Часть 1. Помоги им, Господи! Глава 11

                Глава 11

      С этого дня они стали видеться довольно часто. Воронцов при каждом удобном случае спешил навестить свою новую родственницу. Эмилия с радостью принимала его, они могли разговаривать на всевозможные темы и поражались, насколько взгляды их совпадали.

          Наступил 1937 год и в Париже открылась  Всемирная выставка, которая должна была проходить  под девизом «Искусство и техника в современной жизни». Воронцов и Эмилия при первой возможности посетили эту выставку, особенно поразила их, как и остальных посетителей, колоссальная скульптура, 24-метровая статуя «Рабочий и колхозница»  Веры Мухиной, венчавшая советский павильон.
        Павильон СССР пользовался большим успехом у посетителей выставки. Он был понятен каждому, он волновал всех. Волновал он безусловно и русского морского офицера И.А. Воронцова, чувства эти были ревностными, смешанными, они смущали и заставляли удивляться тому, чего достигли эти варвары-большевики, которые, как он был уверен, способны были только разрушать, громить и убивать, эти чувства подвигали его сомневаться в правильности своих выводов много лет назад.
      
        Утром следующего дня после открытия выставки во всех газетах появились различные статьи по поводу значимости и величия Советского павильона: «Через тридцать лет, – писал французский журналист Филипп Ламур,–когда внуки теперешних французов попытаются восстановить посредством точной картины великолепное воспоминание о полной чудес парижской выставке, они, несомненно, вспомнят немало остроумных сооружений и тысячу забавных деталей этого огромного города, импровизированного в течение нескольких месяцев на берегах Сены. Но то, что навеки запечатлеется в памяти парижан, венчая этот праздничный город, достигая высоты небес, – это гигантская статуя павильона Советов, в которой молодость прорывается в великолепной радостной легкости, как большая надежда, шагающая к небу».
      
       Воронцов с мадам де Маришар ещё несколько раз побывал на этой выставке и несмотря на свои всё же никак не меняющиеся взгляды на новый, чуждый ему строй в Советской России, он, русский, не мог не  признаться самому себе, что испытывает некую гордость. Парадоксально, но эта гордость за непринятую им новую Россию переполняла его и всё же заставляла в который раз сомневаться в правильности своего давнего выбора, когда он безоговорочно покинул её навсегда.
   
       Всех русских немало задевало то, что напротив советского павильона размещался павильон Германии, украшенный фигурой орла со свастикой. Орел против серпа с молотом. Брутальный северный классицизм против красного конструктивизма. Германия против СССР. В результате огромный герб нацистского рейха — орел, держащий в когтях свастику, оказался прямо перед лицами «Рабочего и колхозницы». Возможно этот факт был предупреждением, предсказанием, вызовом, но тогда  хотелось думать и считать его просто неудачным совпадением и только.
         Прошло почти четыре года, как нацисты пришли в Германии к власти, Гитлер расправлял орлиные крылья фашизма и хищный взгляд его направлен был не только на Европу. В воздухе настойчиво витал тревожный дух приближающейся войны, уже понятно стало, что Франции уготована роль смиренного бычка на заклание.
      
        Воронцову, как и всем, не хотелось верить в приближение новой, страшной катастрофы, ещё не отболели раны Первой Мировой. Мадам де Маришар давно относилась ко всем заверениям правительства без особых иллюзий, она не собиралась искушать судьбу, надеяться на сносное поведение нацистов, она не верила никому, хотела только покоя и тишины. Далёкая от политики, стремилась укрыться, как маленький зверёныш в норке, чтобы никто не достал, не съел, поэтому собралась в начале 39-го года покинуть Париж и  пригласила его с собой в своё имение на юге Франции под Антибом. Недолго думая, Ипполит Андреевич согласился, тем более, что к этому времени их отношения были не просто дружескими, а скорее близкими. Он уже не мыслил своей одинокой жизни без этой маленькой смуглой женщины, она притягивала его своей непонятной доверчивостью и добротой. Её подчас наивные рассуждения о важных вещах, иногда переходили в твёрдую уверенность и он поражался, как часто Эмилия оказывалась права. Эти противоречивые свойства её характера ещё сильнее возбуждали в нём желание постоянного общения, желания погружаться в её мир самому и притягивать её  к себе. Он и не заметил, как она поглотила всего его целиком, не допускал даже мысли  о том, чтобы не видеться, не разговаривать, не чувствовать друг друга каждый день, каждый час, каждое мгновенье. Он называл её на русский манер Милой, а она его Полем на французский. Была ли это любовь? Слово это в данном случае казалось слишком эфемерным. Их взаимное чувство друг к другу было намного значительнее, глубже и серьёзнее. И оба осознавали, что теперь будут вместе всегда и ничто не сможет этому помешать.

        Вплоть до самого начала войны оба, хотя и понимали всю тщетность любых усилий по  налаживанию связи с Аней и её дочками, но всё же пытались это делать. Сколько раз Эмилия обращалась в Советское посольство, столько и получала отрицательный ответ: причины назывались совершенно разные. По разговорам тех, кто бежал из России, Воронцов и Эмилия понимали, что их докучливые розыски могут только сильно навредить им там, в стране Советов. И они смирились.

         Наступил страшный для Советского народа 1941 год. Русская эмиграция  по-разному восприняла нападение Германии на Советский Союз, война расколола русских эмигрантов на два лагеря. Перед каждым из них встал вопрос - на чьей стороне ему быть: на стороне Германии или на стороне Советского Союза?
        Часть восприняла войну Германии с Советским Союзом как угрозу для русского народа. К этой части эмиграции принадлежали и русские офицеры И.А. Воронцов и Ю.Н. фон Штауберг. Последнему пришлось намного сложнее, так как он был прямым потомком баварских немцев и подлежал обязательной мобилизации. Несколько раз он пытался игнорировать попытки нацистов заставить его, русского морского офицера, служить на благо ненавистного ему, гитлеровского режима в рядах немецкого военно-морского флота,  а тем более воевать против своей Родины, пусть и Советской России; ему было всего 48 лет, у него не было ни жены, ни детей, ни кого из близких.В один из ужасных дней он понял, что избежать мобилизации  невозможно, и мужественно принял, как ему казалось, единственно правильное, страшное решение- покончил с жизнью. Он не мог предать не только свою покинутую когда-то Родину, он не мог предать память своего отца и трёх старших братьев, отдавших за неё свои жизни.

         Когда в Антибе до И.А. Воронцова дошло это трагическое известие, он  с огромной болью в сердце воспринял смерть близкого своего друга, отчаянно переживал, корил себя, что не был рядом в той сложной ситуации, не смог помочь найти выход из того тупика, в который попал Юрий. Мадам де Маришар скорбила вместе с ним и поддерживала его как могла. Ипполит Андреевич готов был вернуться обратно в Париж. Эмилии стоило неимоверных усилий уговорить его не делать этого бессмысленного поступка: у него последнее время были серьёзные проблемы с сердцем, к тому же, германские оккупационные власти с началом вторжения в СССР изменили политику в отношении русских эмигрантов. Порядка одной тысячи из их числа только в одном Париже были арестованы и в последствии отправлены в лагерь Компьен. И он, несмотря на переживания, постоянно чувствуя себя почти предателем, повиновался всё же настоянию Эмилии и остался с ней в Антибе. 
                ***
       Море, бирюзовое у берега, совершенно прозрачное настолько, что каждый камешек, ленточки водорослей и мелькающие между ними мелкие, разноцветные  рыбки просматривались до самой глубины, постепенно светлело по мере приближения к горизонту. Далеко, далеко на самой кромке оно сливалось с небом, таким же светлым, почти белым и линии горизонта от этого не было заметно совсем. Они стояли на высокой каменистой набережной маленького городка и вглядывались в эту еле заметную ниточку-границу перехода одной великой стихии в другую и каждый думал о своём. Она всегда вспоминала  в такие минуты своего погибшего сына, ей представлялось, что он где-то там, в этой бесконечности глади моря, постепенно поднимающегося, восходящего и наконец сливающегося с небом, оттуда он смотрит на неё и она мысленно всегда разговаривала с ним, посылая ему свою материнскую любовь и веря в то, что он её чувствует.
        Воронцов же думал совсем иначе: далеко -далеко его Родина, его душа, его прошлое и его настоящее- дочь Аннушка и теперь незнакомое, но существующее его продолжение, его веточки- внучки, которых увидеть ему не суждено. Но это не важно, важно чтобы они были живы и здоровы, чтобы беда не коснулась их, чтобы Господь помог. Они и не подозревали, что двадцать лет тому назад вот так же, вглядываясь в бескрайние морские просторы, стояли в Одесской ротонде рядом друг с другом их дети, Аннушка и Виктор, полные тревог и надежды в своих молодых сердцах.
        ---Поль, давай пройдёмся к маяку, сегодня отличная погода и не так жарко,- первой прервала молчание Эмилия. Она повернулась к нему и  посмотрела внимательным взглядом: осунулся, немного похудел.
          ---Мы были там на прошлой неделе,- безразличным, спокойным голосом ответил он, не отводя от горизонта взгляд.-- потом, внезапно передумав, согласился.--Хотя ладно, давай пройдёмся, может быть на этот раз тебе удастся попасть в часовню.- И Воронцов нежно обнял Эмилию, она радостно, немного возбуждённо начала объяснять:
        ---Так я поэтому тебя и зову, я же тебе рассказывала, что в этой часовне, Нотр Дам де ла Гаруп, хранятся реликвии спасённые  во время Крымской войны и привезённые сюда.  Это правда, что эти реликвии принадлежали когда-то семье Воронцовых, ты слышал об этом?
       ---Да, припоминаю: икона «Богоматерь с младенцем» XVI века, деревянный крест и вышитая плащаница семьи Воронцовых? Эти реликвии вывезли из Севастополя. Как же, как же… Михаил Семёнович Воронцов... генерал-губернатор Новороссии,  но он очень дальний мой предок и мы никогда не общались с этой знаменитой ветвью Воронцовых, наша семья всегда жила в Петербурге, меня перевели в Одессу перед самым большевистским переворотом. Про эти реликвии я слышал только то, что спас от пожара их какой-то французский капитан.
--- Да, да этого капитана  звали  Бартоломео Обер. Я каждый раз хожу в эту часовню, когда живу в Антибе. О, Поль,пожалуйста, давай пойдём помедленней, нам ведь некуда торопиться, а мне эти туфли немного жмут - такие неудобные!
      Эмилия хитрила, но другого способа у неё не было: уже несколько раз она замечала как у Воронцова синели губы и он внезапно бледнел, это признаки плохой работы сердца её пугали. Но и сидеть дома, как  она считала, ему намного вреднее, а такие прогулки возможно отвлекают его хоть на короткое время от бесконечных угрызений совести.

      Они не торопясь направились к мысу, идти предстояло довольно долго, дорога то резко поднималась в гору, то спускалась вниз. Сам мыс простирался почти на 4 километра в море, на нём располагался сад экзотических растений- сад Тюре, в который они часто ходили гулять.  На каком-то этапе случилась оказия и их подвёз на своей повозке старикашка возница в широкой соломенной шляпе. Но основную часть пути всё же пришлось пройти пешком. Часовня располагалась на холме поросшем вековыми соснами, там было тенисто и прохладно. Когда-то давно это был храм богини Дианы. С тех пор здание неоднократно разрушалось и перестраивалось.
     Каменная часовня, небольшая и совершенно не впечатляющая снаружи, выглядела как небольшое прямоугольное строение с  выступающим вперёд арочным  входом. Строение очень аскетичное,  без каких- либо претензий на грандиозность, и только небольшой колокол сверху и крест над дугообразной рамкой, в которой этот колокол висел, указывал на то, что здесь находится именно христианский храм. Но храм этот считался всё же католическим и для православного Воронцова войти в него не представлялось возможным.

---Мила, я пожалуй, подожду тебя здесь.- сказал он замешкавшись, когда они подошли во входу.- Как-то всё это неправильно, я ведь православный...
   Ему действительно стало неловко и он не знал, как в данной ситуации себя вести, хотя наличие в храме иконы из православного храма и других христианских реликвий... Воронцов в нерешительности остановился.
---Мы же оба христиане, Поль, и тебя никто не принуждает креститься слева направо. Ты же обращаешься к богу, к Христу, так же как и я. Думаю, Он простит, Он поймёт. Впрочем, дело твоё, я не настаиваю, - Эмилия накинув шарф на голову прошла внутрь. Через некоторое время за ней последовал и Воронцов.
                ***
      В Антибе они пережили всю войну, даже ненавистный режим Виши не слишком их докучал, оба понимали, что надо просто переждать и, грубо говоря, отсидеться. Что там в России с Аней и с девочками старались не задумываться, ведь от них ничего не зависело, просто каждый молился, многократно повторяя «Помоги им, Господи!».
     Наконец наступил долгожданный день победы и фашизм был уничтожен, оба радовались искренне вместе со всеми, при этом всё же отдавая должное и понимая, что эту гидру растоптала ценой неимоверных потерь и усилий в первую очередь Советская армия, Советская Россия. 
      Но когда через несколько лет после войны до Ипполита Андреевича дошли слухи об ужасной судьбе его дочери и младшей внучки, он перенести это известие не смог, как-то сразу постарел, сник и впал в состоянии глубокой депрессии. Перенеся два инфаркта, он скончался в лучшей клинике Парижа в середине пятидесятых годов. Мадам де Маришар, его Мила, постоянно была рядом, не отходила от него ни на минуту, и в самый последний момент он взял с неё клятву найти во чтобы то ни стало Викторию, их общую внучку.