Антизвезда. Глава 13

– Узнаёшь? – поднявшись на возвышение, Юджин вытянул руку вперед, указывая на что-то.
Они стояли на речном берегу. За их спинами клонились к земле старые плакучие ивы; листья тихо шелестели на ветру. Океан остался позади, а вокруг вновь была какая-то городская окраина американского северо-запада, неотличимая от множества других таких же окраин. Впереди виднелась словно замершая в тишине небольшая река, резко очерченная по краям полосами белого песка.
– Что это такое? – спросил Том, оглядываясь по сторонам.
– Белая река. Помнишь, ты хотел к ней съездить?
– Да, верно. Я ведь так и не побывал здесь.
Юджин побрел к воде, взбивая песок подошвами кед.
– Ее назвали белой из-за этого песка на берегах, – рассказывал он. – Не совсем типично для местных рек; обычно берега у них дикие, темные. Грязь да трава. А тут – такие светлые, точно морские.
– Похоже, это не заставило местных жителей бережнее относиться к этой реке, – критично сказал Том. – Что это за склад разного хлама?
– О, это кладбище машин. Знаковое место, сейчас увидишь.

Действительно, слева от них весь берег был завален почерневшей от времени рухлядью. Только приблизившись, можно было рассмотреть в ней остовы от старых машин, словно специально составленные впритык друг к другу, как будто именно здесь им и было место. Многие из них совсем уже прогнили. На крышах лежали опавшие ивовые листья вперемешку с пылью. Машины производили мрачное впечатление; казалось, что все эти ржавые железные чудовища, давно забытые и покинутые своими хозяевами, вот-вот оживут, и с лязгом и скрежетом двинутся уничтожать людей.
Том, переходя от одной машины к другой, заглядывал в их пустые окна и втягивал носом древнюю пыль времен.
– Они тут как будто еще с шестидесятых стоят, – сказал он.
– Многие из них – да, вполне может быть, – кивнул Юджин. – Со временем машин здесь становилось все больше и больше. Конечно, это место не могли не облюбовать бездомные. Идеально: сразу тебе и крыша над головой, и река под боком. И искупаться, и поспать.
– Тут, наверное, была жуткая антисанитария, – поморщился Том.
– Ну, а чего ты ожидал-то, – усмехнулся Юджин. – В любой из этих машин даже можно труп обнаружить. Это и десять лет назад так было.
– Боже, – задумчиво протянул Том.
– Сюда даже полиция не едет. Если попробовать вызвать ее сюда, не приедут. Они просто в это не ввязываются.
– И здесь все еще живут бездомные? Интересно, если бы я приехал сюда сейчас…
– А куда же им деться, живут. Вон с той стороны жгут свои костры, еду готовят.
Справа от кладбища виднелись столбы дыма, уходившие в небо.
– Действительно, там люди, – заметил Том. – Пойдем, посмотрим. Может, удастся поговорить с кем-нибудь из них.
Они направились в сторону костров. Том видел, что Юджин как будто заметно повеселел.
– Тебе нравится здесь? Твое любимое место? – спросил Том.
– Место так себе, но здесь прошло хорошее время моей жизни. Я поселился тут, когда окончательно ушел из дома в шестнадцать лет.
– Ты… просто сбежал от родителей?
– Ну, скорее от матери. С отцом я к тому времени уже перестал общаться. Да, сбежал, и школу бросил.
– Отчаянный ты парень, – озадаченно произнес Том. – Здесь действительно было лучше жить, чем в родительском доме?
– «Лучше»? Что за дурацкое слово. Мне было шестнадцать, Том, – рассмеялся Юджин. – Я не думал о том, где мне будет лучше. Я хотел свободы. К тому же, здесь любили торчать мои друзья.
– Твои друзья тусили с бомжами?
– Ха-ха, ну не совсем так, у нас были параллельные тусовки. Вон под тем деревом мы любили лежать и курить траву, глядя на воду. В этом была своя романтика.

Они приближались к раскидистому старому дереву, возвышавшемуся над пляжем. Вокруг горели костры, рядом с которыми блуждали туманные темные фигуры бомжей; их лица невозможно было разглядеть. Но чем ближе Юджин и Том подходили к дереву, чем удивленнее становился Юджин. Под деревом, на земле, и теперь лежала кучка подростков, одетых в странные шмотки, словно из прошлого. Они улеглись вповалку, прислонившись друг к другу плечами; некоторые будто дремали, другие переговаривались и смеялись. В воздухе пахло травой. Невдалеке танцевала какая-то девочка лет четырнадцати в смешных широких штанах, качая головой под музыку, звучавшую в ее голове.
– Это же они, Том! – пораженно прошептал Юджин.
– Кто?
– Мои ребята из Ривердейла, с которыми я дружил.
Юджин смотрел на них, но они его не замечали. Он попытался помахать рукой, позвал нескольких по именам, но никто не реагировал. Казалось, что между ним и этими подростками висит какая-то невидимая стена; он находился вне времени и пространства, тогда как они застыли в своих ранних восьмидесятых, из которых не могли бы никуда выбраться.
– Забей, Юджин, – сказал Том. – Очевидно, мы здесь можем только наблюдать.
Поникнув, Юджин сел на песок в нескольких шагах от подростков. Он не мог услышать, о чем они говорят; до него доносились лишь обрывки фраз, а все остальное размывалось. Их голоса превращались в туманный, но приятный веселый шум.
– Что за Ривердейл? – спросил Том, усаживаясь рядом с ним поудобнее.
– Соседний городок. Белая река находилась на отшибе между тем местом, где я жил, и Ривердейлом. Он был побольше, чем мой родной город, и в нем случались всякие интересные движухи. Например, в моем городе невозможно было встретить на улице панка. Более того, за слишком нестандартный внешний вид тебя могли избить. Что, собственно, со мной не раз и происходило. А в Ривердейле было гораздо свободнее. Когда я стал часто сбегать из дома, я подружился с ребятами-панками именно оттуда.
– Так вот почему они так одеты, – улыбнулся Том.
– Странно?
– Скорее забавно. Мне давно не попадались на глаза ребята в такой одежде. Хотя, если вспомнить самое начало восьмидесятых… Наверное, тогда их можно было встретить чаще.
– Для нас такая одежда была пиком моды, – мечтательно произнес Юджин. – Я не мог ее себе позволить, носил, что придется. У меня были одни джинсы и один свитер. Но никто не гнобил меня за это. В нашей тусовке все были дружелюбны. А сколько крутой музыки я от них узнал! Эти ребята открыли для меня целый мир новой музыки. И Игги, и Wipers, и бог знает кто еще. Я был в полном восторге. Гулять с ними, быть принятым, быть своим – это было потрясающе.
– Но ты ведь тогда уже дружил с Рэем?
– Да, они приняли нас с Рэем вместе. Мы были вдвоем такими школьными изгоями-оборванцами, которых никто особо не любил. В нашем родном городе места нам не было. Ривердейл стал для нас всем.

Юджин смотрел на смеющихся ребят. Невольно он потянулся к ним рукой, желая, чтобы они его увидели, но всё было бесполезно; никто не обращал на него внимания. Том, заметив тоску в его глазах, попытался продолжить разговор.
– А что было потом?
– Потом… Мы дружили с ними на протяжении лет пяти, кажется. Постоянно поддерживали связь. Я, конечно, через какое-то время уже перестал жить здесь среди бомжей, и стал кочевать по друзьям. Ночевал в домах некоторых из этих ребят. Мы вместе ходили по клубам, пытались сколачивать группы, оценивали творчество друг друга. Но там были свои принципы: мейнстрим жестко презирался. Все, что крутилось по радио, презиралось. То, что могло появиться на телевидении – тоже. Поэтому наш первый альбом одобрили все наши друзья, а когда вышел второй – все постепенно от нас отвернулись.
– Тебе не кажется, – спросил Том, едва заметно улыбаясь, – что это всё чрезвычайно похоже на заморочки восьмилетних детей, включающих радио на своем первом магнитофоне? Помнишь, как в детстве: всё, что играет по радио, по определению не круто.
– Ну, это несколько сложнее, – не согласился Юджин. – Выступая против мейнстрима, мы выступали также и против людей, поглощающих без разбора то, что им предлагает индустрия. Против безмозглого потребления. Всё наше творчество было пропитано протестом и весельем. Нам специально хотелось быть грубыми, грязными и неприглядными. Поэтому, когда Nameless вдруг начали всем нравиться, всё встало с ног на голову. Мы стали выступать именно перед теми людьми, над которыми всегда смеялись. Всё обернулось против нас.
– И из-за этого от вас отвернулись панки-друзья?
– Ну, это произошло не так резко, как тебе, возможно, показалось из моего рассказа, но всё же – да. Это был постепенный процесс. Сначала мы ушли с местного инди-лейбла, приняв предложение более крупной звукозаписывающей компании из Лос-Анджелеса. Многие ребята уже это восприняли, как некое предательство, но, тем не менее, продолжали общаться с нами. Потом наши песни стали крутить по радио, а нас самих – показывать по MTV. Некоторые из старых друзей радовались за нас, но другие в открытую говорили, что мы катимся вниз. Постоянно были эти шуточки о том, как скоро мы окончательно продадимся, начнем давать заранее расписанные интервью и участвовать в этих дурацких ТВ-шоу наравне со всеми другими эстрадными знаменитостями.
– И тебя это волновало? – спросил Том.
– Я пытался балансировать, уравновешивать близкую мне панк-этику с нахлынувшей на нас популярностью. Интервью давать определенным образом – либо высмеивая всех и вся, либо вовсе отказываясь отвечать на вопросы. Тем более, мне в любом случае всегда было в тягость давать интервью. Пытался пользоваться нашей популярностью, чтобы рекламировать группы моих друзей. Но казалось, что чем больше я сопротивляюсь индустрии, тем с большим усердием она пытается задавить меня. Чего стоят одни только интервью: откажешь паре изданий – и вот уже пятеро новых разрывают твой телефон.
– Вот поэтому я сам старался никому не отказывать, – понимающе покивал головой Том. – По-моему, гораздо разумнее доносить до всех свою позицию четко и ясно. А ты окутал себя туманом загадочности и неизвестности, так чего же было еще ожидать? Конечно, интерес к твоей персоне только возрастал.
– Ну, хорошо еще тем, у кого есть четкая позиция, – усмехнулся Юджин. – А когда ты сам внутренне мечешься и не можешь решить, что считать правильным и допустимым, что стоит говорить, а что нет, и после сказанного еще часами прокручиваешь свои слова в голове, бесконечно сомневаясь и стыдясь… Для меня это превращалось в настоящую муку.
– И даже со временем легче не стало? Ты уж, вроде бы, мог давно ко всему этому привыкнуть.
– Пожалуй, легче стало, да. Когда я стал обдалбываться героином на постоянной основе. Если приходишь на интервью и ТВ-шоу под кайфом, то можно вообще не волноваться ни о чем.
– Ну и нашел же ты выход из ситуации, конечно, – покачал головой Том.
– К тому же, одновременно с этим прервались последние связи с друзьями из Ривердейла. У нас начался такой плотный график, что не осталось времени и сил видеться с ними. Да они как будто и сами не очень стремились… Я помню последнюю встречу с каждым из них. Каждый словно обвинял меня во всем, это было заметно. Все они посчитали, что мы продались. Они стали видеть во мне богатую капризную рок-звезду, даже несмотря на то, что я никогда ею не был.
– Довольно сложно убедить в чем-то людей, которые сами составили себе твой образ и держат его в голове, – задумчиво произнес Том. – Порой проще оставить их с их убеждениями позади, и просто двигаться дальше своей дорогой.
– Мне было довольно одиноко без них, – печально сказал Юджин. – Кажется, я до сих пор не до конца смирился с этим. Терять друзей – это чертовски грустно. А кроме того, мне, по правде, думалось, что я действительно виноват и продался.
– С чего ты это взял, Юджин? – искренне возмутился Том. – Господи, что за глупость вообще! Каковы критерии «продажности»? Кто их установил? Эти обкурившиеся подростки?
– Я стал чувствовать вину за то, что попытался шагнуть дальше безвестных клубов. Выехать за пределы Ривердейла, увидеть большой мир.
– Но разве ты не имел на это права? Или, может быть, твоя музыка стала менее искренней, когда ты стал популярен?
– Нет. Я никогда не писал песен просто для того, чтобы выпустить что-нибудь. И не шел на поводу у лейбла. Я все делал так, как подсказывало сердце. Но все-таки я как будто бы не имел на всё это права, да. Здесь, под этим деревом, существовала такая круговая порука. Мы клялись здесь, что всегда будем вместе, плечом к плечу, всегда будем преданы только друг другу и музыке, и признание остального мира не будет нас интересовать. Потому что нам плевать на весь остальной мир, главное для нас – сохранить искренность и чистую душу. А теперь получилось так, что я все-таки стал известен, развлек людей во всем мире, полюбился слишком многим за пределами того узкого круга. Я как будто бы дерзнул и попытался вписать свое имя в историю.
– Но что в этом плохого? – недоуменно развел руками Том. – Убей, не понимаю. Что плохого в попытке донести свое творчество до большего количества людей? Тебе удалось, и настоящим друзьям стоило бы порадоваться за тебя, вместо того чтобы отгораживаться равнодушием и вязнуть в своих глухих стереотипах.
– Ты говоришь сейчас, как Рэй, – усмехнулся Юджин.
– Значит, Рэй верно мыслит! Ведь здесь речь не идет о тщеславии. Любому, кто хоть чуть-чуть тебя знает, должно быть ясно, что ты не из тех, кто мечтал о славе. Но может быть, делясь своим творчеством с людьми, ты действительно позволил себе претендовать на бессмертие, на то, чтобы оставить некий след в чужих умах и сердцах. И что же в этом такого плохого? Кому же еще на это претендовать, как не талантливым творческим людям? Кто решил, что правильно и допустимо только торчать в захудалых клубах, не поднимая головы, чтобы тебя не дай бог не заметили?
– На самом деле, – сказал Юджин, – я всегда знал, как всё это кончилось бы, если бы мы не пробились. Я уже годам к двадцати стал видеть, что в этой тусовке в Ривердейле ничего не меняется. Невозможно вечно сидеть без денег, и в итоге ты либо висишь на чьей-нибудь шее, играя в клубах для пары десятков человек, либо просто устраиваешься на дневную работу, постепенно забивая на свои юношеские мечты. Я пробовал оба эти варианта, и оба они мне не понравились. Но особенно мне не нравилось то, что в Ривердейле я стал чувствовать себя, как в родном болоте. Я всё здесь знал. И меня крайне удручала мысль о том, что мне предстоит провести в этих краях всю свою жизнь, попивая пивко с дружками-панками и костеря мейнстрим.
– Ты прав, это ведь ужасно уныло, – согласился Том. – Я, напротив, просто мечтал о том, чтобы зарабатывать творчеством. Не быть вынужденным ходить на дневную работу, а иметь возможность отдавать всё свое время и силы тому, что мне действительно нравится. Конечно, и какие-то деньги на жизнь в любом случае нужны. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы пытаться заработать их тем, что любишь.
– Ты почувствовал себя счастливым, когда мечта сбылась? – внимательно взглянул на него Юджин.
– В некотором роде да. Это прибавило мне проблем, но и принесло немало позитивных эмоций. Глупо было бы это отрицать. В конце концов, если ты искренен и делаешь то, что нравится, то почему ты должен сознательно ограничивать себя в этом, не пытаясь расширить свои границы? Я узнал столько интересных людей. Смог познакомиться с некоторыми своими кумирами, и даже выступить кое с кем из них! А с другими – еще познакомлюсь, я уверен. На том уровне, которого достигли наши с тобой группы и мы сами, гораздо больше возможностей для воплощения наших мечт, Юджин. Разве не так?
– Возможно, да, ты прав. По правде говоря, я был так раздавлен окружающей шумихой и своим постоянным напряжением, что даже не думал, может ли все это приносить мне какую-то радость. Для меня было весело записывать музыку, здорово было выступать. Но всё остальное… боже мой.

Юджин сжал ладонями виски: даже при одних воспоминаниях обо всем этом голова его начинала ужасно болеть.
– Ты слишком много заморачиваешься. Правда, – серьезно произнес Том. – Я понимаю, что если ты такой по натуре, то с этим, наверное, ничего не сделаешь… Но вот взять даже этих панков из Ривердейла. Разве ты был не прав в том, что их, скорее всего, ждет скучная и обыденная жизнь?

Юджин вновь взглянул на подростков, сидевших под деревом, и с ужасом заметил, как их лица стремительно изменились. Теперь перед ним сидели не подростки, а старики. Многие из них были по-прежнему одеты в панковскую одежду, которая смотрелась теперь на них совершенно неуместно и глупо. Старость изуродовала их, следы многочисленных прошлых зависимостей отразились на внешности, и в этих лицах с трудом можно было узнать тех юных, счастливых ребят.
– Всё когда-нибудь проходит, – заключил Том. – Это неизбежно. И нет ничего бессмысленнее, чем заниматься самобичеванием из-за попытки воспользоваться данным тебе талантом и ухватить себе немного бессмертия. Напротив, стоило бы жалеть, если бы ты никогда не попытался этого сделать. Если бы шел на поводу у заурядных людей с узким кругозором, и навсегда застрял бы в этом захолустье, соглашаясь с их глупыми предубеждениями. Чем они лучше тех, кто бездумно потребляет продукты индустрии? Только своим непомерным снобизмом? Они так же бездумно утверждают, что всё непопулярное – по определению хорошо. Хотя это вовсе не так, ты и сам ведь знаешь.
– Теперь уже знаю, – тихо ответил Юджин. Он не мог отвести взгляд от девочки, которая только что танцевала красивый танец под музыку в своей голове, а теперь превратилась в немощную старуху.
– Все стареют, с этим ничего не поделать. Важно лишь то, что ты успел сделать до этого. Может быть, некоторые из этих ребят тоже могли бы вписать свое имя в историю. Если бы смотрели шире и не боялись рискнуть, – сказал Том.
– Может быть, – задумчиво согласился Юджин. – Очень жаль, что не вышло. Некоторые из них, возможно, лучше подошли бы на роль рупора поколения, чем я.
– В любом случае, их жизнь – в их руках. А тебе не о чем жалеть, и не в чем себя винить. Пока ты верен себе, пока творчество стоит на первом месте, тебе нечего стыдиться, Юджин. Запомни это.

Фигуры стариков под деревом начали постепенно исчезать, растворяясь в воздухе. Вскоре и от самого дерева ничего не осталось, кроме слабых очертаний. Пляжные костры, кладбище машин и берега Белой реки начали размываться перед глазами Юджина, а земля – уходить из-под ног.
– Кажется, пора двигаться дальше, – заметил Том, провожая взглядом исчезающую реку. Юджин кивнул, протягивая ему руку.
– Кстати, Том, мои друзья из Ривердейла никогда не любили твою группу, – усмехнулся Юджин. – Они считали, что ты играешь коммерческую фигню.
– Сказал бы я, что играют они сами, но вот, жаль, ни одной песни не слышал, – пожал плечами Том.
Оба они рассмеялись.

Продолжение - http://www.proza.ru/2018/04/01/2231