Вивальди

                ВИВАЛЬДИ.» (Осень.)
   Бабочка с пёстрыми, бархатистыми крыльями, как балерина закружилась в воздухе и плавно опустилась на металлический конус мушки автомата. Оружие, прислонённое к полуразрушенной стене, из покрытого мхом камня, стояло практически вертикально. Рука человека лениво поднялась из пожухлой осенней травы и сложив пальцы в щепотку, с хрустом произвела щелчок. Никак не отреагировав на это, бабочка продолжала сидеть, плавно помахивая своими веерообразными крыльями. Немного приблизившись, пальцы снова повторили щелчок, но упрямое насекомое и в этот раз осталось равнодушным к человеку. Помедлив, рука опустилась вниз, и в ту же секунду, откуда-то сбоку, полилась чудесная скрипичная мелодия. Словно повинуясь её ритму, бабочка вспорхнула, закружилась в воздушном танце и полетела вдаль. Туда, где за небольшим лугом, виднелась дорога, в горное ущелье. Чуть левее находился перелесок, а сбоку от него крыши сельских домов, с потрескавшейся от времени на стенах штукатуркой. В самом конце аула торчали остатки какого-то величественного старинного строения, выложенного из такого же неотёсанного и покрытого мхом булыжника.
Трепеща под музыку крыльями, бабочка грациозно стала спускаться на луг, как вдруг от куда-то сверху, с грохотом на неё упала тень. Разрезая со свистом лопастями воздух,  пронёсся на малой высоте вертолёт, всколыхнув верхнюю кромку деревьев. Быстро удаляясь, он превратился на фоне горных отрогов, в точку и огибая скалистую гряду исчез из поля зрения. Бабочка тоже пропала и осталась одна только музыка.
Отыскивая взглядом источник мелодии, солдат, неспешно повернул голову. И его взору предстал бреющийся станком перед осколком зеркала, старший лейтенант Седов. Бугристые от хорошо развитой мускулатуры, руки старлея, покрытые синеватой сеткой выпирающих вен, виртуозно и даже чересчур нарочито попадая в такт музыкальной композиции, орудовали бритвенным станком. Белая мыльная пена, разлетаясь в разные стороны, упала каплей на его плечо, прямо на татуировку, изображающую летучую мышь. Рядом, на небольшом пне, стоял магнитофон, и из его динамика проливались на всю окрестность, чарующие звуки скрипичной мелодии. Поймав в отражении взгляд на собственной персоне, Седов криво улыбнулся. Мимо, поскрипывая ручками наполненных водой вёдер просеменил невысокого роста кривоногий солдат, с азиатским скуластым лицом и маленькими, похожими на щели, глазами.
-Эй, Джуманджи! Что на обед то будет?!-окликнул его сидящий на траве, и азиат замедлив свой бег, и сузив без того еле заметные глаза, ответил:
-Мало, мало, борщ будет. Товарища Сержанта любит борщ?
-Любит, любит,-зевая отозвался сержант, наблюдая спину, убегающего по делам Джумангалиева и, сделав еще один зевок, крикнул ему в след:
-Только не мало, мало! А много, много!-на что Джуманджи обернулся, демонстрируя мелкозубую улыбку и скрылся за пологом брезентовой палатки.
Из возвышающейся над палаткой чёрной трубы, уже во всю чадил серо-сизый дым, распространяя на всю округу лёгкий запах костра.
Продолжая отыскивать глазами бабочку, сержант ощутил лёгкое дуновение ветра на своём лице. Он удивился как причудливо красиво сочетаясь с мелодией, отделилось от ближайшего скального выступа белое облако и, растягиваясь в длинную закрученную спираль, стало приближаться к нему. Восторженно он следил за этим облаком, пока оно не оказалось совсем рядом. В то же мгновение, раздался оглушающий взрыв, и земля задрожала под сидящим на ней солдатом. Взрывной волной его отбросило в сторону и град из камней вперемешку с грязью обжигающе больно, ударил по спине. Пытаясь подняться, он на карачках пополз куда-то в бок и заорал что было силы:
-Ложись! Ложись! Всем в укрытие!
В ту же самую секунду, земля снова завибрировала и огненная вспышка ослепила глаза. Затем всё вокруг погрузилось в непроглядный, чёрный мрак. Стало почти невозможно дышать и тужась изо всех сил, из груди сержанта вырвалось, больше похожее на вой, единственное слово-’Жить’.
Опять свет резанул по глазам, он зажмурился, хватая ртом воздух и совсем рядом ласковый женский голос сказал:
-Тише, тише любимый мой. Успокойся, слышишь? Всё в порядке, никто не стреляет.
Но сквозь частое собственное дыхание и шум в ушах, почему-то всё ещё продолжала доноситься откуда-то скрипичная мелодия.
“Чей это голос? Откуда она здесь?. И почему не стихает мелодия? Ведь после взрывов музыки не должно быть слышно,”-мысли вихрем пронеслись в голове у сержанта, а женский голос снова прошептал ему на ухо:
-Тише, Лёшенька, а то ребёнка разбудишь.
“Откуда ребёнок? Что за ребёнок? Кто эта женщина, и где он находится?”-хотел было выкрикнуть он, но вместо этого лишь слабо застонал и оторвав руки от лица, немного приоткрыл вначале один глаз, а потом и второй.
Прямо перед собой он увидел бледное, полноватое лицо девушки с растрёпанными волосами, позади которых, как нимб пробивался свет настольной лампы. Она провела своей мягкой ладонью по его вспотевшему лбу и от этого вдруг стало, как то необъяснимо спокойно. Совсем близко послышалось слабое покряхтывание, которое очень быстро перешло в писк, а затем и в полновесный плачь ребёнка. Девушка отстранилась и на выдохе с укоризной произнесла:
-Вот видишь, всё-таки разбудил.
Свет лампы, вынырнув из-за её головы, больно резанул по глазам, от чего он в очередной раз зажмурился, поднося к лицу руку. Вскоре послышалось, как заскрипел пружинами диван, и босые пятки удаляясь застучали по полу.
Вереницей, в виде кадров известного и очень старого фильма, пронеслись воспоминания в голове. Сразу же припомнилось и восстановление после ранения в госпитале и демобилизация, случайная встреча в метро с рыженькой кокеткой, и её руки нервно сжимающие нотную тетрадь. Далее свадьба, рождение ребёнка и постепенно осознавая, что все увиденные им только что взрывы были сном, он сел на краю дивана. И лишь после этого, вытирая липкий пот покрывающий лоб, окончательно осмотрелся.
Тёмно-бурые контуры мебели, освещенные горящей настольной лампой, отбрасывали на своих полированных краях слабые, продолговатые блики. За зашторенным окном выла и улюлюкала автомобильная сигнализация, звук которой, возможно, во сне он принял за мелодию. Сунув ноги в тапочки и кряхтя, сержант поднялся во весь рост, пробубнив при этом:
-Извини, что разбудил,- мельком бросив взор на искривлённое в плаче лицо ребёнка, больше похожего на рассерженного эскимоса и проявляя недовольство самим собой, тряхнул головой снова повторив:
- Извини, я не хотел.
Супруга тем временем, качая на руках запелёнутого младенца, расхаживала по комнате взад-вперёд, напевая:
-Да, нас папа разбудил...это вовсе не беда... Мы сейчас опять уснём...А-а-а, а-а, а-а,-ответила она ему нараспев. Потом подойдя к детской кроватке, уложила ребёнка в неё и поскрипывая деревянными бортами, начала раскачивать колыбель, убаюкивая зевающего малыша заунывной песней. Про серого волчка, который непременно может укусить за бочок.
Стараясь не шуметь, сержант по стариковски шаркая по полу подошвами тапок, вышел из комнаты и, миновав длинный коридор, на ощупь нашёл на стене выключатель. Под пыльным круглым колпаком мгновенно загорелась лампочка, осветив шестиметровое пространство кухни. Прикрыв за собой дребезжащую, матовыми стёклами дверь, он подошёл к холодильнику и привычным жестом взял с верха пачку сигарет. Распахнув длинную, узкую форточку, сунул сигарету себе в рот и, высекая пламя из пластмассовой зажигалки, жадно вдохнул первую, самую приятную затяжку. Лёгкое головокружение возникшее в голове, моментально прошло. Поэтому затягиваясь во второй раз, сержант подержал немного дым в лёгких ожидая повторения эффекта и только потом с наслаждением выдохнул его.
Заспанным взглядом пялясь в тёмное, ночное окно, туда где маячили стоящие в ряд, тени многоэтажных домов, он вспоминая разинутую пасть разбуженного ребенка, ещё раз недовольно качнул головой. В голове слабо улавливались отзвуки прошлого сновидения, среди которых явно доминировала красивая, скрипичная мелодия. За окном, чуть в стороне дымила, похожая огромным жерлом на вулкан, труба районной ТЭС. И её дым, расстилаясь над крышами домов, угнетал душу одним только своим видом. Было что-то во всём этом пейзаже дико неприятное, можно даже сказать апокалипсическое. Поэтому всякий раз, глядя на опостылевший глазу дым, он думал о том как было бы хорошо уехать куда-нибудь подальше, чтоб не видеть его никогда.
Совершая очередную затяжку и выдыхая серо-сизый дымок, сержант посмотрел на собственное отражение в оконном стекле, выделенное на фоне чёрного неба. И его взору предстали явные признаки начала старения.
Некогда худощавое, с волевым подбородком лицо, округлилось и больше не выделялось резким скуластым очертанием. В области подтянутого живота выпирал похожий на начальную стадию беременности бугор, исчезающий только при вдохе. В остальном же это был всё тот же сержант Алексей Шведов, по прозвищу “Швед”.
 « Как же быстро старит человека размеренная, сытая, не насыщенная событиями жизнь.» Пронеслась в голове Шведова кажется прочитанная, но явно не его собственная фраза.
-Хоть бы родственники какие за границей были. Уехал бы тогда стопудово,-сплюнув в открытую форточку, недовольно пробормотал Алексей.
Вдруг внизу, под кадыком возник неприятный зуд и удушающий спазм начал сдавливать горло. Хорошо зная это неприятное чувство, Шведов выкинул окурок и быстро переместился к раковине. В этот самый момент, спазм достиг своего апогея, и сгибаясь над раковиной Алексей принялся кашлять, попутно отплёвываясь мокротой.
Противный ненавистный кашель возникал каждый раз, стоило ему выкурить первую сигарету после сна или просто после большого перерыва. В такие минуты он ненавидел себя за слабость избавиться от дурной привычки. Но каждый раз, стоило спазму исчезнуть, он снова брал сигарету и с наслаждением выкуривал её аж до самого фильтра.
-Опять началось. Бросал бы ты курить гадость эту,-сказала выходя из-за спины жена, с пустой бутылочкой для кормления младенцев.
-Угу, самому надоело,- с трудом сдерживая кашель, хотел было отойти от раковины Шведов и, не выдержав нового приступа тут же вернулся обратно, опять изрыгая из себя мерзкую слизь.
Ставя на плиту кастрюльку с молочной смесью, супруга тяжело вздохнула и чуть слышно обронила:
-Кашляешь так, аж в комнате слышно. Ребёнка опять разбудишь.
-Ладно, ладно. Не ругайся,- перестав харкать отступил к столу Алексей и, присаживаясь на табурет, добавил;
-Со следующей недели точно брошу.
-Ну да, знаем мы Ваши бросания,- парировала она, наливая смесь в бутылочку и закручивая её крышкой. Потом, сделав паузу, прошла к двери и, оборачиваясь на пороге, обратилась к Алексею:
-Спать то идёшь?
-Да, да, я сейчас,-кивнул он и понимая что она хочет чтобы супруг шёл вместе с ней именно сейчас, пояснил:
-Вот кашель пройдёт и я приду.
Поймав на себе укоризненный взгляд, Шведов поморщился, стыдливо отвёл глаза в сторону и не глядя на жену, задал ей вопрос:
-Слушай, а ты случайно не помнишь, как зовут композитора, ну где там всё скрипки играют? Старый такой. Жил он ещё, дофига лет тому назад? Мелодия у него есть, про осень что ли. Ну эта туру- ру туру- ра… Супруга с укоризной глядела, как муж не имея слуха кривляясь пытается напеть некую мелодию и, очевидно сжалившись над ним, предположила:
-Может Моцарт.               
 На что Алексей раздражённо воскликнул:
-Да нет же, какой там нафиг Моцарт! Хотя и такой же древний. У того фамилия на де, начиналась. Или нет, на другую букву. На «и» что ли?
 Жена ничего не сказав, молча махнула рукой и ушла, прикрыв за собой дребезжащую дверь. Алексей тяжело выдохнул, достал из пачки вторую сигарету, покатал в пальцах разминая спрессованный табак и сам не зная для чего, обнюхал белый цилиндр, напичканный таким необходимым ему сейчас зельем. Он чиркнул зажигалкой и делая глубокую затяжку, пододвинул левой рукой к себе поближе, стоящую на столе пепельницу. Неожиданно, между второй и третьей затяжкой, Алексей ощутил как слабая боль, возникла где-то в области рёбер и начала разрастаться всё больше и больше. И, вот спустя несколько секунд, она напрочь сковала давящим обручем грудь. Хватая ртом воздух, словно рыба на песке, он оставил сигарету в пепельнице и, рывком поднимаясь, шагнул к небольшой, висящей на стене полке. Открыв дверцу, Алексей принялся там лихорадочно шарить, от чего на его голову посыпались упаковки с таблетками, бинты и прочая медицинская дребедень. Прямо к ногам упал и покатился в сторону прозрачный пузырёк с маленькими, белыми таблетками нитроглицерина. Хватаясь за грудь, он морщась от боли, опустился на колени, и подняв спасительный пузырёк, одним движением открыл его. Вскоре белый кругляш таблетки опустился на мягкое ложе под языком, наполнив рот чуть сладковатым привкусом лекарства. Шведов попытался встать с колен, но застонав от боли оставил эту идею. Прошло примерно с пол минуты после начала всасывания таблетки, когда наконец-то он почувствовал, что давление невидимого обруча ослабевает. Дыхание постепенно выровнялось и только после этого, постанывая Алексей смог подняться. Сделав пару нетвердых шагов и приземляясь на табурет, он хриплым голосом произнёс:
- Точно. Пора, блин, бросать курить.
Отирая тыльной стороной ладони испарину, Алексей краем глаза заметил поблёскивающие никелированным корпусом на столе, среди; пластиковых бутылочек, сосок и погремушек, наручные командирские часы. Взяв их и удалив с циферблата следы засохших молочных капель, он поднёс часы к уху и услышал равномерное постукивание механизма. Оно удивительным образом сливалось со стуками его собственного сердца. Вспоминая, как жена даёт ребёнку поиграться этими часами во время кормления и то радостное выражение детской физиономии при виде непонятной, но очень интересной штуковины, Алексей улыбнулся. Часы размеренно говорили ему: Тик-так, жизнь идёт своим чередом. Тик-так, шире шаг и ты иди вместе с нами.
Отстраняя от уха, Шведов перевернул их и, с обратной стороны, на металлической крышке, увидел чёрную от времени гравировку: ”Капитану И. В. Семёнову, за отличную службу, от командования.”
Улыбка медленно сползла с лица. Прикрыв на секунду глаза, будто что-то припоминая, он глубоко вдохнул и на выдохе открыл их.
Его собственные руки, одетые в перчатки с обрезанной верхней частью для пальцев, держали те же самые часы, надпись на которых выделялась при косом свете карманного фонарика. Выключив фонарь и запихивая его в карман разгрузки, Шведов поднял голову. Он стоял практически по середине комнаты с низким, деревянным потолком, освещаемым лишь острым светом лампочки без абажура. Справа находился стол укрытый клеёнчатой скатертью, за которым сидел бородатый, бритый на лысо горец, обнажённый по пояс. Его руки, лежащие на столе, нервно скребли ногтями узор скатерти, а рот, то и дело приоткрываясь, издавал звуки, больше похожие на змеиное шипение.
На противоположном конце стола лежали; охотничье ружьё, кинжал, армейский нож, патронташ, набитый патронами и пара гранат. Возле стола стоял старлей Седов, с любопытством вертя в своих руках, винтовочный обрез.
-Так-так, значит ты у нас охотник? -ехидно ухмыляясь, поинтересовался Седов и провёл пальцем внутри казённой части оружия.
-Э-э-э, кэкей эхетнек, мэй чэбен, пэстух пэ вэшему, -глухо отозвался бородатый из-подлобья бросив взгляд в сторону двери. Там, прислоняясь спиной к косяку, с завёрнутым младенцем на руках, стояла одетая в тёмно-бордовое одеяние и однотонный бежевый платок, немолодая женщина.
-А для чего же тебе, чабан, столько оружия? А? -опуская обрез на стол, спросил Седов стараясь заглянуть в глаза бородатого.
-Эт вэлкев эберенетце. Лэйтенент, скежи, чтеб жене ушле. Ей нэльзе не межскей пелевине дэме быть, -прошипел горец и ещё раз зыркнул, на переминающуюся с ноги на ногу супругу.
-Ты мне тут зубы не заговаривай. Может скажешь ещё, что гранаты для того чтоб рыбу глушить? Так что ли?! -громко пошутил Седов и сам радуясь своей шутке, посмотрел на Шведова. Который непроизвольно, тоже скривил рот и издалека показав часы кинул их лейтенанту. А когда тот поймал на лету брошенный предмет, Шведов произнёс:
-Глянь на обратную сторону, там надпись интересная имеется.
Седов с любопытством принялся разглядывать надпись на часах, а бородач в свою очередь, прикусив нижнюю губу, злобно покосился на Алексея. Уловив на себе столь недружелюбный взор Шведов ухмыльнулся, слегка приподняв уголок рта и на всякий случай, шагнул за спину чабана, привычным движением положив ладонь на рукоять автомата. Фаланга его указательного пальца, высовывающаяся из обрезанной перчатки, коснулась и погладила металлическую скобу, впереди курка.
-Вот твари, снабженцы! - выругался старлей тряся фонарём, лампочка которого то тухла, то загоралась снова.
-Опять батарейки просроченные подсунули, сволочи. Лёх, кинь мне свой, а то не видно нишиша, -обратился он к Шведову, засовывая безнадёжно потухший фонарик в карман собственной разгрузки. Алексей молча кивнул и не сводя глаз с нервно скребущих скатерть пальцев чабана, свободной рукой нашёл и вынул из нагрудного отделения фонарь. Зажёг его, проверяя хорошо ли он горит и так, в зажжённом виде, бросил Седову.
Ещё вынимая фонарь, Шведов ощутил нарастающее нервное напряжение которое и без того царило в данной комнате, а тут вдруг резко увеличилось многократно. До того сильно, что появился неприятный зуд на кончиках пальцев и в области корней волос. Подсознательно, внутри себя, Алексей не только знал, он практически был уверен, что этот заряженный нервными импульсами воздух вот-вот разродится мощным взрывом. Мышцы живота напрягались, так как бывало уже не раз при близкой опасности. Однако, правая рука Алексея, та самая что касалась ранее скобы над курком автомата, кидая фонарь предательски распрямилась. Удаляясь от места где ей необходимо было быть именно сейчас, повинуясь голосу инстинкта. Зажжённый фонарь подброшенный вверх, кувыркаясь и ослепляя бликами полетел к старлею. И в тот самый миг, когда луч в очередной раз скользнул по лицу Шведова, он заметил справа от себя вырастающую тень и бородатое, скалящееся, словно у дикого зверя лицо. Потом нечто объёмное, тяжёлое, сильно шарахнуло прямо в лоб. Размахивая в воздухе руками, будто пытаясь зацепиться за что-либо, Шведов попятился назад и, наткнувшись спиной на полку, под грохот разбивающихся тарелок, опустился на пол. Будучи оглушённым он продолжал лицезреть, похожее на замедленную киносъёмку действие. То как чабан кинулся к старлею и они сцепились, клубком катаясь по полу, а жена горца, прижимая к себе орущего младенца, заметалась по комнате. Затем Шведов узрел, как она сделала шаг к столу, протянув руку к лежащему там оружию. Наконец-то осознав, что всего лишь секунды остаются до момента, когда произойдёт непоправимое, Шведов машинально нащупал пальцем скобу и соскользнув с неё, нажал на курок. Автоматная очередь, оглушая и насыщая комнату запахом пороха, взметнулась вверх огненной вспышкой, прервав движения всех в комнате, и вгоняя их в лёгкий ступор. Сверху посыпалась труха пробитого пулями потолка и жена чабана прикрыв собой ребёнка, испуганной кошкой метнулась к дверному проёму, скрываясь в его темноте. Зато вместо неё на пороге, напоминая сказочного витязя, возник громыхающий сапогами, толстый до невозможности в напяленном на себя бронежилете, курносый ефрейтор Терещенко. Который без лишних слов, двинул прикладом автомата по приподнятой лысине чабана, отчего тот заскулил и стуча локтями по деревянному полу, откатился в сторону. Поднимаясь на ноги и потирая ушибленный ретивым горцем лоб, Шведов обратился к ефрейтору:
-Терещенко, помоги связать нашего чересчур гостеприимного, хозяина дома!
На что тот самодовольно раздвигая пухлые губы в улыбке и, вытаскивая наручники, без лишних слов шагнул к стонущему на полу чабану.
Меж тем старлей, приподнимаясь и тряся башкой пробормотал:
-Вот черти, снабженцы. Всё из-за них. Я им припомню сволочам, эти дохлые батарейки. Я им эти батарейки точняк, в одно тёмное место вставлю. Упыри недобитые. Вечно наживаются на нас, твари!
Голая лампочка, висящая под низким потолком комнаты, блеснув ярким светом начала мигать; то погружая помещение в полумрак, то вновь озаряя его. Звуки плача ребёнка, злобное шипение бородача и ругань старлея поразительным образом смешались воедино, превращаясь в голове Шведова в единый гул. Он стоял, тупо уставясь на лампочку и думал о том, отчего она мигает. Из-за того что коротит плохая проводка или срок годности исчерпал себя? Или же где-то далеко-далеко, за пределами этого селения выходит из строя генератор, питающий электричеством все близлежащие дома? Неожиданно, точно током, его ударила прошив мозг на сквозь, догадка. Шведов вспомнил что в тот день, точнее сказать в ту ночь, никакая лампочка вообще не мигала. Она просто светила под потолком, своим мерным, жёлтым светом.
Моментально Алексей очнулся, осознав себя сидящем на табурете в шестиметровой кухне, где за окном дымят вулканические трубы ТЭС. Он понял, что тупо пялится на действительно моргающую светом лампочку, укрытую пыльным, куполообразным колпаком.
-Интересно, -полушёпотом не сказал, а скорее прокашлял Шведов:
-Похоже мои воспоминания обрастают новыми деталями. Так и до дурдома недалеко. М-да, -и сделав небольшую паузу, добавил:
-Но фонарь то у старлея действительно не загорался. Это-то я точно помню. Или...всё таки горел? Нет, точно не загорался. Такое не спутаешь.
Сопровождая его последние слова, лампа вспыхнула каким-то нереально ярким светом и тут же, издав лёгкий щелчок погасла, окончательно погрузив кухню в сумрак ночи.
Осторожно, почти на ощупь пройдя к выключателю, Шведов надавил на его кнопку несколько раз, но лампа не подавала признаков жизни.
-Сдохла, зараза. Завтра поменяю, -пробормотал он, шаркая ногами и удаляясь прочь из кухни по тёмному, почти чёрному коридору.
В скором времени, он уже лежал в своей постели слушая как мерно посапывает, изредка причмокивая, укутанный в пелёнку младенец и, вторя ему, тяжело выдыхает спящая на боку супруга с закинутой поверх одеяла, обнажённой ногой. За окном изредка проносились одинокие, ночные автомобили, отбрасывая косые тени от зажженных фар на сером потолке. Слева от Шведова маячила открытая дверь и коридор позади неё. Сквозняк шевелил занавеску, неприятно холодя плечо и щёку своим дуновением. Алексей, укрываясь одеялом думал о том, что неплохо бы встать и прикрыть дверь в комнату. Но вид коридора, длинного, узкого, завораживал таинственностью своих очертаний. Шведову показалось, что однажды уже видел подобный коридор, но только не здесь и не сейчас. Поэтому, лёжа на спине, он неотрывно смотрел в эту коридорную черноту, пытаясь вспомнить когда и где привиделось ему нечто похожее. Веки тяжелели, мысли путались, и Алексей на секунду прикрыл глаза. А когда открыл то вспомнил, точнее сказать увидел тот самый коридор, по которому шёл однажды, громыхая сапогами и пиная впереди катящееся, пустое ведро. Он удерживал за скованные, позади спины наручниками кисти рук, обнажённого по пояс бородатого горца. С противным скрипом, дальним маяком раскачивалась чуть приоткрытая, входная в дом дверь.
Рядовой Ерёменко, с силой пнув её ногой, распахнул настежь, впуская в затхлое пространство свежий, ночной воздух и вместе с ним далёкий треск цикад.
Вскоре, стоя возле крыльца и тяжело дыша, Шведов скомандовал:
-Ерёменко, веди пленного, вместе с товарищем старшим лейтенантом на КПП. А я наведаюсь на соседнюю улицу. Там наши ещё одного кренделя, взять должны. Может им помощь какая, нужна.
-Добро, -отозвался старлей, хватая бородача за предплечье и рывком ставя его на ноги:
-Только будь поосторожнее там. Видишь какие они прыткие эти чабаны. Если что, я по рации на связи.
Ладно, -махнул в след уходящим, рукой Шведов и разглядывая босые, ковыляющие по камням ноги горца подумал, что неплохо было бы тому хотя бы тапочки какие-нибудь одеть. Но, потерев рукой ушибленный лоб, поморщился сказав себе под нос:
-Ладно, обойдётся. Завтра утром ему родные, сами шмотьё припрут.
Затем, доставая из пачки сигарету он сунул её себе в рот, чиркнул о коробок спичкой, высекая огонёк пламени и сразу прикурил, пока шальной ветер, не задул его. Почему-то находясь здесь, в этой местности, ему вдруг понравилось прикуривать от спичек. Вначале это было похоже на некое развлечение-зажечь и прикурить, так чтобы ветер, постоянно меняющий своё направление, не загасил огня. После, ему это даже понравилось своей некой первобытностью или схожестью с киногероями из фильмов про ковбоев. И представляя себя этаким победителем племени диких аборигенов, он каждый раз после стычки с местным населением, старался закурить сигарету, именно от горящей спички. Наверное, в то время в нём ещё жил мальчишка, мечтающий о приключениях и прочей ерунде.
Раскуривая сигарету и мысленно философствуя на тему жизни и смерти, Шведов неожиданно почувствовал, что кто-то смотрит на него. Он резко обернулся и посмотрел по сторонам. Но, никого во дворе, возле дома арестованного он не увидел. Тогда Алексей, всё ещё ощущая чьё то близкое присутствие, направился по направлению к калитке, прислушиваясь ко всем подозрительным звукам. Открывая её он явно различил легкие, больше напоминающие тихий шорох, шаги. Находясь в проёме, он ещё раз резко крутанулся, но опять не заметил ничего подозрительного. Странный, суеверный страх прошиб изнутри Шведова, пустив волну мурашек в области позвоночника. Бросив сигарету в траву и вращая по сторонам головой, он выскочил за каменную изгородь на улицу и быстрым шагом зашагал вдоль неё. Но, поравнявшись с ветвистым деревом резко остановился и, присев на корточки, крадучись двинулся в обратном направлении, держа палец на курке автомата. Когда до калитки оставалось метра два, Алексей рывком прыгнул вперёд, выставляя впереди себя дуло автомата. Вот тогда-то он и столкнулся нос к носу, с причиной своих страхов. Это был маленький мальчик, лет шести или семи, очень коротко стриженый, с огромными блестящими глазами на чумазом лице. От неожиданности пацанёнок попятился, зацепился пяткой о булыжник и грохнулся прямо на попу. На что Шведов удивляясь собственному страху, нежели радуясь падению ребёнка, засмеялся и шагнул вперёд чтоб помочь ему подняться.
Однако мальчишка, ещё больше выпучив и без того огромные глазища, исказил лицо в гримасе испуга и издав громкий вопль, вскочив на ноги помчался прочь.
-Вот дурачок,-ухмыляясь тряхнул головой Шведов, в это самое время где-то поблизости раздался хлопок, и дуга сигнальной ракеты рассекая ночное небо с шипением поползла вниз, освещая красноватым светом всё на своём пути. Почти одновременно по правую руку от Алексея, там где находился соседский дом, грянули автоматные очереди.
Огненными змеями трассирующие пули с разных сторон, заскользили поверх крыш домов и крон деревьев, заставив пригнуться и втянуть голову в плечи, инстинктивно зажмуриваясь.                Треск раздвигаемых штор, освободил комнату от сумрака и солнечные лучи упали на недовольно-сморщенное лицо Шведова. Прикрывая глаза рукой, он полусонным голосом прохрипел:-Блин опять по глазам. Какого хрена. Просил ведь, резко не отдёргивать.                -Вставай, вставай, соня! -раздался бодрый окрик жены: -Рота подъём! Кто спит, того убьём! -не сказала, а пропела супруга Шведова, тормоша его за плечо. На что он вначале недовольно засопел, потом жалобно застонал и наконец, зарычав, схватил жену за руки и повалил на кровать.                -Врёшь, не уйдёшь! Ха, ха, ха. Я буду мучить тебя до конца твоих дней, - ухмыляясь и подражая театральному злодею, заявил Шведов .                -Помогите, убивают! Ой боюсь, боюсь, боюсь, -хихикнув подыграла ему жена и чмокнула супруга в губы. Шведов ответил ей тем же, потом она опять поцеловала его, обхватив мужа одной рукой за шею, и полуприкрыв глаза.
Обдавая лица друг друга разгорячённым дыханием, теперь они уже не могли остановиться. Шведов осыпал её поцелуями в глаза, щёки, шею. Его рука уже соскользнула по обнажённому бедру жены, но предательски мерзко запищал на тумбочке будильник и словно вторя ему, захныкал в кроватке младенец. Нажав кнопку будильника, Шведов виновато посмотрел на жену и, вздохнув обронил: -Не судьба.                -Угу, -отозвалась она, кивая головой и слегка выпячивая нижнюю губу, после чего улыбнулась и уже серьёзно сказала, : -Сегодня вечером продолжим.                На что Шведов только кивнул в ответ.
Далее всё пошло как обычно, как уже происходило много, много раз. Шведов покряхтывая вставал с постели, тёр рукой небритый подбородок, ковылял чуть прихрамывая в туалет, затем в ванную, где умывался и брился. По выходу из ванной он слышал, как на кухне шкворчит приготовляемая яичница, и по запаху мог отличить, с колбасой или без. Всё шло размерено, чинно, привычно, и казалось что больше ничто не может разорвать эту круговерть. Как вдруг позавтракав, встав из-за стола, он посмотрел в окно и замер, держа в руках пустую чашку. Ему почему-то расхотелось идти куда бы то ни было и вообще что либо делать. Захотелось разомкнуть этот каждодневный круговорот. И вовсе не потому, что за окном лил дождь и небо было свинцово-сонливым. Наоборот, погода была чудесная, самый разгар «бабьего лета». Светило нежное, ласковое солнце, и жёлто-красные, опавшие с деревьев листья ковром устилали землю.
-Ты что? Случилось что-то? - послышался за спиной, голос жены.
 Шведов обернулся и пожав плечами сказал :
-Ты знаешь, странное дело, сегодня никуда не хочется идти, и ничего делать тоже не охота. Не понимаю, что это со мной такое?
-Может это из-за сегодняшнего сна? -приближаясь к мужу спросила жена.
-Не-ет, -слегка поморщился он :
-Ты же знаешь, как часто мне снится война. По-моему, я даже привыкать к этому стал. Тут что-то другое. Только никак не пойму что?
- Хватит хандрить, отставить плохое настроение. Давай я тебе лучше галстук повяжу, -произнесла она, поднимая ворот его рубашки и накидывая на шею сине-зелёную ленту галстука.
- Кстати, того композитора случайно не Дворжак зовут, или Дипенброк? -поинтересовалась супруга, производя ловкие манипуляции с галстуком.
- Какой ещё там Динбринборк? –непреднамеренно коверкая фамилию, удивился Шведов.                - Ну помнишь, ты меня ночью про композитора спрашивал, -начала было пояснять она, на что Алексей состроил недовольную физиономию и проворчал:
- Да пошёл он в пень, этот долбанный крендель, вместе со своей музыкой. И так, пол ночи не спал, а тут ещё думай о том, как его зовут. К тому же, он не на дэ был, на вэ кажется.
Зная раздражительный нрав своего мужа после бессонных ночей, жена ничего не ответила, а только негромко вздохнула.
Как только узел галстука был затянут, всё пошло по прежней протоптанной дорожке. Шведов почистил ботинки, одел пиджак, проверил всё ли лежит в кармане: ключи, документы, деньги. Затем, как уже было не раз, он украдкой сунул пузырёк с нитроглицерином в карман и пошёл к входной двери.
-Это что такое?! Ты куда это в таком виде? -услышал он за спиной строгий окрик супруги.
Шведов удивлённо начал осматривать свой пиджак, брюки, ботинки, потрогал руками лицо на предмет побритости и даже на всякий случай проверил ширинку. Но там всё было в порядке.
-Не понял, ты о чём? -отозвался переминаясь с ноги на ногу Шведов. Жена подошла к нему ближе и с тоном рассерженной на ученика учительницы, проговорила:
-Ты кое-что забыл.
-Что? Что я забыл? Не понимаю. Говори, давай быстрей, а то мне на работу пора, -и для наглядности даже взялся за дверную ручку.
-Вот это ты забыл, вот это, -протягивая ему коробку из-под конфет, сказала она.
-Нафига мне конфеты? Чё ты мне их суёшь? -возмутился было он, но жена открыла коробку и там, поблёскивая серебром и золотом, лежали две медали и орден.
-Вот, блин, забыл. Правда забыл, -хлопнул себя ладонью по лбу Шведов и, состроив кислую мину на лице, прогнусавил:
-Может без побрякушек, как-нибудь обойдёмся? А?
-Нет, -резко отрезала она: -И это даже не обсуждается. Я уже всем своим пообещала, что придёт герой войны. Так что одевай немедленно, а то прокляну.
-Да какой я герой, то же мне.
-Одевай, тебе говорю, -несколько наигранно топнула она ногой и схватила мужа, для верности, чтоб не убежал за рукав пиджака. Возникла небольшая пауза, во время которой супруги не сводили друг с друга глаз, словно испытывали на прочность чувств. Первой сдалась жена. Она погладила мужа по плечу и, приподняв брови попросила:
-Ну пожалуйста...одень. Там ведь будут мои ученики, я им много про тебя рассказывала. А детей, между прочим, нехорошо обманывать.
-Ниже пояса бьёшь, дорогая, -покачал головой Шведов.
-Что делать, дорогой, бью...и буду бить, -улыбаясь парировала она.
Из комнаты послышалось покряхтывание очнувшегося от очередного сна младенца. Супруга Шведова мельком бросила взгляд назад и цепко удерживая Алексея за рукав, добавила:
-А взять награды, всё-таки, придётся. Прокляну, как пить дать прокляну.
-Ладно, ладно, возьму, всё пока, -вздыхая заворчал Шведов и быстро собрав в горсть, позвякивающие медали с орденом, сунул их в карман. После чего поцеловал жену в щёку и открыл входную дверь.
-Не забудь! Сегодня в шесть! У главного входа в концертный зал! -крикнула она ему в догонку, он тоже прокричал ей что то, но его ответ потонул в скрежете шумно закрывающихся дверей лифта. Cпускаясь вниз, словно в преисподнюю, Алексей стоя в узкой, похожей на гроб кабине лифта, неожиданно ощутил сдавливающий грудь спазм. Быстро вынув из кармана пузырёк с таблетками, он ловким, отработанным движением открыл его и сунул белый, спасительный кругляш под язык. Привкус лекарства на кончике языка, несколько успокоил его и он снова подумал о том, как хорошо было бы сегодня остаться дома. Не ездить никуда, разомкнув наконец-то круговерть каждодневной суеты, а вместо этого просто лежать на диване и смотреть по телевизору, как бурлит своими страстями не меняющийся век от века мир. Потом возможно, взять с полки пыльную в красивой обложке книгу, желательно какого-нибудь проверенного  временем автора и читать, аж до самого вечера. А когда солнце, покатиться за крыши домов и окрасит небо в малиновый оттенок, выйти с женой на прогулку по улицам города и долго, долго гулять, обсуждая прочитанное, увиденное за день. До тех пор, пока ноги не загудят от беспрестанной ходьбы и не навалиться на плечи приятная усталость.
Омерзительно заскрипев двери лифта распахнулись, как бы предлагая покинуть кабину своему пассажиру. Алексей обвёл тоскливым взглядом обшарпанные, исписанные маркером стены и, придержав ногой двери, тяжело вздохнув, вышел из лифта.
С нарастающим гудением вынырнув из туннеля, поезд метрополитена резко остановился возле платформы. Распахнулись двери вагонов, выплёвывая из себя толпу пассажиров. Людской поток, дружно огибая колоннаду, направился к эскалатору и в самой гуще этой толпы, стараясь попадать в ритм шагов впереди идущего, одновременно выставляя назад локти, дабы ему не отдавили пятки, семенил вместе со всеми по мраморному полу Шведов. Он улыбался, вспоминая утренний разговор с супругой, особенно часто крутилась в голове фраза”я обещала что придёт герой войны’’. С одной стороны это было как-то нескромно, но удивительно приятно. ”Вот и слава пришла’, -думал он про себя, тряс головой и его физиономия расплывалась в ещё большей улыбке. Помимо этого, ему всегда было приятно шагать вместе с кем либо, в одном направлении. Он привык с детства идти гурьбой в одну сторону, с единой для всех целью. В начале это была спортивная секция по футболу, затем увлечение туризмом и, наконец армия. Среди людей, шагающих с тобой в одном направлении вообще ощущаешь себя более защищённым и соответсвенно уверенным: в делах, поступках, мыслях. По мере того как Алексей покидал метро, переходил улицы и шёл по тротуару, народу вокруг него становилось всё меньше и меньше. Пока, наконец, он не оказался в одиночестве, спускаясь по ступенькам подземного перехода. В середине этой гулкой, обложенной кафелем, человечей норы, сидел уличный музыкант. Лохматый, длинноволосый мужик неопределённого возраста, который настраивал гитару, подкручивая колки и дёргая за струны, грязными пальцами с давно нестрижеными ногтями. Вся его фигура, сутуло сидящая не расстеленной картонке, была какой-то жалкой и даже немного неприятной. Струны издавали отрывочно-скулящие аккорды и то ли от этих мерзких звуков, то ли потому что он остался в одиночестве, Шведов слегка загрустил и ему захотелось покурить. Проходя мимо музыканта, на ходу он достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.
Когда белый цилиндр оказался во рту, палец Алексея скользнул по небольшому колёсику зажигалки и кремний высек искру. Жёлтый язычок пламени опалил кончик сигареты и сопровождая затяжку слабым потрескиванием, окантовка обугливания поползла вверх по белоснежной, папиросной бумаге. Убирая сигарету изо рта, Шведов выдохнул сизый, густой дым и практически одновременно с этим музыкант, ударив по струнам гитары заиграл ней. Резко замерев на месте, будто у него за спиной прогремел оглушительный взрыв, Шведов уловил в самом первом аккорде мелодию, из его сегодняшнего сна. Сутулясь, как под тяжестью груза, он медленно начал оборачиваться назад, чтобы посмотреть на музыканта и вдруг ясно осознал, что однажды всё это уже происходило с ним. Он вспомнил зажжённую сигарету, первую затяжку и главное, эту мелодию. Ту самую, имя композитора которой он так тщетно пытался вспомнить сегодня ночью. Сержант Шведов поглядел в сторону музыканта и от удивления приоткрыл рот. Перед ним в подземном переходе, на картонке, с гитарой в руках, сидел не оборванец, а старший лейтенант Седов. Его несколько удлиненное лицо, практически  без признаков щетины с большими, слегка выпученными карими глазами, как у иконописного Иисуса, трудно было спутать с каким-либо другим. Посмотрев вокруг себя Алексей обнаружил, что стоит внутри тесного здания КПП. Он перевёл взгляд направо и там, на полу узнал в скрюченном, полуобнажённом, со скованными сзади руками человеке, того самого арестованного ими чабана. Левую часть лица пленника, яркой полосой озаряла лампа, правая же сторона уходя в тень, маячила лишь контуром лысины и растрёпанных волос его всклокоченной бороды. По середине этого странного, теневого пятна, тусклым, недобрым бликом светился глаз.
”Интересно как лёг свет на морду бородача’’ -подумал Шведов. ’Вроде наполовину он светлый-хороший, а наполовину тёмный-плохой. А ведь в сущности так и в жизни. Нет людей полностью плохих и нет хороших. Потому, как даже самый последний негодяй и подонок тоже имеет право на сострадание. Ведь не рождается же на свет человек сразу плохим. Я почти уверен, что все преступники помнят себя в детстве хорошими, добрыми и сами порой удивляются, как это их угораздило дойти до такого.”
Между тем старший лейтенант Седов, делая вид что зачарован звучащей музыкой, отошёл от тумбочки, на которой стоял магнитофон и внезапно, с разворота, словно бил по футбольному мячу, что есть силы двинул ногой, по башке бородача.
Тот охнул, упал на бок, застонал и закашлялся. При этом, верхняя часть его туловища и голова полностью скрылись в тёмном углу помещения, куда не проникал свет настольной лампы.
-Просто обожаю эту музыку. Это же классика, конец восемнадцатого века между прочим, -чуть прикрыв глаза и подняв к брезентовому потолку руки, произнёс старлей. Затем, присев на корточки возле отплёвывавшегося кровью чабана, он спросил:
-Ты знаешь, хрен бородатый, почему я эту музыку так люблю?
-Аллах свэдетель, мэй чэбэн, мэй мырнэй чэбэн, нэчэльник,-прохрипел горец и тут же получив сапогом по животу, закашлялся с ещё большей силой.
 - Неправильный ответ! -выкрикнул Седов, вновь расхаживая по земляному полу и размахивая  руками в такт мелодии, как бы подражая дирижёру оркестра.
- А люблю я эту музыку, потому что она красивая и хорошая! А ты, урод и свинья- не хороший! Ты лживый, мерзкий, гнойный пидор! Поэтому я её люблю, а тебя нет! Понял сука?!
 - Пэнэл нэчальник. Всэ пэнэл. Не рэгэйся. Аллах видэт. Я чэбэн, коз, эвец песу ... -заговорил было пленник, но его речь была прервана целой серией ударов, сапогами  по животу и спине.
Чабан застонал, бормоча какие то слова на непонятном языке, среди которых постоянно проскальзывало имя Аллаха. Шведов хорошо знал эти фразы, это были священные для всех мусульман суры, из Корана. Именно, тогда и шевельнулся в нём червячок. Этот червь полностью парализовал ненависть к потенциальному врагу, ненависть так помогающая ему здесь выжить. Данный червь, еле слышно нашёптывал на ухо призывая к состраданию, независимо от того, может ли человек действительно быть твоим врагом или нет. Тем временем, Седов снова присаживаясь на корточки рядом с горцем, продолжил разглагольствовать:
-Ругаешься? Ну-ну. Но я по вашему не понимаю и понимать не хочу. Ты же ни хрена не въезжаешь в это, гнида черножопая. Когда-то, в очень далёком прошлом, я был маленьким, наивным мальчиком и учился играть на скрипке. Короче говоря, хотел стать музыкантом, как тот, кто сочинил, вот эту прекрасную мелодию. Сечёшь, бандитская морда, а?!
-Мэй чэбэн, мэй не бэндыт. Аллах этэ знэет, - глухо отозвался сквозь кашель и плевки, избитый.
-Э-э-э, опять за своего Аллаха взялся. Ничего ты не просекаешь, падаль. Ни-че-го-о, -растягивая слова и копируя акцент горцев, качнул головой старлей, поднимаясь во весь рост. Далее он в который уже раз начал ходить, дирижируя руками, пытаясь попасть в такт мелодии и громко разговаривать при этом, заглушая своим голосом звуки музыки и стоны пленника.
-Меня учили понимать прекрасную, тонкую материю. Распознавать звуки нот и различать их среди многоголосия аккордов. Ты знаешь что такое аккорды? Хотя откуда тебе знать, ты же чабан или бандит. А может ты бандито-чабан? Во, точно, новая специальность-днём овец пасёт, ночью людей режет. Это точно про тебя. Лёх это про него, молчание ведь знак согласия. Вы и детей своих этому учите. Меня же учили совсем другому. И ты это никогда не поймёшь. Потому что ты тупая гнида и сволочь, как баран, только и всего.                Пока лейтенант устраивал весь этот спектакль, Шведов спокойно сидел на пустом ящике и раскурив сигарету, выпускал изо рта струйки дыма, пытаясь сделать дымовые кольца. Он вытягивал вперёд губы то смыкая, то размыкая их, чем со стороны походил на карпа, плавающего по дну в поисках пищи. Но кольца всё никак не получались. Наконец, устав от бесполезного занятия, он выдохнул дым из носа и, посмотрев на корчащегося пленника, молча принялся размышлять:
”Может он и вправду обычный пастух? Часы нашёл, а гранатами здесь вообще никого не удивишь? Тогда почему хранил у себя, а не принёс к ним, федералам? Хотя что было бы, если б принёс? Да то же самое. Вот поэтому и не притаранил. А зачем хранил? Может продать хотел? Кому продать? Ну не нам же. Ясное дело, бандитам.’’
-Слышь чабан, а ты когда часы нашёл и где? -поинтересовался Шведов, затушив в старой консервной банке окурок.
-Вэзле рэзрушеннэй шкэлы, в кэстах. Днэ двэ прэшле, кэк нашёл, -хрипло отозвался горец.
-А почему нам не принёс, ты же грамотный и наверняка прочёл кому они принадлежали? -рассматривая те самые часы, с дарственной надписью капитану Семёнову, продолжал спрашивать Шведов.
-Да потому что, это трофей для него. Уверен, если хорошенько поискать, то у этой бандитской морды и уши капитана обнаружатся, -ухмыляясь, ответил за него старлей.
-Грех нэ мнэ, испугэлсэ. Аллахом клянэсь, -быстро выговорил, словно выпалил из ружья пленник, и опять удары старшего лейтенанта заставили его замолкнуть. После чего, Седов злорадно улыбнулся и, посмотрев на Шведова, изрёк:
-Вижу  милосердие зашевелилось в тебе, сержант. Так вот, не для этого козла горного, а для тебя дорасскажу я всё-таки, историю свою. Учился я значит, учился. Пиликал понимаешь ли на скрипочке, пальцы берёг, слух тренировал и всё такое. А тут в нашу школу, в наш класс пришли два новых ученика, два ублюдка. Близнецы, братья Исрапиловы или Исраиловы. Тьфу чёрт не помню уже, как правильно, но это неважно. Здоровые такие, мать их. Борьбой они там, какой то что ли, занимались. И начали они, в нашем классе, бить всех подряд. Причём просто так, ни за что. Подстерегут после уроков и бьют, бьют, суки драные, -при этих словах рот лейтенанта искривился, щека нервно задёргалась и его приятное, местами иконописное лицо, в миг стало похоже на физиономию буйно-помешанного, сбежавшего из застенок психиатрической больницы.
-Так вот, -продолжал он свой рассказ:
-Били они нас всех, даже тех кто им прислуживал, но правда немного реже. Кстати, ещё был вариант откупиться. Но, как ты сам понимаешь, это не у каждого получалось. Цена то ведь всё время росла. Мы с пацанами вначале думали побьют и успокоятся. Нет, нифига. Чем больше мы страдали, тем беспощаднее становились эти твари. Им нравилось, видишь ли, нас мучить. Прямо как мне теперь! Да! Мне нравится давить этих сволочей! И я не стесняюсь, об этом открыто говорить!
Выкрикивая последнюю фразу Седов подскочил к пленнику и начал дубасить его руками и ногами. Несчастный открыл было рот чтобы крикнуть, но тут же получил удар по зубам. Его голова шмякнулась об пол, и он как-то весь разом обмяк и затих, валяясь в луже собственной крови. Шведов подскочив к сослуживцу и хватая его сзади, за плечи, оттащил в сторону, но трясущийся, будто в лихорадке, тяжелодышащий Седов, вырываясь из рук Алексея, продолжал выкрикивать:
-Собрались мы как-то с ребятами! И, всё-таки, наваляли этим гадам! Крепко наваляли! Говорят, один из них даже из больницы боялся выписываться! Думал ха-ха, добивать будем!
-Может и правда! Мать его за ногу! Нашёл он эти часы, а?! -пытаясь перекричать старлея, заорал Шведов.
-Да, отпусти ты меня! -рывком освободился от держащих его рук Седов, потом повернулся к Шведову и спокойным, с металлическими нотками голосом сказал:
-Правда? А где ты эту правду видел? После вот той драки, между прочим, меня из школы попёрли, как организатора. Отец выпорол. Обидно, но жить, как говорится, можно. А я между прочим, ещё два пальца в той драке сломал, так что с музыкой пришлось завязать. Так- то. А ты говоришь правда. Нету её. Зато есть нюх и звериное чутьё. С той поры я хорошо врага чую. Не знаю, как это получается, но пока что ни разу не ошибался. Раньше, ещё до армии я контролёром в общественном транспорте подрабатывал. Так вот, помню только в автобус зайдёшь и сразу понимаешь где он, безбилетник, голубчик то мой притаился. Он ещё не знает кто я и поэтому сидит на своём месте спокойненько, а я к нему прямиком направляюсь и цап-царап требую предъявить билет. Он бы и рад сбежать или рассказать какую нибудь заранее заготовленную, слезливую историю, а не может, я то ведь рядом стою. Спросишь, как это делаю? Как врага распознаю? Отвечу, что сам не знаю. Однако чую, чую, что он здесь и точка. Так и этого чабана, я чую. Чую враг он или нет, и никакая логика здесь меня не переубедит. Я таких, как эта мразь, знаешь сколько уже расколол. Да дофига и больше.                При этих словах, бородатый горец застонал, приоткрыл слегка глаза и начал приподниматься, упираясь лысой головой в пол. Его заторможенные движения неожиданно оборвались от нервной дрожи пробежавшей по всему телу и послышались хлюпающе-булькающие звуки, переходящие в кашель. Жертва ночного допроса сидя на коленях, принялась раскачиваться взад-вперёд. Но очевидно обессилив в борьбе, с вырывающимся изнутри кашлем, медленно будто нехотя, сызнова завалился на бок.
-Вот, гляди как это делается, -произнёс Седов и ножом разрезав ремень на штанах пленника, рывком сдёрнул их с него, обнажив тем самым нижнюю часть волосатой спины и такие же сильно волосатые ноги. Затем старлей сунул руку в область промежности избитого, уже мало что понимающего, в происходящем вокруг чабана, и с сарказмом, проговорил:
-Когда я ему яйца давить стану, он всё нам расскажет, всё. И про капитана Семёнова, и про оружие. Даже про убийство Кеннеди, поговорить можно будет...
-Аллахом клэнусь,..А-а-ане я этэ! Аллахом...! А-а-а!, -завопил и задёргал ногами,  пришедший в себя пленник.
 Сержант во второй раз схватив лейтенанта за шею, и со всей силы дёрнув вверх, оттащил его подальше от жертвы.
-Видишь, видишь! В себя пришёл! Орёт! Притворялся гад! -брызгая слюной, не унимался вопя во всё горло Седов, разворачиваясь и тараща на Алексея выпученные, смотрящие куда то сквозь собеседника глаза. Удерживая вырывающегося лейтенанта за предплечья и глядя в его перекошенное безумной гримасой лицо, Шведов коротким, но резким ударом под рёбра, сбил дыхание чересчур разгорячённого сослуживца. Хватая ртом воздух, старлей держась за бок замотал головой, бормоча при этом:
-Ну ты не прав, Сержант. Совсем не прав. Бить старшего по званию нельзя. Никак нельзя.
-Задержанного бить тоже нельзя, -парировал Шведов, проверяя пульс на шее, лежащего без движения чабана.
-Совсем не прав. И сей-час я тебе это докажу, ох как докажу, -чуть проглатывая окончания слов, выдавил из себя Седов, трясущейся рукой достав из кобуры пистолет и нервно передёргивая его затвор. Но толи от возбуждения, толи ещё по какой другой причине, пальцы сорвались со скобы и патрон заклинило в стволе.
Наблюдая как Седов нервно дёргая за верхнюю планку пытается устранить перекос, Алексей что есть силы зычно гаркнул:
-Ребята! Сюда! Лебедев, Ерёменко! Сюда, живо! -и перехватывая рукой ствол пистолета, отвёл оружие, в сторону, от себя. В ту же секунду, в помещение вбежали двое солдат:
-Уберите отсюда арестованного! У него, кажется, болевой шок. Да, и когда очухается  дайте ему чаю горячего, что ли, -скомандовал Алексей.
Взяв под руки стонущего чабана, солдаты с опаской поглядывая на старлея, выволокли тело избитого из комнаты, оставив на полу лишь кровавый след ночного допроса. Седов недовольно сопя и сжимая в руке пистолет, тихо, сквозь зубы процедил:
-Ты совсем неправ сержант. Совсем.
-Может быть, -глухо отозвался Шведов, глядя не моргая в глаза Седова, после чего с натугой улыбнулся и несколько неестественно дребезжащим голосом, предложил:
-Может”шило”засадим?! У меня спиртяга имеется! А?
Возникла долгая и томительная пауза, в конце которой сержант заметил, как лицо старлея постепенно начало смягчаться и к нему вновь стал возвращаться налёт иконописности. Тогда он медленно разжал свою руку, удерживающую ствол и разминая дико затёкшие от напряжения пальцы, прерывисто выдохнул. Затем нагнулся и стараясь держать в поле зрения фигуру старлея, полез в тумбочку за спиртом. Однако как он не старался, ему всё-таки пришлось повернуться спиной к нему. Роющемуся в тумбочке Шведову хорошо были видны только мысы сапог Седова и он изредка, с опаской бросал на них взгляд. Когда же, нащупав флягу со спиртом, он вдруг не обнаружил на привычном месте лейтенантских сапог, то замерев на короткое мгновение, напрягся всем телом, прислушиваясь к тому, что происходит за спиной. Сердце бешено заколотилось, спазм сдавил горло под самым кадыком и давящий на рёбра обруч, теперь так участившихся приступов, тогда впервые дал о себе знать. Кожа на спине и плечах неприятно похолодела, и возникло ощущение, что она покрылась множеством мелких антенн. Сержант замер в неподвижности, старался ловить каждый шорох. Вскоре до его ушей долетели отзвуки удаляющихся шагов. Потом жалобно скрипнула под тяжестью садящегося на неё человека, старая табуретка и гулко стукнул, с лёгким дребезжанием о крышку стола, коснувшийся её пистолет. Только после этого Алексей смог облегчённо выдохнуть и немного расправив плечи, достать из тумбы заветную флягу. Оборачиваясь и делая шаг к столу за которым сидел старлей, Шведов в очередной раз, но уже более вяло и даже несколько миролюбиво, услышал его бормотание:
-Ты неправ сержант, ты совсем не прав, -Седов всё ещё не выпуская полностью рукоять пистолета, свободной, нервно подёргивающейся рукой, начал доставать сигарету, из лежащей на столе пачки. Шведов взял с тумбочки, затёртую, всю в царапинах алюминиевую кружку, дунул по привычке выдувая пыль и песок из неё. Потом приблизился к столу и, поставив флягу с кружкой на стол, угрюмо глядя из подлобья, сел напротив старшего лейтенанта.
Красивая мелодия, в которой преобладали звуки скрипок, всё ещё лилась из динамика магнитофона. Сунув сигарету себе в рот, старлей несколько раз чиркнул зажигалкой, пытаясь прикурить, но пламя так и не появилось над искрящим фитилём. Алексей ударил спичкой о коробок и когда она разгорелась, поднёс её к лицу старлея. Тот прикурил, благодарно кивнул, одновременно выдыхая из ноздрей клубы дыма и устало прикрыл глаза. Только сейчас, лицо Седова окончательно обрело спокойное, не пугающее своим безумием, выражение. Шведов тоже взял из пачки сигарету, поднёс к огню и хотел было прикурить, как неожиданно, сам для себя, осознал происходящую вокруг странную несостыковку. До него вдруг дошло, что звучащая музыка не могла длиться так долго и что ей давно пора бы оборваться. Данная мысль задержала его руку буквально на несколько секунд и жгучая, резкая боль, заставила скривиться.                Дуя на обожженные пальцы он отчётливо услышал, как стукнулась об каменный пол выпавшая из его руки зажигалка. Пелена расползлась, раздвинулась в стороны, как разъезжается театральный занавес и он понял, что опять стоит в переходе, где сидя на картонке музицирует на гитаре уличный музыкант. Кроме того, в исполняемой музыкантом композиции, Алексей не уловил ничего общего с той скрипичной мелодией, которую любил слушать старлей Седов. Бросив взгляд на сигарету в своей руке Шведов заметил, что она, к его удивлению, была практически не раскурена и только, только начинала слабо тлеть. Буркнув себе под нос- “Совсем по ходу я сдвинулся. Ну что за день, такой странный, сегодня”, - он подобрал с пола зажигалку, сплюнул с досады, зажёг огонь и поднёс к сигарете. Мощно и глубоко, насколько ему позволяли лёгкие он затянулся, от чего на кончике еле тлеющей сигареты вновь заалела огненная окантовка. Сплюнув ещё раз и выдыхая дым, пошёл прочь, ясно различая в гулком эхе подземного перехода, звук собственных шагов.
 Он направлялся туда, где практически на выходе из перехода, стояло красивое здание, с позолоченной табличкой размещённой возле пластиковых, ламинированных под дерево, входных дверей. Это здание, табличка, пластиковые двери и даже многое что находилось за ними, принадлежали одному весьма солидному банку, где собственно говоря и работал Алексей Шведов.                Вскоре он вошёл в здание банка, и день понёсся по заданной траектории. Должность, которая была прописана в его трудовом договоре именовалась очень кратко и лаконично-охранник. Если кто-то скажет что это скорее диагноз нежели профессия, то будет прав, но только частично, так как любую работу можно назвать в этом случае диагнозом. Просто один человек расположен внутренне к повседневной, рутинной деятельности, а другой нет. Алексею его работа нравилась и даже в каждодневной однообразности он умудрялся находить мелкие, приятные новшества. К тому же, собственный солидный, внешний вид, который он мог постоянно наблюдать отражаясь в стеклянных дверях или в окнах операционистов, не мог не радовать глаз.               
Вот и сегодня наш герой стоял в вестибюле, переговариваясь по рации с коллегами и искоса поглядывал, на собственное отражение, но не забывая зорко следить за движениями посетителей. Он, как и учили на курсах охранников, старался не уделять внимание конкретному человеку, а наблюдая безликую, людскую массу, выхватывал лишь отдельные подозрительные детали. Допустим к примеру; мужская рука с массивным перстнем в который раз зачем-то полезла во внутренний карман, или же дамочка открыла пудреницу рассматривая себя в зеркало прямо посреди зала, ещё юноша кажется третий раз снимает очки протирая их, несмотря на то что в помещении тепло и сухо, и так далее. Только такие, выбивающиеся из общего ритма странные детали, могут что-либо подсказать тому кто наблюдает за всей толпой сразу. Остальное ерунда, мусор, одно сплошное шуршание бумагами и шарканье ног, да изредка возрастающий гул человеческой речи. Какое дело ему-охраннику до их документов, заполненных квитанций и пересчитываемых купюр? Собственно говоря никакого. Как, впрочем и клиентам банка тоже нежелательно обращать внимания на него. Поэтому Шведов старался перемещаться вдоль стены или стойки с окошками оперкасс, так чтобы не мешать движению людей и главное не смотреть им в лицо. Весь этот процесс привносил некую осмысленность в жизнь Алексея, делая её не такой скучной и однообразной. А если сюда добавить фантазии на тему задержания грабителей банка, с обязательно последующей за этим премией, да возможный вариант показа по телеку. Это вообще вселяло надежду, что скучное прозябание малость изменится и произойдёт пусть не глобальный, но хоть какой-либо поворот. Но жизнь шла своим чередом и он, не особо подгоняя события, находил для себя мелкие радости в безобидных удовольствиях. Таких, как пара бутылок пива, выпитых с приятелями после рабочего дня и флирт с новой операционисткой. Все эти казалось бы невинные шалости плавно перерастали в дурные привычки, от которых впоследствии весьма сложно отказаться. Правда, изредка приходили нехорошие мысли, бросить всё разом, уехав куда глаза глядят, сменив проклятую обыденность на что угодно. Не может же быть так, чтоб человек до самой старости только и делал что работал охранником? Эти мысли являлись к нему всё чаще и чаще, особенно если он вспоминал о войне. Своей супруге и никому из близких он никогда бы не признался, что последнее время только и думает о том что война было лучшим событием в его жизни. Что только там он понимал для чего жил и почему именно воюет он, а не кто-то другой. Естественно, на войне было много плохого, отвратительного и не справедливого, но в тоже время ценность самой жизни была гораздо выше и осязаемее. Там ценилось всё, начиная от сухих спичек до прикрытия огнём в бою и за каждую мелочь ты мог поплатится жизнью, потому что всё это и была сама жизнь. Вероятно поэтому война стала приходить к нему постоянно в разных вариациях, то в виде снов, то как галлюцинации. А он ничего не мог с этим поделать, ведь не вспоминать войну, Алексей никак не мог. Раньше он надеялся что всё забудется как-то само по себе и вроде так оно и было поначалу, но чем больше вокруг него было комфорта и определённости, тем сильнее хотелось вернутся туда, где всё шатко, ненадёжно и волнительно.
Тем не менее смену рода занятия он не рассматривал и не желал вовсе. Его многое устраивало и то что не надо сильно перенапрягаться на службе, и относительно хорошая зарплата, и то что коллектив был в целом дружелюбный. И всё было бы ничего, может так бы оно и продолжалось, если б не сегодняшний, странный день. Почему то, именно сегодня, впервые с момента своей женитьбы, он ясно ощутил чувство грядущей перемены. Откуда оно возникло и что являлось тому причиной, Шведов понять никак не мог. Он мысленно перебирал и моделировал различные варианты, но ни что не подсказывало ему ответ. Только вот эта, похожая на занозу скрипичная мелодия, звучала не переставая и самое обидное, никак не вспоминался её автор. Параллельно с этим, медленно росло чувство близкой беды, увеличиваясь под лопатками и в районе нижних рёбер. Оно ныло и скребло внутри, напоминая дикого зверя. Алексей помнил, что так уже бывало с ним перед первым прыжком с парашюта и перед свадьбой. А ещё ранее, в детстве, когда с ребятами на спор в речку, с моста сиганул. Это был обычный страх перед неизвестным, перед тем что может разделить твою жизнь на до и после. Правда тогда всё было понятно, и причины были объяснимыми, а сейчас нет. Вот от этого становилось малость не по себе, мысли путались, скакали и возможно, из-за данной мозгоправской чехарды, стало в очередной раз сжимать грудь невидимым обручем. А проклятый спазм своими безжалостными клешнями перехватив горло, сковал дыхание.                Где-то совсем рядом в толпе зазвонил рингтон мобильного телефона, мелодия очень отдалённо напоминая, ту самую скрипичную, больно резанула по слуху и нервам. Грудь ещё сильнее сдавила невыносимая боль, исчезли краски и на мгновение потемнело в глазах. Мир вокруг обрёл очертание, одной сплошной, засвеченной фотографии. Шведов, с трудом глотая ртом воздух, остановился возле колонны и опершись о неё плечом, достал таблетку нитроглицерина. Трясущимися пальцами он быстро сунул её себе под язык, озираясь по сторонам, чтобы никто из коллег не видел этого. Прошло примерно с полминуты и дыхание постепенно стало выравниваться. Боль затихала и одновременно с этим действительность стала обретать привычные, разноцветные черты.
-Что с тобой? -услышал он сбоку от себя мужской бас. Шведов обернулся, скривил рот в неком подобие улыбки и ответил:
-Ничего, всё в порядке, Санёк. Музыка меня одна достала, с самого утра привязалась и по ушам чешет, падла. Да ещё и вспомнить кто её сочинил никак не могу. В башке какой то сплошной Дворжак крутиться, да Дипенбрюк. Но это точно не они. Короче кто то из них, из древних.
Стоящий рядом со Шведовым верзила-охранник с квадратной, немного выступающей вперёд челюстью и искривлённой, судя по всему от удара с лева, носовой перегородкой. Вертя в огромных ручищах будто игрушку рацию, пробасил:
- Может Моцарт?
-Да не-е, Сань, этого кекса я и сам помню. Нет, это не он. Короче, я думаю ты его тоже не знаешь. Целый день, блин его музыку отовсюду слышу. Очумел по ходу совсем от этого, -махнул рукой Шведов, стараясь прервать разговор и отойти в сторону.
-Гыыы. Ну да. Музыка, вот где она у меня тоже сидит, в печёнках. Помню, как то раз охранял я группу тёлок, певичек. То ли “Белки’, то ли “Стрелки’, так вот они...-не унимался гориллоподобный охранник, следуя за Алексеем по пятам.
-Слушай, Санёк, -оборвал эти воспоминания, Шведов: -А ты не мог бы сегодня меня прикрыть перед начальством. Я на часок пораньше хочу с работы сбежать, а?
-Прикрыть кореша, да не вопрос. Это святое дело, -радушно улыбнулся чересчур назойливый коллега, обнажив при этом жёлтые, огромные, не понятно как помещающиеся во рту зубы.
-Спасибо, я твой должник, -хлопнул по его высокому плечу Шведов и неожиданно осёкся. Его вдруг поразила не то догадка, не то мысль о том что всё происходящее вот здесь и сейчас он уже когда то раньше видел.                –Послушай, а у тебя никогда ощущения дежа-вю не было?: поинтересовался в задумчивости Алексей и тут же пожалел о том что спросил.                –Нее, это что, что то психическое?: покрутив рукой у виска, сделал своё предположение  Саня. На что Шведов только поморщился, недовольно пробурчав: -Ладно не бери в голову.: и тут же переспросил: -Ну так как прикроешь? Я могу расчитывать на тебя?
Наблюдая, как громила одобрительно затряс своей башкой, Алексей развернулся и быстро зашагал прочь, стараясь освободиться от опеки.
-Какие вопросы, старик!: Услышал он в догонку, окрик великана. После которого совсем близкое, объёмное дыхание неотвязного коллеги, стало почему-то постоянным, да ещё сопровождаемое бухтением очередной истории.
Боль в груди почти стихла, музыка тоже улетучилась и лишь амбал вещал, свои незатейливые истории про жизнь вечных водителей и охранников. Минутная стрелка плавно скользила по циферблату часов, съедая без остатка рабочее время. В общем жизнь налаживалась, и уже совсем скоро Шведов шагал по тротуару, мимо газонов с сухой, осенней травой. Он нёс в руках на перевес, будто ружьё, букет цветов. Впереди, вдалеке маячило колоннами старинное здание концертного зала, выкрашенное в бледные тона, где у входа уже дожидалась Алексея супруга. Оставалось лишь перейти через проезжую часть и пройти вперёд примерно метров двести или триста. Понимая, что опаздывает и решив немного срезать путь, он не доходя метров десяти до зебры пешеходного перехода, ступил на проезжую часть. Неожиданно, сбоку он услышал не автомобильный гудок, а звук скорее похожий на быстро приближающийся железнодорожный экспресс. Заметив боковым зрением нечто тёмное, совсем близко от себя, Алексей резко отпрыгнул назад и, его лицо обдало ветром, от проносящейся мимо кавалькады. Группа автомобилей из семи или восьми штук, не сбавляя скорости проехала мимо и из приоткрытых окон громко звучала бойкая, ритмичная музыка, весьма характерная для горских народов. В одном из окон, промелькнуло лицо невесты. Рука, держащая короткоствольный автомат на секунду высунулась из люка, и раскат очереди, выпущенной в воздух, разрезал монотонный, городской шум. Вторя ему послышались слабые, пистолетные хлопки из последней машины. Очень быстро, как и появилась, вся эта процессия скрылась за ближайшим поворотом, оставив стоять в оцепенении с повернутыми ей в след головами, большую часть прохожих. Алексей, находясь среди них, тоже пялился в ту сторону, где уже и след простыл, свадебного кортежа. Он припомнил, что один раз был свидетелем проезда подобной процессии, только это было не здесь в городе, а там в горах, в его другой жизни. Кажется тогда, они расположились во время марш-броска возле одного небольшого селения и Шведов, сидя на броне, хлебал кашу из походного котелка. Он видел, как величественно проследовал мимо них, по разбитой сельской дороге, этот свадебный поезд. Ему так же удалось рассмотреть невесту и даже поймать, её пристальный взгляд на себе. А когда колонна из свадебных машин удалилась и скрылась в горном ущелье, то до его ушей эхом донеслись редкие хлопки выстрелов. Позднее, общаясь с местным населением, он узнал что это такая традиция стрелять во время проезда невесты от родного дома, до дома жениха, что собственно символизирует победу рода жениха над родом невесты. Сказать по правде, даже в тех непростых условиях и без знания местных обычаев, далёкие выстрелы показались Алексею невинной забавой, по сравнению с теперешними, увиденными только что. И сам проезд кортежа, не походил на некий, агрессивный вызов действительности. От чего в душе возникало противоречивое, гнетущее чувство, так, если бы по улицам твоего родного с детства города, проехали гордые своей победой захватчики. Плотно сжав меж собой зубы, с такой силой, что желваки на скулах заходили вверх вниз, Шведов достал из кармана пачку сигарет и, выковыривая из неё заветный цилиндр, заметил стоящего рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, незнакомца. Тот, как и Шведов нервно поигрывая скулами, глядел в сторону кортежа и щурясь прикуривал сигарету. Очевидно, почувствовав что на него смотрят, незнакомец повернулся и их взгляды пересеклись. Шведов сразу почувствовал в этом, незнакомом человеке, что называется родственную душу. Да, вот так с одного взгляда, как матёрый волк узнаёт равного себе хищного зверя, так порой и люди, кто побывал в ситуации, где собственная жизнь висит на волоске и не всегда понятно почему ты всё-таки выжил, узнают друг друга. Молча и не сводя с Алексея оценивающих глаз, незнакомец протянул руку с зажигалкой, а когда Шведов прикурил от неё, он ещё раз с ненавистью посмотрел туда где скрылась свадебная процессия. Затем молча кивнул Алексею и пошёл в противоположную от концертного зала сторону. Немного постояв на месте и раскуривая сигарету, Шведов мельком ещё раз глянул на незнакомца подумав, что возможно, когда-то, может даже там в горах, он встречался с этим человеком. Но не долго заморачиваясь над мыслями по этому поводу, он опять обратил свой взор к зданию с колоннами у входа и постепенно ускоряя шаг, продолжил свой путь.                Металлическая крыша старинного купеческого особняка, в котором сейчас располагался городской концертный зал, покрытая линялой, бледно-зелёной краской, замаячила поверх оголённых веток деревьев. Удивительное дело, этот казалось бы благостный глазу пейзаж неприятно скользнул по глазам и, улавливая вновь чувство тревоги, Алексей непроизвольно стал идти чуть медленнее. В очередной раз за сегодняшний день, припомнился мурлыкающий мотив, такой привязчивой скрипичной мелодии и, чтоб хоть как то отвлечься, он принялся перебирать в голове имена знакомых ему композиторов. «Моцарт, Бах, Бетховен, Дипенброк. Тьфу ты блин, опять он попался. Шнитке, Шуберт, Паулс. Нет, это меня совсем не туда занесло. Кажется, тот перец итальянец был. Да, точно, итальянец. М-м-м, п-п-п, Паганини, Страдивари. Нет, опять не то.» Вот так, по-дурацки, демонстрируя самому себе скудные познания великих по его мнению в музыкальной сфере людей, Шведов приблизился к входу в концертный зал. Покрутив в разные стороны головой и не примечая в толпе возле колонн своей супруги, он испытывая ещё раз приступ паники и страха, уже хотел было повернуть назад. Для того чтобы бежать в ближайшую подворотню, где он благополучно будет отвечать на звонки жены, рассказывая ей истории о злом начальнике и о проблемах на транспорте в час пик. И вот, уже твёрдо желая уйти и даже сделав первый шаг, Шведов неожиданно, прямо нос к носу столкнулся с собственной женой.                -Ну сколько можно, тебя ждать, -укоризненно протянула она, слегка вытянув вперёд накрашенные губы, отчего стала походить не на учительницу по музыке и мать его ребёнка, а на школьницу. Сейчас в ней трудно было узнать ту утреннюю, заспанную женщину, с растрёпанными волосами и усталым взглядом. Её взгляд буквально светился счастьем и ожиданием праздника. Вероятно поэтому Шведов и прошёл мимо, и теперь всматриваясь в лицо собственной жены он осознал, как не ошибся, выбрав себе в супруги такую красивую, прекрасную девушку с праздником в глазах. Впрочем, здесь он тоже, был не прав. Человеку вообще свойственно забывать обстоятельства приведшие его к радости, как впрочем сложно позабыть всё, что связанно с обидами и личными оскорблениями. Шведов совсем не помнил, что в момент их знакомства, его будущая жена первая подошла к нему и сама с ним заговорила, а значит выбор всё-таки принадлежал ей, а не ему.
Алексей обнял жену, поцеловал в щёку и неловко, даже несколько грубо сунув ей в руки букет цветов, пробормотал:
 -Ну немного опоздал. Извини, так получилось.
Потом они вместе поднялись по высоким, кривым от времени мраморным ступеням и отворив тяжёлые застеклённые двери, вошли внутрь.               
В просторном фойе было полным полно народа. Кругом мелькали девочки с огромными бантами в волосах и мальчишки в чёрных брюках и светлых рубашках. Где-то вдалеке, сквозь гомон публики, слышался звук настраиваемых музыкальных инструментов.
-Так, запомни, сядешь на пятый ряд, седьмое или восьмое место. Это для нас с тобой забронировано. Цветы подаришь потом, когда на сцену все выйдут, понял? После, будет чаепитие, на втором этаже в конференц-зале, -скороговоркой инструктировала супруга, удерживая под локоть мужа и незаметными движениями, направляя его сквозь людскую толчею.
-И ещё, пока не забыла...Стоп, а где медали, орден? -обернулась она и недовольно сдвинула брови.
-Кх, м-м, тут они в кармане, -виновато потупил вниз взгляд Шведов и для наглядности подёргал полу пиджака, откуда раздался слабый металлический звон.
-Немедленно одеть! -скомандовала она, вытаскивая из кармана мужа награды и насильно вкладывая их, ему в руку.
-Может потом, после концерта...неудобно..., -начал было мямлить Алексей.
-Если не оденешь, пристрелю, как собаку, -изображая сердитую рявкнула она и улыбнувшись сказала:
-Дорогой, одень их сейчас, ты ведь мне утром что обещал?
Громко и требовательно прозвенел мелодичный звонок, и толпа повинуясь его воле, направилась из фойе к распахнутым дверям зала. За которыми виднелись ряды красных, бархатных кресел, ждущих своих зрителей и слушателей.
-Мне пора, уже первый звонок. Очень, очень прошу... -обнимая за шею и целуя в щёку, проворковала жена.
-Ну ладно, ладно. Пойду вон, в сортир и нацеплю их. Раз уж тебе так невтерпёж. Где, сортир то у вас? -отстраняясь от неё заворчал Шведов, разыскивая глазами подобающий случаю указатель.
-Вон там слева, возле лестницы, -махнула она рукой и отойдя на несколько шагов, обернулась и крикнула:
-Запомни, пятый ряд седьмое или восьмое место! -затем, не оглядываясь, пошла к белым дверям. Туда где на бархатных, мягких креслах уже начали рассаживаться зрители.
Алексей, шмыгнув носом и состроив недовольную гримасу, двинулся в том направлении, куда указала ему рукой супруга. И прошло совсем немного времени, как он очутившись перед зеркалом в туалетной комнате, стоял с кислой рожей, нервно прицепляя к пиджаку, бряцающие медали. Руки его почему-то не слушались и опять откуда неизвестно явился прилив того самого волнения. Этот червяк сызнова грыз и буравил изнутри Шведова. Несколько раз медаль падала в раковину и он, ругаясь на самого себя, на эту железяку, на жену, вообщем на всех кто хоть как то был причастен ко всей этой суете, вылавливал награды пальцами из раковины, начиная всё сначала. Наконец-то преодолев сопротивление непослушных рук и упрямой застёжки, Алексей выпрямился, любуясь проделанной работой. К сожалению получилось не очень хорошо, орден был на месте, а вот медали висели несколько кривовато. Пару раз, Шведов тщетно пробовал их перевесить, но ничего так и не исправил, только укололся о застёжку. Сплюнув, он небрежно махнул рукой, обронив при этом:
-Так сойдёт, чай не генерал.
И подобрав со столика цветочный букет, вышел из туалета.
Когда же он, звеня медалями словно конь бубенцами, подходил к закрытым дверям, ведущим в зал, нахлынуло проклятое чувство тревоги. Ушам Алексея было хорошо слышно как кто-то, там с другой стороны высоких, массивных дверей играет на пианино, красивую и очень знакомую мелодию. Кажется вальс из всём известного фильма. Боль между рёбрами сковала дыхание, подкатывая комом под кадык. Присев на небольшой диван у стены, Шведов пошарил рукой в кармане и достал пузырёк с нитроглицерином.      
-Задолбали меня эти пилюли. Всё, завтра к врачу схожу, пусть лечит гад,                -буркнул себе под нос он и неожиданно пузырёк выскользнул из его ладони. Гладкий, бликующий на солнце цилиндр, упав на пол, прокатился полукругом и остановился около ботинок Алексея. Музыка играемая за дверями оборвалась и до ушей сидящего на диване в пустом фойе, долетел нарастающий плеск аплодисментов. В след за этим, кто-то цокая каблуками явно вышел на деревянную, гулкую сцену и детский, звонкий голос громко объявил:
 -Антонио Вивальди! Отрывок из сочинения «Времена года»! Осень! -за дверями зала, возникла небольшая пауза и после непродолжительного шороха, музыкант коснулся смычком струн скрипки. Тонким, пронзительно-воздушным звуком, полилась та самая чудесная, скрипичная мелодия. Широко улыбаясь, как двоечник подсказке, Алексей еле слышно прошептал:
-Вивальди, мать его. Точно блин, Вивальди.               
 Боль, на сей раз, невыносимо плотным обручем, сдавила грудь. Улыбка сразу же пропала с лица, превращаясь в гримасу отчаяния. Наклоняясь, вперёд что бы поднять лекарство, Шведов ощутил как липкая, неприятная испарина покрыла его лоб и виски. Еле-еле подняв с пола вертлявую стекляшку и вытирая пот, Алексей хотел было крепко выругаться, а если проще сказать обматерить всех производителей подобных пузырьков, но тёмная, почти чёрная штора закрыла ему глаза и он почувствовал что не может дышать. Нарастающий, переходящий в свист, шум в ушах, перекрыл собой звуки музыки. Осязая всеми клеточками дикий, животно-предсмертный ужас, Шведов заваливаясь на бок, открыл одной рукой пластмассовую крышку пузырька и в полной темноте, сыпанул себе в рот таблетки. Вначале, ему показалось что он промахнулся и не одна из таблеток не попала в рот, но вскоре кончик языка натолкнулся на спасительный кругляш нитроглицерина. Жадно всасывая в себя лекарственную горечь, Алексей уловил, как постепенно, боль ослабевает и шум в голове, улетучиваясь, уступает место скрипичной мелодии. И здесь не было ничего необычного, очередной приступ отступал, возвращая телу былую лёгкость, за исключением только одной странности. Дело в том, что когда Алексей окончательно пришёл в себя и выпрямился, то открыв глаза он к немалому своему удивлению обнаружил, что сидит в зале, на бархатном кресле, а вокруг него множество людей, затаив дыхание слушают музыку звучащую со сцены. Сбоку в одном из проходов стояла его супруга и строго смотрела на него. Виновато улыбаясь, Алексей бросил взгляд туда, где в кулаке был зажат пустой пузырёк с синей надписью на боку «Нитроглицерин». Всё ещё не понимая, как он здесь оказался, Алексей посмотрел вперёд, на сцену и черты юного скрипача, показались ему очень знакомыми. Всматриваясь в маленького мальчика, виртуозно извлекающего из музыкального инструмента волшебные звуки, он узнал в нём того самого ребёнка, который шёл за ним той ночью в ауле, во время ареста его отца. Эти огромные карие глаза, Алексей очень хорошо запомнил и вряд ли мог спутать, с другими. Опять предательски кольнуло внутри, под самым сердцем и звуки разом оборвались, погружая слух в абсолютную тишину. Алексей часто заморгал и на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их, ещё раз поразился странному перемещению.
Теперь он лежал в небольшой земляной воронке. Поперёк его тела валялось сваленное взрывом дерево, ветки которого не давали приподняться и встать на ноги. Земля, на поляне, возле КПП ещё дымилась от разрывов мин и гранат, а в воздухе ощущался сладковато-тошнотворный запах пороха, смешанный с гарью жжёной резины.
Возможно, это тот самый запах войны. Запах, который нюхнув разок, нельзя забыть и спутать с каким-либо другим. А учуяв его, ты навсегда будешь обречён понимать, что смерть где-то здесь, где-то рядом, что вероятно она стучится сегодня и в твою дверь тоже.
Во рту сержанта Шведова ощущался солоноватый привкус крови. Он попытался сплюнуть, но попытка не увенчалась успехом. Вместо плевка получился лишь сильный выдох и столб пыли взметнулся возле лица. Зажмурив глаза, Шведов чихнул несколько раз и на его зубах мерзко заскрипел песок. Вскоре, к нему потихоньку стал возвращаться слух. Вначале звуки казались чересчур далёкими, но постепенно они всё усиливались и усиливались, пока он чётко не стал слышать раздающиеся со всех сторон проклятья и стоны раненых солдат, а так же размеренно идущие по каменистой насыпи шаги. Кто-то явно шёл, приближаясь к Шведову, однако увидеть его никак не удавалось. Алексей хотел было выкрикнуть, чтобы позвать на помощь и чтоб хоть кто-нибудь убрал треклятое, не дающее ему пошевелиться дерево. Он даже набрал для этого побольше воздуха в лёгкие, как вдруг звук шагов оборвался. Вслед за этим раздались одиночные, пистолетные выстрелы и голоса раненых стихли. Сердце в тревоге заколотилось страшно учащённо и дышать стало ещё труднее. Окончательно разлепив веки, Алексей слегка приподнял голову и сквозь лёгкую дымку увидел три фигуры. Они медленно, шагали к тому месту где лежал он, погребённый заживо под деревом. В руках у них было оружие, а главное шедший впереди был Шведову подозрительно знаком. Солнечные лучи косо упали на его помятое, избитое лицо, осветив недобрый взгляд колючих глаз, поблескивающих из-под бинтовой повязки на голове, где запеклась бурым пятном кровь. Да естественно Шведов узнал его. Конечно это был тот самый чабан, арестованный прошлой ночью. Рядом с ним шли одетые в камуфляж и военную форму западного образца, бородатые, горбоносые горцы. По одному только их внешнему виду можно было догадаться, что ребята явились сюда из леса и вовсе не с мирными целями.
Сержант заметил, неподалёку от себя присыпанный землёй автомат и дёрнул рукой, пытаясь достать его, но дотянуться не получилось. Что есть силы Шведов напрягся, пытаясь встать и хоть как-то схватить оружие, но и тут его ждала неудача. Проклятое дерево своими ветками, как Прометея к скале, приковало Алексея к земле и свободно двигать он мог только одной правой рукой. Тем временем, боевики остановились совсем близко и заговорили между собой на шипяще-гортанном своём наречии, периодически покачивая головами и указывая дулами автоматов на нечто, лежащее внизу. Псевдо чабан подошёл к холмику земли, из-под которого виднелись присыпанные песком и глиной ноги, обутые в десантные берцы и со всей силы пнул его. Тут же до ушей Шведова донёсся отзвук слабого стона. На что бородатый, оскалив рот в злорадной ухмылке, крикнул своим спутникам:
-Аллах Акбар!!! Пэзевитэ мэю жэну и сынэ! Хэчу чтэбе эни вэдели, кэк я этэмстыл нэвэрным зэ эсквэрнениэ нэшегэ дэма!
Оба сопровождающих боевика одобрительно кивая головами, заулыбались в ответ, зацокали языками и кратко обронив”Аллах Акбар “, ушли. А чабан, достав изогнутый, блестящий на солнце нож, присел на корточки возле стонущего раненого, взял того за волосы и приподнял ему голову.
Только тогда Шведов увидел лицо несчастного и узнал в нём старшего лейтенанта Седова. Наклоняясь к его испачканному в крови и грязи лицу, чабано-бандит очень громко произнёс:
-Ну чтэ, руссэк, Аллах милэстыв, кэк выдышь кэ мнэ. А к тыбэ нэт. Аллах вээбщэ лебыт тэх, ктэ  всэгдэ идэт дэ кэнцэ и нэ свэречивэет. Дэжмы тэ менэ сегэднэ нэчью дэ упэре, мэжет и узнэл бы кэк умер вэш кэпитэн Сэменов. Дэгедэлсе бы чтэ я нэ одын в эуле и дрэзья мэи блызко. Нэ ты слэб, тэ не дэвэдышь нэчэтее делэ дэ кэнце. Пээтему тэперь мэй эчередь мучэть тыбэ. И мнэ нэ нужнэ знэть ныкэкых тэкых сэкрэтев. Йа прэстэ бэду мучэть тэбя длэ свэегэ удэвэльствиэ.
Закончив говорить бандит приподнял, начинающего открывать глаза старлея, перевернул на бок и сев сверху, как на жертвенного барана, начал отрезать ножом ухо. Седов вскрикнул от боли, задрыгал ногами и задёргался всем телом, пытаясь сбросить с себя мучителя. Его ноги всё сильнее и чаще долбили по земле вырывая подошвами сапог комья глины, а крик вскоре перешёл в завывание. Но всё было тщетно, горец улыбаясь неторопливо продолжал своё дело, приговаривая при этом:
-Вэ, рэсские, всегдэ бэдете слэбэми. Вэ не увэренэ в себэ и вэчнэ сэмнэвэетесь. Этсюдэ  всэ прэблемэ. Нэстэящый джэгыт не сэмневэетсэ. Он вэбэреет свэй путь и знэет, чтэ чем трэднее, тем бэльше будэт жертв. Сэмнениэ-этэ удел слэбэков и неудэчникэв.
Отрезав ухо, бывший чабан потряс им возле лица старлея и сказал:
-Пэйду пэищэ мэгнитэфэн, дэм твэему уху пэслушэть лэбимую мелэдию, -поднимаясь со своей жертвы, он с размаху ударил лейтенанта ногой по животу.
Затем держа в одной руке отрезанное ухо, а в другой нож, стал бродить среди земляных воронок. Вскоре отыскав что ему было нужно, он поставил магнитофон на большой камень и попробовал включить его. Вначале звук слегка плыл, потом выровнялся и из динамиков зазвучала тревожная музыка Вивальди, та самая из сочинения”Времена года”. Пользуясь тем, что бандит отошёл подальше, Алексей ещё раз повторил попытку вылезти. Но толи ветки слишком дружно цеплялись за одежду, толи от контузии не было сил, однако ему и в этот раз не удалось дотянуться до автомата. А бандит, повесив на кривую антенну магнитофона, отрезанное ухо, опять шагнул в сторону Шведова. Он приблизился к пытающемуся сесть на корточки Седову и смеясь выкрикнул.:
-Вах, кэкой шэстрый бэрэшек! -скалясь в улыбке, горец одним ударом ноги уложил старлея на землю.
-Вах! Вах! Вах! Кэк резвэ пэбежэл! -добавил он цокая языком и, схватив Седова за шею зажал её у себя подмышкой, после чего изрёк.
-Выдэшь, ухэ твеэ йэ пэближе к мэзыке пэдвесыл! Дэже грэмкэ делэть не нэдэ. А тэперь йэ эбучэ твэй пэлец, дэвыть нэ кнэпку мэгнэтэфэнэ.
С этими словами, он положил руку лейтенанта на валяющееся рядом полено и придавив коленом в районе запястья, начал ножом отрезать палец. Седов, завывая от боли пытался несколько раз пнуть своего мучителя ногой, но это лишь ещё больше развеселило его.
-Эпэть брэкэется, вах, вах, вах. Хэрэший бэрэшек брыкэться не дэлжен, -подшучивая опять зацокал языком бандит и воткнул в бедро лейтенанта нож. Тот издал слабый, жалобный писк и изредка постанывая притих. Через секунду вынув лезвие ножа из бедра старлея, чабан невозмутимо продолжил делать дальше своё дело. Послышался хруст ломающейся кости и Седов взвыл ещё больше, а бородатый выпрямился, победоносно подняв у себя над головой отрезанный, покрытый пятнами крови палец.
-Зрэ тэ, к нэм в гэры прыэхэл, -обратился он к царапающему и разбрасывающему нетронутой рукой, вокруг себя землю, Седову.
-Учэлсэ бэ тэ лэтше мэзэке, зэчем тебэ вэевэть? Зэчем прэхэдыть в мэй дэм и эскэрблэть не глэзех жены, ребэнкэ? Йэ ведь не эдын из тэх брэтьев, чтэ били тебэ. Рэзберэлсе бэ с ныме, с их рэдэм. Йэ тэ чем эбидел тебэ? Мэлчышь? Нэчего скэзэть. Ну мэлчы, мэлчы, сейчэс тэ у менэ песне петь бэдышь, -и после этой фразы горец распорол ножом штаны старлея, приговаривая:
-У нэс в герэх есть эбычэй, плэхых бэрэшкэв чик-чик, кэстрерэвэть пе вешэму. А тэ, кэк вижэ сэвсем плэхэй берешэк, -на последних словах он схватил жертву за промежность, сел сверху и принялся орудовать ножом. Седов завизжал и жалобно заскулил, заглушая звуки музыки, голосом избитой до полусмерти псины, на что изверг вообще не обратил никакого внимания и никак не отреагировал. Он только уселся получше на несчастном, продолжив начатое дело.                Раздирающие душу вопли сливаясь с бешено бьющим по вискам пульсом, тяжёлой гирей давили на лоб и шею, не давая дышать и заставляя фокусировать зрение лишь на руках, ненавистного садиста. Задыхающийся в своей злобе Шведов, всё это время лихорадочно пытаясь дотянуться до автомата, неожиданно вспомнил о гранате которую он вечно таскал у себя на ремне, несмотря на опасность подорваться. Он будто знал, что она может пригодиться в трудную минуту. Продираясь пальцами сквозь ветки и совершенно не обращая внимание на издаваемый ими шум, Шведов пошарил по упругой коже ремня, но не нащупал там гранату. Тогда Алексей опустил ладонь немного вниз и тут, среди камней и песка почувствовал, что наткнулся на нечто твёрдое, гладкое, металлическое. Схватив данный предмет, он приблизил руку к лицу и о чудо; это была она, та самая противопехотная граната.                Зажимая кольцо зубами, он рванул чеку на себя и кое-как приподнимаясь на локте, хрипло выдавив слово «Тварь», что есть силы бросил гранату в сторону изверга. Поблёскивая на солнце гладкими боками, смертоносный заряд пролетел сквозь ветки дерева и упал в метрах пяти от бородача, там где трава практически не была перепахана воронками взрывов. Мучитель старлея обернулся и посмотрел назад. В этот самый момент над старинной оградой, выложенной крупным булыжником, Алексей увидел голову и плечи идущей по тропе женщины. То была  жена чабана-бандита, которая как и тогда при аресте мужа, несла на руках младенца. Вдруг, из-за кустов, выбежал мальчишка, лет пяти, встреченный  Шведовым ночью, возле калитки. Мальчуган наклонился к гранате и своей маленькой ручкой поднял её. Горец видя это изменился в лице и издал дикое, переворачивающее душу звериное рычание.
 -Нет, -еле шевеля губами прошептал Алексей, а мальчик обернулся и на доли секунды его огромные, влажные, по детски наивные глаза встретились со взглядом убийцы. И в них, в этих глазах Алексей явственно прочёл только один, немой вопрос: «Почему именно ты, убил меня?»
Вспышка взрыва, светлым листом бумаги, закрыла пеленой всё вокруг. Но очень скоро эта пелена постепенно начала таять, уступая место темноте. Темноте, в которой не было ничего, кроме слабых звуков музыки. Тех самых, пронзительно красивых, вечных. Это невидимый скрипач, играл отрывок произведения Вивальди, из сочинения”Времена года.”
Доктор в белом халате, перестал щупать пульс на шее и, приподнявшись с корточек отрицательно покачал головой:
-Слишком поздно, -печально молвил он и подумав добавил:
-Жаль. Такой молодой, а сердце слабое.                Это он говорил о Шведове, тело которого полулежало на том самом диване в фойе, возле дверей ведущих в концертный зал, с мягкими, бархатными креслами. Шведов лежал откинув голову и на груди его пиджака поблёскивали серебром с золотом две медали и орден, а в кулаке был зажат пустой пузырёк с надписью «Нитроглицерин». Любопытные, окружая его полукругом тихо перешёптывались, а из зала, куда он так и не вошёл, была слышна бесконечно красивая музыка Вивальди.