Параллели

   Хотелось чего-то другого. Не одиночества. Оно там, куда идти надо. Оно там, где могло не быть – дома.
   Перекресток. Куда шагнуть? Если бы могла, я шагнула бы в небо. Но оно где-то внизу, на дне океана желаний. А золотой рыбки нет. И камня на распутье тоже. Но я не богатырь. Коня мне не потерять.
   Сверну-ка направо. Там окна. Много окон, в которых люди. В каждом окне судьба, бьются сердца, звучат голоса, строятся и разбиваются планы.
   Одно из этих окон мне знакомо. Там, на девятом этаже. Новые рамы, но старые хлопоты моей подруги Вики.
   Их там много: сестры, племянники, соседи. Принцип проходного двора, столь чуждый мне, воспринимается ими как воздух, без которого жизнь пуста.
   Виктория никогда не понимала меня, живущую в однокомнатной тихо и скромно. Я шла туда, чтобы наесться шума, напичкаться общением и в очередной раз убедиться, что ничего, кроме тишины в родных пенатах мне не нужно. А пока предстояло сотрясание привычного ритма и уклада мыслей. А мысли, как мне казалось, тоже имеют тени.
   Лифт, как обычно, грязный. И шумный, будто динозавр скребет когтищами где-то сверху.
   В таком же когда-то очутились я и Дима. Мы дети. Только что играли в снежки. Раскрасневшиеся от мороза и удовольствия. Он стряхнул с моей щапки снег и неожиданно сказал: «У тебя красивые волосы». Нам по десять лет. Я обожала мальчишеские игры. Какая там влюбленность?! Я плавала как рыба в воде в пучине дружеских отношений, а тут вдруг комплимент. Моим щекам некуда было краснеть и мое смущение утонуло в тени опускающихся ресниц.
   Сейчас мне подумалось, что Дима, возможно, ждал реакции с моей стороны. Скажи я тогда что-нибудь, он, наверное, добавил бы фразу типа «ты всегда мне нравилась». Но тогда я не искала чувств.
   Ищу сейчас. И знаю, что Виктория обязательно заговорит о моей личной жизни, чтобы не упустить возможность поучить меня жить. Люди, у которых своя жизнь не сложилась, считают себя мудрее остальных и наклеивают ярлыки даже на вещи, далекие от их жизненного опыта.
   Мы с Викой родились в один день. Но в разных роддомах. И все же Виктория считает себя более наученной жизненными перепитиями. А я соглашаюсь. Не потому, что не хочу обидеть, а потому, что при доказывании обратного потребовалось бы раскрыть те факты, которые тормошить себе дороже.
   Нервы жалко. Их всегда жалко. Но беречь не получается. Их нельзя подготовить к боли, если ты не йог. Боль всегда неожиданна. Даже та, которую ждешь, поджидаешь в уголочке сердца, пытаясь найти силы на юмор.
   Вот и молчу. Вот и не рассказываю всего, чтобы не жалеть себя потом, перед сном, сливаясь щекой с подушкой, впитавшей не одну мою слезу.
   Я иду к Вике и знаю, что все равно будет больно. Больно потом. В одиночестве. Дома. Но иду. Потому что давно не гостила. Уже соскучилась.
   Мне будут рады. Главное не засиживаться, чтобы не почувствовать неизбежный момент потери интереса к своей персоне.
   Коридор девятого этажа. Жутко. Лампочек пожалели или выкрутил кто-то. Причин для страха уйма, как и поводов из него вылезти. В детстве я не понимала фразу «Темнота – друг молодежи». Позже поняла, но края губ не спешили улыбнуться. В таком же подъезде изнасиловали мою подругу. Ее до сих пор водят к психологу.
   Я напряглась, словно готовясь к прыжку в случае опасности. Едва ли не ощупью добравшись до угловой двери, я ткнула пальцем в квадратную кнопку звонка, прокручивая в голове наброски тем, которые, если будет к месту, затрону, чтобы не молчать.. Ненавижу, когда нечего сказать. Паузы напрягают. На фантазию не жалуюсь, но выдумывать небылицы, значит – лгать. А зачем? Во спасение разговора?
   Щелчок. Поворот ключа. Дверь нараспашку. Редкая в наше время дверь – без глазка. И даже «кто там?» не спрашивают. Доверие? И это тоже. Просто в доме шаром покати. Ничего ценного – все ушло в челночный бизнес, к туркам. Осталась допотопная мебель, пианино с впалыми клавишами и книги. Старый цветной «Таурас» с трудом выполнял свою миссию. Только хозяева могли разобрать, что или кто движется на экране.
   Челночные мытарства обогатили разве что долгами. Но привычка жаловаться обошла эту семью стороной. Вероятно, потому, что она была богата многочисленной родней. В квартире прописано десять человек! Есть две деревни с бабушками, дедушками, дядями, тетями и несчетным количеством разновозрастных племянников. И все эти люди время от времени наведываются в эту четырехкомнатную.
   А что говорить о друзьях? Добрые и отзывчивые Вика, ее братья и сестры распологали к себе буквально всех подряд, от соседей до мимолетных прохожих.
   Обычно дверь этого дома пребывала в состоянии приоткрытости. Запиралась на ключ или задвижку только по чистой случайности.
   В дверях стояла средняя сестра Вики Лиана.
   – Привет!!! – воскликнула она так, будто увидеть меня мечтала всеми фибрами души. Низкая, мелкочертная, но начитанная до одури, Лиана носила сильно минусовые очки, однако ее обаяние этим отнюдь не ущемлялось. Не успела я переступить порог дома, как она с лету протаранила мой «дремлющий» с ее точки зрения мозг вопросом:    
   – Ты не читала книгу о видениях Эдгара Кейси? Хочешь, могу одолжить. Там такое написано, зашатаешься.
   Я не сразу врубилась, о ком идет речь. Потом память выдала: был такой американский то ли мистик, то ли медиум, то ли целитель, видевший в состоянии транса Атлантиду.
   Дав согласие почитать книгу, я сняла пальто и с трудом нашла пустующий кончик от крючка на вешалке. Лиана не применула поинтересоваться моими творческими успехами. Мой ответ она встретила в своей комнате, в процессе поиска книги. На полуслове Лиана дружелюбно предложила пройти на кухню. Слова о новом поэтическом альманахе зависли. Гнетущее чувство неуместности слов о поэзии толкнуло меня пожать плечами. Я повиновалась приглашению.
   Кухня. Место встреч, бесед, аромата кофе и тумана. В доме курили практически все.
   За столом четверо. Двоих вижу впервые. Знакомство. Приветствия. Похоже на теплоту и добродушие, но от новичков веет натянутостью. Но чего я жду? Сама напряжена. Преследует неприятно-навязчивое предчувствие разочарования. Вики на кухне нет. Сейчас мне скажут, что ее нет дома и тогда вся предварительная настройка к черту. Предчувствия себя оправдали, но Лиана меня заверила, что Вика вот-вот появится.
   Сажусь у окна. Новая знакомая, молоденькая соседка, привела жениха. Парню лет двадцать пять. Рыжий под цвет меди, крупноносый и худой как жердь. На лице соседки глупая гордость. Жених явно не городской, явно метит в примаки, но зато улыбчивый.
   Начинаю осознавать умом и сердцем, что настроение пошатнулось. Лиана бухнула передо мной объемистую книженцию и выгребла из под стола еще один стул. Для себя. А может, для очередного гостя. Спрашивать, хочу ли я кофе, никто не стал. Чашечка возникла перед моим носом словно сама по себе.
   Старшая сестра Вики Наира выглядела немного подавленной, хотя улыбалась искренно, и вопрос «как дела?» звучал так, будто ей вправду интересен мой ответ. Она взяла свою чашечку кофе и удалилась. Меня посетило удивление. Почему Наира здесь? Если я и видела ее в этом доме, то мельком, поскольку она была замужем и жила на окраине Тбилиси, в районе, называемом Африкой. Я хотела спросить у Лианы, не случилось ли чего, но спустя минут пять в дверях появился муж Наиры и попросил ее быстрей собраться. Из их разговора я поняла, что он договорился с врачом, который прооперирует его отца в начале следующей недели.
   Викин старший брат с французским именем Анри что-то пересчитывал на калькуляторе. Позже выяснилось, что он оказался в убытке. Кто-то за что-то сколько-то ему не доплатил. Сквозь зубы широколицего и полногубого Анри просочились крепкие словечки.
   Юная соседка и не думала догадываться, что ей пора бы уже уводить жениха. Ее наивные лепетания насчет последних писков моды были явно ни к селу, ни к городу.
   Запланированные мною темы к сложившейся обстановке не лепились. Они ведь были расчитаны на Викторию. Пришлось уткнуться в Кейси. Увесистая книга о видениях прошлого и будущего. Подборка статей за и против. На чьей я стороне?...
   – Мне обещали одолжить книгу о новых расшифровках катренов Настрадамуса, – интригующе произнесла Лиана. – Нас такое будущее ждет!!!
   Она продолжала восторгаться, а мне подумалось о своем.
   Была я год назад у гадалки. Как внушающе-убедительны бочки меда с парой ложек дегтя. И кажется, до счастья рукой подать, а его все нет и нет. Гадалкино «скоро»  –  другое «скоро». Космическое безвременье не выдает точных дат. Или не всегда и не всем выдает…
   На кухню ворвались два близнеца – двухлетние сыновья Анри. Они только что проснулись. Невестка, еще находясь за кухонной дверью, пожаловалась, что теперь они до часа ночи не уснут.
   Что мужчины находят в таких страшненьких женщинах? Лицо цвета стареющей картошки, маленькие глазки под широким лбом, пористые щеки и нос, а мочки ушей как утюгом проглаженные.
   А вот мальчишки красивыми получились. Ни в маму, ни в папу. Говорят, в одну из тетушек. Интересная штука – генетика! Ресницы у близнецов как опахала. Взлетают к густо-черным бровям. Миндалевидный разрез зеленовото-карих глаз наверняка сведет с ума не один десяток девчонок. А волосы кучерявые, воздушные. Так и хочется нырять в них пальцами.
   Лиана говорила что-то про Эдгара Кейси, а я представляла, какой сынишка был бы у меня, если бы…
   Если бы Юра, сын маминой знакомой, сделал мне предложение. Он был в моем вкусе. И не только в моем. Потому я его и потеряла. Другая оказалась смелее и наглее. Они очень красивая пара, но мальчик у них совсем не симпатичный. Наверное, тоже в какую-нибудь тетю.
   – Я тут про Атлантиду читала, – не умолкала Лиана. – Уверена, что я когда-то жила там. Была жрецом. И вообще, по-моему, я реинкарнировала не менее тридцати раз. В голове иногда такое творится!..
   – Может, ты просто начиталась многого? – отрезал брат, захлопывая складной калькулятор. – Хватит грузить гостей.
   Лиана смолкла, но не сникла. Ее лицо улыбалось. Сама не знаю, как такое возможно при отсутствии улыбки на губах. Не это ли одухотворенность?..
   Соседка с женихом совсем не понимали по-русски, так же как и невестка, демонстративно проявлявшая свою материнскую заботу о непоседливых отпрысках. Она явно была счастлива тем, что являлась замужней женщиной, и ничего, кроме этого, не могло бы доставить ей радости. Наверняка, она относилась к Лиане, как к старой деве, которой нечего делать, вот и читает всякую белиберду, засоряющую мозги.
   Влетел Ладо – младший брат Вики и рванулся к телевизору, включил его и, найдя нужный канал, воскликнул:
  – Смотрите, дядю Гелу показывают! 
    Меня порадовала исправность телевизора. Дети завизжали, требуя мультиков. Но дядя Гела был важнее. Пузатый до омерзения сельский мужик рассказывал о своем винограднике. Что конкретно он говорил, мешали понять дети. Стоял такой гвалт, что возникло желание прикрыть ладонями уши. Но я вовремя вспомнила, что принесла с собой конфеты чупа-чупс. Протянула их детям и они сразу умолкли.
   Дядя Гела, с трудом шевеля языком, уверял, что его особенные удобрения способствуют…
   В дверь позвонили и, не дожидаясь хозяев, вошли. Лиана побежала встречать. Спустя минуту, передо мной предстали три высоченные девицы – модели из агенства. Мне приходилось видеть их здесь раньше, но говорить с ними было как-то не о чем. Фигуры у них, конечно, на зависть, а вот носы желали лучшего. Дело поправимое и они это знают. Лека, Тика и Тако были двоюродными сестрами и дружили с самой младшей сестрой Виктории Мананой. Но Манана, как выяснилось, принимает душ, а так как она купаться любит долго, придется подружкам подождать.
   Передача о сельском хозяйстве Грузии уже закончилась. Дети дождались мультиков. Ладо принес потрепанную газету с кроссвордами и начал громко зачитывать вопросы. «Соучастников» не нашлось. Парень удалился.
   Лиана сварила кофе красоткам. На кухне стало душно. Дети облапали сладкими ручонками папины брюки. Он ругнулся и вышел. За ним последовала жена, спрашивая, что он намерен делать…(видимо, с создавшейся финансовой неурядицей). Соседка и жених упорно продолжали сидеть, беспрестанно улыбаясь и говоря о пустяках. Ее попытки посмаковать чьи-то проблемы обрывались молчанием Викиных сестер. Лиана предложила мне пройти в ее комнату. Я не отказалась. В моей голове стоял такой звуковой хаос, что она разболелась.
   Комната Лианы и библиотека, можно сказать, одно целое. Не удивительно, что книги повлияли на ее мировоззрение. Будучи самой образованной из всей родни, Лиана отстояла право жить отдельно от остальных. В своих четырех стенах она разрешала родичам только одно – делать уроки, читать, то есть учиться. Спать в ее комнатке все равно никто бы не стал. Лиана – сова. Ночью практически не спит. До сих пор удивляюсь, как она умудрилась окончить два института, один на русском, другой на грузинском. А работу нормальную не нашла. Училась, училась, чтобы стать челноком…
   За десять минут пребывания с Лианой наедине я узнала о прилете инопланетян на Мтацминду, о последних посланиях из космоса, о ее вчерашнем фантастическом сне, о новой тбилисской ясновидящей, о конце не только света, но и тьмы, о ее собственных предчувствиях и о долларовой банкноте, длина которой 66,6.
   Моя голова готова была лопнуть.
   А народ за дверью прибывал подобно морскому приливу. Гул голосов не затихал ни на секунду. Беспрерывно звучали приветствия и радостные восклицания. А Виктории все нет. Надо же было ей именно сегодня в театр отправиться! Хотя ничего тут удивительного нет. Вика с первого класса на школьной сцене. В одной пьесе она играла принцессу по имени Виктория. Так хорошо сыграла, что это имя к ней пристало. А в шестнадцать она назвалась этим именем уже официально. Честно говоря, ее родное имя Маквала совсем ей не шло.
   Снова подумалось об уходе. А если обидятся? А заметят ли, что я ушла? К тому же смотреть на воплощение сказки «Кошкин дом» уже почти мучительно.
   Одновременно трое говорят по мобильным телефонам. (Записанные на диктофон, эти речи походили бы на беседу трех пациентов психушки). Дети, численность которых, судя по мощи децибелов, возросла, минимум втрое, требовали равных прав на конфеты. Искупавшаяся Манана бегала в выцветшем халате и мокрых шлепанцах в поисках фена. Ее подружки-великанши пытались помочь. У жениха соседки кружилась голова от такого количества длинных ног, а его невеста и не спешила его спасать. Я только потом узнала причину столь упорного сидения этой девушки на кухне. Она тоже ждала Вику, чтобы раболепно вытребовать одолженные неделю назад сорок лари или хотя бы половину.
   Младший брат, кого мог заловить, спрашивал имя древнеримского императора на букву «В». Невестка нарочито шлепала своих детей по попкам, напоминая им о горшках и естественных потребностях.
   Я стояла у окна. Чувство неуместности не покидало. Зачем я здесь? Зачем? Зачем я вообще з д е с ь – в этом муравейнике жизни?.. Не злобное, но все же раздражение и какая-то давящая теснота где-то в самом мозгу. Или просто стеснение, стеснительность, мнительность, неумение видеть в таком бардаке норму. Чуждый мир безудержного, шумного, улейного движения несовместим с тягой к спокойному созерцанию.
   Взгляд скользнул по луне и словно коснулся ее поверхности…
   А я ведь так хотела рассказать Вике о моей последней разлуке, о том, что у меня есть право выбирать, но жизнь диктует свои правила и подминает под свои законы (подлости), не спрашивая, нравится ли мне такая позиция на шахматной доске; о том, что не хочется ненавидеть, но прощать тоже страшно. Когда прощаешь, начинаешь ощущать свою вину и снова бежишь, сломя голову, совершать ошибки и бить лбом о стену, которую разнесет разве что цунами. А я – капля в море… Обид на сердце уйма. Тяжело. В своих неудачах пытаюсь винить других, тем самым оправдывая себя в собственных глазах. И кажется, что так легче. Потому и держусь за обиды, как за соломинку. Прощать тяжко. Мысль о том, что в своих бедах виновата я сама, убийственна. Вот обиды и крепятся как воздушные подушки, чтобы не дать мне утонуть в океане самобичевания…
   А в любви еще сложнее… Сглатывая комок, думаешь: он поймет и позвонит. Надеешься и боишься, что именно сейчас, когда тебя нет дома, он звонит и нервничает от берответности.
   Но это наив. Из глуши последнего, прощального взгляда дорогу к небу не найти. Наверно… Подспудно веришь, что кто-нибудь подхватит тебя под руку и поведет, поведет к выходу и, наградив крыльями, подбросит к звездам, и ты полетишь в самое сердце счастья…
   Но нет его, нет. Выхода.
   – Самое главное, не бояться смерти, – вдруг изрекла Лиана, достав с верхней полки брошюру голубоватого цвета. – Здесь написано, что конца света вполне можно избежать. Если люди будут верить, что мир спасется, план космоса будет пересмотрен и мы победим.
   – Где моя юбка? – влетела Манана, осматривая стулья вдоль ближней стены.
   – Которая? – резко спросила Лиана.
   – Черная, с высоким боковым разрезом.
   – Ее Вика сегодня надела.
   – Надоело! Вечно так! А я в чем завтра пойду?
   – До завтра Вика точно вернется, – шутливо обронила Лиана.
   Сестра психанула и вышла, сопровождаемая модельками. Мне подумалось о том, что я ни разу в жизни не носила одолженную вещь. И как же это сложно единственному ребенку понять, что значит жить под одной крышей с братьями и сестрами.
   – Везет тебе, – выдохнула Лиана. – Ты одна. Любят только тебя, покупают все тебе одной. А у нас общак. Я сама до сих пор не найду следов некоторых своих вещей. Я-то считаю их своими, но кто меня спрашивает?
   – Зато вам весело, – произнесла я, натягивая улыбку.
   – Дальше некуда. – Она улыбнулась с отрешенным смирением в глазах. – Балаган-трест. Мечтаю уехать. Я вообще люблю путешествовать. Обожаю перемены. А тут, как в болоте. Новый день – клон предыдущего. А я же Стрелец! Монотонная жизнь не по мне. Я даже стих такой недавно сочинила:

                Мне бы неба на кончик взгляда,
                Ветра в крылья, глотка тиши,
                Как Джульетте, немного яда,
                И восторга нагой души.

   – Не знала, что ты пишешь стихи! – Я и вправду обрадовалась. И вдруг перестала жалеть, что Вики до сих пор нет. Эти строки были настолько созвучны моим собственным мыслям, что я искренне похвалила Лиану, сказав, что у нее есть талант.
   – Просто балуюсь, – бросила собеседница, – не считаю, что это поэзия. Взяла и сложилась мысль.
   – Почитай еще какие-нибудь свои мысли, – настаивала я, почти умоляя. Только при соприкосновении с темой творчества я ощутила в комнате теплый, почти бархатный уют… Но пестрый шум за дверями смешивал все карты.  Говорить о поэзии на фоне несмолкаемого гула было даже грешно.
   Близнецы по какой-то причине в унисон разревелись и так истерично орали, что даже отец, обычно не прикладывавший ни малейших усилий к воспитанию сыновей, повысил голос, вопрошая, в чем дело. Как оказалось, кто-то из новозабежавших гостей что-то детям преподнес, а они это «что-то» не поделили.
   Успокаивали всем миром. Даже я несла веселенькую чушь и показывала фокус с бумажкой, пропадающей в ладони.
   Наконец, наступила относительная тишина. Кроссвордист вновь обратился к собравшимся с очередным вопросом. Лиана быстро дала ответ и направилась к себе. Я за ней. Снова напомнила ей о стихах. Она отмахнулась. Предпочла показать непонятный, заковыристый рисунок, который якобы заряжен энергией просветления.
   Вновь послышался шум. Мой слух уловил голос Виктории. Я обрадовалась и напряглась одновременно. Что-то упорно подсказывало мне, что нам с Викой сегодня не удастся поговорить спокойно и свободно.
   Вика еще издали поприветствовала меня. В тот вечер она выглядела очень эффектно. Посещение театра – это, конечно же, больше, чем поход в магазин, но, если честно, я никогда не видела Вику неопрятной. Всегда по-доброму завидовала ее вкусу. Так сочетать казалось бы совершенно несочетаемые вещи могла только Вика. Когда-то она мечтала стать модельером. Шить все из чего угодно ей удавалось так же легко, как моргать. Откуда у нее стать, как у графини, не знаю, но этому не научишь. (Хотя модельки с удовольствием поспорили бы со мной. Их учат держаться женственно и статно, но техника и душа все же различны. Можно написать стихотворение по всем правилам стихосложения, но гениальным оно будет только если в нем есть душа). Вот и Вика, – она просто королева, и этому никто ее не учил.
   Подойдя ко мне, она лучезарно засияла. Мне очень хотелось верить в искренность этой эмоции.
   – Зачем ты надела мою юбку? – возникла Манана, не дожидаясь, пока мы обменяемся приветственными фразами.
   Вика устало повесила пальто, сбросила туфли, молча прошла в свою комнату (бывшую лоджию), почти незаметно окунула украшения в щкатулку, невозмутимо сняла юбку и так же молча протянула ее младшей сестре. Манана что-то пролепетала извиняющимся тоном и, взяв юбку, удалилась в сопровождении моделек.
   Надев домашние брюки, Вика пригласила меня на кухню. Простота, легкость и грация – они при ней даже в момент высматривания ужина в холодильнике. Я даже не заметила, в какое мгновение соседка с женихом, наконец, удалились, заполучив желаемые деньги.
   Последовала очередная порция чашечек кофе – Лиана как всегда подоспела. Помимо кофе на столе очутилось несколько блюд, вид которых меня сразу не привлек. Вика словно прочла мои мысли.
   – Это не я сотворила. Работа меня изматывает. На готовку сил не остается. Мама на неделю в деревню уехала, Лиану от книг не оторвать. Так что всем заправляет невестка. А заправлять она даже салаты не умеет. Медведь ей на вкусовые рецепторы наступил и раздавил основательно. В остальном – прекрасный человек. Характер золотой.
   Я вдруг вспомнила себя невесткой. Был такой, почти случайный факт. В течение трех месяцев. Умение готовить – ноль с яичницей. Мне едва семнадцать. Романтична до кончиков волос и влюблена в человека далеко не с большой буквы. В таких влюбляются только по дурости и неопытности. Ничего, кроме симпатичной мордашки и амбициозности, утопающей в ленивом ожидании даров с небес… или, хотя бы, от тещи.
   Очки у меня сочно-розовые! Аж фиолетовые! А муженек по утрам будит, толкая в плечо и полусонно выдавливает: «Пойди картошку пожарь или макароны свари».
   Готовка, стирка, уборка, глажка подобно тяжелым балластам притянули меня за уши к земле. Душа не выдержала. Не вынесла рабства. Не вынесла гибели иллюзий. А его фраза «женщины созданы только для кухни и ублажения мужчин в постели» натолкнула на мысль о разводе.
   Теперь я смотрела на Викину невестку и пыталась представить себя на ее месте. Стало понятно одно – я могла бы так же, но не была бы счастлива так же, как она.
   Я НЕ МОГЛА ПОЖЕРТВОВАТЬ КРЫЛЬЯМИ!..
   А в душе осталось странное, никакими разочарованиями не изживаемое желание встретить настоящую любовь, так и не осознав толком, есть ли она и можно ли быть счастливой рядом с мужчиной, не пожертвовав ради него крыльями.
   Вика обернулась к Лиане.
   – Ты случайно не загрузила мою подругу своей философией? Грустит почему-то.
   Я улыбнулась, стараясь зажечь во взгляде огонек, и я почувствовала, что слезы пытаются зародиться. В горле пересохло и хочется отвести взгляд куда-нибудь в сторону и найти в голове любую отвлеченную мысль.
   – Я ходила в кино, – сказал мой голос.
   – Что смотрела? – Виктория безостановочно передвигалась по кухне, на ходу жуя бутерброд с сыром, отхлебывая кофе и отвечая на звонки или SMSки. Домочадцы получали указания, но при всем, при этом я не чувствовала себя оставленной без внимания.
   – Ты кушай. Все это съедобно. Никто не помер. Наоборот, плодятся и размножаются. Сама видишь. Китайцы позавидуют. Итак, что ты там смотрела? – вновь поинтересовалась она насчет упомянутого мной кино.
   – Да так, фантастику. А ты на какой спектакль ходила? – поспешила я спросить. Потому что на вполне закономерный вопрос, с кем я была в кино, мне отвечать не хотелось. Пришлось бы долго объяснять, почему я была там одна.
   Виктория завелась. Она обрисовала мне весь свой сегодняшний день. Что-то ее возмутило, что-то вызвало протест, восторг или негодование. И все эти эмоции были настолько искренни, что я представила себя сидящей в первом ряду партера. Эта девушка сама актриса! Послушаешь ее, и в театр идти не надо.
   И после такого «выступления» Вика не забыла спросить меня о моих творческих делах. Она, как никто другой, чистосердечно радовалась тому, что ее подруга пишет рассказы и стихотворения. Вика попросила прочесть что-нибудь новенькое, но в кухонное пространство снова пролилось привычное для этих стен многоголосье.
   Уходила старшая сестра. Наира с мужем и детьми жила в Сабуртало. Она попрощалась и направилась к двери. Остающаяся часть семьи пошла ее провожать. Меня не покинула только Вика. Мне показалось, что вместе с ней вздохнул даже воздух.
   Мы снова заговорили о литературе, об искусстве и вдохновении. Чашечки стояли на блюдцах вверх дном. Лиана обещала заглянуть в будущее. Виктория затронула тему о художественной выставке, на которой ей пришлось побывать.
   – Не люблю авангард. Но что делать? Выставлялся мой старый друг. Ты представляешь, одну голую девицу он изобразил в таком перекореженно- перекошенном виде, что мне стало жалко ее, холст и краски.
   Тут мои глаза скользнули по экрану телевизора. Звук практически отсутствовал, но, как я поняла, шел документальный фильм о маньяках. Мелькали изуродованные тела девочек и женщин. Мне стало жутко. Какая жестокая параллель. Искусство и криминал в одном контексте…
   Голова Виктории маячила рядом с телевизором.  Я одновременно смотрела на эти два объекта, и восприятие такого непредумышленного наслоения выливалось в одну четкую мысль О ТЩЕТНОСТИ БЫТИЯ.
   – На этой выставке я встретила твою подругу, тоже писательницу. Наташей, кажется, зовут.  Она даже пригласила меня на презентацию своей новой книги. Она сказала, что позвонит тебе на днях.
   «Сначала я ударил ее ножом в живот, – рассказывал маньяк. (Текст его беззубой речи выпечатывался в нижней части экрана). – Она продолжала кричать, и тогда я ее задушил».
   Показали фотографию несчастной девочки лет двенадцати… Заплаканая мать стояла у надгробия дочери и, едва сдерживая рыдания, что-то отвечала на вопросы ведущего.
   – Что мне на ее презентации делать? На твою я бы еще пошла. – Доносилось со стороны Вики. – После выставки я в фирменный бутик попала. Такую кофточку видела! Жаль, денег не хватило.
   Кровавые откровения маньяка продолжались. Там тоже было что-то про кофточку… и про книги…рядом с телом и школьным портфелем…
   Где-то, под черепной коркой и в центре грудной клетки мне стало жарко. Бессмысленность и ничтожность моих личных переживаний проступили настолько явственно, что на смену усталости пришло ощущение  п   у   с   т   о   т   ы.
   Наконец, Вика тоже взглянула на экран и раздраженно воскликнула:
   – Зачем это показывают, а?! Хлеба и зрелищ?! В древности толпами перли на гладиаторские бои и казни, чтобы удовлетворить свою кровожадность. А теперь, на тебе! Сиди дома и наслаждайся! И билет покупать не надо. А еще говорят, что цензура посягает на демократию. Нет ни цензуры, ни демократии, ни этики. – Вика быстро нажала на кнопку другого канала. Попала на программу «Окна» и процедила: – Очередные ужастики в стиле «а я девушку любил и от ревности побил».
   Новая порция общесемейного шума вломилась на кухню вместе с голосом некоего подвыпившего соседа. Он искал здесь свою жену.
   – Пойди, поищи на пятом этаже. – Спокойно изрекла Виктория. – Твоя женушка и там часто бывает.
   «Пахучий» мужичок неопозноваемого возраста, с сальными глазками и арбузным животом сказал нечто на подобие «гамарджоба» и зашаркал обратно к выходу, провожаемый вновь появившимся кроссвордистом и Лианой. Она убедила «гостя» идти домой, пообещав, что сама отыщет его жену.
   – Как он мне надоел! – выпалила Виктория. – И ведь не пошлешь куда подальше – близко живет. Глупый как хомяк в банке, а ест как бегемот. – Его жена и минуты дома не сидит, у соседей до полуночи засиживается, болтает как заводная – не перебьешь, даже если в морду дашь. Никто, правда, и не пробовал. Даже муж. Это он с виду такой здоровяк, а душоночка у него, как у козленочка. Ходит так каждый вечер, ищет свою козочку и все равно любит, как озабоченный. Чем живут, понятия не имею. Он считает себя умным. Считать не вредно. Особенно деньги. – Виктория ухмыльнулась, на долю секунды куда-то мысленно удалившись, и тут же продолжила, укладывая тарелки в мойку: – И вообще, подружка, голова – это компьютер. Мало иметь мозги, надо еще и уметь ими пользоваться.
   Этот афоризм мне понравился. Я настроилась запомнить и обязательно записать его.
   Дети снова затребовали мультфильмы, но тетя Вика их прогнала.
   – Им только дай волю! Займут весь эфир. Намекаю брату, чтобы для своей семьи, в своей комнате поставил свой, какой угодно тивишник. Все откладывает на потом. Песни поет о бесповоротно-ближайшем будущем, в котором у него будет домашний кинотеатр. А это будущее никак не наступает. Уж не знаю, какому святому свечку поставить, чтобы оно, наконец, пришло. Мне эти мультики уже поперек горла, чесное слово. – Вика приоткрыла кухонную дверь и позвала Лиану, напомнив ей о перевернутых чашечках кофе. – Иди, загляни-ка в наши. Может, нам на днях счастье привалить должно. Так мы хотя бы морально подготовимся к этому.
   Умея говорить очень смешные вещи, Вика обладала способностью не смеяться при этом. Я почувствовала, что она хочет рассмешить меня, и я не стала ее разочаровывать.
   Сестру, видимо, оторвали от чтения. Она не сразу вклинилась в разговор.
   После увиденного по телевизору, мне расхотелось участвовать в баловстве с гаданием. Все это так нелепо, не нужно, наивно и смешно до горьких слез.
   Мой взгляд снова коснулся экрана. Известные всему миру кадры скольжения самолета прямо по толпе зрителей авиашоу во Львове заставили меня встать.   Этим людям хотелось зрелищ, но они сами стали частью зрелища, от которого стынет кровь…
   Близнецам, как на зло, не спалось. Отец за что-то на них накричал. Они в унисон включили высокочастотные сирены, заливаясь слезами и не желая повиноваться.
   В квартиру почти одновременно хлынуло человек шесть или семь. Вика лучезарно поприветствовала их, расцеловала всех подряд и осыпала гирляндами вопросов.
   Я все еще почему-то не ушла.
   Новые гости оказались американскими родственниками соседки с десятого этажа. Через несколько минут они ушли, не оставив о себе почти никакого впечатления. Стоило им удалиться, как Виктория сразу произнесла:
   – Эти люди такие некультурные! Завистливые до ужаса. У самих денег куры не клюют, а прибедняются хуже бомжей. Я всю их семейку знаю. У них привычка брать в долг все подряд. И каждый раз надеются, что кто-нибудь окажется забывчивым. Скажи, неужели я похожа на склеротичку?
   Хотелось пошутить, чтобы и саму себя повеселить, но язык не поддался. Я просто выразила краткое и размытое возмущение а-ля «всякие бывают беспардонные типы». И вдруг подумала о том, что за глаза Вика, возможно, и обо мне говорит кому-нибудь гадости. А я ведь верю в ее приветливость при встрече, как верят все те люди, которых тянет сюда, в эту уютную кухню.
   Мой мозг невольно просканировал прошлое и у меня возникло желание с чувством облегчения прийти к выводу, что Вике не на что обижаться. Я, вроде бы ни ей, ни ее семье ничего плохого не делала.
   Наконец я собралась уходить. Формальные прощания, пожелания скорых встреч, чмок-чмок в щечки, какие-то советы напоследок, проводы до лифта, «звони», «ты тоже звони», а Лиана забыла про Эдгара Кейси. Я не напомнила. Казалось, душа торопила меня домой. Почему-то только сейчас вздумала торопить и не могла дождаться, когда же закроются двери лифта.
   Когда измалеванное чрево кабины выпустило меня на первом этаже, я наконец-то вздохнула полной грудью, подумав о ценности свободы и тишины.
   Легкий ветер снова звал в небо.
   Нет ничего в этом грешном круговороте, что можно считать важным, непогрешимым и истинным от начала до конца. Мир наполнен одиночеством. Наверное, потому, что Бог один. Значит, Он тоже одинок. АБСОЛЮТНО. При всем своем СОВЕРШЕНСТВЕ.
   А звезды зовут помечтать о вечном и безграничном в поисках важного, непогрешимого и истинного.
   Эхо шагов стелилось по асфальту и ныряло в пустоты недостроенных гаражей. Глядя в темноту переулков, я вспомнила кадры про маньяка. Как он гордо ухмылялся, невнятно лепеча что-то о послании свыше.(!) У него, якобы, миссия такая – зверски убивать. Только смерть от его рук, мол, гарантирует душе попадание в рай. И, конечно же, в глазах этого «благодетеля» ни крупинки жалости. И даже страха нет, только обида, что не дали ему выполнить миссию до конца…
   Шум скользящего под звездами самолета неожиданно срифмовал мою мысль:

                Не страшо быть убитым самому,
                Страшнее быть виновным в чьей-то смерти.

   Увы, эти слова не относятся к маньякам. Но, полагаю, что такие нелюди не заслуживают возможности насмехаться над нами с экрана телевизора. А вот в школах имело бы смысл введение урока по самообороне.
   Я пришла домой. Усталость, тяжесть век и странная горечь радости от осознания того, что тишина в моих четырех стенах – это именно то, что нужно моей душе. И бог с ним, с одиночеством. Лишь бы хуже не было.
   Подошла к окну, взглянула на окна. Они смотрели на и сквозь меня, притупляя остроту мерцания звезд.
   Вечер прошел. Прошел не так, как хотелось. Может, не стоит планировать завтрашний день, чтобы не разочароваться и завтра. Вот был бы сейчас в моей сумочке Эдгар Кейси, я бы поискала ответы на какие-нибудь вопросы.
   И вдруг я почувствовала необъяснимую радость. Книга – повод зайти к Вике снова. Нет, не завтра. Через неделю. Мне же надо рассказать о личном. Сегодня хотела – не получилось. Знаю, что Вика ко мне не придет. На нее давит моя тишина. А мне бы просто высказаться, излить душу.
   Под руку, как специально, попался лист бумаги, потекла мысль, и как-то сами собой нарисовались строчки:

                Душа упрямо ищет всплеска,
                Порыва прочь из темноты.
                Окно целует занавеска…
                Кого сейчас целуешь ты?

   Опять о нем. С чего бы ни начала, заканчиваю им. И даже не знаю, помогла бы мне Вика понять, где дорога к успокоению.
   И только вспомнив ужасающие кадры о нелюдях, осознала, как нелепо прозвучали бы сегодня слова о моих страданиях.
   Хорошего вокруг много, но ложки дегтя всегда упрямей и навязчивей…
   Надо бы почитать стихи Лианы. Или нет, приглашу в гости. Пусть вкусит моей тишины. Возможно, здесь ей захочется самой прочитать вслух ее мысли. В ней есть что-то от пророка без отечества. Жаль, что талантливый человек считает себя бездарностью. Обычно – наоборот.
   Телефон пунктирным криком разбудил тишину. Мне почти неуютно брать трубку.
   Голос. Его голос! Странно. Звучит приглашение на свидание. И никаких извинений, объяснений или точек над «I». А я и не жду всего этого. Радость у самого горла. Волнение сдавило связки, а сердце где-то у висков, вместо мозга, вместо мыслей.
   Ожили крылья! Жизнь рядом! Жизнь везде! Мир прекрасен! И завтра я наслажусь парением!..
   Как мало мне было нужно, чтобы почувствовать счастье. В груди мажор. Мысли посветлели. И даже самые хорошие телепередачи ни к чему, даже шутки любимых юмористов не доходят до ума. Все вокруг расщепилось на атомы, оставив нетронутым только образ любимого человека.
   Вот, оказывается, почему мне не удалось поплакаться в подружкину жилетку. Вот почему все мешало: и театр, и соседи, и дети, и даже телевизор. Сегодня мне нельзя было озвучивать уныние, потому что счастье могло оскорбиться и не пришло бы ко мне. Вибрации горечи и отчаяния отгоняют прочь любую удачу. Мне запретили говорить о том, что все плохо и что надежды больше не осталось, потому что это не так.
   Кто запретил? А Кейси его знает!


                К О Н Е Ц