Встреча

Другу Алексею Самсонову нравилось, когда его слушали и не перебивали. Рассказывал он ярко и интересно, и всегда одно и то же – про службу на флоте. Мы слушали, кивали и курили. Все мы служили в армии, кое-кто даже воевал, но вспоминать об этом не любили, а Алексей – любил. Бывало, выпьет рюмку-другую и горячо так расскажет, как до синевы выбритый пьяный капитан-лейтенант Кабанченко бил его кулаком в перчатке по лицу за то, что он, Алексей, задремал на вахте. – Бил шесть раз. Каждый раз я падал и поднимался. На шестой раз мои губы превратились в тряпки. После седьмого раза я подумал, что если я его не ударю, он меня забьет до смерти. В углу на полу стояли весы и весовые гири. Я взял одну гирьку, поднялся и ударил его в ухо. Он рухнул, как подкошенный. Я вытер гирьку ветошью и поставил на место. Моя вахта закончилась. Я пошел к корабельному врачу и сказал, что поскользнулся и упал с трапа лицом вниз. Мне наложили восемь швов. Когда я выходил от врача, матросы внесли Кабанченко. Лицо его было в крови, запах спиртного наполнил комнату. – Что, тоже упал с трапа лицом вниз? – поинтересовался врач. - Больше всего я боялся, что он очнется, и я загремлю в дисбат или под трибунал. Но он не очнулся, во всяком случае, когда мы пришли в Североморск, он был в коме. Прокурорские расспрашивали нас по сто раз на дню, особенно меня, но я стоял на своем -поскользнулся, упал с трапа лицом вниз. Когда я через четыре месяца демобилизовался, Кабанченко все еще был в госпитале. Потом я о нем ничего не слышал, думаю, он так в себя и не пришел, иначе мне была бы хана. – Мы все понимающе кивнули, а кто-то, не помню кто, плеснул Алексею в рюмку водки. Алексей выпил и сказал, – Дело было в дружественной нам Исландии, мы загрузили селедку, я, как положено «дедушке Северного флота», собирался поспать, и тут пришел Мамыкин и попросил поменяться с ним вахтой… - Самсон, это не честно, мы  не можем слушать про Кабанченко с весовой гирькой в ухе в сто тридцать который раз. – Ладно, - согласился Алексей, - тогда, может, кто-нибудь еще что-нибудь расскажет? – Все посмотрели на Сашку Окладникова, он один служил в группе «А», был старшиной. Все знали, что Сашка способен на грозные поступки, и что в его жизни было много такого, о чем можно было бы послушать, но он только светло улыбался и молчал. Толя Бобров рассказывал неинтересно, словно тянул кота за усы, все его истории про детство в Бердянске и отца-алкоголика, который сковородой завалил любовника матери и загремел на зону или про его солдатскую любовь с продавщицей нижнего белья из универмага в Ногинске, мы знали наизусть. Витя Грау, служивший срочную в железнодорожных войсках в Сибири, рассказывал про Нюрнберг, куда он не так давно переехал с сыном Андрейкой и женой Кристиной. Собственно, эта встреча произошла по его вине – он вернулся в Москву, потому что его квартира, оформленная на сестру, зависла, после того, как Ольга Грау покончила с собой. Не пережила уход мужа. В этой его-не его квартире мы сейчас и сидели, мы, одноклассники, выпускники школы № 344 города Москвы, чья жизнь сложилась по-разному.