Глава 10. Вудзаух, Лапендрыги, Дантройи и все-все-

Назад, Глава 9. Ещё раз: так как же мы сюда попали: http://www.proza.ru/2018/03/30/263


Глава 10. Вудзаух, Лапендрыги, Дантройи и все-все-все


                ...А вот посмотрите-ка на тот камень. Индейцы рассказывали мне легенду
                о нём. Например, вы можете представить, что этот камень – койот... Ну, похоже, что
                здесь давным-давно жил-поживал самый обыкновенный койот. Его звали Гнутый Хвост.
                Он был могущественным животным, – у него был такой голос, что звезда оперы
                позеленела от зависти.
                Eric Gurney, The Legend of Coyote Rock


     В подобных темах развивались беседы и наверху. А именно:
     – ...Ну так тем более люди понадобятся, – выслушав объяснение Шваркенбаума, сказал Барбосиан и ещё раз огласил селение призывом к общему сбору, только уже, с вашего позволения, в полный звук.
     Как я уже говорил, селение Барбосиан и Лапендрыгов располагалось в долине внутри горы, словно бы в некой пазухе. Собственно долинку-то эту Шваркенбаумы уже миновали, поскольку нужные им Барбосиане жили на её выходе, так что норы и хижинки Лапендрыгов остались у них за спиной. А между тем никто, кроме Бэмса их не заметил – так естественно они были устроены. Да и он заметил их лишь потому, что знал. Так что истинно говорится: «камень – прибежище заяцем».
     – Эй, осторожнее, – прищурился Бэмс, однако, не двинув рук, чтоб попытаться заткнуть уши и хоть несколько ослабить впечатление, – не перепугай Лапендрыгов. А то ещё чего доброго попрыгают все со скалы-то...
     – Не, – ухмыльнулся Хвостенмах, – они привычные.
     Мирное селение просыпалось. Сначала из самого ближнего дома пулей вылетел Зубенхвать и что есть силы помчался куда-то. Сделав примерно восемь оборотов вокруг селения (устали считать, да и уследить, по правде говоря, было непросто) за где-то минуту и восемь секунд, он решил остановиться и хоть немного перевести дух.
     – Ну что, поймал кого? – скептически спросил Хвостенмах, продолжая подпирать левый столбик своего крыльца.
     – Не, никого... – сквозь густой воздух просипел Зубенхвать. – Ускольз... о, Бэмс! Здорово! Ты как здесь? – по понятным причинам говоривший изъяснялся лаконично.
     – Да вот... – философски посмотрел Бэмс на небо. – Пролетали тут... над гнездом...
     – Проле... что? – не понял (или притворился) Зубенхвать. – Ну вы там в вашем училище даёте! Скоро уже вообще... – что «вообще» он решил не конкретизировать, видимо, предоставляя почтенным преподавателям упомянутого учебного заведения полную свободу действия.
     Следующим оказался Ухенслух, что тоже, в общем, понятно. На то он и Ухенслух всё же. Он просто живёт подальше, чем Зубенхвать, а так... В общем, он решил не бегать. Просто молнией взлетел на крышу, стал на самой высокой её точке, то есть, на трубе и стал оживлённо и заинтересованно озираться на все стороны света. Выясняя откуда, так сказать, ветер так оглушительно дунул.
     – А и Бэ сидели на трубэ... – хихикнул Лепто и тут же получил затрещину от мамы.
     В семье Шваркенбаумов она традиционно была учительницей деликатности, Бэмс же – философствовал.
     – А в самом деле, где... э-э... Бэ? – вот и сейчас заметил старейшина Шваркенбаум. – Ведь они же, как я понимаю, близн...
     Он не договорил. Потому что Ухенслухов близнец Носеннюх едва не разрушил весь их с братом дом, выворотив дверь с петель и полетев на ней, как на ковре-самолёте. К счастью, долго не пролетел, всего-то метров сто или двести. Зато создал массу разнообразных звуков, обертонов и прочего, что невозможно было бы не только пересказать, но и просто... э-э... скажем так, переспорить. Даже если бы кто действительно захотел что-нибудь говорить в подобных условиях.
     Ну, и дальше, что называется, полилась песня. Даже неудобно как-то стало. Так что Хвостенмах почёл за лучшее всё это прекратить и подал ещё один сигнал, совсем простой, означавший отбой, время завтрака, всем увольнительная... – да что угодно. И после этого наконец все угомонились. Из Барбосиан, разумеется. Потому что сёстры Лапендрыг, судя по обстоятельствам, тоже решили поучаствовать в конкурсе. И не только поучаствовать, но и победить. И задали такого стрекача...
     Хвостенмах схватился за голову, а Бэмс пока прилёг на завалинке возле его дома, чтобы немного компенсировать жестокую нехватку сна за прошедшие двое суток. И ему, надо сказать, это вполне удалось. Хотя и к завтраку его долго будить тоже не пришлось. Тем более, что на завтрак была овсянка.
     Ну, потом ещё часа два наводили порядок, завтракали, здоровались, обменивались новостями... Пока наконец, устав деликатничать, не взялась за дело Тэрпа. И через сорок пять секунд все были в сборе наизготовку. И тогда (само собой, после утверждения у старшей Лапендрыг, Бегонии) Хвостенмах объявил повестку дня.
     – Ну и жизнь у нас, – сказал он. – Не жизнь, а какой-то непрестанный курорт. То вокруг деревни курируем, то ещё как...
     – Гм-гм... – поправила его Бегония. – Курсируем.
     – Что? А, да. Так вот, – продолжал он. – Теперь нужна наша помощь. Вот пришёл брат Шваркенбаум и говорит... Впрочем, вы все уже всё это узнали и без меня. Предлагаю сделать так... Бегония с сёстрами, как и обычно, отправится на разведку к месту действия, а заодно и оповестит всех наших, кто там найдётся, о необходимости помощи. Это, так сказать, общая сеть. Мы все остальные пойдём через перешеек на ту сторону ущелья и станем пока на охрану и наблюдение. Я с Бэмсом и его семейством буду держать вниманием самый край ущелья, там, где они поднимались. Зубенхвать с близнецами будет держать левый край, а Глазензыр, Главоболть и Шерстентрях – правый. На дальний край за спину горы пойдут остальные четверо... Что ещё? Я думаю...
     Он не успел сказать, что он, в самом деле, думает, поскольку воздух огласился радостными криками. Оно и понятно – своих дочерей решил навестить Вудзаух Лапендрыг собственною персоной!
     – Папа! Папа!! Папа!!! – вопили все прекрасные ухоносицы.
     – Ну, прямо автомобильный парк какой-то... – хмуро проворчал Хвостенмах, но лучики в углах глаз выдавали и его радость.
     Ведь никто из разумных по эту сторону ущелья не отказался бы получить совет и помощь старика Вудзауха, уже много лет после смерти супруги жившего в пустыне где-то вблизи вершины их гор и знавшего все пути проходящего перед его глазами и пролетающего перед его ушами нижнего для него мира. Думаю, и Атрекиту-ман был знаком с ним.
     – ...А я сижу там и думаю, – добродушно усмехаясь в усы, рассказывал Вудзаух, – что это у вас тут за шум... Решил вот посмотреть, спустился... А у вас тут тепло, хорошо... Не то, что раньше... Но правила укрытия храните, вижу, молодцы... Так что же у вас случилось-то? И Бэмс со своими пришёл... Привет, Бэмс, привет, Тэрпа, ребята... Что скажете?
     – Папа, очень хорошо, что ты пришёл, – сказала Бегония. – Пойдём, я по дороге всё тебе расскажу... Бобриэль в опасности.
     Старик поднял на дочь голубые свои глаза. Они оставались безмятежными.
     – Хорошо, – сказал он. – Нужно бы сказать Дантройям, они ведь неподалёку теперь...
     Хвостенмах весь напрягся – так внимательно слушал.
     – Как я понимаю, – продолжал Вудзаух, – причина в расщелине на той стороне. Я видел там движение, да... Где-то там под её основанием проходит река... Собственно, там много ручьёв, но эта – особая...
     Никто проглотил слюну и решился сказать:
     – Да, это правда, я слышал... там, где мы... – и осёкся под взглядом отца.
     – Верно, малыш, – мягко улыбнулся Вудзаух, – это её ты и слышал... Так вот, нужно попробовать, не найдут ли Дантройи к ней пути. Это первое, что приходит мне в голову... Ну что, идём?
     Хвостенмах вздохнул и зашевелился, до того стоявший почти не дыша. Откашлявшись, он сказал:
     – Ну, тогда... да поможет нам Человек!
     Они с Вудзаухом неловко простились, и Лапендрыги исчезли в траве на краю ущелья. Они всегда были неслышны, так и теперь. Наверное, так никто и не узнает, как же в точности эти жители камени передвигаются, оставаясь всегда незамеченными. Разве что они сами когда-нибудь решат рассказать. Например, на уроках в училище вожжевания... А Хвостенмах, окинув глазами оставляемое селение, направился к перешейку. Все потянулись за ним.
     Оно было прекрасно, их селение, в лучах восходящего солнца. То соломенные, то черепичные, то драночные крыши – как кому захотелось, – простые белёные стены, небольшие оконца с закруглёнными слюдяными окошками, уютные большие двери, крылечки с навесами, два колодца, Лапендрыгов и их... Всё было на месте. Маленький их рай. Хвостенмах ещё раз взглянул на него, – о котором столько лет уже непрестанно заботился, каждый житель которого ему был не меньше, чем сын, которого он потерял, – и вступил в чащу кустарника и горных деревьев, в которой и был их путь.
     Через некоторое время, когда они уже разделились на группы, он стал рассказывать:
     – Думаю, Бэмс, не лишним будет тебе сообщить... Я об этой расщелине и её обитателях... Ты слышал такое слово... Нямням?
     Бэмс вздрогнул, даже на мгновение остановился:
     – Неужели это... – он покачал головой и вздохнул. – Нет, я, конечно, предполагал, но так хотелось не верить...
     – Да, – сухо сказал Хвостенмах. – Это то. Так вот... Там собрались многие, не только клааши, которых ты видел.
     – Они из долины, так? – спросил Бэмс; глаза его были прищурены, губы сжаты.
     – Да, всё так, – продолжал Хвостенмах. – Но там не только те, кто пришли из долины... Я даже не знаю в точности, сколько их и кто... Но кое-что знаю, хотя и всматриваться во всё это ужасно и... В общем, система там такая. Точного возглавителя никто не видел и, кажется, никто и не знает, но сдаётся мне, что это сам... гм... да. Эта пещера. Дальше там есть несколько шприцесс. Но к Досанде Лгунде они, судя по всему, не имеют никакого отношения...
     Бэмс здесь облегчённо вздохнул, а Хвостенмах продолжал:
     – Их называют по цвету – Белинда, Чернинда, Краснинда, Зеленинда, Желтинда, Сининда... всё. Их семь, по дням недели. Так по дням недели они и правят, но не знаю, есть ли какое отличие. По-моему, никакого. Какого они рода-племени, не знаю, да и не особенно хочется. Потом там есть у них так называемые «ближайшие притворные». Их два: Скакандер Какнекийшвондер и некий Шлангендыркуль... Уж прости, Бэмс, что я такие слова говорю... самому, поверь, неприятно...
     Бэмс, грустно улыбнувшись, похлопал Хвостенмаха по плечу и тот стал рассказывать дальше:
     – Так вот... Этим двум подчиняются ещё двое – Чистерморд Лизенблюд и Свинкельштейн. Затрудняюсь назвать их функции. А впрочем... там есть разные... как бы это сказать... ну, цеха что ли... так вот, видимо, они в них надсмотрщики. Потом есть начальники охраны, их трое – Роже Какбидон, Харитон Какведрон и Мардарий Кактазон. Глашатаем у них гумастн Иржи Уигогоинс...
Хвостенмах задумался и замолчал. Некоторое время они шли молча. Бэмс, видя, что приближается перешеек, спросил:
     – Всё? Есть ещё что?
     – А, да, – вспомнил Хвостенмах о слушателе (точнее, слушателях, потому что и остальные Шваркенбумы слушали его во все уши). – Просто я один случай вспомнил... окаменения...
     – Окаменения? – ахнул Лепто и тут же замолк под суровым взглядом старшего брата.
     – Да, окаменения, – подтвердил Хвостенмах. – На этом всё и построено... Хотя я, честно говоря, не понимаю, как. Попавшие туда постепенно превращаются в камень... Нет, не так. Не то, чтобы совсем в камень – нет, они живут, двигаются, но... у них каменные лица. Потом начинает каменеть остальное, у кого – что, в зависимости от работы, какую кто там исполняет. От этого вся система и питается... Они – каменеют, а этот... гм... пещера – оживает и двигается. Как вот, знаешь, есть зыбучие пески, а это... ну, зыбучие скалы.
     Братьев уже колотил озноб, Бэмс и Тэрпа держались. Хвостенмах печально улыбнулся:
     – Что, хватит?
     – Нет, – насупившись, сказал Бэмс Шваркенбаум. – Ты уж доскажи... Уже пришли почти.
     – Да, – заторопился Хвостенмах. – Соответственно там есть повара-каменители... да, такая уж должность... Главный у них Жрандер Нож Вилкинсон. У него несколько помощников – Какжебит Брюхеншайн, Жерар Чвакензуп, Варкомкай Хрумкин... ещё какой-то Ржанско-Жранский, что ли... Пред казнью каменения там опьяняют, и для этого есть своя должность – Хмэла Скарбэла некая...
     Хвостенмах остановился и немного постоял, закрыв глаза. Потом решительно выдохнул и закончил, выпалив все остальные фразы как одну:
     – Ну и всё. Там ещё куча клаашей с разными именами и тучи безымянных восс и нлиифов. Пошли быстрей. Но теперь уже молча – перешеек... – и с решительным и хмурым видом двинулся дальше, прибавив шаг.
     Шли за ним и Шваркенбаумы. Кажется, никогда ещё не были юные про-кловеранцы столь серьёзны. Что ж, рано или поздно, но большая жизнь всегда настигает, как ни уворачивайся. Хотя... собственно, в том и задача – пройти сквозь неё и остаться... как взглядом, бывает, охватываешь огромный зал, ища в нём кого-то, кто тебе нужен, и, не найдя, остаёшься на входе... Постояв, идёшь дальше, дальше, минуя множество комнат... пока не найдёшь.
     Тем временем Лапендрыгам нечто найти удалось – они достигли жилищ Дантройев. Это была та самая запруда на одном из ручьёв обширного ущелья, отделяющего гору Барбосиан и Лапендрыгов от той, куда им теперь предстояло подняться. Помнится, именно в этой запруде семье Шваркенбаумов удалось подкрепиться рыбой. И, как выяснилось, не без помощи Дантройев.
     – ...Это стадо слонов-то, которое здесь вчера промчалось? – вооружённый скепсисом с примесью особой ленцы видавшего виды жителя здешних мест, спросил Чемь, старейшина Дантройев.
     Собственно, старейшина лишь этой запруды, но кто сейчас это будет уточнять? Лапендрыги и не стали, почтя за лучшее преклониться пред мудростью и глубоким житейским опытом вопрошавшего. Притом что глубину этой запруды они, разумеется, знали, поскольку сами помогали Бобритуру с Бобровией строить здесь плотину.
     – Да, – невинно моргая голубыми своими глазами, ответил Вудзаух, – именно это стадо.
     – Ну, видел, – согласился Чемь и замолчал, выжидающе глядя на гостя.
     – Что ж... – сказал Лапендрыг и потупился, созерцая илистый бережок запруды. Потом поднял глаза и уже с совершенно иной интонацией продолжил: – Они шли на помощь Бобриэли... Ты ведь и её видел, так?
     – Ну, видел, – опять огласился Чемь, явно уже понимая, к чему всё клонится. – И что?
     – Помощь ваша нужна, – просто и ясно ответил Вудзаух. – Ты ведь помнишь, чья...
     – Да, да, да! – с некоторым раздражением заявил Чемь. – Конечно, помню! Ведь мне об этом, видно, до конца жизни напоминать будут. Как будто за одну запруду мы должны становиться вечными слугами...
     – Третий раз всего тебя прошу, – уточнил Вудзаух и опять опустил глаза.
     Ведь осуждать Чемя было бы несправедливо – разведка в Нямняме всё-таки не курортная прогулка.
     Чемь тяжело вздохнул и спросил:
     – Когда отправляться, прямо сейчас или у нас есть... – он не договорил, оглядывая уже появившихся близ своих хаток детей и родственников.
     – Нет, – хмуро сказал Вудзаух. – Ничего у нас нет. Ни секунды.
     Чемь кивнул и, помолчав мгновенье, уточнил:
     – Нужно искать водный выход, как я понимаю?
     – Ты ведь всё знаешь, брат, – положил ему на плечо лапу Вудзаух; в глазах его были и улыбка, и слёзы. – Ты всё и так знаешь... И да. Спасибо тебе за рыбу.
     – Какую ещё рыбу? – нарочито ворчливо спросил Чемь, поводя головой и пряча под нахмуренными бровями ответную улыбку.
     – Ту, что слонов напитала, – обернувшись, ответил Вудзаух, уже начавший подъём в гору.
     Видно, и правда медлить было нельзя.
     – И всё-то ты знаешь... – буркнул Чемь, глядя ему в след.
     Через секунду он уже давал указания вызвавшимся идти с ним и остающимся на страже дома. Только одно его задержало: птицы. Это были старые его друзья, такие же древние жители здешних мест. Древни же они были опытом, но не силами. Их было четверо друзей: Жыстрь, Стакчиолла, Вабиройй и Густер.
     – Ребят, поможете? – махнул им лапой Чемь; они были поблизости, поскольку утро задавалось немного туманным.
     – Мы всё слышали, – заявил Вабиройй. – Связь как обычно?
     – Да, – сказал Чемь и с пятерыми спутниками перешёл запруду.
     Они решили идти парами: Чемь и Гапша, Ланжик и Слабия, Шалап и Арлебадия. Ланжик был младшим сыном Чемя и Гапши, а Арлебадия – троюродной племянницей. Шалап и Слабия пришли однажды весной откуда-то из-под Стреластра, да так и остались с ними. Они были брат и сестра, что тоже могло сослужить им теперь службу, поскольку в таких походах связь – самое важное.
     Как в точности она осуществлялась, я не знаю, а оттого и сказать не могу, но думаю, можно и самим догадаться, если внимательно смотреть и слушать. На то ведь и сердце у человека есть.
     А Лапендрыги уже были на полпути к плоскости Нямняма, – как-никак они Лапендрыги. И что такое разведка на местности объяснять им не было нужды. Потому что нужда была в том, чтоб понять, как у этого гигантского чулана открывается замок и какой к нему требуется ключ. Вот только замка у чулана не было.
     Тем не менее им удалось занять намеченные позиции, и вся местность оказалась окружённой наблюдающими Барбосианами, Лапендрыгами, Шваркенбаумами, сверху на четырёх сторонах вглядывались в землю птицы, а в глубинах земли, источающих из себя водные жилы, терпеливо пробирались Дантройи... И вот так все они стали созерцателями видения.
     В те минуты, поскольку всё ещё была пауза, Бэмс шёпотом сказал Хвостенмаху:
     – Слушай...
     – М-м, – шёпотом же выявил внимание Барбосиан, даже не обернувшись.
     – А откуда ты столько всего знаешь о... том, что там? – спросил Бэмс Шваркенбаум.
     Хвостенмах обернулся и внимательно посмотрел на него. Потом сухо ответил:
     – Я был там, – и вновь отвернулся, весь обратившись в зрение и слух, потому что каменная земля перед ними наконец шевельнулась.
     И Бэмс больше ничего не спросил.


Дальше, Глава 11. Захват: http://www.proza.ru/2018/03/30/1265