А холодный блеск луны сделает все вокруг мертвенно

А холодный блеск луны сделает все вокруг мертвенно-бледным


Уже апрель. А ведь недавно, казалось только вчера, сердце радовалось и благодарно впитывало в себя первые картинки весны. Весне уже месяц. И сейчас уже не так холодно. И солнце не такое как начале весны, в марте, тем более, не такое как зимой, но еще и не такое жаркое, желтое, душное, как летом. Какое – то оно еще робкое, еще не уверенное в своих силах, еще не верившее, что благодаря его, пока скромному, как бы застенчивому свету, и  человек расцветает,  и  природа  просыпается, и все растет, становится бодрее.

Но из-за него, весеннего солнца, снег, такой серебряный и чистый еще недавно, прямо на глазах с каждым  днем старел, мутнел, таял и грязными ручьями убегал вдаль, как бы стыдясь, как  бы  прячась от сегодняшней своей старости, рыхлости и убогости. Убегал,  журча и плача, печально вспоминая свою серебряную зимнюю юность, стыдливо убегал,  грязный и коричневый,  оставляя нам многоцветие весны, ожидание счастья и красоты.

Старенький вокзал был полон. Весь из красного   кирпича, с красивыми колоннами, большими окнами  он,  вроде и небольшой,   но был монументален   и красив. "Умели же  строить в старину"!- подумалось мне.  Локомотив уже подогнали, но двери вагонов еще закрыты. Это и понятно. Два часа еще до отправления. Покупаю билеты, сажусь на деревянную скамейку  у окна в полупустом зале ожидания. Жду.

У кассы,   видимо,  купив  билеты,  стоял какой-то полупьяный, в расстегнутом пальто, с  грязной сумкой, стоящей у ног, медленно считая мелочь, которую вместе  с  билетом выложила кассир. Печальное зрелище. Дошел  человек.   Говорил как-то мне  один, подобный ему, мой знакомый, жалуясь на судьбу свою:
- Я тебе так, Сашок, скажу: не  я  такой, жизнь - такая.
Выслушал я тогда его, головой кивнул и спорить не стал. Тем  более, что был он вот в таком же почти состоянии,  как этот  мужик. Но  я-то  в свои полные семнадцать лет  уже  четко усвоил и  пришел к четкому  выводу: не жизнь  нас  делает такими, как хныкают некоторые,  а мы сами.

И хотя мне еще только семнадцать,но у меня на этот счет уже целая теория образовалась,о чем судовольствием вами сообщаю. (Всегда приятно делать   открытия, которые  не только тебе,  но и другим  могут помочь.) Мы,  когда заспорим с друзьями о жизни, о ее  смысле, о философии, я всегда, как только услышу слово "Судьба",  в спор вступаю и всем доказываю, что ни при чем никакие обстоятельства,на которые всю вину засвоюэизнь можно и свалить. Что сам человек свою судьбу определяет. И выбор свой  делает сам. Все  мы в жизни выбираем сами. Сами  делаем выбор по принципу – «нравится - не нравится».
А уж потом, из этих добровольных шагов уже и складывается наша последующая жизнь, наша судьба. Особенно важно это знать в нашем возрасте, в  самом  начале жизни нашей. И вспомнить эти «нравится» - не нравится» иногда полезно, чтобы понять, куда же тебя привел этот полуслепой чувственный выбор «нравится – не нравится», выбор, который, по - моему  убеждению и управляет нашей судьбой.

Объявили посадку. Захожу в вагон. Как здорово. Пусто.  Десятка  полтора   всего-то человек на весь вагон. Да это и понятное дело. Сегодня  воскресенье. Столпотворение на вокзале  у нас - в четверг  и в  пятницу.  Все  домой на  выходные.  Много в городе у нас на заводах из  деревень местных  работает. Вот и  в  группе нас  половина, наверно, деревенских учится.

Негде в деревне молодежи работать. Мы в колхозе недавно работали, в прошлом году, на первом курсе, картошку убирали. Так  увидел  я там эти фермы, эти коровники.  Вообще-то,я первый раз был в деревне. Даже рсстроился,  насколько тамошняя сельская  картинка со статьями в газетах,которые я так люблю читать,не сопадает. На ферме, где мы  были,  такая грязь. Так любая мамочка, любящая своих детей, любые деньги отдаст, лишь бы в город  детишек своих отправить, от этой  грязи  подальше, сначала на учебу, а там и обустроются  детки как-нибудь. 

Нашел я пустое купе. Сел  у окна. Если никто не подсядет, так и поеду один. Красота. Сижу. Разглядываю перрон. Рассуждаю. Рассуждать, думать, наблюдать  я люблю с  детства. Помню самое первое впечатление в  детском  садике еще. Даже не знаю, почему так ярко и образно сохранила мне его моя память. Детский садик. Шум. Гам. Крики и визг расшалившихся ребятишек. А я не бегаю, не кричу и не дурю с ними. Я сижу за столиком на маленьком стульчике и облокотившись подбородком о свою  ладошку  думаю о чем – то, мечтаю. Это мне нравится. Смотрю, как они бегают друг за другом, толкаются,  а  Димке не удается никого толкнуть  и он  заревел.  Жалко Димку.

Помню, я очень был смущен, когда воспитательница, Глафира Васильевна, подошла ко мне, погладила по головке, потрогала лобик и спросила, уж не заболел ли я.
- Да, нет, - ответил я серьезно, - я думаю.
Услышав такой  серьезный  и  правильный ответ,  она, улыбнулась, снова погладила меня по головке и ушла. А я до сих пор не пойму, почему мне просто так бегать и дуреть с парнями и девчонками было не интересно? А  наблюдать и думать  интересно.

До недавнего времени мы с с мамой жили только вдвоем. Рос я без отца. И никогда его не видел и не знал, что это за чудо- юдо такое, отец. Мама    много  работала, потом училась  по вечерам. Я часто был предоставлен себе. Но  одиночество меняя тоже не тяготило. Много читал. А в последние годы моим любимым журналом стал журнал «Знание – сила». Там  столько  интересного  всего,  необычного: фантастические рассказы печатают, Рея Бредбери, например. Зачитаешься.

И вот снова, вспоминая тот случай в детском садике, спрашиваю себя:
Почему мне читать книги, ходить в библиотеку интересно, а пить водку из горла, как Витька, булькая, и, при том,  не закусывая, когда мы с небольшой компанией спрятавшись от посторонних глаз за угол Дома культуры, распивали ее перед танцами на пятерых,не нравится.Помню я долго плевался, откашливаясь от перехватившей горло сорокаградусной, теплой к тому же.

Зашел проводник. В форме. Старый. Строгий. Забрал билет. Никого  не подсадил. Хорошо. Еду один.  Редкая удача.

Такое  доброе отношение ко мне любимой воспитательницы Глафиры Васильевны, ее мягкую и теплую ладошку насвоем лбу до сих  помню. Мне нравится, когда меня хвалят. А если бы она не похвалила меня тогда, а отправила бегать, дуреть, играть  и толкаться со всеми мальчиками и девочками? Может, я не полюбил бы читать, думать, задавать вопросы, искать на них ответы, размышлять?

Может, я и не чувствовал бы некоторой отстраненности от увлечений сегодняшних моих друзей и товарищей, моих сверстников? С этой  водкой например или вермутом из бочки, который почему-то мужики называют «боромотухой». Не нравится мне это. Спросите, а в чем она эта отстраненность? Что вокруг  тебя не так, спросите. Отвечу. Водку пьют. А мне не нравится. Матерятся. А я не люблю бранные слова. Не слыхал их никогда дома. И не нравится мне это. Тем более при девочках. Не  нравится мне материться.  И все тут. Ничего сделать с  собой не могу.

А что мне  нравится? Ну книги  читать, в  библиотеке рыться, пока библиотекарь не заворчит,что я  все перерыл.А еще в прошлом году, в сентябре, мы работали в колхозе. И надо было ехать на какую-то далекую ферму. Залезли в машину, кое- как затолкались в кузов маленького грузовичка ГАЗ-51. Я залез последний. Успел, впихнулся, сел на какой-то мешок с картошкой, как раз у Людки Коротаевой в ногах, рядом с ней. Ехать долго. И что-то лег  я на этот мешок спиной. Голову девать было некуда. А тут коленки Людкины рядом. Так я и лег. Голову положил на ее колени. Красота! Вот это мне нравится. Это не водку хлестать из горла за углом.  Ножки у Людки мягкие, а животик тепленький грел ушко. Я сделал вид, что заснул, а сам балдел (только что не мурлыкал) и смотрел полузакрытыми от удовольствия глазами на проплывающие облака и спокойное невозмутимое Людкино лицо. До сих пор помню тепло ее ладошек  у себя на щеках. Вот это мне нравится.

А друзья мои  уже на танцы  регулярно ходят.А я танцы не хожу. Не одобряет танцы как-то мама моя. Поздно вечером надо всегда возвращаться. Драки опять же  бывают у нас. Район на район. Да драки-то  это ладно, это интересно  поучаствовать. За друзей всегда надо заступаться. Приходилось. Но вот убили тут недавно паренька. Толкнули. Упал. Головой стукнулся. Мама расстраивается от таких случаев. А я стараюсь ее не расстраивать. Я послушный и разумный всегда рос. Маму никогда не расстраивал: ни в учебе, ни в делах.

А девочки, для меня это вообще проблема. Что -то стесняться я их стал. Краснею. Да и влюбляюсь что-то часто и тайно. Влюбляюсь, сердце бьется, а подойти боюсь. Так издалека любуюсь красотой такой. В восьмом классе Тамарка, моя мечта была, в техникуме на Людку Дыбенко заглядываюсь, (а голос у нее, у Людки Дыбенко,  какой! Заслушаешься. Грудной такой, густой, низкий. А сама Людка на Наталью Варлей похожа, которую я тоже люблю, и фотография которой у меня всегда с собой)  Да и Людка Коротаева, тоже у нас в группе тихая и спокойная малышка. Такая  мне тоже нравится. Не люблю водку  пить. Курить не нравится. А поболтать в кампании,   в которой еще если девчонки есть, это нравится.

Вчера закончил  читать Неточку  Незванову,Достоевского. Так захватило, что чуть не заревел. Жалко сироту,  такие  переживания. Вот как тяжело в то время входили дети в жизнь. Хорошо, что в нашем обществе  такого нет,  нет таких переживаний, трагедий.  Общество  у нас советское, коммунизм строим. А через 13 лет к восьмидесятому году у каждого  из нас и квартира своя будет.

И вот в связи с этим о чем я подумал.  Как  все  таки  должен поступать советский человек, себя изменить или  жизнь менять вокруг себя?   То есть как жить дальше? Как  все? Или  так как считаешь   нужным? Или как партия сказала? Вот и я думаю, да, я хочу измениться, я хочу жизнь  к лучшему  вокруг себя менять. Но как — то все вокруг меня живут простой незамысловатой жизнью, не отягощенной, как моя жизнь,  поисками истины, философских смыслов бытия, психологических изысканий в собственной душе.Как  -то  иногда утомляют  меня эти безответные поиски смысла  и своей жизни и вообще существования  человека. Да  утомляет меня иногда излишне эмпатирвоанное восприятие других людей. За всех несчастных я переживаю. Всех несчастных жалею. 

Но нельзя же за всех переживать, сопереживать с ними, нельзя же всем сочувствовать, нельзя же всех жалеть. Удастся ли мне слепить в себе нового советского человека? Не знаю. Сомневаюсь что-то. В мелочах может что-то можно изменить. А в целом? Увы. Такова участь людей моего типа – бесплодных неисправимых идеалистов и мечтателей.

Хотя, хотел бы обратиться к таким же как я. Нет милые мои. Не надо нам меняться. Пусть другие, матерящиеся, пьющие и бесцельно гуляющие и бессмысленно транжирящие свое время и прожигающие свою жизнь в дыму сигарет, на танцах, в выпивонах быстрых  туалетных, беготне от милиции и дружинников, пусть они меняются. Не на них человечество держится. Не за счет их развивается, а за счет нас, мечтателей, фантазеров, людей  думающих, читающих книги, людей, ищущих ответы на острые проблемы современности. Вот они пусть меняются, пьющие водку, за углом домов культуры и  в туалетных комнатах на танцах. Нет, не несчастны мы, одиночки среди толпы. Счастье наше внутри нас. Оно бьется. Мечтать это и есть истинное счастье. Вот это мне нравится.

И природа мне нравится. Остановился поезд на каком   -то  полустанке.  А какая  красота накануне вечера. Посмотрите -ка. Вот лиловая лысина речки, вот парчовый покров упавших листьев. Эта чуткая тишина обнимала, ласкала, успокаивала.   Гроздья белой сирени оказались голубыми,  тускло светились плавая в поднимающемся от земли перемешанном запахе цветов. Хрустальные капли дождя казалось висели в воздухе, ласково поглаживая зеркальную. поверхность разноцветной реки. Ветер доверчиво вздыхая тихо шелестел листою одиноких березок, ласково огибая их юный стан. Лишь назойливое завистливое нытье комаров, этих маленьких сереньких и вредных созданий,  мешало этому  легкому свиданию наглого ветерка , совсем охмелевшего от запахов засыпающего леса, перерасти в страстные объятья любовных лобзаний. И грусть наполняет тебя, как синий воздух этого тихого очередного наступающего вечера.

Поезд тронулся.  Постукивают колеса. Граненый стаканчик в алюминиевом желтом  как  золото подстаканнике тоже позванивает при перегоне.

И еще вернусь к моему Федору Михайловичу.

Да, мне близки его герои. Его эпоха. Его время. Читая Достоевского, чувствую много общего с его героями, их  внутренним миром, с их борениями и переживаниями. Много общего. Те же бурные чувства, та же мечтательность, недееспособная и неспособная изменять жизнь и судьбу их, та безграничное и ничем не ограниченное бурление мысли, те же не нужные никому самообвинения, то же, то же, то же. И болезненно ощущаемое и тяжело переживаемое одиночество.
Я только не могу понять одного. Героев Достоевского такими нервными, одинокими, несчастными, порой ущербными психологически, сделала тяжелая капиталистическая, буржуазная, феодальная несправедливая и жестокая реальность. Зарождающееся  капиталистическое общество  искалечило их души.  Их сделала такими несчастными та социально-экономическая формация, тот ущербный и несправедливый монархически – помещичьей строй, с полным самодурством и самоуправством хозяев жизни, зажравшихся помещиков, бездельников – дворян, тупеющих от своего безделья. Такой строй был  тогда, калечащий людей,  их сердца. 
Только я никак не могу понять,  а почему я, да и другие сегодняшние современные читатели этого гениального писателя испытывают не только сочувствие к его героям, но как и я, ощущают родство с ними, с их переживаниями?
Откуда это  у нас, откуда такие упаднические настроения в нашем Советском обществе, когда уже 50 лет, как  революция свершилась, и все в мире перевернула. Почему мы, живущие сегодня в  здоровом, строящем коммунизм обществе,    строящие  светлое будущее для  всего человечества, в обществе жизнерадостном с оптимизмом, идущее в будущее, откуда у нас в советское время могут быть у меня, как у юноши, вступающего в жизнь, такие же настроения и мысли как у героев Достоевского, живших в ужасное царское время?

Нас учат, что это порождение несправедливых социально – экономических условий, в которых жило общество того времени. Но почему нам, советским людям, живущим в справедливом развитом социализме близки переживания героев Достоевского. Почему мы тоже страдаем? Ведь коммунизм, справедливое общество строим. Вот этого я не понимаю. Видимо, это пережитки прошлого.
Видимо мне надо перевоспитывать себя, бороться с этими  пережитками прошлого.
Читать Достоевского мне нравится. А бороться с пережитками прошлого, о которых он пишет, не нравится. Почему? Почему я не живу, как Павка Корчагин, а сомневаюсь, размышляю о вещах, оторванных от жизни, как некоторые герои Достоевского? Надо обдумать. Что-то не складывается здесь. Что-то уводит меня от советской действительности в неправильном направлении.

Никогда особо не увлекался «рекомендованной» литературой. Не интересно было читать «рекомендованную». А первые два курса мы в техникуме проходим полностью программу 9 и 10 класссов, в общем, полный курс средней школы, конечно, с углублением технических дисциплин, физики, математики, электротехники. И русский язык, и литература, и немецкий все есть. И об Островском, и его романе, конечно, слышал раньше. Но как-то не тянуло и времени не было, специально  сесть и прочитать именно эту  книгу. Я лучше Бальзака, Стендаля, Джека Лондона в Герценке почитаю.

Но вот однажды, где-то у Женьки  в груде книг, случайно взял в руки. Без корочек. Название заинтересовало.  Зачитанная, затрепанная. Вспомнилась присказка  народная, даже не знаю, где и услышал,  не на танцах ли? Не помню. А звучит  фраза так : «Хорошая книга, как  хорошая девушка,   всегда потрепана». Про девушку не знаю, а про книжку до меня дошло, понял,  что  потрепанная значит хорошая, а зачитанная, да без  корочек — вообще  шедевр.
Взял книгу у Женьки.
-Бери, бери, - смеется он  надо мной. Такую, не жалко, все равно выбросить хотел. 
Женька уже рабочий. Он  работает на заводе. Жизнь знает и цену   книжкам нашим тоже.

Взял книжку, принес домой и, как это часто бывает, забыл. Прошло время. Как-то разбираясь в бумагах наткнулся. Сел на диван,  полистать. Прочитал несколько строк. Попал на фразу:
- Нет для меня в жизни более страшного, чем выйти из строя. Об этом  даже не могу и подумать. Я готов вынести все, лишь бы возвратиться в строй.
 Прочитал я эти слова. Подумал. И начал читать с первой страницы. Три вечера я ее читал. Три вечера ходил сам не свой. Три вечера стоял перед глазами облик Павки Корчагина. Отныне моего любимогно героя. Я и допустить мысли не мог, что когда-нибудь переверну последнюю страницу этого чуда, так  захватила  меня эта  эпоха, в которую он  жил, эта бьющая через край энергия созидания.
Хотелось всю жизнь посвятить правому делу, борьбе за права рабочих, за лучшую жизнь, за будущее,  и вместе с Корчагиным  и его друзьями нестись в атаку, воевать, строить, бороться и побеждать.
Да, впечатление – неизгладимое. Желание быть таким же человеком с безграничной выносливостью. Я влюбился в этот тип человека, который борется, пашет, трудится, переносит все трудности, а главное не ноет, как я, о трудностях роста, самосовершенствования, стойко переносит страдания и не жалуется,  как я, на жизнь, не  показывает свои переживания  всем и каждому, а борется и переделывает  жизнь так,  как велела партия.

Так я стал поклонником  того образа революционера, для которых  личное  - ничто по сравнению с общим. Какая – то даже гордость охватила меня,  что у нас были и наверное есть такие люди, нужные стране, нужные обществу,  которые могли  бы стать примером для молодежи, вступающей в жизнь.

И я решил тоже, как  Павка бороться   за лучшую жизнь,  за  наше лучшее светлое коммунистическое общество. Да.  После прочтения такой книги я просто не мог оставаться   таким, как прежде, каким был. Нет я не хочу просто так бесцельно просуществовать свою жизнь. Нет я не хочу винить  себя, ругать, истязать потом в конце пути. Несколько дней звучало неотвязно мелодией общеизвестное: «Жизнь надо прожить так, чтобы…».

И я начал перестраивать реальность и бороться  за идеалы коммунизма. Перво — наперво Леньке, моему соседу по парте, я запретил бегать на переменках в туалет и  курить. С этим мелкобуржуазным злом надо бороться. Объяснил ему, что советская молодежь нужна стране бодрой и здоровой, что дел у нас  много  и целину еще надо продолжать осваивать и   БАМ   строить. Ленька добрый парень, он выслушивал,  выслушивал мои корчагинские наставления, потом  не выдержал. Вызвали они меня сВитькой за угол техникума на стадион и в последний раз меня предупредили, чтобы я отвязался от них, перестал их воспитывать, перестал ныть, иначе они меня побьют и вообще, больше не будут моими друзьями.
-Нам нравится курить, ты понял? И мы будем курить! Ты кто нам такой ,мамка или папка?  Или уже директор техникума, - заржали они.
С друзьями я не  дерусь. Друзья мне, конечно,дороже. Подулись мы подулись недельку  друг на друга, да вернулось все в привычную свою хорошую колею. Не ссорились больше. Я их воспитывать перестал. И они мои корчагинские приставания быстро забыли.
Так вот у меня и получился первый облом с переделкой советской действительности.
Но я духом не падал. Теперь я решил бороться с обывательщиной. Павка перед трудностями жизни никогда  не пасовал.
Как-то в субботу пошел я в библиотеку нашу заводскую. К Женьке и зашел по дороге. Думал вместе сходим. Веселее. Лежит Женька на диване, телевизор смотрит, журналы листает.
-Да не хочется что-то, - отвечает.

Сходил я в библиотеку,  дописал лабораторную по электротехнике,  книг взял и обратно. Думаю зайду еще к Женьке, договоримся насчет танцев сегодня вечером,  суббота ведь. Захожу, а он все на диване лежит, журналы листает, да на телевизор поглядывает. Ну, думаю,  вот это и  есть обывательщина, целый день на диване валяться, ничего не делать, чай попивать, да телевизор смотреть. Ну думаю с этим отрицательным явлением нашей советской действительности надо бороться.
И давай Женьку учить уму разуму. И про обломовщину вспомнил, и про задачи, которые должны решать наши советские люди, про Запад, гнилой капитализм, где обыватели безделью предаются и ничем не занимаются, про общественно-полезный труд, и, конечно, про моральный облик советского человека.
Женька долго меня слушал, слушал, потом собрал мои книги  в котомку и вытолкал за дверь,  крикнув мне в догонку:
Ты, что дурак? - я со второй смены пришел в час ночи. Отдыхаю.  Понял. Имею полное право поваляться на своем заработанном мной диване, чай попить, и журналы красивые, купленные с последней зарплаты полистать.
Так у меня и  с обывательщиной, обломовщиной и маниловщиной   бороться как-то не сложилось.
Пришлось мне мозги включить,  пообдумать все это. Порассуждать.   С  одной стороны есть идеалы коммунистические, а с другой жизнь советская.   Надо бы жизнь переделывать.  А люди, которых переделывать начинаешь,  не понимают, обижаются,не переделываются.  Да и ты смотришь и думаешь: «Да,что, в общем-то,  нормальные люди. Что их переделывать то? Ленька он хоть и курит,но учится хорошо, старается, на практике вот на заводе грамоту получил. Похвалили его  не собрании. Витька  хоть и выпьет иногда перед танцами, зато сестренке совей маленькой всегда котлетку из столовой прихватит. У него семья большая. Папа работает на заводе. Один. А детей четверо.  Витька даже подрабатывает на станции железнодорожной иногда в выходные грузчиком. Ну и  что из того, что сделает несколько глотков водки из горла перед танцами. Так это так просто за компанию, для отдыха, для веселья, да  и традиция такая. Дерябнуть, и на танцы. Что мне теперь с ним делать  с Витькой - то? Как перевоспитывать?  Он и так-  хороший парень.

Задумался я над своей жизнью, оценил ее. Итак, что же движет мной в этой жизни? Что я сделал великого, большого, нужного стране, людям? Как я прожил эти полные 17 лет, чего добился? Боже мой, как мало, как мало. И все — таки я не Павка. Я мирный и смирный, - подумалось мне – я послушный, дисциплинированный,  не такой буян, как Павка. Добрый. Вот Витьку жалею. У них в семье постоянно нет денег. Женька с Колькой вот работают уже, вкалывают. Тоже тяжело им на заводе.  Нормы высокие Устают. И что я их  буду сейчас учить коммунизму?
Вообще, трудно сегодняшним молодым вступать в жизнь.   Трудно,  потому, что   в книгах написано одно,   учат нас   второму,    а   жизнь она  что-то     совсем уж другое и не первое и не второе. Третье какое-то  измерение.
Интересно,вот у нас сейчас конец шестидесятых? Может и не нужны стране  такие люди, как Корчагин? А какие нужны? Поразмышлять бы надо на эту тему как – нибудь.
Вот появился у меня любимый герой. И я, пытаясь ему подражать ему, начал жизнь переделывать.  Бескомпромиссно, прямо, жестко бороться  с негативными явлениями советской  жизни и проявлением  частнособственнической морали, с обывательщиной. Но обломилось все.       И борьбы не получилось.   И не изменилось ничего  вокруг.  Почему так все  обламывается.  Может потому что сейчас жизнь черно-белая,то есть не красно-белая,  а другая, сложнее,  цветная,  разнообразная, и не укладывается в прямые и    бескомпромиссные рамки революционных лет?
   Вот отчим у меня коммунист, а до пяти часов утра может выпивши барамзить и  никому спать не давать.  На работе он хороший, а дома?
 Витка Вормщиков пьет водку из горла, с ним надо бороться.  А Витька мой друг. У него папа рабочий на заводе.  И два брата маленьких. И  сестричка.  И он котлетку ей, как я уже  рассказывал, каждый  раз несет из столовой. И Витке помогать надо,  а не перевоспитывать.
То есть бороться  надо.  А с кем? Вот он  человеческий фактор. Они,мои друзья,  с точки зрения Павки плохие,  с ними бороться надо, но они люди, живут как могут, и живут бедно и пьют просто от тяжкой жизни, повеселиться надо забыть иногда эту беспросветность. Как с ними бороться. Нет, что-то не ту ноту я взял  в общении с моими  друзьями.  Не  нужны  сегодня стране Павки. Не нужен   его ярко  - красный и показной героизм.   Мир многообразен. Общество  состоит из разных людей. И все имеют право на жизнь. И ко всем надо относиться гуманно и терпимо.  Как к маленьким детям.
В подстаканнике так однообразно позвякивал граненый стакан,  что я, навалившись на стол, положив голову на руки и уснул.
Приснился  мне какой-то кошмар. Большой как скала и красный как знамя Павка Корчагин с лицом страшно волевым и глазами как  отлитыми как из металла, как Зевс -Громовержец метал в меня, в бесформенное и беспомощное существо,  вопросы – молнии: «Кто ты? Зачем ты? Что ты сделал для страны»? А я ежился, прятался, но везде бил  набатом вопрос: «Зачем ты? Зачем ты? Зачем ты»?
Ужасный сон.
Тряхнуло поезд. Проснулся в поту.   Еще одна    остановка. Это уже предпоследняя.  Скоро приедем. Выглянул   в    окно.
Ветер монотонно дул в одну сторону, угнетая своей одноообрзностью и раздражающей непрерывностью. Что-то невнятное бурчал лес. Непонятно о чем перешептывались степенные деревья,  которые как солидные и степенные, вообще-то, не должны  перешептываться а достойно  и степенно  молчать. Солнце как-то нехотя закрылось рваными тяжелыми тучами. Редкие кусочки синего неба робко выглядывали из-за них, как бы по дежурному приглядывая за землей. Несмотр на ветер, духота стола. И поддавшись всей этой мелахонлии я просто остановился и сел прямо на травку, мягкую и теплую еще от ттллко что ушедшего солнышка. И отдавшись этой дермотной бездумности местной природы, я смотрел на извивающуюся по полю деревенскую дорогу, уходящую наверх в гору,  туда   где  и  живет моябабушка.
Далековато еще, - подумалось мне.

Недавно я получил письмо от моего давнего друга. Мы вместе учились в одном классе. Но он принял решение не учиться дальше, а жить, работать, наплевав на образование, на получение профессии. Как я ему завидую. Он уже самостоятельный, сам зарабатывает на жизнь, курит, ведет вполне себе взрослую жизнь. Я еще учащийся техникума. Правда,  у меня будет профессия интересная «техник-электрик», но это когда еще.
Вот он сейчас на Север уехал на заработки. 
Я  иногда думаю, может и мне сейчас сразу после первого курса бросить техникум? Уйти в рабочие на завод. Изучать жизнь. Стать рабочим писателем. Описывать наш социалистический производственный труд, социалистический быт,  новых молодых людей – строителей коммунизма, ветеранов, передающих им свой опыт, связь поколений, военного, после военного и сегодняшнего молодого.  Неисчерпаемая тема. Вот где современному молодому писателю раздолье. Это тебе не в своих переживаниях копаться. Там на заводе настоящая жизнь, бьет ключом. Там строится наше будущее.
Но легко сказать, бросить учится.  А как мама? А как отчим  дядя Петя? А как дядя Ваня? А Валерка что скажет? Сдрейфил, скажет Сашка, сбежал от трудностей, техникум бросил, слабак оказался, не выдержал учебы.
Валера  для меня авторитетный парень. Он Пермский политехнический институт закончил. Инженер на заводе. В комсомольском активе ходит. Нет, не одобрит он меня. А слабаком выглядеть, кто захочет?  Так вот и отбрасываю я постоянно свою мечту стать рабочим писателем.
Мне и посоветоваться не с кем по этой важной для меня сегодня проблеме. А так хочется с кем – то поговорить, высказать все накипевшее в душе, поделиться мыслями, планами. С ребятами и девчатами из группы? Так это дела не учебные. С друзьями, которые ушли на завод работать? Так устают они после работы, да и интерсы у них уже друговатые.  С мамой? Так никогда мы на такие темы не говорили. Зачем? Мы и так понимаем друг друга без слов. Она чувствует, когда мне плохо, и понимаю ее сегодняшнюю жизнь, сочувствую, жалею. Обижает ее отчим иногда,  когда  выпьют немного. А выгнать этого отчима не могу. Ведь он ее муж. Это ее выбор. Вдруг это ее счастье? И если я выгоню ее мужа, вдруг сделаю ее несчастной? Нет, с мамой на эту тему не поговоришь. У мамки свои проблемы, грузить ее своими еще  незачем.
Надо самому все  решать.
Я все таки решил устроиться    получше. Сумку с книгами   положил под голову, пальтишко постелил на жескую деревянную скамейку общего  вагона. И что   -то задремал. Хорошо спится под ровный стук колес  по стыкам рельсов.
И снится мне, что я уже старый. И достойно прожил всю свою жизнь. Спокойно, с улыбкой на лице, с чувством исполненного долга, с чистой душой и ясными глазами, в которых читается только покой и счастье. Вижу  маленькую уютную комнатку с красивым окном во всю стену, сквозь которое заливается мягкий приятный старческому глазу свет.
Тишина. Только чуть слышно гудит аппарат, при помощи которого в комнате установлен морской климат. Из магнитофона раздается шум прибоя. Это мое последнее пристанище.
А вот и я. В мягком кресле полусидит полулежит весь высохший старик с приятным морщинистым лицом и умными чистыми глазами. Седой, как январский снег. Блаженство застыло на его лице.   Видимо снова задумался он о своей не зря прожитой жизни, жизни, посвященной служению Родине, Государству, Обществу,семье, детям и внукам.
Задумался он. Вспоминает свои молодые год: 15, 16, 17 лет. Что он делал? Как он начинал свою жизнь? Ах, да, кажется учился. Но где? Как и вспомнить? Так и думает он медленно, смакуя  всю свою правильно прожитую жизнь, посвященную служению людям, добру, истине.
Помнит он, как молодым служил в армии, в военной авиации. Как потом по - настоящему влюбился и стал отцом. И неожиданно ему на ум взбрели строки давно устаревшей дворовой песни, которую часто пели на берегу реки Вятке знакомые ребята: «На то она и первая любовь, чтобы за ней пошла любовь очередная». «Эх, молодость, молодость» - вздохнул старик, - А все -  таки, когда я в первый раз влюбился»?
Кажется, в восьмом классе, - улыбнулся он. А потом беззвучно засмеялся, трясясь все телом, вспоминая, наверное, те наивные ставшие с годами смешными  эпизоды своей юности.
И вдруг он стал серьезным. Смех причинил ему нестерпимую боль. Он забылся. Снова тишина, такая глубокая и приятная его уху.  Он любил ее слушать. Нет, она, эта тишина, не напоминала ему о близком конце. Вовсе нет.  Слушая ее, он с удовольствием блуждал по лесу своих воспоминаний.  Бродил. Вспоминал. С каждой минутой все больше и больше. Помнил он, как вручали ему золотую звезду Героя коммунистического труда, как поздравляли его, уже не молодого человека, коммуниста. Вспоминал, когда он был избран Депутатом Верховного Совета. Потом, как качал первенца своего, затем внука. Он, хотя и молодой, но уже известный ученый и в свое время считался хорошим специалистом.
Но последний вздох прервал его мысли.  Но он не умер. Он достойно ушел из жизни. Вошли молодые внук и невеста. Они, видимо, хотели о чем — то поговорить, что-то сообщить своему деду. Но не успели. Он уже ушел.  Пусть не знаменитым, о чем так мечтал в юности, но просто хорошим и порядочным человеком.  С улыбкой на губах. С застывшим в стеклянных глазах счастьем. Ушел, не оставив после себя и никакого нечестно нажитого   богатства, потому   что служил людям, обществу, стране, ничего не  оставил,  кроме доброй памяти, добрых воспоминаний.
Но буду ли я таким, размышлял  я во сне, разглядывая эту уютную комнатку, последнее  пристанище, уважаемого старца.    Вот в чем вопрос. Буду. Смогу ли так  достойно прожить? Или это только плоды моих фантазий, игра воображения. Мы — материалисты. Мы знаем, что судьба человеку не предначерчена.  Он сам ее делает, судьбу, своими руками, своими поступками, своим нравственным выбором.
Потому что у нас социализм, а не какой-то изживший себя капитализм. И мы служим людям, стране, а не чистогану, не золотому тельцу.  В Советской стране человек — хозяин своей судьбы. А, значит, и я смогу  прожить свою жизнь так, как спланировал: красиво, нравственно, достойно.
Так я подумал, закрывая дверь, в это мое  предсмертное пристанище.  Во сне не страшны мертвые.

-Эй,  мальчик, - трясет меня кто-то за плечо. - Мальчик. Вставай. Приехали.
Открыл глаза и чуть не вскрикнул, испугавшись. Да он же только что в гробу лежал. На меня смотрело именно то лицо из гроба, старое морщинистое, усталое, и тянуло ко свою костлявую сморщенную руку. От страха и  испуга меня прошиб пот, прежде чем я понял, что это проводник, а не я из будущего старый и морщинистый, вставший  вдруг из гроба.
-Ух ты, как  здорово, что  не старикашка я еще, - обрадованно вздохнулось  мне с  каким-то неведомым  доселе облегчением, - приснится же  такое.

Собираю вещи. Беру сумку. Выхожу.  Уже вечереет.Вот и деревенька наша видна вдали  на пригорке. Можно и присесть на пенек. Отдохнуть. Оглядеться.  Нравится мне наша природа в это время  дня.

Бледное небо уже начинает темнеть по краям. Расплющенное красно-рыжее солнце, едва касаясь верхушек далеких синих деревьев, поласкало их в последний раз свои розоватым светом и тает, тает, тает, превращаясь из круга, в овал, затем в полукруг, и вздохнув последним лучиком, на  конце, в полоску и растаяло совсем в синем воздухе весеннего вечера.
Теплый ветерок, это верный спутник легкого весеннего вечера, порхал надо мной, любовно перебирая и играя с цветами на лугу, и листочки берез приветливо махали ему вслед.

Я забыл про свою грусть, про размышления. Страстно захотелось сделать вечной эту удивительно красивую природу, остановить мгновенье, сохранить эту бодрящую свежесть вечернего воздуха. Это не первый раз. Я уже замечал за собой, что желание «остановить мгновенье» часто у меня  появляется в приятные моменты жизни, в красивые моменты жизни. Вот и сейчас.

Но не сделать вечным этот удивительный миг, эту красоту природы. Уже через часик другой  и темная листва деревьев уже будет пугать, пронизывающий ветер зло носиться, а холодный блеск луны сделает все вокруг мертвенно-бледным.