Дорога домой

- А ты, хочешь побыть со мной, ко мне поехать? – осторожно спросил я Её.
- Я не знаю. Сам-то чего желаешь?
- Домой. Одному.
- Хочешь отдохнуть от людей?
- Ну… да, - неуверенно и с облегчением промямлил я.
- Езжай.
- Не обидишься?
- Нет, я–то что? – с грустью ответила Она.
    Я вызвал такси и с грустью от Её грусти направился в прихожую одеваться, думая делать все решительно и смело, дабы не мямлить более наедине с Ней. Иногда неизбежно кого-то ранишь, иначе – просто мёртв. Попрощался с Её мамой, еще раз поздравив обеих женщин с праздником, и ушел, стесняясь и ленясь брать и нести домой предложенные угощения. О пакете с едой я, впрочем, скоро забыл. Спускаясь подъездной лестницей, дивился тому, как тяжесть порой легка, точнее, тому, что у меня нет слова для этого чувства. Оно ни тяжесть, ни легкость, хотя они присутствуют. В этом чувстве ещё ответственность, вина, безрассудство и свобода. Может, искомое слово – жизнь?
    Служба такси автоматически сообщила, что авто ожидает, но машины у дома не было. Пошел прочь, вызывая авто повторно на близлежащий известный перекресток. Там, в будке остановки через десять минут принял звонок о том, что машину мне предоставить не могут, или о том, что я не вовремя решил куда-то перемещаться. Действительно - два часа ночи девятого марта, минус восемнадцать, обильный снегопад, закончившийся пару часов назад и превративший проезжие части в проезжие лишь частично. Пристроив противный пакет на скамью, включил музыку в наушниках и закурил с легким чувством удовлетворения, будто сделал всю ерунду, что мог, и теперь впереди великие дела.  Дорога здесь шла немного на подъём, и по её заснеженному полотну редкие машины ехали, буксуя и подергиваясь в продавленных и прикатанных в снежном месиве колеях. Я не слышал шуршание колес и тяжкий рев моторов, зная все это, слушал только и всего лишь музыку. Звучала неоклассическая фортепианная мелодия с глубокой меланхоличной атмосферой и яркими переливами низких и высоких нот. В этих мерцающих звуках ко мне пришло желание устремиться в даль, в межпараллелье золотых цепочек придорожных фонарей, изредка вдалеке посещаемое постовыми цветами светофоров. Прохожих не было, небо было туманным, руки и ноги лизал холод, и никуда не хотелось. Никуда - ни к себе, ни к Ней. Может, только в туманную перспективу пустой дороги, зависшую где-то не здесь между теплыми линиями огней освещения. Красиво… было бы так уйти именно сейчас, именно туда, ускоряясь и растворяясь…
    В паре кварталов от места, где я в тот момент Предстоял пред бесконечностью своего конечного, замечал несколько раз таксистов-частников. Туда минут через десять я и направился, потирая в руках замерзшую зажигалку. Отойдя на несколько метров, с недовольством вернулся за оставленным на скамье остановки праздничным съестным. Раздобыв наконец огонь, вновь поклялся в верности сигаретам.
     За первым же поворотом я увидел у следующей остановки двух  собак – кобеля и сучку. Меня удивило, что постеленная им тряпка находилась снаружи, и была неизбежно и сильно засыпана снегом. Всматриваясь в замерзающих рыжего пса и его белую в черные пятна спутницу, так мешавший мне пакет с едой посчитал за драгоценность, которая, может, спасет не только этих собак, уже водивших по воздуху носом. Моё внимание и шуршание пакета напугали сучку, она растерянно бегала, кружась, в трех-четырех метрах от меня и пса, неподвижно стоявшего рядом и сосредоточенно следившего за моими руками. «Я свой, пёс. Такой же», - сказал я ему, раскладывая манты с мясом и кусочки творожного пирога на отогретом собаками краю их ложа. Не сказав более ни слова, поднялся с корточек и пошел, оглядываясь примерно каждые тридцать секунд. И каждый раз я видел словно вкопанную в снег фигуру пса, смотрящую мне вслед, и его спутницу, быстро подбиравшую и жующую оставленные угощения. «Ну, ты джентльмен, пёс!». Вот, когда слова, что Человек - Животное воистину будут комплиментом. «А я? Могу так? Хочу так?», - засверкали в голове мысли отголосками чести и достоинства, мужских амбиций из под пыли многолетнего самоуничижения прошлого. Тот пёс будто до сих пор смотрит мне вслед, и я будто его глазами вижу, как ухожу в серые снега. Это моё «Нельзя». 
    «Сколько волка не корми, он всё в лес смотрит», - сказала Она мне, провожая, в подъезде. Вспомнил, улыбнулся Её чувствам, своему волку, лесу и съеденному. Я был сыт. В наушниках уже играла динамичная тяжелая рок-музыка, мне хотелось танцевать, и я краткими движениями руки едва заметно дирижировал этому драйву и потоку своих чувств, в котором смешивались лёд и пламя, так мне необходимые, и которые я являл Той, кому они. В таких играх обычно разум и претерпевает Предстояние пред бесконечностью своего бытия.
    Прямо по дороге, по встречной полосе, мне навстречу шла парочка, девушка фигурой напомнила мне Её, да и парень комплекцией очень уж символично был похож на меня. Мне причудилось, что это Мы. Мы также возвращались как-то поздно ночью прямо по проезжей части, только вот я не помнил, чтобы видел кого-то, на меня похожего. Молодые люди смеялись, держались за руки, вольно ими размахивая. Так мы и миновали друг друга, я и эта пара. Я боялся оглянуться – а вдруг мне показалось. И погрузился в холодный вечер поздней осени, когда Мы возвращались из кальянной, где жил енот, во многом определивший суть нашего настроения. Я там, наверное, впервые поделился с Ней азартно волновавшими воображение аспектами пространственно-временного континуума, который прямо в кальянной окуривался… Её стихами, новизной и благодарностью. С тех пор я начал чувствовать написанные Ею стихи, но до понимания ещё долго. 
    Среди машин на парковке только в одной был водитель.
- К Политеху отвезешь?
- На сколько рассчитываешь? – я едва различил сказанное и назвал сумму, которую он, видимо, рассчитывал услышать, ибо ответил мне рвано и невнятно, имея явный дефект речи:
- Поехали.
    Сворачивая и убирая наушники, инстинктивно прислушивался к звучавшей в авто музыке. Распознал шансон, и ночью в такси я, честно говоря, не против послушать такое. Сожаления, что утром можно уехать в пятнадцать раз дешевле, сожалениями-то и не были, а хулиганская лирика шансона меня в этом поддерживала. Дорогой были две глубокие черные колеи в снежной трясине, авто то и дело пошатывало, иногда цепляло брюхом наледень над теплыми канализационными люками. Поездки в ночном такси мне нравятся, волнуют ощущением дороги по необычному поводу, ночной причине, когда многое и сам я честнее, необыденнее. Я молча смотрел в то самое межпараллелье фонарей, висевшее над моей дорогой свето-воздушной разметкой и слушал вдруг принятые мной и понятные строки о любви, вине, свободе и прощении, прощании, душевном пламени и верности. Жизнь? И это длилось очень долго, и сладостно, и горько.
    На одном из перекрестков в центре города, рядом на светофоре остановился и пережидал красный свет автомобиль, в который я невольно заглянул. Свет ночных центральных улиц осветил мне очки парня на заднем сидении, уж очень напоминавшие мои, и волнистые волосы девушки, как у Неё, моей девушки. А ведь Мы тоже пару раз возвращались на такси этой дорогой. Это были утомленные поездки с ночных киносеансов, одного случайного, второго идейного и ожидаемого, но равно и сильно зарядивших нас и наше общение. Внешний мир в те дни для меня перестал быть третьим лишним. Во мне встрепенулось то тепло, которое Мы в те ночи возили домой, вспомнилось и то, как я его невольно гасил и охлаждал, от него же уставая, вспомнил и ту усталость… «Как ты там, пёс?».
    Водитель резво тронул и помчался в серые кварталы, а я уставился в боковое зеркало заднего вида. Второе такси стремительно отдалялось, а свет его фар показался мне слишком тусклым для того, чтобы ездить ночью. «Так не ездят». Разворачивая голову в сторону туманной перспективы за лобовым стеклом, слегка наклонил её в бок, желая посмотреть на себя в то самое зеркало. В дрожащем овале отражался старичок. Наверное, гулять по памяти обезличенно, не находясь в себе, и есть старость. А в зеркале, мне это явно чувствовалось, подменено не только левое правым, а правое левым, но ещё и чувства подменены разумом, разум – чувствами, молодость – старостью, жизнь – смертью, Мы – одиночеством, одиночество – Нами.
    За квартал от дома на сторону круглосуточного супермаркета дорогу перешла пара, парень нес большой пакет с продуктами. «Забыли что-то, похоже». И похожи они были на Нас, часто заходивших в этот магазин среди ночи. И в ту ночь, которую я вспомнил, тоже, тоже с большим пакетом провизии, когда Мы варили у меня глинтвейн и ещё что-то. Это была наша первая ночь.
    Тут сознание моё устало, и пустой дом принял меня уставшим, простым сонным
тридцатилетним… и простынь уж не пахла Ею.
    «Я дома».