Глава 14. Лицом к лицу с сумасшедшей ведьмой

    Пустырь оказался недалеко от станции метро, вплотную к шоссе. Здесь сносили и разбирали панельные хрущёвки и в один из подвальных котлованов скатился наш гонкий незадачливый соглядатай.

    Я без проблем нашёл его по колёсным следам, оставленным на выпавшей недавно снеговой пороше. Около самой ямы земля была изрыта. Кто-то пытался вытащить Артура, возможно внедорожник, но видимо, в конце концов, плюнул на это дело, рискуя сам скатиться вниз.

   Сам водитель дремал в салоне, откинув голову на спинку сидения. Дверки были защёлкнуты изнутри и пришлось будить его энергичным стуком по капоту автомобиля.

   Он не удивился моему появлению и не стал ругать за ослушание. Напротив, с радостным удовольствием принял от меня термос с горячим чаем и упакованную в коробку из под маленького торта кое-какую снедь, собранную заботливым В.В. с помощью дочери.

   Я не стал тратить время на пустые разговоры, сразу оценив ситуацию и сообразив, как можно разрешить проблему малой кровью, вспомнив о своём  подмосковном приятеле-путешественнике, с которым мы познакомились на реке Кеть, когда он помог выбраться нам на высокий берег реки с помощью лебёдки, закреплённой к стволу кедра.

   - Откуда ты звонил нам? - спросил я Артура.
   - Из автомата. Рядом с метро, - ответил он, поглощая бутерброд с ветчиной и шумно запивая чаем.
   - Как ты думаешь, из городского автомата можно связаться с пригородом.
   - Без проблем. Это всё равно, что позвонить из Новосибирска в Академгородок или на Обгэс.
   - Тогда я пошёл. Надеюсь, мой товарищ в настоящий момент не в дальних странствиях и придёт на помощь.
   - Стоит ли беспокоить? Утром сами организуем какую-нибудь технику.
   - До утра далеко ждать, а машина может нам понадобиться в любой момент.
   - Это да, - согласился Артур, принимаясь за кусок торта. 

   Друг-бродяга оказался дома, очень обрадовался моему звонку и возможности увидеться. Время было позднее, дороги были свободны от заторов, и он домчался к нам на своём боевом Уазике где-то через час.

   Лебёдку закрепили к железному столбику, бывшему прежде подъездной опорой, и вытягивали лёгкую иномарку двойной тягой на двух тросах: Захар (так звали приятеля) тянул своим железным конём, а я крутил лебёдку. Артуру даже не пришлось помогать своим мотором - мы вытянули его консервную банку юзом без особенного напряга.

   - Спасибо! - сказал довольный Артур. - Сколько с меня?

   Приятель добродушно рассмеялся. Новые времена ещё не успели его испортить, и он только хлопнул в ответ на прощание по железному плечу нашего наёмного телохранителя.

   - В какую сторону едем? - спросил меня спасённый, прежде чем мы выехали на шоссе.
   - Тебе лучше знать - ты же наш командир.
   - Я - командир, а ты - начальник штаба. Ты лучше меня ориентируешься на местности. Хорошо знаком с участниками операции. Знаешь их внутренние мотивы и стимулы. Плюс воображение тебе помогает. Можешь смоделировать возможное развитие событий.
   - Ни фига я не могу! Сам запутался. Заплутал в трёх соснах...

   Артур посмотрел на меня внимательно и, видимо, заметил какие-то изменения в моём эмоциональном настрое.

   - Вот что. Я отвезу тебя сейчас к Людмиле. Оставлять её одну с Маратом неразумно. Он у меня вообще вызывает одни только сомнения.
   - Да. Он напился и спит. Привык, чтобы всё само собой образовывалось.
   - Вот-вот. А Людмила мой самый главный объект, который я обязан охранять в первую очередь. Но папа тебе симпатизирует...
   - Мне все папы симпатизируют, а что толку?! - спросил я не столько Артура, сколько самого себя. 
   - Толк большой. Не надо самоуничижаться. Короче, поехали! Правильно я взял направление? Вроде бы курс на юго-запад надо держать, верно?
   - Зюйд-зюйд вест и четыре румба...
   - Что? - не понял Артур.
   - Это я так шутю... Не обращай внимания.

   Мы выехали на шоссе - почти в том самом месте, где светилась буква М.

   - Стой! - скомандовал я. - Раз ты дал мне право самому определять ход операции, оставайся здесь - неподалёку от автомата. Ты сыт, отлучаться тебе нет нужды. Если понадобится отлить - пустырь рядом. Понимаешь, о чём я?
   - Понимаю. Толково.
   - Будешь на равном расстоянии между двумя пунктами и всё время на стрёме. А я доберусь на метро - благо ещё работает.
   - Ну, давай! - он подал мне руку. - Из тебя получился бы хороший напарник на моей прежней работе. Мы бы сработались.
   - Как Глеб Жеглов и Володя Шарапов?
   - Примерно...

   Я вновь нырнул в родную мне стихию метрополитена. В позднее время, когда поезда идут с большим интервалом и почти пустые, сокровенная связь с этим особым подземным миром особенно ощутима.

   Время уже давно перевалило за полночь. По пустынной платформе бродило лишь несколько человек, а в выбранный мною вагон я вошёл и вовсе один. Да и в самом вагоне была только одна женщина и женщина эта была - Эвелина Людвиговна Яструб!

   Она сидела в самой середине вагона с величественным серьёзным видом. В руках у неё был полуувядший букет красных роз, видимо, кем-то выброшенный, а ею подобранный. Нисколько не удивившись моему появлению, она исполненным благородства жестом, который напомнил мне о том, что она баронесса, указала на место рядом с собой.

  - Здравствуйте, - сказал я, усаживаясь на указанное место. Эвелина, вместо приветствия, нашла нужным меня упрекнуть:
  - Я тебя всё жду и жду, а тебя всё нет и нет... Даже розы мои увяли! Ты видишь?
  - Вижу. Я был занят. Много дел сразу вдруг навалилось.
  - Дела можно было и отложить ради такого случая.   
  - Если бы я знал, я бы примчался сюда в первую очередь, бросив все другие долгие дела!
  - Правда?
  - Правдивей не бывает!

  Она немного отодвинулась, чтобы посмотреть мне в глаза.

  - И правда не лжёшь...
  - А я никогда и не... лгу! Почти никогда.

  Она опять придвинулась ко мне и стала обрывать лепестки с цветов - поочерёдно с каждого. И приговаривать:
  - Любит... не любит...

  Все цветки до одного ответили одинаково - "не любит".

  - Никто меня не любит! - горько воскликнула она.
  - Неправда! - запротестовал я. - Вас многие любят. Например, Марат!
  - Марат?.. Причём тут Марат?
  - Как причём?.. Он любит и очень сильно. Просто с ума сходит... И Павел Иванович любит... и ещё многие другие!

  Мне очень хотелось упомянуть отца Арсинои, но я не знал, как его зовут.

  - Как он красив, проклятый! - заговорила она вдруг ахматовскими стихами.
  - Кто?.. Марат?

  Она поморщилась, как от внезапной зубной боли. А затем кивнула в угол вагона.

  - Вон тот. Всю дорогу сидит, молчит и на меня не смотрит.

  Я посмотрел в ту сторону и никого не увидел. Поезд остановился, двери раскрылись и в вагон ввалилась группа шумных подростков. Они заполонили собой ту часть вагона. Я посмотрел на Эвелину и она как ни в чём не бывало увела оттуда свой взгляд. Потом полезла в карман своего широкого пальто и вытащила две конфетки.

   - Хочешь?

   Я безропотно взял леденец и развернув фантик, засунул конфетку в рот. Она проследила, как я это сделал и вдруг заявила:

   - И ты меня не любишь!
 
   Я растерялся. Будто меня изобличили в чём-то страшно постыдном. И я как мог, стал оправдываться:
 
   - Почему не люблю. Я люблю.
   - А говорил, не лжёшь, - испытующе глядя на меня, с горькой усмешкой сказала она. - Ты другую любишь. Потому и приехал сюда...
   - Так, ведь, дело в следующем... - стал выворачиваться я, изыскивая возможность уйти из-под удара и поднять настроение страдающей женщине. И вспомнил фразу из русских сказок Максима Горького. - Дело в том, что я способен любить всех красивых женщин планеты одновременно!

    Мой ответ ей понравился. Прозвучал он вполне искренне. Я почти не лгал, говоря языком Эвелины Людвиговны. Так оно и было на самом деле. И, возможно, я спас тем самым себе и Веронике жизнь, потому что она вытащила из внутреннего кармана пальто кухонный нож. Он оказался неожиданно скромных размеров. Я такие ножи и за ножи не считаю. Так, карандаши чинить.

    - Возьми, - протянула она его мне. - От греха подальше.
 
    Я молча взял нож, а она очень доверительно, как близкому другу, вдруг доверительным тоном пояснила:

   - Я, ведь, хотела вас убить.

   - Спасибо, что не убили! - откликнулся я также сердечно. - Это такая дурость, когда люди убивают друг друга!

    Она помолчала. А потом сказала, прикрыв глаза:

    - Я страшно устала. Целый день катаюсь по этой линии туда-сюда-обратно и не решаюсь выйти на её станции.
    - А вы знаете, где она живёт?
    - Про неё я знаю всё! Если бы ты знал то, что знаю я, ты бы давно разочаровался в ней.
    - Почему?
    - Потому что ты чистоплюй. Она тебе не подходит. Она преступница. Причём, очень жестокая...

    Пусть говорит, решил я. Выговорится да успокоится.

    И никакой я не чистоплюй. С кем только не водился. Но супротивничать не стал. С психами мне удавалось быть до невозможности терпимым, потому что они  вызывали у меня сочувствие, в отличие от равнодушных, которым всё по барабану.

    - Ты проводишь меня до больницы?
    - Да. Если позволите, конечно. Я, ведь, искал вас именно для этого.

    Она улыбнулась.
 
    - Я позволю, - сказала она и поднялась. - Нам пора! Наша станция.

    Я не стал ей говорить про Арсиною, которая страдала сейчас в снятой ею квартире.  Было слишком поздно, чтобы устраивать им родственное свидание. Увидятся в больнице. Завтра. А сейчас путь только один - в дурдом!

   Одно мне было непонятно: откуда Эвелина узнала, что я приехал в Москву?

   Прежде чем мы вышли, она опять посмотрела в освободившийся угол вагона. Мне показалось, что и я вдруг увидел едва видимый абрис сидящего человека, который равнодушно смотрит куда-то в пустоту.

    

   

   
   

   
   

   

   

   
   

 

   
   -