Водка на завтрак

     – Где деньги? У меня башка болит, а ты дрыхнешь, дрянь!
Ольге не хочется просыпаться, но придется – в волосы вцепились грубые пальцы и, больно дёрнув, приподняли голову над подушкой.
     – Петя, что ты орёшь? Еще рано, детей разбудишь!
     – Мне наплевать на этих паршивых детей и на тебя! Слышишь ты! У меня башка колется – лечиться надо! – Он с силой рванул ее за волосы на себя. Она закричала:
     – Господи, да как же надоело! Каждый день с утра ругань. Когда кончится эта вечная пьянка?
     – Вставай, я от тебя живой не отстану
Открыла глаза и, глядя в ненавистную опухшую рожу, свирепо пялившуюся на нее, простонала:
     – Отвали! Мне же больно!
Его рот скривился:
     – Нет, ты не понимаешь! Пока еще не больно! – Процедил сквозь зубы, занося над лицом огромный кулак. – Вот сейчас будет больно! Давай деньги, сука!
Пришлось приподняться, тихонько спуская ноги с кровати, чтоб не изувечил:
     – Отпусти волосы.
Стальная рука разжалась. Отошел к печке, дрожащими от злости пальцами взял газету, оторвал кусок, насыпал табака, свернул цигарку и жадно закурил.
Ольга села на постели, прикрывшись одеялом, из которого местами торчала вата. Пододеяльников не было давно - Петр все унес и пропил. Глянула на часы:
     – Пять утра. Еще и петухи не пели.
     – Почему я, твой законный муж, болею, а ты меня не лечишь? И у тебя с вечера не приготовлено, чтоб мужа похмелить? Знаешь же, что после вчерашнего голова болеть будет? Знаешь ведь! А издеваешься! – Глянул белыми, невидящими от злости глазами. – Давай деньги.
Она, устало помолчав, тихо произнесла:
     – Ты же знаешь, денег у нас нет!
     – А мне по барабану! Иди и ищи, где хочешь! Я сдохну!
Ольга вздохнула:
     – Ты каждое утро сдыхаешь. Уже пять лет не работаешь, а мне зарплату дают всего раз в месяц. А кормить нужно четверых. Детей обуть, одеть надо. На что?
Он уставился тяжелым, ненавидящим взглядом:
     – Ты что, мне проповедь читать собираешься? Ты жить, хочешь? А если хочешь - деньги давай. Лучше по - хорошему! Не вынуждай меня драться.
    Опять перед лицом тяжелый кулак. Посторонилась и кротко объяснила:
     – Петя, да нет же денег.
     – Я из тебя их выбью.
От страшного удара в глаз разломило голову. Ольга упала на кровать и закуталась в одеяло. Петр, разозлившись, схватил одеяло, дернул и ветхая вещь расползлась. Женщина упала на пол и истошно закричала:
     – Убивают!
    Из соседней комнаты выскочили заспанные дети. Семнадцатилетняя дочь Лерка закричала на отца:
     – Ты что делаешь? Убьёшь мать - тебя посадят. Денег у нее вечно нет. И у тебя тоже. Только драться умеете. Смотреть противно и спать не даете с утра пораньше.
    Вовка зевнул:
     – А времени-то сколько? Вот не спится же вам. Каждое утро драка. Надоело.
    Петр заорал:
     – Марш спать! На отца голос поднимать. Сейчас ремня вложу. Умные стали?     –         Обернулся, к Ольге, успевшей подняться и отскочить, – а тебя зараза,
 я сейчас прикончу! – Тут глаза его повеселели и замаслились. – Говоришь - ничего нет! А серьги? Снимай серьги!
     Ольга оторопела:
     – Петя, это ж мамин подарок и память о ней последняя.
    Но он уже видел перед собой заветную бутылку. На губах заиграла довольная ухмылка:
     – Ты и так маму свою помнить будешь. Снимай сама, по-хорошему, а то с ушами оторву.
    Она медленно отступала, прикрыв ладонями серьги:
     – Петя, я лучше их подарю Лерке на семнадцатилетие.
     – Обойдется. И так все деньги на этих оглоедов идут. Мне вечно не хватает. Слышишь, снимай!
    Он вдруг ловко прыгнул к ней и рванул серьгу. Из разорванного уха брызнула кровь. Боль, обида, страх - все смешалось в сознании. А он тянул руку ко второму уху. Она дрожащими руками расстегнула застежку второй серьги и кинула в ненавистную рожу:
     – Да подавись!
     – Я тебе сразу говорил: снимай сама – весело покрикивал муж, быстро надевая брюки и на ходу застегивая рубашку. – Нет, ты сволочь, не слушаешь мужа своего. Все своевольничаешь. Так тебе и надо! – Он быстро выскочил за дверь. Полетел к тетке Серафиме. У той ночь - полночь всегда есть спиртное.
    Ольга застыла у зеркала, останавливая кровь, сочащуюся из изуродованного уха: 
     – Мамочка моя, родная! Вот и нет твоего подарка последнего! Как отговаривала ты меня от замужества, этого проклятого! Как ты мне объясняла, что в родне Петькиной - все пьяницы, и драчуны! Ведь не слышала я тебя тогда! Глаза и ум застили очи его синие, в ресницах шелковых. Ночи напролет гладила кудри русые да целовала губы капризно изогнутые. И счастлива была, когда он взгляд на меня бросал. Все ты, мама миленькая, правду мне говорила, что изменять будет, что пить будет! Но хорошо, что не знала ты, что будет избивать и уродовать меня! Этого ты и представить не могла, а я уж и подавно. Не слушала я тебя! Теперь слезы лью, из-за глупости своей. Ты, мамочка, не знала, что твоя доченька - отличница будет прачкой в больнице работать, белье
стирать за гроши и состарится раньше времени. Ведь в нашем городке была я самой завидной невестой, хорошенькой, веселой, дочка директора цементного завода. Парней хоть отбавляй, а любовь одна - Петенька Семенов. Когда забеременела в семнадцать лет, так счастлива была, что он на мне женится - уезжать на учебу и с ним расставаться не нужно.
    Сейчас в тридцать пять, кажется мне, что я старуха, жить мне не хочется и впереди меня ничего не ждет. Только оскорбления да побои. Как умерли вы, сначала папа в одну секундочку, а потом и тебя похоронила, Петя работу бросил - такое богатство на него свалилось. Что ж работать ему? Денег и так хватит.
    Но ненадолго хватило.  Всех друзей – пьяниц, поить да кормить. Давно уж никаких денег нет, а работать он отвык. И с каждым днем он все наглее и наглее. Двух детей растить нужно. Дочке 17 лет, школу заканчивает, а учить ее не на что. Заработать сейчас образованные люди не могут, а такие как я и подавно в нищете. Сын Вовка учиться перестал, хоть бы школу кое-как закончил. Хулиганит, ведет себя нагло, оговаривается со мной и с учителями. На отца смотрит - учится. И когда Петька меня бьет, даже не заступится. Мамочка, впору в петлю лезть! Что мне делать? Не знаю! 
Ольга кое - как перевязала ухо.
     – Ладно, на работе медсестра зашьет, – глотая обиду, поплелась в сарай к скотине управляться. – А если бы не держала хозяйство и огород — что бы мы ели? За все в доме отвечаю я, и спрос с меня за все.
    Физическая работа отвлекла от тяжелых мыслей. Да и что зря голову ломать. Эту проблему в семье она давно и безуспешно пыталась решить, как и многие женщины из ее окружения: 
     – Ленка так живет - муж пьет и дерется. Зина дома воюет, и Маруся.
Каждый день, приходя на работу, обмениваемся новостями. Надо хоть завтрак детям приготовить - в школу пора.
    Когда она вернулась в дом, там опять стоял крик. Сестра орала на Вовку, который забрал плейер, одолженный у подруги, и теперь носился по дому, спасаясь от нее и поддразнивая. Сын уставился на повязку пропитавшуюся кровью и ехидно спросил:
     – Опять получила?
     – Как ты с матерью разговариваешь?
 Он, ухмыльнувшись, уселся за стол. Лера, глянула хмуро:
    – Что опять нарвалась! Погоди, он что, серьги твои поволок продавать? Надо же было тебе выпендриваться - в твоей вонючей прачке только в золоте и ходить. Лучше бы ты мне их отдала! Я из-за тебя никогда золото не поношу!     – Села за стол и скривила красивые, как у отца губы. – Яичница? Сколько можно, каждый день молоко и яйца? Опять денег нет? А платье мне на выпускной вечер покупать собираетесь? Зачем детей заводить, если содержать не можете?
Ольга в сердцах бросила марлю, через которую процеживала молоко:
     – Где же дети будут уважать меня, если на их глазах изо дня в день, меня унижают и бьют? Я сама себя ненавижу за неумение защитить себя. – Глянула на часы. – Господи, а времени то сколько — нужно бегом на работу! В больнице опять грядет сокращение, уже предупредили, что из четырех   прачек одну сократят. Поэтому опоздать никак нельзя! Если лишиться сейчас и этого небольшого заработка, то уж тогда точно только в петлю.
    Во дворе у калитки встретила мужа с его дружком - пьяницей Васькой. Рожи у них довольные - в руке Петра заветная беленькая, а не какой-нибудь сивушный «самопал». Он нагло похвастался ей:
     – Вот, наконец - то, у меня есть водка на завтрак! - Рявкнул вдогонку. – Вечером деньги неси, поняла!
     На работе ее встретили сочувственно, подшучивая над ее боевым ранением. Маша сказала:
- Будем звать тебя Рваное ухо.
    Уж она-то в курсе - у нее тоже дома кухонный боксер. Тетя Лида покачала головой и отправила в «травму» зашить рану. Сестричка Тамара, быстро и ловко наложив шов, посоветовала обратиться к участковому:
     – Была я уже у него. Петька сорвал зло на мне и орал, что я его посадить хочу.
   Тамара только хмыкнула:
     – Ну, смотри, тебе жить. А если в следующий раз он тебя убьет или искалечит?
    Она тоже думала об этом и всегда боялась, что злой Петр может убить ее, не рассчитав своих сил. И что тогда будет с детьми?  Дочка на днях кричала ей после очередной драки:
     – Да разведитесь вы, ведь убьете друг друга. 
    Ольга заявление на развод уже подавала. Но муж намотал ее косу на руку, притянул к себе и выдохнул прямо в лицо перегаром:
     – Я из этого дома никуда не уйду, тебе надо  - убирайся сама и щенят своих забирай. Я Ленку замуж возьму. Мы с ней как голубки жить будем, пока все не пропьем, – и заржал весело.
     – Куда она пойдет с двумя детьми? Кому она нужна? Здесь свой дом, хозяйство, работа, все-таки прожить можно.
    Она подавала заявление участковому, но пришлось забрать - Петр заставил, долго уговаривал.  Опять поверила. Тогда она заявление забрала и косу отрезала, подстриглась коротко под мальчика.
     – Как хочется спать! Две недели не высыпаюсь пока муж в запое.  Глаза слипаются, а машина требует и требует белья, его нужно рассортировать, выстирать, высушить, отправить по отделениям. Машина не должна простаивать ни минуты - белья много. А заведующая, как сыч следит за каждым шагом. Нет, так жить надоело, сегодня же в обед пойду к участковому, милиция рядом с больницей.  Надо попросить Машу принести с кухни немного каши на обед - утром поесть не успела.
    Молоденький участковый, увидев ее, поморщился:
     – Вы что опять дрались?
     – Теперь я точно не заберу заявление. Он мне ухо разорвал - сережку забирал.
     – Я ваше заявление даже регистрировать не собираюсь. Дело семейное — это у вас развлечение такое. Вместе пьете, а потом деретесь, а милиция на вас только время тратит по приему и регистрации - завтра прибежите счастливая — я его простила.
     – Нет, в этот раз не прощу — угрюмо уставившись в пол, прохрипела Ольга.
  Участковый, не глядя на нее, что-то быстро писал
     – А если он меня убьет?  – вдруг звонко спросила она.
     – Вот тогда разбираться будем, – бойко ответил тот. Потом, смутившись, протянул ей лист бумаги: 
     – Извините. Отвлекся. Пишите, что у вас там произошло.
   Ольга писала грамотно и красиво.
     – Еще бы - одна из лучших учениц в школе, мне пророчили блестящее будущее. И вот оно, мое будущее свершилось. Сижу в милиции, жалкая, растрепанная, давно не стриженная - не остается на себя денег, кое - как одетая, с порванным ухом и обиженным лицом. Это моя жизнь за последние восемнадцать лет. Выгляжу так, что принимают за собутыльницу мужа.
    На работу успела вовремя - на проходной, коршуном, контролировала кадровичка. Ольгу она на дух не переносила — когда-то ей нравился Петр. Вот сейчас бы она забрала его! Но кому он - пьяница и дебошир, теперь нужен?  После разговора с милиционером она расслабилась, и ей страшно хотелось спать. Но машину останавливать нельзя - и в душе появилось раздражение против этого чудовища, которое нельзя перестать кормить грязным бельем. Больничное белье имеет особый противный запах, запах крови, нечистот и выделений больных людей. От этих загрязнений и от частого и длительного использования оно имеет серый цвет, с пятнами различных оттенков. Ольга работает здесь все 18 лет, одетая в такой же застиранный халат и шапочку. В милиции ей вдруг показалось, что молоденький парнишка поморщился, учуяв этот противный запах.
     Вдруг среди общего шума прачечной ей показалось, что она слышит голос Петра:
     – Вот докатилась, уже везде этот ирод мерещится.
    Но это был действительно он, да злой как собака! С диким огнем его дерзких глаз встретились глаза заведующей, и он ее обхамил. Увидев Ольгу, опять начал требовать денег, чтоб заняла у кого-нибудь. Она его здесь на людях не боялась и пыталась уговорить, чтоб он ушел и ее не позорил. Но он только больше распалялся от того, что он не может бить ее как дома. Заведующая вызвала охранников, и они выдворили его с предприятия. Вытолканный за проходную, он кричал ей:
    – Ну, смотри тварь, придешь ты домой!
   Подошла злая заведующая:
    – Как ты с ним живешь? Да ладно, это твое дело. Теперь вы будете драться у нас здесь? Дома разборки устраивайте! Еще раз повторится - убирайся с работы. Вон под забором, сколько желающих на твое место.
    Ольга не ожидала такого поворота и жалобно спросила:
     – Как же я могу остановить его? С ним даже охранники не справляются.
    Она повернулась к Ольге, на холеном лице заиграла ехидная улыбка:
     – Хотела с красивым мужиком жить? Вот и думай, что тебе делать. Вылетишь как миленькая.
    Ольга работала и плакала. Жизнь научила плакать беззвучно и, не меняя выражения лица, слезы текли из глаз, а когда слезы кончились, просто плакала душа:
     – Скорее бы закончился рабочий день.  Раньше хоть на работе было спокойно, а теперь и здесь неприятности. А если отсюда вылечу? Что тогда? О чем, этот урод, думает? – Сама себе ответила, – Только о себе! И о водке на завтрак, обед и ужин.
    После работы домой идти не хотелось. Весна, травка пробивается, солнышко ласковое.
     – Вчера дочка говорила, что Вовкина учительница в школу вызывала. Надо пойти, узнать, что он опять натворил.
    Небольшое здание школы располагалось внутри сада. Учителя молодцы - вокруг чистенько, прибрано, красиво. В вестибюле народу полно - готовят какой-то праздник.
     – Точно, завтра у Леры последний звонок. Как пошли бы ей сережки, которые пропил этот гад! Что теперь сожалеть. Их, конечно, можно выкупить у тетки Серафимы. Где взять денег? Да и Петька опять отберет и пропьет. Только ухо порвет доченьке.
     – Семенова, – окликнула ее Клавдия Петровна, классный руководитель Вовки, – ну, наконец-то, я вас вижу в школе. Вы у нас не частый гость здесь. Я настояла на вашем приходе потому, что Владимир оказался неуспевающим по пяти предметам. На педсовете решили, если он не подтянется, и не перестанет грубить учителям, его оставят на второй год.
    У Ольги обнесло голову. Ее сын Вовка первые два класса в школе был отличником, аккуратным и способным мальчиком. А за этот год сначала незаметно скатился на тройки, а теперь не успевает по пяти предметам! Ей стало плохо, закружилась голова, она побледнела. Клавдия Петровна подхватила ее и усадила на стул.
    Вся привычная жизнь Ольги ломалась и во всем виноват этот гад - Петька. Ребенок последний год только и видел, что скандалы, драки, и что отец наглел не по дням, а по часам. Она сидела на стуле посреди вестибюля бледная, в помятом платье, в сбившемся платке, из-под которого видны неухоженные волосы и перевязанное ухо, тихонько покачивалась, прижав ладонь к губам и уставившись в одну точку. Кто-то предположил, что она пьяная, но большинству жителей города была известна утренняя история с серьгами и ухом.
    Позвали Леру, украшавшую с одноклассниками классную комнату. Она, сгорая от стыда перед преподавателями и одноклассниками, усадила мать в машину директора школы и приехала с ней домой, где дочь горько разревелась:
     – Ты  понимаешь, что мне хоть школу из-за вас бросай  - так стыдно!     выкрикивала она сквозь рыдания. – Нет хуже семьи в городе. Знаешь, что мы с Димкой дружим, а Димкина мать запретила ему быть рядом со мной и связываться с семьей горьких пьяниц!
    Ольга покивала:
     – Понимаю. Моя мама тоже запрещала мне быть рядом с Петей.
    Лера вскинулась:
     – Мама, у нас с Димой будет ребенок. А если он на мне не женится, что делать? Мама, только на тебя надежда!
    Ольга обомлела: 
     – Да что сегодня за день такой - одни неприятности и все разом! Доченька, милая, ты мою судьбу повторяешь - один в один! Нельзя так делать! Надо учиться, образование получать и ни от кого не зависеть.
     – Мама! Я так люблю Диму! Мы вместе с ним поедем учиться! Вот только ребенок. Мы еще не решили, как быть с ним.
    Глянула в окно:
     – Папка идет, опять пьяный - ему ни слова.
    Ввалился в дупель пьяный Петька и с ним притащился сосед Васька.
     – Олька! Быстро за бутылкой - у нас в доме гость, а я сегодня с утра устал.
    Ольга попробовала их урезонить:
     – Так с утра и ходите - друг за другом, нет, чтоб на работу устроиться.
     – Ага, сейчас все брошу и пойду на работу устраиваться. Или ты, стерва, бежишь за водкой, или тебе хуже будет!
    Лера попробовала вступиться за мать:
     – Папка, да прекрати, пожалуйста! Ты уже всем надоел! Наглый как танк.
    Петр обернулся к ней:
     – Заткнись,  девка. Тебя никто и не спрашивает. Сейчас зад-то заголю да выпорю! –     Вдруг остановился, как будто первый раз увидев дочь. – А я тебя по-другому накажу! Какая ты гладкая да спелая стала. Васька, смотри, какая девка у меня выросла! Я тебе деньги должен, так я ею и рассчитаюсь – на всю сумму сразу. Тащи ее в ту комнату.
    Васька расплылся в довольной ухмылке:
     – Я согласен!
   Лера побледнела:
     – Папка, ты что?
    Ольга, забыв про страх, кинулась между мужем и дочкой, которая выскочила на улицу вся в слезах:
     – Вы что, сдурели? Все мозги пропили?
    Петр наотмашь стегнул ее полотенцем по лицу:
     – А ты, курица старая, куда лезешь? Давно битая не была? Сейчас исправлю!
Я ее растил семнадцать лет. Зачем? Зря, что ли деньги вкладывал? Тогда иди с Васькой ты! Долг отрабатывать надо.
     Ольга от злости как будто не чувствовала боли и наступала на него:
     – Гад ты! Мне жизнь испортил. Хочешь дочке испортить? Куда она сейчас из родного дома побежала? Сын из-за твоих драк и скандалов на второй год остается. Я найду на тебя управу. Посажу - мало не покажется.
    Петр, остервенел, и свирепо глядя на нее, медленно наступал:
     – Не дай бог, к участковому опять побежишь — прибью совсем! Никто тебе не поможет — я твой муж и хозяин.
     – Муж, это который о своей семье заботится! А ты только о себе. А все остальные должны жить для твоего удовольствия! Быстро убирайтесь оба отсюда! Живи, где хочешь, или в тюрьму сядешь.
     – Ишь ты, как заговорила, сучка! – он замахнулся для удара.
Ольга, выскочив в сени и захлопнув дверь, успела набросить петлю навесного замка и всунуть вместо замка ломик. Бегом на улицу!
    Тут же услышала за спиной треск ломающейся древесины под ударами топора.
     – Там же у печки валялся топор! Сама же вчера бросила!
    Пробегая по двору, оглянулась. Петр, искрошив в щепки дверь, размахивая топором, кинулся за ней на улицу. Успела схватить прислоненную к забору палисадника лопату. И вовремя! Удар страшного оружия в руках обезумевшего мужика пришелся по черенку лопаты, скользнув мимо головы. Ольга истошно закричала:
     – Петя, очнись!
    На крик выскочили соседи, за спиной Петра что-то мямлил его дружок Васька, но Ольга четко знала - она одна, и никто не поможет! Выставив лопату вперед, чтоб муж не мог до нее дотянуться, она пыталась его урезонить:
     – Петечка, прекрати! Стыдно ведь, люди на нас смотрят.
     Белые от злости глаза, которые она когда-то так любила, сжигали ее ненавистью. Он топором попытался отбросить лопату. Но, наступив на коровью лепешку, упал вперед плечом на острое лезвие лопаты, которую позавчера Ольга наточила, чтобы было легче копать дерн. Кровь, хлынув красным ручьем, потекла по рукоятке лопаты прямо на Ольгины руки. Петр обмяк и упал на траву.
    Очнувшись, Ольга увидела безмятежное голубое небо. И только спустя несколько секунд она вспомнила, что произошло. Ни ужаса, ни страха она не испытывала. Над ней склонилась медсестра Тамара:
     – Оля, как ты?
    Приподняв голову, Ольга увидела, как со двора, истошно воя, выехала Скорая помощь. Откинулась на траву: 
     – Все. Теперь будь, что будет. Ведь за этого дурака отвечать придется.
    Но впервые за много лет она почувствовала себя спокойной и безмятежной, как чистое небо  перед глазами.
 
                Июнь 2011 года.