Осенние этюды

Колобов.
      

- Унылая пора…- процитировал Иван Александрович, щурясь от золота октябрьских тополей, переливавшихся на фоне безоблачного, синего неба. Его взгляд выхватил стаю голубей, разрезавших небесный шелк белоснежными серпами крыльев.
- Красота! Эх, нарисовать бы…-Колобова потянуло на философию.- Осень, она, как старость. Вроде всё чудесно, и закрома набиты, но понимаешь, что уже всё! Лучше не будет. Дальше немощь, склероз, маразм, и в ящик! А вроде недавно студентом был…
       Иван Александрович вдруг увидел юного себя в запотевшем окне кабинета.
Ванька Колобов - патлатый, джинсовый студент художественной Академии. Вечеринки, портвейн и заумные разговоры молодых гениев. И чем кончилось? У бездарного Колобова хватило ума, воспользовавшись образованием, двинуться по партийной линии. И теперь, он начальник отдела культуры миллионного города. А гении где? Спились-повесились…А самый талантливый? На кладбище по габбро рисует. И кто же после этого гений? Иван Александрович злорадно оскалился и снова глянул в окно.
       - Унылая пора, очей очарованье….-опять пришел на ум Пушкин. Красота вновь переполняла и вдохновляла бывшего художника. Сама собою рука потянулась к оконному стеклу. Палец руководителя областной культуры, начал выводить замысловатые вензеля девятнадцатого века. Вдохновение иссякло, и Колобов поставил точку. Он взял со стола папку и вышел, бормоча под нос:”Осень настала. Холодно стало. Птичкам дерьмо надоело клевать..” Персональная "волга" повезла его громить очередную рок-группу,возомнившую себя гениальной.
       А на окне кабинета осталось витиевато написанное русское матерное слово из трех букв.









Лёха.
      

   
   Солнечный луч бритвой полоснул по лицу. Спящий человек скривился и со стоном повернулся на бок. Когда-то человека звали Алексей Скворцов. Теперь он - Лёха-бич.
       Лёха еще поворочался, потом сел на теплую трубу, служившую ему кроватью. В бойлерной было душно. Скворцов облизнул сухим языком обветренные губы и подняв с пола пластиковую бутылку с водой, хищными глотками ополовинил её. Потом плеснул на ладонь, и вытер колючее, саднящее лицо.
- Пора! Волка ноги кормят!- сказал он сам себе. И тут же сам у себя спросил, - Волка? Псина ты бездомная!
Лёха пригладил рукой слипшиеся, бесцветные, волосы и натянул бейсболку.
На улице было зябко, капоты и крыши машин посверкивали первым инеем.
- Ничего, к обеду потеплеет. Бабье лето… - успокоил себя Лёха.
       Бич направился на свою помойку. Именно свою. Будучи еще молодым и достаточно сильным ,он отбил себе право на мусорные ящики самого престижного в городе микрорайона. За любые посягательства на своё добро, Лёха бил братьев-бомжей долго и жестоко.
       Сегодня он был доволен своим хозяйством. Недоеденная пицца, мешок чуть гнилых помидоров, слегка заплесневелая колбаса… А главной радостью, были еще не сношенные кроссовки и слегка потертая замшевая куртка. Лёха тут же принялся менять имидж.
- А вот и наш мешок!- раздалось за спиной.
- Блин, мытари! – пробормотал Леха, и натянув улыбку обернулся. -Здравствуй, Виталик! Здравствуйте пацаны!
Это был его оброк. Свора пацанов, руководимая семнадцатилетним Виталиком Колобовым, каждое утро отрабатывала на нем удары. Конечно, Лёха мог просто не ходить в этот двор, но уж слишком богатая была помойка. Леха привычно прислонился спиной к металлической сетке.
-Лёха в позу! Хенде хох!- скомандовал Виталик и бич покорно поднял руки.
Младшие пацаны били не больно и неумело. Пятнадцатилетний Сява несколько раз пытался ударить его ногой в лицо, но так и не достал. Последним, подошел Виталик.
-В печень не бей, пожалуйста.- заискивающе пробормотал Лёха.
-Ну, какой разговор. Ты же нам живой нужен.- оскалился Виталик и коротко, но мощно зарядил Лехе под ребра. Бич задохнулся и рухнул как подкошенный, ловя холодный воздух беззубым ртом.
Виталик подцепил его подбородок носком ботинка.
-Ну? Не слышу!
-Спасибо, пацаны!- прохрипел Леха и закрыл глаза. Подростки засмеялись и пошли дальше.
       Леха прищурился от вынырнувшего из-за облаков солнца. Он вдруг увидел покрасневшие кроны осин и золотистые локоны берез.
-Совсем осень.- прошептал Леха и по привычке сам себе ответил.- Конечно, осень! Чай, не в Африке живешь! Старики твои, поди, картошку уже копают. Ехал бы ты, Леха, домой…



 

Последняя осень.
      

   
  Припекало. Бабье лето в этом году выдалось необыкновенно жарким. Борис расстегнул молнию джемпера. Он с восторгом разглядывал золотисто-багровую аллею неподалеку от подъезда.
-Эх! Прогуляться бы!- Борис сделал попытку подняться. Тупая, привычная боль усилилась и заставила замереть. Ему вдруг вспомнилась старая песенка институтского приятеля.
       Бреду аллеей тёмною,
       Лет двадцать сбросил словно я.
       Жизнь впереди огромная!
       Куда же мне спешить?
       И лишь шальное прошлое
       Усы мне припорошило,
       Но это обойдется, может быть...

Борис улыбнулся. Боль отступила на прежние позиции.
       Болезнь у Бориса Крылова обнаружили случайно, на медкомиссии. Но как только диагноз был озвучен, она цепко его ухватила и уже не отпускала ни на минуту. Она мучила и ломала тело, тянула и рвала душу, за несколько месяцев превратив здоровенного мужика в жалкую развалину. Жена, как могла, поддерживала Бориса. Искала ему лекарей, доставала дорогие, дефицитные лекарства. Однако, лекари не лечили, а лекарства могли только продлить его мучительное существование.
       Три недели назад жена привезла Бориса к родителям, решив сделать в квартире ремонт. А потом стало известно, что Светка продала квартиру и уехала неизвестно куда.
       Светку он не осуждал. Молодая баба, в самом соку…Пусть поживет в своё удовольствие. Может мужика себе найдет хорошего, детей нарожает. С ним-то не вышло…
-Здрасте, дядь Борь!- у скамейки остановилась соседка с детской коляской.
-Доброе утро, Маришка!- приветливо улыбнулся ей Борис.- Ну, как у вас дела?
-Первый зубик прорезался!- гордо доложила Мариша. Она взяла из коляски букет из ярких осенних листьев.- А это вам. Замечательная нынче осень! Красивая, хоть картины рисуй.
-Да, осень нынче обалденная!- согласился Борис. Заглянул в коляску и зачем-то понюхав букет, подумал :”И для первой прекрасна и для последней хороша…”