Двадцать пальцев

- Ты что, не останешься смотреть, как я буду рожать? - спросила Таня.
- Зачем? – спросил Рабинович.
- Все американцы смотрят, - сказала Таня обиженно.
- Они на Том и Джерри воспитаны,а я на Буратино - у них другая ментальность, - ответил Рабинович.
Она испуганно смотрела на то, как две медсестры быстро превращают палату в операционную. Раздвинулся потолок и сверху к операционному ложе спустились юпитеры. Дрогнувшим голосом Таня сказала:
- Ты должен присутствовать, чтобы облегчать мои страдания.
- Ты не будешь страдать, - сказал Рабинович, - я уже договорился, тебе сделают специальный обезболивающий укол в позвоночник - это будет стоить лишнюю тысячу долларов.
Рабинович так и не успел Таню легализовать, у нее не было страховки. На всякий случай прихватил с собой в госпиталь кеш и, ведомый старым инстинктом опытного фарцовщика, засветил котлету в десять штук черной медсестре и спросил:
- Хоу мач все это будет?
Медсестра улыбнулась и сказала:
- Не беспокойтесь, сэр.  Вам пришлют счет.
- Так ты не останешься? – спросила Таня.
Рабинович отрицательно покачал головой.
– Ты меня больше не любишь? – сказала Таня и на глазах у нее появились слезы.
- Люблю, - сказал Рабинович, - но смотреть на то, как он будет из тебя вылезать, совсем не обязательно. Ты же не хочешь, чтобы я стал импотентом.
- Нет, конечно, - сразу согласилась Таня.
Она позвонила в семь утра и сказала:
- Привези мне биг-мэк и френч фрайс. Я ужасно хочу есть.
- Они тебя не кормят? Почему? Скажи им, что я за все заплачу, - закричал в трубку  Рабинович.
- Все что они мне дали, я уже съела, - сказала Таня. Он из меня все высасывает.
- Кто он? – спросил недоуменно Рабинович.
- Твой ребенок, - сказала Таня, - твой сын. 
- Так ты уже родила? Чего же ты молчишь.
- Давно, еще ночью. Я его уже два раза кормила.
На Бруклинский мост стоял траффик на полчаса и Рабинович направил свою машину в платный туннель. $3.50. «Вот и первые расходы на ребенка» - подумал он.
Он нашел Таню в отдельной палате люкс голой, сосредоточенно разглядывающей свою грудь.
- Ничего себе сиськи, - сказал Рабинович.
- Нравятся? – спросила Таня.
- Не знаю, - сказал Рабинович. - Большие очень.
- Все ясно. Ты меня больше не любишь, - сказала Таня с обидой. - Ты хоть макдональдс принес?
- А где ребенок? – спросил Рабинович.
- Там, - она махнула неопределенно головой .
- Где мой сын! – воскликнул Рабинович, - Я хочу его видеть. Я его люблю!
- Чего ты кричишь, он там в инкубаторе, скоро его привезут.
- На кого он похож? – спросил Рабинович. – На меня похож?
- Нет, - сказала Таня. – На тебя не похож.
- А на кого?
- На мою маму.
- Чего ты злишься?
- Они меня всю разрезали, чтобы ему удобнее было вылезать, а потом зашили. Сейчас у меня все болит.
- Потерпи.
- Сам терпи. Ты мне какой соус взял?
- Sweet and Sour.
- Я не хочу Sweet and Sour, - заплакала Таня. – Я хочу сладкую горчицу.
Привезли младенца. Рабинович принялся его разглядывать. Пришла врач – молодая китаянка, взяла ребенка, довольно небрежно, словно бройлерного цыпленка покрутила на ладони и принялась перебирать пальцы на руках и ногах.
- Что она делает? – уже сам зная ответ, спросил Рабинович.
- Считает, - сказала Таня.
- А сколько должно быть?
- Как у кого, - сказала Таня.
- А у нас? – спросил Рабинович с ужасом.
- Не знаю, - сказала Таня, - я не считала.
- Хау мач? – спросил Рабинович у китаянки.
- Ты не правильно спрашиваешь. Нужно сказать: How many fingers?
- Twenty, - сказала китаянка, что-то пометила у себя в планшете и ушла.
Рабинович тщательно вымыл и вытер руки, склонился над младенцем, осторожно развернул детский кулачок и принялся считать. На каждой руке было по пять пальцев и на каждой ноге тоже пять.