Людоеды
Хижина. Две комнаты. В одной Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна, они людоеды, раскладывают на столе свои принадлежности. В другой Даша играет с кошкой.
Даша.
– Ты не знаешь, что за люди хозяева? Как я попала сюда... каким ветром меня занесло... не пойму. Ты не знаешь, нет?
Виктория Фёдоровна подслушивает под дверью. В руке нож. Она говорит Фёдору Емельяновичу:
– Там эта... представляешь? (подражает Даше) Не знаешь, что за люди хозяева? Как я попала сюда... каким ветром меня занесло?
Фёдор Емельянович (чистит вилку):
– Как, как? Каким ветром... что?
Виктория Фёдоровна:
– Занесло. Каким ветром занесло.
Фёдор Емельянович:
– Она что, не знает, что мы людоеды? Совсем дура?
Виктория Фёдоровна:
– Она совсем, совсем.
Фёдор Емельянович:
– А знаешь, Вика... (разнежась) Я порой так жалею...
Виктория Фёдоровна:
– О чём?
Фёдор Емельянович:
– Что я людоед, а не людодел.
Виктория Фёдоровна:
– Это кому что.
Фёдор Емельянович:
– Учили ребята.
Виктория Фёдоровна:
– Это кому что.
Фёдор Емельянович:
– Показывали. Кое-что осталось в памяти. Может, попробуем?
Даша:
– Говорите тише. Я всё слышала.
Кто-то стучит в окно. Это сержант Мокеев. Подтянутый, бравый. В форме.
Мокеев:
– Сержант Мокеев. Обедать собираетесь?
Фёдор Емельянович:
– Нет, приданое готовим.
Мокеев:
– Кому?
Фёдор Емельянович:
– Тебе.
Он хватает Мокеева за руку, тянет в комнату. Виктория Фёдоровна помогает. Даша кричит в другой комнате:
– Ой, напали, напали! Я оченьвидец! На моих глазах было!
Мокеев падает в клумбу. Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна перегнулись через подоконник, свесились вниз.
Виктория Фёдоровна:
– Ой, вон шапка его качается.
Фёдор Емельянович:
– Где?
Виктория Фёдоровна:
– Во-от на том кусте.
Мокеев неожиданно появляется у них за спинами. Схватил их, они дрыгают ножками и воют:
– У-у...
Мокеев обыскивает, сначала его, потом, более тщательно, её. Достаёт паспорта:
– Та-ак... посмотрим. Славий Стратилатович... Меланома Непеловна. Жиды?
Даша из другой комнаты:
– Ещё какие.
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Это не наши паспорта. Мы тех съели.
Мокеев:
– Та-ак... (прохаживается, щупает рукой сперва Фёдора Емельяновича, потом более тщательно Викторию Фёдоровну) С кого начнём?
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– А вы сексуальный маньяк?
Мокеев:
– Но-но... на службе, при исполнении... Я асексуальный маньяк!
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Какой у-у-ужас...
Фёдор Емельянович:
– Тогда вам лучше начать с неё. Аппетитная.
Виктория Фёдоровна:
– А он орёт фальцетом, знаете? (показывает) О-о-о... С него.
Фёдор Емельянович:
– Нет, с неё.
Виктория Фёдоровна:
– Нет, с него.
Мокеев:
– А в той комнате кто?
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Нету, нету никого, нету.
Мокеев:
– Сам слышал.
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Никого нету. Съели.
Мокеев:
– Я же слышал.
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– В животе бурчало.
Мокеев:
– Да ну вас... дочку прячете.
Мокеев уходит в другую комнату. Крик... рычание.
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Мы предупреждали.
Выходит Даша. Вытирает руки о фартук.
Даша:
– Теперь ваш черёд.
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Ты кто?
Даша:
– Даша. Сами не видите?
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Опять Даша? Была же уже. Доели. Доколе?
Даша:
– Это не ко мне вопросы. Коемуждо... ну, неважно, в общем. Кошку кормить, а нечем. Кошка привереда у меня. И я тоже. Никак замуж не выйду. Как понравится кто... съем. Этот был ничего. Поджаристый. (ковыряет ножом в зубах) Кошка бы если не... или нет. Если кошка не бы... опять не так. Ну как правильно-то?
Кошка:
– А какая разница? Стольких скушала, всё цепляешься за свои квазипредставления! Пренебреги... Не изображения, не представления вещей, а сами эти вещи, живые, постоянные в бесконечном изменении, открываются духовным очам и миротворят общностью вечного начала. Обложенные плотью, мы общаемся всегда и только через плоть, но не с плотью, а со всё проникающим и всё творящим, вечным Духом. Это открывает врата в жизнь вечную, которая возможна лишь в духовном облике и невозможна во плоти. Всё есть Дух, и вне Духа нет ничего. Злословящий Дух злословит саму жизнь многообразную, в образах, не всегда Дух являющих, но всегда о Нём свидетельствующих. Открывая это в другом, открываешь и в себе одновременно, через и посредством плоти. Блаженный Августин при первом своём знакомстве с Библией был отвращён видимой нелепостью и примитивностью библейских сказаний, особенно в сравнении с многомудрой античной философией. Не сразу, не быстрому глазу открывается правда простоты и красота нелепости. Нужно сперва пройти лабиринтом, чтобы выйти там же, где входил, и найти всё то же, от чего уходил в сложность, и увидеть не видимое, но истинное. Борьба с образом бессмысленна. Иконоборчество принимает различные формы, Дух принимает различные образы. Общеизвестно, что в основе восприятия иконы лежит тот же принцип и тот же подход: через плоть, но не плоть. Хорошо, если хоть краешком коснётся, как дыхание, как ветерок, уже хорошо. Человек не всё видит, но всё чувствует, не всё скажет, но всё услышит. Большее и старшее нас говорит через нас с нами, или не с нами? Ведь и мы только образ и подобие.
Даша:
– Жри молча... слОниха-мОниха... а то бурчит что-то себе под нос, не разобрать.
Стук в окно. Голос:
– Откройте!
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Кто это?
Мокеев:
– Сержант Мокеев.
Фёдор Емельянович и Виктория Фёдоровна:
– Опять он... да сколько можно... ну что за жизнь...
Кошка бурчит что-то себе под нос.
31 марта 2018 г.
Свидетельство о публикации №218033101134