Тридцать лет честной мужской дружбы

 
     В 1974 году министром здравоохранения МССР стал Кирилл Алексеевич Драганюк. Знакомясь с положением дел в районе, он побывал и в моем отделении, очень удивился нашим достижениям в области функциональной диагностики. Во время беседы он предложил мне переехать в Кишинев. Но я   отказался:
     – Кирилл Алексеевич, когда-то я дал себе слово, что из Кишинева будут приезжать ко мне на обследование, и я этого добился, а больше мне ничего не надо.
     – Ладно, мы еще вернемся к этому разговору. А теперь пользуйтесь моментом и просите, что вам в отделении еще нужно, ведь министр приезжает не каждый день.
     И я попросил «Мингограф-34» Siеmens, терапевтический вариант с велоэргометром, спироанализатор (Германия) и дефибриллятор.
     – Хорошо, – сказал министр, – при поступлении вы их получите.
Скоро эти уникальные приборы были доставлены, и в том же 1974 году впервые в Молдове мы наладили спироэргометрию (нагрузочная проба   с   одновременной   автоматической   регистрацией   потребления
кислорода и выделения углекислого газа на таком уровне в Молдове не делается даже в настоящее время), что позволило выявлять скрытые формы ишемической болезни сердца и, что самое ценное, определять толерантность больного к физической нагрузке при определении группы инвалидности.
   
   В 1974-1975 годах с помощью министра здравоохранения МССР Кирилла Алексеевича Драганюка я поменял почти все отечественные диагностические приборы на зарубежные и с грустью попрощался с «Физиографом-068», передав его вместе с другими приборами медицинскому институту в Нальчике.
Позже я узнал, что, делясь мнением о посещении нашего отде¬ления, министр сказал: «Сегодня в Котовске я встретил врача с характером, похожим на мой: спит в отделении, если не закончил то, что задумал, и от предложения переехать в Кишинев отказался».
     На следующий день позвонили из приемной министра здраво¬охранения и попросили чуть подождать: со мной будет говорить министр. Я слегка растерялся, но, затаив дыхание, слушал его, а он спросил:
    – Аурел Юрьевич, вы были в этом году в отпуске?
    Я ответил, что нет.
    – А вы бы хотели поехать в Одессу, в санаторий «Молдова» с министром?
     Хотя я и растерялся, но ответил, что согласен.
 
   До обеда Кирилл Алексеевич обычно был занят процедурами и активной работой по формированию новой администрации министерства. Этой проблемой в Кишиневе занимался первый заместитель министра Н.Г. Лешан. Он постоянно звонил Кириллу Алексеевичу и советовался по поводу той или иной кандидатуры. Был свидетелем разговора, когда Кирилл Алексеевич спросил, согласился ли Т.В. Мошняга занять пост заместителя министра. На это Н.А. Лешан ответил, что Мошняга согласен только на пост министра (правда, спустя десятилетия он стал ненадолго министром). После обеда мы долго гуляли по берегу моря, обсуждая будущее здравоохранения республики.
 
    Однажды он показал мне список кандидатов в начальники управлений и заместители министра и спросил, как я смотрю на то, чтобы занять пост заместителя министра. Я сразу же отказался, сославшись на плохое здоровье. Тогда он спросил, кого бы я выбрал первым заместителем. Просмотрев список, я назвал Николая Ивановича Долгого. Как потом выяснилось, в выборе я не ошибся.
Во время одной из наших бесед с Кириллом Алексеевичем позвонил начальник «Молдмедтехники» Петр Семенович Раку и сообщил, что на базу поступила уникальная аппаратура. Он просил разрешения распределить ее Т. Мошняге на «новостройку», то есть для  будущей  республиканской  больницы.  (Кстати,  на  территории старой республиканской больницы для этой новостройки, которая еще находилась на уровне нулевого цикла, под брезентом уже хранилась целая гора ящиков с аппаратурой. По этому поводу я говорил неоднократно министру: «Пока построят республиканскую больницу, часть аппаратуры морально устареет, а часть просто погибнет. Лучше распределите ее другим  больницам, чтобы использовали ее сейчас».)
     Кирилл Алексеевич выслушал и сказал:
      – Я обещал эту аппаратуру Пену. Так что выписывай на Котовскую больницу.
      Это было в четверг, и я сказал Кириллу Алексеевичу, что сейчас же еду в Кишинев, чтобы успеть забрать аппаратуру.
     – Распоряжение министра никто не нарушит, не волнуйся.
     Я сказал, что все равно еду, так как я из тех людей, кто только тогда поверит, когда почувствует вещь в руках.
И мы вместе с Кириллом Алексеевичем сели на вечерний поезд и приехали в Кишинев. На своей машине он отправил меня в Котовск. На другой день я получил всю аппаратуру и отвез ее в отделение. А в воскресенье мы вернулись в Одессу.
В следующий раз мы с Кириллом Алексеевичем вместе отдыхали в Сочи. В эти дни там проходил пленум Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов, в работе которого участвовал и я.
     Виктория Васильевна Журавлева, когда-то приезжавшая в мое отделение знакомиться с опытом по внедрению рационализаторских предложений и изобретений в медицинских учреждениях. Кстати, она пригласила меня в Сочи выступить с циклом лекций по вопросам изобретательства и рационализации в медицине и одновременно устроила на лечение в санаторий «Металлург». Подобные услуги она мне оказывала и позже, за что я ей глубоко благодарен. На этот раз, узнав, что в Сочи находится на отдыхе и министр Драганюк, она со своими сотрудниками познакомила нас со всеми достопримеча¬тельностями города и края. Нам показали многие красивые места. Больше всего запомнились озеро Рица и шашлычная на бывшей даче И.В. Сталина. Через несколько дней Виктория Васильевна устроила нам дегустацию настоящего пива там, где его производят.
     Опережая события, скажу, что после первого визита Кирилла Алексеевича в мое отделение мы с ним и его семьей – супругой Зоей Алексеевной, сыновьями Алешей и Сашей, которые выросли на моих глазах, – стали близкими друзьями и остаемся ими по сей день. В самые тяжелые минуты моей жизни я за советом обращался именно к Кириллу Алексеевичу, ему я мог раскрыть свои сокровенные тайны, знал, что получу дельный совет, как поступить. Это был человек слова – редкое достоинство. Кое-кто упрекал меня в том, что я, пользуясь дружбой, просил у министра аппаратуру, а он давал ее мне, но ведь я работал с полной самоотдачей, приносил славу району, республике. Моему другу министру никогда не приходилось краснеть за меня. Ему я обязан очень многим. Убедившись в моих способностях, он помог мне дорасти до того Пену, который пишет эти строки. Я без преувеличения могу сказать, что был его хорошим учеником, и вложенные в мое развитие зерна дали свои плоды и полностью окупились. Я знаю, он всегда гордился моими достижениями.
     Кирилл Алексеевич Драганюк был великим человеком, настоящим патриотом, он – патриарх классической организации здравоохранения. За 16 лет пребывания в должности министра здравоохранения МССР, он построил базу здравоохранения республики на перспективу. С его именем связано внедрение в клиническую практику новейших достижений науки и техники.
     По оснащению медицинской диагностической техникой Молдавия занимала первое место в СССР. Многие уникальные диагностические приборы появлялись сначала у нас, а уже потом в других республиках. Кирилл Алексеевич обладал редким талантом организатора, огромным авторитетом и умением логически выбрать и принять единственно правильное решение. Он всегда мог убедительно доказать в самых высоких инстанциях, что то, что он предлагает или требует, необходимо. В высшей степени принци¬пиальный в решении тактических и стратегических задач, он оставался при этом доброжелательным, отзывчивым и на редкость интеллигентным человеком. Его уважали и ценили и после того, как оставил пост министра.
     Его вклад в развитие здравоохранения республики настолько многогранен и велик, что его описание вряд ли поместилось бы даже в отдельной книге, которую я бы назвал «Эпоха Кирилла Драганюка в развитии здравоохранения Молдавии» и которую, надеюсь, историки еще напишут.
Будь моя воля, его бюстом я бы открыл новую Аллею клас¬сиков. Он по праву является первым классиком в организации здравоохранения.
    …Перед его 70-летием я зашел к нему на работу в Респуб¬ликанский диагностический центр, создателем которого также являлся он. Беседуя о предстоящих торжествах, я заметил, что Кирилл Алексеевич выглядит осунувшимся, бледный. Зная, что он страдает язвенной болезнью желудка, спросил:
    – Кирилл Алексеевич, когда в последний раз вы проходили фиброгастроскопию?
    – Даже не помню, – ответил он.
    – Тогда я вас прошу, сделайте это сегодня же и не забудьте сдать общий анализ крови.
   Я поехал в Хынчешты, а он пошел в кабинет фиброгастроскопии. По приезду я сразу позвонил в кабинет фиброгастроскопии и поинтересовался, каков результат. Мне ответили – плохой... Я узнал, что Кирилл Алексеевич обречен.   

   Через несколько дней он сообщил, что торжества отменяются – предстоит срочная операция по поводу язвы. Ее он перенес в день своего 70-летия. После длительного лечения он окреп и вышел на работу. Но спустя время потребовалась вторая операция, затем третья… после которой, по словам оперировавших хирургов, ему оставалось жить два- три месяца.
    Я навещал его и часто звонил. Он верил, что и на этот раз вырвется из когтей болезни. Боролся за жизнь в своей манере: тихо, спокойно и рассудительно. О чем он думал наедине с собой, знал только он. Но своим поведением в присутствии домочадцев и друзей он не давал ни малейшего повода считать, что ему известно о своей обреченности. Хотя, я уверен, что, как ни скрывали от него истину, он ее знал. Но, будучи человеком волевым, не желал подчиниться болезни. При встречах и в телефонных разговорах он всегда сначала вкратце рассказывал о своем здоровье и непременно упоминал об улучшении, пусть даже незначительном, а потом, сменив тему, переходил к разговору о работе. Однажды, чтобы как-то ободрить его, я взял с собой сигнальный экземпляр своей книги «Трактат по клинической эхографии». Сел рядом с Кириллом Алексеевичем на диван и положил книгу ему на колени. Он попытался ее приподнять, но уже не смог: книга большая и тяжелая. Тогда он стал перелистывать и тихо позвал Зою Алексеевну:
    – Посмотри, какую книгу написал Аурел Юрьевич! Он настоя¬щий ученый, выросший из практической медицины cела.
Потом Кирилл Алексеевич поведал мне, что на работе возникла серьезная проблема – вышла из строя лучевая трубка компью¬терного томографа (очень дорогая деталь) и как он договорился с президентом республики Владимиром Ворониным помочь приобрести ее.
    Будучи неизлечимо болен, Кирилл Алексеевич таял как свеча, но думал только о жизни, о работе. Увы, болезнь беспощадно прогрессировала.
На второй день утром я позвонил. Как всегда, телефонную трубку взяла Зоя Алексеевна. Не успел спросить, как дела, как услышал, что Кирилла Алексеевича рвет. Дрожащим голосом спросил Зою Алексеевну:
   – Что случилось?
   – Да вот, – начала она … – и тут же послышался голос Кирилла Алексеевича:      

    «Зоя, кто звонит?» – «Аурел», – ответила она, и он сразу же попросил трубку.
    Я в растерянности спросил:
     – Что случилось, Кирилл Алексеевич?
   – Да вот вчера решили немножко расширить диету, съел несколько черешен. И выходит, что мы поспешили. Извини, Аурел, что вынужден говорить с тобой, находясь   не в лучшем состоянии.
Я его успокоил:
   – Кирилл Алексеевич, ради Бога, извините, что потревожил вас, когда вы в таком состоянии, я позвоню попозже, к вечеру.
   – Ничего, спасибо, что позвонил, мне уже легче.
   Каждый раз, собираясь позвонить, я боялся услышать, что Кириллу Алексеевичу очень плохо. Хотя звонков он ждал и отвечал на них, старался быть в курсе событий. Он никогда не позволял себе быть слабым, вел себя с перспективой на жизнь. Но жизнь его предала.
   В нашем последнем телефонном разговоре утром 28 мая 2004 года он сказал, что особых сдвигов в состоянии здоровья не замечает.
  – Вот, вижу, Зоя Алексеевна открыла балконную дверь, ярко светит солнце. Сейчас выйду и погляжу. Бог знает, удастся ли еще увидеть такой ясный солнечный день…
   – Вы что, Кирилл Алексеевич, – и я перевел разговор на другую тему: – Есть хороший препарат, называется «Полифепан» (иногда я советовал ему, что принимать), который снимает вздутие кишечника и интоксикацию. Столовая ложка этого порошка растворяется в стакане теплой воды…
   Он прервал меня:
  – В стакане воды? Я, Аурел, за один прием могу выпить только 5 миллилитров жидкости.
    Последовала пауза.
    Затем спросил Кирилла Алексеевича, можно ли навестить его в воскресенье.
   В ответ услышал:
   – Не надо, ты и сам больной человек. Спасибо, что часто звонишь и интересуешься моим состоянием. Я благодарен тебе за долгую и честную мужскую дружбу. У меня много друзей, но ты для меня самый близкий.
  Эти слова он произнес совсем тихо.
   И я понял, что Кирилл Алексеевич больше не хочет видеть никого, он чувствует, что жизнь его покидает, и последние часы хочет провести только с семьей. Позже я узнал, что такой же ответ получил и звонивший из Одессы его близкий друг Сергей Сергеевич Графов (бывший председатель Госстроя МССР).
    Второго июня после сильного гипертонического криза я слег с нарушением мозгового кровообращения, а третьего позвонила Зоя Алексеевна и сказала, что ночью Кирилла Алексеевича не стало. Хотя мы все осознавали, что чуду не бывать и такой момент наступит, я никак не хотел верить, что Кирилла Алексеевича вдруг не станет. Услышав слова Зои Алексеевны, я ощутил какую-то опустошенность во всем теле, а слезы лились, обжигая щеки.
Передо мной стал серьезный вопрос: как попрощаться с Кириллом Алексеевичем, когда я сам лежачий больной. Но я нашел в себе силы, и нас с женой Марией   отвезли в Кишинев.
    Он лежал в красивом гробу – в том самом зале, где еще неделю назад мы с ним обсуждали проблемы страховой медицины, где когда-то мы с ним часто беседовали и отмечали дни его рождения, где раньше веселились и шутили… На стульях вокруг гроба сидели те же участники торжеств, но на их лицах были скорбь и слезы. Я сел на стул у его изголовья и рыдал, как ребенок, а мое проте¬зированное сердце, казалось, было готово вырваться из груди. Подошла Зоя Алексеевна, погладила его по голове и шепнула:
   – Вставай, Кирилл, пришли Аурел и Мария.
Сергей Сергеевич Графов обнял меня и молвил:
   – Аурел, мы потеряли лучшего друга.
Чувствуя, что сердце вот-вот остановится, я наклонился к лицу покойного и сказал:
   – До свидания, Кирилл Алексеевич, до встречи в ином мире.
Если и есть Бог, он очень несправедлив: он забрал Великого Человека, который честно, верой и правдой всю жизнь служил на благо здоровья людей.
Я счастлив, что прожил 30 лет рядом с Кириллом Алексеевичем, выдающимся современником, и горд, что был в числе его близких друзей. Пока я жив, мне его   будет не хватать.
   Теперь я навещаю его на центральном кладбище при каждом моем приезде в Кишинев. Сажусь возле его могилы, расположенной в нескольких метрах позади церкви, поблизости от ручейка. Когда бы я ни пришел, там всегда свежие цветы. Зажигаю свечу и со слезами на глазах рассказываю, чем я занимался, как живу, точно так же, как когда-то делал при  встрече с ним живым…