Глава 2. Неизбежность решений

Мы не умеем быть благодарными за те счастливые и спокойные дни, что даёт нам судьба. Мы принимаем их как данное, прожигаем и с легкостью стираем из памяти, не понимая всей их ценности, пока это счастье не ускользает из рук. В моем сознании многие дни слились в один, люди и города перемешались, мое прошлое обратилось в один большой клубок нитей, запутанных и тонких.

Я лежал на мягкой луговой траве, распластав руки и закрыв глаза. Солнце заливало все пространство вокруг. Моя нога была неестественно вывернута, а адская боль, проходя по пояснице, застилала собой сознание. Не помню сколько я пролежал так — несколько минут или несколько дней. Время тянулось нескончаемо медленно, боль не отступала, но поток мыслей и воспоминаний пробивался наружу.

Вспомнил, как забрался в повозку цирка и как меня потом нашел Рикардо, как позволили остаться; все будто из прошлой жизни — восемнадцать лет прошло. Я ведь стал циркачом, цирковая труппа стала моей семьей. Вспомнил, как старик Анхель научил ходить по канату, жить и ощущать себя на нем привычней, чем на земле. Рикардо и Татьяна сделали из меня акробата, мне стоило быть добрее к ним, они подарили мне эту жизнь в цирке; помню, как их не стало: они всегда проверяли оборудование перед тренировками, но не крепления самого шатра. Помощник шапитмейстера не уследил за установкой одной из мачт — она полетела вниз, задев трапецию вместе с ними, хотя Рикардо закрыл собой Татьяну, оба умерли на месте. Прошло почти десять лет и старая боль притупилась, но новая боль, что жгла меня сейчас, вернула их лица обратно из омута памяти.

Я вспомнил, как пару лет назад возвращался в родной город. Сначала я боялся, что увижу родных, что они узнают меня, но, когда мы повстречались, в них не промелькнуло и капли узнавания. Да и что удивительного, я стал совсем другим: сильный, высокий, загорелый, с черными, как смоль, волосами, от того мальчика, что они знали, не осталось ничего, а Миро был для них незнакомцем. Я специально прошел мимо пекарни и увидел их через витрину, мать и отец крутились за прилавком с покупателями, братья как раз таскали мешки с мукой; я ненадолго остановился, мне хотелось снять груз с души, хотелось верить, что они счастливы. По крайней мере, они выглядели вполне довольными жизнью. И тут мама обернулась и посмотрела прямо на меня, что-то шепнула отцу и тот тоже обернулся, потом и братья меня заметили. Сердце ушло в пятки. Старший брат выглянул за дверь: «Чего тебе, цыган?». Я тогда купил у них хлеба и больше никогда не видел их.

Но больше всего я думал, о выступлениях, о тех моментах, когда жил по-настоящему. Я мог делать любые трюки на высоте и освоил все виды акробатики, и без преувеличения могу сказать, во многих из них мне не было равных, если не в мире, то в стране точно. И дело не в хвастовстве или гордыне, просто я жил этим, посвящал всего себя и все свое время цирку, тренировкам и выступлениям; никакой другой жизни у меня не было и не могло быть. У меня были друзья — все из цирка и девушки бывали, но никогда не из цирка, они уходили из моей жизни, как только цирк уходил из их города. Ничто не должно было меня отвлекать. Хотя одна все-таки запомнилась мне, может из-за её загадочной улыбки или из-за её жгучего стремления к свободе, она была похожа на меня и никогда не просила остаться или взять с собой.

Боль в пояснице становилась все сильнее и я уже почти не чувствовал ног. В голове нарастал туман, а воспоминания превращались в галлюцинации. Рикардо и Татьяна падали вниз и разбивались, а потом резко, будто на батуте, подлетали обратно к колпаку цирка, и публика каждый раз заливалась громким хохотом и аплодисментами, мои родители и братья все в клоунских нарядах разъезжали на козлах и кидали в беснующуюся толпу хлеб. Я лежал там у края арены и смотрел на все это сумасшествие, но ничего не мог поделать, мои ноги не хотели подчиняться, слегка приподняв голову, я видел, что мои ноги превратились в кровавое месиво и та девушка, что не хотела забываться, танцует прямо на них, танцует босиком, вся в крови и смеется. А потом пустота, боль взяла верх и я отключился.

Очнулся я уже не в лесу, а в палатке Малы, она была бабушкой Татьяны и меня считала родным внуком. Она играла прорицательницу в цирке, хотя гадалка из нее была никудышная, но она прекрасно умела читать людей. А вот целительница она была от бога, все её звали шувани, колдуньей. Она поднимала на ноги даже тех, кого врачи отправляли домой умирать и слава о ней бежала намного быстрее, чем передвигался наш цирк. Но помогала она не всем, у нее был какой-то ритуал. Мала говорила, что духи подсказывают её кому надо помочь, а чей час уже пришел. И это решение никогда не обсуждалось. Однажды на нашу стоянку прибежал разъяренный мужчина из поселка, шувани отказалась лечить его жену и та умерла, от горя у мужа помутился рассудок и он захотел отомстить. Прежде чем его успели остановить, он поднес нож к горлу бабушки и грозился убить её, но взглянув в глаза шувани, будто обомлел, опустил руки и свалился на колени в слезах, мужчины хотели повязать его, но бабушка Мала не позволила, напоила его травами и тот спокойно ушел восвояси.

— Я смогу выступать? — прошептал я, пытаясь приподняться на руках, но не вышло.
— Вот те-на, нашел чего спросить! — удивилась шувани. — Не ходить, не ползать, выступать он хочет! А чем думал, когда на дерево то лез?

Я не знал, что ей ответить, и не знал, зачем на него полез. Во мне горели обида и досада, но они не могли даже сравниться со страхом, что полыхал внутри. Бабушка была права, я не боялся, что не смогу даже ползать, но если не смогу выступать, что я тогда буду делать.

Мальчик мой, ты сломал ногу и два ребра, повредил позвоночник, — она присела на край моей кровати и взяла меня за руку. — ты родился в рубашке, раз остался живой. Упал с большей высоты, чем моя Татьяна тогда. Я могу вылечить тебя, постараюсь, чтобы ты начал ходить. Но большего я не могу обещать.

Она поставила около меня кувшин с водой и чашку.

— Пойду принесу супа, тебе нужно хорошо питаться.

Бабушка Мала направилась к выходу, когда меня вдруг осенило.

— Бабушка, — окликнул её я. — а духи? Если я попрошу их об исцелении, если пройду ритуал?

Она ненадолго задумалась, в её глазах явно читалось сомнение, а шувани довольно редко в чем-то сомневалась.

— Они ведь могут помочь мне полностью исцелиться?
— Могут. Но могут и убить. — она стояла уже у порога. — Отдыхай, обсудим это позже.

После ужина бабушка Мала сменила повязки с настоями на ранах и принесла еще воды. Потом села подле меня. Она долго молчала будто впала в транс, но мое нетерпение росло с каждой секундой.

— Я знаю, это надо делать сейчас, пока кости не срослись, — сказал я уверенно. — потом уже ничего не изменишь. Я ведь прав?
— Да, — задумчиво произнесла она. — так и есть, но ты сейчас еще слаб, если им вздумается, они могут взять твою жизнь. Но ты прав, медлить в этом деле нельзя, если кости начнут срастаться, перед ритуалом придется ломать их вновь. Я не стану тебя отговаривать, если не желаешь искать новый путь, борись за старый или умри воином. Я все подготовлю, сегодня ночью ты встретишься с духами.

Бабушка Мала не позволяла чужакам встречаться с духами, говорила, их разум может не справиться с реальностью, но своим в крайних случаях могла позволить.

— Скоро тебя отнесут в лес и я дам тебе этот отвар, ты уснёшь, а когда проснешься, увидишь мир без ограничений, которыми сознание защищает нас, увидишь новые измерения и твое понимание реального изменится. Кого ты там встретишь и что увидишь, мне неведомо, но ответ будет точным, потом ты сможешь вернуться. Я буду рядом с твоим телом все это время, наш мир полон опасностей не меньше, чем мир духов.

Было чуть за полночь. Я лежал на небольшой поляне, окруженной кустами малины и папоротником. Все кроме шувани уже ушли, она сидела рядом и помешивала жидкость в котелке, что грела на костре. Потом сняла его с огня и налила мне кружку. Приказала пить и я осушил первую залпом. Напиток был густой, с горчинкой и сильно вязал рот. Она налила вторую чашку. Горечи теперь я не почувствовал, вкус скорее был солоноватым. Осушив третью чашку, я почувствовал лишь легкую сладость на кончике языка.

— Дело нехитрое попасть в мир духов, а вот вернуться невредимым уже посложнее будет. Не закрывай глаз, они сами сомкнуться, когда придёт время. — сказала она и, достав из сумки кусок хлеба и нанизав на ветку, она стала поджаривать его на костре. — Мне тебя тут еще до утра ждать. Брюхо — глухо, что не говори, только корми.

Я слегка улыбнулся. Мои веки стали тяжелеть. Как только бабушка решила, что я заснул, её лицо потеряло свою безмятежность, она сняла кусок хлеба с палки и кинула в огонь, приговаривая: «Ешь, ешь поживей, да тепла не жалей. Тьму подальше отгони, жизни наши сохрани.» Под мягкий шепот Малы я провалился в пустоту, а её ждала долгая ночь без сна.

***
Я проснулся посреди поляны, очень похожей на ту, на которой отключился. Но, без сомнения, это было уже другое место — Мала исчезла, как и все следы костра; деревья нависали надо мной, оставляя лишь малое пространство для неба, которое невозможно было принять за небо нашего мира. На иссиня-черном небесном студне, будто размазанные краски, расплывались косые мазки северного сияния.

Я быстро встал и огляделся, больше ничего необычного я не заметил. Как вдруг осознал, что был полностью здоров в том мире и мог вновь с легкостью передвигаться. На поляне меня ничего не держало и я отправился вглубь леса по единственной имеющейся тропинке.

Духи не живут по законам нашего мира. Бабушка говорила, человеческая душа для них это как лакомство и только дай им шанс, поэтому нельзя показывать слабости, нельзя им поддаваться, если дух твой силен, ты им не подвластен. Я был готов на все, лишь бы вернуть свое тело и возможность парить под куполом, но сейчас в темном лесу мне было не по себе. Что-то тут было не так, я вырос на природе и никогда не боялся леса, но этот был слишком уж тихим, ни стрекота, ни шороха, ни единого звука, которыми обычно наполнен ночной лес.

Я стал прислушиваться, не может быть так тихо без причины. Тишина черным и вязким туманом, обволакивала меня, ноги становились ватными. И тут раздался первый звук, что я услышал в этом мире, я предпочел бы не слышать такого никогда. Свирепый рык пронзил мое тело насквозь и передо мной возникло животное, похожее то ли на львицу, то ли на пуму, но гораздо больше и уж точно свирепее. Медленными, пружинящими движениями она приближалась ко мне. В момент прыжка мне ничего не оставалось, как закрыть глаза. Но ничего не произошло, я все еще был жив. Я открыл глаза, животное пропало, а передо мной стояла девушка. Её любопытные зеленые глаза были устремлены прямо на меня.

— Ты ведь человек? — спросила она.
— Смотря, кто спрашивает. — я не был уверен, что стоит отвечать бывшей пуме.

Она обошла меня со всех сторон.

— Определенно человек, что ты тут делаешь?
— Я пришел просить духов о помощи, моя спина повреждена и я больше не могу заниматься любимым делом.

Теперь у меня появился шанс разглядеть девушку. Первое, что бросалось в глаза, длинные рыжие волосы почти до середины спины. Она была на полголовы ниже меня, слегка угловатая, но все же симпатичная. Ей было от силы лет двадцать.

— Что это за дело? — не унималась девушка.
— Выступаю в цирке. Я воздушный гимнаст. — ответил я.
— Цирк… — глаза её на миг помутились. — Мне кажется, раньше я была в цирке. Но это было очень давно, может я просто выдумала цирк у себя в голове. И тебя выдумала. Или духи играют со мной.
— А ты разве не одна из них?
— Что? Пытаешься обидеть?! Конечно, нет, я человек!
— Прости, просто секунду назад ты была громадной пумой, вот я и подумал…
— Я слишком давно здесь нахожусь. Тут иные законы реальности, когда учишься быть непривязанной к телу, оно легче подвергается изменению.
— Что ж это все объясняет. — саркастически произнес я. — А как ты попала в этот мир?
— Это было очень давно, кажется, я любила кого-то и пришла сюда просить вернуть жизнь этому человеку… — даже эти воспоминания дались ей с трудом.
— И что они ответили?
— Я уже не помню, странно, да?..- она неловко улыбнулась. — Похоже, меня обхитрили. Я уже очень давно здесь. Помоги мне выбраться,. пожалуйста.
— Но как?
— Это мое проклятие. Я буду свободна, если смертный, что придет в этот мир попросит отпустить меня.
— Все так просто? В чем подвох? — недоверчиво спросил я.
— Подвоха нет, нужно лишь настойчивость и они позволят мне уйти.
— Ну ладно, если все так просто.
— Спасибо. Здесь не так часто встречаются люди. — в её голосе звучали нотки надежды.
— А за что тебя прокляли?
— Она сказала за хитрость… просила помнить, что лишит меня всего и даже памяти и никто не захочет помочь мне.

Возникла неловкая пауза. Я не представлял, что сказать человеку, которого прокляли.

— Я Миро, кстати. — попытался я сменить тему и протянул ей руку.
— А я Айса. — улыбнулась она.
— Какое необычное имя.
— Люблю думать, что те, кто дал мне его, хотели для меня удивительной судьбы. В какой-то мере так и вышло. — хмыкнула она.
— А как нам найти духов?
— Так они уже давно нас нашли. — даже слишком спокойно произнесла девушка.

Я огляделся. И только теперь заметил огни, горящие из чащи. Они горели в глазах волков, что окружили их.

— Они не причинят нам вреда? — прошептал я.
— Смотря как ты рассматриваешь идею того, что они съедят нас. Беги, а я задержу их. Сделай, что обещал.

Не тратя больше не секунды на разговоры, Айса обратилась в пуму и зарычала, озираясь по сторонам. Я побежал, что было сил, первый же волк, что попытался броситься за мной в погоню, попался под острые клыки пумы. Она выполняла свое обещание, чтобы я мог выполнить свое.

Несколько минут спустя я остановился, осознавая, что погони за мной нет. И тут меня настигла мысль — а что, если они пытались разделить нас. Озабоченный этими мыслями, я не заметил, как земля ушла из-под ног и я провалился во тьму.

Я оказался в каком-то подобии пещеры, из которой вел неширокий каменистый тоннель. В ней не было ни одного источника света, но сами стены сияли холодным люминесцентным огнем. Подняться обратно уже не было возможности, тоннель был единственным моим шансом. Я прошел несколько минут, когда осознал, что не вижу своих рук, даже если поднести их почти вплотную к лицу. Стены все еще светились и направление было понятно, но внутри туннеля царила тьма и она была живой. Я стал слышать её голоса.

— Великий акробат, — услышал я сиплый голос старика. — а теперь калека.
— Кому он нужен, — женский и высокий. — хотя если колуном пойдет.
— Вот и славно, солить не придется. — прозвучал голос матери из прошлого.

Голоса множились и сливались, витали вокруг, но не создавали эхо. Мне стало казаться, что они лишь у меня в голове, пока вся эта какофония не слилась в один единственный голос, холодный и бесполый.

— Кто ты, Миро? Зачем ты снова полез на дерево? Кто ты? — и голос этот рос и заполнял собой все пространство в голове, пока не превратился в резкий писклявый шум.

Я упал на колени и закрыл уши руками, но шум не унимался, он шел изнутри.

— Кто же ты, Миро? — этот был снаружи.
Вдруг стала очень тихо, я опустил руки и поднял голову. Надо мной нависло существо, не похожее ни на что живое. Белая сияющая фигура напоминала человеческую, по крайней мере у неё были руки и ноги, хотя они зависли недалеко от земли, на лице была деревянная маска волка, расписанная яркими красками, сзади развевались длинные серебристые волосы, похожие на шерсть.

— Я акробат.
— Другого ответа я и не ожидала.
А ты кто?
— Я то, зачем ты пришел. Не добро и не зло. Я сила природы, что пожирает слабых и служит сильным. Я могу помочь тебе, но возьму свою цену.
— И что вы хотите за мое исцеление?
— Ты не попросишь у меня, отпустить девушку.
— Айсу? Но почему?
— Она наказана за хитрость и за слабость её возлюбленного. Её место здесь, а её учесть -забыть.
— Но она помогла и защитила меня.
— Я не говорю, что я справедлива. Решение за тобой. Останешься калекой или обретешь здоровье. Девушка или свобода. Выбирай.

Как сделать выбор, если оба варианта заведомо не подходят. Лишиться своей свободы и счастья или обречь на заточение другого. Я ведь даже не знаю её, а моя жизнь рухнет. Казалось вечность прошла, пока я стоял перед волчицей. Я знал, какое решение правильное, и знал, какое приму я.

— Время твоё ограничено. Я не даю вторых шансов.
— Верни мне здоровое тело.
— Другого ответа я и не ожидала. — кивнула она. — - Я принимаю твое решение.

Острая боль проткнула сердце. Я ведь неправ, я не должен был бросать её там. Я хотел закричать, хотел сменить решение, но было поздно — крик застрял в горле, волчица растворилась, а я падал вниз.

***

Мала все еще сидела у костра, когда я очнулся с криками.

— Айса!
— Тихо, тихо, мой мальчик, все хорошо — ты жив. — успокоила меня бабушка.

Я не был так уверен в этом — боль никуда не ушла, а сердце, казалось, не билось вовсе. Мала все быстро поняла и крепко обняла меня. Мы просидели так час не меньше, мне нечего было сказать. Потом она приготовила завтрак, а вскоре вернулись мужчины и отнесли меня обратно в палатку шувани. Я быстро пошел на поправку.