка Серафим Остроумов. Мы были в музее и на кладбище. В Катыни зверски убили 8000 русских людей и множество польских офицеров. Почти в каждом костёле в Польше есть колба с землёй из Катыни. Здесь были расстреляны поляки разных конфессий. Нам показали католический престол в виде железного стола под открытым небом. Здесь недавно поляки служили мессу. Престол и стена за ним – цвета ржавчины, что изображает кровь, а колокол подвешен в выемке в земле. Батюшка ударил в колокол, и раздался долгий звон, как будто колокол к небу вопил из-под земли вместе с убиенными. Может здесь лежат новомученики, но мне было там страшно. Матушка несколько раз одёргивала меня, когда я задавала вопросы батюшке. Матушка сказала мне:
     - Веди себя поскромнее.
   А я была в шоке. Как я могу притворяться скромной, как я могу кем-нибудь притворяться?
   На обратном пути было запланировано пойти к памятнику священномученика Серафима, и пока все думали, я первая пошла и помолилась. А батюшка Фёдор, который нас сопровождал, хотел уже всех усадить в автобус, но вдруг увидел меня, и вспомнил, что забыли подойти к памятнику. А я очень прониклась этим святым.
      Потом мы приехали в Вознесенский женский монастырь. Нас встретила монахиня Аркадия и провела экскурсию. Она очень смиренная и строгая, и  искренняя, говорила от сердца. Мы приложились к единственной сохранившейся от старого монастыря дореволюционной иконе. Это – икона Божьей Матери Остробрамская. Она изображена без полумесяца внизу, и без короны, которые были изображены в последствии католиками в Польше.
      Мать Аркадия сравнила их храм с белым кораблём. Он очень строгий, без украшений. Нижний храм – в честь преподобного Сергия Радонежского, а верхний – в честь Преображения Господня. Мать Аркадия сказала, что в верхнем храме реставрация, и там ничего пока нет, белые стены. Но когда они служили там на праздник, храм казался невестой в подвенечном белом платье. Матушка Аркадия сказала, что у них есть икона малоизвестного святого преподобного Филарета Ичалковского. Он переходил реку как по суху, и так каждый день добирался в храм. У них есть и частичка его мощей. По-моему,  у меня слабость к малоизвестным святым. Я сразу же стала обходить храм, ища его икону, и не найдя, обратилась к матушке Аркадии. Она сказала вдруг весело – пойдём, и, сделав жест рукой, повела меня к иконе. Плотом матушка Аркадия очень непосредственно показывала  нам задворки монастыря, широко шагая по песку. У них 4 храма, но не все восстановлены. Рядом с матушкой Аркадией чувствуешь себя смиренно. Когда мы прощались, я попросила её помолиться за нашу матушку с сёстрами. Она сказала: «обязательно, теперь буду молиться, я как раз на псалтири». На прощанье она сказала, что монашеское дело не погибнет, что хоть мы и немощные, но любим Господа, а это – главное.
       Потом мы заехали на 10 минут в Спасо-Преображенский мужской Авраамиев монастырь. Все сфотографировались на фоне памятника преподобному Авраамию, и пошли в храм. Я приложилась к памятнику, и побежала их догонять. В храме, уже не в первый раз в нашей поездке меня встретила частица мощей Герасима Болдинского. Мама полгода назад неожиданно подарила мне его икону. Она купила её, потому что икона была красивая. А кто на ней изображён, мы нашли только через интернет.
        Потом – храм новомучеников и исповедников Российских. В храме очень хотелось рассмотреть иконы и приложиться к ним (поискать редких святых). Но после краткой экскурсии нас повели прямо в трапезную. За ужином два батюшки нас обслуживали. Батюшка Феодор всё время пугает меня, что за послушание я должна буду как следует поесть. А тут я и сама поела прилично. А когда батюшка Феодор шутливо сказал мне: «Матушка, может, вам ещё чего-нибудь положить», все посмотрели на меня и засмеялись. Наверно, у меня был жутко испуганный вид.
       Потом нас отвезли назад в епархиальную гостиницу. Кстати, кроме нас здесь никто не живёт. Мы попрощались с батюшкой Феодором, который стал уже для нас своим. А завтра нас будет возить батюшка Николай.
     Батюшка Феодор сказал, прощаясь, что матушку Людмилу надолго запомнит (это меня).
                23 апреля
    Проснулась в 7.30. с сильным желанием спать. После завтрака в епархиальной трапезной снова отправились в путешествие. Нас повёз очень грозный батюшка благочинный в свой храм в Починки – это родина Твардовского, а главное – это родина Зосимы Верховского. Недалеко от города Починок была деревня, в которой он родился. Деревня не сохранилась. Сегодня мы поедем в Рославльские леса, где жили старцы Адриан и Василиск. К Василиску пришёл Зосимушка – тогда он был ещё мирским юношей  по имени Захария. Через некоторое время Адриан стал настоятелем Коневского монастыря, и старец Василиск направил к нему Захарию для искуса в общежительном монастыре. Захария преуспел в монашеской жизни и молитве, и его через 3 года постригли в монашество с именем Зосима . Потом Зосимушка со своим духовным другом и отцом – старцем Василиском прожили 10 лет на Коневце в безмолвии и отшельничестве. Но поскольку к ним стало приходить много народа для духовного окормления, а они жаждали безмолвия, старцы отправились в Сибирь. Там они прожили в безмолвии 20 лет. После этого Господь поставил светильник свой на свешнице, и Зосимушка основал 2 женских монастыря. Один из них – наш. Умер Зосима в 1833 году. У меня так горит дух побывать в Рославльских лесах!
        Когда выезжали из Смоленска, я увидела в окно забор, разрисованный граффити. Расписан он был на высоком художественном уровне. В сравнении с ним наши московские заборы  -  просто каракули.
       В Починке довольно большой храм. Иконы частично какие-то странные, как будто не иконописец писал, а художник. Батюшка с женой возделывают 80 соток земли, а всего у храма – 5 гектар. Территория идеально ухоженная. Отслужили в храме молебен Зосимушке и всем смоленским святым. Вышли наружу, и батюшка освятил мраморную доску с изображением Зосимы и памятной надписью. Досочка, конечно, маленькая, и сделанная как на кладбище. Но, в общем , мне понравилось.
      Едем в Рославльские леса, а сначала – в Рославльский монастырь. Переехали железную дорогу. Сперва – тянувшуюся рядом с дорогой за редкими берёзами. Потом переехали реку Стомять, мелкую, как будто утонувшую в своём русле. Сейчас проезжаем более крупную деревню с обрезанными стволами деревьев и крестами электрических столбов. Въехали в лес. Кругом одни берёзы. Такой большой берёзовый лес. Алексей говорит, что это и есть – рославльские леса. На пол пути нас встретил батюшка и сказал, что мы выбиваемся из графика, поэтому едем сразу в лес, потом ещё куда-то, а потом уже – в монастырь. А в монастыре нас должны были кормить. Когда матушка снова села в автобус  - печально и шутливо сказала нам, что есть мы сейчас не будем. А мы все страшно проголодались. Тогда стали искать в автобусе, что у кого есть съедобное. Матушка стала раздавать печенье, конфеты, солёные огурцы, сыр, всем понемножку, но все наелись. Прямо как в Евангелии  -  о пяти хлебах на пять тысяч человек! А вообще, какая радость, что мы уже едем в леса! Проехали кривую речушку и большую пасеку, там пересели на МЧСовскую машину и выехали в бездорожье. Мы долго ехали в МЧСовском автобусе, то прыгали, то ползли по лесу. У машины были такие высокие колёса, что казалось, будто мы едем по горе на краю обрыва. Приехали на могилку старца Феофана (Талунина), схимонаха. В келье на этом лесном местечке уже жили два брата старца  -  Моисей и Антоний, будущие преподобные Оптинские. Схимонах Феофан пришёл к ним перед Великим Постом, и с их благословения взял на себя особо тяжёлый подвиг – весь Великий Пост он ничего не ел и не спал. Только изредка он пил воду с небольшим количеством уксуса, потому что у него сохло во рту. Жил схимонах Феофан в прихожей старцев Моисея и Антония, а на стеночку повесил распятие, написанное на холсте, с которым никогда не расставался. Держа такой подвиг, отец Феофан трудился наравне со всеми, исполнял монашеское правило, и клал по 800 земных поклонов каждый день. Когда один из старцев увидел его измождённый вид и запереживал, схимонах Феофан сказал: «Христос Спаситель до последней капли крови за нас пострадал, а во мне ещё крови много». На Пасху отец Феофан причастился, а через некоторое время простудился, заболел, и умер на руках старцев Моисея и Антония. Это было в 1819  году, ему было 48 лет. Батюшка Антоний очень переживал, что не успел попросить молитв у отца Феофана перед его смертью. Но на 40-й день старец Феофан явился ему во сне и сказал: «Я буду за тебя молиться, не переживай».  Лицо отца Феофана светилось ещё при жизни.
     Мы стояли вокруг его только недавно обустроенной могилки с незажжёнными свечами и гаснущими на ветру фонариками. Батюшка служил панихиду, а мы пели. Я взяла помянник из руки старосты и прочитала его. Это был помянник Рославльских старцев. Потом мы спустились в овражек, там два колодца, но ведра с верёвкой нет. Батюшка набрал нам водички между камнями у колодца, и мы все пили, а я ещё и чётки облила этой водой. А потом мы поехали на Святой Источник. Проехали город Десногорск – маленький, уютный, на редкость чистый. На площади – золотой Ангел. Проехали Десногорское водохранилище  - 40 квадратных километров площади верхних вод. Волны гуляют, страшно. Как безкрайнее море, только берега вдалеке. Приехали к источнику. Здесь жил монах скитник Савелий. Он извёл из земли святой источник по указанию Божьей Матери, которую он видел плачущей. Источник назвали Слёзы Богородицы. Батюшка сказал, что все мужчины по протоколу должны искупаться. А я тоже хотела окунуться. Подала голос, и женщинам тоже разрешили. Вода была жуть до чего холодная! Но выйдя, я почувствовала благодать. А когда мужчины купались, Роман Сергеевич сказал, что вода была тёплая. Он больше всех боялся окунуться, но батюшка предупредил, что мужчин с сухими волосами в автобус не впустит, и он пошёл. А я-то подумала: «невольник – не богомольник». А ему Господь такую благодать дал за его послушание, что  ледяная вода тёплой показалась.
      Потом мы поехали в храм сопровождавшего нас батюшки отца Виталия. Храм в честь иконы Божьей Матери «Всех Скорбящих Радосте». В храме в 6 утра вычитываются полуношница, утренние молитвы, и три канона. А вечером – крестный ход, прямо как в монастырях, хоть они – миряне. Сначала нас повели в трапезную. В некоторых трапезных нас кормят как рабочих, а в некоторых – как архиереев. Здесь был второй вариант.
     На трапезе были разговоры и тосты, и я поистине оценила говорливого человечка, который нас сопровождал вместе с батюшкой. Это – уникальный человек, Геннадий Алексеевич. Он отстроил 70 процентов города Десногорска, построил множество храмов – большинство храмов в Смоленске и даже в Шамордино. Всё делает он уникально. Он сказал, что если ты тысячу дел сделаешь хорошо, а одно – плохо, то ты плохой. Батюшка рассказал, что Геннадий  Алексеевич навёл абсолютный порядок в храме, что когда в храме разговаривают – он выходит и говорит, что тех, кто будет разговаривать, не допустят до причастия, и храм замолкает. Геннадий Алексеевич сказал, что когда он идёт по построенному им городу,  и видит какую-то трещинку на доме, ему больно – ведь он строитель, всё сделано его собственными руками. Однажды пришёл в храм его бывший начальник – директор атомного завода Смоленска, сейчас – заместитель Кириенко, и робко так спрашивает его: «А сейчас свечки ставить можно?»  «Можно!» - уверенно говорит Геннадий Алексеевич своему бывшему начальнику. А начал Геннадий Алексеевич с того, что привозил свою жену в храм, а сам тут же убегал. Потом стал заглядывать ненадолго, потом – немножко стоять, потом стал к кресту прикладываться, а через некоторое время и на проповедь стал оставаться. Поскольку он строил храмы, все батюшки его знали. А он, чтобы подковырнуть батюшек, стал очень подробно изучать Священное Писание, чтобы задавать батюшкам каверзные вопросы. Плотом отец Виталий сказал ему: «Будешь крёстным отцом моей дочери». – «Как так, я же коммунист?» - «А вот так, отказов не принимаю».  Так  и стал он батюшкиным кумом. А потом он исповедовался у батюшки, и так, как ни один воцерковлённый прихожанин. Они оба с батюшкой плакали. Теперь он староста храма, и готовится в дьяконы.
     Потом мы поехали в Спасо-Преображенский монастырь в городе Рославль. Уже смеркалось. Нас встретили. У них такой храм Александра Невского! Такой чудесный! Это, наверно, самый красивый и гармоничный храм из всех, что я видела. Он маленький, белый, весь кружевной, вверху – небольшой купол, а ниже – четыре крошечных куполка. Заходили в Преображенский храм. В левом приделе – чудотворная икона Святителя Николая. От неё и поныне происходят исцеления. Один человек недавно от опухоли мозга исцелился. Когда все разошлись, я встала перед этой иконой на колени, и долго молилась.
     На обратном пути у матушки разрядился телефон. А зарядку она оставила в нашем монастыре. Купить не удалось. И ни у кого такой не было. Но оказалось, что в нашей гостинице кто-то забыл как раз такую зарядку, и матушке её дали до субботы.     Вернулись в гостиницу в 22.30. 
                24 апреля
     Встала в 6.30. Спать хочется – нет сил! Любовь молится у окна. В келье я молиться не смогла. Сплю – здесь ведь тепло. Пошла молиться на улицу. Потихоньку все собираются. Едем к Герасиму Болдинскому. В кармашке – камушки из рославльских лесов, я с ними не расстаюсь. Вчера увидели с мать Елисаветой икону, на которой мученица Людмила и мученица Валентина вместе стоят. А Валентина – это мирское имя монахини Елисаветы, моей бывшей сокелейницы. Мы с ней так друг дружку любили, что то молились вместе, то весь вечер разговаривали. Когда её постригли  в монашество, она поняла, что надо молиться и молчать, а я поняла это, только когда меня поселили одну в келью. Эта келья стала для меня как маленький Афон. Но я всё равно сейчас захожу к мать Елисавете в гости. Отец благочинный из Преображенского монастыря вчера рассказал нам, что Смоленск  - от слова смола, в этом местечке добывали смолы, а потом образовался город. Брянск – раньше назывался Дебрянск, от слова  - дебри, там были такие непроходимые дебри, что даже Орда не смогла добраться до города. Москва – от слова мокрый, потому что основана на болотах. А Рославль раньше назывался Ростиславль, в честь основавшего его князя Ростислава. С ним пришли два монаха из Печерского монастыря и основали Спасо-Преображенский монастырь. Он очень древний.
     Болдинский монастырь. Преподобный Герасим Болдинский, в миру Григорий, в 13 лет ушёл в монастырь в Переяславле-Залесском к преподобному Даниилу. Игумен Даниил был крёстным отцом царя Ивана Грозного, и поэтому часто бывал при дворе, беседовал с царём, брал с собой и ученика своего, послушника Григория. Григория постригли с именем Герасим. Он нёс послушание казначея монастыря, ухаживал за больными странниками, и шил обувь для братии. В 1528 году он ушёл в леса близ города Драгобужа, и поселился в лесу около логовища разбойников. Он видел в них прежде всего людей, больных грехом, молился за них, увещевал, и старался исправить. Они избивали его, издевались над ним два года. Через два года исправились. Кто занялся честным трудом, а многие стали монахами. Монахи – бывшие разбойники составили костяк монастыря  Преподобного Герасима. В 1530 году, через два года пустынной жизни, Преподобный Герасим услышал в двух километрах от своей келейки в лесу колокольный звон, а храма нигде рядом не было. Колокольный звон был слышен три дня. Это было на Болдинской Горе. Преподобный Герасим понял, что это знак, и стал строить здесь деревянные кельи, деревянный храм, и ограду, в общем – обустраивать монастырь. Первыми благодетелями монастыря стали царские придворные, помнившие Преподобного Герасима ещё как ученика игумена Даниила, который  брал его с собой к царю. Также прославлен в лике святых и ученик св. Герасима – преподобный Аркадий.
        В течении времени монастырь был неоднократно разоряем врагами. А во время Великой Отечественной Войны немцы превратили его в груду кирпичей.  Но в наше время монастырь восстал из руин молитвами преподобного Герасима, помощью Божией и трудами архимандрита Антония с немногочисленной братией. Огромный храм строился братьями монастыря, а у них не было даже подъёмного крана. Вручную доставляли они кирпичи под высокие своды. Когда они впервые пришли, от храма ничего не было. На месте алтаря росла земляника. Братия ютились в маленьком корпусе у монастырской стены, топя печки дровами. Так же топился и крошечный храм. Зато этот храм стоял на месте келейки преподобного Герасима, и братия в этом храме всегда чувствовала присутствие преподобного. Сейчас отстроен большой храм, но братия по-прежнему с особым трепетом относится к этому маленькому храму. Братии в монастыре 20 человек.  В монастыре растёт трёхсотлетний дуб, у которого совсем нет сердцевины, одна кора, но он по-прежнему зеленеет. Это чудо. Под этим дубом я нашла множество шишечек. Уговорила матушку разрешить мне взять одну. А матушка отговаривала, говорила, что монах должен быть нестяжательным. Но всё же уступила. Я радостная подбежала к батюшке и спросила: «Батюшка, можно взять шишечку от дуба?»  Он разрешил, и я взяла.  Он улыбнулся и сказал: «А вообще-то, шишечки на дубе не растут, это дятел их приносит и расклёвывает там».
       Трапезная у них замечательно расписана, но предлагаемая трапеза очень аскетична. Железная посуда, причём, вся. И еда очень скромная. Матушке, по-моему, это понравилось. У нас в монастыре скоро от посуды ничего не останется. Вот и хорошо: на аскетическую трапезу перейдём.
     Сейчас едем в Богородицкое.
            Богородицкое. Это – родовое имение Зосимушкиного дяди. Брата его отца. Сначала зашли в храм Успения Пресвятой Богородицы,  крошечный и красивый. Построен недавно. До революции здесь был деревянный храм, построенный дедушкой Зосимы. Кстати, предок Зосимушки, Адам Верховский, с которого начался род, был казначеем польского короля Сигизмунда, и за усердное служение был одарён землями на Смоленщине. Потом род Верховских верой и правдой служил своей новой отчизне России.
     Мы пошли на Авраамьев курган. Резкий склон к реке, поросший кустами. Здесь когда-то были пещеры отшельников. А на склоне одного холма – пещерка Авраамия Смоленского – самого известного святого Смоленской земли. В Успенском храме в иконостасе святой Авраамий изображён рядом с нашим Зосимой. Потом мы пошли в школу, где проходят детские конференции о преподобном Зосиме Верховском. Там я обнаружила, что потеряла чётки. Сначала расстроилась, потом подумала, что потеряла их на кургане, значит, подарила их Авраамию Смоленскому, и немножко утешилась. Нам показали школьные музеи, один – по истории края, с прекрасной панорамой, как Бородино, только маленькой и мирной, на фоне живописного неба с чудесно написанными облаками. Вообще, в трапезных храмов, в школе, в приёмной Епископа – везде висят картины. Другой музей – про растения и животных. Там чудесная экспозиция  фотографий и экспонатов. Мне только не понравились наколотые булавками бабочки и жуки, и чучело вороны. Потом был царский для школы обед в классе пения. Директор школы Людмила Геннадиевна подавала нам  чашки и тарелки с едой за трапезой, а потом обошла всех нас с тарелкой солёных помидоров, и каждого угостила.
     Храм протоиерея Романа, благочинного. Храм в честь матушкиного любимого святого – Георгия Победоносца. В нём много старинных икон, подаренных храму одним антикваром. Частички мощей святого мученика Георгия Победоносца и равноапостольной Ольги, к которым я приложила мои чётки, найденные в машине. Батюшка повёл нас на трапезу. Опять трапеза! А мы ели только час назад. Трапеза была накрыта по-дружески. Потом мы вернулись в гостиницу. А там нас уже ждали к столу, и было неудобно отказываться. Все наелись, расслабились и развеселились. Матушке не терпится вернуться в Зосимову. А я как вспомню про нашу трапезную… Но легко быть послушной, когда не исполняешь послушание.
                25 апреля
     Какое чудесное утро. Проснулись и пошли в собор. Это была не обязаловка, но почти все пошли. Первая была Екатерина. Потом – я. Долго молилась у иконы Одигитрии. Приложила к Ней иконочку, подаренную Владыкой. Потом приложила её к обуви мученика Меркурия. А сама подумала: что же я лик Богоматери к обуви прикладываю. Но тут в душе почувствовала такой отклик, как будто самого мученика Меркурия присутствие ощутила.
     На завтрак нам подали блины, которые мы немножко поели, и даже взяли с собой. Сейчас нас обещают везти в Вязьму, в монастырь, к самому красивому храму в мире. Потом поедем домой в Зосимову. Что-то я так обрадовалась, что едем домой. Когда выезжали в Смоленск, кто-то сказал: «От Зосимушки к Зосимушке едем»,  сейчас я это почувствовала.
     Иоанно-Предтеченский монастырь. Вот он, Одигитриевский храм. Действительно, мать Зосима не преувеличила, это – самый красивый храм в мире. Нас встретила игумения, очень простая, без клобука, и в сереньком платочке на плечах. Храм белый, шатровый, кружевной, с тремя башенками с куполами, очень лёгкий, будто парящий в небесах. После трапезы поехали на Екатерининское кладбище к блаженной Настеньке Вяземской, к могилке этой ещё не прославленной святой. На кладбище стоял не восстановленный храм с пустыми провалами окон. Мы нашли могилку. На кресте сидел голубь. На табличке была иконочка и надпись: «Блаженная Анастасия Филиппова».  А Филиппова – это фамилия моей бабушки. Мы долго стояли и молились, прикладывались к кресту. Я и мать Елисавета набрали земельки, матушка на этот раз разрешила. А голубь всё не улетал, так и сидел сверху креста, чуть пошевеливаясь. Не улетел, и когда мы ушли.
     Потом мы поехали в Вяземский Троицкий храм, приложились к чудотворной иконе Божьей Матери Иверской. Я просила Матерь Божию помиловать меня. Потом приложились к камню, на котором молился преподобный Аркадий Вяземский (ученик Ефрема Новоторжского). Поскольку я была последняя, и в часовенке, кроме служителя, никого не было, я припала к камню, и долго стояла и молилась, при этом чувствовала тишину. Потом меня начало жечь, и тогда я пошла. Тишина и покой догнали меня на пути.