Она прожила чужую жизнь - 2. глава 54

Глава  № 54

На новом месте Лариса пошла работать на швейную фабрику, расположенную рядом с домом.
 Размещалась она в ветхих, приспособленных под производственные нужды, зданиях. Руководила всем директриса - пожилая властная женщина, звали её Анна Яковлевна.  Коллектив был почти полностью женским.
 
Все служащие работали в одной большой комнате. В уголке возле двери сидела кассирша со своим несгораемым сейфом, чуть подальше - секретарь-машинистка, с утра до вечера непрерывно стрекотавшая на старой-престарой пишущей машинке, дальше столы стояли кучно. Один угол отведен главному бухгалтеру с его бухгалтерией, другой - экономистам, в центре островком разместились снабженцы и сбытовики, и рядом с ними Лариса и её подчинённые.

Анна Яковлевна так торопила, так настаивала  оформиться  поскорее!  Теперь же  оказалось, что особой срочности в этом не было. К тому же, она сама уехала в командировку на две недели.

Делать абсолютно нечего, никто не вводил новенькую в курс дел. В её подчинении был нормировщик  и две табельщицы, сама она  подчинялась непосредственно директору. По существу, была начальником отдела, но ввиду мизерного статуса фабрики, здесь таких громких должностей не существовало, числилась старшим инженером.

Уже несколько раз пересмотрела папки в столе, оставленные предшественницей, до отвращения читала-перечитывала толстый том кодекса законов о труде.

А вокруг, как липкая паутина, плелись и переплетались разговоры. Хотя сотрудники говорили между собой, понимала: всё адресовано ей, поскольку остальные давным-давно «переварили» всё то, что сейчас усиленно обсуждалось.

Разговоры, в основном, вились вокруг ужасного характера директрисы. Смакуя, обсуждали, как она донимала, изводила придирками, доводила до слёз Ларисину предшественницу, и та не выдержала, уволилась.
И что директриса никого не уважает, а уж если кого невзлюбит, то обязательно выживет.
И что всё зависит от её настроения, как говорится: «с какой ноги встала».
И то, как терзает подчинённых, вызывая «на ковёр» к себе в кабинет, издеваясь и крича на них.

Лариса была в ужасе: куда она попала?!
Очень жалела, что поддалась на уговоры мужа, мол, работа рядом с домом, и надо оформляться, даже не догуляв отпуск на прежней. Всё-таки надо было не спешить, поискать на крупных заводах, которых много в городе.
Но изменить что-либо поздно, и она со страхом ждала возвращения директрисы, с трудом высиживая нескончаемый, томительный рабочий день.

А потом бежала домой, и тут уж начиналась работа! Ремонтировали, чистили, мыли, белили, красили, стеклили, и чего только ещё не приходилось им делать, чтобы привести квартиру в нормальное состояние.
Ложились спать далеко за полночь.

Анна Яковлевна приехала в хорошем настроении, долго и подробно рассказывала об увиденном в командировке, давала указания, что, где и как надо перестроить, переиначить.

Лариса с интересом наблюдала, как преобразились все те, кто неделю назад поливал грязью директрису, как старались в лучшем свете выставить себя перед ней, заискивали, делали комплименты.
Зачем же было говорить столько гадостей? И не боялись, что кто-то донесёт, и если она действительно такая свирепая, то кому-то несдобровать.

Или этими разговорами они проверяли её, новую сотрудницу?

Ну, тут уж нет!
Она никогда не ввязывалась в подобные игры. Не только доносить никогда не будет, но и обсуждать Анну Яковлевну с сотрудниками тоже не станет.
Тут уж дело совести и порядочности. Если считаешь и говоришь о руководителе, что он плохой, тогда уйди, не работай с ним, а если работаешь, тогда уж мирись и не сплетничай у него за спиной, или же в глаза скажи то, в чём считаешь, он неправ.

К Ларисе на первых порах директрисса отнеслась благосклонно, возможно потому, что имела дочь такого же возраста.
И страхи улеглись, тем более, что её снова не было на работе, ушла в отпуск.

Постепенно освоилась, и оказалось, что работы более, чем достаточно, теперь уж скучать было некогда.
Сотрудники по-прежнему, хотя значительно меньше, сплетничали об ужасном характере директрисы, и Лариса уже довольно ясно представляла себе сущность этой женщины.

Умная и властная, более двадцати лет работающая руководителем, она в документах указывала, что закончила девять классов школы, сколько же на самом  деле, никто не знал. Среднее образование  нужно было подтвердить документом, а меньше записывалось со слов.

Пожилые работницы рассказывали, как после войны по инициативе Анны Яковлевны все вместе, своими силами, восстанавливали фабрику, возводя стены из валявшихся вокруг обломков кирпича, оставшихся на месте разбомблённых фашистами зданий.
Сейчас фабрика, маленькая и незаметная, находилась в середине, между домами жилого квартала, возведенными позже.
Во всех помещениях стояли большие круглые печи,  которые рано утром протапливала уборщица тётя Маруся, и которые к обеду совсем остывали. Но до конца рабочего дня в помещениях было тепло.

На фабрике выпускали швейные изделия с обязательной вышивкой, начиная от постельного белья и заканчивая уникальными произведениями искусства - женскими блузами и купонами, вышитыми белым шёлком по белой ткани.
Эти блузы и купоны были очень дорогие, продавались в специализированных столичных магазинах и покупали их, в основном, иностранцы. Одна такая блуза могла вышиваться несколько месяцев.
Непосредственно на фабрике производился  раскрой, машинная вышивка, пошив и глажка, а ручную вышивку делали, в основном, надомницы, мастерицы, жившие преимущественно в разных окрестных сёлах, и научившиеся непростому мастерству филигранной вышивки от своих бабок и прабабок.
 
Рабочие уважали Анну Яковлевну, и она относилась к ним хорошо. Рабочий класс - «гегемон», производитель, возведен на высокий пьедестал, с ним считались все.
 
Другое дело инженеры и служащие, интеллигенция, так называемая «прослойка» между рабочим классом и трудовым крестьянством.
С ними обходились без  всяческих  церемоний.
Инженеров  постоянно посылали подметать улицы, с весны по осень оказывать «шефскую помощь» сельскому хозяйству, а зимой чистить снег на улицах и перебирать овощи на базах.
«Прослойка» была зажата тесными рамками штатных расписаний и узкими «вилками» должностных окладов.
Самый ленивый и бездарный  инженер, еле-еле на «тройки» “вымучивший” свой диплом, получал практически такую же зарплату, как одарённый, талантливый, трудолюбивый, имеющий красный диплом отличника. Разница между минимальным и максимальным окладами в «вилке» составляла всего десять-двадцать процентов.
И если рабочий получал зарплату в прямой зависимости от количества и качества своего труда, то инженеры любых предприятий больше предусмотренного «вилкой» получать не могли, хоть день и ночь работай.

Такое отношение к умственному труду порождало в обществе пренебрежение к учёбе.
Хорошо учиться в школе стало непопулярно. Дети учились неохотно, отличников дразнили и преследовали.
Но, тем не менее, попасть в институт было непросто, везде  конкурсы.

Придя на работу после отпуска в Болгарии, где отдыхала по профсоюзной путёвке, Анна Яковлевна какое-то время делилась впечатлениями и вела себя спокойно. Лариса уже начала сомневаться в правдивости того, о чём говорили сотрудники.
Но вскоре тихая жизнь закончилась. Проверяя сделанное за время своего отсутствия, директриса придиралась, находила, что всё сделано не так, злилась и распекала подчинённых.

Старше по возрасту, чем большинство из них (уже скоро на пенсию!), но по виду ещё моложавая, стройная и красивая, с выразительными чёрными глазами, игриво блестевшими, когда она была в хорошем настроении, и метавшими искры из-под ровных чёрных бровей в минуты гнева, с аккуратно выложенной в кружочек на голове косой, когда-то тоже чёрной, а сейчас уже рыжеватой от попыток скрыть седину посредством хны, она не хотела признавать, что стареет.
Но природа диктовала своё: перестраивались гормоны, нарушались жизненные ритмы, сгорала внутренняя энергия.

Как вампир высасывает кровь из своих жертв, так директриса питалась энергией своих подчинённых, изводя их придирками, доводя до слёз и истерики.

Вымучив очередную жертву, на какое-то время успокаивалась, становилась доброй и отзывчивой. Но потом в ней снова вскипала злость, и она истязала следующую жертву, получая удовольствие и успокоение.
То одна, то другая сотрудница, выскакивала, как ошпаренная, из директорского кабинета и тихо плакала где-то в уголке, подальше от посторонних глаз.
Все были подавлены и удручены.

Наконец, дошла очередь и до Ларисы.
В комнату зашла секретарша, только что получившая взбучку, с красным вспухшим лицом и заплаканными глазами, и сказала:
- Зайдите к директору.

По её тону и виду поняла, что директриса «не в духе». Но вызывает - надо идти.

- А по какому вопросу вызывает?

- Не знаю, - пожала плечами секретарша, - она сказала, чтоб вы зашли, и всё.
Переступив порог кабинета и прикрыв за собой дверь, вопросительно посмотрела на директрису.
Та сидела красная и нахохлившаяся, как воробей после драки.
- Вы меня вызывали? - напомнила о себе.

Анна Яковлевна молчала, глядя в окно.
Неожиданно с силой стукнула кулаком по столу и начала громко кричать, глядя на Ларису ненавидящим взглядом.

Изумлённая, она ничего не понимала. Никто никогда не кричал на неё! Слышала крик и не различала слов, а в душе возникла и всё выше и выше поднималась волна возмущения, пока наконец, не захлестнула  полностью.
 
Дальше всё происходило автоматически, словно какая-то внешняя сверхъестественная сила управляла телом и сознанием Ларисы. Ею овладело удивительное хладнокровие и спокойствие.
Подошла к столу директрисы. Стол - старинный, огромный, перекрытый зелёным сукном. Сбоку телефон, ниже - стопка бумаг.

Изо всей силы стукнула кулаком прямо по середине, буквально перед носом директрисы. Из зелёного сукна взметнулось вверх облачко пыли.
- Не кричите на меня!

Та замолчала на полуслове и с открытым ртом оторопело сидела, глядя на двадцатидвухлетнюю женщину, позволившую себе так поступить.

В полной тишине Лариса направилась к двери, взялась за ручку. Затем, повернувшись, спокойно, очень спокойно, медленно, внятно произнесла:
- Зачем вы меня вызвали? У вас есть вопросы ко мне? Давайте спокойно решать вопросы. Мы на работе, - замолчала и смело посмотрела прямо в глаза директрисе.   - А в таком тоне я с вами разговаривать не буду. Успокойтесь, а потом вызовете меня.

Открыла дверь и с силой закрыла её за собой.
Дверь громко хлопнула, что-то посыпалось там, с той стороны. Это упала на пол штукатурка.
Как во сне шла по коридору. Спокойно вошла в комнату.
Сотрудники разом подняли головы от своих бумаг, но ничем не выдала волнение, хотя тело начало дрожать.

Сев на своё рабочее место, стала перебирать бумаги на столе, пыталась что-то читать, но не понимала смысла, и даже не различала букв, что-то пыталась писать на листе бумаги.
В голове пульсировала одна мысль:
- Что мне сейчас делать? Сразу писать заявление на увольнение, или ждать, пока директриса сама выгонит меня по приказу, со статьёй в трудовой книжке?
Так ничего и не решила.
После работы, придя домой, автоматически что-то делала, ночью почти не спала, но ни словом не обмолвилась о происшедшем на работе.
Зачем беспокоить мужа?
Он всегда избегает стрессовых ситуаций.

Следующий рабочий день прошёл спокойно: Анна Яковлевна никого к себе не вызывала.
Постепенно Лариса успокоилась.

Когда через несколько дней директриса вызвала к себе, разговор был сугубо деловой и спокойный, хотя Лариса была готова ко всему самому худшему.

Больше никогда директриса не повышала на неё голос.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)