Голоса, 4

   А за окном покачиваясь двигался город. Родной и знакомый. Чистый. Нынче мусор можно увидеть, как правило, в лесопарковых зонах. Сейчас живая природа, да и не живая, в таком скоплении горожан всегда беззащитна. Лет десять-пятнадцать тому назад людей на тротуарах ходило больше, чем ездило автомобилей по дорогам улиц. Сегодня уже наоборот. Особенно в часы пик. Когда они сплошными бесконечными тянущимися по все проезжей части рядами стоят в пробке. И слово — движение, сейчас, для всех водителей, несёт в себе самое главное и важное значение. Оно так и так, для них является необходимым и безусловным. Иначе теряется смысл нахождения за этим рулём. Но в пробковой ситуации особенное. О! Видите, как они все вместе дружно тронулись и тихо поехали. Это и есть их нынешнее движение. И всё равно довольны. А что они делают, что бывает у водителей во время стояния в пробках … Чего только не случается. Некоторые считали и получается довольно большой отрезок прожитой жизни.
    Я стоял и смотрел, на обжитые дома, их витрины, окна, подъезды. тротуары, по которым ходят  создатели всего. Как они стоят возле окошечка хлебного киоска за хлебом или булочками. А за моими плечами возвышалась холодная громада чёрного космоса. Настолько огромного, что моё сознание такого охватить просто не могло. Но я знал это. И насколько мы малы в космическом пространстве и беззащитны перед ним. С устроенной, обустроенной нами самими нынешней жизнью. Может случиться так, что за какое-то незначительное время от всего не останется ничего. Вообще. Но какие среди нас есть вальяжные, наглые в человечестве пред величайшей природой. Не от большого ума, а от воровской похоти к власти и наживе.
    Передо мной покачиваясь, чуть вздрагивая, перемещалась панорама одной стороны улицы. Прохожие. Каждый идёт по своим делам. И совершенно не думают, как они, наш обжитый мир, малы, и могут стать совершенно бессильны перед жизнью, движением большой космической природы. А уж те кто сидит за рулём машины, чувствуют, видимо, себя монстрами величия и силы небывалой. Правда, до первого шлепка случаем матушки природы. Но и про это они могут забыть: и снова за рулём гигантский монстр силы и ловкости необыкновенной. Воровской раж первенства и лучшести не даёт им покоя с самого своего зарождения — как человека. А ведь такое первенство,  во многих своих желаниях и действиях, идёт от зверя, не наделённым таким разумом, как человек. Который  полностью подчинён влиянию природы, но считающий порой себя  обладателем силы и ловкости невероятной, гигантом, пока случай, природа не шлёпнет и его. А где-то рядом прошёл создатель, творец. Может быть не столь заметный  и громкий, но после себя оставляет тот шаг, который возносит человека в глубь природы, раскрывая её тайны, познание, встраивает свою человеческую природу, строя свой дом, и обустраивая в союзе с величайшей материей, огромным бесконечным пространством, свой мир. А не заталкивает своего ближнего в нищету и могилу, чтоб приобрести себе золотой унитаз.
    Всё таки хороший сегодня день. Погожий. А мне в голову постоянно лезут какие-то мысли — нравоучения. Хотя считается, что каждый знает как и каким способом ему лучше жить. Но нас много. Мы общество.
    Автобус останавливался на остановках и открывались двери. Одни люди выходили, другие заходили. Народу собралось немало. Все стояли, задевая друг друга. Но это было привычное, обычное состояние пассажиров в автобусе. И каждый только иногда отодвигался, пропуская кондуктора или желающего покинуть общественный транспорт. А день за окном звенел своей ясностью и прозрачностью.
    Жена дотронулась до моей куртки. Я опустил глаза и столкнулся с её взглядом.
    - Смотри не засни. Нам выходить скоро, - проговорила она, при этом подёргивая за мою одежду.
    Двери то раздвигались, то снова захлопывались. Меня окружали уже другие люди.
   - Пошли к выходу. Надо приготовиться, - поднялась Ирина со своего места, подталкивая и меня к заполненной площадке. - Народу много. Пока доберёмся, можем и свою остановку пропустить.
    И мы вдвоём стали вежливо пробираться к дверям. Перед моими глазами своими магазинами покачивался центр города. И возвышались большие, по краям тротуаров, деревья, а за ними витрины. Я сначала увидел кусочек, а затем начал показываться, приближаться весь конечный пункт нашего прибытия. В серой тротуарной плитке, с урнами, деревьями, ларьками, где можно быстро поесть, купить газету. С людьми. Такими разными. Живописными. И по каждому можно написать интересный образ, портрет. И конечно же всю группу, в какой-то момент времени ожидания своего транспорта. Динамичную. Так как она с каждой минутой может изменяться и своей формой и составом, числом людей. А ведь всякий человек  имеет своё лицо, пол, возраст, причёску, одежду, манеры, чувства, порой сиюминутные. Но подобные наблюдения, если не происходит что-то эффектное или необычное, глубокого и подробного следа в моей памяти не оставляют. Ибо через двадцать метров ещё одна живая картина, через двадцать ещё … На самом деле жизнь красочна и неповторима почти с каждым шагом. И для абсолютного большинства людей она в прошлое отходит мимо, почти вся не запоминаясь. Только отдельные, самые важные эпизоды для нашего мозга, остаются в нём надолго. Некоторые ведут дневники, оставляя более широкий, менее прерывистый след своей жизни. Но таких людей немного, и ещё меньше, которые стараются писать реальное отражение увиденного, услышанного, унюханного. Правда есть места, которые поражают своим однообразием. И даже там есть каждоминутные отличия. Пусть не очень заметные, не яркие, не совсем выразительные, не такие уж важные, как мы себе представляем. Но для человека с внимательным, организованным, высоким, обширным философским умом и в них подмечается событие, перемена, движение жизни.
    Первой вышла Ирина, уверенно ступив на прямоугольные плитки, а я следом за ней. На улице сразу же на нас пахнул мягкий порыв ветерка и тронул её волосы. Небольшую лёгкую прядь, как в пальцах подержал чуть-чуть и отпустил, словно нехотя. Она скосила на меня глаза, как бы проверяя, иду я следом или нет. А затем уверенно направилась вдоль улицы. Но я уже шёл рядом, потому что мы вместе. Мы идём встречаться, соединяться всей своей семьёй. И всё состоится хорошо, прекрасно, с радостью. Я знаю. Лица у нас должны быть румяные, здоровые и красивые. Счастливые.
     Но людей двигалось немало, от остановки, дальше, поэтому широкой и свободной походки у нас не получилось. Мы вскоре упёрлись своими носами в непоколебимые спины пары, которая, по всей видимости, была вдвое старше нас, солиднее и степеннее. И теперь нам пришлось слушать всё, что они говорят. Обычные уличные разговоры: там что-то сказали, там сказали... Кругом люди, прохожие. Особого внимания не придаёшь.

     - … И потом, вот эти непонятные отголоски какого-то сознания в своей голове... Иногда кажется что я чувствую отражение своих мыслей. Не то что бы зеркальное, но последствие. Хотя в основном мелят какую-то ерунду, которая меня в общем-то не касается. Бывает и голоса знакомые, а смысла заинтересованности нет. Себя я там, в обсуждаемом смысле не вижу. Вон, сигнал автомобильный гуднул, а с ним пролетела фраза: «Кто свинья? Кто свинья?» Как будто где-то ждала, а затем уселась на  этот звук и понеслась. Я слышу такое, наверное с рожденья. Мой друг недавно обрёл внутренние голоса, только после пятидесяти. Ему поначалу непривычно было. А сейчас ничего, обосновался. А как к линии передачи информации, никогда серьёзно не относился. Хотя некоторые верят и даже выполняют указания. И вот тут уже может получиться и казус, и что угодно, - мужчина повернул голову с бритым подбородком и прямым носом с широким основанием, да посмотрел на свою спутницу.
     - Многие чуть ли не с рождения слышат, а у меня только после беременности уши отрасли. - Её спина в тёмно-вишнёвом пальто качнулась в его сторону.
   - Это не какое-то особое чувство у человека. Пока что непонятно что. Практически, всё что слышишь, — ненужный мусор. И как правило, трудно отличить ту маленькую правду от кома всякой ерунды. И потому, наверное, люди обсуждать эту тему не любят, так как фигня одна. Какое-то бессмысленное бестолковое обсуждение. Лучше поговорить о чём нибудь другом, - и он взял её правую руку, потянул к себе собеседницу ближе и они остановились.
    Их обогнала красивая пара лет тридцати. Молодая женщина оглянулась на остановившихся, как бы провожая, с сожалением. Мужчина также повернул голову, при этом говоря своей спутнице почти в ухо:
    - Что? Мы тоже с Глаей разобраться не можем. Нам идти надо.
    И они пошли дальше, уже не оборачиваясь. Оставляя краткую встречу случаем, который сольётся со всеми остальными в жизненной повседневности. И вполне возможно забудется совсем, как большинство подобных. Но всё же делающие нашу жизнь разнообразней, насыщенней, и может быть даже красивой, несколько волнительной, трогая наши кончики чувств, пусть на небольшое время. И на лице женщины может появиться улыбка с некой загадочностью понимания чего-то. Но время берёт своё и они идя рядом уже думают и говорят о чём-то другом, о какой-то будущности в их движении маленького совместного мира. И мы об этом уже ничего не будем знать.
    А пожилая пара всё ещё стояла на прежнем месте. Но уже на против друг друга, молча. Смотрели, разглядывали: он её лицо, а она его. Спокойно, внимательно, словно собираясь сейчас запомнить, а затем, чуть позже, начать ваять образ любимого человека из мрамора, или кистью на отгрунтованом холсте. Эта внешняя спокойная внимательность созерцания опытного художника наверное пришла с опытом жизни. И ещё не проходящее, или недавно возникшее чувство любви, помогает людям видеть красивое, желанное, как маленькую родину, в чертах лица. Единственную, неповторимую, так много значащую для них.
    - Дима, сегодня такой хороший день. Мы можем на улице и подольше побыть, - и женщина мягко улыбнулась своему спутнику.
    Он ей молча кивнул сжатыми губами. И они пошли дальше по крайней дорожке пешеходов в возвышающемся обрамлении домов и деревьев. Шли не спеша, глядя по сторонам, потому что кругом увлекали их внимание действия людей, машин, собак, растений, неподвижных домов, витрин, окон, неба, птиц, дорог, тротуаров, и их невидимой тропинки пути по которой они идут и будут идти дальше. Зашли в сквер и посидели на лавочке. А рядом, около ног, суетливо бегали голуби, подбирая остатки шелухи от семечек да крошки белой булки. И здесь они чувствовали себя спокойней и размеренней, чем на оживлённой улице. Именно тут собирались созерцатели, чтоб  в менее оживлённой обстановке отдохнуть и провести время. Поглядывая иногда друг на друга расслабленно и доброжелательно. А на соседнем дереве, стоявшем уже почти без листьев, с торчащими ветками, никак не могли усесться вороны. Они каркали то отрывисто, то певуче, как будто на что-то жалуясь, и разлетались от веток, кружа возле них. А потом вновь садились, и снова недовольно, взмахивали крыльями, и опять каркали и взлетали, проделывая виражи над непонятным им деревом.
    А женщина поглядывая на мужчину улыбалась и говорила ему о том, что как хорошо быть вдвоём и не терзаться сомнениями о какой-то другой не известной жизни ближнего, и на открытом пространстве соприкасаться с большой жизнью города, чувствуя совместность в великих деяниях, но им по возрасту в основном прописана своя квартирка, где и будут свершать свои значительные успехи, с кастрюлями, телевизором, котом, барабашками … Но при этом, она уже улыбалась не одна, а на пару со своим суженным. Всё также глядя друг на друга и кивая с усмешками.
    И в это время разговаривали не только они, а ещё соседи по скамейкам, и там дальше — на улицах, в автобусах, трамваях, в магазинах, в каждом из тысяч, десятков тысяч домов. Кипела, в основном, не заметная для глаз, а только для ушей, бурлила жизнь звуков. На всей планете. И ещё менее заметнее в умах человеческих. Голоса что-то орали, требовали, указывали, обзывались, унижали, сообщали, предвосхищали кого-то … И что может быть носителем голоса от сознания к сознанию, если в воздухе — воздух, то что здесь?  Ведь и гости с самого далёкого космоса желают, хотят принять участие в земном безмолвном орании. Добавить себя в эту кутерьму беззвучных голосов. Как здорово, интересно и значительно, в такой массе голосовой жизни. Но мы знаем только про земную жизнь. А что творится там, в большом космосе, в бесчисленных вселенных. Где может быть  такое орание, такое скопление голосищ, голосов и голосков, что наша планета лишь маленькая тихонькая заводь. И в нашей заводе пока что всё как прежде, уши всё слушают, мозг воспринимает: да ты не туда сходила, да ты не то сделал, а он то вот такой вот, а она не такая, с каким шумом от берегов Антарктики откололся огромный кусок льда и сполз в воду. А планета, как шар — круглая, в голубой светящейся дымке, вращается и несётся по своему маршруту, а в ней всё говорят, орут, болтают, трепятся не переставая: ду-ду-ду, та-та-та, о-го-го, трум-пум-пум … Летим.