Гл. 8 Красный треугольник

VIII.  КРАСНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
               
                1
     Как-то незаметно наступил май. Странный, но до боли знакомый всем ленинградцам весенний месяц, когда в один день, проезжая мимо Петропавловской крепости, можно удивлённо засмотреться на группу девушек, смело загорающих «топлес» под старыми крепостными стенами, и в это же время, садясь на прогулочный трамвайчик где-нибудь в районе Невского проспекта, удивиться не менее колоритной  группе туристов, кутающихся в пледы поверх тёплых свитеров и ветровок. «А что делать? Это вам не Венеция».
Рабочая неделя подходила к концу, Дербенёв очередной раз согласно графику дежурил помощником дежурного по ВСОЛК ВМФ.
На рабочем столе раздался звонок городского телефона.
— Помощник дежурного по ВСОЛК ВМФ  слушает. — представился Дербенёв.
— Саша, это я! — еле слышный голос Татьяны Александр сразу не узнал.
— Что случилось? — не ожидая звонка на дежурство, спросил Дербенёв.
— Мне очень плохо уже несколько дней, сегодня даже с постели не вставала, голова кружиться, такое впечатление, что периодически теряю сознание. Дети плачут, а я ничего сделать не могу.
— «Скорую» вызвала? — уточнил Дербенёв.
— Нет, я хочу переговорить с Леной Щербатовой, она человек опытный, может чего подскажет, а телефона её у меня не оказалось…
— Какая Лена? «Скорую» вызывай, а я постараюсь подскочить сейчас же.
Дербенёв положил трубку и немедленно вызвал «скорую помощь» по домашнему адресу. Самого Александра на дежурстве быстро заменили, и он отправился домой метрополитеном.
 Когда Дербенёв оказался во дворе дома, где они с семьёй снимали квартиру, то обнаружил стоявший у парадной  автомобиль «Волга», с красным крестом на дверях и фонаре, установленном на крыше. В квартире уже находился доктор. Держа одной рукой руку Татьяны, чтобы чувствовать пульс, другой рукой врач держал телефонную трубку и настойчиво выказывал свою озабосенность состоянием больной:
— Скорее реанимационную бригаду, я теряю её, она уходит, предполагаю сильное внутреннее кровотечение…
Доктор посмотрел на Александра, и тихо прошептал, чтобы не слышали дети.
— Ваша жена что, совсем жить не хочет? Не знаю, чем всё это закончится, но её «геройство» чревато летальными последствиями. Это я вам прямо заявляю. Уберите детей в другую комнату и попросите соседей помочь спустить супругу вниз, у нас, к сожалению, случился дефицит младшего медицинского персонала.
 Дербенёв глянул в окно и обнаружил, что к парадной подъехали сразу две машины «скорой». Ещё через пять минут Дербенёв сопровождал супругу в больницу. Ближайшей оказалась больница завода «Красный Треугольник». Из приёмного покоя Дербенёву сразу отправили на операционный стол…
Четыре часа длилась операция, и четыре часа Дербенёв просидел в  приёмном покое. Наконец к Александру вышел врач.
 — Операция прошла успешно, но состояние Татьяны Евгеньевны пока тяжёлое, поэтому сегодня, а может быть, и завтра она будет находиться в реанимации. Скажу одно, тот, кто вызвал «скорую» с пульта ВСОК ВМФ, спас вашей супруге жизнь…
               
                2
     Две недели, пока Дербенёва находилась  в больнице, Александр провёл как в тумане. Чего только не передумал он за это время, каких клятв себе только не давал. Но самое главное, что он понял в этот сложный период, так это то, что очередное испытание, «свалившееся» на его семью «неизвестно» откуда, обязательно должно укрепить их  отношения с супругой. «Ну не может Татьяна не понимать того, как и с какой силой он, Александр, боролся за её жизнь», — думал он ожидая выписки супруги из больницы.
На третью неделю Дербенёву выписали, она ещё слаба, но уже дома. Кажется, что лучшего повода для восстановления отношений в семье не существует, но это опять не так и виной тому уже не Дербенёв.
Череда родственников Татьяны,  далёких и близких, внезапно пожелавших проведать «несчастную» семью, если не цыганским табором, то уж точно конвейерным порядком ринулась, с Украины в Ленинград. Кто в отпуск, а кто и в командировку, руководствуясь высоким чувством родственного долга, «оседали» в семье Дербенёвых.  И всё бы ничего, но главным тезисом всех заутренних и вечерних бесед, как правило, рождавшихся на кухне в ходе родственных посещений, выступало утверждение о «плачевном» будущем СССР и «процветающем» бытие «незалежной» Украины в той же временной перспективе. Всяк входящий в семью считал своим долгом беспрестанно уговаривать Дербенёва  бросить службу, уволиться из Вооружённых сил СССР или хотя бы перевестись на Украину… При этом самым активным агитатором за «самостийность» Украины и великое её историческое предназначение в семье  демократически развитых государств Европы, как ни странно, выступал родной дядя Татьяны.
Будучи представителем института электросварки  им. Е.О. Патона и членом делегации Академии наук УССР, он вместе с супругой приехал в Ленинград для участия в серии научных конференций по проблемам внедрения достижений науки в различные отрасли промышленности.
И на всё это можно было бы  наплевать, и всё это можно было бы вытерпеть, но у Дербенёва на классах, практически по всем кафедрам, полным ходом  шли заключительные ТСУ.  Пришла пора готовиться к выпускным экзаменам, а тут целая «орава» родственников, которую приходилось не только слушать, но и кормить и не просто, а хорошо кормить - минимум три раза в день.
И снова Дербенёв сел за руль, и снова  «голубоглазое» такси пришло на выручку семейному бюджету, но это полбеды, а беда ждала недалеко, совсем рядом…
 — Ты знаешь, дорогой, что я решила? — спросила Татьяна у Александра, только что перешагнувшего порог квартиры после очередной смены работы «таксистом».
— Ты о чём? — не совсем понял вопрос Дербенёв, снимая обувь в прихожей.
— Я о нашем будущем!
— И что в этом будущем ты решила? — уставший от работы «во вторую смену», вяло уточнил Дербенёв.
Из приоткрывшейся двери гостиной показалось лицо Виталия Павловича – родного дяди Татьяны, не взирая на поздний час желавшего поучаствовать в дискуссии.
— Я решила что дядя Витя прав… Ты родился на Украине, и,  как говорят в таких случаях, там «закопана твоя пуповина». Это в конце концов твоя родина, и я считаю, что будущее наше тоже там!
— А ты, дорогая, никогда не пробовала, прежде чем что-то решать, советоваться с мужем или хотя бы интересоваться его мнением?  Мне кажется, за десять лет совместной жизни можно было бы и научиться этому простому правилу.
— И какое мы имеем своё мнение? — включился в разговор  учёный гость из Киева, присаживаясь к столу рядом с Дербенёвыми.
— А мнение очень даже банальное! Да,  действительно, пуповина моя зарыта в отчем доме на Украине, но Родина, где я родился, гораздо больше Украины и называется она Советский Союз. Для стран Запада это просто Россия,  по аналогии с Российской империей, если хотите. Фамилия моя Дербенёв, и предков, живших на землях от Киева до Оренбурга и Кургана, я помню многих, как впрочем и родственников, живущих ныне. Я вам больше скажу: я – русский офицер, давший этой самой Родине присягу на верность, и до сих пор мыслями или делами своими ни разу не изменивший ей! Отсюда вытекает очень простой вывод: как русский офицер, я буду следовать присяге и судьбе моей страны, то есть моей России!
  — Но какой же ты русский, если родился на Украине, а в России бывал только в гостях и на экскурсиях? — не согласился с доводами Дербенёва Виталий Павлович.
— Ох, как знакомы мне эти слова, сказанные не вами первым... Смею вам напомнить, дядя Витя, что вы как учёный, беспредельно продвинутый в подводной и лазерной сварке, оказывается очень плохо знаете историю Отечества, в котором родились и живёте. Простите великодушно, но Киев при Ярославе Мудром, который приходился сыном почитаемого вами, киевлянами, крестителя Руси князя Владимира Святославича, назывался «матерью городов русских». Первым источником права того древнего и нашего общего государства была «Русская правда». Да, да, «Русская», а не украинская или какая либо ещё! Спрашивается, в каком месте этого государства жили украинцы? Ответ прост – у края, то есть на окраине. Отсюда и нынешнее название земель этих – Украина. Так кто же они – сегодняшние украинцы? Исторически получается, что  нынешние украинцы – это те же русские, но  жившие когда-то и живущие сегодня на окраине Руси. Вот такой вам, дорогой дядя Витя, мой ответ.
Татьяна, внимательно слушавшая спор мужчин, видя, какой горячий оборот он принимает «на ночь глядя», попыталась уйти от разговора и дальнейшего выяснения отношений, но Дербенёв, закончивший полемику с гостем из Киева, вернулся к «решению», принятому супругой.
 — Так каково будет ваше окончательное решение, Татьяна Евгеньевна? — Уточнил Александр у жены.
— Давай перенесём этот разговор на более подходящее время! — Воспротивилась полемике Татьяна. — За окном полночь, тебе ещё ужинать, а нам всем пора спать.
— Ладно, любимая. — согласился Дербенёв. — А ты составишь мне компанию на пятнадцать минут?
— Уговорил, составлю, — укутываясь пледом, согласилась Татьяна, — колись, что хотел рассказать?
— Да в общем ничего особенного. Просто наш КБР,  тот самый в котором и я участвовал, признан лучшим по торпедной подготовке за период обучения!
— И всё? — удивилась Татьяна.
Дербенёв замолчал, понимая, что супруге совсем не интересны его  «школярские» радости, но потом вдруг продолжил:
— Ты помнишь, осенью я тебе рассказывал о знакомстве с командиром лодки по фамилии Лячин? Он ещё к нам в дивизию лодку перегонял с Севера.
— Что-то припоминаю, но смутно.
— Так вот, Лячин с товарищем своим по фамилии Бискетов сейчас на классах. Прибыли с Северного Флота, учатся на двухмесячных курсах и живут в соседнем номере…
— И что? — снова не поняла мужниного восторга Дербенёва.
— А то, что Геннадий, так зовут этого командира, рассказывает удивительные вещи о службе на Севере, просто фантастика. Нам на Балтике даже не снилось, какие там теперь новейшие корабли и лодки, какие походы и боевые задачи…
— А тебе-то чем всё это грозит? — снова не поняла восхищённых речей своего супруга Татьяна.
— Да ничего мне не грозит на самом деле. Просто я думаю: а вдруг мне придётся служить на Севере после классов?
— Типун тебе на язык, дорогой! Все нормальные люди  с годами куда потеплее стремятся, а тебя всё на Севера тянет, где «пожарче». Мальчишка! И когда тебя фантазии покинут?
— Без фантазий, дорогая, не было бы мечтаний, а без мечтаний не было бы и меня, такого, какого ты знаешь и, надеюсь, любишь.